Беверли Джо. Колдовство

   — Соблазнение, освященное браком, не предосудительно.
   Она ничего не могла поделать, кроме как отклоняться то в одну, то в другую сторону, чтобы избежать его прикосновений, лишавших ее воли.
   — Вы же согласились подождать!
   Его рука опустилась, он снова расслабился, но стал ничуть не менее опасным.
   — Разумеется. Слово Торренса. До тех пор, пока колючий клубок не развернется сам и не обнажит свою мягкую беззащитность. Охотно. Страстно…
   — Страстно? — вырвалось у Мэг вместе с выдохом. Одних лишь его глаз, этих необычных глаз, его мощного тела, длинных ног, протянувшихся через всю карету, широких плеч, занимавших все видимое пространство, — одного этого, без всяких прикосновений, было достаточно, чтобы она поняла, что он изготовился к смертельному прыжку.
   Был лишь один способ прекратить все это, и Мэг пришлось, отвернувшись, сказать:
   — Думаю, будет лучше, если мы осуществим наши супружеские отношения сегодня же ночью, милорд.
   Повисла напряженная пауза.
   — Вы находите такой выбор более безопасным? — Ей не нужно было смотреть на него, чтобы знать, что в глазах его пляшут веселые искорки. — Если я сегодня приду к вам в спальню, — произнес он очень тихо, но так, что отчетливо было слышно каждое слово, — все будет не так просто. Я соблазню вас, леди Саксонхерст. Соблазню во всех смыслах этого слова.
   Мэг снова задрожала. Она-то как раз думала, что все будет очень просто. Они лягут в постель, оба в ночных рубашках. Он сделает все, что положено, затем повернется на бок и заснет, оценив тихую покорность, с которой она исполнит свой неприятный долг.
   Поцелуи будут легкими и вполне приличными, и никаких прикосновений к ушам и шее, никакого чувства опасности, ничего такого, от чего становится трудно дышать и кружится голова.
   Он коснулся ее плеча — при этом все тело Мэг словно пронзило ударом молнии — и повернул к себе ее лицо.
   — Если нам так скоро предстоит вступить в интимную близость, следует начинать уже сейчас. Подобающие супружеские отношения требуют времени. Много времени. Леди Саксонхерст, приготовьтесь к поцелую.
   Она ожидала, что он крепко, даже грубо схватит ее, но он лишь взял ее за подбородок и приблизился. Его губы, лишь слегка касаясь, скользнули по ее губам. Однако особая аура, ощущение более реальное, чем он мог бы, как казалось, вызвать, мгновенно накрыла ее, словно пеленой тумана, дыхание стало прерывистым.
   Как ему удалось сделать это всего лишь с помощью легкого поцелуя?
   Мэг могла бы отстраниться и запротестовать, но ей не позволила гордость. Это ведь была ее идея положить конец его мучительному преследованию, сдавшись безотлагательно и хладнокровно.
   Однако кровь, бурлившая в ее жилах, была отнюдь не холодна.
   Он дразнил ее, легко водя губами по ее губам, отчего они горели почти невыносимо. Мэг неосознанно разомкнула их и ощутила его язык.
   Она вздрогнула, но не отстранилась — это означало бы признать за ним победу, — открыла глаза (когда же она их закрыла?) и не отрываясь уставилась на него.
   Она видела его улыбку, ощущала ее в себе, слышала в его голосе.
   — Вы восхитительны, леди Саксонхерст. Вы принесете мне много радости.
   — В процессе охоты?
   — И поимки. Вы ведь вовсе не робкий ежик, не так ли?
   — Претендую на роль по меньшей мере хитрой лисички.
   — Лисы, моя дорогая. Матерой лисы. — Он водил пальцем у корней ее волос на затылке, по краю уха, шее, а рот его был по-прежнему так близок от ее губ, что их дыхание сливалось воедино.
   Мэг не отступала:
   — Лисичка или лиса — не важно: никому не нравится, когда за ним гонятся.
   — Охота такого рода может и понравиться. Наслаждение, которое вас ожидает, трудно себе даже вообразить, уж поверьте.
   Его рука скользнула по ее спине, и он вдруг поцеловал ее крепко, чуть не исторгнув крик из ее груди. Мэг и впрямь почувствовала себя как загнанная в нору лисица, притаившаяся в надежде, что гончие псы не учуют ее запаха, но знающая, что они уже взяли след.
   Безошибочно взяли. Мэг дышала прерывисто, все ее тело было охвачено странной лихорадкой.
   Потрясенная, она обнаружила, что это состояние было очень похоже на то, которое вызывала Шила-ма-гиг, — накатывающие один за другим, лишающие рассудка приливы головокружения.
   Ничего удивительного, что мать всегда отказывалась говорить об этом!
   Неужели супружеская близость может быть такой — ошеломляющей, неукротимой, до ужаса похожей на смерть?
   Невзирая на все его чары, охота лорда Саксонхерста не увенчается успехом. Он не заставит ее желать самого сокровенного внимания с его стороны и наслаждаться им. Она не позволит ему доставить ей удовольствие, которое «трудно себе даже вообразить».
   Потому что он весь так и лоснится от самодовольства, и это невыносимо.
   Откинувшись назад, граф изучал ее, и Мэг показалось, что он несколько озадачен. Она заставила себя выдержать его взгляд. Да, близость с ним сегодня ночью обещает быть неприятной, но Мэг будет вознаграждена, когда увидит, как он будет обескуражен тем, что она сорвала его план.
   Через некоторое время граф дернул за шнурок, чтобы привлечь внимание кучера. В крыше открылось окошко.
   — Милорд?
   — Останови у дома миссис Риблсайд на Крейн-стрит.
   — Слушаюсь, милорд.
   — Зачем? — поинтересовалась Мэг, уверенная, что он задумал новую хитрость.
   — Вы должны позволить мне получить хоть какое-нибудь удовольствие, — сказал он. Вид у него был одновременно и довольный, и озорной.
   Трудно представить себе, что человек может быть столь же беспечен, сколь и нечестив, но то, что доставить удовольствие этому мужчине способны весьма безнравственные вещи, казалось вполне вероятным. Мэг доводилось слышать о домах порока, и она могла бы поклясться, что от графа можно ожидать всего.
   Карета остановилась, и Мэг выглянула в окошко, ожидая увидеть нечто ужасное. Однако увидела лишь вполне респектабельную улицу с высокими домами и магазинами — галантерейным и шляпным…
   Лакей открыл дверцу, и граф, выскочив из кареты, почти силой вытащил из нее Мэг.
   — Милорд!
   — Идемте, а то остальные подумают, что вас похищают.
   — Что вы делаете? — воскликнула она, когда он втолкнул ее в дверь. Благоразумная дама на ее месте уже кричала бы во все горло.
   Но он был ее мужем, Господи помоги!
   Граф сорвал с нее шляпку. Несмотря на волнение, Мэг вдруг поняла, что они — в магазине дамских шляп.
   — Милорд? — Пухленькая молодая женщина была несколько озадачена внезапным вторжением, но явно не возражала.
   — Шляпку, миссис Риблсайд. Не самое ваше фантастическое изделие — шляпка должна подходить к этому платью, — но что-нибудь чуть более веселое, чем коричневая соломка.
   — Разумеется…
   — И поскорее, пожалуйста. Да, кстати, это моя графиня. Она, несомненно, станет вашей постоянной покупательницей.
   Женщина на мгновение потеряла дар речи, но тут же взяла себя в руки и расплылась в сияющей улыбке:
   — Ваша светлость! Какая честь! Пожалуйста, присядьте…
   — Для этого нет времени. Просто принесите шляпку. Полагаюсь на ваш вкус.
   Чтобы выразить протест, Мэг решительно уселась на предложенный шляпницей стул.
   — А может быть, я не хочу новую шляпку.
   — Не говорите глупостей. Женщины всегда хотят новую шляпку.
   Мэг приняла решительный вид:
   — Если я буду покупать новые вещи, а я уверена, милорд, что вы будете на этом настаивать, тогда куплю и новые шляпки!
   — Мы закажем специальный наряд к вашей свадебной шляпке. — Он швырнул ее убогий соломенный головной убор в угол, добавив:
   — Эта вещь наводит на меня уныние. — И прежде чем Мэг успела возразить, ослепительно ей улыбнулся:
   — Ну пожалуйста, исполните мою прихоть, дорогая.
   Несмотря на героические усилия Мэг, гнев и желание перечить растаяли. Тут появилась хозяйка магазина, неся нечто из медового цвета бархата с голубыми лентами.
   — Последний крик моды, миледи, португальский капор. Он вам очень пойдет и не будет выглядеть слишком вычурно. — Она натянула капор на голову Мэг и подвела ее к зеркалу.
   — Вот видите, — сказал граф, — я знал, что миссис Риблсайд знает свое дело. Я не уверен, что вам идут широкие поля. А эта шляпка вам явно к лицу.
   Мэг не могла с этим не согласиться. Шляпка ей действительно шла. Она боялась, что они нарядят ее в какое-нибудь смехотворное сооружение из белой соломки с перьями. Но эта шляпка, полностью прикрывая волосы сзади, спереди оставляла их на виду, и ее теплый цвет действительно был к лицу Мэг и подходил к ее простому платью.
   Отказаться было бы невежливо, к тому же для пререканий оставалось много других, более серьезных поводов. Мэг смотрела на себя и улыбалась.
   — Спасибо, миссис Риблсайд. Ну что, милорд, теперь мы можем ехать? Моя семья волнуется.
   Сердечно поблагодарив хозяйку шляпного салона, граф подхватил Мэг под руку и повел к карете. Он приказал кучеру ехать побыстрее. Когда они тронулись с места, Мэг вспомнила, что о стоимости шляпки и вообще об оплате не было сказано ни слова. В этом было какое-то грешное удовольствие — не думать о цене.
   Мчащаяся во весь дух карета вскоре выехала на красивую площадь.
   — Это здесь находится ваш дом?
   — Мой лондонский дом — да. Площадь Мальборо.
   В центре площади располагался большой ухоженный парк. В нем был даже пруд с утками, вокруг которого под присмотром нянь играли дети. По периметру площади стояли большие дома из грубо отесанного камня и несколько особняков.
   — Это чудесно!
   — Мне тоже так кажется. Мое основное загородное поместье Хейвер-Холл находится в Суссексе. Надеюсь, вы любите деревню?
   Карета затормозила и остановилась в ожидании, когда лакеи подбегут, чтобы открыть дверцу и развернуть складные ступеньки.
   — Последние четыре года я провела в деревенском доме — служила там гувернанткой, милорд. Мне там очень нравилось.
   Набег на шляпный магазин был действительно молниеносным: карета с домочадцами Мэг только что подъехала. Похоже, граф вообще все делает в спешке. Исключение, очевидно, составляют любовные отношения с женой.
   О Боже! Где-то в этом доме находится кровать, а ночь уже близка…
   Граф спрыгнул на землю и подал Мэг руку.
   — Знаете, вам ведь придется как-то называть меня — не милордом же.
   — Вы так считаете?
   — Ну разумеется. Друзья называют меня Саксом. Но вам это не понравится.
   Мэг готова была возразить, но догадалась, что именно этого он от нее ждет, и согласилась:
   — Да, это не совсем уместно. — Она почувствовала, как он сжал ее руку.
   — При крещении меня назвали Фредерик Джордж. Фредерик мне не нравится.
   — Тогда, может быть, мне называть вас Фредди?
   — Вы это серьезно?
   Мэг, разумеется, так не думала. "Трудно представить себе человека, который был бы меньше похож на «Фредди». — При этой мысли Мэг не сдержала улыбки.
   — Вот так-то лучше. Мы ведь не противники, моя дорогая, каким бы противным я ни был порой. Вам с Оуэном еще придется проливать из-за меня слезы, уткнувшись в свои чайные чашки. Однако почему бы пока не остановиться на Саксонхерсте? Это лучше, чем «милорд», а со временем, может быть, и вы привыкнете к дружескому «Сакс».
   Мэг с благодарностью приняла протянутую им оливковую ветвь:
   — Отлично, пусть будет Саксонхерст. А как вы будете меня называть? Не можете же вы всегда обращаться ко мне: «Моя дорогая».
   Этот выпад он отразил легко, как птичье перышко:
   — Я был бы счастлив называть вас «моя дорогая» всегда, если желаете. Однако я бы предпочел ваше имя при крещении. Минерва, не так ли? Богиня мудрости.
   Мэг уже собиралась было поправить его, но вовремя прикусила язык. В конце концов, Минерва — это тоже ее имя, и оно будет создавать между ними некоторую официальную дистанцию. В настоящий момент чем формальнее будут их отношения, тем лучше.
   К тому же насколько изысканнее и куртуазнее оно звучало. «Минерва Саксонхерст», — произнесла она почти неслышно, ибо ей было известно, что графинь чаще называют по титулу мужа, а не по его фамилии.
   — Восхитительно. — Он сделал жест, долженствовавший, видимо, выразить восторг. — Прошу вас, Минерва Саксонхерст, входите в свой дом!
   Заметив, как снисходительно улыбаются слуги, для которых их жизнерадостный хозяин, несомненно, был кумиром, Мэг повиновалась.

Глава 6

   Дом был высоким — одним из больших серых каменных зданий, имеющих двойной фронтон. В его просторном, облицованном изразцами вестибюле выстроилась армия слуг, готовых приветствовать хозяйку. Все были принаряжены, у всех глаза горели любопытством.
   Мэг пришлось расстаться с еще одним предубеждением: ей не придется спасать психически неуравновешенного графа от беспорядка и хаоса в доме. Впрочем, она совсем не была теперь уверена, что он психически неуравновешен, во всяком случае, он не нуждался в ее услугах, чтобы содержать дом в порядке и заботливо ухаживать за ним самим.
   Вероятно, единственное, для чего она была ему нужна, — это ужасная постель.
   Что ж, Мэг твердо решила в меру своих возможностей добросовестно исполнить роль жены, чего бы это от нее ни потребовало. В сущности, ее дерзкие шутки в карете были неуместны. Мэг взглянула на графа. Судя по всему, он отнюдь не был против. Мысль о том, что у нее будет теперь человек, с которым можно пикироваться, кто не станет возражать против ее прямодушия и сам за словом в карман не полезет, приятно взволновала Мэг.
   Она никак не ожидала найти такое достоинство в муже.
   Мэг заметила низкорослого лакея в ливрее и по его подвижному, жизнерадостному лицу поняла, что это и был Обезьян — будущий муж Сьюзи. Улыбнувшись, он подмигнул ей. Неудивительно, что он так счастлив: ведь она только что помогла ему обрести средства, чтобы начать свое дело.
   Представительный седовласый мужчина, несомненно дворецкий, подошел к графу, но прежде чем он успел что-либо сказать, один из слуг, присутствовавших в церкви, закричал:
   — Лорд и леди Саксонхерст! Гип-гип-ура!
   И все присутствующие разразились приветствиями. В наступившей вслед за этим тишине чей-то резкий голос произнес:
   — Ну, Фредерик, в какое безрассудство ты влип на этот раз?
   Мэг почувствовала, как окаменела рука графа, поддерживавшая ее под локоть. Он резко обернулся: у стены в старомодном, изысканно украшенном паланкине сидела седовласая дама. Меж поручней, спереди и сзади, неподвижно, как статуи, стояли два носильщика в алых ливреях, расшитых серебром. Дверца паланкина была открыта, и Мэг увидела, что дама одета во все черное, однако наряд ее был сшит из дорогого шелка и украшен черным янтарем. Из-под черной шелковой шляпы с обшитыми рюшами полями выбивались серебристые локоны. Глаза светились знакомым желтоватым огнем и придавали ее морщинистому лицу сходство с ястребом.
   — Ваша светлость, какой сюрприз! — Мэг никогда в жизни не слышала такой издевательской интонации.
   Старуха и глазом не моргнула, лишь перевела свой ястребиный взор на Мэг:
   — Бедное мое дитя, вы поступили весьма неразумно, какой бы насущной ни была нужда…
   Прежде чем Мэг смогла произнести хоть слово, граф сказал:
   — Минерва — благородная дама, а теперь она моя графиня, ваша светлость. Я требую полного к ней уважения.
   Дворецкий откашлялся.
   — Вдовствующая герцогиня привезла с собой багаж, милорд. — Он указал на кучу чемоданов и шляпных коробок, сложенных поодаль в углу.
   — Ты собираешься выкинуть меня на улицу, Фредерик?
   — И в мыслях не имею.
   Мэг была рада, что граф не отказывает бабушке в ночлеге хотя бы на предстоящую ночь. Граф между тем продолжал:
   — Я прикажу со всей заботливостью взять вас и препроводить вместе с вашими пожитками в «Квиллер».
   В гостиницу?
   — Но, милорд… — запротестовала было Мэг.
   — Не надо, — сказал граф тихо, чтобы было слышно только ей, не сводя при этом взгляда с дамы в паланкине. Странным образом он напоминал в этот момент загнанного зверя, напряженно следящего за беснующимися вокруг гончими.
   Казалось, герцогиня не заслуживает такого гнева. В конце концов, этот брак на самом деле был безрассудством, и Мэг никогда бы на него не пошла, если бы недействительно чрезвычайные обстоятельства.
   Внезапно граф достал лорнет и поднес его к глазам.
   — Кузина Дафна! Ты тоже здесь?
   Мэг только теперь заметила молодую женщину, стоявшую подле паланкина, хотя та и была шикарно одета — в дорогой длинный жакет, отороченный мехом, и широкую шляпу, изобильно украшенную перьями. Ее худое бледное личико утопало в этом роскошном одеянии. Если граф всегда занимал собой все видимое пространство, то кузина Дафна, казалось, не занимала и той доли, что была ей отведена природой.
   Но почему голос графа звучал так язвительно?
   Дама вздернула подбородок, ее бледные губы дрожали.
   — А почему бы мне здесь и не быть? — Она вынула левую руку из необъятной меховой муфты, и на ее пальце сверкнуло старинное кольцо с огромным изумрудом. — Я ведь ношу обручальное кольцо Торренсов.
   Мэг вскрикнула, но муж остановил ее:
   — Я не обручен и никогда не был с ней обручен.
   — Мы должны были сегодня пожениться! — заявила кузина Дафна.
   — Ты ошибаешься.
   — Это всегда было известно. Герцогиня сказала…
   — Иногда даже вдовствующая герцогиня Дейнджерфилд ошибается. Прингл…
   — Развратник! — огрызнулась герцогиня. — Ты играл с Дафной в колыбели.
   — Если я делал что-то недозволенное, это вина моей няни.
   — Саксонхерст! — завопила Дафна, покрывшись красными пятнами. — Ты мерзавец.
   — Господи, Дафна, — он снова уставился на нее в лорнет, — ты стала совсем красной. Что же такого я делал с тобой в колыбели? Должен заметить, что столь ранней зрелостью мне следовало бы гордиться. Прингл…
   — Гнусный невежа!
   Мэг в ужасе воскликнула:
   — Милорд!
   — Молчите, — одернул ее граф. — Прингл, я не привык к тому, чтобы игнорировали мои распоряжения.
   — Милорд! — громко воскликнул дворецкий, чтобы призвать всех к вниманию. — Вы хотите, чтобы герцогиня переехала?
   — Мне казалось, я несколько минут назад уже ясно дал это понять.
   Герцогиня и граф неотрывно и пристально смотрели друг на друга.
   — Я не принимаю твоего решения выбросить меня из этого дома, Фредерик.
   — Она отпустила свои кареты, милорд.
   — Тогда отвезите ее в моих.
   — Я не уеду. Стоять на месте! — крикнула герцогиня носильщикам.
   — Возьмите, если понадобится, все мои кареты, — приказал граф, — и вынесите отсюда все вещи, это относится и к герцогине с леди Дафной.
   — Саксонхерст! — воскликнула леди Дафна. — Даже ты не можешь…
   — А вот увидишь.
   — Милорд, — запротестовала Мэг. — Сейчас рождественские праздники…
   — Придержите язык.
   Напуганная, Мэг бросилась назад и обняла за плечи близнецов. Что она натворила, привезя сюда свою семью?
   Слуги кинулись выполнять распоряжение, действительно вынесли багаж из вестибюля и были уже готовы также вынести паланкин, но герцогиня сама захлопнула дверцу и приказала носильщикам двигаться. Вцепившаяся в нижний край полуопущенного окошка рука напоминала лапу хищной птицы с когтями. Кузина Дафна с негнущейся спиной торжественно двинулась рядом.
   Когда паланкин проносили мимо графа, она, сверкнув глазами, сказала:
   — Ты не заслуживаешь даже презрения, Саксонхерст.
   — Тогда какого черта ты хотела выйти за меня замуж?
   — Только ради герцогини. Ты причинил ей ужасную боль.
   — Ты хочешь сказать, что не вожделеешь моего тела? Даже после наших игр в колыбели?
   — Ты мне отвратителен!
   — Думаю, это несправедливо — корить меня моим детским опытом. Уверяю тебя, что теперь…
   — Ноги моей больше не будет в твоем доме! — Она стремительно бросилась к выходу, но граф, вытянув руку, остановил ее и приблизился к паланкину.
   — Могу я надеяться, что это и ваше решение, ваша светлость?
   Вдова подняла на него взгляд христианской мученицы, только более свирепый.
   — Клянусь тебе в этом всем святым, Фредерик. Я и так никогда не забуду этот визит.
   Саксонхерст вдруг обернулся, схватил Мэг за руку и притянул к себе.
   — Я не представил вас должным образом, не правда ли? Минерва, леди Саксонхерст, познакомьтесь с матерью моей матери, вдовствующей герцогиней Дейнджерфилд, и моей кузиной леди Дафной Григг.
   Герцогиня подняла на Мэг взор, исполненный глубокой скорби. Поведение графа и в самом деле оставляло желать лучшего. Хоть он и не являлся душевнобольным, но определенно был неуравновешен и нетерпимо груб.
   — Я не могу с чистым сердцем приветствовать ваше появление в семье. — Ястребиный взор герцогини оценивающе и неодобрительно скользнул по одежде Мэг. — Вы явно не соответствуете столь высокому положению и едва ли сумеете образумить Саксонхерста и уберечь от ошибок. Но отречься от семьи я тоже не могу. Если вам понадобится совет, приходите ко мне. Я буду в городе до Двенадцатой ночи, скорее всего в гостинице «Квиллер». Что ж, Фредерик, если позволишь, мы поступим так, как ты желаешь, и покинем этот безалаберный дом.
   Граф резко отступил назад. Слуги снова подняли паланкин, который, как теперь разглядела Мэг, был украшен герцогской короной на крыше и стоящим на задних лапах львом на дверце, и вынесли его из дома.
   Лев и единорог, сражающиеся за корону. Наверху, внизу — повсюду в этом городе Мэг чувствовала себя так, словно оказалась между двумя дерущимися хищниками. Что же происходит, Господи помилуй?
   Дафна не была невестой графа, и герцогиня должна это знать. Сьюзи была права, предположив, что герцогиня найдет графу неподходящую жену. Однако особенно ужасным было то, что дама, по всей видимости, считала, что Мэг нуждается в перевоспитании.
   Но независимо от того, что стоит между ними, негоже отказывать родственниками в гостеприимстве, тем более в такое время года. Ощутив легкий озноб, Мэг вспомнила, что ее супруг ни разу не назвал герцогиню бабушкой.
   — Она вас расстроила, — проговорил граф. Мэг вглядывалась в него, ища признаки безумия, но видела лишь глянец воспитанности.
   — Я действительно не подхожу на роль графской супруги.
   Он отвел от глаз лорнет.
   — Тому, что вам необходимо знать, вы научитесь. — Как только закрылась дверь за отбывшими гостьями, сердитый, злой мужчина исчез, как иней под солнцем. — Здешняя прислуга, хоть все они как один плуты и мошенники, дело свое знает и будет о вас заботиться.
   — Но…
   — Герцогини вам бояться не следует. А особенно не следует бегать к ней в «Квиллер» за советами. Я категорически запрещаю вам это.
   Мэг видела, что он не шутит.
   — Итак, — сказал граф, расточая улыбки и сияя глазами, — давайте приступим к обеду, пока близнецы не умерли с голоду.
   Слуги подошли, чтобы помочь им снять верхнюю одежду, и понесли ее прочь так, словно каждый предмет был сшит из бесценных бархатов и шелков.
   — А где Брэк? — спросил вдруг граф, отчего Мэг напряглась, не зная, кого еще ей предстоит здесь увидеть.
   — Мы закрыли его от греха подальше, милорд, — ответил дворецкий, и в тот же момент огромный зверь с оскаленными зубами влетел в вестибюль.
   — Сидеть! — повелительно сказал граф, и пес моментально остановился и сел на задние лапы, однако продолжал скалиться, словно тоже умирал с голоду. Это был самый безобразный пес, какого доводилось видеть Мэг, — лохматый, серо-коричневый.
   К ее великому удивлению, граф подошел, присел на корточки перед животным и ласково погладил его. Она заметила, что собачий хвост начал отбивать барабанную дробь, словно пес хотел расколотить кафельные плитки, которыми был облицован пол.
   Какая странная для аристократа собака! Сопоставляя эту картину с чудовищной сценой, которую он устроил своей бабушке, Мэг начала серьезно сомневаться в умственном здоровье мужа.
   Поднявшись, граф сказал собаке:
   — Пойди познакомься с новыми членами семьи. Они не сделают тебе ничего плохого.
   «Они не сделают тебе ничего плохого»! Граф подвел пса к Мэг:
   — Это моя графиня. Поприветствуй ее как подобает джентльмену, Брэк.
   Песий хвост перестал ходить ходуном, собака села и протянула Мэг лапу.
   Мэг заставила себя пожать ее.
   — Доброе утро, Брэк.
   Пес продолжал скалиться.
   — У него деформирована челюсть, — объяснил граф. — Не обращайте внимания на его зубы. Он страшный трус и никогда ни на кого не набросится.
   Затем граф представил Брэка родне Мэг, и было видно, что он старается успокоить собаку, а не детей.
   — Надеюсь, ему будет хорошо с вами, только не дразните его. И не бойтесь, что он вас обидит, — он никогда этого не сделает, — сказал он.
   Мэг очень хотелось спросить, зачем он держит такого чудовищно уродливого пса, но она сдержалась. Вероятно, это тоже род безумия, но он внушал надежду, что граф проявит снисходительность и к новой обузе, которую взвалил на себя.
   Теперь, когда пес был явно ублажен, граф подхватил Мэг под руку и повел в комнату, но остановился на полдороге, так как поспешно подбежавший лакей зашептал что-то ему на ухо.
   Ну что еще? Мэг оглянулась, чтобы убедиться, что ее братья и сестры не расстроены всей этой кутерьмой. Лора с улыбкой закатила глаза, близнецы с некоторой опаской пытались завязать дружеские отношения со скалящимся псом, Джереми изучал греческую статую, стоявшую в нише. Похоже, ни один из них не был так расстроен, как она.
   Конечно, им ведь не предстоит сегодня ночью делить постель с этим странным человеком. Почему, ну почему она не позволила ему поиграть в охоту, как он хотел? Вероятно, ей удалось бы несколько недель, а то и месяцев избегать капкана!