Беверли Джо. Властелин моего сердца

   Прежде всего нож. Она должна вытащить его, он может ее выдать. Мадлен огляделась, но поблизости не было никого. Она вымыла руки в бадье с водой и подоткнула юбки повыше под пояс. Затем осторожно приблизилась к телу, остерегаясь наступить на кровь. Нож не поддавался. Он застрял в кости, как в деревянной стене в тот день, когда Эмери отобрал его у нее. Где она нашла силы, чтобы так глубоко вонзить клинок? Это была мощь собственной атаки Хенгара, напоровшегося на нож.
   Но она обязательно должна вытащить оружие. Оно укажет на нее, как если бы она написала на убитом свое имя. Мадлен сжала зубы и ухватилась за рукоять двумя руками. Тело приподнялось от земли, но лезвие не поддавалось. Затем она услышала голоса.
   В панике она схватила Хенгара за одну ногу и затащила его в пустое стойло. По счастью, он был мелким мужчиной. Мадлен закопала его в солому. Быстро выскочив назад, она накидала свежей соломы на кровавые пятна.
   Сердце ее билось так сильно и часто, будто в любой момент могло разорваться. Когда голоса стали громче, она забилась в угол. Два конюха прошли мимо под соседний навес. Мадлен почти лишилась чувств от облегчения. Но что же ей все-таки делать? Она не явилась к ужину без всяких объяснений. Когда обнаружат тело, сразу станет ясно, что это она убила его. Возможно, причина ее поступка выплывет наружу, и тогда Эмери будет погублен.
   Ей надо спрятать тело более тщательно, но она не могла придумать куда. Зубы ее стучали, а мысли путались в голове.
   Эмери. Он должен помочь. Она набросала побольше соломы на кровавое место, поправила юбки и выскользнула из конюшни. Удалившись с места преступления, она остановилась в тихом углу двора, чтобы успокоиться. Ей следовало еще попытаться вытащить нож. Нужно вернуться. Но зубы ее снова начали стучать. Она не могла опять пойти туда.
   – С тобой все в порядке?
   Мадлен вздрогнула и обернулась – неподалеку стоял Эмери. У нее сжалось горло, и она не могла произнести ни слова, чтобы рассказать ему, что стала убийцей. Он не подошел ближе.
   – Ты выглядишь неважно. Все из-за того, что случилось в комнате?
   Мадлен покачала головой. С того времени, казалось, прошла вечность.
   – Наше положение доводит меня до безумия. Если я попрошу королеву освободить тебя от обязанностей, ты уедешь?
   Куда теперь она может уехать? Она снова покачала головой, нуждаясь в его поддержке, и бросилась в его объятия. Он крепко обнял ее, но ей хотелось прижаться к нему еще теснее, чтобы избавиться от мучительных мыслей. Она вцепилась в него, вся дрожа.
   – Что случилось, Мадлен, кто-то обидел тебя?!
   – Нет, – прошептала она. – Поцелуй меня!
   Когда он заколебался, она обхватила его голову и поцеловала в губы с силой и отчаянием. Мгновение помедлив от потрясения, он ответил. Мадлен прижалась к нему ближе. Он приподнял ее. Она обхватила его ногами, словно хотела соединиться с ним, несмотря на многочисленные слои одежды, разделявшие их. Он прервал поцелуй и ошеломленно посмотрел на нее.
   – Да, – сказала она.
   Ее клятва была смыта кровью. Теперь она стала его сообщницей в предательстве, он был нужен ей как опора.
   – Я уже не смогу остановиться, – предупредил он.
   – А я и не хочу этого. – Она сжала ноги и вплотную прижалась к нему. – Пожалуйста…
   – В нашей комнате… – сказал он нетвердо.
   – Нет! – закричала она неистово, возражая против любой задержки.
   Потрясенный, отчаянно оглядываясь вокруг, он увлек ее, все еще обвивавшую его ногами, в глубокую нишу в стене, заполненную бочками. Он усадил ее на одну из бочек и освободился из захвата ее ног.
   Мадлен откинулась назад, опершись спиной о грубую холодную стену, и закрыла глаза, но видела перед собой только кровь, призрачные пятна крови. Она открыла глаза. Перед ней было его лицо, пылающее от желания, но встревоженное. Его руки дрожали, когда он гладил ее бедра.
   – Ты уверена? – спросил он.
   Мадлен дрожала, как в лихорадке. Было ли это вожделение или чувство вины, но он был ей нужен как избавление от страданий.
   – Да, да! Возьми меня прямо сейчас!
   Он отнял руки, чтобы разобраться со своей одеждой, и они соединились. Их стоны слились в один. Мадлен вцепилась в мужа, ощущая конвульсии, сотрясавшие и его тоже. Должно быть, самые стены замка содрогнулись вместе с ними.
   – Обвей меня снова ногами, любовь моя. Держи меня крепче.
   Она подчинилась, ногами побуждая его к повторению неистовой любви. Этого было недостаточно. Ей все еще мерещилась кровь.
   – Возьми меня, – прошептала она. – Еще!
   – Мэд…
   – Еще! – крикнула она. – Еще! Еще!
   Он приглушил ее отчаянный вопль, прижав лицом к своей груди.
   – Тише, любимая, тише!
   Но он откликнулся на ее мольбу и вошел в нее резко и энергично.
   Наконец-то оно пришло – забвение, которого она так искала! Оно унесло ее далеко за пределы сознания, туда, где не нужно слов, где нет места мыслям, погружая в бездну неистовой страсти.
   Когда Мадлен вернулась к реальности, Эмери держал ее на коленях и укачивал, как ребенка. В его сильных руках она почувствовала себя в безопасности. Он поглаживал ее по волосам, напевая ласковую веселую песенку. Никогда прежде он не был так нежен с ней, а ей всегда так хотелось этого! Теперь у нее защемило сердце, словно его пронзила стрела.
   – О чем эта песенка? – прошептала она.
   – Ее поет пастух потерявшемуся ягненку, которого он отыскал.
   Мадлен застонала:
   – Я… я всегда мечтала, чтобы ты просто пел для меня…
   Она залилась горькими слезами. Он обнял ее, и гладил, и с волнением шептал слова утешения, пока она не перестала плакать. Мадлен никогда в жизни не ощущала себя такой любимой и окруженной заботой. Но она должна все ему рассказать. По-прежнему прижимаясь к его груди, она прошептала:
   – Я проклята и осуждена на вечные муки.
   – Ради всего святого, Мадлен, – сказал он с завидным терпением. – Неужели все из-за той глупой клятвы?
   – Она была вовсе не глупая, – безнадежно возразила его жена. – Но теперь она все равно больше ничего не значит.
   Он снова принялся поглаживать ее.
   – Прекрасно. Тогда за что же ты проклята? – Это было сказано беспечно и снисходительно.
   Она выпрямилась и взглянула ему в лицо.
   – Я… я убила человека.
   В его взгляде появилась озадаченность.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   Мадлен внезапно осознала, что прошло уже много времени, и вырвалась из его рук.
   – О Пресвятая Богородица! Мы должны что-то сделать. Я оставила твой нож в его груди!
   Он продолжал смотреть на нее, но на этот раз более серьезно.
   – В чьей? Что ты сделала?
   – Хенгар, лесник. Он собирался рассказать королеве, что ты Золотой Олень. Я его убила.
   – Моим ножом? – спросил он с тревогой. – Где?
   – В конюшне. – Она схватила его за руку. – Пойдем, мы должны достать нож!
   Он остановил ее и обнял.
   – Ты уверена?
   – Я умею отличить мертвеца, – прошептала она.
   Он встряхнул ее.
   – Мы не можем пойти туда. По одной простой причине, – сказал он с легкой улыбкой. – Мы только что пропустили ужин.
   Мадлен оглянулась и увидела, что придворные уже выходят из зала.
   – О Господи!
   – Думаю, это наименьшая из наших проблем. Нас извиняет то, что ты неважно себя чувствуешь. Я провожу тебя в нашу комнату, а потом пойду поищу труп.
   – Я пойду с тобой!
   – Нет!
   Взглянув на его лицо, она согласилась и позволила ему осторожно отвести себя к ним в комнату. По пути он время от времени объяснял встречным, что она нездорова.
   Мадлен чувствовала себя странно отстраненной от всего, словно она состояла из тумана. Эмери усадил ее на кровать и, налив ей вина, заставил выпить. Она вернулась к реальности и своему несчастью.
   – Они сожгут меня! – сказала она.
   – Нет, если только ты за ним не замужем, – ответил он так, словно находил ситуацию забавной. – Скажи мне точно, где ты оставила тело.
   Она описала.
   – Что ты собираешься делать?
   – Достать нож. Как только его не будет, ничто не позволит связать этот труп с тобой.
   Он нежно поцеловал ее, потом покачал головой:
   – Мне хочется однажды заняться с тобой любовью в постели, Мадлен, неспешно и красиво.
   – Я убийца, – возразила она.
   Он усмехнулся:
   – Мне начинает нравиться мысль, что ты убила ради меня, любимая. – Он поднялся. – Я вернусь, как только смогу. – Он остановился и вернулся, взяв ее за подбородок. – Ты не должна ни при каких обстоятельствах каяться в своем грехе, пока меня не будет. Тебе понятно?
   Она собиралась поспорить. Ей необходимо было выговориться, чтобы получить наказание и отпущение. Но она согласно кивнула.
   Как только Эмери ушел, Мадлен снова легла на кровать. Воспоминания о предсмертной агонии Хенгара продолжали преследовать ее. Он был отвратительным человеком, но это не давало ей права убивать его, даже ради спасения мужа. Затем она вспомнила, как они яростно занимались любовью, и закрыла лицо руками. Она вела себя так, словно была одержима дьяволом. И муж разочаровался в ней. Он хотел привычной, спокойной близости, а она вынудила его к такому безумству.
   Королева зашла повидаться с ней. Матильда не сердилась на Мадлен за пропущенный ужин, а была настроена шутливо.
   – Я послала за тобой твоего мужа и потеряла обоих. Ты так и будешь кормиться любовью?
   Мадлен поняла, что ее пылающее лицо сказало обо всем.
   – Простите меня, ваше величество.
   Матильда рассмеялась:
   – Вот что значит быть молодой и здоровой. Я пошлю тебе что-нибудь поесть. Тебе нужно восстановить силы. Где Эмери?
   Мадлен судорожно сглотнула.
   – Ему пришлось пойти осмотреть одну из лошадей.
   – Уверена, что скоро он придет, так что оставляю тебя.
   Принесли еду, но Мадлен не могла даже смотреть на нее, хотя все время прихлебывала вино. Дороти и Тьерри заходили спросить, не нужно ли чего, и она отослала их прочь. Наконец вернулся Эмери.
   – У нас неприятности.
   Мадлен встревожено села на кровати.
   – Кто-нибудь нашел тело?
   Он утвердительно кивнул:
   – Да. Но ножа там уже не было.

Глава 20

   Мадлен со страхом уставилась на него.
   – Но он прочно застрял в кости!
   – Труп обнаружил конюх, и он клянется, что оружия уже не было. Я думаю, у него нет причин лгать.
   – Что теперь будет?
   – Шериф расследует дело. Я опознал Хенгара – было бы странно и подозрительно, если бы я этого не сделал, но сказал, что ему нечего было здесь делать. Тебя кто-нибудь видел в конюшне?
   Она покачала головой:
   – Нет… Я так думаю… Я не старалась особо прятаться… – У нее стучали зубы.
   Он подошел и сел на кровать возле нее, взяв в свои ладони ее дрожащие руки.
   – Кроме как от меня. Не волнуйся, Мадлен. Если они выйдут на тебя, ты можешь просто сказать, что он на тебя напал.
   Она выдернула руки, вспомнив, что все это по его вине. Из-за его предательства. Из-за его шашней с женой Хенгара.
   – Солгать? Ты ведь не любишь ложь.
   – Верно, но разве это ложь?
   Мадлен вздрогнула:
   – Он и правда напал на меня, но только потому, что я обещала рассказать в Баддерсли, что он намерен сделать. А он собирался совершить верноподданнический поступок!
   – Он хотел поступить так из мелкой злобы, – спокойно возразил Эмери. – Хенгар не слишком-то большой любитель нормандцев.
   Мадлен сердито взглянула на него.
   – Был. И тебе много чего известно о нем, разве не так? Если он и был зол на тебя, так это потому, что ты не мог держать руки подальше от Альдреды! Вот из-за чего ты втянул меня в измену!
   – Я никуда тебя не втягивал! Дальше ты заявишь, что я сегодня изнасиловал тебя, хотя, если уж на то пошло, дело обстояло совсем наоборот.
   Мадлен спрятала в ладонях лицо.
   – Не надо! Мне невыносимо даже подумать об этом!
   Почему они постоянно ссорятся, если раз и навсегда связаны между собой, пусть даже только несчастьем? Она услышала, как затворилась дверь. Он ушел. Мадлен задрожала.
   Что теперь с ними будет? Она считала, что клятва потеряла всякий смысл. Эмери нет необходимости соблазнять ее, чтобы заставить быть ему верной, ведь сегодня она доказала, что предана ему до последней капли крови.
   Он сказал, что не ляжет с ней, раз она не доверяет его слову, но вожделение заставило его забыться. Ею владели те же чувства. Больше, чем когда-либо, она нуждалась в близости с ним – с единственной ее опорой в этом зыбком мире. Но какая же любовь может вырасти на такой ядовитой, отравленной почве? Бессмысленны отчаянные порывы, всплески страсти? В тот момент это было ей необходимо, но теперь она сгорала от стыда при одном воспоминании о своем поведении. Он сказал, это было подобно изнасилованию, и был совершенно прав. Упаси ее Господь зачать ребенка при таких обстоятельствах!
   В замке была баня, и Мадлен разыскала ее. Служанка наполнила отгороженную занавеской ванну горячей водой, и Мадлен принялась яростно тереть себя, стараясь смыть всякие воспоминания о крови и запах любовных утех. Слезы ручьем струились по ее лицу.
   – Леди Мадлен, – раздался голос прислуживавшей в бане женщины.
   – Да?
   – Королева прислала за вами.
   Мадлен похолодела. Неужели все уже открылось?! Она попыталась успокоить внезапно возникшую дрожь в руках. Она приложит все силы, чтобы не впутывать в это Эмери. Именно ему грозила настоящая опасность. Она может сказать, что Хенгар напал на нее, и все будет хорошо, пока кто-нибудь не станет слишком усердно выяснять его побуждения. Подозрительнее всего покажется то, что она не заявила о нападении.
   Мадлен вылезла из ванны и завернулась в сухую простыню. Было бы легче объясняться с Вильгельмом. Она могла бы представиться нежной благовоспитанной девочкой, потрясенной и ошеломленной насилием. С Матильдой такое не пройдет.
   Мадлен поспешила в покои королевы. Она нашла Матильду в постели. Эмери уже был там. Он улыбнулся жене, но Мадлен не могла сказать, была эта улыбка притворной или искренне подбадривающей.
   – Мадлен, – сказала королева, – ты слышала об этом грязном деле?
   Мадлен должна была быстро сообразить, слышала она или нет.
   – Да, ваше величество. Ума не приложу, что этот человек мог здесь делать.
   – И никто не знает, – сказала Матильда.
   Она устала и потеряла терпение.
   – Тебе бы лучше побеспокоиться о своем леснике, чем нежиться в бане!
   – Простите, ваше величество. Я не думала, что могу что-то сделать.
   – Я ей не позволил, – примирительно сказал Эмери. – Она неважно себя чувствовала. Мы считаем, скорее всего она ждет ребенка.
   Мадлен испуганно взглянула на него, еле скрыв удивление. Это была удачная мысль. Она могла отвлечь Матильду и завоевать ее симпатию.
   – Отличная новость! – заявила королева и вздрогнула, как от боли. Она потерла бок. – Этот ребенок безжалостно пинает и колотит меня ногами под ребра. – Матильда задумчиво нахмурилась, затем кивнула. – Тогда мы должны отдать дело в руки шерифа и будем считать, что эта смерть не связана с нашей поездкой. Уведи жену, Эмери, и позаботься о ней. Может, ей не следует больше ездить верхом?
   Мадлен поспешно вмешалась:
   – Я лучше себя чувствую, когда еду верхом, ваше величество.
   Матильда неодобрительно фыркнула:
   – Значит, в экипаже тебе тоже не нравится. Поступай как знаешь.
   Мадлен и Эмери не произнесли ни слова, пока не добрались до своей комнаты.
   – Ты хорошо придумал, – сказала Мадлен.
   Он пожал плечами:
   – Возможно, это действительно так. Если нет, такие ошибки часто случаются.
   Мадлен чувствовала смертельную усталость. Она зябко потерла руки, хотя ночь была теплой.
   – Думаешь, все обойдется? А вдруг кто-нибудь видел меня там?
   Эмери подошел и крепко обнял ее.
   – Все будет хорошо. Выплыви твое участие, и мы скажем, что он напал на тебя. Если кто-нибудь оспорит это, я устрою испытание поединком.
   – Нет! Ты не должен рисковать жизнью из-за меня.
   – Это мой долг, раз я твой муж. – Он задорно усмехнулся. – В любом случае я выйду победителем.
   – Но справедливость не на твоей стороне. Рука Господа будет против тебя.
   Он только пожал плечами:
   – Значит, такова моя судьба.
   – Будь проклята твоя дурацкая судьба! – Мадлен оттолкнула его.
   – Но раз ты хочешь увидеть в этом промысел Божий, то задумайся. Если бы ты не пошла в конюшни, Хенгар, несомненно, нашел бы более благосклонного слушателя, и я бы теперь оказался в цепях, ожидая королевского суда.
   Мадлен посмотрела на него.
   – Мне это известно. Я не собиралась убивать его, но не сомневалась, что без колебаний проткну его ножом, если это окажется единственным способом остановить его.
   – Знаю. И готов рисковать жизнью, чтобы спасти твою честь.
   – Но я совершила смертный грех и не раскаиваюсь!
   Эмери укоризненно покачал головой:
   – Перестань, Мадлен. Нам всем приходится убивать, если нужно. Он был твоим врагом точно так же, будто вы встретились на поле боя и ты сразила его. Если считать это смертным грехом, то небеса рискуют остаться без обитателей. Ложись-ка лучше в постель.
   Мадлен покорно подчинилась.
   – А как насчет ножа?
   – Вот это довольно любопытный вопрос, верно? – сказал он, присоединяясь к ней. – Возможно, его просто стащил какой-то мелкий вор. Это дорогая вещь.
   – Это больше похоже на дамоклов меч, – сказала Мадлен.
   Он нежно взял ее за руку.
   – Я не допущу, чтобы он упал на тебя. Верь мне, Мадлен.
   – Я постараюсь, – сказала она и погрузилась в сон.
   Мадлен проснулась поздно и чувствовала себя совершенно разбитой, потому что всю ночь ее преследовали кошмары. То она вонзала нож в Хенгара, то в Эмери. Один раз, под конец, оружие было направлено в ее собственное сердце. Голос Дороти разбудил ее, и она сразу же посмотрела на свои ладони, ожидая увидеть на них кровь.
   – С вами все хорошо, леди? – с беспокойством склонилась к ней Дороти.
   – Да-да, – сказала Мадлен, садясь в постели. – Просто я плохо спала. Который теперь час?
   – Восемь часов, леди. Лорд Эмери сказал, что вам нужно выспаться, но уже осталось мало времени. Я принесла вам поесть.
   Мадлен взглянула на холодную рыбу и эль, и ее желудок взбунтовался.
   – Я предпочла бы простой хлеб с медом. Сходи за ним, Дороти. Я могу и сама одеться.
   По взгляду, который женщина бросила на нее, Мадлен поняла, что слух о ее беременности уже распространился по замку и теперь находит подтверждение. Ну что ж, это может оказаться правдой.
   К тому времени как Дороти вернулась, Мадлен была уже одета. Она с трудом впихнула в себя кусочек хлеба, запивая медом, и оставила служанку закончить упаковку вещей и проследить, чтобы их погрузили в повозку. Мадлен отправилась разыскивать шерифа.
   Этот дородный мужчина оказался англичанином, и она почувствовала, что его почтение к нормандцам – всего лишь видимость. После короткого разговора с ним, однако, стало очевидно, что он не подозревает о сложных причинах смерти Хенгара.
   – Возможно, какая-то личная вражда, леди Мадлен. Или просто ограбление, потому что при нем не оказалось кошелька. Я намерен отправиться сегодня в Баддерсли вместе с телом, сообщить новости его вдове и по возможности что-нибудь разузнать. – Он подмигнул. – Я убедился, что подобные случаи часто приводят к брачной постели.
   Мадлен осознала, что при этих словах вздрогнула. Болтают ли еще в Баддерсли о связи Эмери с Альдредой? Она взглянула на толстяка с опаской, стараясь понять, не выдала ли себя только что.
   Шериф побагровел.
   – Прошу прощения, леди. Я не должен был упоминать о подобных вещах, вы еще такая юная и воспитывались в монастыре.
   – Пустяки, – сказала Мадлен. – Сделайте все возможное, чтобы найти виновного, и скажите жене Хенгара, что она может остаться в домике лесника, и если дело вскоре не разрешится, я сама заплачу вергельд.
   Шериф поклонился.
   – Вы очень милостивы и великодушны, леди. Я скажу ей. Мадлен уходила в волнении, но понимала, что беседа была необходима. Показалось бы странным, если бы она не стала расспрашивать об убийстве своего лесника. Немного спустя она уже выезжала верхом из Хантингдона.
   В течение дневного переезда Эмери часто останавливался возле нее, чтобы оказать поддержку. Мадлен решила, что это плохо согласуется с ее усилиями выбросить смерть Хенгара из головы. И она сказала Эмери, чтобы он оставил ее в покое.
   Выбрасывая из головы Хенгара, она освобождала пространство для мыслей об Эмери и Альдреде. Ее так и подмывало схлестнуться с мужем по этому поводу, но она ехала вместе с группой придворных дам, и не было никакой возможности встретиться с ним наедине. Кроме того, глупо даже поднимать эту тему. Но она не могла заставить себя не думать об этом. К тому же оставался вопрос о Фриде. Хенгар уверенно высказал свои претензии, но девочке было по меньшей мере десять. В то время Эмери было около четырнадцати. Может, Хенгар сошел с ума?
   Но Мадлен чувствовала, что между Альдредой и Эмери что-то есть. Она вспомнила, как Эмери желал ее накануне, какую страсть испытывал в тот жаркий день возле хлебного поля. Возможно ли, чтобы он так долго сдерживал потребности своего тела, если его влекло к Альдреде? Как поступит он теперь, когда эта женщина стала вдовой?
   Мадлен отвлеклась отличных переживаний, когда заметила возрастающую настороженность среди мужчин. В жаркий день многие ехали с непокрытой головой, но теперь все надели шлемы и взяли в руки щиты.
   Мимо проезжал Эмери.
   – Что случилось? – спросила Мадлен.
   Эмери осадил коня.
   – Ничего. – Он показал на восток. – Просто мы подходим к Фенсу.
   Мадлен взглянула в том направлении. Весь день местность справа от них постепенно шла под уклон, переходя в обширную низину, но теперь Мадлен увидела кое-где ярко-зеленые заболоченные участки. Впереди простиралась пустынная равнина, и только навязчивые крики болотных птиц свидетельствовали о наличии здесь жизни.
   – Гервард? – тревожно спросила Мадлен.
   Эмери не выказывал ни малейшего беспокойства или чувства вины.
   – Он куда-то ушел отсюда и, без сомнения, осведомлен о каждом нашем шаге. Он не станет атаковать нас. У нас слишком большие силы.
   Но ей все же хотелось знать.
   – Что ты будешь делать, если он нападет?
   Муж окинул ее холодным взглядом:
   – Защищать королеву, разумеется. – И тут же отъехал. Она отчаянно хотела бы доверять ему, но воспоминания о его обещании Герварду, об огромной силе воздействия этого человека, которую ей довелось испытать на себе, всегда оставляли сомнения.
   Тем не менее они прибыли в Питерборо без происшествий и разместились в величественном монастыре Святых Петра, Павла и Андрея, а также вокруг него. Мадлен подошла к королеве, как только усталая Матильда вылезла из экипажа, потирая спину.
   – Когда путешествие закончится, – раздраженно сказала королева, – я хочу, чтобы это проклятое сооружение порубили на куски и сожгли. А я буду плясать вокруг костра.
   Мадлен хихикнула. Матильда обожгла ее свирепым взглядом, но ее губы при этом скривились в усмешке.
   – Я отправлю тебя в паломничество, девочка, через семь месяцев или около того.
   – Прошу прощения, ваше величество.
   Мадлен взглянула на королеву, и всякое веселье исчезло. Лицо Матильды опухло, и она выглядела измученной.
   – Вы не хотели бы остаться тут, ваше величество? Мы далеко продвинулись на север, и в монастыре много людей, сведущих в медицине.
   Матильда выпрямилась, силой воли прогоняя следы усталости.
   – У меня есть люди, сведущие в медицине, и этот принц должен родиться в Йорке.
   Положив руку на свой выпуклый живот, она величаво двинулась вперед, чтобы приветствовать настоятеля.
   Мадлен переглянулась с Аделью. Матрона покачала головой:
   – Ее не остановить, леди Мадлен. Не беспокойтесь. Я принимала все ее роды, и до сих пор не было никаких неприятностей.
   – И все же мне не нравится эта отечность, – тихо сказала Мадлен. – Я видела, как однажды женщина умерла, когда опухла на позднем сроке.
   – Я думаю, это оттого, что приходится лежать весь день. Может, вам вывести ее погулять по галерее сегодня?
   Так что вечер Мадлен провела, прогуливаясь с Матильдой и стараясь, чтобы беспокойная королева была довольна. Придворные дамы музицировали и загадывали загадки, а когда стемнело, пришел Эмери. Он спел балладу о разлученных влюбленных, которые обрели счастье. Мадлен упивалась мелодией, будто он пел только для нее, а когда встретилась с ним взглядом, подумала, что так оно и было.
   Но к тому времени как королева отошла ко сну, Мадлен была совсем измотана и испытала большое облегчение, узнав, что мужчин и женщин разместили отдельно.
   На следующий день шел дождь. Королевский кортеж с трудом продвигался из Питерборо в Борн. Повозки часто вязли в грязи, несмотря на твердое основание древней дороги римлян. Как и все остальные, Мадлен куталась в плащ и терпеливо сносила невзгоды.
   В Борне оказались только деревня и скромно укрепленный замок. Раньше он тоже принадлежал Герварду, а сейчас находился в руках Иво Тэлбуа, который здесь не жил. Дамы втиснулись в унылый зал, а мужчины расположились снаружи, образовав вооруженный круг охраны.
   Когда они собирались в дорогу на следующее утро, дождь все еще шел, и мало кто побеспокоился переодеться в сухую одежду. Вскоре они все равно промокли до нитки. Дождь не был холодным, но Мадлен вымокла насквозь. В такую погоду вооруженные мужчины чувствовали себя значительно лучше, чем женщины: их защищали доспехи и кожаное платье.