– Она родила ребенка?
– Я был слишком занят, чтобы справляться об этом.
– Мне было бы интересно узнать. Мадлен вышла из своего укрытия.
– Королева разрешилась сыном, и Лусия сказала, что собственноручно охолостит вас вашим же ножом, если вы причините королеве вред.
Гервард расхохотался:
– Значит, моя сестра здесь? Помоги мне, Один! – Он посерьезнел. – Какая жалость, что это мальчик, потому что мне придется забрать его.
Мадлен выступила вперед, держа в руке нож.
– Вы не можете отобрать новорожденного у его матери!
– У меня наготове кормилица. Он не пострадает, но и не будет принцем.
Эмери громко заговорил:
– Ты слабо веришь в собственное пророчество.
– Кто знает, каким образом оно осуществится?
– В таком случае оно сбудется благодаря мне, – сказал Эмери.
Он снял кольцо и швырнул его в огонь, затем встал между Гервардом и хижиной. Так они и стояли лицом друг к другу, а кольцо сверкало в пламени, пробегавшем по тлеющим углям.
– И мне.
Рядом с сыном появилась Лусия, держа обеими руками меч Фалька. Было ясно, что ей вряд ли удастся поднять его, но ее вмешательство не выглядело нелепым или смешным.
Мадлен шагнула вперед и встала с другой стороны от Эмери.
– И мне.
Гервард некоторое время рассматривал их.
– Значит, так? Это и есть будущее, в котором англичане, нормандцы и англонормандцы будут вместе?
Никто не ответил.
– Так тому и быть.
Гервард подал знак. Гирт вышел вперед и взял у него топор. Мадлен перевела дух, в первый раз за этот день поверив, что у них есть будущее.
Но у нее в глазах потемнело, когда Гервард вытащил из-за пояса нож с круглым янтарным набалдашником на рукоятке.
– Я взял это у женщины, которая пыталась вертеть нашими обычаями ради своей выгоды и навязать мне в родственники нормандского ублюдка. Больше она вас не побеспокоит.
Эмери воткнул меч острием в землю и оперся руками о рукоять.
– Ты ее убил?
– Это мое право. Позаботьтесь о моей дочери.
– Ты признаешь Фриду?
– Она ребенок лорда, следовательно, моя. Когда я снова верну свои владения, я признаю ее по всем правилам.
– Ты слепец, Гервард, – раздраженно сказала Лусия. – Эта страна завоевана и покорена навсегда.
Гервард сделал движение, как бы охватывая рукой гораздо больше, чем убогую окружающую местность.
– Взгляни вокруг, Лусия, но не просто глазами. У тебя здешняя кровь. Землю нельзя завоевать. Она просто ждет тех, кто ее заслуживает.
Он ловко наклонился вперед и острием ножа выхватил раскаленное кольцо из костра. Пройдя вперед, он встал перед Эмери, держа кольцо между ними.
– В один далекий день я дал тебе женщину, метку на руке и кольцо. Теперь ты отрекаешься от меня?
– Я должен.
– Тогда ты лишаешься всего, что я дал.
С быстротой молнии он приложил кольцо к руке Эмери и прижал его ножом. К тому моменту, как Эмери удалось сбросить кольцо и поднять меч, Гервард отошел к своим и снова взял топор.
– Вырази Матильде мое почтение, – крикнул он, – но скажи ей: сколько бы она ни рожала, ни один из сыновей ее сыновей не будет управлять Англией!
Туман поглотил Герварда и его людей как по волшебству.
Эмери с силой втянул в себя воздух, и Мадлен повернулась посмотреть на его руку. Воспаленная кожа вздулась вокруг выжженного круга посреди отметины. Эмери сжимал больное место рукой, но страдание на его лице было вызвано больше тем, что часть его жизни безвозвратно ушла, чем болью от ожога. У Мадлен не было с собой гусиного жира, поэтому она намочила в воде кусок ткани и перевязала ему рану.
– Ты сможешь сражаться левой рукой? – спросила она.
– До некоторой степени.
– Я бы на твоем месте попрактиковалась, – язвительно сказала она, – потому что, если так будет продолжаться, однажды ты совсем не сможешь пользоваться правой рукой.
Он засмеялся и крепко обнял ее.
– Мы остались в живых! Я сильно в этом сомневался.
– Я ужасно испугалась, но, – сказала она, – я верила в тебя!
Он прижал ее к себе еще крепче.
– Я просто молился. И если тебя интересует, Богу на кресте.
Тут они услышали стук копыт. Мадлен вглядывалась в туман.
– Прошу тебя, Богородица, только не снова…
– Думаю, вернее сказать, надеюсь, что это подкрепление из Йорка.
Так и оказалось. Вильгельм скакал впереди. Его быстрый взгляд мгновенно охватил всю сцену.
– Королева? – спросил он.
– В безопасности и полном порядке, – сказала Мадлен. – Она разрешилась сыном.
Вильгельм усмехнулся:
– Хорошие новости! Принц! Но кто напал на вас здесь?
– Госпатрик, – сказал Эмери. – По ошибке. Он ушел, как только Гервард объяснил ему это.
Мадлен едва успела сдержать себя и не выказать удивления при такой версии, но она понимала, что у Эмери есть на то причины.
– Гервард был здесь? Как давно?
Вильгельм уже поглядывал вокруг, собираясь организовать охоту.
– Недавно, сир. Он обеспечивал безопасность королевы.
Вильгельм хмуро посмотрел на своего крестника.
– Ты слишком любишь его. Что случилось с твоей рукой?
– Ожог.
– Ты больше не носишь его кольцо?
– Нет, сир.
Вильгельм удовлетворенно кивнул.
– Пусть Гервард уходит. Придет день, когда мы встретимся и победа будет за мной. А теперь лучше я повидаю Матильду и сына. – Король бросился в хижину.
– Почему? – только и спросила Мадлен.
Эмери вздохнул.
– Стоило рассказать об истинных намерениях Госпатрика, и Вильгельм охотился бы на него до самой смерти, превращая Нортумбрию в кровавую пустыню. Думаю, не пройдет и месяца, как граф Нортумбрийский упадет на колени, умоляя простить его, и этим все кончится.
– Эдвин тоже?
– Конечно, в особенности если Вильгельм отдаст ему Агату. В этом случае Гервард останется без поддержки и тоже вынужден будет просить о прощении. Тогда, может быть, в Англии установится мир.
Мадлен в сомнении покачала головой:
– Ты такой же безумец, как твой дядя.
– Совершенно верно!
Появился граф Гай в доспехах, одной рукой он крепко обхватил Л усию.
– Такой же сумасшедший, как Гервард, но все же превосходный человек. – Он схватил сына за руку. – Ты сегодня отлично потрудился, Эмери! Но должен тебя предупредить, что кузен леди Мадлен, Одо, утверждает, что ты английский преступник, Золотой Олень.
Эмери взглянул на Мадлен.
– Зачем бы ему это?
– Ради вознаграждения, конечно. Однако он заблуждается, если думает, что кто-нибудь выиграет от того, что вынудит Вильгельма погубить тебя. – Гай посмотрел сыну в глаза. – Это правда?
Эмери казался совершенно спокойным.
– Что я Золотой Олень? А что думает Вильгельм?
– Разве кто-нибудь знает это? Одо де Пуисси заявил, что помчался в Йорк, получив известие, что ты намерен передать королеву Герварду. Он боялся, ему не хватит полномочий помешать твоим планам…
Теперь, когда это случилось, Мадлен совсем не чувствовала страха. Напротив, она была полна решимости. Она ощущала себя словно на острие ножа. Это навело ее на мысль, и она взглянула на увенчанный янтарем клинок, валявшийся на земле. Предостерегающе сжав руку Эмери, Мадлен незаметно отделилась от группы. Она подняла нож, прошла на пристань, потом на барку. По счастью, ее сундук оказался сверху. Достав позолоченные ножны, Мадлен быстро сунула туда нож и прикрепила его на пояс.
Мадлен вернулась к Эмери, когда посланный королем человек пригласил их к Вильгельму. В хижине толпилось много народу. Вильгельм сидел рядом с Матильдой и держал на руках сына. Гай, Лусия, Мадлен и Эмери с трудом отыскали себе место. Затем вошел Одо. Он беспокойно оглядел всю группу. Возможно, он чувствовал, что в комнате нет ни одного человека, который относился бы к нему дружелюбно.
– Ах, Одо, – добродушно сказал Вильгельм. – Ты можешь поздравить меня с прекрасным сыном.
– От всего сердца поздравляю вас, сир, – почтительно поклонился Одо.
– И твои сведения оказались ошибочными, потому что лорд Эмери стойко, решительно и преданно защищал королеву.
Одо покраснел и огляделся.
– И все же не схватил эту паршивую собаку, Герварда.
Вильгельм вопросительно взглянул на Эмери.
– У них было численное превосходство, сир. Когда выяснилось, что Гервард не намерен причинить нам вред, я позволил ему уйти.
– Мудрое решение. Ты так не считаешь, де Пуисси?
– Предусмотрительный малый, – ухмыльнулся Одо. – Странно, что Эмери де Гайяр, храбро сражаясь с Госпатриком, не нанес ни одного удара Герварду. Есть свидетели, что они были в дружеских отношениях и даже пожали друг другу руки на прощание.
Вильгельм посмотрел на него с интересом.
– Ты хочешь сказать, что сцена спасения была разыграна Гервардом и Эмери, чтобы завоевать мою благосклонность?
Эта мысль, очевидно, даже не приходила Одо в голову, но он с радостью ухватился за нее:
– Да, сир.
– До чего же у тебя острый и проницательный ум!
Только Эмери и сейчас пользуется моей благосклонностью в полной мере, а Герварду стоит только преклонить колени, чтобы ее получить.
Одо судорожно сглотнул.
– А как же с убийством в Хантингдоне? – сказал он с отчаянием. – Где эта женщина, Альдреда, которая взяла нож, найденный в теле? Это был собственный нож де Гайяра, которым вы его наградили.
– Что еще за женщина? – спросил Вильгельм.
– Альдреда, ткачиха из Баддерсли, – сказал Эмери. – Ее муж убит в Хантингдоне. Если верить Герварду, она тоже мертва.
– Мертва?! – закричал Одо. – Значит, предательски убита. Не иначе как тобой!
– Гервардом, – сказал Эмери, – по их личным причинам. У меня не было возможности заняться персональным убийством.
Одо побагровел от ярости и сделался похож на своего отца. И не слишком-то отличался от него умом, потому что король был явно склонен смотреть на все сквозь пальцы.
– При ней должен был быть нож, – продолжал неистовствовать Одо. – Это доказательство.
Мадлен вмешалась:
– Нож, которым король наградил Эмери, находится у меня. – И она показала нож, висевший у нее на поясе.
Одо вытаращил глаза.
– Где ты его взяла?
– У Эмери несколько недель назад.
– Дай-ка мне взглянуть.
Король внимательно изучил нож и удовлетворенно кивнул:
– Это точно он.
Вильгельм нахмурился и с угрозой посмотрел на Одо.
– Я верю, де Пуисси, что твои намерения продиктованы преданностью, но тебя явно ввели в заблуждение. Ради чего Эмери стал бы убивать крестьянина?
Одо с ненавистью посмотрел на Эмери.
– Этот крестьянин мог бы узнать в нем Золотого Оленя, как и та ткачиха. Он убил их, но есть и еще один свидетель, сир. Пошлите за Бертраном, бывшим стражником д'Уалле. Он теперь в моем отряде и однажды встречался с Золотым Оленем. Он все расскажет.
Вильгельм холодно приказал вызвать этого человека. Гай и Лусия побледнели. Эмери остался совершенно спокоен. Стражник вошел и упал на колени. Однако взгляд его был острым и проницательным.
– Ну, Бертран, – сказал король, – лорд Одо полагает, что ты узнаешь среди присутствующих того, кто напал на тебя в Банбери.
Стражник огляделся, глаза его на миг задержались на Эмери.
– Нет, сир. Здесь нет никого, кто был бы таким же огромным.
– Ты лжешь, – заорал Одо. – Ты сам сказал мне два дня назад, что лорд Эмери мог быть этим человеком.
– Я сказал «мог быть», милорд. Как и многие другие. Но лорд Эмери – настоящий нормандский рыцарь, что он и доказал сегодня. Человек, с которым я сражался, был низкого происхождения.
– Но хорошо владел мечом, – сказал Одо.
Стражник возмутился и позволил себе дерзость:
– Я хорошо владею мечом, а я низкого происхождения.
Одо собирался еще что-то сказать, но король прервал его:
– Совершенно ясно, что все это пустое. – Он передал Бертрану несколько монет. – Ты можешь идти, мой воин, с нашей благодарностью.
Король оглядел Одо с холодной насмешкой.
– Если это будет продолжаться, де Пуисси, я начну думать, что ты имеешь зуб на Эмери, выигравшего состязание за леди Мадлен.
Одо был слишком взбешен, чтобы уловить предостережение в голосе короля.
– Я имею зуб только на предателей, сир. Он убил двоих свидетелей и подкупил третьего, но есть еще свидетельство, которое говорит само за себя. У Эмери де Гайяра есть знак на руке, который доказывает его вину так же ясно, как божий день. – Он повернулся лицом к Эмери: – Я вижу, ты прячешь его под тряпкой. Покажи нам этот варварский языческий знак, если посмеешь!
Эмери спокойно размотал повязку и снял браслет с запястья. Шрам от раны, нанесенной кабаном, проходил от середины кисти его руки на несколько дюймов вверх по предплечью. Теперь он был увенчан багровым воспаленным кругом. От метки на коже осталось простое сплетение линий.
– Кто может сказать, – спросил король, – что бы это могло быть?
Было неясно, вопрос это или нет, но Лусия поспешила ответить:
– Это была лошадь, сир. Теперь это не пойми что с четырьмя ногами. Но как Эмери мог оказаться Золотым Оленем, даже если бы у него хватило на это глупости? Ведь когда я плыла сюда, этот преступник захватывал корабли, направлявшиеся во Францию.
– А я, – сказал король, – получил донесение, что он два дня назад совершил набег на Ланкастер вместе с отрядом шотландцев.
Он посмотрел на Одо.
– Эта северная страна дурно повлияла на тебя, де Пуисси, и ты напрочь лишился всякого соображения. Приказываю тебе отправиться на границу с Уэльсом, служить вместе с лордом Уильямом Фицосберном, сражаясь против валлийцев. Может, те края больше подойдут тебе, и ты наконец завоюешь награду, которой так добиваешься.
Со звуком, опасно напоминающим рычание, Одо поклонился и вышел. Все остальные, кроме де Гайяров, тоже покинули хижину.
Вильгельм передал ребенка Матильде и посмотрел на Эмери:
– А теперь, Золотой Олень…
Глава 23
– Я был слишком занят, чтобы справляться об этом.
– Мне было бы интересно узнать. Мадлен вышла из своего укрытия.
– Королева разрешилась сыном, и Лусия сказала, что собственноручно охолостит вас вашим же ножом, если вы причините королеве вред.
Гервард расхохотался:
– Значит, моя сестра здесь? Помоги мне, Один! – Он посерьезнел. – Какая жалость, что это мальчик, потому что мне придется забрать его.
Мадлен выступила вперед, держа в руке нож.
– Вы не можете отобрать новорожденного у его матери!
– У меня наготове кормилица. Он не пострадает, но и не будет принцем.
Эмери громко заговорил:
– Ты слабо веришь в собственное пророчество.
– Кто знает, каким образом оно осуществится?
– В таком случае оно сбудется благодаря мне, – сказал Эмери.
Он снял кольцо и швырнул его в огонь, затем встал между Гервардом и хижиной. Так они и стояли лицом друг к другу, а кольцо сверкало в пламени, пробегавшем по тлеющим углям.
– И мне.
Рядом с сыном появилась Лусия, держа обеими руками меч Фалька. Было ясно, что ей вряд ли удастся поднять его, но ее вмешательство не выглядело нелепым или смешным.
Мадлен шагнула вперед и встала с другой стороны от Эмери.
– И мне.
Гервард некоторое время рассматривал их.
– Значит, так? Это и есть будущее, в котором англичане, нормандцы и англонормандцы будут вместе?
Никто не ответил.
– Так тому и быть.
Гервард подал знак. Гирт вышел вперед и взял у него топор. Мадлен перевела дух, в первый раз за этот день поверив, что у них есть будущее.
Но у нее в глазах потемнело, когда Гервард вытащил из-за пояса нож с круглым янтарным набалдашником на рукоятке.
– Я взял это у женщины, которая пыталась вертеть нашими обычаями ради своей выгоды и навязать мне в родственники нормандского ублюдка. Больше она вас не побеспокоит.
Эмери воткнул меч острием в землю и оперся руками о рукоять.
– Ты ее убил?
– Это мое право. Позаботьтесь о моей дочери.
– Ты признаешь Фриду?
– Она ребенок лорда, следовательно, моя. Когда я снова верну свои владения, я признаю ее по всем правилам.
– Ты слепец, Гервард, – раздраженно сказала Лусия. – Эта страна завоевана и покорена навсегда.
Гервард сделал движение, как бы охватывая рукой гораздо больше, чем убогую окружающую местность.
– Взгляни вокруг, Лусия, но не просто глазами. У тебя здешняя кровь. Землю нельзя завоевать. Она просто ждет тех, кто ее заслуживает.
Он ловко наклонился вперед и острием ножа выхватил раскаленное кольцо из костра. Пройдя вперед, он встал перед Эмери, держа кольцо между ними.
– В один далекий день я дал тебе женщину, метку на руке и кольцо. Теперь ты отрекаешься от меня?
– Я должен.
– Тогда ты лишаешься всего, что я дал.
С быстротой молнии он приложил кольцо к руке Эмери и прижал его ножом. К тому моменту, как Эмери удалось сбросить кольцо и поднять меч, Гервард отошел к своим и снова взял топор.
– Вырази Матильде мое почтение, – крикнул он, – но скажи ей: сколько бы она ни рожала, ни один из сыновей ее сыновей не будет управлять Англией!
Туман поглотил Герварда и его людей как по волшебству.
Эмери с силой втянул в себя воздух, и Мадлен повернулась посмотреть на его руку. Воспаленная кожа вздулась вокруг выжженного круга посреди отметины. Эмери сжимал больное место рукой, но страдание на его лице было вызвано больше тем, что часть его жизни безвозвратно ушла, чем болью от ожога. У Мадлен не было с собой гусиного жира, поэтому она намочила в воде кусок ткани и перевязала ему рану.
– Ты сможешь сражаться левой рукой? – спросила она.
– До некоторой степени.
– Я бы на твоем месте попрактиковалась, – язвительно сказала она, – потому что, если так будет продолжаться, однажды ты совсем не сможешь пользоваться правой рукой.
Он засмеялся и крепко обнял ее.
– Мы остались в живых! Я сильно в этом сомневался.
– Я ужасно испугалась, но, – сказала она, – я верила в тебя!
Он прижал ее к себе еще крепче.
– Я просто молился. И если тебя интересует, Богу на кресте.
Тут они услышали стук копыт. Мадлен вглядывалась в туман.
– Прошу тебя, Богородица, только не снова…
– Думаю, вернее сказать, надеюсь, что это подкрепление из Йорка.
Так и оказалось. Вильгельм скакал впереди. Его быстрый взгляд мгновенно охватил всю сцену.
– Королева? – спросил он.
– В безопасности и полном порядке, – сказала Мадлен. – Она разрешилась сыном.
Вильгельм усмехнулся:
– Хорошие новости! Принц! Но кто напал на вас здесь?
– Госпатрик, – сказал Эмери. – По ошибке. Он ушел, как только Гервард объяснил ему это.
Мадлен едва успела сдержать себя и не выказать удивления при такой версии, но она понимала, что у Эмери есть на то причины.
– Гервард был здесь? Как давно?
Вильгельм уже поглядывал вокруг, собираясь организовать охоту.
– Недавно, сир. Он обеспечивал безопасность королевы.
Вильгельм хмуро посмотрел на своего крестника.
– Ты слишком любишь его. Что случилось с твоей рукой?
– Ожог.
– Ты больше не носишь его кольцо?
– Нет, сир.
Вильгельм удовлетворенно кивнул.
– Пусть Гервард уходит. Придет день, когда мы встретимся и победа будет за мной. А теперь лучше я повидаю Матильду и сына. – Король бросился в хижину.
– Почему? – только и спросила Мадлен.
Эмери вздохнул.
– Стоило рассказать об истинных намерениях Госпатрика, и Вильгельм охотился бы на него до самой смерти, превращая Нортумбрию в кровавую пустыню. Думаю, не пройдет и месяца, как граф Нортумбрийский упадет на колени, умоляя простить его, и этим все кончится.
– Эдвин тоже?
– Конечно, в особенности если Вильгельм отдаст ему Агату. В этом случае Гервард останется без поддержки и тоже вынужден будет просить о прощении. Тогда, может быть, в Англии установится мир.
Мадлен в сомнении покачала головой:
– Ты такой же безумец, как твой дядя.
– Совершенно верно!
Появился граф Гай в доспехах, одной рукой он крепко обхватил Л усию.
– Такой же сумасшедший, как Гервард, но все же превосходный человек. – Он схватил сына за руку. – Ты сегодня отлично потрудился, Эмери! Но должен тебя предупредить, что кузен леди Мадлен, Одо, утверждает, что ты английский преступник, Золотой Олень.
Эмери взглянул на Мадлен.
– Зачем бы ему это?
– Ради вознаграждения, конечно. Однако он заблуждается, если думает, что кто-нибудь выиграет от того, что вынудит Вильгельма погубить тебя. – Гай посмотрел сыну в глаза. – Это правда?
Эмери казался совершенно спокойным.
– Что я Золотой Олень? А что думает Вильгельм?
– Разве кто-нибудь знает это? Одо де Пуисси заявил, что помчался в Йорк, получив известие, что ты намерен передать королеву Герварду. Он боялся, ему не хватит полномочий помешать твоим планам…
Теперь, когда это случилось, Мадлен совсем не чувствовала страха. Напротив, она была полна решимости. Она ощущала себя словно на острие ножа. Это навело ее на мысль, и она взглянула на увенчанный янтарем клинок, валявшийся на земле. Предостерегающе сжав руку Эмери, Мадлен незаметно отделилась от группы. Она подняла нож, прошла на пристань, потом на барку. По счастью, ее сундук оказался сверху. Достав позолоченные ножны, Мадлен быстро сунула туда нож и прикрепила его на пояс.
Мадлен вернулась к Эмери, когда посланный королем человек пригласил их к Вильгельму. В хижине толпилось много народу. Вильгельм сидел рядом с Матильдой и держал на руках сына. Гай, Лусия, Мадлен и Эмери с трудом отыскали себе место. Затем вошел Одо. Он беспокойно оглядел всю группу. Возможно, он чувствовал, что в комнате нет ни одного человека, который относился бы к нему дружелюбно.
– Ах, Одо, – добродушно сказал Вильгельм. – Ты можешь поздравить меня с прекрасным сыном.
– От всего сердца поздравляю вас, сир, – почтительно поклонился Одо.
– И твои сведения оказались ошибочными, потому что лорд Эмери стойко, решительно и преданно защищал королеву.
Одо покраснел и огляделся.
– И все же не схватил эту паршивую собаку, Герварда.
Вильгельм вопросительно взглянул на Эмери.
– У них было численное превосходство, сир. Когда выяснилось, что Гервард не намерен причинить нам вред, я позволил ему уйти.
– Мудрое решение. Ты так не считаешь, де Пуисси?
– Предусмотрительный малый, – ухмыльнулся Одо. – Странно, что Эмери де Гайяр, храбро сражаясь с Госпатриком, не нанес ни одного удара Герварду. Есть свидетели, что они были в дружеских отношениях и даже пожали друг другу руки на прощание.
Вильгельм посмотрел на него с интересом.
– Ты хочешь сказать, что сцена спасения была разыграна Гервардом и Эмери, чтобы завоевать мою благосклонность?
Эта мысль, очевидно, даже не приходила Одо в голову, но он с радостью ухватился за нее:
– Да, сир.
– До чего же у тебя острый и проницательный ум!
Только Эмери и сейчас пользуется моей благосклонностью в полной мере, а Герварду стоит только преклонить колени, чтобы ее получить.
Одо судорожно сглотнул.
– А как же с убийством в Хантингдоне? – сказал он с отчаянием. – Где эта женщина, Альдреда, которая взяла нож, найденный в теле? Это был собственный нож де Гайяра, которым вы его наградили.
– Что еще за женщина? – спросил Вильгельм.
– Альдреда, ткачиха из Баддерсли, – сказал Эмери. – Ее муж убит в Хантингдоне. Если верить Герварду, она тоже мертва.
– Мертва?! – закричал Одо. – Значит, предательски убита. Не иначе как тобой!
– Гервардом, – сказал Эмери, – по их личным причинам. У меня не было возможности заняться персональным убийством.
Одо побагровел от ярости и сделался похож на своего отца. И не слишком-то отличался от него умом, потому что король был явно склонен смотреть на все сквозь пальцы.
– При ней должен был быть нож, – продолжал неистовствовать Одо. – Это доказательство.
Мадлен вмешалась:
– Нож, которым король наградил Эмери, находится у меня. – И она показала нож, висевший у нее на поясе.
Одо вытаращил глаза.
– Где ты его взяла?
– У Эмери несколько недель назад.
– Дай-ка мне взглянуть.
Король внимательно изучил нож и удовлетворенно кивнул:
– Это точно он.
Вильгельм нахмурился и с угрозой посмотрел на Одо.
– Я верю, де Пуисси, что твои намерения продиктованы преданностью, но тебя явно ввели в заблуждение. Ради чего Эмери стал бы убивать крестьянина?
Одо с ненавистью посмотрел на Эмери.
– Этот крестьянин мог бы узнать в нем Золотого Оленя, как и та ткачиха. Он убил их, но есть и еще один свидетель, сир. Пошлите за Бертраном, бывшим стражником д'Уалле. Он теперь в моем отряде и однажды встречался с Золотым Оленем. Он все расскажет.
Вильгельм холодно приказал вызвать этого человека. Гай и Лусия побледнели. Эмери остался совершенно спокоен. Стражник вошел и упал на колени. Однако взгляд его был острым и проницательным.
– Ну, Бертран, – сказал король, – лорд Одо полагает, что ты узнаешь среди присутствующих того, кто напал на тебя в Банбери.
Стражник огляделся, глаза его на миг задержались на Эмери.
– Нет, сир. Здесь нет никого, кто был бы таким же огромным.
– Ты лжешь, – заорал Одо. – Ты сам сказал мне два дня назад, что лорд Эмери мог быть этим человеком.
– Я сказал «мог быть», милорд. Как и многие другие. Но лорд Эмери – настоящий нормандский рыцарь, что он и доказал сегодня. Человек, с которым я сражался, был низкого происхождения.
– Но хорошо владел мечом, – сказал Одо.
Стражник возмутился и позволил себе дерзость:
– Я хорошо владею мечом, а я низкого происхождения.
Одо собирался еще что-то сказать, но король прервал его:
– Совершенно ясно, что все это пустое. – Он передал Бертрану несколько монет. – Ты можешь идти, мой воин, с нашей благодарностью.
Король оглядел Одо с холодной насмешкой.
– Если это будет продолжаться, де Пуисси, я начну думать, что ты имеешь зуб на Эмери, выигравшего состязание за леди Мадлен.
Одо был слишком взбешен, чтобы уловить предостережение в голосе короля.
– Я имею зуб только на предателей, сир. Он убил двоих свидетелей и подкупил третьего, но есть еще свидетельство, которое говорит само за себя. У Эмери де Гайяра есть знак на руке, который доказывает его вину так же ясно, как божий день. – Он повернулся лицом к Эмери: – Я вижу, ты прячешь его под тряпкой. Покажи нам этот варварский языческий знак, если посмеешь!
Эмери спокойно размотал повязку и снял браслет с запястья. Шрам от раны, нанесенной кабаном, проходил от середины кисти его руки на несколько дюймов вверх по предплечью. Теперь он был увенчан багровым воспаленным кругом. От метки на коже осталось простое сплетение линий.
– Кто может сказать, – спросил король, – что бы это могло быть?
Было неясно, вопрос это или нет, но Лусия поспешила ответить:
– Это была лошадь, сир. Теперь это не пойми что с четырьмя ногами. Но как Эмери мог оказаться Золотым Оленем, даже если бы у него хватило на это глупости? Ведь когда я плыла сюда, этот преступник захватывал корабли, направлявшиеся во Францию.
– А я, – сказал король, – получил донесение, что он два дня назад совершил набег на Ланкастер вместе с отрядом шотландцев.
Он посмотрел на Одо.
– Эта северная страна дурно повлияла на тебя, де Пуисси, и ты напрочь лишился всякого соображения. Приказываю тебе отправиться на границу с Уэльсом, служить вместе с лордом Уильямом Фицосберном, сражаясь против валлийцев. Может, те края больше подойдут тебе, и ты наконец завоюешь награду, которой так добиваешься.
Со звуком, опасно напоминающим рычание, Одо поклонился и вышел. Все остальные, кроме де Гайяров, тоже покинули хижину.
Вильгельм передал ребенка Матильде и посмотрел на Эмери:
– А теперь, Золотой Олень…
Глава 23
С легкой улыбкой Эмери преклонил колени.
– Моего там лишь малая доля, сир, и я всегда верно служил вам.
Король смерил его холодным взглядом.
– Ты породил монстра, который доставляет мне неприятности.
Эмери спокойно встретил его гневный взгляд.
– Этот миф родился бы и сам по себе, сир.
Король улыбнулся по-волчьи.
– Если бы я действительно хотел наказать тебя, то сослал бы в Нормандию. Не хочешь ли поехать? Эмери побледнел. После короткого тяжелого молчания он сказал:
– Нет, сир.
Лусия сдавленно охнула.
– Тебе хотелось бы примкнуть к Герварду?
– Нет, сир. Думаю, я и вправду желал бы стать Эдвальдом, человеком вне закона.
Король взорвался:
– И что бы ты стал тогда делать, черт бы тебя побрал?
– Помогать народу.
Вильгельм покачал головой:
– Ты жестоко испытываешь мое терпение, Эмери!
Он сел, пристально глядя на молодого человека. В комнате все затаили дыхание. Но невинный младенец внезапно разразился громким пронзительным воплем. Напряженность рассеялась.
Вильгельм смягчился.
– Но ты славно послужил мне сегодня! – Король простер вперед руку. – Что ж, воля твоя, помогай народу. Моему народу, но делай это как Эмери де Гайяр!
Эмери поцеловал королю руку и поднялся.
– Теперь отправляйся, – сказал Вильгельм. – Мы с королевой проведем ночь здесь. А вы уж сами позаботьтесь о себе.
Когда они вышли из хижины, граф Гай простонал:
– Лусия, твои волосы тоже поседели?
– Я не осмеливаюсь взглянуть.
Гай повернулся к Эмери:
– Содрать бы с тебя шкуру! Надеюсь, теперь с этим покончено?
Эмери пожал плечами:
– Я больше не буду изображать Золотого Оленя. Все остальное в руках судьбы.
Гай пробормотал что-то себе под нос и удалился вместе с Лусией.
Мадлен бросилась Эмери в объятия.
– Теперь мы в безопасности. Все в порядке?
Он поцеловал ее.
– Как никогда. Вернее сказать, не совсем. Но надеюсь, нам удастся уладить это в Йорке.
Мадлен покраснела.
– Ты только об этом и думаешь?
Он обнял ее за плечи.
– Не считая времени, когда я защищал королеву, сражался и исповедовался Вильгельму в своих прегрешениях. Теперь я мечтаю о том, как вернусь домой, чтобы заниматься Баддерсли и Роллстоном. Наблюдать за рождением нашего первенца. Помогать Англии стать процветающей… Ты мне веришь?
– Полностью. Прости меня.
– Я так и не рассказал тебе об услуге, которую оказал Герварду.
– Меня это не волнует.
– Я получил разрешение сказать тебе это уже несколько дней назад, но хотел, чтобы ты слепо доверяла мне.
– Я не была полностью уверена, пока не увидела, как ты сражался с Госпатриком и отверг Герварда.
Он снова поцеловал ее.
– Я не имею ничего против. Слепая вера вообще не такое уж положительное качество. Я должен был доставить посылку.
– Посылку?
– Если быть точным, леди Агату. Малышка вбила себе в голову мысль отправиться к Эдвину подобно героине баллады. С парочкой тупоголовых стражников она пустилась верхом по северной дороге, наводя о нем справки. Люди, которые схватили ее, собирались потребовать выкуп, но Гервард узнал об этом и позаботился о ней. Он не мог безопасно доставить ее ко двору и послал за мной.
– Это был Гирт. Почему ты мне не сказал?
– Это был Гирт, но я не собирался ехать. Я не отвечал на приглашения Герварда со времени Сенлака и подумал, что это очередная уловка. Потом заехал гонец королевы по пути в Йорк со срочным секретным распоряжением, чтобы я воспользовался своими связями и нашел Агату.
– Поэтому ты уехал. Но ведь ты мог хоть что-нибудь мне сказать!
Он рассмеялся:
– Я оставил тебе туманное, но обнадеживающее послание. Думаю, оно утратило смысл, пока достигло тебя.
– Так и случилось. Бедняжка Агата! С позором вернуться домой. Ничего удивительного, что она была так угрюма, когда я ее видела.
Они расположились в сыром углу одной из хижин, где еще сохранилась часть крыши и слой соломы на полу. Эмери лежал, крепко обнимая Мадлен.
В Йорке не все обстояло так просто. Король устроил торжественный въезд в этот древний город. От реки до замка Матильда передвигалась в открытом экипаже, а Вильгельм с ребенком на руках гарцевал рядом на коне.
У дороги толпился народ. Все улыбались и даже выражали восторг, когда в толпу бросали монеты, но непохоже было, что хорошее настроение продлится долго. Случайный голос время от времени выкликал:
«Принц! Принц!» – и ему отвечали приветственными возгласами, но кричали далеко не все.
Мадлен подозревала, что те, кто выкрикивал столь важное слово, были подкуплены подручными Вильгельма.
Взглянув Эмери в глаза, она почувствовала, как все замирает у нее внутри. Она поняла, что ее совсем не интересуют дела в Нортумбрии, пока это не имеет отношения к предстоящей ночи.
Король расположился в резиденции епископа, и Мадлен помогала устроить королеву с ребенком.
– Святые угодники, дитя мое! – воскликнула королева. – Ступай и позаботься о своем ночлеге. Ты заслужила награду.
Мадлен покраснела и, улыбнувшись королеве, ушла. Потребовалось немало времени и расспросов, чтобы отыскать крошечную комнатку, которую отвели им с Эмери. Большую часть помещения занимали кровать и их сундуки, но это была отдельная спальня.
Мадлен хотела бы дождаться прихода Эмери, а затем остаться тут, но предстояла еще вечерняя трапеза. Дороти одела ее в красивое платье и тунику и заплела ей косы, накрыв их вышитым шарфом, перекрещенным спереди и спускающимся до талии сзади. Мадлен выбрала драгоценности – золотое ожерелье и браслеты, свадебный подарок Эмери, – и отослала служанку. Она с самого утра не виделась с Эмери и долго ждала в надежде, что он придет переодеться. Но второй сигнал рога заставил ее покинуть комнату. Что ж, они увидятся позже.
Но когда она шла по коридору, ее вдруг схватили и окутали плащом, который она отлично помнила. Сердце ее лихорадочно забилось.
– Как же ужин?
– Нас извинят, – сказал ей на ухо Эмери по-английски.
Она прижалась к нему спиной. Он губами коснулся ее шеи через шелк шарфа.
– У меня сотни восхитительных мыслей, моя смуглая леди. О твоей гладкой коже под моими пальцами. О твоих грудях, наполняющих мои ладони. Я собираюсь ласкать их языком, пока, они не затрепещут от восторга. – Он не сделал ни одного движения, но ее дыхание стало прерывистым, и ее бросило в жар.
– Ты обещал мне кровать, – сказала она.
– В свое время.
Его рука наконец двинулась и нежно прикрыла жаждущую ласки грудь, давая больше муки, чем облегчения.
– Боюсь, я научил тебя только быть страстной, любовь моя. Настало время получить другой урок.
– Что еще за урок?
Третий сигнал рога означал, что все должны быть в зале. Они оказались в коридоре одни.
– Восторги медленного наслаждения. Ты помнишь, что я тебе сказал у реки? Я говорил, что собираюсь теребить твои соски до боли, а затем буду сосать их нежно и упорно, пока твое желание не превратится в дикое вожделение.
Ее тело дернулось, выпрашивая то, что было обещано. Мадлен не могла шевельнуть рукой, но она прижималась к нему спиной.
– Я говорил, какая ты горячая и влажная в ожидании меня, – хрипло продолжил он. – Как ты захочешь меня еще сильнее, когда я стану ласкать тебя там. Как я заставлю тебя страстно томиться и превращу это томление в жар. Я буду любить тебя неспешно, жена моя, а когда ты уже не сможешь больше этого вынести, я возьму тебя сильно и быстро.
Ее тело пылало от страсти. Она уже умирала от желания.
– Я больше не могу этого вынести, – прошептала она.
Он отнес ее в свою комнату и, развернув плащ, усадил на кровать. Мадлен в полузабытьи наблюдала, как он раздевался. Наконец он предстал перед ней обнаженным, полным желания, весь золотой. Золотистая кожа, золотистые волосы, позолоченные ремни на сильных руках. Ее прекрасный речной бог. Ее волшебный принц. На левой руке у него были ремни и браслет, но на правой – ничего. Из-за раны или потому, что в этом уже не было необходимости? Она осторожно коснулась его правой руки вблизи воспаленного круга.
– Гервард спас тебя.
– И, без сомнения, знал об этом.
Мадлен подумала о волшебстве, которое пронизывало эту страну. Было ли частью этого колдовства то, что овладело ею теперь? Она поднялась и провела рукой снизу вверх по его мускулистой руке, затем поперек груди и вниз по второй руке. Его тело трепетало от радости под ее пальцами. Неужели он чувствовал то же, что и она? Она начала раздеваться, но он схватил ее и прижал спиной к себе.
– Теперь я обнажен, – тихо сказал он.
Мадлен и так это знала. Она ощущала сзади его твердую возбужденную плоть. Сердце ее бешено колотилось. Ноги дрожали. Сколько еще она сможет вынести?
Он взял в ладони ее груди и слегка погладил их, но она едва ощутила его прикосновение через три слоя ткани. Огонь пробежал по ее жилам. Его рука скользнула вниз, к месту соединения ее бедер. Она застонала. Он поднял ее юбки, чтобы рука могла проникнуть между ее ног. Она откинула назад голову, затем уронила ее на грудь. Дрожь охватила ее, ноги подогнулись, и только его сильная рука удерживала ее от падения.
Эмери осторожно повернул жену лицом к себе и расстегнул на ней пояс. Мадлен с трудом смогла собраться с мыслями и начала помогать ему, когда он принялся постепенно снимать с нее одежды, пока она не осталась, как и он, в одних только драгоценностях.
Он любовался ею. Мадлен раскинула руки и стала поворачиваться перед ним, сверкая торжествующей улыбкой. Он засмеялся и схватил ее, склонив голову, чтобы поцеловать сначала один сосок, потом другой, и делал так до тех пор, пока она не задрожала. И он начал расплетать ей косы.
С шаловливым безрассудством она потянулась рукой к его возбужденной плоти. Он засмеялся, увернулся, и в одно мгновение ее руки оказались связаны ее же шелковым шарфом.
– Эмери!
– Это просто для того, чтобы ненадолго удержать тебя от шалостей, – сказал он и продолжил свое дело, пока волосы не окутали ее густой пеленой; он обвил длинной прядью ее правый сосок и улыбнулся: – Я развяжу тебя, но если ты дотронешься до меня, я пролью свое семя. Тогда тебе придется ждать еще дольше.
– Не развязывай меня, – сказала она, устремляясь вперед, – но приступай к делу. Я безумно хочу тебя и не в силах терпеть!
– Но я обещал тебе долгую, неспешную любовь в постели.. А мы даже не дошли до нее.
Мадлен застонала, когда он повел ее туда. Он откинул одеяла и уложил ее на прохладные льняные простыни. Его руки принялись блуждать по ее телу, касаясь множества восхитительных мест.
– Иди ко мне! – шептала она. – Это любовь или пытка?!
Он усмехнулся, сдернул шарф с ее рук и перевернулся на спину.
– Тогда распоряжайся сама.
Мадлен восхищенно смотрела на него. Его мужское достоинство было твердым, полным и прекрасным. Она взяла шарф и, осторожно взмахнув, провела нежным шелком по его телу. Он задрожал. С озорной усмешкой она опутала шарфом ему руки. Побуждаемая неведомой силой, она наклонилась вперед и накрыла его своими густыми волосами. Помотав головой, она заставила тяжелые локоны стремительно пробежаться по его груди и бедрам. У него упало сердце. Она склонилась и коснулась губами блестящей головки его твердой плоти, та вздрогнула. Он застонал. Она увидела, как сжались его кулаки.
Она страстно желала ощутить его внутри себя, но этого ей хотелось тоже. Власти над ним. Она коснулась его языком. Казалось, он испытывал страшные мучения, и она раскаялась. Она размотала шарф и снова пощекотала его им.
– Чему только обучали тебя в монастыре! – пробормотал Эмери и отобрал у нее дразнящий шелк.
Мадлен тихонько засмеялась:
– Должно быть, это прирожденный дар. Но, – добавила она, – сначала скажи мне правду. Мужчины высасывают жидкость из женских грудей, чтобы их член затвердел?
Он разразился хохотом:
– Поверь мне, мой член стоял, как палка, прежде чем я коснулся твоих грудей. Но давай проверим.
Его жаркий рот припал к ее соскам, и он принялся теребить и ласкать их языком, пока она не застонала. Тогда, как он и обещал, Эмери начал сосать их так неистово, что она вскрикнула и изогнулась, словно лук.
Он вошел в нее резко и сильно. Ее бросило в жар, и все окружающее погрузилось в туман. Она ощущала только волны божественного восторга.
– Я смогла бы жить только этим, как ты думаешь?
Он рассмеялся:
– Нет.
– Мы собираемся снова повторить это прямо сейчас?
– Нет.
– Ты меня любишь?
– Нет.
Мадлен широко раскрыла глаза. Он лениво улыбнулся:
– Ты уже спрашивала об этом. Любовь – слишком слабое слово. Ты значишь для меня то же, что и мое сердце.
– Я не думаю, что любовь – слабое слово, Эмери. Она огромна, как океан, сильна, как ураган, и согревает подобно солнечным лучам. Это сила ростка, пробивающегося из земли, и течение реки, питающей зерно. Это слияние в постели и рождение детей. С любовью мы можем преодолеть все.
Он выпутался из плена ее волос и освободил от них их влажные тела, затем притянул ее к себе и крепко обнял.
– Тогда давай использовать нашу любовь для созидания, мое нежное сердце. Будем выращивать хлеб и растить детей. И строить мирную Англию, чтобы обеспечить им будущее. С Божьей помощью и по милости судьбы.
Мадлен тесно прижалась к нему.
– С Божьей помощью и по милости судьбы, властелин моего сердца.
– Моего там лишь малая доля, сир, и я всегда верно служил вам.
Король смерил его холодным взглядом.
– Ты породил монстра, который доставляет мне неприятности.
Эмери спокойно встретил его гневный взгляд.
– Этот миф родился бы и сам по себе, сир.
Король улыбнулся по-волчьи.
– Если бы я действительно хотел наказать тебя, то сослал бы в Нормандию. Не хочешь ли поехать? Эмери побледнел. После короткого тяжелого молчания он сказал:
– Нет, сир.
Лусия сдавленно охнула.
– Тебе хотелось бы примкнуть к Герварду?
– Нет, сир. Думаю, я и вправду желал бы стать Эдвальдом, человеком вне закона.
Король взорвался:
– И что бы ты стал тогда делать, черт бы тебя побрал?
– Помогать народу.
Вильгельм покачал головой:
– Ты жестоко испытываешь мое терпение, Эмери!
Он сел, пристально глядя на молодого человека. В комнате все затаили дыхание. Но невинный младенец внезапно разразился громким пронзительным воплем. Напряженность рассеялась.
Вильгельм смягчился.
– Но ты славно послужил мне сегодня! – Король простер вперед руку. – Что ж, воля твоя, помогай народу. Моему народу, но делай это как Эмери де Гайяр!
Эмери поцеловал королю руку и поднялся.
– Теперь отправляйся, – сказал Вильгельм. – Мы с королевой проведем ночь здесь. А вы уж сами позаботьтесь о себе.
Когда они вышли из хижины, граф Гай простонал:
– Лусия, твои волосы тоже поседели?
– Я не осмеливаюсь взглянуть.
Гай повернулся к Эмери:
– Содрать бы с тебя шкуру! Надеюсь, теперь с этим покончено?
Эмери пожал плечами:
– Я больше не буду изображать Золотого Оленя. Все остальное в руках судьбы.
Гай пробормотал что-то себе под нос и удалился вместе с Лусией.
Мадлен бросилась Эмери в объятия.
– Теперь мы в безопасности. Все в порядке?
Он поцеловал ее.
– Как никогда. Вернее сказать, не совсем. Но надеюсь, нам удастся уладить это в Йорке.
Мадлен покраснела.
– Ты только об этом и думаешь?
Он обнял ее за плечи.
– Не считая времени, когда я защищал королеву, сражался и исповедовался Вильгельму в своих прегрешениях. Теперь я мечтаю о том, как вернусь домой, чтобы заниматься Баддерсли и Роллстоном. Наблюдать за рождением нашего первенца. Помогать Англии стать процветающей… Ты мне веришь?
– Полностью. Прости меня.
– Я так и не рассказал тебе об услуге, которую оказал Герварду.
– Меня это не волнует.
– Я получил разрешение сказать тебе это уже несколько дней назад, но хотел, чтобы ты слепо доверяла мне.
– Я не была полностью уверена, пока не увидела, как ты сражался с Госпатриком и отверг Герварда.
Он снова поцеловал ее.
– Я не имею ничего против. Слепая вера вообще не такое уж положительное качество. Я должен был доставить посылку.
– Посылку?
– Если быть точным, леди Агату. Малышка вбила себе в голову мысль отправиться к Эдвину подобно героине баллады. С парочкой тупоголовых стражников она пустилась верхом по северной дороге, наводя о нем справки. Люди, которые схватили ее, собирались потребовать выкуп, но Гервард узнал об этом и позаботился о ней. Он не мог безопасно доставить ее ко двору и послал за мной.
– Это был Гирт. Почему ты мне не сказал?
– Это был Гирт, но я не собирался ехать. Я не отвечал на приглашения Герварда со времени Сенлака и подумал, что это очередная уловка. Потом заехал гонец королевы по пути в Йорк со срочным секретным распоряжением, чтобы я воспользовался своими связями и нашел Агату.
– Поэтому ты уехал. Но ведь ты мог хоть что-нибудь мне сказать!
Он рассмеялся:
– Я оставил тебе туманное, но обнадеживающее послание. Думаю, оно утратило смысл, пока достигло тебя.
– Так и случилось. Бедняжка Агата! С позором вернуться домой. Ничего удивительного, что она была так угрюма, когда я ее видела.
Они расположились в сыром углу одной из хижин, где еще сохранилась часть крыши и слой соломы на полу. Эмери лежал, крепко обнимая Мадлен.
В Йорке не все обстояло так просто. Король устроил торжественный въезд в этот древний город. От реки до замка Матильда передвигалась в открытом экипаже, а Вильгельм с ребенком на руках гарцевал рядом на коне.
У дороги толпился народ. Все улыбались и даже выражали восторг, когда в толпу бросали монеты, но непохоже было, что хорошее настроение продлится долго. Случайный голос время от времени выкликал:
«Принц! Принц!» – и ему отвечали приветственными возгласами, но кричали далеко не все.
Мадлен подозревала, что те, кто выкрикивал столь важное слово, были подкуплены подручными Вильгельма.
Взглянув Эмери в глаза, она почувствовала, как все замирает у нее внутри. Она поняла, что ее совсем не интересуют дела в Нортумбрии, пока это не имеет отношения к предстоящей ночи.
Король расположился в резиденции епископа, и Мадлен помогала устроить королеву с ребенком.
– Святые угодники, дитя мое! – воскликнула королева. – Ступай и позаботься о своем ночлеге. Ты заслужила награду.
Мадлен покраснела и, улыбнувшись королеве, ушла. Потребовалось немало времени и расспросов, чтобы отыскать крошечную комнатку, которую отвели им с Эмери. Большую часть помещения занимали кровать и их сундуки, но это была отдельная спальня.
Мадлен хотела бы дождаться прихода Эмери, а затем остаться тут, но предстояла еще вечерняя трапеза. Дороти одела ее в красивое платье и тунику и заплела ей косы, накрыв их вышитым шарфом, перекрещенным спереди и спускающимся до талии сзади. Мадлен выбрала драгоценности – золотое ожерелье и браслеты, свадебный подарок Эмери, – и отослала служанку. Она с самого утра не виделась с Эмери и долго ждала в надежде, что он придет переодеться. Но второй сигнал рога заставил ее покинуть комнату. Что ж, они увидятся позже.
Но когда она шла по коридору, ее вдруг схватили и окутали плащом, который она отлично помнила. Сердце ее лихорадочно забилось.
– Как же ужин?
– Нас извинят, – сказал ей на ухо Эмери по-английски.
Она прижалась к нему спиной. Он губами коснулся ее шеи через шелк шарфа.
– У меня сотни восхитительных мыслей, моя смуглая леди. О твоей гладкой коже под моими пальцами. О твоих грудях, наполняющих мои ладони. Я собираюсь ласкать их языком, пока, они не затрепещут от восторга. – Он не сделал ни одного движения, но ее дыхание стало прерывистым, и ее бросило в жар.
– Ты обещал мне кровать, – сказала она.
– В свое время.
Его рука наконец двинулась и нежно прикрыла жаждущую ласки грудь, давая больше муки, чем облегчения.
– Боюсь, я научил тебя только быть страстной, любовь моя. Настало время получить другой урок.
– Что еще за урок?
Третий сигнал рога означал, что все должны быть в зале. Они оказались в коридоре одни.
– Восторги медленного наслаждения. Ты помнишь, что я тебе сказал у реки? Я говорил, что собираюсь теребить твои соски до боли, а затем буду сосать их нежно и упорно, пока твое желание не превратится в дикое вожделение.
Ее тело дернулось, выпрашивая то, что было обещано. Мадлен не могла шевельнуть рукой, но она прижималась к нему спиной.
– Я говорил, какая ты горячая и влажная в ожидании меня, – хрипло продолжил он. – Как ты захочешь меня еще сильнее, когда я стану ласкать тебя там. Как я заставлю тебя страстно томиться и превращу это томление в жар. Я буду любить тебя неспешно, жена моя, а когда ты уже не сможешь больше этого вынести, я возьму тебя сильно и быстро.
Ее тело пылало от страсти. Она уже умирала от желания.
– Я больше не могу этого вынести, – прошептала она.
Он отнес ее в свою комнату и, развернув плащ, усадил на кровать. Мадлен в полузабытьи наблюдала, как он раздевался. Наконец он предстал перед ней обнаженным, полным желания, весь золотой. Золотистая кожа, золотистые волосы, позолоченные ремни на сильных руках. Ее прекрасный речной бог. Ее волшебный принц. На левой руке у него были ремни и браслет, но на правой – ничего. Из-за раны или потому, что в этом уже не было необходимости? Она осторожно коснулась его правой руки вблизи воспаленного круга.
– Гервард спас тебя.
– И, без сомнения, знал об этом.
Мадлен подумала о волшебстве, которое пронизывало эту страну. Было ли частью этого колдовства то, что овладело ею теперь? Она поднялась и провела рукой снизу вверх по его мускулистой руке, затем поперек груди и вниз по второй руке. Его тело трепетало от радости под ее пальцами. Неужели он чувствовал то же, что и она? Она начала раздеваться, но он схватил ее и прижал спиной к себе.
– Теперь я обнажен, – тихо сказал он.
Мадлен и так это знала. Она ощущала сзади его твердую возбужденную плоть. Сердце ее бешено колотилось. Ноги дрожали. Сколько еще она сможет вынести?
Он взял в ладони ее груди и слегка погладил их, но она едва ощутила его прикосновение через три слоя ткани. Огонь пробежал по ее жилам. Его рука скользнула вниз, к месту соединения ее бедер. Она застонала. Он поднял ее юбки, чтобы рука могла проникнуть между ее ног. Она откинула назад голову, затем уронила ее на грудь. Дрожь охватила ее, ноги подогнулись, и только его сильная рука удерживала ее от падения.
Эмери осторожно повернул жену лицом к себе и расстегнул на ней пояс. Мадлен с трудом смогла собраться с мыслями и начала помогать ему, когда он принялся постепенно снимать с нее одежды, пока она не осталась, как и он, в одних только драгоценностях.
Он любовался ею. Мадлен раскинула руки и стала поворачиваться перед ним, сверкая торжествующей улыбкой. Он засмеялся и схватил ее, склонив голову, чтобы поцеловать сначала один сосок, потом другой, и делал так до тех пор, пока она не задрожала. И он начал расплетать ей косы.
С шаловливым безрассудством она потянулась рукой к его возбужденной плоти. Он засмеялся, увернулся, и в одно мгновение ее руки оказались связаны ее же шелковым шарфом.
– Эмери!
– Это просто для того, чтобы ненадолго удержать тебя от шалостей, – сказал он и продолжил свое дело, пока волосы не окутали ее густой пеленой; он обвил длинной прядью ее правый сосок и улыбнулся: – Я развяжу тебя, но если ты дотронешься до меня, я пролью свое семя. Тогда тебе придется ждать еще дольше.
– Не развязывай меня, – сказала она, устремляясь вперед, – но приступай к делу. Я безумно хочу тебя и не в силах терпеть!
– Но я обещал тебе долгую, неспешную любовь в постели.. А мы даже не дошли до нее.
Мадлен застонала, когда он повел ее туда. Он откинул одеяла и уложил ее на прохладные льняные простыни. Его руки принялись блуждать по ее телу, касаясь множества восхитительных мест.
– Иди ко мне! – шептала она. – Это любовь или пытка?!
Он усмехнулся, сдернул шарф с ее рук и перевернулся на спину.
– Тогда распоряжайся сама.
Мадлен восхищенно смотрела на него. Его мужское достоинство было твердым, полным и прекрасным. Она взяла шарф и, осторожно взмахнув, провела нежным шелком по его телу. Он задрожал. С озорной усмешкой она опутала шарфом ему руки. Побуждаемая неведомой силой, она наклонилась вперед и накрыла его своими густыми волосами. Помотав головой, она заставила тяжелые локоны стремительно пробежаться по его груди и бедрам. У него упало сердце. Она склонилась и коснулась губами блестящей головки его твердой плоти, та вздрогнула. Он застонал. Она увидела, как сжались его кулаки.
Она страстно желала ощутить его внутри себя, но этого ей хотелось тоже. Власти над ним. Она коснулась его языком. Казалось, он испытывал страшные мучения, и она раскаялась. Она размотала шарф и снова пощекотала его им.
– Чему только обучали тебя в монастыре! – пробормотал Эмери и отобрал у нее дразнящий шелк.
Мадлен тихонько засмеялась:
– Должно быть, это прирожденный дар. Но, – добавила она, – сначала скажи мне правду. Мужчины высасывают жидкость из женских грудей, чтобы их член затвердел?
Он разразился хохотом:
– Поверь мне, мой член стоял, как палка, прежде чем я коснулся твоих грудей. Но давай проверим.
Его жаркий рот припал к ее соскам, и он принялся теребить и ласкать их языком, пока она не застонала. Тогда, как он и обещал, Эмери начал сосать их так неистово, что она вскрикнула и изогнулась, словно лук.
Он вошел в нее резко и сильно. Ее бросило в жар, и все окружающее погрузилось в туман. Она ощущала только волны божественного восторга.
– Я смогла бы жить только этим, как ты думаешь?
Он рассмеялся:
– Нет.
– Мы собираемся снова повторить это прямо сейчас?
– Нет.
– Ты меня любишь?
– Нет.
Мадлен широко раскрыла глаза. Он лениво улыбнулся:
– Ты уже спрашивала об этом. Любовь – слишком слабое слово. Ты значишь для меня то же, что и мое сердце.
– Я не думаю, что любовь – слабое слово, Эмери. Она огромна, как океан, сильна, как ураган, и согревает подобно солнечным лучам. Это сила ростка, пробивающегося из земли, и течение реки, питающей зерно. Это слияние в постели и рождение детей. С любовью мы можем преодолеть все.
Он выпутался из плена ее волос и освободил от них их влажные тела, затем притянул ее к себе и крепко обнял.
– Тогда давай использовать нашу любовь для созидания, мое нежное сердце. Будем выращивать хлеб и растить детей. И строить мирную Англию, чтобы обеспечить им будущее. С Божьей помощью и по милости судьбы.
Мадлен тесно прижалась к нему.
– С Божьей помощью и по милости судьбы, властелин моего сердца.