Бейкер Кейдж. Наковальня мира

   — Очень мило с твоей стороны, — ответил Ивострел.
   — Сущие пустяки! — возбужденно щебетала Горицвет. — Я просто… хочу сказать… мне показалось, что вам необходим… э-э…
   — Глоток воды, — подсказала госпожа Смит.
   — Да-да, — согласилась Горицвет.
   — Именно так, — подтвердил Ивострел и старательно отхлебнул из стакана. — Я не привык к дыму розовой травки в таком количестве. Сам я этим не балуюсь.
   — Ой! Ведь здесь тоже полно ужасного дыма! — забеспокоилась Горицвет, поглядывая на трубку госпожи Смит.
   — Это же всего-навсего безобидный янтарный лист, — слегка оскорбленно отозвалась госпожа Смит, но Горицвет пропустила ее слова мимо ушей.
   — Не желаете ли погулять по заднему дворику, пока вам не станет лучше? — спросила она Ивострела. — Чудесный свежий воздух и… и прекрасный вид!
   — Что ж, я…
   — Хотите, я провожу вас?
   Какое-то время они пристально смотрели друг другу в глаза.
   — Я… да, — сумел наконец вымолвить Ивострел, и Горицвет через заднюю дверь повела его во двор.
   Госпожа Смит выпустила колечко дыма.
   — Ну и ну, — только и сумела произнести она.
   — Я не думал, что она интересуется мужчинами, — изумленно пробормотал Смит.
   — Это все Фестиваль, — ответила повариха.
   — Я предполагал, что рано или поздно она влюбится, только не думал, что это будет йендри, — признался Смит.
   Госпожа Смит пожала плечами:
   — В приюте, едва малышка научилась ходить, ей тут же стали внушать презрение к зеленюкам. В определенный момент это лишь усилило влечение. Запретный плод и все такое. — Госпожа Смит немного помолчала, задумчиво глядя вдаль, затем сделала очередную затяжку. — Кроме всего прочего, — добавила она, выпуская дым, — это у нее в крови.
   В этот момент маленькая кастрюлька на плите зашипела, и ее содержимое повалило через край. Госпожа Смит вскочила на ноги:
   — Негодница! Убежала и оставила сироп на огне!
   Бормоча под нос проклятия, она схватила кастрюльку и вывернула горячий сироп на мраморный стол. Густое варево медленно растекалось и застывало, образуя пятно, похожее на запекшуюся кровь.
   — Во имя дьявола, что это такое? — закричал Смит, тяжело поднимаясь на ноги.
   — Сахарный сироп для крыльев дракона, — пояснила госпожа Смит, бросая яростные взгляды на дверь, через которую удалились Горицвет и Ивострел. — Хватай лопатку и помогай. Если мы не успеем придать этому месиву форму крыльев до того, как оно затвердеет намертво, — все пропало. О боги, я когда-нибудь сверну этому ребенку шею!
   Смит, как благоразумный человек, тут же схватил лопатку.
 
   После полудня Смит был слишком занят, чтобы продолжать расследование.
   Салеш напоминал ветреную красавицу, растянувшуюся на шелковых простынях, которая неожиданно проснулась и обратила удивленный и затуманенный винными парами взор на своего пылкого любовника. После недолгого замешательства и тщетных попыток отыскать спасительное лекарство от головной боли распутница вспомнила, кто рядом с ней, и с новой страстью заключила его в свои ненасытные объятия.
   Торжественный звон колоколов возвестил об окончании третьей молитвы и начале грандиозного праздника Сладостных совокуплений на Главной улице Салеша. Карнавальное шествие начиналось прямо за углом, на Тросовой улице, так что обитателям гостиницы «Панорама» открывался прекрасный вид.
   Раздался пронзительный вой труб, перезвон и перестук тамбуринов, и из-за угла показались первые участники карнавала. Это были здоровенные, как быки, парни с миловидными девушками на плечах. Легкие костюмы из лепестков роз едва прикрывали их стройные молодые тела.
   Пританцовывая и подпрыгивая, парни продемонстрировали свои мускулы и выстроились по обеим сторонам улицы, чтобы сдерживать ликующую толпу. Девушки принялись бросать в зрителей горсти конфет-афродизиаков из своих корзинок.
   Следом появилась широкая открытая повозка, которую тянули ряженые в костюмах ангелов. На ней сидели десятка два нянюшек с плодами прошлогоднего Фестиваля — прелестными трехмесячными малютками в украшенных цветами конвертах. Младенцы изумленно глядели по сторонам, заливались плачем или мирно спали, даже не подозревая о породившей их страсти.
   За повозкой шли дети, появившиеся на свет после Фестивалей прошлых лет. Ребятишки двигались неровным строем, во главе которого красовалась огромный транспарант: «Нас создала Любовь». То и дело поправляя сползающие на глаза венки, дети всматривались в море взрослых лиц в поисках своих матерей. Юные участники шествия приветственно махали направо и налево, как им было велено, или, взявшись за руки, старательно пытались выделывать заученные по такому случаю танцевальные па.
   За ними следовал Салешский фестивальный оркестр, наяривая попурри, которое началось с «Ах, какая борода да на подушке у меня!», плавно перешло в «Даму тридцать раз подряд» и завершилось бодрой версией «Каркатинских девиц». За оркестром показались карнавальные платформы, выполненные по заказу и на средства различных ремесленных гильдий Салеша.
   Вот, качаясь из стороны в сторону, неуклюже тащится тридцатифутовая галера, приводимая в движение хитроумным механизмом, который скрыт внутри заводных гребцов. На борту галеры красуется Богиня Любви в алых шелках, с бюстом, напоминающим два сигнальных буйка. Мастера-кукловоды управляют вялыми руками чучела так, словно Богиня обнимает весь мир. Следующая платформа представляет Мать Огня в ее саду. Величественная дама облачена в красно-желтые развевающиеся по ветру одежды, которые при помощи множества мехов раздувают спрятанные под платформой люди. Из-под пышной юбки Матери Огня виднеются их ноги, и время от времени мелькает рука, бросающая горсть благовоний на жаровни, скрытые в розовых кустах из эмалированной жести цвета пламени.
   Далее появляется карнавальная платформа Отца-Кузнеца, стоящего у Наковальни Мира. Его глаза, сделанные из стеклянных дисков цвета морской волны, подсвечиваются изнутри специальными фонариками, а левая рука двигается с помощью колеса, которое вращает скорчившийся под локтем гигантской фигуры человечек. Рука с зажатым в ней огромным молотом раз за разом поднимается и опускается, выковывая судьбу человечества, и ароматный дым клубится над кузницей. За этой платформой следует дюжина клоунов в костюмах фаллосов. Они носятся туда-сюда на длинных тонких ножках, отчаянно выглядывая сквозь крошечные прорези для глаз, чтобы в суматохе не наткнуться друг на друга. Маленькие дети в толпе зрителей приходят от них в телячий восторг.
   За клоунами выплывает вполовину уменьшенная копия прославленной военной галеры «Гордость герцога Ракута». На палубе матросы и русалки, причудливо сплетенные в страстных объятиях, умудряются весело махать толпе. На полпути между Тросовой и Канатной галера зацепилась верхушкой мачты за перетяжку. Процессия вынуждена была остановиться, и один из матросов с ножом в руке взобрался на мачту и освободил галеру, заслужив рукоплескания публики и славу в веках.
   Затем показались новые музыканты. Ослепительные длинноногие девушки в красной униформе и ярких шарфах из Духового оркестра скороходов протрубили гимн Салеша на рожках поразительной работы. За ними выступили барабанщики Гильдии носильщиков. Они так колотили мощными кулаками в стальные барабаны, что грохот разносился по всей округе.
   А следом вышагивали кондитеры из пекарни на Якорной улице, таща за собой огромный торт на колесах, с верхушки которого одетые херувимчиками дети бросали в толпу пирожные.
   Следующими появились жонглеры. Непостижимым образом они умудрялись на ходу удерживать пестрые булавы в воздухе и акробатку на талии. Девушки ногами обхватили артистов, имитируя любовное соитие. Акробатки то отклонялись назад и шли на руках, то принимались жонглировать латунными шариками.
   И далее все новые и новые карнавальные платформы, духи-покровители всего, что только имеет отношение к процессу размножения, различные оркестры. Время от времени в увитых цветами носилках проплывали общественные деятели, желающие выслушать одобрение или порицание в свой адрес. Сверкали ручейки серпантина, сыпались разноцветные конфетти, порхали бумажные птички на пестрых ленточках. Яркие перетяжки трепетали на ветру, подобно северному сиянию в далеких королевствах, где солнце появляется так редко, что люди придумали сотню различных слов для обозначения темноты.
   Когда шествие стало скрываться из виду, разгоряченная толпа кинулась следом, на ходу сбрасывая одежду, натягивая маски, срывая цветы с живых изгородей и зажигая красные фонари. Да, это Фестиваль!
   Домовладельцы, не расположенные веселиться у фонтанов Наслаждения, один за другим начали выходить на улицу, убирать растоптанные пирожные и горько жаловаться, что с живых изгородей снова оборвали все цветы.
   — Проклятая пекарня с Якорной улицы! — сокрушалась госпожа Смит, вместе со Смитом возвращаясь в гостиницу. — Кажется, у меня появились конкуренты! Все эти херувимчики с бесплатными пирожными могут здорово повлиять на голосование в десертной категории.
   — Вас это волнует?
   — В общем-то, нет, — отвечала повариха, раскуривая трубочку. — Подумаешь, бесплатное угощение. Все равно главный кондитер с Якорной улицы кладет в торты непросеянную муку. А попробуй-ка испеки нормальный бисквит из молотой шелухи!
   Оставляя за собой шлейф дыма, госпожа Смит помчалась наверх облачаться в праздничные одежды для конкурса. Смит проследовал за ней до площадки, остановился и осторожно постучал в дверь номера лорда Эрменвира.
   — Входите, будьте вы прокляты! — послышался изнутри загробный голос.
   Смит приоткрыл дверь и заглянул в номер. Лорд Эрменвир лежал на кушетке, запрокинув голову и закатив глаза. На какое-то мгновение хозяин гостиницы всерьез испугался, что лорда придется воскрешать.
   — Мой господин! — Смит в панике бросился внутрь, но призрачная фигура на кушетке слабо помахала ему рукой:
   — Помоги мне. Который час?
   — Скоро начнется четвертая молитва, — ответил Смит, помогая лорду сесть.
   — Мне это ни о чем не говорит — я не поклоняюсь вашим богам, а если бы и поклонялся, ни за что не стал бы тратить время на такую ерунду, как молитва, — проворчал лорд Эрменвир. — Уже смеркается или у меня просто в глазах темно?
   — Вот-вот зайдет солнце, — сообщил Смит и, взяв со стола графин, налил лорду стакан воды.
   — Будь я и в самом деле вампиром, сейчас чувствовал бы себя прекрасно, — посетовал лорд Эрменвир, с кислой миной озираясь по сторонам. — Но я одинок, покинут даже теми, кто уверял, что любит меня.
   — Но мы же здесь, хозяин. — В голосе говорившего прозвучал легкий упрек.
   Повернувшись, Смит вздрогнул: у стены, выстроившись в ряд, стояли четверо телохранителей. Казалось, они наконец сбросили маски и теперь напоминали застывшие камни с мерцающими в темноте глазами и зубами.
   — Да, только вы мне и преданы, — вздохнул лорд Эрменвир, делая глоток из стакана. — Будь осторожен, Смит. Наш Тысячеликий наверняка притаился где-нибудь, превратившись в кривенькую ножку стола или диванную подушку.
   — А вот и нет, — послышался голос из спальни, а следом появился и сам лорд Эйрдвэй.
   Смит пялился на него во все глаза, желая убедиться, что это действительно он. Лорд Эйрдвэй выглядел совсем иначе: он на несколько дюймов уменьшился в росте, удлинил себе нос и, кроме того, облачился в безупречный вечерний костюм.
   — Эй! — гневно воскликнул лорд Эрменвир. — Я не позволял тебе носить мою одежду. Ты же все перепачкаешь!
   — Ха-ха, попался на удочку! — обрадовался лорд Эйрдвэй. — Я в любом случае не стал бы надевать твое тряпье. Брюки твои были бы тесны мне в промежности. Я просто скопировал одежду. Ну и как я вам? — Он покрутился, демонстрируя себя во всей красе. — Собираюсь отправиться на прогулку и поискать себе кого-нибудь. В таком виде меня едва ли узнают!
   — Можешь послушать, Смит, как я даю никому не нужные советы, — начал лорд Эрменвир. — Так вот, Эйрдвэй, не пей. Если ты напьешься, то станешь хвастаться. Кто-нибудь обязательно воспримет это как личное оскорбление и вызовет тебя на дуэль. Ты убьешь его, и плохие люди снова начнут тебя преследовать. Ты ведь этого не хочешь, болван?
   — А этого и не случится, идиот, — с кривой ухмылкой ответил брат. — Я буду вести себя благоразумно. Выше всяческих похвал.
   — Разумеется, кто бы сомневался, — язвительно отозвался лорд Эрменвир, устало откидываясь на подушки. — Как я мог хоть на секунду предположить, что ты попадешь в беду. Отправляйся на все четыре стороны. Приятного вечера. — Вдруг он резко подался вперед и завизжал: — Немедленно сними мои жемчужные серьги!
   — Они не твои. Их я тоже скопировал, — ответил лорд Эйрдвэй, вытянув шею на добрых два ярда и позвенев висюльками перед носом у брата. — Думаешь, я бы дотронулся до того, что было в твоих ушах? Бр-р!
   — Складывайся обратно. В моем состоянии только твоей рожи перед глазами мне и не хватало! — сердито выкрикнул лорд Эрменвир и огрел брата подушкой. — Посмешище!
   — На себя посмотри!
   — Убирайся!
   — Я удаляюсь. — Лорд Эйрдвэй, пританцовывая, направился к выходу, с размаху врезался в дверь и только тогда догадался распахнуть ее. — Любуйся, Салеш! — воскликнул он. — До сегодняшней ночи тебе не доводилось видеть истинной юности и красоты.
   Лорду Эрменвиру сделалось дурно.
   — Открой окно, Смит, — слабым голосом попросил он. — Мне бы не хотелось испачкать твои ковры.
   — Свежий воздух поможет вам. — Смит открыл окно, и дым в комнате сразу же начал рассеиваться. — Неудивительно, что у вас то и дело перехватывает дыхание.
   — Не моя вина в том, что я неизлечимо болен, — печально заметил лорд Эрменвир. — Я родился нездоровым. Думаю, всему виной мой отец. При зачатии он обделил меня жизненной энергией. А в остальном виноват Эйрдвэй. Он не раз пытался задушить меня еще в колыбели, стоило нянюшке отвернуться.
   — В некоторых семьях такое случается, — отозвался Смит.
   Он взял с дивана подушку и принялся размахивать ею, выгоняя из комнаты дым.
   — Родственники — это кошмар, — пожаловался лорд Эрменвир, закрывая воспаленные глаза. — Ты сирота, не так ли? Счастливый человек. Никто тебя не донимает, зато есть любящие друзья. Когда же я испущу свой последний вздох, никто не уронит и слезинки.
   — Вы говорите так, потому что до сих пор не приняли лекарство, — пытался подбодрить его Смит. — Куда запропастился Ивострел?
   — Полагаю, он занят поиском откровения, — ответил лорд Эрменвир. — Ты умеешь делать инъекции?
   — Что-о? — Смит в замешательстве нахмурился.
   — Приходилось ли тебе вводить кому-либо лекарство с помощью шприца?
   Смит побледнел:
   — Опять какие-нибудь демонские штучки?
   — Я совсем забыл, что ваш народ безнадежно отстал в медицине, — вздохнул лорд Эрменвир. — Подай-ка мне с комода зеленую шкатулку, я покажу тебе.
   Смит передал лорду шкатулку и, застыв, с ужасом наблюдал, как тот извлек оттуда небольшую стеклянную трубку, напоминающую птичку колибри с длинной иглой вместо клюва. Лорд Эрменвир достал небольшой патрончик с ядовито-зеленой жидкостью и напоил птичку, затем осторожно пошевелил ее хвостик, и на конце иглы появилась зеленая капелька.
   — Ну вот, теперь птичка готова нам спеть, — заявил лорд Эрменвир, закатывая рукав. Побрызгав на руку духов, он привычным движением сделал себе укол. Смит вздрогнул. — Готово. Моя бессмысленная жизнь продлится еще одну ночь, — устало произнес лорд Эрменвир. — Отчего ты так побледнел? Я думал, ты привык вонзать в людей острые предметы.
   — Колоть, чтобы убить, — это одно, — возразил Смит. — Но колоть, чтобы сохранить жизнь, бр-р! Извращение какое-то!
   — Напомни мне при случае рассказать тебе о хирургии, — сказал лорд Эрменвир, выбрасывая пустую ампулу и откладывая в сторону шприц. — Или о трепанации. Считай это способом избавления тела от злых духов, так будет легче.
   — Нет уж, спасибо, — поспешно отказался Смит. Он был не в силах отвести взгляд от стеклянной птички. — Вы можете уколоть кого-нибудь ядом и убить, практически не оставив следов?
   — Не потребуется даже яда, — принялся объяснять лорд Эрменвир, потирая руку. — Достаточно воздушного пузырька. Но все это не так-то просто осуществить. А ты что, до сих пор пытаешься выяснить, кто убил этого гнусного журналиста?
   Смит кивнул:
   — Я знаю, кто его не убивал и отчего он не умирал. Это все.
   — А отчего же он умер?
   — Понятия не имею. На теле нет никаких следов.
   — Ты производил вскрытие? — Лорд Эрменвир пристально посмотрел на Смита. Тот в свою очередь изумленно уставился на лорда. — Только не говори мне, что вскрытия вы тоже не делаете!
   — Думаю, нет, — ответил Смит. — А что это значит?
   Лорд Эрменвир объяснил.
   — Но это же осквернение трупа! — завопил Смит. — Разгневанный призрак умершего и все его предки будут преследовать тебя и в этом мире, и в ином!
   — Все, что нужно сделать, — это сказать им, что ты проводишь судебную экспертизу. У меня никогда не возникало никаких проблем.
   — Я на такое не способен, — признался Смит. — Это даже хуже, чем тыкать в кого-то иголкой. Хладнокровно резать труп… отвратительно!
   — Мне отвращение незнакомо, — усмехнулся лорд Эрменвир. По всей видимости, его лекарство начинало действовать. — Послушай, а хочешь, я сделаю это для тебя? Если демон станет издеваться над трупом, думаю, это не так сильно оскорбит твои благородные чувства?
   — Что ж, вы — это другое дело, — уступил Смит.
   — Тогда вперед! — Лорд Эрменвир вскочил на ноги. — У меня даже инструменты с собой. Разве это не удача? Отправляясь в путешествие, нужно быть готовым ко всему, по крайней мере так говорит мой папа. Ресторан сегодня вечером закрыт, не так ли? Мы сможем выполнить всю работу на кухне!
   — Нет! — горячо запротестовал Смит. — Что если там поселится призрак? Ресторан наш главный козырь. Мы можем прогореть.
   — Пожалуй, ты прав. Кроме того, это было бы негигиенично, — согласился лорд Эрменвир, роясь в комоде. — Куда я подевал костную пилу? Ну неважно. Мы подождем, пока все уйдут на Фестиваль, и поднимем труп ко мне. Здесь нам никто не помешает.
 
   Смит спустился вниз и с нетерпением наблюдал, как гости, облаченные в карнавальные костюмы, один за другим выходят на улицу или заказывают паланкины, чтобы добраться до центра города, где проходили основные увеселительные мероприятия. На пороге кухни показалась госпожа Смит. За нею следовали Тигель и Винт с огромным подносом, на котором красовался Десертный морской дракон. Это было величественное зрелище: распростертые веером рубиновые крылья из застывшего сиропа и блеск тысячи изумрудных чешуек — в прошлом сахарных пластин. Сама госпожа Смит казалась не менее блистательной: в переливающемся синем атласе и золотистой парче, с тщательно уложенными волосами и ярко накрашенными губами. Ароматное облако духов окутывало повариху.
   — Мы отправляемся в городской банкетный зал, — объявила она. — Пожелай мне удачи, Смит. Она мне понадобится. Мои шпионы доложили, что пекарня с Якорной улицы сегодня утром получила партию высококачественной муки от «Мельниц Старого Труна».
   — Удачи, — отозвался Смит. — В любом случае они кладут слишком много сливочного крема.
   — А наш десерт напичкан афродизиаками, так что мы должны надеяться на лучшее, — призналась госпожа Смит. Она достала трубку из черного нефрита, около фута в длину, невероятно тонкой работы и зажала ее между зубов. — Будь добр, дай мне огоньку.
   Смит дал ей прикурить и поцеловал. Когда он наклонился к ней, госпожа Смит прошептала:
   — Горицвет ушла с молодым Ивострелом.
   — Вы имеете в виду на Фестиваль? — Смит вздрогнул.
   — Они целую вечность просидели на парапете на заднем дворике, а когда я на минутку вышла в бар за бутылочкой фруктового ликера для соуса, прокрались мимо. Думали, я их не вижу. Но я разглядела выражение их лиц. Уж мне-то оно знакомо. Негодники выбежали в сад и перебрались через стену. Думаю, они не вернутся раньше утра, но на всякий случай не запирай на ночь боковую дверь.
   Смит попытался представить себе Ивострела за столь земным занятием, как карабканье через стену с девушкой.
   — Хорошо, — медленно кивнул он, — не запирать боковую дверь. Что ж, возвращайтесь с победой, госпожа Смит.
   — Смерть нашим врагам! — зловеще воскликнула повариха.
   Она перекинула через руку свой длинный шлейф и, выпуская облака дыма, решительно двинулась в ночь. Тигель и Винт с огромным подносом в руках послушно последовали за ней.
 
   Поручив Горну присматривать за холлом, а обоим Смитам сторожить в баре на случай непредвиденных ночных происшествий, Смит поспешно поднялся по лестнице и дважды тихонько стукнул в дверь лорда Эрменвира. Она тут же широко распахнулась, и на пороге, с улыбкой до ушей, показался его светлость.
   — Все чисто?
   — Можно идти.
   — Вперед, ребята! — Он вылетел из комнаты и зацокал каблуками вниз по лестнице. Четверо телохранителей загромыхали следом.
   — Эй! — Смит отчаянно замахал руками, пытаясь привлечь внимание лорда к тому, что голова Режа повернута задом наперед. Лорд Эрменвир обернулся и, поняв в чем дело, захихикал и легким движением руки все исправил.
   — Прошу прощения, — произнес он громким сценическим шепотом. — Ну, где там этот твой, как его?
   Смит поспешно догнал их и провел на кухню, откуда все спустились в холодный погреб.
   Шарплин Меднорез лежал серый и окоченевший, так что запихнуть его в одну из пустых бочек не было никакой возможности. После дюжины мрачных шуточек и нескольких совершенно невероятных и даже криминальных идей наконец решили выносить тело завернутым в мешковину. Смит молился лишь о том, чтобы в холле не оказалось никого из гостей. Горн взмахом руки дал знать, что путь свободен, и странноватая компания с трупом в мешке нетвердой походкой стала подниматься по лестнице, напоминая кучу разновеликих муравьев, волокущих мертвого жука.
   К тому моменту, когда они вновь оказались в номере лорда Эрменвира, Смит окончательно лишился присутствия духа. Но, к его огромному облегчению, в комнате не было ни черных свечей, ни запаха ладана. Яркие лампы горели вокруг покрытого клеенкой стола. Рядом, на маленьком столике, были разложены режущие инструменты, напоминающие кулинарные принадлежности.
   — Давайте шлепнем его пока на пол, — предложил лорд Эрменвир, выскользнув из-под трупа, чтобы закрыть дверь. — Ребята, разрежьте на нем одежду.
   — Ради бога, не надо резать! — в ужасе закричал Смит. — Завтра я должен передать тело Попереку, и, если труп будет обнаженным, да еще с дырой, сразу начнутся вопросы.
   — Верно, — согласился лорд Эрменвир. — Ну хорошо. В таком случае просто разденьте его.
   Телохранители старательно принялись за работу, и хотя телу Меднореза пришлось пройти через целую серию крайне непристойных манипуляций, оно в конце концов было освобождено от одежды.
   — Это похоже на головоломку, — счастливо прорычал Бей, держа в руках брюки Меднореза. — Пришлось изрядно напрячь мозги.
   — Вам полезно, — отрывисто бросил лорд Эрменвир, снимая пиджак и рубашку.
   Он сорвал с кровати простыню и повязал ее вокруг шеи, как огромную салфетку. Смит нервно ходил по комнате взад-вперед, наблюдая за происходящим и мысленно извиняясь перед Меднорезом.
   — Итак, начнем. — Лорд Эрменвир подошел к трупу и принялся рассматривать его. — Что мы имеем? Особь мужского пола, принадлежащая к расе детей солнца. Смерть наступила примерно полтора дня назад. Покойный, по всей видимости, находился в расцвете сил. Никаких признаков хронических заболеваний. На правом боку, между третьим и четвертым ребром, имеется шрам. Вероятно, кто-то стрелял в покойного, хм… из самострела. Жизненно важные органы, правда, задеты не были. Что еще? Налицо начальная стадия разложения.
   Смит застонал:
   — Приступайте скорее.
   — Ты ведь хочешь, чтобы я выяснил причину смерти, не так ли? — отозвался лорд Эрменвир. Он обследовал глаза и уши Меднореза, осторожно ощупал череп. — Никаких следов ранений головы. Никто не подкрадывался и не ударял его сзади дубинкой. Имеются признаки асфиксии, удушья. Держу пари, что это яд. Давайте взглянем на содержимое желудка.
   Лорд Эрменвир выбрал небольшой ножичек и произвел надрез. Наблюдавший за всем этим Смит почувствовал, как покрывается холодным потом.
   — Посмотрим, где у люди вашей расы располагаются желудки. Насколько я помню, где-то здесь. Помоги-ка мне, Смит. А-а, с тобой все ясно! Хватай, передай ему лампу. Ты поможешь мне. По правде говоря, не могу понять, Смит, какой из тебя убийца?
   — Быстрый. — Смит, задыхаясь, отвернулся. — Я привык рубить руки, головы и все остальное сгоряча, одним махом. Но уж точно не так. Думаю, вы научились этому у своего отца?
   Телохранители тут же стали опускаться на колени, едва не затушив все лампы.
   — Поосторожней, — предупредил лорд Эрменвир. — Нет, если хочешь знать, я научился этому у мамы. Она считает, что, изучая смерть, можно спасти жизнь. И не думай, что она дрожит над анатомическим столом, у мамы железные нервы. Настоящее Добро, когда оно хочет чего-то достичь, может быть столь же безжалостным, как и Зло, позволь заметить.
   — Догадываюсь, что так оно и есть. — Смит вытер пот со лба и попытался успокоиться.