Бестер Альфред. Рассказы (Миры Альфреда Бестера. Том 4)

   Майо задумчиво посмотрел на пруд.
   — Здесь должны быть лодки и модели кораблей.
   — Дом был полон ими, когда я переехала сюда, — сказала Линда.
   — В детстве я мечтал о такой модели. Однажды я даже… — Майо резко замолчал. Откуда-то издалека донеслись резкие удары, тяжелые удары с нерегулярными промежутками, звучавшие, как громкий стук железом под водой. Они прекратились так же внезапно, как и начались.
   — Что это? — спросил Майо.
   Линда пожала плечами.
   — Не знаю точно. Думаю, это разрушается город. То и дело я встречаю рухнувшие здания. Ты привыкнешь к этому. — В ней снова вспыхнул энтузиазм.
   — Теперь зайдем внутрь. Я хочу показать тебе все. — Она раскраснелась от гордости, подробно показывая обстановку и украшения, смутившие Майо, но на него произвела впечатление гостиная в викторианском стиле, спальня в стиле ампир и крестьянская кухня с керосинкой для стряпни. Колоссальная комната для гостей с четырехспальной кроватью, пышным ковром и керосиновыми лампами встревожила его.
   — Что-то вроде девичьей, а?
   — Естественно. Я ведь девушка.
   — Да, конечно. Я хотел сказать… — Майо с беспокойством огляделся. — Ну, мужчины привыкли к не столь утонченной обстановке. Ты уж не обижайся.
   — Не беспокойся, кровать достаточно крепкая. Запомни, Джим, не ходи по ковру и убирай его на ночь. Если у тебя грязная обувь, снимай за дверью. Я нашла этот ковер в музее и не хочу его портить. У тебя есть сменная одежда?
   — Только та, что на мне.
   — Завтра достанем тебе новую. Твою не плохо бы постирать.
   — Послушай, — в отчаянии сказал он, — может, мне лучше устроиться в парке?
   — Прямо на земле?
   — Ну, мне так привычнее, чем в доме. Не беспокойся, Линда, я буду рядом, если понадоблюсь тебе.
   — Зачем это ты мне понадобишься?
   — Тебе стоит только крикнуть меня.
   — Чепуха, — твердо сказала Линда. — Ты мой гость и останешься здесь. Теперь приводи себя в порядок, а я пойду готовить ужин. Черт возьми, я забыла захватить «омаров»!
   Она подала ему ужин из консервированных припасов на изысканном китайском фарфоре с датским серебряным столовым прибором. Это была типично женская еда и Майо остался голодным, когда ужин закончился, но был слишком вежлив, чтобы упомянуть об этом. Он слишком устал, чтобы придумать оправдание, уйти и пошарить где-нибудь в поисках чего-либо более существенного. Он дотащился до постели, вспомнив, что следует снять обувь, но совершенно забыв о ковре.
   На следующее утро он проснулся от громкого кряканья и хлопанья крыльев. Он соскочил с кровати и подошел к окну как раз в тот момент, когда дикие утки были согнаны с пруда появлением красного шара. Майо вышел на берег пруда, потягиваясь и зевая. Линда весело закричала и поплыла к нему. Она вышла из воды. Кроме купальной шапочки, на ней не было ничего. Майо отступил, сторонясь брызг.
   — Доброе утро, — сказала Линда. — Ты хорошо спал?
   — Доброе утро, — ответил Майо. — Не знаю. От этой кровати у меня свело спину судорогой. А вода, должно быть, холодная. Ты вся в гусиной коже.
   — Нет, вода изумительная. — Она сняла шапочку и распушила волосы. — Где полотенце? Ах, вот. Искупайся, Джим, и почувствуешь себя просто чудесно.
   — Мне не нравится холодная вода.
   — Не будь неженкой.
   Громовой удар расколол тихое утро. Майо изумленно взглянул на чистое небо.
   — Что за черт? — воскликнул он.
   — Подожди, — сказала Линда.
   — Похоже на ударную волну…
   — Вон там! — закричала Линда, показывая на запад. — Видишь?
   Один из небоскребов Западного района величественно оседал, погружаясь в себя, как складная чаша, и с него осыпалась масса кирпичей и карнизов. Обнажившиеся балки скручивались и лопались. Через несколько секунд до них донесся гул падения.
   — Да, вот это зрелище, — со страхом пробормотал Майо.
   — Закат и крушение Империи Города. Ты к этому привыкнешь. Окунись, Джимми. Я принесу тебе полотенце.
   Она убежала в дом. Он сбросил носки и брюки, но еще стоял, согнувшись, осторожно пробуя ногой воду, когда она вернулась с огромным купальным полотенцем.
   — Вода ужасно холодная, Линда, — пожаловался он.
   — Разве ты не принимал холодный душ, когда был грузчиком?
   — Нет, только горячий.
   — Джим, если ты будешь стоять на берегу, то никогда не зайдешь в воду. Посмотри на себя, ты уже весь дрожишь. Что это за татуировка у тебя на руке?
   — Что? А, да. Это питон, пятицветный. Обвивается вокруг всего запястья. Видишь? — Он с гордостью повертел рукой. — Мне сделали эту наколку в армии в Сайгоне в 1964-ом. Это питон восточного типа. Прекрасно смотрится, угу?
   — Больно было?
   — По правде говоря, нет. Некоторые парни были разрисованы, как китайская черепаха, чтобы пускать пыль в глаза.
   — Ты был солдатом в 1964-ом?
   — Верно.
   — Сколько тебе тогда было?
   — Двадцать.
   — Значит, сейчас тебе тридцать семь?
   — Пока еще тридцать шесть.
   — Ты рано поседел.
   — Да.
   Она задумчиво разглядывала его.
   — Я хочу тебе сказать, что если ты все же зайдешь в воду, то не мочи волосы.
   Она убежала в дом. Майо, устыдившись своей нерешительности, все же заставил себя войти в пруд. Он стоял по грудь в воде, плеская на лицо и плечи, когда вернулась Линда. Она принесла табуретку, ножницы и расческу.
   — Разве тебя сейчас не чудесно? — крикнула она.
   — Нет.
   Она рассмеялась.
   — Ну, вылезай. Я хочу тебя подстричь.
   Он выбрался из пруда, вытерся и послушно сидел на табуретке, пока она подстригала ему волосы.
   — Бороду тоже, — настаивала Линда. — Я хочу, чтобы ты стал красивым.
   — Она обстригла бороду, чтобы можно было побриться, осмотрела его и удовлетворенно кивнула. — Вот теперь красиво.
   — Фу-у, хватит, — покраснел он.
   — На печке стоит ведро горячей воды, иди побрейся. И не вздумай одеваться. После завтрака мы найдем тебе новую одежду, а затем… пианино.
   — Но не могу же я ходить по улицам голышом! — шокированно воскликнул он.
   — Не глупи. Кто тебя увидит? Давай пошевеливайся.
   Они ехали в магазин «Эберкромби и Фитч» на углу Мэдисон и Сорок Пятой стрит. Майо скромно обернулся полотенцем. Линда сказала, что была постоянной клиенткой этого магазина и показала ему пачку торговых бланков, которые копила. Майо со скучающим видом рассматривал их, пока она снимала с него мерку. Затем она отправилась искать одежду. Он уже начал тревожиться, когда она вернулась с целой охапкой.
   — Джим, я нашла чудесные лосиные мокасины, костюм «сафари», шерстяные носки, рубашки и…
   — Послушай, — оборвал он ее, — ты знаешь, сколько все это стоит? Почти тысячу четыреста долларов!
   — В самом деле? Примерь сначала рубашки. Они…
   — О чем ты только думаешь, Линда? Зачем тебе все это тряпье?
   — Носки достаточно велики?… Это тряпье? Мне все нужно.
   — Да? Например… — Он пробежал взглядом по биркам. — Например, водолазная маска с плексигласовым стеклом за девять долларов девяносто пять центов? Зачем?
   — Ну, я буду в ней изучать дно пруда.
   — А нержавеющий сервиз на четыре персоны за тридцать девять долларов пятьдесят центов?
   — Пригодится, когда мне будет лень греть воду. — Она с восхищением поглядела на него. — Ой, Джим, посмотрись в зеркало. Ты романтичен, как охотник из романа Хемингуэя.
   Он покачал головой.
   — Не понимаю, как ты вылезешь из долгов. Подсчитай свои расходы, Линда. Может, лучше забудем о пианино, а?
   — Никогда, — твердо сказала Линда. — Меня не волнует, сколько оно стоит. Пианино — это капиталовложение жизни, и оно ценно этим.
   Она была в неистовстве от возбуждения, когда они приехали в Верхний город к кинозалу Штейнвея, и помогала, и вертелась у него под ногами. Ближе к вечеру, напрягая мускулы и нарушая тишину Пятой Авеню, они водрузили пианино на приготовленное место в гостиной Линды. Майо в последний раз толкнул его, чтобы убедиться, что оно прочно стоит на ножках, и, обессиленный, опустился на пол.
   — Линда! — простонал он. — Мне было бы легче идти на юг пешком.
   — Джим! — Линда подбежала к нему и стала пылко обнимать. — Джим, ты ангел. С тобой все в порядке?
   — Да, — проворчал он. — Отпусти меня, Линда, я не могу дышать.
   — Мне даже нечем как следует тебя отблагодарить. Я мечтала об этом целую вечность. Не знаю, что смогу сделать, чтобы отплатить тебе. Все, что ты хочешь, только назови!
   — Ладно, — сказал он, — ты уже подстригла меня.
   — Я серьезно.
   — Разве ты не научишь меня управлять машиной?
   — Конечно. Как можно быстрее. Это, по крайней мере, я могу сделать.
   Она села на стул, не отрывая глаз от пианино.
   — Не делай много шума из ничего, — сказал он, с трудом поднимаясь на ноги. Он сел перед клавишами, смущенно улыбнулся Линде через плечо и, спотыкаясь, стал наигрывать менуэт.
   Линда затаила дыхание и сидела, выпрямившись.
   — Так ты играешь? — прошептала она.
   — Чуть-чуть. В детстве я брал уроки музыки.
   — Ты умеешь читать ноты?
   — Когда-то умел.
   — Можешь научить меня?
   — Я думаю, да, только это трудно. Постой, есть еще одна пьеска, которую я умею играть.
   И он принялся мучить «Шелест весны». Из-за расстроенного инструмента и его ошибок это было ужасно.
   — Прекрасно, — вздохнула Линда. — Просто чудесно.
   Она уставилась ему в спину, на ее лице появилось выражение решительности. Она поднялась, медленно подошла к Майо и положила руки ему на плечи.
   — Что? — Он поднял глаза.
   — Ничего, — ответила Линда. — Практикуйся пока на пианино, а я пойду готовить ужин.
   Но весь вечер она была так рассеяна, что заставила Майо нервничать. Он рано украдкой ускользнул в кровать.
   Еще не было трех часов дня, когда они, наконец, разыскали автомобиль в рабочем состоянии. Правда, это был не «кадиллак», а «шеви» с закрытым кузовом, потому что Майо не понравилась идея подвергаться превратностям погоды. Они выехали из гаража на Десятой Авеню и вернулись в Восточный район, где Линда больше чувствовала себя дома. Она привыкла, что границы ее мира простираются от Пятой Авеню до Третьей и от Сорок Второй стрит до Восемьдесят Шестой. Вне этих пределов ей было неуютно.
   Она передала Майо руль и позволила ему ползать по Пятой и Мэдисон, учась трогаться с места и останавливаться. Пять раз он стукался бортами, одиннадцать раз глох и даже въехал раз задом в витрину, которая, к счастью, была без стекла. Он разнервничался до дрожи в руках.
   — Это действительно трудно, — пожаловался он.
   — Вопрос практики, — успокоила она его. — Не спеши. Я обещаю, что ты приобретешь опыт, если позанимаешься месяц.
   — Целый месяц?!
   — Ты говорил, что с трудом обучаешься, не так ли? Вини не меня. Остановись-ка здесь на минутку.
   Он заставил «шеви» остановиться.
   — Подожди меня.
   — Ты куда?
   — Сюрприз.
   Она вбежала в магазин и провела там полчаса. Когда она появилась снова, то была нагружена черными футлярчиками величиной с карандаш, жемчужным ожерельем и театральными туфельками на высоких каблуках. Волосы ее были уложены в новую прическу. Майо с изумлением смотрел, как она садится в машину.
   — Что все это значит? — спросил он.
   — Часть сюрприза. Рули на восток на Пятьдесят Вторую стрит.
   Он с трудом тронулся с места и поехал на восток.
   — Зачем ты переоделась в вечернее платье?
   — Это платье для коктейля.
   — Для чего?
   — Для того, куда мы едем… Осторожно, Джим!
   Она схватила руль и едва успела отвернуть от разбитой вдребезги мусоровозки.
   — Приглашаю тебя в знаменитый ресторан.
   — Есть?
   — Нет, глупый, пить. Ты мой гость и я должна тебя развлекать. Теперь налево. Найди, где тут можно поставить машину.
   Затормозил он отвратительно. Когда они вышли из машины, Майо остановился и начал старательно принюхиваться.
   — Что это за запах? — спросил он.
   — Какой запах?
   — Сладковатый какой-то.
   — Это мои духи.
   — Нет, это что-то в воздухе, сладковатое и удушливое. Я когда-то встречался с таким запахом, но не могу вспомнить, где.
   — Не бери в голову. Пойдем.
   Она ввела его в ресторан.
   — Сюда пускают только в галстуках, — прошептала она, — но, может быть, нам удастся обойтись без него.
   На Майо не произвел впечатления ресторанный дизайн, он он был зачарован висящими в баре портретами знаменитостей. Он провел несколько минут, обжигая спичками пальцы, чтобы полюбоваться на Мел Аллен, Реда Бербери, Кази Стиггинса, Фрэнка Гиффорда и Рокки Марциано. Когда Линда, наконец, вернулась из кухни с горящей свечой, он нетерпеливо повернулся к ней.
   — Ты раньше встречала здесь этих телезвезд? — спросил он.
   — Да. Так как насчет выпивки?
   — Конечно, конечно. Но мне бы хотелось немного поговорить о них.
   Он подвел ее к табурету перед стойкой бара, сдул пыль и галантно помог ей усесться. Затем он перепрыгнул через стойку, вытащил носовой платок и профессионально навел на красное дерево глянец.
   — Это моя профессия, — ухмыльнулся он и принял дружелюбно-безликое выражение бармена. — Добрый вечер, мадам. Приятная ночь. Что желаете?
   — Боже, у меня в магазине был сегодня бурный день. Сухой «мартини». Лучше двойной.
   — Конечно, мадам. Хлебец или маслину?
   — Лук.
   — Двойной сухой «Гибсон». Секундочку. — Майо пошарил на полке и, наконец, достал виски, джин, несколько бутылок содовой, содержимое которых, несмотря на запечатанные пробки, частично испарилось. — Боюсь, наш «мартини» несвежий, мадам. Может, желаете что другое?
   — О, ну тогда, пожалуй, скотч.
   — Содовая выдохлась, — предупредил он, — и нет льда.
   — Ерунда.
   Он ополоснул содовой стакан и налил виски.
   — Благодарю. Налейте и себе, бармен. Как вас зовут?
   — Меня зовут Джим, мадам. Нет, спасибо. Никогда не пью на работе.
   — Тогда бросай работу и присаживайся ко мне.
   — Никогда не пью на работе, мадам.
   — Можешь звать меня Линда.
   — Благодарю вас, мисс Линда.
   — Ты серьезно не пьешь, Джим?
   — Да.
   — Ну, за Счастливые Дни…
   — И Долгие Ночи.
   — Мне нравится. Это ты сочинил?
   — Ну, вряд ли. Это обычная присказка барменов, специально для парней. Знаешь, а ты соблазнительна. Только не обижайся.
   — Не обижусь.
   — Пчелы! — воскликнул вдруг Майо.
   Линда вздрогнула.
   — Где?
   — Запах. Как в улье.
   — Да? Я не знала, — равнодушно сказала она. — Я, пожалуй, выпью еще.
   — Подожди. Послушай, эти знаменитости… Ты действительно видела их здесь? Лично?
   — Ну, конечно. За Счастливые Дни, Джим.
   — Наверное, все они бывали здесь по субботам.
   Линда задумалась.
   — Почему по субботам?
   — Выходной.
   — А-а…
   — А каких телезвезд ты видела?
   — Каких только назовешь, — рассмеялась она. — Ты напоминаешь мне соседского мальчишку. Я всегда рассказывала ему о знаменитостях, которых видела. Однажды я рассказала ему, что видела здесь Джига Артура, а он спросил: «Вместе с его лошадью?»
   Майо не понял сути, но, тем не менее, был уязвлен. Только Линда собралась его успокоить, как бар вдруг мелко затрясся и одновременно раздался далекий подземный гул. Он, казалось, медленно приближался, а затем стих. Сотрясение прекратилось. Майо уставился на Линду.
   — Иисусе! Как ты думаешь, может быть, это рухнуло здание?
   Она покачала головой.
   — Нет, когда рушится здание, это всегда сопровождается ударом. Знаешь, на что это похоже? На подземку Лексингтон Авеню.
   — На подземку?
   — Ага. Местный поезд.
   — Это безумие. Разве может работать подземка?
   — Я и не говорю, что это она. Я сказала, что похоже. Налей мне еще, пожалуйста.
   — Нужно поискать содовой. — Майо исчез и вновь появился с бутылками и огромным меню. Он был бледен. — Лучше возьми что послабее, Линда, — сказал он. — Ты знаешь, сколько стоит выпивка? Доллар семьдесят пять центов. Вот смотри.
   — К черту цену! Жить так жить. Сделай мне двойное, бармен. Знаешь что, Джим? Если ты останешься в городе, я могу показать тебе, где жили все эти твои телезвезды… Благодарю. Счастливых Дней… Я могу взять тебя в рекламное агентство и показать их фильмы. Что скажешь об этом? Звезды, как… как Ред… как там его?
   — Бербери.
   — Ред Бербери и Рокки Гилфорд, и Рокки Кейси, и Рокки Летящая Стрела…
   — Смеешься надо мной? — сказал Майо, опять обидевшись.
   — Я, сэр? Смеюсь над вами? — с достоинством сказала Линда. — Зачем бы мне смеяться над вами? Я только пытаюсь быть милой. Я хочу, чтобы ты хорошо провел время. Мама говорила мне: «Линда, — говорила она, — запомни о мужчинах одно: носи то, что они хотят, и говори то, что им нравится». Вот что она мне говорила. Ты хочешь, чтобы я носила это платье? — потребовала она.
   — Оно мне нравится, если ты это имеешь в виду.
   — Знаешь, сколько я за него заплатила? Девяносто девять долларов пятьдесят центов.
   — Что? Сто долларов за эту черную тряпку?
   — Это не тряпка. Это черное платье для коктейля. И я заплатила двадцать долларов за жемчуг. Поддельный, — объяснила она. — И шестьдесят за театральные туфельки. И сорок за духи. Двести двадцать долларов, чтобы ты хорошо провел время. Ты хорошо провел время?
   — Конечно.
   — Хочешь понюхать меня?
   — Я уже нюхал.
   — Бармен, налей мне еще!
   — Боюсь, что не могу обслужить вас, мадам.
   — Это еще почему?
   — Вам уже достаточно.
   — Мне еще недостаточно, — негодующе сказала Линда. — Что у вас за манеры? — Она схватила бутылку виски. — Иди сюда, давай, немного выпьем и поболтаем о телезвездах. Счастливых Дней… Я могу взять тебя в рекламное агентство и показать их фильмы. Что скажешь об этом?
   — Ты меня только что спрашивала.
   — Но ты не ответил. Я могу показать тебе, также, кино. Ты любишь кинофильмы? Я так ненавижу, но не могу отказаться от них. Фильмы спасли мне жизнь, когда произошел большой взрыв.
   — Как это?
   — Это секрет, понимаешь? Только между нами. Если пронюхает другое агентство… — Линда оглянулась и понизила голос. — Мое рекламное агентство обнаружило большой склад немых фильмов. Потерянных фильмов, понимаешь? Никто о них не знал. Агентство решило сделать из них большие телесериалы. И меня послали на этот заброшенный рудник в Джерси произвести инвентаризацию.
   — В рудник?
   — Ну, да. Счастливых Дней.
   — Почему они оказались в руднике?
   — Старые ленты. Огнеопасные. Их нужно хранить, как вино. Вот почему. Итак, я взяла с собой двух ассистенток провести весь уик-энд внизу за работой.
   — Ты оставалась в руднике весь уик-энд?
   — Угу. Три девушки. С пятницы по понедельник. Таков был план. Однако, вышла забавная штука. Счастливых Дней… Так… Где это я?… Ах, да! Значит, мы взяли продукты, одеяла, белье, все, как для пикника, и стали работать. Я хорошо помню момент, когда произошел взрыв. Мы как раз искали третью катушку фильма про НЛО. Первая катушка, вторая, четвертая, пятая, шестая… Нет третьей. И тут — БАХ! Счастливых Дней…
   — Боже! И что потом?
   — Мои девушки ударились в панику. Я не могла удержать их внизу. Больше я их не видела. Но я поняла. Я все поняла. Этот пикник длился целую вечность. Затем я голодала еще дольше. Наконец, поднялась наверх… И для чего? Для кого? — Она заплакала. — Никого нет. Никого не осталось. — Она схватила Майо за руку. — Почему бы тебе не остаться?
   — Остаться? Где?
   — Здесь.
   — Но я же остался.
   — Я имею в виду, надолго. Почему бы не остаться? Разве у меня не прелестный дом? И запасы всего Нью-Йорка. И грядки для цветов и овощей. Мы можем разводить коров и цыплят. Рыбачить. Водить машины. Ходить в музеи. В художественные галереи. Развлекаться…
   — Но ты и так делаешь все это. Ты не нуждаешься во мне.
   — Нет, нуждаюсь. Нуждаюсь!
   — Зачем?
   — Брать уроки игры на пианино.
   — Ты пьяна, — сказал он после долгой паузы.
   — Не ранена, сэр, но мертва.
   Она уронила голову на стойку, хитро улыбнулась ему и закрыла глаза. Через секунду Майо понял, что она «отключилась». Он стиснул зубы, выбрался из-за стойки, подытожил счет и оставил под бутылкой виски пятнадцать долларов.
   Потом взял Линду за плечи и мягко потряс. Она безжизненно болталась в его руках, волосы ее растрепались. Он задул свечу, поднял Линду и отнес ее в «шеви». Затем, напрягая все свое внимание, повел машину в темноте к лодочному пруду. Это заняло сорок минут.
   Он отнес Линду в спальню и усадил на кровать, обрамленную прекрасно сделанными куклами. Она немедленно скатилась на пол и свернулась в клубок с куклой в руках, что-то тихонько ей напевая. Майо зажег лампу и попытался усадить ее прямо. Хихикая, она снова упала.
   — Линда, — сказал он, — ты должна снять платье.
   — Угу.
   — Тебе нельзя спать в нем. Оно стоит сто долларов.
   — Девяносто девять пятьдесят.
   — Я не смотрю на тебя, честно.
   — Угу.
   Он в раздражении закрыл глаза и стал раздевать ее, аккуратно повесив черное платье для коктейля и поставив в угол сорокадолларовые туфельки. Он не сумел расстегнуть жемчужное ожерелье — поддельное — и уложил ее в постель так. Лежа на бледно-голубой простыне совсем обнаженная, в одном только ожерелье, она походила на нордическую одалиску.
   — Ты разбросал мои куклы? — пробормотала она.
   — Нет. Они возле тебя.
   — Хорошо. Я без них никогда не сплю. — Она протянула руку и ласково погладила их. — Счастливых Дней… Долгих Ночей…
   — Женщины! — фыркнул Майо, погасил лампу и вышел, захлопнув за собой дверь.
   На следующее утро Майо снова разбудило хлопанье крыльев испуганных уток. Красная шапочка плыла по поверхности пруда, яркая под теплым июньским солнцем. Майо захотелось, чтобы это была лодка вместо девушки, которая напилась вчера в баре. Крадучись, он вышел из дома и прыгнул в воду как можно дальше от Линды. Он поливал водой грудь, когда что-то схватило его за лодыжки и ущипнуло. Он испустил крик и оказался лицом к лицу с Линдой, вынырнувшей из воды перед ним.
   — Доброе утро, — рассмеялась она.
   — Очень смешно, — проворчал он.
   — Сегодня ты похож на сумасшедшего.
   Он хмыкнул.
   — И я тебя не виню. Прошлой ночью я сделала ужасную вещь. Я не накормила тебя ужином и хочу извиниться за это.
   — Я и не думал об ужине, — с достоинством сказал он.
   — Да? Тогда чего ты бесишься?
   — Я не могу оставаться с женщиной, которая пьет.
   — Кто пьет?
   — Ты.
   — Я не пью, — с негодованием сказала она.
   — Не пьешь? А кто вчера валялся на кровати голышом, как младенец?
   — А кто был настолько глуп, что не снял с меня ожерелье? — отпарировала она. — Оно порвалось и я всю ночь спала на камешках. Теперь я вся в синяках. Вот смотри. Здесь, здесь и вон…
   — Линда, — прервал он ее, — я всего лишь простой парень из Новой Гавани. Я не привык к испорченным девицам, которые обременены огромными счетами, все время украшаются и шляются по салунам, изрядно при этом нагружаясь.
   — Раз тебе не нравится моя компания, то почему ты остался?
   — Я ухожу. — Он выбрался из пруда и стал одеваться. — Я сейчас же отправляюсь на юг.
   — Приятной пешей прогулки!
   — Я еду.
   — Едешь? В детской колясочке?
   — Нет, в «шеви».
   — Джим, ты серьезно? — Она вышла из пруда со встревоженным видом. — Но ты ведь в самом деле не умеешь управлять машиной!
   — Не умею? А разве не я привез тебя прошлой ночью домой, вдребезги пьяной?
   — Тебе будет ужасно трудно.
   — Ничего, перебьюсь. В любом случае, я не могу торчать здесь вечно. Ты девочка для вечеринок, тебе бы только играть. А у меня кое-что серьезное на уме. Я поеду на юг и найду парней, которые разбираются в телевидении.
   — Джим, ты ошибаешься во мне. Мне ничуть не нравится это. Ну посмотри, как я оборудовала свой дом. Могла ли я это сделать, если бы все время проводила в кабаках?
   — Ты выполнила прекрасную работу, — согласился он.
   — Пожалуйста, не уезжай сегодня. Ты еще не готов.
   — А, ты только хочешь, чтобы я был поблизости и обучал тебя музыке?
   — Кто сказал это?
   — Ты. Прошлой ночью.
   Она нахмурилась, сняла шапочку, потом взяла полотенце и стала вытираться. Наконец, она сказала:
   — Джим, я буду честной с тобой. Конечно, я хочу, чтобы ты остался на время, я это не отрицаю. Но я не хочу, чтобы ты был постоянно поблизости. Вообще, что у нас с тобой общего?
   — Ты из проклятого Верхнего города, — проворчал он.
   — Нет, нет, не то. Просто ты парень, а я девушка, и мы не можем ничего предложить друг другу. Мы разные. У нас различные вкусы и интересы. Факт?
   — Абсолютно.
   — Но ты еще не готов уезжать. Вот что я тебе скажу: мы проведем все утро, тренируясь в управлении машиной, а затем будет развлекаться. Что бы ты хотел сделать? Посетить Современный музей? Организовать пикник?
   Лицо Майо просветлело.
   — Знаешь что? Я ни разу в жизни не был на пикнике. Однажды я был барменом на пикнике на морском берегу, но это не то. Там было не так, как бывает в детстве.
   Она засияла от восторга.
   — Тогда у нас будет настоящий детский пикник.
   Она притащила свои куклы. Она держала их в руках, пока Майо ставил корзинку для пикника у подножия памятника Алисы в Стране Чудес. Статуя смущала Майо, который никогда не слышал сказку Льюиса Кэррола. Пока Линда усаживала своих любимцев и распаковывала корзинку, она поведала Майо краткую историю и рассказала, что головы Алисы, Безумного Шляпника и Мартовского Зайца отполированы ладошками детворы, игравшей здесь в Короля на Горе.
   — Забавно, но я никогда не слышал эту сказку, — сказал он.
   — Мне кажется, у тебя было не очень хорошее детство, Джим.