Беверли Джо. Властелин моего сердца

   Жадным взглядом Мадлен отыскала Эмери де Гайяра и мысленно раздела его донага, извлекая из-под одежды своего волшебного принца…
   Она тут же сурово напомнила себе, что замужество – это не только два тела в одной постели. Стивен будет хорошим мужем… Затем она вспомнила его несерьезное отношение к благополучию крестьян. «По крайней мере, – безнадежно подумала она, – он предан королю».
   Сокол Стивена промахнулся, и цапля досталась совсем другой птице.
   – Падаль! – с раздражением выругался Стивен, когда сокол вернулся к нему на руку. И грубо нахлобучил на птицу колпак.
   Мадлен сжала зубы. Ей следует прекратить выискивать в нем недостатки. Совершенных людей не бывает. Сейчас она отправится к королю и объявит о своем решении.

Глава 10

   Не успела девушка сделать и двух шагов, как главный егерь протрубил в рог. Собаки взяли след! Все бросились к лошадям и поспешили на зов. Мадлен с облегчением пустилась догонять остальных.
   Егерям удалось выследить крупного и опасного зверя – дикого вепря. Злобно рычавшие собаки гнали двух диких свиней и десяток рослых молодых кабанчиков. Всадники устремились вперед, окружая животных. Слуги подали им длинные копья, специально для охоты на кабана. Мадлен держалась позади. У нее не было подходящего оружия, а разъяренный кабан был очень опасен. Его клыки остры, как кинжалы, и он не знал страха перед людьми. Визжащих кабанчиков было легко поразить копьем, не слезая с коня. Но двух взрослых следовало брать, спешившись. Мужчины громко кричали, предлагая себя для завершающего удара, но король, одарив Мадлен волчьей улыбкой, вызвал Одо и Эмери де Гайяра.
   Оба воина сошли с коней и взяли копья. Одо был сильно встревожен, и не без основания. Мужчины часто погибали в схватке с кабаном. Одна из собак по неосторожности оказалась слишком близко к зверю, лязгнули клыки, брызнула кровь, и пронзительно воющая, смертельно раненная собака была отброшена в сторону. Егерь мгновенно перерезал бедняге горло.
   Мадлен судорожно сглотнула, не отрывая глаз от Эмери. Он выглядел спокойно, но девушка очень боялась за него. Он был на пару дюймов меньше ростом, чем Одо, и гораздо легче, хотя и проворнее.
   – Как интересно!
   Мадлен оглянулась на голос и увидела Стивена. С горящими глазами, раскрасневшись от возбуждения, он нес на своем копье убитого кабанчика в качестве боевого трофея. Кровь стекала вниз по его руке.
   – Жаль, что у вас нет возможности сразить взрослого кабана, – сказала Мадлен, обращая взгляд к сцене, разыгрывавшейся впереди.
   Стивен рассмеялся:
   – Чертовски кровавое дело! Звери могли бы убить меня, а я вот здесь, с вами, в то время как эти бедняги там изрядно потеют.
   Мадлен хмуро взглянула на него. Едва ли Стивен будет с готовностью выполнять тяжелую повседневную работу. А именно это было необходимо Баддерсли. Девушка поспешно отвела глаза, пока ей в голову не пришло еще что-нибудь нелестное о нем.
   Кабаны обезумели от криков окружавших их охотников и от кровавой расправы с их отпрысками, но еще не определили себе цель для нападения. Они бросались то в одну сторону, то в другую. Иногда кидались к лошадям, пританцовывавшим в стороне. Однако всадники были настороже. Маленькие горящие глазки затравленно бегали по сторонам, угрожающе подрагивали длинные смертоносные клыки, из пасти хлопьями спадала пена.
   Эмери крикнул и потряс копьем, чтобы привлечь внимание одного из зверей. Это подействовало. Тот, что был поменьше, устремил свой взгляд на него и на его сверкающую металлом куртку. В ярости кабан принялся острыми копытами взрывать лесную почву, затем бросился в атаку. Но неожиданное движение Одо отвлекло животное на него. Одо поскорее опустил копье и закрепил его в земле под таким углом, чтобы острие было направлено кабану прямо в грудь. Эмери занялся вторым кабаном. Он снова закричал, но зверь не обращал внимания. Эмери подступил ближе.
   Сердце Мадлен бешено билось. Она взглянула в сторону Одо. Разъяренный кабан мчался прямо на него. Одо казался спокойным, но в последний момент дрогнул и слегка отступил, копье не попало в грудь животного, а вонзилось в плечо. Раненый кабан пронзительно завизжал и заметался. Одо попытался удержать копье в руках, но его отбросило в сторону, и он со всех сил врезался в Эмери, сбив того с ног.
   Когда Эмери упал, Мадлен испуганно вскрикнула. Металлические змейки на его куртке вспыхивали огнем в лучах солнца, когда он катился по земле. Второй кабан наконец бросился в атаку. Охотники закричали, стараясь отвлечь разъяренного зверя, но острые клыки были направлены в сверкающую мишень на земле. Как раз когда всадники спрыгнули с коней, чтобы вонзить мечи в раненного Одо зверя, Эмери перевернулся на колени и выставил перед собой копье навстречу второму кабану. Закрепить копье в земле не было времени.
   Наконечник копья вошел прямо в середину мощной груди. Благодаря огромному весу и большой скорости животного оружие пронзило его насквозь, войдя в тушу по самую рукоять. Кровь хлестала из раны и из пасти визжавшего зверя. Однако Эмери не сумел удержать копье. Рукоять выскользнула у него из рук, и мускулистое тело животного навалилось на охотника. В предсмертных судорогах кабан вскинул голову. Острые клыки вспороли тыльную сторону правой руки Эмери, захватив золотой браслет как трофей кровавой пирровой победы.
   Воцарилось молчание. Затем все с криками устремились вперед. Мадлен оцепенела. Если он погиб… Он не мог умереть! Конечно же, животное не должно было ударить сильно, ведь оно почти при смерти.
   – Я рад, что не удостоился этой чести, – весело сказал Стивен де Фе. – Не спуститься ли нам к реке, мой ангел, и не поискать ли еще дичи?
   Мадлен удивленно уставилась на него.
   – Меня могут позвать на помощь, – сказала она, осознав, что должна предложить свои услуги.
   Она пустила кобылу вскачь. Группа мужчин расступилась, и девушка увидела, что Эмери де Гайяр уже на ногах, а его рука небрежно перевязана куском ткани. Повязка вся была пропитана кровью, а сам Эмери сильно побледнел.
   – Лорд Эмери должен вернуться в Баддерсли и позаботиться о своей ране, – сказал король. – Сопровождать его будут отец и брат, но не могла бы ты тоже отправиться с ними, леди Мадлен? Я слышал, ты обучалась искусству исцелять?
   – Конечно, сир.
   Девушка могла бы поклясться, что де Гайяр хотел возразить. Неужели, грустно подумала она, он ненавидит ее так сильно?
   – Уж постарайся, – сердечно сказал король. – Мне нужно, чтобы каждый преданный мне рыцарь свободно владел своей правой рукой.
   Король ускакал. Охота продолжалась. Мадлен припомнила его слова и задумалась, не следует ли ей так обработать Эмери рану, чтобы лишить предателя правой руки?
   Когда же она убедилась, что именно Эмери де Гайяр переодевался английским разбойником? В его объятиях, конечно…
   Лео сильно волновался, помогая брату сесть на коня.
   – Перестань, Лео, – со вздохом сказал Эмери. – Ты совсем как мама. – Он повернулся к Мадлен: – Это неглубокая рана, леди Мадлен. Нет необходимости ради нее жертвовать днем развлечений.
   Вся ее горечь вернулась.
   – Это не жертва, – бесстрастно сказала она. – Я рада вернуться в Баддерсли, но ваша рука может загноиться, несмотря на все мои заботы.
   Не говоря ни слова, он повернул коня и направился в замок. Лео поскакал рядом с братом, а граф Гай составил компанию Мадлен. Его правая рука двинулась к запястью левой, и Мадлен увидела, что на нем надет браслет Эмери. Граф расстегнул его и передал ей.
   Мадлен не хотелось выяснять причины его странного поступка. Браслет был очень тяжелым и сохранял тепло тела графа. Золото было почти в полдюйма толщиной со стороны запястья и хранило вмятину от кабаньего клыка. Это, без сомнения, и спасло руку Эмери. Браслет наскоро почистили, но на нем все же сохранялись следы крови.
   – Он, должно быть, старинный, – сказала Мадлен. – Очень красивый браслет.
   – Он действительно старинный, – ответил граф Гай. – Очень ценный и опасный. Это древняя драгоценность Мерсии, подаренная Эмери его дядей Гервардом, который стал предателем в глазах короля Англии. Гервард также подарил Эмери меч, предмет его мечтаний, и кольцо, которое он носит на правой руке. Кольцо на левой руке подарил ему Вильгельм, в верности которому он поклялся на кресте. Он человек, связанный слишком многими обязательствами, мадемуазель. Однажды они могут разодрать его пополам.
   Это, в сущности, было признанием, что его сын – изменник.
   – Зачем вы говорите это? – спросила она. – Ведь он не становится в моих глазах более привлекательным мужем в трудные времена.
   Зеленые глаза графа, так похожие на глаза его сына, смотрели прямо и открыто.
   – Я ничего не понимаю и надеюсь, мне хватило мудрости осознать это. Вы должны уяснить себе, с чем имеете дело.
   – Я не выберу его, – сказала она. Граф согласно кивнул.
   – Это ваше право. Скорее всего это мудрое решение.
   Когда они вернулись в Баддерсли, Эмери снова попытался убедить Мадлен не трогать его руку.
   – Эта повязка остановила кровотечение, – настаивал он. – Не нужно бередить рану.
   Он выглядел бледным и напряженным, что было неудивительно, учитывая, сколько крови он потерял и какую боль ему приходилось терпеть. Не воспалилась ли его рука? Мадлен не могла допустить, чтобы в ее доме человек погиб от нагноения раны.
   Лео насмешливо фыркнул:
   – Он всегда был ужасным трусом.
   – Позволь леди Мадлен осмотреть твою руку, – сказал граф Гай. – Раны, нанесенные животными, легко воспаляются.
   – Ладно, будь по-вашему. Только я не собираюсь кричать при свидетелях. Уходите.
   Усмехаясь, двое старших мужчин удалились. Девушка и раненый остались одни. Мадлен с опаской взглянула на Эмери, но он был не в том состоянии, чтобы предпринять любовную атаку. Девушка распорядилась принести чистой воды, холодной и горячее, и отвела Эмери в свою комнату, где держала целебные травы и снадобья.
   – Сядьте у окна, к свету, – решительно приказала она и тут заметила, что все еще сжимает его браслет. Она протянула его Эмери. Он осторожно положил браслет на полку и сел там, где указала Мадлен.
   – Пожалуйста, снимите повязку.
   Он так и сделал, без колебания сорвав последний, прилипший слой. Она наклонилась ближе, чтобы осмотреть рану. Хотя он казался спокойным, она чувствовала, как он напряжен, но не обращала на это внимания. Многие отважные мужчины боятся прикосновений целителя.
   Девушка сосредоточилась на своей задаче. Рана была грязной, но не представляла серьезной опасности, пока не загноилась. Кабаний клык пропорол Эмери руку как раз по татуировке. Что за рисунок был там изображен, нельзя было сказать, едва ли он останется прежним.
   Рана была не слишком глубокой, ведь главный удар пришелся на браслет. Рубец от ушиба остался там, где верхний край браслета врезался в тело, перед тем как не выдержала застежка. Но рубец заживет сам по себе. Более слабая рука оказалась бы сломанной. При осмотре Мадлен осознала силу его мускулов.
   – Вы можете свободно двигать правой рукой? – спросила она.
   Он подвигал рукой в локте и в запястье. Мускулы плавно переливались под гладкой кожей. Движение вызвало слабое кровотечение.
   – Все будет в порядке. Нужно только почистить и зашить рану.
   Девушка поднялась, чтобы отдать распоряжения слугам, которые принесли воду. Когда они ушли, Эмери попросил:
   – Не надо ее зашивать.
   – Останется безобразный грубый шрам, – возразила она. – Он будет мешать движениям запястья. Если я зашью рану, она отлично заживет.
   – Я не хочу, чтобы ее зашивали.
   Мадлен смотрела на него с раздражением. Такой великий и благородный воин боялся! Она проворно выбежала в зал.
   – Граф Гай, ваш сын отказывается зашивать рану.
   Гай удивленно поднял брови, но тут же пошел за ней. Как только Эмери увидел отца, на его лице отчетливо проступило желание кого-нибудь придушить, и уж не вызывало сомнения, кого именно.
   Граф Гай осмотрел рану и поморщился.
   – Ее действительно надо зашить. Давай без глупостей, Эмери.
   Эмери глубоко вздохнул.
   – Хорошо.
   Его отец одобрительно кивнул и вышел.
   Мадлен хмуро смотрела на своего пациента. Он сразу же перестал спорить. Странный человек. Она налила ему немного меда. Это не сделает процедуру приятной, но немного успокоит нервы.
   Девушка положила зверобой и очанку настаиваться в медовом напитке в одном горшочке, а корень ириса, пажитник, гроздовник и подорожник вместе с пчелиным медом залила горячей водой в другом. Затем она взяла чистую ткань, намочила ее в воде и осторожно промыла края раны, тревожно наблюдая за Эмери, не отдернет ли он руку. Наверное, ей нужно позвать его старшего брата, чтобы тот держал его, когда дело дойдет до наложения швов. Но мельком взглянув на раненого, она убедилась, что он озабочен совсем другими проблемами. Пожав плечами, Мадлен взяла медовый настой.
   – Будет жечь, – предупредила она.
   Сжав его запястье, она нагнула ему руку книзу и вылила немного настоя на рану. Эмери сжал кулак и задержал дыхание, но не сделал ни малейшей попытки вырваться.
   – Раны, нанесенные животными, очень опасны. – Она вглядывалась в рану, пытаясь найти грязь. – Но пока я не стану прижигать ее. Я буду тщательно следить и сделаю это позже, если появятся признаки заражения.
   – Было бы проще прижечь ее сейчас, – сказал он, словно речь шла о сущем пустяке.
   Большинство мужчин пасуют перед раскаленным железом. Должно быть, ему еще не приходилось испытывать такого.
   – Тогда обязательно останется шрам, а, судя по всему, рана чистая. Удивительно, как трудно понять что-нибудь заранее, – задумчиво пробормотала она себе под нос. – Одна рана кажется загрязненной, но быстро заживает. Другая выглядит чистой, но сводит человека в могилу.
   – Благодарю вас, – сухо сказал Эмери.
   Мадлен виновато посмотрела на него, сообразив, что не следовало говорить таких вещей при пациенте. Но он больше развеселился, чем испугался. Они обменялись сдержанными улыбками.
   Сразу нахлынули воспоминания об их недавнем поцелуе, и Мадлен смутилась. Она поспешно отвела взгляд, взяла иглу с шелковой нитью, стараясь сдержать дрожь в руках. Ей никогда не нравилась эта процедура, особенно если пациент нервничал, но было милосерднее оставаться твердой и проворной, чем нерешительной. Требовалось большое искусство зашить рану так, чтобы она быстро и хорошо зажила, почти не оставляя шрама. В этом деле Мадлен была очень сильна. Даже если у нее все сжималось внутри, она старалась сохранять спокойный вид перед пациентом.
   И вот теперь такой необычный случай, выведший ее из равновесия. Память о его теле, прижимавшемся к ней. Резкий запах кожи и еще другой, особый аромат, свойственный только ему. Ощущение сильных упругих мускулов под ее ладонями…
   Мадлен глубоко вздохнула и, сжав Эмери руку, соединила набухшие края раны. Набравшись решимости, она твердо проткнула иголку сквозь мышечную ткань, приготовившись к сопротивлению. Но его рука только слегка дрогнула и сразу же застыла без движения. Она протащила нить и закрепила стежок. Немного отступив, она снова вонзила иглу в тело. Мускулы на его руке напряглись и стали тверды, как камень, но, помимо этого, ничто не указывало на то, что она имеет дело с живой плотью, а не с куском мяса. Если он сможет и дальше так хорошо контролировать себя, ей удастся прекрасно выполнить работу.
   «Значит, он вовсе не трус», – думала она, продолжая трудиться, пытаясь представить себе, что зашивает просто кусок свинины, как это было в монастыре, когда она обучалась. Как легко было бы лечить людей, если бы удалось не обращать внимания на страдания пациента!
   Но если он может терпеть боль, почему он так беспокоился раньше? Потому что ему ненавистны ее прикосновения? При этой мысли она промахнулась и должна была вытащить иголку, чтобы вонзить ее еще раз. Девушка виновато взглянула на раненого, но он никак не отреагировал.
   Господи, похоже, это она готова расплакаться, а не он!
   Она закрепила последний стежок на тыльной стороне его ладони и судорожно вздохнула. Эмери протянул ей кубок с медом.
   – Вы очень искусны, – сказал он.
   Мадлен взяла кубок и сделала несколько глотков.
   – Вы прекрасный пациент, – ответила она. – Могу я надеяться, что не станете пользоваться этой рукой день или два?
   Девушка вернула ему кубок, и он тоже отхлебнул из него. Они пили из одной чаши, такая близость казалась невыносимой!
   – Это зависит от того, – ответил он, – будете ли вы настаивать, чтобы претенденты сражались ради вас.
   – Вы не должны даже думать о том, чтобы взяться за меч в течение недели! – заявила она, ужаснувшись.
   Он удивленно поднял брови.
   – Думаю, вам прежде не приходилось иметь дела с воинами, мадемуазель. Если меня вызывают на бой, я сражаюсь!
   Она отвернулась, чтобы убрать лечебные принадлежности.
   – Я вовсе не просила устраивать испытание оружием.
   Ей снова вспомнилась та безумная сцена в лесу, словно бы она вовсе не прекращалась. Его гнев. Угрозы. Поцелуй. Его страдания. Она повернулась к Эмери, не находя слов, чтобы сказать…
   Он явно был озадачен и испытующе смотрел на нее.
   – Несколько месяцев назад здесь выпороли хлыстом кое-кого из местных людей, – сказал он. – Что тогда произошло?
   Вопрос заставил ее нахмуриться. Внезапно он вновь напомнил ей о нападении Одо и об Эдвальде, который в тот день в последний раз был добр к ней. Эдвальд, с татуировкой на правой руке.
   – Эти отметины на вашей руке, – тихо произнесла она, – они обычны среди англичан?
   Смена темы разговора не удивила его.
   – Все знатные англичане носят эти знаки отличия, – сказал он.
   – На том же самом месте?
   – На той руке, что держит меч.
   Ее прежняя уверенность, что он и был Золотым Оленем, несколько поколебалась. Это, возможно, совсем другой знатный англичанин, столь же привлекательный, золотоволосый и зеленоглазый. Мужчина, от прикосновений которого у нее слабели колени.
   – Раньше было принято наносить знаки и на лицо, – добавил он с кривой улыбкой, – но потом от этого обычая отказались.
   Вроде бы он чувствовал себя непринужденно. Мадлен подняла его руку.
   – Как это делают?
   – Иголки и краска, – ответил он.
   Его рука лежала в ее ладони.
   – Должно быть, это больно.
   – Не сильнее, чем когда вы зашивали мне рану.
   – Но гораздо больше уколов. Сколько лет вам было?
   – Четырнадцать. Признак возмужания – не дрогнуть перед болью.
   Рука распухла и была покрыта кровоподтеками и синяками, так что трудно было рассмотреть рисунок. Выше виднелась часть стилизованного изображения животного с вытянутыми в прыжке ногами. Нельзя было разобрать, кто это – лошадь, олень, овца. Мадлен повернула его послушную руку к свету, чтобы изучить красные, коричневые и желтые линии.
   Она не смогла узнать животное, но если рука заживет быстро, через несколько дней рисунок снова будет отчетливо виден. Однако тогда она станет женой Стивена де Фе, и Эмери де Гайяр навсегда исчезнет из ее жизни.
   Он высвободил руку и взял ее ладони в свои. Она покачала головой и отошла, чтобы приготовить снадобье для повязки и вместе с тем взять себя в руки.
   – Только не говорите мне, что снова будет жечь.
   – Если не будет больно, значит, от повязки не жди толка.
   – Вы напоминаете мне мою мать, – не задумываясь сказал он и, не удержавшись, выругался, когда Мадлен прижала к ране горячую припарку.
   Она быстро прибинтовала ее кусочком тонкой кожи и сверху обвязала кожаным ремнем.
   – Мне нужно осмотреть ее завтра, – быстро сказала она.
   – В день вашего бракосочетания? Завидное рвение!
   – Вряд ли это будет нормальный свадебный день.
   В комнате повисла гнетущая тишина. Казалось, стоит лишь шевельнуться, и сердце ее разорвется от боли. Их глаза встретились.
   – Я собираюсь замуж за Стивена.
   Он остался спокоен. Она надеялась, что он попытается поцеловать ее, но он только молча смотрел на нее несколько мгновений и затем ушел. Глотая слезы, Мадлен без сил опустилась на стул, где он только что сидел, и как в тумане уставилась на тростниковую подстилку, запятнанную каплями его крови.
   Девушка пыталась напомнить себе, что этот мужчина играл с ней, что он причинил ей глубокое горе. Он изменил своему королю и рыцарским обетам. Она не может страдать и убиваться по нему. И все-таки он всегда вел себя благородно, даже в гневе. Сегодня, когда он хотел обидеть и оттолкнуть ее, он сам не смог этого вынести. Теперь, когда ей стало известно, какими обязательствами он связан, она могла даже понять, почему дала трещину его благонадежность. Как бы она сама поступила в подобной ситуации?
   Он хороший человек, добрый и отважный, намного лучший, чем Одо или Стивен. И все же она не выйдет за него. Глупо связывать судьбу с таким человеком. И, что более важно, жизнь в имении могла привести его к гибели.
   Солнечные лучи вспыхнули пламенем на золотой поверхности его браслета. Мадлен взяла его в руки, теперь уже холодный, но все такой же тяжелый, весь в пятнах запекшейся крови. Браслет был очень ценным, и ей следовало немедленно отдать его хозяину, но было невыносимо находиться рядом с ним, сознавая, что он для нее недоступен. Мадлен спрятала браслет в сундук к своим драгоценностям.
   Завтра она выйдет замуж за Стивена де Фе. Через день все остальные разъедутся и оставят ее в покое. Все, кроме Стивена. Он останется с ней до конца жизни.
   Мадлен с головой ушла в приготовления к свадьбе. Она предупредила кухарок, что для пира предстоит зажарить кабаньи туши, и приказала также забить и насадить на вертел двух волов. Завтра день ее бракосочетания, и все в округе будут пировать.
   Мадлен отправила дворецкого с тремя стражниками в Хартфорд, вручив ему одну из своих не слишком ценных золотых цепочек с приказом приобрести несколько бочек вина. Завтра день ее свадьбы, и все в округе напьются вдрызг, и она не будет исключением.
   Щедрой рукой она открыла кладовые и разрешила использовать заготовленные на зиму фрукты. Ей было все равно. У нее было такое чувство, словно близился конец света.
   Подготовка пира шла полным ходом. Аромат жарящегося мяса наполнял зал. В кладовой высились груды пирогов и печенья. Теперь Мадлен направила свою неиссякаемую энергию на столы.
   Со времени отъезда Поля де Пуисси работы на строительстве укреплений были приостановлены, так что девушка не испытывала недостатка в рабочих руках для ремонта столов и скамеек. Очень немногие предметы мебели приобрели маломальское изящество, но все они стали устойчивыми, ровными и крепкими.
   Пока мужчины устанавливали столы, Мадлен с двумя служанками занялась тканями. Рваные края были подшиты, дыры залатаны, пятна, где возможно, оттерты. Не было времени сделать работу в совершенстве, но этим вечером зал будет выглядеть гораздо пристойнее.
   Все это время Мадлен была уверена, что Эмери де Гайяр находится где-то в замке, но ни разу его не видела. Возможно, он так же избегал встречи с ней, как она не хотела столкнуться с ним.
   Рог дозорного возвестил о возвращении охотников. Мадлен вскочила со своей скамейки у окна и сунула недошитую работу в руки другой женщины. Она совсем забыла о своей внешности! Кликнув Дороти, девушка бросилась в свою комнату, умылась и распустила волосы. Тут подоспела Дороти, чтобы причесать ее.
   – Заплести или оставить распущенными, миледи?
   Это был последний вечер ее девичества.
   – Оставь так, – сказала она, содрогаясь при мысли о том, что ей предстоит.
   Мадлен оделась в платье из тончайшего шелка и выбрала алую бархатную тунику, расшитую золотыми узорами. Этот наряд был тяжеловат для такого жаркого дня, но ей казалось, что, объявляло своем выборе, она должна иметь торжественный вид. Девушка застегнула на талии плетеный пояс из золотой проволоки с обсидианом и надела на голову золотой ободок.
   – Ну как? – спросила она Дороти.
   – Великолепно! – почтительно ответила женщина. – Я никогда не видела вас такой… Словно вы полны огня, миледи. Значит, вы уже сделали свой выбор?
   – Выбор сделан, – решительно сказала Мадлен.
   Она собралась было захватить браслет Эмери, чтобы вернуть ему, но передумала. Единственный способ вытерпеть сегодняшний вечер – это всячески избегать встречи с этим мужчиной. Изгнать его из памяти… Слезы подступили к ее глазам, но она изо всех сил старалась удержать их. Скорее она перережет себе горло, чем прилюдно проявит слабость.
   Мадлен вышла в зал. Гул стих, и со всех сторон на нее устремились испытующие взгляды. К ней подошел граф Гай.
   – Если вы не собираетесь выбрать моего сына, мадемуазель, – холодно произнес он, – вы неудачно подобрали платье.
   Мадлен огляделась и сразу же увидела его. На Эмери было огненно-красное одеяние, богато украшенное золотом. Он почувствовал ее взгляд, словно его окликнули по имени, и их глаза встретились.
   Мадлен будто выпустили всю кровь. Она пыталась уверить себя, что будет легче, когда все закончится. Как только Стивен станет ее мужем, это странное влечение к Эмери де Гайяру покажется ей детской мечтой. Девушка поискала взглядом короля, чтобы объявить о своем выборе. Вильгельм отсутствовал.