Страница:
Глядя на свеженькую, улыбающуюся жену, с улыбкой на лице выпорхнувшую из ванной, Сергей весело уточнил:
– Теперь все в порядке?
– Да... Не обращай внимания, это я из-за жары. Поскучай без меня, ладно? Я сбегаю к Алене, как ты советовал.
– Ты плохо переносишь жару? – взволновался Сергей. – Вот видишь, меня таскаешь к профессорам из-за каждого пустяка, а за своим здоровьем совершенно не следишь!
– Все уже прошло, – заверила его Наташа. Беззаботно напевая, она выскочила на лестницу, пробежала два пролета и только тогда позволила себе прислониться к стене и на минуту освободить лицо от веселой маски. Из горла Наташи вырвалось глухое рыдание. В этот момент рядом с ней распахнулась дверь, и на лицо Наташи мигом вернулась улыбка.
– Привет, – поздоровалась с Наташей соседка.
– Привет!
– Жара сегодня!
– Точно.
– Сейчас бы на море... Постой, вы же уезжали? Что так быстро вернулись?
– У мужа дела в городе, – спокойно пояснила Наташа.
– А-а... Повезло тебе, Наташа, с мужем! Спокойный, работящий... И красивый, – соседка лукаво прищурилась.
– Повезло, – подтвердила Наташа, сама удивляясь своей выдержке. Уже оказавшись на залитой солнцем улице, вспомнила, что не позвонила Алене и может не застать ее, но тем не менее побежала к метро – душа страстно требовала каких угодно действий, только бы не сидеть в мучительном ожидании.
Алена была дома. Увидев Наташу, она быстро провела ее в свою комнату.
– Улыбаешься, а глаза горькие. Рассказывай, что было на консультации!
Наташу точно прорвало, захлебываясь, она принялась передавать слова профессора Корзунова.
– Да, последствия радиационного облучения, – задумчиво проговорила Алена. – Это коварная и малоизученная штука! Но кто знает, иногда случаются чудеса. Операция может и не помочь, а может дать удивительный результат!
– Ален, помнишь, ты обещала мне дать книги о Сережиной болезни, – Наташе стало легче при мысли о том, что есть на свете кто-то, с кем можно обсуждать их с Сережей беду, ничего не утаивая.
– Конечно, вот, держи, – Алена сняла с полки толстый том. – Существует еще один труд на эту тему, гораздо более полный, но у меня его нет. Не беда, прочти пока это, а ту книжку я тебе достану.
Наташа перелистнула страницы, покрытые непонятными, пугающими словами, наткнулась на одну кошмарную иллюстрацию, другую...
– Ален, я ничего в этом не понимаю, – жалобно пробормотала она.
– И неудивительно, – подтвердила Алена. – Недаром нас, докторишек, учат на целый год дольше, чем других специалистов. Медицина – непростая наука.
– Что за гадость тут нарисована?
– Внутренние органы человека. Вот, видишь, кишечник. На этой картинке он в порядке, цвет синеватый. А здесь патология: все красное, эпителий гиперимирован, потому что...
Наташе было противно и страшно, но она мужественно заставила себя не только слушать, но и вникать в объяснения Алены.
Дома она записала их в тетрадку. Подумав, Наташа спрятала и ее, и книжку в нижний ящик письменного стола, запиравшийся на ключ. Здесь еще со школьных лет лежал ее девичий «дневник», альбомчик с текстами эстрадных песен и самодельными иллюстрациями. Хранилась тут и самая заветная тайна Наташи – блокнот с ее собственными стихами. Внешне сдержанная, ровная, Наташа обладала чуткой душой и горячим, порывистым сердцем. Когда ей становилось не под силу сдерживать переполнявшие ее эмоции, она, благо Господь одарил ее поэтическим талантом, выплескивала наболевшее на бумагу. Наташа и любила эти минуты творчества, и почему-то стеснялась их. Никто, даже Сергей, никогда не заглядывал в маленький блокнот с напечатанными на картонной обложке банальными словами: «телефоны и адреса».
Сейчас Наташа почти против собственной воли наугад распахнула его. На узком листке легким почерком было выведено:
– Нет, судьба, я еще не проиграла, – захлопнув блокнот, сквозь зубы сказала Наташа. – Рано ухмыляешься! Так просто я тебе свое счастье не отдам!
В комнату заглянул Сергей. Она проворно спрятала и блокнот, и тетрадь, и учебник по онкологии в ящик и повернула ключ.
– С кем это ты? – поинтересовался Сергей.
– Так... мысли вслух, – Наташа демонстративно заулыбалась, хотя к глазам подступали слезы. «Крепись, Наталка, крепись! Ты не можешь позволить себе такой роскоши – плакать».
– О чем вы все секретничаете с Аленой? – добродушно спросил Сергей. – Наверное, об их скорой свадьбе с Женькой? Дай угадаю... Ну конечно, между любящими сердцами снова встали неодолимые преграды, и нужна твоя дружеская помощь, чтобы их разрушить... – продекламировал он и рассмеялся. Наташа подхватила этот смех, старательно пряча в уголках глаз слезинки.
– Какой ты у меня... Остроумный, артистичный, – она с нежностью посмотрела на мужа, и вдруг на его лицо набежала тень.
– Наталочка, ты что? Будто навеки со мной прощаешься и не можешь наглядеться...
– Тебе показалось, – про себя Наташа подумала: «Это должно стать мне уроком, нельзя давать волю чувствам!»
– Что тебя беспокоит? – допытывался Сергей.
– Ну... я вдруг подумала, что мы хотели позвать Алену и Женю в крестные к Коленьке... Но ведь если они станут кумом и кумой, свадьба между ними будет невозможна.
– Наталочка, вот ты о чем, – Сергей досадливо вздохнул. Все объяснилось. То, что по стечению обстоятельств Коля все еще не был окрещен, уже обсуждалось раньше. – Ну почему ты придаешь этому обычаю такое значение?
– Не обычай, а обряд, – не сдавалась Наташа. – Мы обязаны окрестить нашего мальчика и все откладываем это важное дело. Сначала ждали, пока он окрепнет, теперь – надо искать крестных... Сколько можно тянуть?
Она говорила напористо, совсем как в те дни, когда окружающий мир не затуманивала завеса надвигающегося кошмара, и видела, как ее живость радует Сергея, как светлеет его лицо.
– Фу-ты... Вот, значит, из-за чего ты бродишь как в воду опущенная... Обряд, обычай – какая разница? Скажем так: народная традиция.
– Как легко ты относишься к религии!
– А ты разве не изучала исторический материализм? В жизни надо всего добиваться самому, а не просить у высших сил... или у дяди в кабинете, – добавил Сергей.
– А я-то хотела предложить, чтобы мы с тобой повенчались, – вздохнула Наташа.
– Вот чудачка! Ты что, опять ревнуешь меня к очередной Лариске? Не бойся, Наталочка, я и так люблю тебя... Пока дышу, буду любить. И после смерти тоже, – неожиданно добавил Сергей, и сердце Наташи точно обдало холодом.
– Ладно, исторический материалист, – Наташа прижалась к Сергею. – Хотя бы Колю окрестить ты позволишь?
– Да разве я когда-нибудь был против? Хоть сегодня. Как ты напоминаешь мне мою маму, Наталочка! Она тоже позаботилась о том, чтобы окрестить меня и Олесю, и я точно знаю, что каждое воскресенье она ставит за нас свечки.
– Не понимаю, почему ты смеешься.
– Ну вот, опять расстроилась. Слушай, я же вижу, что тебе очень хочется позвать в крестные матери Алену.
– Да, она ведь и Анечку у меня крестила...
– Вот и позови. А если нельзя Женьку... попросим хоть Славку.
Славы не было в городе, он должен был вернуться только осенью. Наташа не кривила душой, говоря с Сергеем о том, что ей хочется поскорее окрестить ребенка, но с этим можно было подождать до приезда Славы, а вот предстоявшая операция была делом, не требующим отлагательств.
Начались затяжные дожди, и Анна Александровна с малышами вернулась в город. Анечка соскучилась по маме настолько, что даже начала проявлять некоторую ревность к брату. Сергей уже лежал в клинике, и девочка расстроилась, не найдя дома папу.
– Он опять уехал, да? – приставала она к Наташе.
– Нет, папа вернется, – отвечая дочке, Наташа отвечала и себе. – Вернется, и все будет по-прежнему.
В день операции Наташа поехала в клинику. И снова коридоры, на этот раз не приукрашенные даже казенным уютом – стерильно-белые, выхолощенные, мучительно чистые. И печать беды, проступающая из-под этого хирургического великолепия.
Наташа потребовала у старшего в бригаде хирургов, чтобы он разрешил ей держать Сергея за руку, пока ему будут давать наркоз.
– Зачем? – не понял врач. – У нас прекрасные анестезиологи.
– Пожалуйста, позвольте, – Наташа не могла подобрать слова, чтобы объяснить усталому человеку в зеленом операционном костюме, как это важно для них, но, видимо, он прочел что-то в ее глазах и уступил.
– Так и быть. Но потом подождите в коридоре, ладно?
Наташа стиснула горячую ладонь любимого, прижала к груди.
– Все будет нормально, Наталочка, – улыбнулся Сергей.
– Тшш, тебе нельзя разговаривать, милый.
Сергей послушно закрыл глаза, а Наташа, не отводя взгляда от бесконечно дорогого лица, все сжимала и сжимала Сережину руку, мысленно разговаривая с ним: «Вот так вот, мой родной. Пусть вся сила моей любви перетечет к тебе, поможет справиться с болезнью. Пусть операция пройдет удачно, пусть пройдет удачно, пусть...»
– Все, мы начинаем. Вам нельзя больше здесь оставаться, – прошептали Наташе на ухо.
Анестезиологи знали свое дело: Сергею показалось, что он лишь на секунду прикрыл глаза, ощущая на своей сильной, привычной к тяжелой работе руке пожатие нежных пальчиков Наташи, и вот он уже очнулся в маленькой палате, а любимая продолжает держать его за руку, словно и не отпускала ни на миг.
– Наталочка, – одними губами прошептал Сергей, поворачиваясь к жене.
– Осторожнее, Сереженька, капельница!
Операция длилась четыре часа, и почти столько же времени Сергей приходил в себя от наркоза. В общей сложности Наташа провела в клинике сутки.
– Вам пора домой, – сказал ей наконец заглянувший в палату хирург; Наташа подняла на него свои бархатные глаза, которые не портили даже пролегшие вокруг от недосыпания тени.
– Нет, я останусь, пока не буду уверена, что все обошлось.
– Мы сделали, что могли. Но и мы не боги. Положитесь на судьбу, ступайте домой. Вы будете нужны своему мужу отдохнувшей и полной сил. Не забывайте, ведь от того, как вы будете ухаживать за ним, зависит очень многое!
Этот усталый мужчина средних лет с покрытыми ранними морщинами лицом не давал напрасных обещаний, но весь его уверенный облик внушал надежду. Наташа, старавшаяся разглядеть в окружающей ее жестокой реальности даже самые мельчайшие благоприятные факты, выскользнула за врачом в коридор и по-девчоночьи потянула его за рукав.
– Скажите, не было ли осложнений в ходе операции? Мне нужно знать это, чтобы правильно скорректировать уход за мужем во время реабилитационного периода.
В голубых глазах хирурга промелькнуло удивление, однако он охотно ответил Наташе. Врач не любил посвящать взволнованных родственников своих подопечных в кровавые подробности своего ремесла – понять несчастные все равно ничего не понимали, а обилие пугающих подробностей зачастую доводило их до истерики, доставляя персоналу клиники дополнительные хлопоты. Но эта юная женщина, несмотря на то, что еле держалась на ногах от усталости, смотрела уверенно, говорила со спокойным достоинством... И, вопреки своим правилам, хирург принялся, точно коллеге, описывать ей ход операции.
Наташа внимательно кивала, иногда записывая особенно важные подробности в свою тетрадку. Кое-какие термины были ей непонятны, но, сердцем чувствуя их важность, она собиралась свериться дома с учебниками. Порой она задавала врачу наводящие вопросы...
– ...Вот и все, – закончил хирург. – Прошу прощения, но вы, очевидно, медик?
– Я юрист.
– И так разбираетесь в медицине?! Невероятно!
– Разве жена не должна знать о своем муже все? – невесело пошутила Наташа.
Хирург с восхищением оглядел ее.
– Возможно, мои слова прозвучат кощунственно, но вашему мужу повезло. Ради того, чтобы рядом оказалась такая потрясающая женщина, как вы, и жизни не жалко. Вы можете не беспокоиться за результаты операции – у вас хватит энергии, чтобы вытащить мужа из любой ситуации! Теперь я могу с уверенностью сказать: все будет отлично!
Наташа ответила на этот комплимент слабой улыбкой. Разумеется, ей было приятно выслушать его, но до блестящих результатов, на которые намекал хирург, было еще далеко. Чтобы их достичь, требовалось приложить все душевные и физические силы.
Когда врачи нашли, что Сергей достаточно окреп после операции, его выписали домой. Однако он был еще совершенно беспомощен, лежал пластом, и кормить его приходилось с ложки, как ребенка. Наташе пришлось взять на работе отпуск за свой счет. Иван Дмитриевич дал ей его под свою ответственность. Теперь жизнь напоминала Наташе забег на долгую дистанцию, проходящий по пересеченной местности: преодолеть его можно только стиснув зубы, отрешившись от всего постороннего. И это удалось Наташе блестяще.
Однажды ей позвонила Таня – узнать, как дела у больного. Неожиданно для себя Наташа сказала:
– Знаешь, у меня теперь совершенно не остается времени на бассейн. Абонемент пропадает. Может, походишь вместо меня?
Обрадованная подобной щедростью, Таня принялась благодарить Наташу, а та была удивлена: надо же, какие полузабытые вещи порой сами собой всплывают в памяти! Сверкающие в свете ламп мелкие волны на поверхности чистейшей воды, зеленоватое с синими полосами кафельное дно – все это казалось теперь рассказанной в детстве доброй сказкой, недостижимым раем. В мире Наташи теперь не было места простым удовольствиям, и, чтобы не опустились руки, требовалось ежедневно напоминать себе, что ничего еще не кончено, просто надо преодолеть трудный этап.
И Наташа не жалела себя, просиживала ночами у постели Сергея, пунктуально, по часам давала ему лекарства, научилась делать уколы не хуже заправской медсестры. Помимо этого, она готовила для мужа специальные протертые блюда. Блендера в доме не было, и не было лишних денег, чтобы приобрести в дорогом магазине престижную игрушку для жен «новых русских», поэтому Наташа все свободное время усердно растирала деревянной ложкой в металлическом сите проваренные продукты.
Приходилось готовить и еду для мамы и детей – Анна Александровна, потрясенная обрушившимся на семью горем, на глазах постарела и тоже нуждалась в заботе. А Коля и Анечка... Пожалуй, самым трудным для Наташи было не плакать в их присутствии.
– Мама, а почему папа все время спит? – наивно спрашивала девочка. – Пусть встанет! Я хочу к нему на ручки, хочу сказку про золотые галушки. Давай разбудим папу и пойдем все вместе гулять!
Наташа выкручивалась как могла – ни разу у нее не возникло побуждения прикрикнуть на девочку: «Отстань, не до тебя! Я тут из сил выбиваюсь, а ты лезешь!» Нет, старательно улыбаясь, она мягко говорила дочке:
– У папы болит животик, и доктор велел пить ему такие таблеточки, от которых хочется спать. Не грусти, Анечка, вот папа выспится, и животик у него пройдет. А сказку я тебе сама расскажу. Жил один человек, и плохо жил...
Выслушав историю о приносящих несчастье крохотных существах, Анечка заключила:
– А к нам злыдни не войдут! Я возьму веник и вымету их.
– Не войдут, Анечка! Не войдут! – горячо подхватила Наташа.
– Только ты, мама, называй меня «доня», как папа, – попросила девочка. – И про галушки сказку расскажи.
Нежно поцеловав Анечку, Наташа приступила к рассказу.
Глава 18
– Теперь все в порядке?
– Да... Не обращай внимания, это я из-за жары. Поскучай без меня, ладно? Я сбегаю к Алене, как ты советовал.
– Ты плохо переносишь жару? – взволновался Сергей. – Вот видишь, меня таскаешь к профессорам из-за каждого пустяка, а за своим здоровьем совершенно не следишь!
– Все уже прошло, – заверила его Наташа. Беззаботно напевая, она выскочила на лестницу, пробежала два пролета и только тогда позволила себе прислониться к стене и на минуту освободить лицо от веселой маски. Из горла Наташи вырвалось глухое рыдание. В этот момент рядом с ней распахнулась дверь, и на лицо Наташи мигом вернулась улыбка.
– Привет, – поздоровалась с Наташей соседка.
– Привет!
– Жара сегодня!
– Точно.
– Сейчас бы на море... Постой, вы же уезжали? Что так быстро вернулись?
– У мужа дела в городе, – спокойно пояснила Наташа.
– А-а... Повезло тебе, Наташа, с мужем! Спокойный, работящий... И красивый, – соседка лукаво прищурилась.
– Повезло, – подтвердила Наташа, сама удивляясь своей выдержке. Уже оказавшись на залитой солнцем улице, вспомнила, что не позвонила Алене и может не застать ее, но тем не менее побежала к метро – душа страстно требовала каких угодно действий, только бы не сидеть в мучительном ожидании.
Алена была дома. Увидев Наташу, она быстро провела ее в свою комнату.
– Улыбаешься, а глаза горькие. Рассказывай, что было на консультации!
Наташу точно прорвало, захлебываясь, она принялась передавать слова профессора Корзунова.
– Да, последствия радиационного облучения, – задумчиво проговорила Алена. – Это коварная и малоизученная штука! Но кто знает, иногда случаются чудеса. Операция может и не помочь, а может дать удивительный результат!
– Ален, помнишь, ты обещала мне дать книги о Сережиной болезни, – Наташе стало легче при мысли о том, что есть на свете кто-то, с кем можно обсуждать их с Сережей беду, ничего не утаивая.
– Конечно, вот, держи, – Алена сняла с полки толстый том. – Существует еще один труд на эту тему, гораздо более полный, но у меня его нет. Не беда, прочти пока это, а ту книжку я тебе достану.
Наташа перелистнула страницы, покрытые непонятными, пугающими словами, наткнулась на одну кошмарную иллюстрацию, другую...
– Ален, я ничего в этом не понимаю, – жалобно пробормотала она.
– И неудивительно, – подтвердила Алена. – Недаром нас, докторишек, учат на целый год дольше, чем других специалистов. Медицина – непростая наука.
– Что за гадость тут нарисована?
– Внутренние органы человека. Вот, видишь, кишечник. На этой картинке он в порядке, цвет синеватый. А здесь патология: все красное, эпителий гиперимирован, потому что...
Наташе было противно и страшно, но она мужественно заставила себя не только слушать, но и вникать в объяснения Алены.
Дома она записала их в тетрадку. Подумав, Наташа спрятала и ее, и книжку в нижний ящик письменного стола, запиравшийся на ключ. Здесь еще со школьных лет лежал ее девичий «дневник», альбомчик с текстами эстрадных песен и самодельными иллюстрациями. Хранилась тут и самая заветная тайна Наташи – блокнот с ее собственными стихами. Внешне сдержанная, ровная, Наташа обладала чуткой душой и горячим, порывистым сердцем. Когда ей становилось не под силу сдерживать переполнявшие ее эмоции, она, благо Господь одарил ее поэтическим талантом, выплескивала наболевшее на бумагу. Наташа и любила эти минуты творчества, и почему-то стеснялась их. Никто, даже Сергей, никогда не заглядывал в маленький блокнот с напечатанными на картонной обложке банальными словами: «телефоны и адреса».
Сейчас Наташа почти против собственной воли наугад распахнула его. На узком листке легким почерком было выведено:
Наташа подавила рыдание. Эти строки вырвались из самых глубин ее сердца чуть больше года назад, в те дни, когда их отношения с Сергеем лишь начинались. «Судьба», о которой писала тогда Наташа, была не более чем поэтическим образом. Могла ли восторженная девушка предположить в те счастливые дни, что время платить за краткие минуты безмятежного счастья придет так скоро?
Сердце мечтало, болело и ждало
Встречи с Единственным...
И – состоялось!
Ты появился, нежданно, негаданно,
Словно судьбою все было нагадано...
– Нет, судьба, я еще не проиграла, – захлопнув блокнот, сквозь зубы сказала Наташа. – Рано ухмыляешься! Так просто я тебе свое счастье не отдам!
В комнату заглянул Сергей. Она проворно спрятала и блокнот, и тетрадь, и учебник по онкологии в ящик и повернула ключ.
– С кем это ты? – поинтересовался Сергей.
– Так... мысли вслух, – Наташа демонстративно заулыбалась, хотя к глазам подступали слезы. «Крепись, Наталка, крепись! Ты не можешь позволить себе такой роскоши – плакать».
– О чем вы все секретничаете с Аленой? – добродушно спросил Сергей. – Наверное, об их скорой свадьбе с Женькой? Дай угадаю... Ну конечно, между любящими сердцами снова встали неодолимые преграды, и нужна твоя дружеская помощь, чтобы их разрушить... – продекламировал он и рассмеялся. Наташа подхватила этот смех, старательно пряча в уголках глаз слезинки.
– Какой ты у меня... Остроумный, артистичный, – она с нежностью посмотрела на мужа, и вдруг на его лицо набежала тень.
– Наталочка, ты что? Будто навеки со мной прощаешься и не можешь наглядеться...
– Тебе показалось, – про себя Наташа подумала: «Это должно стать мне уроком, нельзя давать волю чувствам!»
– Что тебя беспокоит? – допытывался Сергей.
– Ну... я вдруг подумала, что мы хотели позвать Алену и Женю в крестные к Коленьке... Но ведь если они станут кумом и кумой, свадьба между ними будет невозможна.
– Наталочка, вот ты о чем, – Сергей досадливо вздохнул. Все объяснилось. То, что по стечению обстоятельств Коля все еще не был окрещен, уже обсуждалось раньше. – Ну почему ты придаешь этому обычаю такое значение?
– Не обычай, а обряд, – не сдавалась Наташа. – Мы обязаны окрестить нашего мальчика и все откладываем это важное дело. Сначала ждали, пока он окрепнет, теперь – надо искать крестных... Сколько можно тянуть?
Она говорила напористо, совсем как в те дни, когда окружающий мир не затуманивала завеса надвигающегося кошмара, и видела, как ее живость радует Сергея, как светлеет его лицо.
– Фу-ты... Вот, значит, из-за чего ты бродишь как в воду опущенная... Обряд, обычай – какая разница? Скажем так: народная традиция.
– Как легко ты относишься к религии!
– А ты разве не изучала исторический материализм? В жизни надо всего добиваться самому, а не просить у высших сил... или у дяди в кабинете, – добавил Сергей.
– А я-то хотела предложить, чтобы мы с тобой повенчались, – вздохнула Наташа.
– Вот чудачка! Ты что, опять ревнуешь меня к очередной Лариске? Не бойся, Наталочка, я и так люблю тебя... Пока дышу, буду любить. И после смерти тоже, – неожиданно добавил Сергей, и сердце Наташи точно обдало холодом.
– Ладно, исторический материалист, – Наташа прижалась к Сергею. – Хотя бы Колю окрестить ты позволишь?
– Да разве я когда-нибудь был против? Хоть сегодня. Как ты напоминаешь мне мою маму, Наталочка! Она тоже позаботилась о том, чтобы окрестить меня и Олесю, и я точно знаю, что каждое воскресенье она ставит за нас свечки.
– Не понимаю, почему ты смеешься.
– Ну вот, опять расстроилась. Слушай, я же вижу, что тебе очень хочется позвать в крестные матери Алену.
– Да, она ведь и Анечку у меня крестила...
– Вот и позови. А если нельзя Женьку... попросим хоть Славку.
Славы не было в городе, он должен был вернуться только осенью. Наташа не кривила душой, говоря с Сергеем о том, что ей хочется поскорее окрестить ребенка, но с этим можно было подождать до приезда Славы, а вот предстоявшая операция была делом, не требующим отлагательств.
Начались затяжные дожди, и Анна Александровна с малышами вернулась в город. Анечка соскучилась по маме настолько, что даже начала проявлять некоторую ревность к брату. Сергей уже лежал в клинике, и девочка расстроилась, не найдя дома папу.
– Он опять уехал, да? – приставала она к Наташе.
– Нет, папа вернется, – отвечая дочке, Наташа отвечала и себе. – Вернется, и все будет по-прежнему.
В день операции Наташа поехала в клинику. И снова коридоры, на этот раз не приукрашенные даже казенным уютом – стерильно-белые, выхолощенные, мучительно чистые. И печать беды, проступающая из-под этого хирургического великолепия.
Наташа потребовала у старшего в бригаде хирургов, чтобы он разрешил ей держать Сергея за руку, пока ему будут давать наркоз.
– Зачем? – не понял врач. – У нас прекрасные анестезиологи.
– Пожалуйста, позвольте, – Наташа не могла подобрать слова, чтобы объяснить усталому человеку в зеленом операционном костюме, как это важно для них, но, видимо, он прочел что-то в ее глазах и уступил.
– Так и быть. Но потом подождите в коридоре, ладно?
Наташа стиснула горячую ладонь любимого, прижала к груди.
– Все будет нормально, Наталочка, – улыбнулся Сергей.
– Тшш, тебе нельзя разговаривать, милый.
Сергей послушно закрыл глаза, а Наташа, не отводя взгляда от бесконечно дорогого лица, все сжимала и сжимала Сережину руку, мысленно разговаривая с ним: «Вот так вот, мой родной. Пусть вся сила моей любви перетечет к тебе, поможет справиться с болезнью. Пусть операция пройдет удачно, пусть пройдет удачно, пусть...»
– Все, мы начинаем. Вам нельзя больше здесь оставаться, – прошептали Наташе на ухо.
Анестезиологи знали свое дело: Сергею показалось, что он лишь на секунду прикрыл глаза, ощущая на своей сильной, привычной к тяжелой работе руке пожатие нежных пальчиков Наташи, и вот он уже очнулся в маленькой палате, а любимая продолжает держать его за руку, словно и не отпускала ни на миг.
– Наталочка, – одними губами прошептал Сергей, поворачиваясь к жене.
– Осторожнее, Сереженька, капельница!
Операция длилась четыре часа, и почти столько же времени Сергей приходил в себя от наркоза. В общей сложности Наташа провела в клинике сутки.
– Вам пора домой, – сказал ей наконец заглянувший в палату хирург; Наташа подняла на него свои бархатные глаза, которые не портили даже пролегшие вокруг от недосыпания тени.
– Нет, я останусь, пока не буду уверена, что все обошлось.
– Мы сделали, что могли. Но и мы не боги. Положитесь на судьбу, ступайте домой. Вы будете нужны своему мужу отдохнувшей и полной сил. Не забывайте, ведь от того, как вы будете ухаживать за ним, зависит очень многое!
Этот усталый мужчина средних лет с покрытыми ранними морщинами лицом не давал напрасных обещаний, но весь его уверенный облик внушал надежду. Наташа, старавшаяся разглядеть в окружающей ее жестокой реальности даже самые мельчайшие благоприятные факты, выскользнула за врачом в коридор и по-девчоночьи потянула его за рукав.
– Скажите, не было ли осложнений в ходе операции? Мне нужно знать это, чтобы правильно скорректировать уход за мужем во время реабилитационного периода.
В голубых глазах хирурга промелькнуло удивление, однако он охотно ответил Наташе. Врач не любил посвящать взволнованных родственников своих подопечных в кровавые подробности своего ремесла – понять несчастные все равно ничего не понимали, а обилие пугающих подробностей зачастую доводило их до истерики, доставляя персоналу клиники дополнительные хлопоты. Но эта юная женщина, несмотря на то, что еле держалась на ногах от усталости, смотрела уверенно, говорила со спокойным достоинством... И, вопреки своим правилам, хирург принялся, точно коллеге, описывать ей ход операции.
Наташа внимательно кивала, иногда записывая особенно важные подробности в свою тетрадку. Кое-какие термины были ей непонятны, но, сердцем чувствуя их важность, она собиралась свериться дома с учебниками. Порой она задавала врачу наводящие вопросы...
– ...Вот и все, – закончил хирург. – Прошу прощения, но вы, очевидно, медик?
– Я юрист.
– И так разбираетесь в медицине?! Невероятно!
– Разве жена не должна знать о своем муже все? – невесело пошутила Наташа.
Хирург с восхищением оглядел ее.
– Возможно, мои слова прозвучат кощунственно, но вашему мужу повезло. Ради того, чтобы рядом оказалась такая потрясающая женщина, как вы, и жизни не жалко. Вы можете не беспокоиться за результаты операции – у вас хватит энергии, чтобы вытащить мужа из любой ситуации! Теперь я могу с уверенностью сказать: все будет отлично!
Наташа ответила на этот комплимент слабой улыбкой. Разумеется, ей было приятно выслушать его, но до блестящих результатов, на которые намекал хирург, было еще далеко. Чтобы их достичь, требовалось приложить все душевные и физические силы.
Когда врачи нашли, что Сергей достаточно окреп после операции, его выписали домой. Однако он был еще совершенно беспомощен, лежал пластом, и кормить его приходилось с ложки, как ребенка. Наташе пришлось взять на работе отпуск за свой счет. Иван Дмитриевич дал ей его под свою ответственность. Теперь жизнь напоминала Наташе забег на долгую дистанцию, проходящий по пересеченной местности: преодолеть его можно только стиснув зубы, отрешившись от всего постороннего. И это удалось Наташе блестяще.
Однажды ей позвонила Таня – узнать, как дела у больного. Неожиданно для себя Наташа сказала:
– Знаешь, у меня теперь совершенно не остается времени на бассейн. Абонемент пропадает. Может, походишь вместо меня?
Обрадованная подобной щедростью, Таня принялась благодарить Наташу, а та была удивлена: надо же, какие полузабытые вещи порой сами собой всплывают в памяти! Сверкающие в свете ламп мелкие волны на поверхности чистейшей воды, зеленоватое с синими полосами кафельное дно – все это казалось теперь рассказанной в детстве доброй сказкой, недостижимым раем. В мире Наташи теперь не было места простым удовольствиям, и, чтобы не опустились руки, требовалось ежедневно напоминать себе, что ничего еще не кончено, просто надо преодолеть трудный этап.
И Наташа не жалела себя, просиживала ночами у постели Сергея, пунктуально, по часам давала ему лекарства, научилась делать уколы не хуже заправской медсестры. Помимо этого, она готовила для мужа специальные протертые блюда. Блендера в доме не было, и не было лишних денег, чтобы приобрести в дорогом магазине престижную игрушку для жен «новых русских», поэтому Наташа все свободное время усердно растирала деревянной ложкой в металлическом сите проваренные продукты.
Приходилось готовить и еду для мамы и детей – Анна Александровна, потрясенная обрушившимся на семью горем, на глазах постарела и тоже нуждалась в заботе. А Коля и Анечка... Пожалуй, самым трудным для Наташи было не плакать в их присутствии.
– Мама, а почему папа все время спит? – наивно спрашивала девочка. – Пусть встанет! Я хочу к нему на ручки, хочу сказку про золотые галушки. Давай разбудим папу и пойдем все вместе гулять!
Наташа выкручивалась как могла – ни разу у нее не возникло побуждения прикрикнуть на девочку: «Отстань, не до тебя! Я тут из сил выбиваюсь, а ты лезешь!» Нет, старательно улыбаясь, она мягко говорила дочке:
– У папы болит животик, и доктор велел пить ему такие таблеточки, от которых хочется спать. Не грусти, Анечка, вот папа выспится, и животик у него пройдет. А сказку я тебе сама расскажу. Жил один человек, и плохо жил...
Выслушав историю о приносящих несчастье крохотных существах, Анечка заключила:
– А к нам злыдни не войдут! Я возьму веник и вымету их.
– Не войдут, Анечка! Не войдут! – горячо подхватила Наташа.
– Только ты, мама, называй меня «доня», как папа, – попросила девочка. – И про галушки сказку расскажи.
Нежно поцеловав Анечку, Наташа приступила к рассказу.
Глава 18
Постепенно, но неуклонно Сергей поправлялся. Приходившая к нему участковый врач не уставала восхищаться успехами современной медицины и в то же время отдавала должное самоотверженным усилиям Наташи. Как-то раз она заметила:
– Вы просто творите чудеса! Можно подумать, что вокруг вашего мужа хлопочет целый штат прислуги – медсестра, повар, сиделка. Знаете, в квартирах лежачих больных всегда бывает такой характерный запах... Ваша – первая в моей практике, где его нет.
Другая позволила бы себе хоть немного погордиться, слушая похвалы, но Наташа лишь удивленно пожимала плечами – она просто делает, что может и должна, что здесь особенного? Она только тихо радовалась тому, что ее старания не напрасны.
Ко дню рождения Анечки Сергею стало настолько лучше, что он смог подняться с постели и посидеть за праздничным столом. А вот отправиться вместе со всеми в храм, чтобы окрестить Колю, оказалось ему не под силу. Наташа хотела отложить торжественное событие до того дня, когда муж окончательно встанет на ноги, чтобы не лишать его удовольствия лично присутствовать при таком важном моменте. Но Колю измучили режущиеся зубки, он стал капризным и плаксивым. И Анна Александровна, и Алена настаивали на том, что после крестин мальчику будет легче – объяснить это было невозможно, они опирались лишь на многочисленные примеры из жизни. Когда Наташа прочла то же самое в письме Галины Трофимовны, она сдалась. Было уж очень жалко исстрадавшегося ребенка.
В маленьком старинном храме, озаренном теплым светом сотен свечей, на Наташу снизошло умиротворение. Давно уже не было ей так легко и спокойно на душе. Казалось, Наташа вернулась домой после дальней дороги, и сердце отказывалось верить трезвому рассудку, твердившему, что это лишь передышка на трудном и неизведанном пути.
Волны мерцающего света придавали лицам прихожан мудрое и благостное выражение, хор – три девушки, ровесницы Наташи, и пожилой регент – пел так сладко, что казалось – это и впрямь ангельские голоса.
После свершения обряда молодой священник отец Александр обратился к матери и восприемникам новоокрещенного младенца Николая с кратким напутствием. Наташа слушала батюшку со слезами умиления на глазах – с ними из души словно уходила вся накопившаяся горечь, и радостней всего было то, что таких слез можно было не стесняться. Заметив волнение Наташи, батюшка окончил свою речь и поманил ее к себе.
Выросшая в безбожные времена, Наташа редко заходила в церковь – так, иногда заглянет с подругами поставить свечку «на счастье» перед трудным экзаменом. Однако в душе женщины жили воспоминания детства: вот она, крохотная девочка, шла с бабушкой по улице. Наташа была так мала, что здания вокруг казались ей огромными, как горы, и ребенок не мог оценить их архитектуру – все они были на одно лицо. Бабушка свернула с широкого проспекта в узенькую улочку, неожиданно они с Наташей вошли в какую-то дверь... И свершилось чудо. Только что мир вокруг был серым – пасмурное небо, грязные цоколи домов, будничные одежды прохожих, забрызганные слякотью машины... И вдруг – яркие квадраты разноцветного света, падающего через высокие окна, всюду мерцает золото, горят таинственные огоньки. А главное – прекрасное, неземное пение, слова незнакомы и так не похожи на те бодрые песни, которые Наташа привыкла слышать по радио или петь вместе со всеми на утренниках в садике. Бабушка подошла к резной конторке, необычной, как все здесь, и тетенька в платке дала ей тоненькую желтую палочку. «Смотри, Натуська!» – сказала бабушка, наклонила палочку к огонькам, переливающимся над удивительной золотой штукой ростом с Наташу, и вдруг ниоткуда возникла золотистая искорка. Наташа была еще слишком мала, и вывод, будто они попали в сказочный дворец, о которых столько упоминается в книжках, не показался ей абсурдным. Непонятно только было, где хозяева роскошного дворца. «Это храм, – пояснила бабушка. – Дом Божий». – «Здесь Божа живет? – уточнила маленькая Наташа. – А подарит она нам сапоги-скороходы?» – «Не Божа, а Бог. И Он даст тебе все, в чем ты будешь нуждаться, надо только попросить как следует». Прошло столько лет, и бабушки давно нет рядом... Почему же Наташа забыла, что на свете есть Тот, в Чьих силах выполнить любую просьбу? И сумеет ли взрослая, привыкшая полагаться во всем на себя Наташа как следует попросить Его?
Все это и многое другое, задыхаясь от волнения, поведала она участливо смотревшему батюшке. Выслушав, тот сказал:
– Пути Господни неисповедимы. Откуда нам знать, почему Он посылает то или иное испытание. Да, несчастье, обрушившееся на вашу семью, – не кара, не мученье, а именно испытание. Не корите себя за то, что столько лет не вспоминали об утешении и помощи, которые способна дать религия. Вернуться в ограду церкви никогда не поздно.
– Вы так добры ко мне... А ведь с точки зрения верующих мы с Сережей даже не муж и жена. Мы ведь не венчались, – пояснила Наташа.
– Вы – дети своего времени, – умиротворяюще ответил отец Александр. – Там, где есть Любовь, есть и Бог. А обряд... Кто знает, может быть, вы еще повенчаетесь. У вас ведь вся жизнь впереди.
Эти слова прозвучали обещанием. Чувствуя, что в душе снова оживает надежда, Наташа невольно обернулась к Коле. Сидя на руках у Алены, малыш радостно улыбался, тянул ручонки к огонькам свечей, как когда-то Наташа. Анна Александровна оказалась права: крещение благотворно подействовало на ребенка, по крайней мере, впервые за несколько недель Коля не куксился. Окрыленная пришедшей в голову мыслью, Наташа обернулась к батюшке:
– Скажите, не могли бы вы освятить нашу квартиру?
...Мог ли Сергей не выздороветь, если все земные и небесные силы были брошены ему на помощь? Не прошло и месяца, как он встал на ноги, и врачи из клиники, куда он явился на осмотр, не находили слов от изумления. «Уникальный случай», «Торжество медицины», «Операция достойна войти в учебники», – слышалось со всех сторон. Но в этом меде был и деготь.
– Да, на первый взгляд опасность миновала, – подытожил профессор Корзунов. – Однако вы не должны складывать руки. Каждый год ваш супруг должен будет заново обследоваться. Помните, что болезнь в любой момент может вспыхнуть снова, и тогда ее течение будет гораздо более тяжелым, а опухоль разовьется стремительно, в считаные дни. Ну, не буду вас запугивать понапрасну. Просто соблюдайте осторожность, это все, что сейчас можно сделать.
С этого времени у Наташи появилась устойчивая привычка исподтишка наблюдать за тем, как Сергей ест – с аппетитом или нет, за цветом его лица, за дыханием во время сна... Это было привычно и знакомо, точно с таким же волнением Наташа следила за маленькой Анечкой, за Колей... сквозь обожание любимого мужчины теперь пробивались почти материнские чувства.
Оправившись и окрепнув после операции, Сергей решил, что вернется на работу.
– Хватит, навалялся, – объявил он. – Пора снова выполнять свой долг мужа и отца: зарабатывать в семью деньги.
– Подожди еще немного, – уговаривала его Наташа. – Моей зарплаты хватит на жизнь, если не делать дорогостоящих покупок.
– Что ты называешь дорогостоящим?
– Ну, новую мебель, там... Или золото и бриллианты, – пошутила Наташа. Собственная незамысловатая острота доставила ей громадное удовольствие: какое наслаждение знать, что можно с легким сердцем шутить и смеяться!
– Наталочка, цены так растут, что, боюсь, предметом роскоши мы скоро будем считать новые ботинки, – озабоченно отозвался Сергей. – Нет, надо выходить на работу! Я и так уже почти полгода отдыхаю за свой счет. Так можно и место потерять!
– Но я тоже брала отпуск за свой счет, чтобы ухаживать за тобой, – заспорила Наташа. – И никто меня не уволил!
– Во-первых, ты не выходила на службу всего полтора месяца. Потом, правда, брала документы на дом, но ведь это тоже работа! И, в конце концов, к женщине, да еще молодой и хорошенькой, всегда относятся снисходительнее, чем к здоровенному мужику.
– Наверное, ты прав, – сдалась Наташа. – Когда думаешь вернуться в фирму?
– Как и положено, начну новую жизнь с понедельника.
Вечером в понедельник Наташа с нетерпением ждала возвращения Сергея. Он пришел довольный.
– Мне обрадовались, – поведал он. – Правда, шефа нет на месте, уехал в Москву. Но менеджер считает, что проблем не возникнет, уже дал мне первое задание.
Шефа не было ровно три дня, и за это время Сергей, с энтузиазмом впрягшись в работу, успел закончить первое задание и получить следующее. На четвертый день, когда Наташа уже свыклась с мыслью, что муж каждый день уходит на службу, вернулся шеф и вышвырнул Сергея. Не помогло ни то, что Сергей был высококвалифицированным специалистом, ни заступничество руководителей среднего звена, ни то, что фирма расширялась и рабочих рук не хватало. О том, что поступать подобным образом с чернобыльцем просто незаконно, вообще никто не вспоминал.
– Принципиальный, собака, – с мрачным юмором рассказал Сергей потрясенной такой несправедливостью Наташе. – «Дохлякам, – говорит, – в нашем бизнесе не место! Если желаешь валяться в больнице, не занимай должность, которая может пригодиться здоровым. Как можно доверять тебе важные бумаги, если ты даже за собственным брюхом не способен уследить?»
– Не переживай, Сереженька, – Наташа ласково положила свою крохотную ручку на большую, сильную ладонь мужа. – Проживем как-нибудь!
– Вы просто творите чудеса! Можно подумать, что вокруг вашего мужа хлопочет целый штат прислуги – медсестра, повар, сиделка. Знаете, в квартирах лежачих больных всегда бывает такой характерный запах... Ваша – первая в моей практике, где его нет.
Другая позволила бы себе хоть немного погордиться, слушая похвалы, но Наташа лишь удивленно пожимала плечами – она просто делает, что может и должна, что здесь особенного? Она только тихо радовалась тому, что ее старания не напрасны.
Ко дню рождения Анечки Сергею стало настолько лучше, что он смог подняться с постели и посидеть за праздничным столом. А вот отправиться вместе со всеми в храм, чтобы окрестить Колю, оказалось ему не под силу. Наташа хотела отложить торжественное событие до того дня, когда муж окончательно встанет на ноги, чтобы не лишать его удовольствия лично присутствовать при таком важном моменте. Но Колю измучили режущиеся зубки, он стал капризным и плаксивым. И Анна Александровна, и Алена настаивали на том, что после крестин мальчику будет легче – объяснить это было невозможно, они опирались лишь на многочисленные примеры из жизни. Когда Наташа прочла то же самое в письме Галины Трофимовны, она сдалась. Было уж очень жалко исстрадавшегося ребенка.
В маленьком старинном храме, озаренном теплым светом сотен свечей, на Наташу снизошло умиротворение. Давно уже не было ей так легко и спокойно на душе. Казалось, Наташа вернулась домой после дальней дороги, и сердце отказывалось верить трезвому рассудку, твердившему, что это лишь передышка на трудном и неизведанном пути.
Волны мерцающего света придавали лицам прихожан мудрое и благостное выражение, хор – три девушки, ровесницы Наташи, и пожилой регент – пел так сладко, что казалось – это и впрямь ангельские голоса.
После свершения обряда молодой священник отец Александр обратился к матери и восприемникам новоокрещенного младенца Николая с кратким напутствием. Наташа слушала батюшку со слезами умиления на глазах – с ними из души словно уходила вся накопившаяся горечь, и радостней всего было то, что таких слез можно было не стесняться. Заметив волнение Наташи, батюшка окончил свою речь и поманил ее к себе.
Выросшая в безбожные времена, Наташа редко заходила в церковь – так, иногда заглянет с подругами поставить свечку «на счастье» перед трудным экзаменом. Однако в душе женщины жили воспоминания детства: вот она, крохотная девочка, шла с бабушкой по улице. Наташа была так мала, что здания вокруг казались ей огромными, как горы, и ребенок не мог оценить их архитектуру – все они были на одно лицо. Бабушка свернула с широкого проспекта в узенькую улочку, неожиданно они с Наташей вошли в какую-то дверь... И свершилось чудо. Только что мир вокруг был серым – пасмурное небо, грязные цоколи домов, будничные одежды прохожих, забрызганные слякотью машины... И вдруг – яркие квадраты разноцветного света, падающего через высокие окна, всюду мерцает золото, горят таинственные огоньки. А главное – прекрасное, неземное пение, слова незнакомы и так не похожи на те бодрые песни, которые Наташа привыкла слышать по радио или петь вместе со всеми на утренниках в садике. Бабушка подошла к резной конторке, необычной, как все здесь, и тетенька в платке дала ей тоненькую желтую палочку. «Смотри, Натуська!» – сказала бабушка, наклонила палочку к огонькам, переливающимся над удивительной золотой штукой ростом с Наташу, и вдруг ниоткуда возникла золотистая искорка. Наташа была еще слишком мала, и вывод, будто они попали в сказочный дворец, о которых столько упоминается в книжках, не показался ей абсурдным. Непонятно только было, где хозяева роскошного дворца. «Это храм, – пояснила бабушка. – Дом Божий». – «Здесь Божа живет? – уточнила маленькая Наташа. – А подарит она нам сапоги-скороходы?» – «Не Божа, а Бог. И Он даст тебе все, в чем ты будешь нуждаться, надо только попросить как следует». Прошло столько лет, и бабушки давно нет рядом... Почему же Наташа забыла, что на свете есть Тот, в Чьих силах выполнить любую просьбу? И сумеет ли взрослая, привыкшая полагаться во всем на себя Наташа как следует попросить Его?
Все это и многое другое, задыхаясь от волнения, поведала она участливо смотревшему батюшке. Выслушав, тот сказал:
– Пути Господни неисповедимы. Откуда нам знать, почему Он посылает то или иное испытание. Да, несчастье, обрушившееся на вашу семью, – не кара, не мученье, а именно испытание. Не корите себя за то, что столько лет не вспоминали об утешении и помощи, которые способна дать религия. Вернуться в ограду церкви никогда не поздно.
– Вы так добры ко мне... А ведь с точки зрения верующих мы с Сережей даже не муж и жена. Мы ведь не венчались, – пояснила Наташа.
– Вы – дети своего времени, – умиротворяюще ответил отец Александр. – Там, где есть Любовь, есть и Бог. А обряд... Кто знает, может быть, вы еще повенчаетесь. У вас ведь вся жизнь впереди.
Эти слова прозвучали обещанием. Чувствуя, что в душе снова оживает надежда, Наташа невольно обернулась к Коле. Сидя на руках у Алены, малыш радостно улыбался, тянул ручонки к огонькам свечей, как когда-то Наташа. Анна Александровна оказалась права: крещение благотворно подействовало на ребенка, по крайней мере, впервые за несколько недель Коля не куксился. Окрыленная пришедшей в голову мыслью, Наташа обернулась к батюшке:
– Скажите, не могли бы вы освятить нашу квартиру?
...Мог ли Сергей не выздороветь, если все земные и небесные силы были брошены ему на помощь? Не прошло и месяца, как он встал на ноги, и врачи из клиники, куда он явился на осмотр, не находили слов от изумления. «Уникальный случай», «Торжество медицины», «Операция достойна войти в учебники», – слышалось со всех сторон. Но в этом меде был и деготь.
– Да, на первый взгляд опасность миновала, – подытожил профессор Корзунов. – Однако вы не должны складывать руки. Каждый год ваш супруг должен будет заново обследоваться. Помните, что болезнь в любой момент может вспыхнуть снова, и тогда ее течение будет гораздо более тяжелым, а опухоль разовьется стремительно, в считаные дни. Ну, не буду вас запугивать понапрасну. Просто соблюдайте осторожность, это все, что сейчас можно сделать.
С этого времени у Наташи появилась устойчивая привычка исподтишка наблюдать за тем, как Сергей ест – с аппетитом или нет, за цветом его лица, за дыханием во время сна... Это было привычно и знакомо, точно с таким же волнением Наташа следила за маленькой Анечкой, за Колей... сквозь обожание любимого мужчины теперь пробивались почти материнские чувства.
Оправившись и окрепнув после операции, Сергей решил, что вернется на работу.
– Хватит, навалялся, – объявил он. – Пора снова выполнять свой долг мужа и отца: зарабатывать в семью деньги.
– Подожди еще немного, – уговаривала его Наташа. – Моей зарплаты хватит на жизнь, если не делать дорогостоящих покупок.
– Что ты называешь дорогостоящим?
– Ну, новую мебель, там... Или золото и бриллианты, – пошутила Наташа. Собственная незамысловатая острота доставила ей громадное удовольствие: какое наслаждение знать, что можно с легким сердцем шутить и смеяться!
– Наталочка, цены так растут, что, боюсь, предметом роскоши мы скоро будем считать новые ботинки, – озабоченно отозвался Сергей. – Нет, надо выходить на работу! Я и так уже почти полгода отдыхаю за свой счет. Так можно и место потерять!
– Но я тоже брала отпуск за свой счет, чтобы ухаживать за тобой, – заспорила Наташа. – И никто меня не уволил!
– Во-первых, ты не выходила на службу всего полтора месяца. Потом, правда, брала документы на дом, но ведь это тоже работа! И, в конце концов, к женщине, да еще молодой и хорошенькой, всегда относятся снисходительнее, чем к здоровенному мужику.
– Наверное, ты прав, – сдалась Наташа. – Когда думаешь вернуться в фирму?
– Как и положено, начну новую жизнь с понедельника.
Вечером в понедельник Наташа с нетерпением ждала возвращения Сергея. Он пришел довольный.
– Мне обрадовались, – поведал он. – Правда, шефа нет на месте, уехал в Москву. Но менеджер считает, что проблем не возникнет, уже дал мне первое задание.
Шефа не было ровно три дня, и за это время Сергей, с энтузиазмом впрягшись в работу, успел закончить первое задание и получить следующее. На четвертый день, когда Наташа уже свыклась с мыслью, что муж каждый день уходит на службу, вернулся шеф и вышвырнул Сергея. Не помогло ни то, что Сергей был высококвалифицированным специалистом, ни заступничество руководителей среднего звена, ни то, что фирма расширялась и рабочих рук не хватало. О том, что поступать подобным образом с чернобыльцем просто незаконно, вообще никто не вспоминал.
– Принципиальный, собака, – с мрачным юмором рассказал Сергей потрясенной такой несправедливостью Наташе. – «Дохлякам, – говорит, – в нашем бизнесе не место! Если желаешь валяться в больнице, не занимай должность, которая может пригодиться здоровым. Как можно доверять тебе важные бумаги, если ты даже за собственным брюхом не способен уследить?»
– Не переживай, Сереженька, – Наташа ласково положила свою крохотную ручку на большую, сильную ладонь мужа. – Проживем как-нибудь!