Бестер Альфред. Рассказы (Миры Альфреда Бестера. Том 4)

   А термометр в мастерской Даллас Брейди показывал 98,1 градуса прекрасного Фаренгейта.
 
   На Лире Альфа мы остановились в небольшом отеле близ университета. Здесь Вандельер аккуратно снял мне верхний слой кожи на лбу вместе с буквами СР. Буквы снова появятся, но лишь через пару месяцев, а за это время, надеялся Вандельер, шумиха вокруг саморазвивающегося андроида уляжется. Андроида взяли чернорабочим на завод при университете. Вандельер
   — Джеймс Венайс — жил на его скромный заработок.
   Нельзя сказать, что я был очень несчастен.
   Большинство других жильцов были студентами, тоже испытывающими трудности, но восхитительно энергичными и молодыми. Была одна очаровательная девушка с острыми глазами и умной головой. Звали ее Ванда, и она вместе со своим женихом Джедом Старком сильно интересовалась андроидом-убийцей, слухами о котором полнились газеты.
   — Мы изучили это дело, — сказали они на одной из случайных вечеринок в номере Вандельера. — Кажется, мы знаем, что вызывает убийства. Мы собираемся писать реферат. — Они были крайне возбуждены.
   — Наверное, какая-нибудь болезнь, от которой андроид сошел с ума. Что-нибудь вроде рака, да? — поинтересовался кто-то.
   — Нет. — Ванда и Джед торжествующе переглянулись.
   — Что же?
   — Нечто особенное.
   — А именно?
   — Узнаете из реферата.
   — Разве вы не расскажете? — напряженно спросил я. — Я… Нам очень интересно, что могло произойти с андроидом.
   — Нет, мистер Венайс, — твердо сказала Ванда. — Это уникальная идея, и мы не можем позволить, чтобы кто-то украл ее у нас.
   — Даже не дадите намека?
   — Нет. Ни намека, ни слова, Джед. Скажу вам только, мистер Венайс — я не завидую владельцу андроида.
   — Вы имеете в виду полицию? — спросил я.
   — Я имею в виду угрозу заражения, мистер Венайс. Заражения! Вот в чем опасность… Но я и так сказала слишком много.
   Я услышал за дверью шаги и хриплый голос, мягко выводящий:
   — Холодным и бесстрастным, душка…
   Мой андроид вошел в номер, вернувшись с работы. Я жестом велел ему подойти, и я немедленно повиновался, взял поднос с пивом и стал обходить гостей. Его искусные пальцы подергивались в каком-то внутреннем ритме.
   Андроиды не были редкостью в университете. Студенты побогаче покупали их наряду с машинами и самолетами. Но юная Ванда была остроглазой и сообразительной. Она заметила мой пораненный лоб. После вечеринки, поднимаясь к себе в номер, она посоветовалась с Джедом.
   — Джед, почему у этого андроида поврежден лоб?
   — Наверное, ударился, Ванда. Он ведь работает на заводе.
   — И все?
   — А что еще?
   — Очень удобный шрам.
   — Для чего?
   — Допустим, он имел на лбу буквы СР.
   — Саморазвивающийся? Тогда какого черта Венайс скрывает это? Он мог бы заработать… О-о!.. Ты думаешь?…
   Ванда кивнула.
   — Боже! — Старк стиснул губы. — Что делать? Вызвать полицию?
   — Нет, у нас нет доказательств. Сперва должен выйти наш реферат.
   — Но как узнать точно?
   — Проверить его. Сфотографировать в рентгеновских лучах. Завтра пойдем на завод.
   Они проникли на завод — гигантский подвал глубоко под землей. Было жарко и трудно дышать — воздух нагревали печи. За гулом пламени они услышали странный голос, кричащий и вопящий на старый мотив:
   — Все ерунда! Все ерунда!
   Они увидели мечущуюся фигуру, неистово танцующую в такт музыке. Ноги прыгали. Руки дергались. Пальцы корчились.
   Джед Старк поднял камеру и начал снимать. Затем Ванда вскрикнула, потому что я увидел их и схватил блестящий стальной рельс. Он разбил камеру. Он свалил девушку, а потом юношу. Андроид подтащил их к печи и медленно, смакуя, скормил пламени. Он танцевал и пел. Потом я вернулся в отель.
   Термометр на заводе зарегистрировал 100,9 градуса чудесного Фаренгейта. Все ерунда! Все ерунда!
 
   Чтобы заплатить за проезд на «Королеве Лиры», Вандельеру и андроиду пришлось выполнять на корабле подсобные работы. В часы ночного бдения Вандельер сидел в грязной каморке с папкой на коленях, усиленно пялясь на ее содержимое. Папка — единственное, что он смог увезти с Лиры. Он украл ее из комнаты Ванды. На папке была пометка «Андроид». Она содержала секрет моей болезни.
   И в ней не было ничего, кроме газет. Кипы газет со всей Галактики.
    «Знамя Ригеля»… «Парагонский вестник»… «Интеллигент Лелаида»… «Мегастерские новости»…Все ерунда! Все ерунда!
   В каждой газете было сообщение об одном из преступлений андроида. Кроме того, там печатались новости местные и иностранные, спортивные вести, погода, лотерейные таблицы, валютные курсы, загадки, кроссворды. Где-то во всем этом хаосе таился секрет, скрываемый Вандой и Джедом Старком.
   — Я продам тебя, — сказал я, устало опуская газеты. — Будь ты проклят! Когда мы прилетим на Землю, я продам тебя.
   — Я стою пятьдесят семь тысяч долларов, — напомнил я.
   — А если я не сумею продать тебя, то выдам полиции, — сказал я.
   — Я ценная собственность, — ответил он. — Иногда очень хорошо быть собственностью, — немного помолчав, добавил андроид.
 
   Было три градуса мороза, когда приземлилась «Королева Лиры». Снег сплошной черной стеной валил на поле и испарялся под хвостовыми двигателями корабля. У Вандельера и андроида не хватило денег на автобус до Лондона. Они пошли пешком.
   К полуночи они добрались до Пикадилли. Декабрьская снежная буря не утихла и статуя Фроса покрылась ледяными инкрустациями. Они повернули направо, спустились до Трафальгарской площади и пошли к Сохо, дрожа от холода и сырости. На Флит-стрит Вандельер увидел одинокую фигуру.
   — Нам нужны деньги, — зашептал он андроиду, указывая на приближающегося человека. — У него они есть. Забери.
   — Приказ не может быть выполнен, — ответил андроид.
   — Забери их у него, — повторил Вандельер. — Силой! Ты понял?
   — Это противоречит моей программе, — возразил я. — Нельзя подвергать опасности жизнь или собственность.
   — Бога ради! — взорвался Вандельер. — Ты нападал, разрушал, убивал, и еще мелешь какую-то чушь о программе! Забери деньги. Убей, если надо!
   — Приказ не может быть выполнен, — повторил андроид.
   Я отбросил андроида в сторону и прыгнул на незнакомца. Он был высок, стар, мудр, с ясным и спокойным выражением лица. У него была трость. Я увидел, что он слеп.
   — Да, — произнес он, — я слышу, здесь кто-то есть.
   — Сэр, — замялся Вандельер, — я в отчаянном положении.
   — Это наша беда, — ответил незнакомец. — Мы все в отчаянном положении.
   — Сэр, мне нужны деньги.
   — Вы попрошайничаете или крадете?
   Невидящие глаза смотрели сквозь Вандельера и андроида.
   — Я готов на все.
   — Это история нашей расы, — незнакомец указал назад. — Я попрошайничал у собора Святого Патрика, мой друг. Чего я жажду, нельзя украсть. А чего вы желаете, счастливец, если можете украсть?
   — Денег, — сказал Вандельер.
   — Для чего? Не опасайтесь, мой друг, обменяемся признаниями. Я скажу вам, чего прошу, если вы скажете, зачем крадете. Меня зовут Бленхейм.
   — Меня… Воул.
   — Я не просил золота, мистер Воул, я просил числа.
   — Числа?
   — Да. Числа рациональные и иррациональные. Числа воображаемые, дробные, положительные и отрицательные. Вы никогда не слышали о бессмертном трактате Бленхейма «Двенадцать нулей, или Отсутствие количества»? — Бленхейм горько улыбнулся. — Я король цифр. Но за пятьдесят лет очарование стерлось, исследования приелись, аппетит пропал. Господи боже мой, прошу тебя, если ты существуешь, ниспошли мне число.
   Вандельер медленно поднял папку и коснулся ею руки Бленхейма.
   — Здесь, — произнес он, — скрыто число, тайное число. Число одного преступления. Меняемся, мистер Бленхейм? Число за убежище?
   — Ни попрошайничества, ни воровства, — прошептал Бленхейм. — Сделка. Так упрощается все живое. — Его взгляд прошел сквозь Вандельера и андроида. — Возможно, Всемогущий не бог, а купец… Идем.
 
   На верхнем этаже дома Бленхейма мы делили комнату — две кровати, два стола, два шкафа и одна ванная. Вандельер снова поранил мой лоб и послал искать работу, а пока андроид работал, я читал Бленхейму газеты из папки, одну за другой. Все ерунда! Все ерунда!
   Вандельер мало что рассказал ему. Он студент, сказал он, пишущий курсовую по андроиду-убийце. В собранных газетах факты, которые должны объяснить преступления. Должно быть соотношение, число, сочетание, что-то, указывающее на причину, и Бленхейм попался на крючок человеческого интереса к тайне.
   Мы изучали газеты. Я читал их вслух, он записывал содержимое крупным прыгающим почерком. Он классифицировал газеты по типу, шрифту, направлениям, словам, темам, фотографиям, формату. Он анализировал. Он сравнивал. А мы жили вдвоем на верхнем этаже, немного замерзавшие, немного растерявшиеся… удерживаемые страхом, ненавистью между нами. Как лезвие, вошедшее в живое дерево и расщепившее ствол лишь для того, чтобы навечно остаться в раненом теле, мы жили вместе. Вандельер и андроид… Холодным и бесстрастным…
   Однажды Бленхейм позвал Вандельера в свой кабинет.
   — Кажется, я нашел, — промолвил он. — Но не могу понять этого.
   Сердце Вандельера подпрыгнуло.
   — Вот выкладки, — продолжал Бленхейм. — В газетах были сводки погоды. Каждое преступление было совершено при температуре выше 90 градусов по Фаренгейту.
   — Но это невозможно! — воскликнул Вандельер. — На Лире Альфа было холодно.
   — У нас нет газеты с описанием преступления на Лире Альфа.
   — Да, верно. Я… — Вандельер смутился и вдруг крикнул: — Вы правы! Конечно! Плавильная печь. О, боже, да! Но почему? Почему?
   В этот момент вошел я и, проходя мимо кабинета, увидел Вандельера и Бленхейма. Я вошел, ожидая команды, готовый услужить.
   — А вот и андроид, — произнес Бленхейм после долгого молчания.
   — Да, — ответил Вандельер, никак не придя в себя после открытия. — Теперь ясно, почему он отказался напасть на вас тем вечером. Слишком холодно.
   Он посмотрел на андроида, передавая лунатическую команду. Он отказался. Подвергать жизнь опасности запрещено. Вандельер отчаянно схватил Бленхейма за плечи и повалил вместе с креслом на пол. Бленхейм закричал.
   — Найди оружие, — приказал Вандельер.
   Я достал из стола револьвер и протянул его Вандельеру. Я взял его, приставил дуло к груди Бленхейма и нажал на спуск.
   У нас было три часа до возвращения прислуги. Мы взяли деньги и драгоценности Бленхейма, его записки и уничтожили газеты. Упаковали в чемоданы одежду. Мы подожгли его дом. Нет, это сделал я. Андроид отказался. Мне запрещено подвергать опасности жизнь или собственность. Все ерунда!..
 
   Табличка в окне гласила: «Ван Уэбб, психометрический консультант».Вандельер наметил себе этот адрес несколько недель назад. Андроид остался с вещами в фойе, а Вандельер прошел в кабинет.
   Ван Уэбб оказалась высокой женщиной с редкими седыми волосами. Черты лица замкнуты, бесстрастны, само воплощение деловитости и профессионализма. Она кивнула Вандельеру, закончила письмо, запечатала и подняла голову.
   — Мое имя Вандербильт, — сказал я. — Джейли Вандербильт. Учусь в лондонском университете.
   — Так.
   — Я провожу исследования по андроиду-убийце. Мне кажется, я напал на что-то важное, интересное и хочу услышать ваше мнение. Сколько это будет стоить?
   — В каком колледже вы учитесь?
   — А что?
   — Для студентов скидка.
   — В колледже Мертона.
   — Два фунта, пожалуйста.
   Вандельер положил на стол два фунта и добавил к ним записи Бленхейма.
   — Существует связь между поведением андроида и погодой. Все преступления совершались, когда температура поднималась выше 90 градусов по Фаренгейту. Может ли психометрия дать этому объяснение?
   Ван Уэбб кивнула, просмотрела записи и произнесла:
   — Безусловно, синестезия!
   — Что?
   — Синестезия, — повторила она. — Это когда чувство, ощущение, мистер Вандербильт, немедленно воспроизводится в формах восприятия не того органа, который был раздражен. Например, раздражение звуков вызывает одновременно ощущение определенного цвета. Или световой раздражитель вызывает ощущение вкуса. Может произойти замыкание сигналов вкуса, запаха, боли, давления и т. д. Вы понимаете?
   — Кажется, да.
   — Вы обнаружили факт, что андроид реагирует на температурный раздражитель свыше 90 градусов синестетически. Возможно, есть связь между температурой и аналогом адреналина для андроида.
   — Понятно. Тогда, если держать андроида в холоде…
   — Не будет ни раздражения, ни реакции.
   — Ясно. А есть ли опасность заражения? Может ли это перекинуться на владельца андроида?
   — Очень любопытно… Опасность заражения заключается в опасности поверитьв его возможность. Если вы общаетесь с сумасшедшим, то можете, в конечном итоге, перенять его болезнь… Что, безусловно, случилось с вами, мистер Вандельер.
   Вандельер вскочил на ноги.
   — Вы осел, — сухо продолжала Ван Уэбб. Она указала на записки, лежащие на столе. — Это почерк Бленхейма. Любому лондонскому студенту известны его слепые каракули. В лондонском университете нет колледжа Мертона. Он в Оксфорде. А с вами… Я даже не знаю, вызывать полицию или психиатрическую лечебницу.
   Я вытащил револьвер и застрелил ее. Все ерунда!
 
   — Антарес-2, Альфа Эрика, Поллукс-2, Ригель, Центавра, — говорил Вандельер, — все это холодные планеты. Средняя температура сорок градусов. Живем! Осторожней на повороте.
   Саморазвивающийся андроид опытной рукой держал руль и машина мягко неслась по автостраде под серым холодным небом Англии. Высоко над головой завис одинокий вертолет.
   — Никакого тепла, никакой жары, — говорил я. — В Шотландии — на корабль и прямо на Поллукс. Там мы будем в безопасности.
   Внезапно сверху раздался оглушительный рев:
   — ВНИМАНИЕ, ДЖЕЙМС ВАНДЕЛЬЕР И АНДРОИД!
   Вандельер вздрогнул и посмотрел вверх.
   Из брюха вертолета вырывались мощные звуки.
   — ВЫ ОКРУЖЕНЫ. ДОРОГА БЛОКИРОВАНА. НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЕ МАШИНУ И ПОДЧИНИТЕСЬ ЗАКОНУ.
   Я выжидающе поглядел на Вандельера.
   — Не останавливайся! — прокричал Вандельер.
   Вертолет опустился ниже.
   — ВНИМАНИЕ, АНДРОИД. НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИ МАШИНУ. ЭТО ВЫСШИЙ ПРИКАЗ, ОТМЕНЯЮЩИЙ ВСЕ ЧАСТНЫЕ КОМАНДЫ.
   — Что ты делаешь? — закричал я.
   — Я должен остановиться… — начал андроид.
   — Прочь! — Вандельер оттолкнул андроида и вцепился в руль. Визжа тормозами, машина съехала в поле и помчалась по замерзшей грязи, подминая мягкий кустарник, к виднеющемуся в пяти милях параллельному шоссе.
   — ВНИМАНИЕ, ДЖЕЙМС ВАНДЕЛЬЕР И АНДРОИД. ВЫ ОБЯЗАНЫ ПОДЧИНИТЬСЯ ЗАКОНУ. ЭТО ПРИКАЗ.
   — Не подчинимся! — дико взвыл Вандельер.
   — Нет! — сурово прошептал я. — Мы еще победим их. Мы победим жару. Мы…
   — Должен вам напомнить, — произнес я, — что мне необходимо выполнить приказ, отменяющий все частные команды.
   — Пусть покажут документы, дающие им право приказывать! А может, они жулики! — выкрикнул Вандельер. Правой рукой он полез за револьвером. Левая рука дрогнула, машина на миг застыла и перевернулась.
   Мотор ревел, колеса визжали. Вандельер выбрался и вытащил андроида. Через минуту мы были уже вне круга слепящего света из вертолета, в кустах, в лесу, в темноте благословенного убежища.
   Вандельер и андроид отчаянно продирались через кустарник к параллельному шоссе. Вокруг стягивалось кольцо преследователей, направляемых по радио. Спустилась ночь. Небо затянулось сплошным полотном туч, мрачное, беззвездное. Температура падала. Холодный северный ветер пронизывал нас до костей.
   Издалека донесся приглушенный взрыв. Взорвался бак машины, в небо взметнулся фонтан огня. Раздуваемый ветром, фонтан превратился в десятифутовую стену, с яростным треском пожиравшую кустарник и стремительно приближающуюся к нам. За ней Вандельер разглядел темные силуэты — охотники, прочесывающие лес…
   — Боже! — воскликнул я и отчаянно рванулся вперед. Он потащил меня за собой, пока их ноги не заскользили по ледяной поверхности замерзающего болота. Внезапно лед треснул и они очутились в ошеломляюще холодной воде.
   Стена пламени приближалась, я уже ощущал жар. Он ясно видел преследователей. Вандельер полез в карман за револьвером. Карман был порван, револьвер исчез. Он застонал и задрожал от холода и ужаса. Свет от пожара был ослепительным. Наверху беспомощно завис вертолет, не в состоянии перелететь через клубы дыма и пламени, чтобы направить преследователей, сгруппировавшихся правее нас.
   — Они не найдут нас, — зашептал Вандельер. — Сиди тихо. Это приказ. Они не найдут нас. Мы победим пожар. Мы…
   Три отчетливых выстрела раздались менее, чем в сотне футов от беглецов. Бум! Бум! Бум! Это огонь достиг потерянного оружия и взорвал три оставшихся патрона. Преследователи развернулись и пошли прямо на нас. Вандельер страшно ругался, что-то истерически выкрикивал и все нырял в грязь, стараясь уберечься от невыносимой жары. Андроид начал подергиваться.
   Волна пламени плеснула к ним. Вандельер набрал воздух и приготовился нырнуть, пока пламя не пройдет. Андроид вздрогнул и истошно закричал.
   — Все ерунда! Все ерунда! — кричал он. — Будь спокойным и бесстрастным!
   — Будь ты проклят! — кричал я.
   Я попытался утопить его.
   — Будь ты проклят!
   Я разбил ему лицо.
   Андроид избивал Вандельера, который сопротивлялся, пока он не выскочил из грязи. Прежде, чем я смог снова напасть, живые языки пламени гипнотически заворожили его. Он танцевал и кричал в безумной румбе перед стеной огня. Его ноги дергались. Его руки дергались. Его пальцы дергались. Нелепая извивающаяся фигура, темный силуэт на фоне ослепительного сияния.
   Преследователи закричали. Раздались выстрелы. Андроид дважды повернулся кругом и продолжал свой кошмарный танец. Резкий порыв ветра кинул пламя вперед и оно на миг приняло пляшущую фигуру в свои объятия, затем огонь отошел, оставив за собой булькающую массу синтетической плоти и крови, которая никогда не свернется.
   Термометр показал бы 1200 градусов божественного Фаренгейта.
 
   Вандельер не погиб. Они упустили его, пока смотрели на гибель андроида. Но я не знаю, кто из нас он в эти дни. Заражение, предупреждала Ванда. Заражение, говорила Ван Уэбб. Если вы достаточно долго живете с сумасшедшим андроидом, я тоже стану сумасшедшим.
   Но мы знаем одно. Мы знаем, что они ошибались. Робот и Вандельер знают это, потому что новый робот тоже дергается. Ерунда! Здесь, на холодном Поллуксе, робот танцует и поет. Холодно, но мои пальцы пляшут. Холодно, но он увел маленькую Тэлли на прогулку в лес. Дешевый рабочий робот. Обслуживающий механизм… все, что я мог себе позволить… Но он дергается и завывает, и гуляет где-то с девчонкой, а я не могу найти их. Вандельер быстро меня не найдет, а потом будет поздно. Холодным и бесстрастным, душка, на трескучем морозе, когда термометр показывает ноль градусов убийственного Фаренгейта.

АТТРАКЦИОН

   Я пощекотал ее ножом; порезы на ребрах не опасны, но весьма болезненны. Ножевая рана сперва побелела, затем покраснела.
   — Слушай, дорогая. — (Я забыл ее имя.) — Вот что у меня для тебя есть. Взгляни-ка. — Я помахал ножом. Чувствуешь?
   Я похлопал ее лезвием по лицу. Она забилась в угол тахты и начала дрожать. Этого я и ждал.
   — Ну, тварь, отвечай мне.
   — Пожалуйста, Дэвид, — пробормотала она.
   Скучно. Неинтересно.
   — Я ухожу. Ты вшивая шлюха. Дешевая проститутка.
   — Пожалуйста, Дэвид, — повторила она низким голосом.
   Никаких действий!.. Ладно, дам ей еще один шанс.
   — Считая по два доллара за ночь, за мной двадцать.
   Я выбрал из кармана деньги, отсчитал долларовые бумажки и протянул их. Она не шевельнулась. Она сидела на тахте, нагая, посиневшая, не глядя на меня. Н-да, скучно. И представьте себе — в любви, как зверь, даже кусалась. Царапалась, как кошка. А теперь…
   Я скомкал деньги и бросил ей на колени.
   — Пожалуйста, Дэвид.
   Ни слез, ни криков… Она невыносима. Я ушел.
   Беда с неврастениками в том, что на них нельзя положиться. Находишь их, работаешь, подводишь к пику… А они могут повести себя, вот как эта.
   Я взглянул на свои часы. Стрелка стояла на двенадцати. Надо идти к Гандри. Над ним работала Фрейда, и, очевидно, она сейчас там, ждет кульминации. Мне нужно было посоветоваться с Фрейдой, а времени осталось немного.
   Я пошел на Шестую авеню… нет, авеню Америкас; свернул на Пятьдесят шестую и подошел к дому напротив Дворца Мекки… нет, нью-йоркского городского центра. Поднялся на лифте и уже собирался позвонить в дверь, когда почувствовал запах газа. Он шел из квартиры Гандри.
   Тогда я не стал звонить, а достал свои ключи и принялся за дверь. Через две или три минуты открыл ее и вошел, зажимая нос платком. Внутри было темно. Я направился прямо на кухню и споткнулся о тело, лежавшее на полу. Выключил газ и открыл окно, пробежал в гостиную и там пооткрывал все окна.
   Гандри был еще жив. Его большое лицо побагровело. Я подошел к телефону и позвонил Фрейде.
   — Фрейда? Почему ты не здесь, с Гандри?
   — Это ты, Дэвид?
   — Да. Я только что пришел и обнаружил Гандри полумертвым. Он пытался покончить с собой.
   — Ох, Дэвид!
   — Газ. Самопроизвольная развязка. Ты работала над ним?
   — Конечно. Но я не думала, что он…
   — Так улизнет? Я тебе сто раз говорил: Фрейда, нельзя полагаться на потенциальных самоубийц, вроде Гандри. Я показывал тебе эти порезы на запястье. Такие, как он, никогда не действуют активно. Они…
   — Не учи меня, Дэвид.
   — Ладно, не обращай внимания. У меня тоже все сорвалось. Я думал, у девицы необузданный нрав, а она оказалась мямлей. Теперь хочу попробовать с той женщиной, которую ты упоминала. Бекон.
   — Определенно рекомендую.
   — Как мне ее найти?
   — Через мужа, Эдди Бекона. Попытайся в «Шооне», или в «Греке», или в «Дугласе». Но он болтлив, Дэвид, любит, чтобы его выслушали; а у тебя не так уж много времени.
   — Все окупится, если его жена стоит того.
   — Безусловно. Я же говорила тебе о револьвере.
   — Хорошо, а как с Гандри?
   — О, к дьяволу Гандри! — прорычала она и повесила трубку.
   Я тоже положил трубку, закрыл все окна и пустил газ. Гандри не двигался. Я выключил свет и вышел.
   Теперь за Эдди Бекона. Я нашел его в «Греке» на Восточной Пятьдесят второй улице.
   — Эдди Бекон здесь?
   — В глубине, сзади, — махнул бармен.
   Я посмотрел за перегородку. Там было полно народу.
   — Который из них?
   Бармен указал на маленького человечка, сидящего в одиночестве за столиком в углу. Я подошел и сел рядом.
   — Привет, Эдди.
   У него оказалось морщинистое, обрюзгшее лицо, светлые волосы, бледные голубые глаза. Бекон косо взглянул на меня.
   — Что будете пить?
   — Виски. Воду. Без льда.
   Принесли выпивку.
   — Где Лиз?
   — Кто?
   — Ваша жена. Я слышал, она ушла от вас?
   — Они все ушли от меня.
   — Где Лиз?
   — Это случилось совершенно неожиданно, — произнес он мрачным голосом. — Я взял детей на Кони-Айленд…
   — О детях в другой раз. Где Лиз?
   — Я рассказываю. Кони-Айленд — проклятое место. Тебя привязывают в вагончике, разгоняют и пускают наперегонки с динозавром. Этот аттракцион будит в людях инстинкты каменного века. Вот почему дети в восторге. В них сильны пережитки каменного века.
   — Во взрослых тоже. Как насчет Лиз?
   — Боже! — воскликнул Бекон. Мы выпили еще. — Да… Лиз… Та заставила меня забыть, что Лиз существует. Я встретил ее у вагончиков роллер-костера. ^[4] Она ждала. Притаилась, чтобы броситься. Паук «Черная вдова». Шлюха, которой не было.
   — Кого не было?
   — Вы не слышали об Исчезнувшей любовнице Бекона? Невидимой Леди? Пропавшей Даме?
   — Нет.
   — Черт побери, где вы были? Не знаете, как Бекон снял комнату для женщины, которой не существовало?.. Надо мной до сих пор смеются. Все, кроме Лиз.
   — Я ничего не знаю.
   — Нет? — Он сделал большой глоток, поставил стакан и зло вперился в стол, будто ребенок, пытающийся решить алгебраическую задачку. — Ее звали Фрейда. Ф-Р-Е-Й-Д- А. Как Фрейя, богиня весны. Вечно молодая. Внешне она была вылитая девственница Ботичелли. И тигр внутри.
   — Фрейда… Как дальше?
   — Понятия не имею. Может быть, у нее нет фамилии, потому что она воображаема, как мне говорят. — Он глубоко вздохнул. — Я занимаюсь детективами на телевидении. Я знаю все уловки — это мое дело. Но она придумала другую. Она подцепила меня, заявив, что где-то встретила моих детей. Кто может сказать, кого знает маленький ребенок? Я проглотил ее приманку, а когда раскусил ее ложь, уже погиб.
   — Что вы имеете в виду?
   Бекон горько улыбнулся.
   — Это все в моем воображении, уверяют меня. Я никогда не убивал ее на самом деле, потому что в действительности она никогда не жила.
   — Вы убили Фрейду?
   — С самого начала это была война, — сказал он, — и она кончилась убийством. У нас была не любовь — была война.
   — Это все ваши фантазии?
   — Так мне говорят. Я потерял неделю. Семь дней. Говорят, что я действительно снимал квартиру, но никого туда не приводил, потому что никакой Фрейды не существовало. Я был один. Один. Не было сумасшедшей твари, говорившей: «Сигма, милый…»: