Беверли Джо. Властелин моего сердца

   Эмери подошел к ней. Как и она, для работы он одевался очень просто. Сегодня на нем была темно-желтая льняная туника, подпоясанная простым кожаным ремнем. Его единственным оружием был длинный боевой нож – скрамасакс, а украшениями и признаками его благородного происхождения были два его кольца и браслет на правом запястье.
   – Нам потребуется здесь больше рабочих рук, если мы хотим добиться улучшений, – сказал он деловым тоном. – Теперь, когда замок укреплен, я должен побывать в остальных наших владениях и в Роллстоне. Мне нужно найти еще крестьян и договориться о снабжении.
   – И оставить меня здесь? – спросила она.
   – Ты будешь в безопасности с Хью и двумя сестрами.
   Имение станет пустой скорлупой, даже гробом, если она не будет знать, что он собирается делать, а ей придется жить в постоянном страхе, что Эмери снова втянули в дела, которые могут погубить его.
   – Не отправиться ли мне с тобой? – спросила она. – Я никогда не была в других имениях, составляющих баронство. И мне бы очень хотелось побывать в Роллстоне.
   Вспышка раздражения исказила его лицо.
   – Половина страны охвачена восстанием. Вряд ли сейчас подходящее время для увеселительной прогулки.
   – Тогда почему ты уезжаешь? – спросила она.
   – Я уже сказал зачем, – отрывисто произнес он и зашагал прочь.
   Ярость, подогретая страхом, охватила ее.
   – Я не останусь здесь! – закричала она ему в спину.
   Он развернулся и пошел назад.
   – Ты будешь делать то, что тебе говорят, как подобает хорошей жене.
   – Жене! – с насмешкой повторила она. – Едва ли я жена тебе, Эмери де Гайяр!
   Он схватил ее за толстую косу.
   – Скучаешь по постели? Ты быстро освоила это занятие.
   Эмери потянул ее за косу, подставив ногу под колени, она растянулась на спине в высокой траве, а он навалился на нее сверху.

Глава 15

   Мадлен была не в обиде. Его броня почти раскололась, и огонь вырвался наружу. Ее тело горело от предвкушения.
   – Ты не должен никогда бросать меня, – осмелилась поддразнить она.
   Вспышка удовольствия осветила его глаза, прежде чем он прикрыл их. Осмелев, Мадлен осторожно подняла руку и отодвинула влажные волосы с его щеки. Ее тело трепетало от восхитительных ожиданий. Он резко отбросил ее руку.
   – Мужчине необходимо время от времени излить свое семя. Для этого ему и нужна жена.
   Но его выдавали глаза: в этот момент он сгорал от желания.
   – Я согласна, чтобы ты использовал меня подобным образом, – сказала она тихо. – Мне бы очень хотелось ребенка. У меня были месячные после прошлого раза.
   Она видела, что у него в душе происходит борьба, опасалась жестокости и отчаянно жаждала ласки. Эмери смотрел на Мадлен, распростертую под ним, и невыносимое желание пробудилось в нем. Она загорела под летним солнцем, ее нежные сочно-розовые губы маняще приоткрылись в улыбке. Ее теплые карие глаза светились готовностью. Ее тело под ним было крепким, округлым и полным томления. Он представил себе, как она все больше округляется, по мере того как в ее чреве растет его ребенок. Он погладил рукой ее плоский живот.
   Она затрепетала под его прикосновением. Рука его слегка дрожала. Это была его слабость, с которой он решил всеми силами бороться, но уже понял, что проиграл битву. Честно говоря, теперь ему было трудно вспомнить, за что он, собственно, боролся.
   У него не было других женщин, потому что он не хотел изменять жене в ее доме, и его влечение к ней балансировало на грани жизни и смерти. И вот теперь она здесь, под ним, лишает его воли и стойкости.
   Так она согласна? Ну что ж, тогда он получит свое удовольствие, не заботясь о том, чтобы удовлетворить ее. Он задрал ей юбку. Ее ноги раздвинулись от его прикосновения. Он повернул к себе ее тело и вошел, быстро и плавно. Наслаждение от первого соприкосновения было таким острым, что он со стоном замер, чтобы полнее прочувствовать удовольствие. Она была влажная и полностью готова! Эмери посмотрел на жену и не увидел ни тени возмущения или обиды на то, как он с ней обошелся. Только щеки ее раскраснелись от чувственного восторга. Она судорожно вздохнула, тело ее содрогнулось и сжало его плоть, втягивая все глубже. Когда он двинулся назад из ее тесной глубины, это скольжение едва не сводило его с ума, погружая в бездну мучительного наслаждения, которому он и отдался, полностью и безвозвратно. Когда он вонзился в нее, твердый, как железо, Мадлен вздохнула с огромным облегчением. Наконец-то он находился там, где ему надлежит! Дрожь пронизала ее, и она почувствовала, как ее мускулы сжались вокруг его плоти, услышала, как он застонал.
   Под слепящими лучами солнца он был весь золотой – отливающие золотом блестящие волосы, матовая золотистая кожа, темно-желтая рубашка. Он дрожал, ритмично двигаясь внутри ее тела. Глаза его были закрыты, но на этот раз Мадлен держала свои широко открытыми: ей хотелось видеть, какое действие она может на него оказать. Щеки его раскраснелись, на лбу выступил пот. Судорожное дыхание с трудом срывалось с губ.
   Солнце палило нещадно. Над головой простиралось бескрайнее голубое небо. Где-то вдали звенел жаворонок, словно радовался взлету их безграничной страсти.
   Он откинул назад голову и сдавлено вскрикнул, поток напряжения прокатился по его телу и передался ей. Когда струя его семени ворвалась в нее, она обвила его руками и ногами, тесно прижимая к себе, пока волны страсти сотрясали их обоих. Эмери открыл глаза, из зеленых они стали почти черными. Его рот, горячий и алчущий, опустился на ее губы, жадно поглотив их. И Мадлен хотелось бы полностью раствориться в нем. Они вдвоем затерялись в этой чувственной гармонии.
   Его губы оставили ее рот и скользнули к уху. Она ладонью нежно ласкала его гладкую шею, влажное от пота, покрытое шрамами плечо под тонкой промокшей тканью. Она пальцами нащупала ложбинку его позвоночника и пробежалась вдоль нее к тугим ягодицам.
   Его губы осторожно спускались по ее шее, заставляя ее тело, жаркое и влажное, вздрагивать от удовольствия. Затем его рот двинулся дальше, к ее груди, и нежно коснулся ее чувствительных сосков через ткань. При первом прикосновении она содрогнулась, а когда его зубы осторожно сомкнулись вокруг соска, почувствовала новый прилив желания.
   Он все еще находился внутри ее и уже затвердел.
   – Господи Иисусе! – прошептала она, сама не понимая, радоваться ей или тревожиться. – Опять?!
   – Опять, – сказал он, глядя на нее затуманенными глазами. – Воздержание странным образом действует на мужчин.
   Мадлен утратила всякие сомнения. Радоваться, определенно радоваться! Она снова собственнически обвила его ногами.
   – Воздержание странно действует и на женщин тоже.
   – И каким же образом? Скажи мне, Мадлен. Мужчине нравится знать, что чувствует женщина.
   У нее кружилась голова, тело томилось желанием.
   – Это волшебное чувство. – И спустя мгновение добавила: – Я думала, мы будем заниматься этим каждую ночь.
   Он захлебнулся от смеха.
   – Возможно, так и будет. Было бы жаль упустить такую возможность. Кто знает, сколько времени нам отпущено?
   Холодная дрожь, охватившая ее, несколько снизила возбуждение. Его слова слишком тесно переплетались с ее собственными опасениями. Мадлен сильнее сжала его ногами, как бы стараясь защитить.
   – Что ты имеешь в виду?
   Он посмотрел на нее.
   – Жизнь – это постоянный риск. В любой момент меня могут позвать на битву.
   Он склонил голову и осыпал ее лицо поцелуями. Его рот снова добрался до ее груди. За его словами крылось нечто большее, чем это. Мадлен схватила его за волосы и потянула. Он взглянул на нее и засмеялся.
   – Ты чего-то хочешь?
   Как странно, что небольшая боль смогла вновь вернуть такое сильное возбуждение. Мадлен, несомненно, чего-то хотела. Она потерлась о него бедрами, побуждая его утолить томительную жажду, но он не пошевелился. Оставаясь твердым внутри ее, он не двигался.
   – Чего ты хочешь? – настойчиво спросил он.
   – Потом. Сейчас я не могу сообразить!
   – Нет, можешь, – сказал он.
   Его пальцы снова принялись теребить ее соски, заставляя ее стонать.
   Он усмехнулся:
   – Я не доставлю тебе удовольствия, пока ты не скажешь.
   Тогда что же он делал, по его мнению? Но она поняла, что он имел в виду. Мадлен изо всех сил попыталась собраться с мыслями, хотя ее сотрясала дрожь и она едва могла дышать.
   – Кто? – наконец прошептала она. – Кто позовет тебя на битву? Мятежники?
   Его пальцы больно сжали ее, затем резко отпустили. Он освободился из захвата ее ног.
   – Нет! – зарыдала она, с трудом поднявшись на колени и протянув к нему руки.
   Как могла она почувствовать этот ледяной холод в такой жаркий день?
   Он опустился перед ней на колени.
   – Ты считаешь меня предателем? Тогда тебе действительно не стоит стремиться отдать свое тело такому мужчине, как я.
   Мадлен вся дрожала, охваченная столь сильным желанием, какого прежде даже не могла себе вообразить. Оно сводило ее с ума, заставляя полностью забыть о всяком достоинстве. Она с мольбой взывала к Эмери:
   – Ну прошу тебя, пожалуйста!
   Мадлен видела, что он тоже охвачен страстью, но гораздо лучше владеет собой, чем она. Эмери схватил ее за руку.
   – Что, по-твоему, я предатель? – свирепо спросил он.
   Мадлен хотела бы сказать «нет», но честность – слишком прочная привычка, чтобы в одночасье от нее избавиться.
   – Мне это безразлично, – прошептала она, и слезы заструились по ее пылающим щекам, но поскольку он продолжал ожесточенно молчать, добавила: – Я не знаю.
   Эмери глубоко вздохнул и отпустил ее.
   – Я и сам не знаю, – сказал он. – Но сражаться за мятежников я не буду. Даю тебе слово.
   Он снова осторожно уложил ее и склонился над ней, держась на вытянутых руках. Мадлен изнывала от желания, стремясь скорее слиться с ним, но он все еще медлил рядом с ней. Она ощущала его близость и подняла бедра навстречу ему, но Эмери слегка отстранился.
   – Пожалуйста, – умоляла она. – Ты так мне нужен!
   – Помни меня, – сказал он тихо и вошел в нее, плотно заполнив жаркую тесную глубину.
   Мадлен от облегчения закрыла глаза. В мире для нее все перестало существовать, кроме него. Крепко обняв мужа, она энергично задвигалась в такт с ним, освободившись от сжигавшей ее душевной боли, и наконец достигла вершин, где забылась в волнах всепоглощающего наслаждения, изгнавшего из ее души страх.
   Мадлен лежала под палящими лучами солнца совершенно без сил, чувствуя, что Эмери покинул ее оправив на ней юбку. Сквозь сомкнутые веки она видела вокруг бескрайнюю красную пустоту.
   Мушка села ей на нос. Мадлен стряхнула ее, но мушка снова вернулась. Молодая женщина открыла глаза и увидела, что Эмери сидит возле нее, скрестив ноги, и красным маком щекочет ей нос.
   – Ты обгоришь, – лениво произнес он.
   Не осталось и следа того холодного безразличия, которое последовало за их первой интимной встречей. Мадлен, как никогда раньше, ощутила свою связь с ним. И он дал ей обещание. Он не будет сражаться за мятежников. Мадлен взяла его руку и поцеловала ее.
   Он вскочил на ноги, протянул ей руку и помог подняться. Стряхнул травинки с ее волос и платья. Ласково приподнял ей подбородок.
   – Теперь почувствовала себя женой?
   Она повернула голову.
   – Я думала, что для постели существуют жены. А что ты скажешь о шлюхах?
   Он усмехнулся:
   – Они все разные. Некоторые грубые, другие нежные…
   Она шутливо оттолкнула его руку и пошла за своей корзинкой. Обнаружив, что все ее травы рассыпаны в беспорядке, Мадлен вскрикнула от досады. Эмери бросился помогать ей.
   – Тебе нужны травы? Мы сможем купить что-нибудь в Линкольне или Лондоне.
   – А мы можем себе это позволить?
   – Нет, но ведь это, без сомнения, необходимо.
   Они неспешно направились к замку, наслаждаясь прогулкой и друг другом. Мадлен нелегко было нарушить красоту этого момента, когда они были так счастливы вместе, но ей хотелось поскорее избавиться от всех сомнений, которые омрачали ее жизнь.
   – Что ему было нужно? – спросила она.
   – Кому?
   – Другу Золотого Оленя.
   Он задумчиво посмотрел на нее.
   – Это было только послание. Можешь не беспокоиться.
   Он обнял ее и прижал к груди.
   – Я оставил Золотого Оленя уже довольно давно. Если бы это вышло наружу, у нас могли быть крупные неприятности. В конце концов, – сказал он с улыбкой, – именно ты, вероятнее всего, могла бы меня разоблачить.
   Улыбка растянула ее губы.
   – Мм, – проворчала она, оглядывая его с ног до головы. – К вопросу о разоблачении… Мне хотелось бы снова увидеть тебя нагим.
   – А я никогда не видел тебя обнаженной, – сказал он. – Ты могла бы остаться при солнечном свете только в ореоле своих волос и позволить мне преклоняться пред тобою?
   Мадлен покраснела.
   – Если ты этого хочешь, – смущенно сказала она.
   Он усмехнулся:
   – Если бы ты понимала по-английски в тот день в лесу, ты бы знала, чего я хочу.
   – Что ты тогда сказал?
   Он повернул ее кругом, к себе спиной, и схватил так, как сделал это тогда. У него не было плаща, чтобы связать ее, но Мадлен и без того думать забыла о своих травах.
   – Я сказал, как приятно ощущать изгибы твоего тела, – заговорил он по-английски, оглаживая всю ее руками. – Как восхитительно тяжелы твои груди. Как мне хотелось бы ласкать их и теребить твои соски до боли, а потом взять их в рот и сосать, пока ты не обезумеешь от желания ко мне.
   Тело Мадлен затрепетало и задвигалось в его крепких руках.
   – Тогда ты осталась спокойна, – сказал он. – Вот почему я узнал, что ты ничего не поняла.
   – Тело мое тогда не понимало, – ответила она.
   – Признаюсь, я думал, что тебе знаком язык любви.
   – Что еще ты говорил? – спросила она, затаив дыхание.
   Он рассмеялся и скользнул ладонью вниз, к ее бедрам.
   – Я сказал, какая ты теплая и влажная в ожидании меня. Я обещал, что не буду торопиться, буду ласкать тебя нежно, а когда ты уже не сможешь терпеть, возьму тебя энергично и сильно.
   Мадлен прижалась к нему спиной.
   – Я больше уже не в силах терпеть… Он рассмеялся и поцеловал ее в шею.
   – Ненасытная распутница. Пожалей бедного мужчину.
   Она чувствовала позади выпуклость его возбужденной плоти. Он медленно повернул ее лицом к себе. Мадлен заметила, как посыпались ее травы, но ей не было до этого дела.
   Их поцелуй был прерван громким криком. Они отпрянули друг от друга. К ним направлялся один из стражей замка. Мадлен была страшно смущена. Тут она вспомнила, что совсем недавно долго и отчаянно занималась с мужем любовью прямо на краю дороги.
   Эмери посмотрел на ее покрасневшее лицо и засмеялся:
   – Если нас кто-нибудь и видел, то, без сомнения, только позавидовал. Лучше мне пойти и узнать, в чем дело, пока ты успокоишься и возьмешь себя в руки.
   Его взгляд был теплым и любящим, он нежно коснулся ее щеки.
   – Позже мы завершим то, что начали, – обещал он.
   Мадлен смотрела ему вслед, пока он широкими шагами удалялся в сторону замка. Она рада была воспользоваться случаем и дать себе время осознать чудесную, удивительную истину: их союз, начавшийся единением тел, завершился слиянием сердец и душ. Она собрала свои травы, затем еще немного побродила, отыскивая новые растения и мечтая о золотом будущем.
   Когда Мадлен вернулась во двор замка Баддерсли, она спросила стражника, где Эмери.
   – Он уехал верхом, леди, – ответил воин.
   Она удивленно посмотрела на него.
   – Уехал? Куда?
   – Не знаю, леди. Он отправился в путь с тремя людьми.
   Дурное предчувствие охватило Мадлен.
   – Только с тремя? – спросила она стражника. – Он не взял с собой лорда Жоффре?
   – Так точно, леди.
   – Он должен был оставить сообщение, – сказала она.
   – Наверное, с лордом Хью, леди.
   Мадлен в отчаянии заторопилась на тренировочную площадку.
   – Хью, какое сообщение оставил для меня муж?
   Он удивленно поднял залитые потом брови.
   – Со мной никакого, леди Мадлен.
   Она вызвала в памяти нежное прощание с Эмери.
   – Вы не знаете, куда он уехал?
   – Нет. Он сказал, что его не будет скорее всего неделю или чуть дольше. Может быть, он оставил сообщение с Жоффре?
   – Неделю? – с ужасом повторила Мадлен.
   Оруженосец стал ее следующей целью.
   – Жоффре, – спросила его Мадлен, – куда уехал Эмери?
   Молодой человек побледнел.
   – Он… он не сказал, леди.
   – Это не показалось тебе странным? Она увидела, как он судорожно сглотнул.
   – Раньше он говорил, что собирается посетить остальные имения…
   – Без тебя? Только с тремя людьми?
   Он прикусил губу, затем с надеждой предположил:
   – Несомненно, это как-то связано с гонцом, леди Мадлен.
   Страхи Мадлен несколько утихли. Наконец-то. Какое-то объяснение. Она налила себе кубок эля.
   – Что за гонец?
   – Гонец от королевы, проезжавшей мимо по дороге к королю. Он говорил с лордом Эмери.
   Мадлен так и не успела поднести кубок к губам.
   – Гонец не привез письменного сообщения в Баддерсли?
   – Нет, леди Мадлен.
   Мадлен отставила нетронутый кубок и пошла в свои покои. Она наконец-то вспомнила, что когда призналась Эмери, что не знает, предатель он или нет, он не стал уверять ее в своей преданности, а только сказал: «Я тоже не знаю».
   Вся радужная картина представилась в ином, мрачном свете. Как только он понял, что она собирается расстроить его планы присоединиться к мятежникам, он уложил ее на спину и разжег в ней желание, чтобы избавиться от нее. Какой же дурой он ее считал!
   Что заявит Эмери по поводу сообщения, которое он якобы получил от гонца? Просьба о какой-то мелкой услуге, которая прикрыла бы его поездку к Герварду и Эдвину? Никогда сообщение от короля не передается устно, да и Эмери не отправился бы по законному поводу без Жоффре.
   Слезы хлынули у нее из глаз, и она швырнула свою многострадальную корзинку о стену, как раз когда вошла Дороти. Женщина бросилась подбирать рассыпавшиеся травы.
   – Я выпущу ему кишки! – пробормотала Мадлен. – Ему не стоит беспокоиться, что король отрежет ему яйца, я сама сделаю это!
   – Кому? Что? – Дороти в изумлении смотрела на нее.
   – Эмери де Гайяр, этот низкий подлый ублюдок. – Она отерла с лица слезы, потоком струившиеся по ее щекам. – Он играл на мне, как на лире, а затем улизнул…
   – Лорд Эмери уехал верхом, в доспехах, в сопровождении троих людей и двух вьючных лошадей, леди.
   Мадлен обернулась к ней:
   – Он сказал, что не уедет!
   Дороти закатила глаза и налила хозяйке кубок вина.
   – Выпейте, леди. Вы слишком долго были на солнце.
   Мадлен отхлебнула большой глоток. Она чувствовала себя беззастенчиво использованной. Вся его недавняя сердечность объяснялась тем, что она когда-то угрожала выдать его королю. Неужели все то, что было между ними, – лишь способ одурачить ее и заставить поступиться своим долгом?
   В дверь постучали. Дороти отворила, и в комнату нерешительно вошел Жоффре.
   – Да? – резко спросила Мадлен.
   – Лорд Эмери оставил сообщение, леди Мадлен.
   В душе молодой женщины вспыхнула надежда.
   – Что? – воскликнула она. – Как же ты мог об этом забыть?!
   – Оно не имеет отношения ни к его отъезду, – сказал Жоффре, – ни к тому, куда он уехал…
   – Да что же там, говори! – почти закричала Мадлен.
   Жоффре ответил, как мальчик, затвердивший урок наизусть:
   – Он сказал, что просит прощения. Когда он вернется, то продолжит начатое с того момента, где остановился. – Оруженосец взглянул на хозяйку и осторожно добавил: – Он очень спешил, леди.
   Жоффре тоже пришлось изрядно поспешить, выскакивая из комнаты, чтобы на волосок опередить золотой кубок, который Мадлен запустила ему в голову.
   – Ах, он продолжит! Продолжит, как же! – пробормотала Мадлен.
   – Леди Мадлен! – простонала Дороти, ломая руки.
   – Он никогда больше не прикоснется ко мне! – яростно воскликнула Мадлен. – Я не позволю ему использовать меня.
   Она сорвала со стены резное распятие.
   – Будь моей свидетельницей, Дороти. Я обещаю – нет, я клянусь, – что никогда больше не лягу с Эмери де Гайяром, пока он не докажет, что хранит верность и королю, и мне!
   Дороти побледнела и перекрестилась.
   – О, леди, вы не можете отвергать своего мужа.
   Мадлен повесила распятие на место.
   – Все, дело сделано. Теперь вернемся к работе.
   Осматривая кухни и загоны для птицы, предназначенной на забой, Мадлен не переставала думать об Эмери.
   – Только дай ему, Господи, невредимым вернуться ко мне, – шептала она, – и я не допущу, чтобы он сбился с пути истинного.
   Кто-то нерешительно кашлянул рядом. Мадлен оглянулась и увидела одного из воинов.
   – Лорд Хью послал сказать, что приближается Одо де Пуисси в сопровождении четырех человек. Впустить его?
   Одо? Она предпочла бы вообще не видеть его, но нельзя же отказать ему в гостеприимстве!
   – Конечно. Я приду поздороваться с ним.
   Мадлен поднялась к себе в комнату и накрыла покрывалом голову и плечи. Когда она достигла дверей замка, Одо был уже во дворе и спешился. Он по-свойски поцеловал ее в щеку, затем огляделся.
   – Вижу, вы с де Гайяром хорошо поработали над укреплениями, но этого недостаточно. Прочный каменный замок и каменные стены – вот что нужно человеку в наше беспокойное время.
   Пока она вела его в зал, он распространялся о славном походе против мятежников и о сооружении замков, чтобы держать их в подчинении.
   – Король распорядился построить замок в Уорике и отдал его Анри де Бомону. Очевидно, скоро я буду удостоен той же чести.
   Мадлен приказала подать обед для него и его людей и накормить их лошадей. Ясно, что Одо обманывал себя и принимал желаемое за действительное. Но если ему удастся добиться славы и заслужить замок, она совсем не против, лишь бы это было на другом конце страны.
   Однако часть его монолога заинтересовала ее.
   – Значит, с восстанием покончено? – спросила она.
   Если так, то Эмери вне опасности.
   Одо оторвал зубами большой кусок свинины от кости, которую держал в руке, и, почти не пережевывая, залил его изрядным количеством эля. Он вытер рукой рот и рыгнул.
   – Почти. Стоило Вильгельму только появиться возле города, как ворота открыли и запросили пощады. На его месте я бы отсек несколько голов и водрузил их на копья, покончив с этим раз и навсегда.
   – А что с этим Гервардом? – спросила Мадлен, снова наполнив его флягу. – Я слышала, он примкнул к графам Эдвину и Госпатрику.
   Одо повернулся к ней с удивительным проворством.
   – Где ты это слышала?
   – Слухи, ничего больше, – сказала Мадлен осмотрительно, рассчитывая узнать, что у него на уме.
   – До меня тоже дошла молва, когда я скакал на юг. Я получил известие, что Гервард покинул Фене. Он скрывается неподалеку, в Холверском лесу. Их слишком много, чтобы мои люди могли атаковать, но я отправил сообщение королю. Он пришлет войска.
   Мадлен постаралась скрыть охвативший ее ужас. Гервард покинул Фене и послал за своим племянником.
   – Ты собираешься подождать их здесь и принять участие в битве?
   Мадлен услышала, как жалко прозвучал ее голос, и обругала себя.
   Одо, невнимательный, как всегда, самодовольно улыбнулся:
   – Что, одиноко? Где твой расфуфыренный супруг, между прочим?
   – В своем имении Роллстон, – поспешила сказать Мадлен.
   Одо пожал плечами:
   – Всегда было ясно, что он тебя не хочет. – Он оглядел ее простое платье. – Тебе даже не удалось выманить у него хоть немного золота, которое так ослепило тебя. Возможно, в Роллстоне у него есть взятая по датским законам пышнотелая английская жена.
   Мадлен изобразила безразличную улыбку, хотя ее терзала мучительная ревность. Возможно ли это? Языческий брак не был препятствием к христианскому. Король Гарольд был двадцать лет женат по датскому закону на Эдит Лебяжьей Шее и обвенчался в церкви с Эдит Мерсийской, чтобы обеспечить себе поддержку в притязаниях на престол. Но какое это имеет значение, если ее муж ускакал навстречу смерти?
   – Мы с Эмери очень хорошо ладим друг с другом, – солгала она. – Так ты собираешься остаться здесь, Одо?
   Он покачал головой:
   – Однако рассчитываю разжиться провизией. Мне приказано отправиться на юг, к королеве, – сказал он с важным видом, – чтобы возглавить передовой отряд и сопровождать ее на север.
   – Она едет на север? – удивилась Мадлен. – В самое пекло мятежа? Королева на восьмом месяце!
   Одо пожал плечами:
   – Мятеж практически подавлен, а король хочет, чтобы жена была с ним, когда ребенок появится на свет.
   Мадлен мрачно размышляла о мужчинах, которым явно недоставало соображения, но в основном ее мысли были заняты Эмери. Одо послал сообщение королю насчет Герварда. Вильгельм наверняка пошлет армию, возможно, и сам отправится с ней, чтобы окончательно вырвать эту занозу из своей задницы. И обнаружит, что заодно захватил Золотого Оленя. Эмери определенно предполагал нечто подобное. Она вспомнила, как он сказал: «Помни меня», как раз перед тем, как овладеть ею. Мадлен проглотила слезы. Что же ей делать? «Оставить его, пусть выпутывается сам», – говорила ее ожесточившаяся часть, но это была крошечная частичка.
   – Значит, ты отправляешься немедленно? – спросила она.
   Одо кивнул утвердительно.
   – Я подумал, раз уж мы проезжаем мимо, раздобыть провизию получше. И лошадь. Одна из наших повредила ногу.
   Мадлен распорядилась седлать лошадей и вскоре имела удовольствие видеть, как Одо пустился в путь. Затем она пошла в конюшню, якобы осмотреть захромавшую лошадь.