Беверли Джо. Колдовство

   — Вот так потерять всю семью, — вздохнула Мэг, придвигаясь ближе. — Такой маленький, и остался совсем один. Мои родители тоже не позаботились о нашем будущем. И это еще менее простительно, потому что мой отец долго и тяжело болел. Но я не верю, что мама хотела умереть. Так или иначе, они знали, что я обо всех позабочусь…
   Она испытывала сильное искушение рассказать ему о подозрениях насчет Шилы и смерти родителей. Но он по-прежнему не верил в волшебство. И в любом случае сейчас был его черед рассказывать свою историю.
   Придвинувшись ближе, Сакс нашел губами ее губы.
   — Когда все это закончится, напомни мне, чтобы я тщательнейшим образом привел в порядок все наши дела.
   — Хорошо. — Она чувствовала, как не хочется ему рассказывать все, но считала, что ему самому это необходимо. Она погладила его густые шелковистые волосы и мягко напомнила:
   — Итак, тебя забрали герцог и герцогиня Дейнджерфилд.
   Какое-то время ей казалось, что он не будет продолжать, но он наконец сказал:
   — Тогда я как бы окаменел. Все изменилось. Даже мое имя… — Голос его пресекся, и он прижался лицом к ее шее. Потом продолжил:
   — В свое время родители велели слугам называть меня «мистер Фредерик». А теперь все обращались ко мне как к графу Саксонхерсту. Так звали моего деда или моего дядю, а может быть, отца, но не меня. Тем не менее герцогиня настаивала. Получалось, что мистер Фредерик Торренс просто перестал существовать.
   Мэг закрыла глаза, ошеломленная представшей перед ее мысленным взором картиной: маленький, раздавленный горем мальчик, не старше Ричарда, окруженный незнакомыми людьми, в чужом доме. Познакомившись с герцогиней, она теперь представляла себе, какой холодной и суровой по отношению к нему она должна была казаться, хотя, безусловно, и горевала об утрате любимой дочери.
   — Но они и не могли называть тебя по-другому, — возразила Мэг. Поскольку он ничего не ответил, она добавила:
   — А как тебя начали называть Саксом?
   Пошевелившись, он снова отодвинулся от нее.
   — Это случилось позднее, когда я начал приходить в себя. Я не хотел оставаться Фредериком. Фредерик умер. Тогда я попросил людей, которых считал более близкими, называть меня Саксом. Особенно Оуэна.
   — Он тоже там был?
   — Он был сыном моего учителя. Оуэну разрешалось посещать уроки вместе с Кобхэмом и со мной.
   — Кобхэмом?
   — Это еще один кузен. Сейчас он наследник герцогского титула. Напыщенный и бесхарактерный. И весьма тупой! Попытки доктора Чанселлора вбить в него хоть какие-то основы знаний давали возможность нам с Оуэном немного полодырничать и развлечься, но так, чтобы герцогиня об этом не узнала. Кое-кто из слуг были нашими союзниками. Но мы старались не подводить их. Это не всегда получалось… — Он запнулся, потом продолжил:
   — Когда я стал взрослым, я взял к себе в дом тех из них, кого смог разыскать. Прингла. Повара. Кларенса выгнали, выплатив ему жалкие гроши, хотя он был ни в чем не виноват.
   Картина становилась яснее для Мэг, хотя истина все еще билась, словно бабочка, стремящаяся освободиться от куколки, — настолько хрупкая, что любым неосторожным словом, любым неосторожным движением ее можно было погубить.
   — Понимаю, каким ужасным было для тебя то время. Герцогиня, видимо, была очень сурова, но ты ее, конечно же, не за это ненавидишь. Она была жестока?
   — Жестока? — Он покатал слово во рту, словно пробуя его на вкус. — Физически — нет. Меня наказывали, когда я того заслуживал, но не жестоко. Иногда наказания были несправедливыми, с моей точки зрения, но за это я бы ее не возненавидел. — Он помолчал немного. — Она пыталась лишить меня моей жизни.
   — То есть убить?
   — Нет. Лишить моей предыдущей жизни. Видишь ли, она ненавидела моего отца. Не выносила его, потому что считала, что он украл у нее любимую дочь. И не могла смириться с тем, что мать избегала ее только потому, что герцогиня ненавидела ее мужа. Ей было удобнее думать, что отец насильно удерживает мою мать. Она пыталась расстроить их брак. Когда это не удалось, попыталась погубить его в глазах общества и весьма в этом преуспела, поскольку он был одним из Торренсов и, следовательно, повесой. Но она не сломила его и не разрушила их брак — и не могла этого, перенести. Поэтому она постаралась отомстить им после их смерти. Она уничтожила все его портреты. У меня нет ни одного. Она запретила мне говорить о нем. Я мог говорить только о матери и сестре, но не об отце.
   Мэг чуть не дрожала от ужаса.
   — А как она могла тебе этого не позволить? Наказывала?
   — Меня пороли каждый день. Но если я упорствовал, бить переставали. И били Оуэна. Она дьявольски изобретательная женщина. Я платил ей тем, что никогда не говорил ни о матери, ни о сестре. Вел себя так, словно моя прежняя жизнь никогда не существовала. Кроме одного дня в году — в годовщину их смерти я делал официальное заявление о том, что помню их, и Оуэна пороли за это.
   Мэг пыталась представить себе, каково было десятилетнему страдающему мальчику говорить о своих погибших родных, которых он обожал, об отце, память о котором была полностью уничтожена. И этот кошмар длился многие годы! Ничего удивительного, что он теряет рассудок, когда вспоминает об этом. Удивительно, как мистер Чанселлор может столь мягко говорить о герцогине:
   — Но все же, — Мэг откашлялась, чтобы прочистить горло, — все это в прошлом. Разве ты не можешь там это и оставить?
   — Когда мне исполнился двадцать один год, герцогиня утратила контроль надо мной, — продолжал он. — Но она так и не отказалась от своих намерений.
   — Сакс, — сказала Мэг, поворачиваясь к нему, — месть не приведет тебя ни к чему хорошему.
   — А как насчет справедливости?
   — Справедливости? Быть может, она уже свершилась? Герцогиню не назовешь счастливой женщиной.
   — Это правда. И этим я утешаюсь в самые горькие моменты.
   Мэг вздохнула. Теперь она лучше его понимала, хотя и продолжала думать, что своей ненавистью он больше вредит себе, чем бабке. Она уже не надеялась, что сможет его изменить или примирить их. Она нежно погладила его:
   — Во всяком случае, больше она не может причинить тебе зла.
   Сакс пошевелился.
   — Мэг, она достает меня через тебя.
   — Но она просто хотела женить тебя на Дафне. Ты знаешь, что у бедной Дафны даже подвенечное платье было приготовлено?
   — Бедная Дафна! Ты знаешь, что она пришла ко мне? Чтобы спасти тебя.
   — Это очень добрый поступок и заслуживает поощрения. Я думаю, что она запугана герцогиней.
   — И не ошибаешься. Под настроение герцогиня может просто вышвырнуть ее на улицу. Или, если заблагорассудится, кинуть в Темзу. Точнее, приказать кому-нибудь это сделать: сама она не станет пачкать руки.
   Чувствовать его ладонь, покоящуюся на ее груди, было для Мэг пыткой, но она старалась сдерживаться.
   — Тогда ты бы о ней позаботился.
   — О Дафне? Может быть. По-своему она права, когда говорила о помолвке в колыбели. Ее мать была старшей сестрой моей матери, и они, демонстрируя герцогине свое неповиновение, поддерживали связь. Поскольку мы почти ровесники, они говорили иногда о том, что хорошо бы нас когда-нибудь поженить. Вероятно, у нас иногда бывала общая няня и общая колыбель, и взрослые умилялись, глядя, как мы играем друг с другом, хватая друг друга за пальчики на ногах и все такое прочее. Но по крайней мере со стороны моих родителей, все разговоры о женитьбе были всего лишь шуткой.
   Однако герцогиня восприняла эту идею всерьез. Когда меня привезли в имение Дейнджерфилдов, она часто приглашала Дафну, и та гостила подолгу, а герцогиня обращалась с ней как с моей нареченной. Если бы я согласился, мы бы уже в шестнадцать лет оказались перед алтарем. Но поскольку я наотрез отказался, она придумала самую соблазнительную уловку — если я смирюсь, она признает моих родителей. Она лгала, что мой брак с Дафной был их заветной мечтой и что я якобы связан словом чести. И еще — что если я женюсь на Дафне, то смогу говорить об отце, когда пожелаю. Она даже вынула наш семейный портрет, который я считал пропавшим.
   — И он у тебя?
   — Она сожгла его у меня на глазах.
   Мэг закусила губу, ее глаза наполнились слезами.
   — Она поселила Дафну в доме и заставила носить кольцо.
   — Кольцо? — переспросила Мэг.
   — Обручальное кольцо Торренсов. Кольцо моей матери. Мама его никогда не снимала.
   Мэг сообразила, что кольцо было снято с руки его матери после смерти. Так обычно поступали с фамильными драгоценностями, которые надлежало передавать по наследству, но она не могла даже представить себе, какую боль он испытывал, каждый день видя кольцо на руке Дафны.
   — И Дафна не противилась?
   — Думаю, нужно быть не совсем нормальным, чтобы бороться с таким человеком, как герцогиня. К тому же Дафне нравилась идея стать графиней. Но главным образом ее покладистость была платой за избавление от своей постылой жизни, от страдающего подагрой отца, который топил боль в бутылке и становился невыносимым.
   — В таком случае, не поступил ли ты с ней жестоко? Она ведь такая же жертва, как и ты.
   — Жестоко? — Он коротко хохотнул. — Это была война, Мэг. Она даже раз или два пыталась меня соблазнить, но — хвала ее незыблемой добродетельности! — у нее это плохо получилось. Чего не скажешь о других.
   — «Других»? — Мэг не желала слушать рассказов о его юношеских победах, но должна была выслушать все, что он захочет ей рассказать.
   — Мы боролись, но я оставил свою кузину девственницей. Герцогиня нашла другие, очень соблазнительные экземпляры, особенно для молодого, здорового мужчины, жаждущего опыта. — Одним пальцем он нежно обводил ее сосок. — Позднее я к этому привык.
   — Понимаю. — Мэг глубоко вздохнула, после чего смогла говорить спокойнее. — Но зачем? Я полагала, что по крайней мере в своей приверженности строгим моральным принципам герцогиня честна. Зачем ей было развращать тебя?
   — Чтобы сделать слабым. — Он нагнулся и коснулся ее груди губами. — Это ведь очень ослабляет, не так ли?
   — Очень. И именно поэтому мы дождемся полуночи.
   Он отодвинулся. В этот момент его часы начали звонить.
   — Осталось четыре минуты, Мэг.
   Мэг боролась с искушением подвинуться к нему и послать к черту оставшиеся четыре минуты.
   — Ладно. А каким образом женитьба на Дафне могла послужить воплощению планов герцогини?
   — Она одержима. Дафна — ее выбор, она ее выпестовала и держит под контролем. Моя женитьба на Дафне могла как бы исправить прегрешение моей матери, которая взбунтовалась и вышла замуж за моего «неподходящего» отца. Кроме того, она уверена, что Дафна всегда останется у нее под каблуком и, таким образом, мои дети будут вылеплены ею по образцу, который она сочтет правильным, а не тем неподобающим образом, которым, по ее мнению, мои родители воспитали меня. Все это — маниакальное желание держать все в своей власти.
   — Но в конце концов она все потеряла. Разве она не видела, что делает?
   — Очевидно, нет. Она ведь всегда права, все ее действия справедливы, а если что-то идет не так, виноват всегда кто-то другой.
   — Но…
   Часы в отдалении начали бить, к ним с веселым звоном присоединились его карманные часы. Наступила полночь.
   — Оставьте надежду, прекрасная леди! Время вашей свободы истекло.
   Мэг хотела было запротестовать, просто из принципа, но вместо этого повернулась на бок и приникла к нему.
   — Так же как и вашей, милорд.

Глава 22

   Когда сообщили наконец, что карета готова, Лора с Дафной быстро пробежали от крыльца по колючему ночному морозцу и нырнули в ее теплое нутро. Лора позавидовала меховому пальто своей спутницы и мысленно вознесла молитву, чтобы у Мэг было сейчас теплое убежище. Ну конечно же, оно у нее есть. Граф, разумеется, спрятал ее в каком-нибудь роскошном месте.
   До отеля было недалеко, и вскоре их с леди Дафной уже почтительно вели по коридору, полному народа. Нет, это не уловка — герцогиня, видимо, действительно при смерти.
   Не успела Лора подумать о том, что ей лучше остаться снаружи, как их уже препроводили в спальню. Вдовствующая герцогиня в забытьи лежала на широкой кровати, ее лицо было искажено гримасой боли. Она выглядела всего лишь немощной старухой, но покрывало на ее кровати было богато расшито гербами — наверняка фамильными. Лора подумала, что странно таскать за собой такие дорогие вещи.
   Рядом с постелью сидела женщина средних лет в черном — вероятно, сиделка. Неподалеку застыл на стуле седовласый стройный мужчина, выглядевший весьма усталым, — несомненно, врач, который был обязан неотлучно находиться при своей высокопоставленной пациентке.
   В углу стоял слуга в ожидании распоряжений.
   Дафна притронулась к бледной, усыпанной кольцами руке:
   — Бабушка?
   Веки герцогини дрогнули, губы зашевелились, но она лишь, перевернув руку ладонью вверх, сжала пальцы леди Дафны.
   — Кто с тобой? — прошептала герцогиня. Голос звучал слабо, и говорила она невнятно, но разобрать слова было можно.
   — Мисс Джиллингем, — хрипло ответила Дафна. — Сестра графини.
   Хотя веки герцогини едва поднялись, Лора почувствовала на себе ее пристальный неприветливый взгляд. Похоже, люди не очень-то меняются даже на смертном одре.
   — Что она здесь делает? Где Саксонхерст?
   — Он пошел искать графиню. Не волнуйтесь, бабушка!
   Герцогиня оскалилась и стала похожа на бедного Брэка.
   — Я пойду, — поспешно сказала Лора, делая книксен. — Здесь должны находиться только близкие. Подожду снаружи.
   — Нет! — Хотя голос был по-прежнему слаб, эти слова прозвучали как приказ. — Подойдите поближе, девица. Вы ведь тоже дальняя родственница.
   Лоре не хотелось подходить ближе, но отказать герцогине она не могла.
   — Ну, где ваша сестра? И где мой внук? — спросила герцогиня.
   — Не знаю, ваша светлость.
   — Я держала глупую девчонку здесь в безопасности, чтобы она не наделала еще больших глупостей и не доставила неприятностей моему внуку. Всей семье. Скандал… — Ее рука вцепилась в расшитое парчовыми гербами покрывало. Подошел врач.
   — Ваша светлость, вам нельзя расстраиваться.
   — Я не расстраиваюсь, Уоллес, — неожиданно грубо сказала герцогиня. — Это все вокруг меня расстраивают.
   Врач взял ее запястье и начал считать пульс.
   — Тогда, может быть, стоит всех отослать?..
   — Зачем? Это вы уходите. Уходите!
   Врач попятился.
   — Я правильно вас понял, герцогиня? Вы хотите, чтобы я покинул спальню?
   — Покиньте спальню, покиньте гостиницу. — Голос герцогини звучал все громче и четче. — Уходите. За вами пошлют, когда… когда вам будет чем здесь заняться.
   Мужчина чопорно поклонился, взял свой чемоданчик и степенно удалился из комнаты.
   — Сядьте, — сказала герцогиня Дафне и Лоре. — Терпеть не могу, когда надо мной нависают. Как стервятники. Дафна, перестань изображать трагедию. Если я умираю, значит, умираю.
   Дафна села на стул, поданный сиделкой. Из своего угла выступил слуга и подвинул Лоре освободившийся стул врача.
   Герцогиня смотрела куда-то за спину Лоры.
   — Стаффорд, что вы здесь делаете?
   — Не расстраивайтесь, графиня. — Он подошел и встал возле кровати, глядя на Лору. — Как вы думаете, мисс Джиллингем, куда бы пошла ваша сестра, если бы ей надо было спрятаться?
   — Не отвечайте ему! Уотермен, выведите его отсюда… — Разволновавшись, старуха стала задыхаться, и сиделка поспешила к ней с какими-то сердечными каплями.
   — Не волнуйтесь, ваша светлость. Вам вредно волноваться.
   Губы у больной дрожали, большая часть капель расплескалась, герцогиня бессильно откинулась назад, продолжая бормотать:
   — Стаффорд… Вон!..
   Лора взглянула на мужчину, который не двинулся с места, хотя обернулся к герцогине и произнес:
   — Не волнуйтесь, ваша светлость. Позвольте мне исполнить вашу волю со всем почтением к вашей семье.
   Герцогиня выглядела ужасно, но, похоже, успокоилась. Мужчина — Стаффорд — повернулся к Лоре:
   — Как видите, мы просто обязаны ради ее светлости разыскать ее внука. Вы можете нам помочь, мисс Джиллингем?
   — К сожалению, нет. Если бы я знала, где они, сама бы уже туда пошла. Мы все очень беспокоимся.
   — Так граф с ней?
   — Да.
   — Тьфу! — Герцогиня плюнула, не открывая глаз. — Прибежал освобождать убийцу, как герой в плохой пьесе. Быть может, его ввели в заблуждение? Я умываю руки. Вы слышали, Стаффорд? Я умываю руки.
   — Да, ваша светлость, — ответил мужчина, отвесив почтительный поклон в сторону кровати, словно эта женщина не несла вздора. Потом он снова повернулся к Лоре:
   — Наши люди проверили все гостиницы и постоялые дворы, побывали у всех друзей графа, которые сейчас в Лондоне. Должны же они где-то укрыться в такую холодную ночь. А где бы укрылись вы, мисс Джиллингем?
   Все это было выше ее понимания, Лора отдавала себе в этом отчет, но, возможно, действительно следовало найти Саксонхерста и сообщить ему о тяжелой болезни бабушки.
   — Граф тоже задавал мне этот вопрос. Не знаю… У нас есть друзья, да, в основном на Моллетт-стрит, но я не уверена, что они приняли бы беглецов… Последние четыре года Мэг служила гувернанткой в семье, живущей в загородном поместье.
   — Может быть, она отправилась к ним?
   — Не думаю, что она доверилась бы им, к тому же это слишком далеко.
   — Верно. — Мужчина, несомненно, относился к своей задаче со всей серьезностью. — А как насчет безлюдных мест? Не пустуют ли какие-нибудь дома вблизи вашего старого жилища?
   — Только сам наш старый дом, — ответила Лора. Его глаза чуть-чуть расширились, и в комнате повисло многозначительное молчание.
   — Вы думаете?.. — Лора встала. — Может быть. Мне нужно пойти и…
   — Сидеть! — скомандовала герцогиня неожиданно сильным, властным голосом, и Лора машинально повиновалась.
   — Нужно проверить, — прошептала старуха. — Стаффорд…
   — Вам нет необходимости туда идти, мисс Джиллингем, — сказал мужчина. — Какой номер дома?
   Лоре очень захотелось, чтобы все в этой комнате перестало быть таким дисгармоничным, словно звучание расстроенного рояля.
   — Номер тридцать два. Но может быть, я…
   — На улице холодно, мисс, — непринужденно сказал Стаффорд. — Вам понадобится карета, на это уйдет время. А я доберусь туда быстро в наемном экипаже и привезу их сюда. Уверен, что графу следует знать о состоянии бабушки.
   — Да, наверное. Но я тоже могу в наемном экипаже…
   — Нет необходимости.
   — Поезжайте, Стаффорд, — произнесла графиня так, словно каждое слово было чрезвычайно важным. — Поезжайте и исполните мою волю. В противном случае, клянусь небесами, я вас уничтожу!
   Мужчина наклонился и поцеловал похожую на птичью лапку с когтями, дрожащую от нетерпения руку.
   — Вы ведь меня знаете, герцогиня. Уверен, мы еще встретимся.
   Лора проводила взглядом шагавшего к двери мужчину, по-прежнему не понимая, что здесь происходит. Она посмотрела на Дафну, но та лишь незаметно ободряюще ей улыбнулась.
   Герцогиня отвернулась к стене.
   — Идите. — Она махнула рукой по направлению к двери, ведущей в смежную комнату. — Не могу больше разговаривать. Придете, когда вернется Хелен. Хелен…
   Лора с облегчением перешла в другую комнату.
   — Кто такая Хелен? — спросила она.
   — Мать Саксонхерста, — ответила Дафна, обхватив себя за плечи.
   — Но она ведь умерла?
   — Думаю, с людьми, находящимися при смерти, это случается: они возвращаются в прошлое. Надеюсь, Стаффорд привезет Саксонхерста.
   — Мне этот мужчина не понравился, — заметила Лора.
   — Конечно. Он неотесан. Не знаю, зачем бабушка держит его. Он даже является управляющим одного из ее небольших имений.
   Лора пожалела, что пришла сюда. Никто здесь ей не нравился, и в воздухе витало нечто пугающее.
   — А что, если граф не приедет?
   Дафна села и протянула руки к огню.
   — Тогда, вероятно, бабушка получит по заслугам. Она никогда не думала о других — только о себе. Она, видите ли, дочь герцога и жена герцога. А ее муж при этом был полным ничтожеством. И сын их такой же, бабушка позаботилась и о том, чтобы он женился на этакой незаметной серой мышке. И его сын не лучше. Кобхэма женили в шестнадцать лет на девушке, которую выбрала герцогиня. Саксонхерст — единственный, кто когда-либо осмеливался ей перечить.
   — Молодец. — Лора подумала, не пойти ли порасспрашивать слуг, но было поздно, к тому же здесь она едва ли могла что-нибудь узнать об убийстве.
   Поэтому она тоже села и стала ждать, надеясь, что Стаффорд найдет Сакса и Мэг и они все отправятся домой.

* * *

   Часы пробили половину часа, и хотя Мэг все еще немного дрожала после пережитых мгновений страсти, в желудке у нее урчало.
   Сакс потер ей живот:
   — Проголодалась?
   — Немного. Все в порядке. — Она прижалась к нему и потерлась о его покрытое испариной тело, чтобы погреться.
   — Нет, не в порядке. Я хочу одевать тебя в шелка и нежить в роскоши. Хочу, чтобы ты никогда больше не знала никаких забот.
   Мэг рассмеялась. Стояла кромешная тьма, но она видела его словно при ясном свете. Видела и любила.
   — Но это же очень скучно.
   — Скучно? — Он зарылся в ее волосы. — Тогда мы будем бродяжничать и без конца попадать в разные передряги.
   — Вы, милорд граф, человек крайностей. Я предпочитаю золотую середину.
   — Я тоже не люблю неудобств, особенно после того, как столкнулся с ними. Но думаю, что ты будешь рада время от времени пережить головокружительное приключение, только не всерьез.
   — Да, может быть. Что мы будем делать, однако, если не сможем вернуть мне доброе имя?
   — Жить со скандальным именем.
   — Мне этого вовсе не хочется.
   — Знаю. Вот почему мы должны его вернуть.
   — Но как?
   — Положившись на Оуэна.
   Мэг рассмеялась:
   — Ты невозможен. Ты это знаешь?
   — Людей раздражает как раз то, что я возможен: я существую — и чувствую себя счастливым со всеми своими причудами.
   Мэг еще ближе прижалась к нему, свернувшись клубочком.
   — Ты — чудо! — От этого слова, словно от искры, вспыхнули воспоминания. — Я должна найти Шилу.
   Сакс пожал плечами:
   — Если твой сэр Артур не спрятал ее в своем доме, то это все равно что искать иголку в стоге сена. Не можем же мы обшарить весь Лондон.
   — Но ты же помнишь, что я могу почувствовать ее присутствие. Это почти как музыка, только тихая, почти неслышная. — Мэг покачала головой. — Тебе все это, наверное, кажется безумием.
   — Как и сама статуэтка. Признаюсь, если бы она была здесь, я попросил бы тебя повелеть ей, чтобы она нас накормила.
   Мэг прыснула, но тут же затихла, прислушиваясь.
   — Сакс…
   — Да? — Она не отвечала, минуту спустя он позвал:
   — Мэг!
   — Странно. Я думала, это ты.
   — Что — я?
   — С тех пор как мы сюда пришли, я все время что-то чувствую. Я думала, это из-за твоей близости. Шила — только ты не смейся — вызывает во мне такие же ощущения, как ты.
   — Мне следует ревновать?
   Мэг толкнула его в бок:
   — Отдаленно это напоминает сексуальное возбуждение. Чуть-чуть.
   — «Чуть-чуть» и «сексуальное возбуждение» у меня не вяжутся между собой.
   — Прекрати! Так или иначе, но я и сейчас это чувствую.
   — О, прекрасно! — Его рука потянулась к ней. Мэг отпрянула:
   — Сакс! Я думаю, что Шила здесь, в доме! Подумай, если он не хотел прятать ее у себя, вполне логично было спрятать ее здесь. Может быть, он и не забирал ее отсюда, просто перенес в другую комнату.
   — Тогда почему ты не почувствовала ее, когда приходила за ней?
   — Я была в такой панике. Сначала пришлось тайком выбираться из твоего дома, потом пробираться в этот… Импульс, исходящий от Шилы, очень слаб, за свою жизнь я привыкла к ее присутствию в этом доме.
   — Ты уверена?
   Мэг, лежа очень тихо, сосредоточилась на неуловимой музыке, которую, казалось, ощущала всем своим существом. Она вдруг начала дрожать.
   — Шила здесь. Точно здесь.
   Мэг хотела выскочить из постели, но граф удержал ее.
   — Какая спешка? Если она здесь, мы ее найдем. И тогда ты сможешь сосредоточиться на более важных вещах.
   — Например, на том, что меня подозревают в убийстве? Думаю, я могла бы попросить ее уладить это дело. Только не знаю…
   — Я не совсем то имел в виду. — Он тесно прижался к нем.
   — Сакс! Ты невозможен!
   — Обычно женщины произносят это с большим почтением.
   Она оттолкнула его, и он послушно отодвинулся. Мэг села, но тут же снова спряталась под одеяло.
   — Там такой холод!
   Она нащупала платье, радуясь тому, что не забыла положить его под покрывало, и догадываясь, что он делает то же самое. Потом они начали в темноте натягивать на себя одежду, извиваясь и толкая друг друга.
   Мэг выскользнула из-под одеяла и сразу задрожала от ледяного холода и от очевидной близости Шилы. Как удивительно, что волны энергии, исходящей от Сакса, поглощают те, что излучает она!
   — Думаю, — сказал Сакс, — мы сможем нырнуть обратно в кровать, как только ты найдешь статуэтку. Будет забавно положить ее третьей в постель.
   — Господи, как ты порочен! Но тогда ты мне поверишь?
   Подумав немного, граф сказал:
   — Признаться честно, не знаю. Ты-то, я вижу, веришь в нее, но у меня нет никакой охоты.
   — Я не собираюсь воспользоваться Шилой для того, чтобы тебе что-то доказать.
   — А я и не прошу. Полагаю, Шила находится не в этой комнате?
   — Нет. Уверена, что нет. Думаю, в комнате моих родителей, то есть в соседней, должны быть свечи.