Беверли Джо. Властелин моего сердца

   Больше уже нельзя было оттягивать. Она попыталась незаметно поднять сорочку и снять браслет, но оказалось, что без помощи второй руки ей не расстегнуть его. Он с удивлением наблюдал за этой манипуляцией. В молчании она беспомощно протянула ему браслет. Он взял его, задумчиво рассматривая ее обнаженную ногу. Мадлен оправила сорочку и забралась под одеяло. Он убрал браслет в сундучок и запер его, затем прошел к кровати и лег в постель, не касаясь жены.
   – Ты веришь, что я не собираюсь насиловать тебя? – решительно спросил он.
   Вид у него был угрожающий, но она доверяла его слову.
   – Да.
   – Это уже кое-что.
   Он отвернулся от нее.
   На следующее утро придворных разбудил удар колокола. Мадлен удивило, что ей удалось уснуть, но дневная поездка и все последующие треволнения, в конце концов, толкнули ее в забытье. Ей казалось, что Эмери сразу же уснул. Но при звуке колокола он поднимался неохотно.
   Он потянулся и случайно коснулся ее. Вздрогнув, тут же отстранился. Их глаза встретились, и он отвел взгляд.
   – Что за клятву ты дала?
   – Не ложиться с тобой в постель до тех пор, пока не удостоверюсь, что ты верен королю.
   – Ты лежала со мной всю ночь.
   – Ты знаешь, что я имею в виду.
   – Я все спрашивал себя, насколько твердо ты будешь придерживаться ее.
   В его голосе слышалась легкая насмешка. Она почувствовала, что он попытается действовать лаской, и собралась с силами, чтобы устоять.
   – Это клятва, и я сдержу ее, – твердо сказала она. – Ты обязан хранить верность королю.
   – Я обещал не насиловать тебя, и ты спокойно легла со мной. Если я дам слово, что предан Вильгельму, разве ты не поверишь этому?
   Мадлен закрыла глаза.
   – Как я могу тебе поверить? – устало сказала она. – Я собственными ушами слышала, что ты обещал помочь Герварду.
   Она почувствовала, как дернулась кровать. Он стоял рядом, обнаженный и прекрасный. И совершенно холодный, отчужденный.
   – Ты можешь не беспокоиться о своей клятве, – сказал он. – Я и сам не лягу с женщиной, которая не доверяет моему слову.
   Он отвернулся, достал из сундука одежду и облачился в нее. Опоясываясь ремнем, он заговорил тем спокойным, бесстрастным голосом, который стал ей привычен за время тех ужасных недель в Баддерсли:
   – Королева, однако, считает нас влюбленными пташками. Жестоко разочаровывать ее, учитывая ее беременность. В этом состоянии все женщины, даже королевы, подвержены эмоциям. Если я буду играть свою роль на публике, могу я рассчитывать на твою поддержку?
   Они должны будут встречаться час за часом, день за днем, затем каждую ночь вместе ложиться в постель.
   – Да, – ответила она.
   Не добавив ни слова, он вышел.
   Мадлен с головой ушла в придворные обязанности и постоянно находилась с королевой и ее дамами. Она вместе с ними вышивала покров для алтаря, читала Матильде вслух, когда та отдыхала, играла в различные игры с Джудит и Агатой и помогала леди Адели, повитухе, подготовить все необходимое для родов и будущего младенца.
   Эта дородная женщина была очень сварлива.
   – Тащиться по всей стране в такое время! Добром это не кончится. И кто окажется виноват? Конечно, мы.
   Мадлен опасалась, что повитуха права. Ей пришла в голову пугающая мысль, что проще всего навредить в поездке можно, допустив гибель королевы и младенца. Могли Эмери опуститься до такой низости?
   Он много работал, оберегая покой королевы, добывая продовольствие и тщательно проверяя повозки, вьючных лошадей и людей. В первые несколько дней они с Мадлен встречались только во время еды, и не было заметно, чтобы его мучила совесть. Они мило беседовали друг с другом, не выставляя напоказ близкие отношения. Королева хвалила Мадлен за ее сдержанность, так выгодно отличавшуюся от поведения Джудит.
   Мадлен чаще видела Одо, чем Эмери. Тот командовал дозорным отрядом.
   – Отлично подобранные воины, – самодовольно заявил он Мадлен. – Привычные к подобного рода делам. Мы готовы выступить, лишь только твой муж перестанет суетиться, как боязливая монахиня.
   Мадлен гордо выпрямилась.
   – Монахини отнюдь не робкого десятка, Одо, имея твердую веру в Бога. Величайшая глупость – отправиться в северную глушь без серьезной подготовки.
   – Изображаешь почтительную жену? – ухмыльнулся он. – Я не забыл, как ты сопротивлялась. Прошел слух, что тебя били за это.
   Мадлен покраснела.
   – Слухи, как всегда, врут.
   Хоть Одо и притворялся, что ему не нужны ни она, ни Баддерсли, потеря все еще терзала его, и ему обидно было состоять под командой Эмери. Одо охотно устроил бы ему неприятности. Слава Богу, он не имел такой возможности, пока не обнаружил предательства Эмери.
   – Кстати, – сказала она с деланным безразличием, – что произошло в этом деле с мятежниками?
   – В каком деле? – спросил Одо, нахмурившись.
   – Когда ты остановился в Баддерсли, разве ты не говорил, что отправил донесение королю о мятежниках, скрывавшихся поблизости, возможно, даже с Гервардом? Их поймали? Ты получил награду?
   Одо побагровел.
   – Вся Англия гудела бы, если бы Герварда удалось схватить. И разве по мне можно сказать, что я получил ценную награду?
   – Это была ошибка? Какое несчастье! Он испытующе смотрел на нее.
   – Скорее всего их предупредили. Но как это возможно?
   Мадлен сознавала, что лучше бы ей не затрагивать этот вопрос, но спокойно встретила его взгляд.
   – Значительная часть Англии симпатизирует Герварду, Одо. Едва ли армия Вильгельма смогла бы добраться туда незаметно.
   – К тому времени, как прибыла королевская армия, мятежники давно ушли. По слухам, они скрылись на следующий день после того, как я побывал в тех местах. В тот день, когда я говорил с тобой об этом.
   Мадлен пожала плечами:
   – Возможно, они завершили свои дела.
   – Или кто-то их предупредил, – повторил он. – Какой-нибудь друг Золотого Оленя. Человек, продавший мне эти сведения, найден распластанным.
   Мадлен судорожно сглотнула.
   – Что это значит?
   Он желчно рассмеялся:
   – Спроси своего сакса-мужа, которого ты так защищаешь.
   Мадлен не смела дохнуть. Она и подумать не могла, что Одо так наблюдателен и способен сложить вместе разрозненные детали. Она его явно недооценила. Им руководили злоба и зависть. Ее переполняли подозрения. Стоит Эмери сделать неверный шаг теперь, когда Одо постоянно рядом, Мадлен, может, и не удастся спасти мужа от разоблачения. Особенно когда ее главная цель защита королевы и ее младенца.
   В этот вечер после ужина они ненадолго оказались с Эмери в стороне от всех. Они стояли вместе и улыбались, муж держал ее за руку.
   – Одо что-то подозревает об этом деле в Холверском лесу, – сказала она, застенчиво поглядывая на него из-под ресниц.
   – Он был бы дураком, если бы не проявлял недоверчивости.
   Эмери нежно поцеловал ее пальцы, и это тронуло ее.
   – Ты не должен убивать его, – сказала она, глядя мужу в глаза.
   Эти глаза гневно вспыхнули, хотя он не переставал улыбаться.
   – Я никогда никого не убивал, чтобы скрыть свои действия, и впредь не собираюсь.
   – Очень благородно, когда есть кому сделать это вместо тебя, – ответила она. – Доносчик в Горманби был найден распластанным. Что это значит?
   Он побледнел и посмотрел вдаль, сквозь переполненный зал.
   – Это древний обычай викингов. Человеку разрубают грудную кость, так что его ребра раскрываются, подобно жуткому алому цветку. Он задыхается.
   Мадлен не могла больше улыбаться.
   – Это ужасно.
   – Не больше, чем ослеплять каленым железом или отрубать руки и ноги.
   – Но это совершено ради тебя.
   Он снова повернулся к ней:
   – Это сделал Гервард из собственных соображений. Ясное послание всем, что низкое предательство не стоит серебра. Он бы распластал и тебя, и меня, если бы счел это полезным.
   – Не верю!
   Эмери криво улыбнулся:
   – Он зацепил тебя, верно? Будь осторожна. Гервард благороден, доброжелателен и умеет словом завоевать сердца и умы. Но он не знает жалости и ни перед чем не остановится. Он стал бы презирать себя, если бы отступил. По своим взглядам он больше скандинав, чем англичанин, и искренне полагает, что жизнь – это ничто, краткий миг, впечатления птички, влетевшей в одно окно замка и тут же вылетевшей в другое. Смысл смерти состоит в том, чтобы встретить ее достойно и с доблестью, заслужив добрую память, славу, которая живет вечно.
   Насколько Эмери разделял эту философию?
   – И все-таки ты ему служишь, – сказала Мадлен.
   – Я его друг по кольцу, связанный с ним клятвой.
   – Тебя связывают и другие клятвы.
   – И я им верен. Улыбайся, жена, а то люди подумают, что мы не так уж и счастливы.
   Мадлен улыбнулась, хотя ей было больно.
   – Ты не можешь служить двум враждующим господам!
   Он схватил ее и прижал к себе. Мадлен оцепенела.
   – Я выполняю все свои клятвы, насколько в моих силах.
   Она хотела возразить, но он закрыл ей рот поцелуем. Мадлен старалась сохранить безразличие, но вкус его губ, тепло его тела возбудили ее, как любовный напиток. Острый приступ желания внезапно охватил ее, заставив прогнуться, подобно луку, в его руках. Эмери еще крепче обнял ее. Затем внезапно оттолкнул, повернулся и ушел. Мадлен, вся дрожа, вернулась под крылышко королевы.
   Их жизнь протекала по распорядку, безопасному для нее. Мадлен всегда удалялась в свою комнату первой, как только королева ложилась спать. Эмери приходил позже, а она притворялась, что спит. Он покидал постель с первым ударом колокола. Она не вставала, пока он не уйдет.
   В эту ночь она легла во взвинченном состоянии, ожидая прихода мужа. Она усиленно готовилась к борьбе, в то время как ее тело томилось желанием любовных ласк. Она слышала, как открылась дверь, как он раздевался. Почувствовала, как прогнулась кровать, когда он присоединился к ней, и по тому, что он неподвижно остался лежать, поняла, что эта ночь пройдет так же, как и все остальные. Слезы душили ее.
   Позже она проснулась от восхитительно приятного сна. Она лежала, тесно прижавшись спиной к его груди, и с каждым вздохом терлась сосками о его руку, перекинутую ей на грудь. Его голова покоилась на ее плече, а его сонное дыхание шевелило ей волосы. Она понимала, что должна отодвинуться, но вместо этого обвила его руку своей. Какой выход может она отыскать для них обоих? Только отвратить его от предательства! Когда она пробудилась утром, муж уже ушел.
   На следующий день Матильда пригласила Эмери в свои покои и попросила сыграть для нее. У королевы болела спина, и Мадлен растирала ее. Эмери сел и начал настраивать лиру.
   – Ну вот, – сказала королева. – Ты можешь поцеловать жену, Эмери. Не нужно при мне церемониться.
   Он подошел и нежно поцеловал Мадлен в губы. Она ответила ему, как подобает хорошей жене, и скромно улыбнулась. Матильда одобрительно кивнула. В конце концов королева разрешила Мадлен закончить массаж и пригласила одну из дам заняться музыкой. Однако она не отпустила Эмери, а принялась подробно обсуждать с ним план поездки.
   – Значит, все в порядке? – сказала Матильда.
   – Да, ваше величество.
   – Тогда нам лучше скорее отправиться в путь. Боюсь, что этот младенец торопится, а он непременно должен родиться в Йорке.
   Мадлен и Эмери обменялись взглядами. Неужели Матильда думает, что ей удастся задержать в чреве младенца усилием воли?!
   – Сколько в день мы сможем проезжать? – спросила королева.
   – Миль двадцать, пока мы на старых дорогах, а погода хорошая.
   Матильда недовольно поморщилась.
   – Было бы гораздо проще, если бы я могла ехать верхом. – Она веселым взглядом окинула своих придворных дам. – Вам придется по очереди проводить время в моем экипаже, читая мне и играя в шахматы.
   Мадлен сочувствовала королеве. Она терпеть не могла вынужденного безделья в занавешенной коробке.
   – После Линкольна, – сказал Эмери, – вы сможете отправиться в Йорк по воде, если вам угодно.
   Королева отнеслась к его идее с интересом.
   – Это гораздо удобнее. А что, там есть хороший водный путь?
   – Да. Есть проложенный римлянами канал от Линкольна до реки Трент, которая соединяется с рекой Уз возле Эрмина. Она приведет нас в Йорк. Но мы не сможем отправить весь кортеж по реке. Только придворных дам и личную гвардию.
   Королева задумалась.
   – Но ведь остальные рыцари смогут следовать за нами по берегу и быть неподалеку?
   – Да.
   Матильда согласно кивнула:
   – Тогда готовься. Чем раньше мы попадем в Йорк, тем лучше.
   На следующий день кортеж королевы покинул Хартфорд. Во главе двигался дозорный отряд Одо, который должен был следить за тем, чтобы дорога впереди была проходима и безопасна.
   Основная часть процессии состояла из десяти повозок с провизией, спальными принадлежностями, животными и пожилыми слугами. В центре двигался позолоченный экипаж королевы, завешенный тонкими шелковыми занавесками и более плотными синими полотняными шторами. Рядом ехали верхом те дамы и духовные лица, которые не захотели трястись в повозках. Эту центральную группу охраняла личная гвардия королевы, которой командовал старый опытный вояка Фальк д'Экс.
   Позади двигались верхом слуги и тыльное охранение под командой Аллана де Феррера, молодого и молчаливого племянника королевы.
   Мадлен знала, что их сопровождают также пешие дозорные, которые отправились в дорогу уже несколько дней назад, чтобы разведать окрестности и леса вдоль пути следования кортежа и удостовериться, что вокруг не рыщут мятежники или шайки разбойников. Потребовалась бы небольшая армия, чтобы справиться с такой охраной.
   Мадлен ехала верхом. Глядя на процессию, двигавшуюся под развевающимися на ветру знаменами, на сверкающие под солнцем доспехи и копья, молодая женщина испытывала гордость от того, что все это организовал Эмери.
   Мадлен пристально наблюдала за ним. Если он задумал недоброе, то проще всего было допустить какой-нибудь недосмотр, чтобы королева стала легкой добычей для Герварда. Хотя это было не так просто. Одо следил с пристрастием, да и Фальк заметил бы любые изъяны в охране королевы и тотчас же их исправил. Не смог бы Эмери и отдавать неверные приказы в момент нападения, потому что его роль была скорее административной, чем военной. В случае угрозы руководить боевыми действиями пришлось бы командирам отрядов. Задача Эмери состояла в том, чтобы предусмотреть и предотвратить любую опасность и доставить громоздкий кортеж в Йорк до рождения ребенка.
   Мадлен посмотрела вперед, где Эмери скакал рядом с повозкой и о чем-то разговаривал с возницей. Подобно всем рыцарям он был в полном боевом облачении – в кольчуге до колен, кожаных сапогах, укрепленных металлическими пластинами, и коническом шлеме со щитком. Все это было надето поверх шерстяного и кожаного платья. В этот солнечный августовский день он, должно быть, изнемогал от жары. Тьерри гордо гарцевал рядом, неся щит Эмери на своем седле. Встретившись взглядом с Мадлен, юноша радостно помахал ей рукой.
   В первую ночь они остановились в Роллстоне, неподалеку от Баддерсли. Мадлен ночевала с дамами королевы и понятия не имела, где провел ночь Эмери.
   Она очень скучала по нему и металась всю ночь.
   На следующий день, когда они двинулись в Хантингдон, Мадлен была измучена и раздражительна.
   – Ну и ну, Мадлен! – поддразнила ее королева во время полуденного перерыва. – Такое скверное настроение всего после одной ночи без мужниных объятий? Горе нам, бедным женщинам, которые не виделись с мужьями месяц, а то и дольше.
   Мадлен почувствовала, что лицо ее пылает.
   – Просто я плохо спала, ваше величество, – пробормотала она.
   – Может, и так, – сказала Матильда. – Но замок Хантингдон очень просторный, так что на эту ночь тебе обеспечена отдельная комната.
   Мадлен огляделась, увидела, что все кругом ухмыляются, и вспыхнула от смущения. Столь романтическое вмешательство было нетипично для Матильды. Но повитуха Адель сказала Мадлен: в последние недели беременности женщины становятся неповоротливы и медлительны, и деятельная особа скучает и начинает проявлять интерес к малозначительным событиям, каковым, судя по всему, стало для королевы замужество Мадлен.
   В Хантингдоне Эмери и Мадлен получили отдельную комнату.

Глава 19

   Когда Дороти застелила белье, которое им понадобится на одну ночь, Мадлен осмотрела кровать. Она оказалась значительно меньше той, что была у них в Хартфорде. Едва ли двое здесь улечься смогут, не касаясь друг друга. По телу Мадлен побежали мурашки. Она жаждала снова прижаться к нему. И страстно желала большего. Ей хотелось непринужденности, смеха, любовного слияния. Однако ничему этому не суждено случиться, пока она не сможет ему доверять.
   Мадлен пыталась спорить со своей совестью. Разве нельзя утверждать, что он доказал свою честность? В конце концов, он защищал королеву, как подобает преданному рыцарю… Но вскоре она отбросила эту софистику, решив, что ему пока просто не представился удобный случай, чтобы нанести удар. Возможно, если они прибудут в Йорк без происшествий, она станет доверять ему. Но в этом случае простит ли он ее недоверие?
   Вошел Эмери, уже без доспехов, влажный после мытья. Увидев размеры кровати, он остановился, но на его лице ничего не отразилось. Он достал из сундука зеленую с золотом тунику и надел несколько украшений. Мадлен стояла совсем близко, тоже выбирая наряды для вечерней трапезы. Он совершенно не обращал на нее внимания, когда они оставались наедине, так что она давно уже перестала остерегаться и томилась по малейшим проявлениям близости. Перебирая пальцами свои драгоценности, она упивалась запахом его тела, наслаждаясь каждым быстротечным моментом случайного прикосновения…
   Вдруг она что-то почувствовала и подняла на него взгляд. Внезапно он схватил ее и прижал к стене. Его рот накрыл ее губы жарким поцелуем, и он тяжело навалился на нее твердым горячим телом.
   Оправившись от потрясения, Мадлен сдалась. Как только он почувствовал ее отклик, его губы смягчились. Рука, сжимавшая ее косы, чтобы удержать, стала ласково поглаживать ее спину, посылая по телу магические волны. Дрожь страстного желания охватила их обоих. Поцелуй следовал за поцелуем, лишая Мадлен последних остатков стойкости. Ноги ее подогнулись, и Эмери притянул жену к себе, поддерживая под ягодицы, тесно прижав ее алчущее лоно к своей страждущей плоти.
   Он с усилием оторвался от ее губ, и они оба жадно вдохнули воздух. Мадлен едва не потеряла сознание от страсти и нехватки воздуха. Он опрокинулся вместе с ней на кровать, и его рука, заблудившись между ее бедер, все дальше толкала ее в темную бездну беспамятства.
   Но внезапный укор совести пронзил ее сердце.
   – Не-е-ет! – вскричала она.
   Он слегка отпустил ее. Она оттолкнула его и соскочила с кровати. Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
   – Нет, – повторила она, словно заклинание от греха, отступая к дальней стене на подгибающихся ногах. – Нет! Нет!
   Тяжело и прерывисто дыша, он спрятал лицо в ладонях. Мадлен выбежала из комнаты. Слезы струились по ее лицу. Она остановилась, чтобы утереть их. Убежище! Вот что ей нужно, но в переполненном замке трудно отыскать уединенный уголок. Она пошла по коридорам, через комнаты, горячо молясь, чтобы нашлось укромное местечко, где бы она могла спрятаться. Наконец она забрела к конюшням.
   Людей вокруг было мало, о лошадях уже позаботились и разместили их на ночь. Мадлен проскользнула в стойло к своей кобыле и прильнула к теплому телу животного. Усталая лошадь только засопела.
   – О милостивый Боже, – взмолилась Мадлен. – Дай мне сил!
   Дикая выходка мужа разожгла в ней огонь страсти. Даже теперь еще колени ее дрожали, и боль неудовлетворенного желания терзала ее. Как она сможет вынести это, когда снова останется с ним наедине?
   Звук рога возвестил время ужина. Он звал ее идти и оставаться рядом с Эмери на глазах всего двора. Но приступ желания заставлял ее дрожать как осиновый лист. И все же долг, проклятый долг призывает ее.
   Когда она покидала конюшню, тихий голос окликнул ее:
   – Леди Мадлен!
   Она огляделась. Из-за угла украдкой выскользнул мужчина. Человек низкого происхождения. Англичанин.
   – Что тебе нужно?
   Она взялась рукой за нож, который носила на поясе.
   – Ваша помощь, леди Мадлен. Я – Хенгар, лесничий. Муж Альдреды. Худой жилистый человек с бегающими глазами.
   – Какие-то неприятности в Баддерсли? – спросила она.
   – Все неприятности в Баддерсли, – пробормотал он, – были только от Золотого Оленя.
   Мадлен задумалась, что он имеет в виду.
   – Золотой Олень – это миф, – сказала она.
   – Не-а, он существует. Королева заплатит большие деньги за его имя.
   У Мадлен пересохло в горле. Должно быть, Хенгар и есть предатель из Баддерсли! Что, во имя Господа, ей теперь делать?!
   – Ну, так и кто он? – спросила она как можно спокойнее.
   Человек облизал губы.
   – Я скажу только королеве, и за деньги.
   – Я не могу провести тебя к королеве, – сказала Мадлен. – Но я передам ей.
   – Не-а, – сказал он. – Я буду говорить только с королевой.
   Мадлен увидела вспышку злобной радости в его глазах. Он думал, что она не знает о «втором я» Эмери, и веселился от сознания, что использует ее, чтобы погубить ее собственного мужа. Неприкрытая подлость его намерений поразила ее.
   – Зачем ты это делаешь?
   – Я предан королю, – сказал он, лицемерно ухмыляясь. – Он ведь помазанник Божий, правда? Наш священный долг быть ему верными.
   – Тогда при чем здесь деньги? – спросила она сухо.
   – Человеку нужно на что-то жить. Мадлен холодно рассматривала его.
   – Если ты хочешь, чтобы я помогла тебе, Хенгар, ты должен сказать мне истинную причину, почему ты так поступаешь.
   Он нахмурился, и его глаза забегали.
   – Этот Золотой Олень, – пробормотал он, – украл у меня жену!
   Сердце Мадлен сжалось, но она сохранила невозмутимость.
   – Почему ты это говоришь?
   – Потому что это правда! – рявкнул он ей в лицо. – Все время, с тех пор как он вернулся, она бегает за ним, как сука во время течки. Было неприятно и в первый раз, но я не собираюсь снова терпеть это.
   – Снова? – нетвердо спросила Мадлен, отступая назад.
   Он в раздражении сплюнул себе под ноги.
   – Наша девочка, единственный ребенок Альдреды, постоянно напоминает мне об этом долгие годы. Она не моя. Она дочь лорда.
   – Фрида?
   Мадлен припомнила стройную белокурую девочку и ощутила ледяную дрожь, словно настала зима.
   – Ага, Фрида. А теперь Альдреда заявляет, что хочет увести ребенка, чтобы она росла его дочерью. Я ненавижу маленькую паршивку, но он ее не получит! Я расскажу, кто он такой и где его можно найти. Король позаботится, чтобы женщинам от него больше не было никакой пользы.
   Его кипучая злоба заставила Мадлен отступить назад, в конюшню. Он последовал за ней. Раздался второй сигнал к ужину, она услышала, как конюхи весело направились на кухню. Она могла бы позвать на помощь, но тогда Хенгар получил бы аудиенцию, к которой стремился.
   – Вы проведете меня к королеве, леди, – сказал Хенгар. – Если нет, я погублю и вас тоже.
   Мадлен остановилась и взялась за нож.
   – Не смей угрожать мне!
   – Думаете, вы в безопасности? – ухмыльнулся он. – Увидите!
   Мадлен нужно было время, чтобы сообщить Эмери об угрозе.
   – Хенгар, – сказала она твердо, – ты должен вернуться в Баддерсли и прекратить эти глупости. Я поговорю с Альдредой.
   Он рассмеялся:
   – Вы думаете, она станет вас слушать? Нет уж, если вы не поможете, я обращусь к кому-нибудь другому.
   Он повернулся и пошел прочь. Мадлен не могла позволить ему уйти.
   – Хенгар! Стой! Я дам тебе денег, чтобы ты вернулся домой и молчал.
   Он обернулся.
   – Значит, вы знаете? Предаете свое собственное племя, как он?
   – Не прикидывайся святым, – рассердилась Мадлен.
   Она сорвала с головы золотую ленту. – Вот. Возьми и убирайся.
   Он отрицательно потряс головой:
   – Какой мне от этого толк? Никто не поверит, что я раздобыл ее честно. Я хочу денег за мою новость. И погибели Эмери де Гайяру.
   Мадлен наконец придумала, чем ему можно пригрозить.
   – Ты не выдашь его, Хенгар. Я позабочусь, чтобы в Баддерсли узнали, что это сделал ты. Сколько после этого тебе удастся прожить, наслаждаясь женой и деньгами? Они распластали доносчика в Горманби.
   Он смертельно побледнел и с воплем отчаяния бросился на нее. Мадлен инстинктивно выхватила нож. Она почувствовала, как он вошел в кость, услышала его приглушенный крик. В ужасе она оттолкнула его дергающееся тело и, пошатываясь, отступила назад. Он рухнул навзничь, схватившись в агонии за нож в своей груди, кровь струилась по его пальцам. Ноги его несколько раз дернулись, словно он хотел убежать, затем он испустил дух.
   Мадлен в оцепенении взирала на свою работу, на ладони, испачканные кровью. Она убила человека, и ей суждено гореть в аду! Она осмотрела свою одежду и, к удивлению, обнаружила, что на ней крови нет. Потребовалось несколько жизненно важных секунд, чтобы кровь показалась из-под ножа. Теперь крови было предостаточно, она расплывалась по его одежде, собиралась в лужицу в грязи. Что же ей делать?