Беверли Джо. Властелин моего сердца

   Она затаила дыхание. Ее превосходная работа может привести его к смерти. Неудивительно, что он не хотел, чтобы рану зашивали.
   – Она заживает хорошо, – сказал он.
   – Тебе не больно носить браслет?
   – Нет.
   Мадлен глубоко вздохнула.
   – Если бы я не зашила рану, рисунок был бы уничтожен.
   Их глаза встретились.
   – Так бы оно и было.
   Мадлен облизала пересохшие губы.
   – Это можно переделать, – осторожно сказала она.
   Он не стал притворяться, что не понял.
   – Я мог бы порезаться ножом или неосторожно прислониться к раскаленному железу в кузнице. Но я должен принять свою судьбу.
   – Что ты этим хочешь сказать? – раздраженно спросила она. Страдания в результате несчастного случая – ничто по сравнению с тем, что ожидает Золотого Оленя, если он будет разоблачен.
   – Англичане разделяют взгляды викингов на рок, Мадлен. Судьбу нельзя изменить. Наш выбор состоит лишь в том, встретить неизбежное с честью и отвагой или опозорить себя, пытаясь ускользнуть.
   – Но ты нормандец, не только англичанин.
   Она произнесла это как вызов. Он опустил взгляд на свой кубок и медленно перевернул его.
   – Разве?
   Ледяная дрожь пронизала ее при таком признании вины.
   – Лучше бы тебе быть им.
   Он внимательно посмотрел на нее.
   – Не слишком-то мудро угрожать мне, Мадлен.
   – А тебе не приходит в голову, что и у меня есть чувство чести? И достаточно отваги, чтобы поступать так, как я считаю правильным?
   Он остался спокойным.
   – И тебе это удается?
   – Я молю Господа, чтобы он дал мне сил.
   Эмери глубоко вздохнул.
   – Я тоже. Прежде всего я хотел бы видеть в жене такие качества, как честь и отвага.
   Мадлен бросило в жар. Он вплотную подошел к вопросу, который ее интересовал, – их взаимные чувства друг к другу.
   – Даже если это приведет тебя к смерти? – спросила она.
   Он слабо улыбнулся:
   – Даже тогда.
   У Мадлен учащенно забилось сердце и задрожали руки.
   – Ты сомневаешься в моей отваге? Он немного подумал.
   – Нет, я думаю, что ты очень смелая.
   – Значит, ты сомневаешься в моей честности?
   Он промолчал, и это уже было ответом. Мадлен пыталась найти объяснение. В тот день, в хижине, он был разгневан из-за жестокого обращения с людьми.
   – Это дядя Поль заставил всех местных так страдать. Я делала, что могла, но я была так же бессильна, как и остальные. Однажды, когда я попыталась противостоять ему, он пригрозил выпороть меня кнутом.
   – Я понимаю, что ты не слишком-то много могла сделать.
   – Тогда в чем дело? – Она ломала голову, пытаясь понять, в чем ее вина. – Я была девственна, когда вышла за тебя. Ты это знаешь.
   Он сощурил глаза, глядя на нее с жестокой насмешкой.
   – Но и только.
   Мадлен вскочила.
   – Так ты из-за этого испытываешь ко мне неприязнь? Из-за того случая? В тот день у реки? – Она заметила, что привлекает внимание, и сбавила тон: – Ну кто бы говорил! Что я слышу? Сам-то ты хорош!
   Он схватил ее за руку.
   – Между мужчинами и женщинами есть разница, и преогромная.
   – Да! – закричала она, вырываясь. – Мужчины не способны принять правду, если она колет им глаза!
   Воцарилось гробовое молчание. Мадлен оглянулась вокруг и увидела гневные, возмущенные лица нормандских рыцарей. О Господи!
   Эмери схватил Мадлен и, взвалив на спину, понес наверх. В спальне он швырнул ее на постель.
   – Храните меня, святые угодники! – прошептала она и оглянулась в поисках способа ускользнуть.
   Можно было бы выскочить в окно, но он мгновенно схватил бы ее. Мадлен попятилась.
   – Не надо! Прости меня! Мне не следовало этого говорить.
   Он прошел вперед и, замахнувшись ремнем, с силой ударил по кровати.
   – Кричи, – сказал он.
   Мадлен от изумления раскрыла рот, потом прикусила губу, чтобы не засмеяться. После третьего удара она слабо вскрикнула.
   – Это все, на что ты способна? – спросил он, продолжая стегать по кровати. – Тебя что, никогда не били?
   – Ой! – вскрикнула Мадлен, начиная вникать в суть происходящего. – Перестань, пожалуйста, перестань! О Боже!
   Эмери улыбался. Ей нравилось видеть его улыбку.
   – Не-е-ет! – завопила она и стукнула большой деревянной миской о пол. – Смилуйся! Пощади! О Боже!
   – Ты это уже говорила, – сказал он, и глаза его искрились весельем. – Прояви больше изобретательности!
   – Трудно быть изобретательной, – пробормотала она, – испытывая такие страдания. – Широко раскинув руки, она пронзительно закричала: – Несчастный! Ты меня убиваешь! Пожалей меня, властелин моего сердца! Я буду до конца моих дней на коленях благодарить тебя! Всегда стану почитать тебя! Преклоняться пред тобою!
   Эмери перестал размахивать ремнем и, прислонившись к стене, расхохотался до слез, держась за бока. Это было так заразительно, что Мадлен тоже закатилась смехом. Она была уверена, что в зале эти звуки слышны как отчаянные рыдания.
   Когда она пришла в себя, лицо его еще сохраняло веселость. У Мадлен опять вырвался смешок.
   – У тебя будет ужасная репутация.
   – В этом-то и весь смысл. – Он стал серьезным. – Я не смог бы управлять этими людьми, если бы они считали, что я позволяю жене безнаказанно оскорблять себя и их.
   Она согласно кивнула:
   – Я буду следить за своим языком.
   – Да, лучше уж постарайся. Если ты снова поставишь меня в положение, когда я буду вынужден избить тебя, Мадлен, я так и сделаю.
   Она согласилась с этим, но не могла сдержать лукавой улыбки.
   – Только не так жестоко, прошу тебя, властелин моего сердца!
   Он засмеялся и снова надел ремень.
   – Ты заслуживаешь гораздо худшего. Посиди сегодня в своей комнате и постарайся завтра выглядеть достаточно подавленной.

Глава 14

   Эмери стоило большого труда выглядеть суровым, когда он спустился в зал. Кое-кто из мужчин шумно приветствовал его, но все тут же умолкли, встретив его гневный взгляд. Хью недовольно хмурился, а Жоффре был бледен как полотно.
   Все полагали, что он жестоко избил Мадлен. Эмери не волновали воины, их ошибочное суждение только прибавляло им страху перед ним, чего он и добивался. Но ему вовсе не хотелось, чтобы Жоффре подумал, что так и надо обращаться с женой.
   Он сел между Хью и Жоффре. Оруженосец слегка вздрогнул.
   – Некоторые женщины много кричат по пустякам, – сказал Эмери.
   – Да, лорд. – Жоффре старался не смотреть ему в глаза.
   – Вот увидишь, завтра она будет как новенькая.
   Жоффре взглянул на него с недоверием, но и с надеждой.
   – Даю слово. – Эмери налил юноше меда. – Ты бы удивился, как мало ударов достигли цели.
   Он встретился взглядом с Хью, и губы пожилого человека искривились в улыбке.
   На следующий день Мадлен ходила по залу с опущенной головой, как подобает покорной жене, слегка морщась, как от боли, – когда не забывала. Она была обрадована и даже тронута отношением окружающих. Жоффре де Сейн с беспокойством вертелся вокруг нее, сестры Гертруда и Уинифред язвительно отзывались о мужчинах, а большинство служивших в замке женщин выказывали сочувствие и симпатию.
   Возможно, именно от этого чувства общности и единения ей казалось, что солнце светит ярче, а воздух наполнен ароматами и пением птиц. Мадлен была влюблена. Сначала она назвала его властелином своего сердца в шутку, но все оказалось правдой. Это была горькая радость. Эмери нисколько не изменился. Он был холоден, когда ложился спать, и позавтракал наскоро. Барьер, разделявший их, треснул, но быстро восстанавливался. В чем же причина?
   Но Мадлен любила своего мужа. И под его ледяной оболочкой скрывались и смех, и огонь, которые только и ждали, чтобы вырваться на свободу. Она непременно разрушит эту броню.
   Между тем все еще оставалось много работы. Это и был наилучший способ убедить его в своей честности. Она с нетерпением ожидала вечерней трапезы, когда может представиться случай пробиться сквозь его сопротивление.
   В этот вечер монахини выказали свое неодобрение Эмери тем, что молча уселись отдельно, и ужин протекал по-старому, с разговорами о войне, оружии и охоте. Когда столы убрали, Хью и Жоффре отошли играть в кости. Эмери был сдержан, но не покинул немедленно стол. Он подлил ей вина.
   – Тебе следовало бы участвовать в разговорах о войне, – сказал он.
   – Зачем?
   – Видно, монастырь не слишком подходящее место для воспитания владелицы замка, – заметил он. – В мое отсутствие крепостью придется командовать тебе, и, хотя Хью будет руководить битвой, он должен действовать по твоему приказу.
   – Ты меня научишь? – с нетерпением спросила она, не столько желая получить знания, сколько провести с ним время.
   Он немного помедлил. Но затем поднялся.
   – Хорошо, – сказал он. – Выйдем во двор.
   Они прошли через высокие двери во внутренний двор, слабо окрашенный лучами заходящего солнца в багряные тона. Большая часть работ была окончена, и те, кто жил в замке, отдыхали, переговариваясь или играя в азартные игры. Крестьяне расходились по домам.
   «Предстоит еще так много сделать, – подумала Мадлен, – но уже и теперь стало намного лучше, чем прежде. У людей появилась надежда».
   – Они кажутся гораздо счастливее, – заметила Мадлен.
   – Так и должно быть. Мы тратим свое богатство, давая им пропитание. – Когда он взглянул на нее, то почти улыбался.
   Внезапно он стал серьезным и, широко шагая, направился к палисаду. Мадлен должна была почти бежать, чтобы угнаться за ним.
   – Палисад и ров – главная защита, – оживленно сказал он. – Они сделаны по старинке и не смогут выдержать значительного натиска. В таком случае тебе следует добиваться соглашения.
   – Какого рода?
   – Спасти столько жизней, сколько возможно. Свою прежде всего, – сказал он без какого-либо проблеска чувства.
   – Разве это не эгоистично?
   – Это практично. Судьба простых людей не изменится, останешься ты или уйдешь. Если ты добьешься свободы, то сможешь собрать силы и отбить назад имение.
   Эмери взобрался по крутой лестнице, ведущей на галерею, тянувшуюся поверху вдоль палисада, и обернулся, чтобы предложить Мадлен руку. Она с готовностью приняла его помощь, просто ради того, чтобы хоть на миг прикоснуться к мужу.
   Он стоял позади нее в узком пространстве, рассчитанном только на то, что один человек с трудом мог протиснуться мимо другого, и не имеющем ограды, чтобы предотвратить падение вниз. Свежий ветерок раздувал ее распущенные волосы. Он поднял руку, чтобы убрать прядь их со своего лица. Ощущение его теплого твердого тела за спиной напомнило Мадлен о волшебном принце, о его голосе, его прикосновениях…
   Молодую женщину охватило страстное желание, и она закрыла глаза, благодаря Бога за то, что Эмери не может заметить ее слабость.
   Он откашлялся.
   – Вряд ли тебе придется столкнуться с крупными силами, – сказал он несколько грубовато, – и эти укрепления смогут остановить мародеров. Главное – держать ров свободным от мусора и расчищать окружающее пространство от растительности. Тогда никто не сможет тайком подкрасться к вам. Стражи должны быть готовы сразить любых нападающих стрелами, и те отправятся искать более легкую добычу.
   – Такую, как деревня, – неодобрительно сказала Мадлен.
   – Они в любом случае нападут на нее. По сигналу опасности крестьяне уйдут в лес или поднимутся сюда, в замок, под защиту укреплений. Вот почему сторожевой рог должен быть всегда наготове. На охоту ты брала с собой лук. Ты хорошо умеешь стрелять?
   Мадлен слегка обернулась, чтобы взглянуть на него.
   – Отвратительно.
   Веселая насмешка промелькнула на его лице.
   – В таком случае постарайся исправиться.
   – Разве предполагается, что я должна отбивать захватчиков в одиночку?
   – Может дойти и до этого. Но я имел в виду, что нам нужно добыть побольше мелкой дичи для стола.
   Он повернулся, чтобы спуститься с площадки. Мадлен преисполнилась оптимизма. Трещина еще не вполне заросла, и внутренний огонь сверкал в вечерних сумерках.
   Эмери провел ее к маленькой оружейной и отпер дверь. Он взял лук и ловко надел тетиву, затем захватил пригоршню стрел и вышел во двор.
   – Надеюсь, это для тебя, а не для меня, – сказала она.
   – Конечно, для тебя. Возможно, он чуть более тугой, чем ты привыкла, но попытайся.
   Мадлен неохотно взяла оружие.
   – Стало почти темно. Как же мне попасть в цель?
   – Если ты так неумела, как говоришь, то я этого и не жду.
   Она взглянула на него.
   – Если я кого-нибудь убью, то ты будешь платить вергельд.
   – В любом случае я плачу здесь за все, – сказал он беспечно, указывая на стену конюшни. – Стреляй туда.
   Мадлен недовольно фыркнула, натянула тетиву и выстрелила. Стрела вонзилась в бревенчатую стену прямо у края тростниковой крыши.
   – Ну что ж, ты попала в нее, – заметил он. – Хоть и с трудом.
   – Да, я попала, – дерзко возразила она. – Точно куда и собиралась.
   – В самом деле? Тогда снова попади в то же место.
   Опять он подловил ее. Мадлен попыталась повторить свои прежние движения. Стрела взмыла вверх, зарывшись в крыше.
   – Когда спускаешь тетиву, не нужно расслаблять левую руку.
   Он подошел и встал позади нее, накрыв обе ее руки своими.
   – Держи левую руку на цели и не давай ей сдвинуться.
   Он натянул тетиву и отпустил ее, не позволяя Мадлен дернуться. Мадлен пыталась учиться, но от его близости у нее кружилась голова. От ощущения его крепких бедер позади и вида мускулистых предплечий перед глазами она почувствовала слабость в ногах.
   Эмери отступил назад и протянул ей еще одну стрелу. Мадлен неловко вставила ее в лук, затем взяла себя в руки. С мрачной решимостью она направила левую руку на первую стрелу и сильно сжала пальцы. Она спустила тетиву, и стрела врезалась в дерево всего в двух футах от цели.
   – Уже лучше. Но человек, не говоря уж о мелком животном, не пострадал бы. Ты должна тренироваться каждый день.
   Мадлен так и подмывало ответить дерзостью, но она напомнила себе, что нужно восстановить свою честь безупречным поведением.
   – Хорошо.
   – И тебе следует научиться защищать себя, – добавил он. – Завтра после обеда я покажу тебе кое-какие приемы.
   У Эмери ушло значительно больше времени, чем необходимо, чтобы убрать лук на место. Он, как трус, укрылся в маленькой каменной каморке. Все рушилось. День ото дня ему было все труднее вспоминать, почему он должен держать Мадлен на расстоянии. Он изнурял себя работой до бесчувствия, поэтому ему удавалось спать по ночам, а утром он стремительно вскакивал с постели, чтобы не дать соблазну победить себя.
   Обхватить ее руками сегодня вечером определенно было не совсем удачной идеей, а вчера… Он улыбнулся при воспоминании о том, как она кричала. Увидев ее, раскрасневшуюся от смеха, он почувствовал, что его влечение к ней сильнее, чем простая похоть. Она была настоящая ведьма…
   Но если это так, она была умнейшей ведьмой во всем христианском мире. Он наблюдал за ней, как ястреб. Она была умелая и ловкая, трудолюбивая и прилежная, терпеливая и добрая. Она искала пищу в лесу и отдавала ее бедным. В чем же правда? Жестокая вероломная ведьма или решительная и добрая хозяйка? Его сердце утверждало последнее, но разум требовал осторожности. Она очень умна, и ей вполне по силам притворяться добродетельной, чтобы поработить его.

* * *

   На следующее утро Мадлен взяла свой лук и отправилась на стрельбище. Окружающие скрытно посмеивались над ней, но один раз ей все же удалось попасть в цель.
   Мадлен еле вытерпела до конца рабочего дня, думая только о предстоящем уроке. Она не могла себе представить, чему Эмери собирался ее учить. Фехтованию? Она постаралась бы, но сильно сомневалась, что ей удалось бы взмахнуть мечом.
   После обеда Эмери повел ее не во двор, а наверх, в их покои. Мадлен огляделась в замешательстве. Это была самая большая комната в замке, но все равно слишком тесная для любого рода борьбы.
   Эмери снял ремень. На одно мгновение она подумала, что он собирается избить ее, но он только взял с ремня свой нож в ножнах и передал ей. Ручка была красиво оплетена бронзовой и серебряной проволокой, а круглая головка искусно вырезана из янтаря. Мадлен вытащила нож из ножен, и опасно заточенное лезвие сверкнуло по всей длине.
   – И что мне с ним делать? – спросила она.
   – Убить им, если нужно.
   Мадлен покачала головой:
   – Я целительница, а не убийца. Хотя он может пригодиться для извлечения осколков из раны.
   – Пользуйся им для этого, но будь готова убить с его помощью.
   – Я даже представить себе не могу, что захочу кого-то убить.
   – Не можешь? А что, если твоя жизнь будет в опасности или жизнь ребенка? – Он посмотрел ей в глаза. – Если кто-нибудь попытается тебя изнасиловать?
   Мадлен вспомнила нападение Одо и вынуждена была признать, что испытывала в тот момент неистовую ярость.
   Она пожала плечами:
   – Научи меня, чему сможешь, но мы не узнаем, смогу ли я кого-либо ранить, пока нужда не заставит.
   – У меня нет никаких сомнений. Ты целительница. Тебе уже приходилось причинять людям боль в случае необходимости.
   – Это совсем другое дело.
   – Ты убедишься, что это не так. Возьми нож, как тебе удобно. Ручка, конечно, слишком толста для твоей руки. Я закажу сделать для тебя что-нибудь поменьше. Ты должна держать нож крепко, но не жестко…
   Он занимался с ней около часа, главным образом показывая ей, куда следует бить с наибольшим эффектом.
   – Представь, что я напал на тебя, – сказал он под конец. – Я не вооружен, а у тебя есть нож.
   Мадлен взглянула на опасный клинок.
   – Я боюсь тебя ранить.
   Эмери едко рассмеялся над ее словами и начал наступать. Мадлен выставила нож вперед, чтобы не подпустить его. Ложный выпад – и Эмери выхватил у нее оружие.
   – Никогда не выставляй так руку. У тебя не останется сил, чтобы ударить. – Он вернул ей нож и снова пошел в атаку.
   Мадлен согнула руку и держала ее ближе к телу, как он сказал, выжидая момент, чтобы нанести удар. Но она боялась нечаянно его ранить.
   – Я слишком самонадеян. – Он медленно двинулся вперед. – Я не считаю, что женщина опасна. Я любуюсь твоим телом, вместо того чтобы следить за оружием. Ты можешь использовать это против меня.
   Казалось, он действительно любуется ею, и это мешало сосредоточиться. Продолжая играть, Мадлен выставила вперед груди и соблазнительно покачивала бедрами. Она услышала, как тяжело он дышал. Возможно, у нее есть оружие, о котором она и не подозревала. Однако Мадлен не забывала его уроков, и когда он небрежно попытался выхватить у нее нож, она упала на колени и направила кинжал к его бедру. Мадлен очутилась на полу, потирая ушибленное запястье. Нож отлетел на другой конец комнаты. Эмери опустился рядом с ней и взял ее ладонь в нетвердые руки.
   – Прости меня! Я недооценил тебя. Кость не сломана?
   Она согнула кисть руки и отрицательно покачала головой, стараясь восстановить в памяти, что же случилось. Должно быть, все произошло слишком быстро. Ему пришлось ударом отбросить ее руку.
   – Как ты это сделал?
   Он помог ей подняться на ноги.
   – Тренируюсь всю жизнь. Но тебе бы удалось, если бы я был таким самоуверенным, какого изображал. Если бы ты ударила в нужное место, я бы истек кровью до смерти.
   Мадлен содрогнулась.
   – Значит, я не должна больше никогда этого делать?
   – Конечно, должна. Есть еще много приемов, которые я могу тебе показать, и чем сильнее ты будешь, тем меньше станешь зависеть от меня.
   Такая постановка вопроса открывала впереди мрачные перспективы.
   Эмери отошел, чтобы налить ей вина. Мадлен приготовилась снова выставить перед ним свое тело; от волнения и страстного желания у нее пересохло во рту. Он вложил кубок ей в руку.
   – Тебе следует перевязать запястье, – сказал он. – Я пришлю твою служанку.
   И он ушел, черт бы его побрал!
   Выйдя из комнаты, Эмери глубоко и судорожно вздохнул. Было бы разумнее держаться на расстоянии, говорить с ней кратко и только по необходимости. Теперь это было уже невозможно. Он постоянно искал повода остаться с ней наедине. Он думал о ней весь день напролет. Несмотря на усталость, он едва ли спал прошлой ночью, когда его тело страстно жаждало ее, а рассудок требовал самообладания. Он не был уверен, что может сдержаться сегодня.
   Если он хоть раз позволит себе забыться в любовных объятиях с Мадлен, он погиб навсегда. Милостивый Боже! Как она проворна и отважна! Какой ум, какая красота, какая сила…
   Как только Эмери ушел, Мадлен обнаружила, что рука ее болит нестерпимо. Она обернула запястье влажной повязкой и тихонько покачивала, прижав к груди. Затем она увидела на полу нож. Это был подарок Эмери, и он был ей дорог. Она подняла его и засунула в ножны. Тяжелые кожаные ножны были позолочены, а изнутри выложены овчиной, чтобы держать лезвие постоянно острым и легко извлекать.
   Она отложила его на миг в сторону, но раз так хотел Эмери, она будет носить его на поясе. Пока что, печально думала она, муж подарил ей браслеты и кинжал. Похоже, он собирается превратить ее в воина.
   Прибежала Дороти и принялась суетиться, бормоча про себя ругательства в адрес скотов и тиранов. Мадлен решила не говорить ей правду о порке. Теперь Дороти думала, что муж снова жестоко обошелся с ней.
   Девушка по указаниям Мадлен поставила ей успокаивающий компресс и уложила в постель. Запястье продолжало сильно болеть и при каждом движении хрустело. Мадлен поняла, что не сможет уснуть.
   – Мне лучше принять маковой настойки, Дороти.
   Мадлен выпила снадобье и вскоре погрузилась в глубокий сон, так что у Эмери был небогатый выбор на эту ночь.
   На следующий день запястье Мадлен все еще болело, и ей пришлось перевязать его. Ее раздражало, что рука ей мешает. Из-за маковой настойки и постоянной ноющей боли Мадлен стала вспыльчивой. За завтраком она набросилась на Эмери. Он огрызнулся в ответ и удалился из зала.
   Мадлен сорвала зло на молоденькой неуклюжей служанке, но тут же пожалела об этом. Кровь стучала у нее в висках, голова гудела, и она решила, что может позволить себе день отдыха. Поскольку Мадлен не в состоянии была держать иголку, она решила доставить себе удовольствие и немного почитать. Эмери пришел в полдень, явно обеспокоенный. Она уверила его, что запястье повреждено не очень сильно.
   Чтобы доказать это ему, Мадлен отправилась посмотреть, как проходят работы возле замка. На свежем воздухе ей стало гораздо легче. Голова прояснилась, боль в запястье утихла. Мадлен заметила также, что все больше женщин посматривают на нее с симпатией.
   Ко времени вечерней трапезы Мадлен была в отличном настроении. Она нарочно сняла повязку, чтобы не напоминать Эмери об этой неприятности.
   Трапеза закончилась, и они с Эмери остались одни. Мадлен взглянула на него с улыбкой.
   – Мне кажется, что все при взгляде на мое запястье считают это проявлением твоей жестокости. Могу я сказать им правду?
   – Что я обучаю тебя владеть ножом? Думаю, что не стоит. Большинство мужчин сочтут меня безумцем.
   – На случай, если я решу испробовать оружие на тебе?
   Он остался невозмутим.
   – Ты уже видела, каковы будут последствия.
   Он отошел, присоединившись к Хью и Жоффре. Мадлен вздохнула и пересела поближе к сестрам, пока не пришло время отправиться спать. Она питала слабые надежды, что, может, в этот раз что-нибудь изменится, и даже продумала различные способы, как соблазнить его. Но когда она направлялась наверх, Эмери подошел к ней.
   – Одна из кобыл должна вот-вот ожеребиться. Сегодня я буду ночевать в конюшне.
   Мадлен обнаружила, что совсем не может спать, когда мужа нет рядом с ней в постели.
   На следующий день она решила воспользоваться вновь возникшей к ней симпатией со стороны местных женщин и собрала нескольких из них, чтобы отправиться в лес на поиски съедобных трав и ягод. День был жаркий, и все оделись только в сорочки и легкие платья. Поскольку Мадлен одевалась для работы очень просто, она казалась одной из них, за исключением того, что шла с непокрытой головой. Никто, в том числе Эмери, не имел ничего против такой привычки, а она считала, что покрывало или платок только мешают, но теперь пожалела, что не надела головной убор. Это как бы разделяло ее и остальных.
   Все женщины были замужем и носили покрывало. У нее волосы были заплетены в толстую косу, а голова непокрыта, как у девушки.
   У всех с собой был хотя бы один ребенок – семенивший рядом или привязанный за спиной. Чрево Мадлен было пусто.
   У всех были мужья, которые часто занимались с ними любовью, иногда – к большому удивлению Мадлен – чаще, чем хотелось бы их женам. Слушая их откровенные, часто непристойные разговоры, Мадлен испытывала щемящую тоску и страстное желание стать настоящей женой.
   Как обычно, она заглушила свою боль работой. Она учила женщин распознавать растения, которые были им незнакомы, и внимательно слушала, когда они объясняли свои обычаи.
   Она возвращалась в замок с корзинкой, полной трав, когда увидела, что Эмери разговаривает с крестьянином возле хлебного поля. Она послала женщин вперед и отправилась поговорить с мужем. Его собеседник, увидев ее, сказал что-то Эмери и скрылся, но Мадлен все же узнала его. Это был второй сакс, бывший с Эмери в тот день, когда Одо напал на нее. Мадлен охватила холодная дрожь. Она убедила себя, что он покончил с изменническими действиями. Но может, это не так?