Безуглов Анатолий Алексеевич. Записки прокурора

   Звонков было много. Приходили и лично. Однако ничего интересного не сообщили. Во всяком случае такого, что еще не было бы известно по делу.
   На четвертый или пятый день, уже не помню точно, в моем кабинете появилась старушка.
   - Не нашу ли Ульяну разыскиваете? - спросила она. - Мне соседка сказывала, что про нее в газете пропечатали. Как одета, волосы, все сходится.
   Я попросил старушку представиться.
   - Фокина я. А Ульяна - моя сноха.
   - Почему она сама не пришла?
   - К родным поехала, в Калининскую область. Мать у нее захворала, а присмотреть некому. Когда паренька на Голубом озере зарезали, Ульяна там вместе с мужем, то есть моим сыном, была.
   Я спросил у Фокиной, где работает ее сын, и позвонил ему на работу. Тот пришел в прокуратуру.
   - Да, - подтвердил Фокин, - в тот день, 20 мая, мы были на озере. Купались. Примерно в шесть часов вечера решили вернуться домой. Ульяна пошла в рощу переодеться. Когда вернулась, сказала, что там спорят двое. Мол, может дойти до драки... Мы сели на велосипед, я за руль, она на багажник. И надо же, зацепились за корягу. Свалились в яму. И смех и грех. Ульяна платье запачкала, а у меня штанина порвалась. Вернулись на берег. Ульяна смыла грязь. Тут послышались крики: парня убили. Пока мы с женой провозились, пока добрались до того места, там уже милиция. Народищу! У жены платье мокрое, у меня брюки порваны. Неудобно. Ну, мы и поехали домой...
   - Она вам не описывала тех двоих, что ссорились?
   - Нет. Сказала только: старый с малым связался.
   Я взял у Фокина адрес родителей жены в Калининской области.
   Оперуполномоченный Коршунов выехал туда с фотографией Дмитрия Краснова.
   - Ну, рассказывайте, - попросил я Гранскую, когда она вернулась из командировки в колонию.
   - Этот Колесник, что сидел в камере с Хромовым, тертый калач. Третья судимость. Говорит, всегда рад помочь следственным органам. - Инга Казимировна улыбнулась. - В его устах это звучало довольно забавно.
   - И что же он сообщил нового?
   - Кое-какие подробности. Говорит, Хромов вел себя в камере заносчиво. Якобы пригрозил Колеснику, что в случае чего он, мол, разделается с ним.
   - По какому поводу?
   - У них произошла какая-то стычка. По словам Колесника, Хромов сказал ему: "Я одного уже порешил, так что мне ничего не стоит отправить на тот свет и тебя".
   - А помните, что Хромов сообщил нам? Якобы признаться в убийстве посоветовал ему Колесник. Что он сказал об этом?
   - Колесника по его делу допрашивал тоже Жгутов. Колесник и рассказал капитану о том, как угрожал ему Хромов. Тогда, по словам Колесника, Жгутов сказал: "А нам он не хочет признаваться. Себе же делает хуже". Колесник вернулся в камеру и посоветовал Хромову сознаться. Да, одна деталь. Колесник попросил перевести его в другую камеру.
   - Почему?
   - Говорит, боялся. Вдруг Хромов действительно что-нибудь сделает ему?
   - Перевели?
   - Да.
   - Что же получается, Инга Казимировна?
   - Приходится пока признать, что у моего коллеги Рожковского, несмотря на просчеты, позиция весьма убедительная...
   - Значит, Иван Хромов все придумал? И откуда он взял такие подробности - борода, галифе? Нафантазировал?
   - Я тоже об этом думала. Допустим, Хромов действительно убил. Попробуем проследить ход его мыслей и линию поведения. Ему нужно сочинить правдоподобную ситуацию. Врать ведь тоже надо умеючи, не путаться, не плавать в своих показаниях. Значит, надо придумать точные, легко запоминающиеся детали. Борода и галифе - это крепко западает в память.
   - Все-таки не отказываетесь окончательно от мысли, что Жгутов и Рожковский правы?
   - Помните, что сказал Авдеев? Если мы со всей очевидностью докажем, что убийца Хромов, то наша задача и в этом случае будет выполнена...
   Вернулся Коршунов. Ульяна Фокина опознала по фотографии Краснова и показала:
   "Этот высокий и симпатичный паренек был в плавках. По-моему, выпивши. Он стоял на тропинке с пожилым мужчиной, и оба сильно спорили. Парень в плавках сказал что-то вроде: "Тебе, дедушка, надо манную кашку лопать". А тот ему в ответ: "Я тебе покажу, сосунок! Кровавой юшкой умоешься!" Мужчина был с бородой и в галифе..."
   Совпадало и время скандала - около шести вечера, незадолго до убийства.
   - Значит, бородач был! - торжествовала Гранская. - И это не плод воображения Хромова.
   Мы обсуждали привезенные младшим лейтенантом сведения втроем.
   - А более подробное описание внешности этого мужчины Фокина привела? спросил я Коршунова.
   - Какие глаза, нос, волосы - не помнит, - ответил Коршунов.
   - Что же, у него только одна борода и была?
   - Самая яркая примета забивает все остальные, - пояснила Гранская.
   - А борода, говорит, знатная. Окладистая, густая, до груди.
   - Все это хорошо, - сказал я. - Но пока только установлено, что мужчина, описанный Хромовым, тоже был в тот день на озере. Но вот убийца ли он?
   - А ссора? - сказала Гранская. - Угрожал он Краснову недвусмысленно.
   - Ну и что? Ребята выпили. И еще других задирали. Я вот что думаю: а мог ли Хромов раньше увидеть этого бородача?
   - Мог, конечно, - пожала плечами Гранская.
   - Вот именно. Как себя люди ведут на отдыхе? На пляже, в парке? Глазеют друг на друга. Увидел Хромов мужчину с бородой, и его образ запомнился. А когда выдумывал версию, кто убийца, память и подсунула его... Логично?
   - Вполне, - согласилась Гранская. - Но слишком рядом два события скандал и убийство.
   - Совпадение. Разве не бывает?
   - Бывает, Захар Петрович, все бывает... Но почему я не должна верить Хромову?
   - Не о доверии идет речь. Просто нам нельзя ошибаться, - сказал я. И добавил: - Во второй раз. Мне не хочется, чтобы эти каверзные вопросы задавали вам другие. Подумайте сами, если тот мужчина поднял нож на молодого человека, значит, у него было отчаянное состояние.
   - Он тоже мог быть выпивши. У некоторых, к сожалению, как считается: отдых без пьянки - не отдых...
   - Фокина сказала, что, по ее мнению, мужчина с бородой был трезвый, сказал Коршунов.
   - Видите, Инга Казимировна, тоже не в вашу пользу. Мало вероятно, что пожилой трезвый человек ни с того ни с сего пошел на убийство. Ну, оскорбил его подвыпивший молокосос. Ругнул бы он его и пошел дальше, не стал бы связываться...
   - Смотря из-за чего ссорились...
   - Пока могут быть только догадки. Ищите, ищите настойчиво. Время еще есть. Но не очень много, - предупредил я следователя.
   Что и говорить, дело было сложное, а время упущено. Положение Гранской усугублялось тем, что над ней довлели ошибки и просчеты прежнего следствия. Но все-таки упорный труд Инги Казимировны и Коршунова начал приносить плоды. Первой победой было то, что удалось отыскать Фокину. Правда, большую роль тут сыграла помощь прессы. Кстати, редактор позвонил мне и сообщил, что благодаря прокуратуре интерес к газете "Знамя Зорянска" резко повысился. И каждый экземпляр того номера, где было наше сообщение, ходил по рукам...
   Вторую победу можно было целиком отнести на счет стараний оперуполномоченного уголовного розыска Коршунова.
   Как-то ко мне пришли две взволнованные женщины. Обе в слезах.
   - Товарищ прокурор, помогите отыскать наших пацанов, - сказала одна из них.
   - И просим строго наказать этого Коршунова, - добавила вторая.
   - Да вы присядьте, - сказал я. - И говорите по очереди. Кто вы? Какие жалобы?
   - Я Прошкина, - сказала первая.
   - А я - Семячко. Такая моя фамилия. Это все он, Коршунов, их настропалил. Совсем мальцам головы вскружил. Целыми днями где-то пропадали, все шушукались, сходки под обрывом устраивали. А теперь вот и вовсе пропали...
   - Может, их какие бандиты зарезали? - залилась слезами Прошкина.
   - Если милиции что нужно, пусть сама ищет. Это же дети малые, их любой может обидеть, - подхватила Семячко и тоже заплакала в голос.
   В комнату заглянула встревоженная секретарша. С ее помощью мне кое-как удалось успокоить женщин.
   Из их рассказа я понял: в поселке Вербном (так называется район города, примыкающий к Голубому озеру) последнее время часто бывал Коршунов, о чем-то беседовал с тамошней детворой. И вот вчера сыновья этих двух мамаш, двенадцатилетний Витя Прошкин и десятилетний Костя Семячко, пропали. Соседские ребята не знают, где они.
   Я сказал двум родительницам, что мы разберемся, отпустил их и вызвал младшего лейтенанта.
   - Вот незадача, Захар Петрович, - огорчился Коршунов. - А Витю и Костика я запомнил. Шустрые ребята.
   - О чем это вы с ними беседовали?
   - Нож, товарищ прокурор. Я как рассуждал: принадлежащий Ивану Хромову нож не нашли. Ведь поисками наши товарищи занимались на следующий день после убийства. Возможно, нож подобрал кто-нибудь из мальчишек. Ну, поговорил с местной пацанвой. Показал им нож, который изъяли у брата Хромова, они ведь одинаковые. Спросил у ребят: есть ли у кого-нибудь такой же. Если увидят, пусть сообщат мне.
   - А родителей поставили в известность, кто вы и что вы?
   - Конечно. Но я не могу понять, почему они связывают исчезновение мальчиков с моими оперативными действиями? - удивился младший лейтенант.
   - Напуганы. Говорят, у мальчишек только и было разговоров, что о ноже. Боятся, как бы их дети не пострадали от руки того, кто убил Краснова.
   - Надо же выдумать такое!
   - Как бы там ни было, Юрий Александрович, если вы эту кашу заварили, то вы ее и расхлебывайте.
   - Постараюсь, Захар Петрович.
   На ноги была поднята милиция. Двух путешественников отыскали на следующий день в деревне Желудево, что километрах в десяти от Зорянска. Доставили их ко мне. И пока машина ездила за родителями, Юрий Александрович угощал мальчуганов лимонадом с пряниками. Костя Семячко (а он действительно походил на семечко - кругленький, черненький), хотя и был моложе, но оказался бойчее своего товарища.
   - Мы узнали, - рассказывал он с набитым ртом и со стаканом в руке, что такой ножик, какой показывал дядя милиционер, - Костя кивнул на Коршунова, - видели у Борьки, у которого мать буфетчица. Он нашел его на Голубом озере. Ну, мы двинули к Борьке. А он говорит, что махнулся, сменял этот ножик на зажигалку, длинная такая, крышка откидывается. Борька сказал, что с Лопухом. Это Лешка Крысин. А он сейчас в пионерлагере "Сокол", около Желудева... Дядя милиционер ведь говорил, что это очень важно. Мы с Витькой поехали на автобусе. А Лешка говорит, что сменял нож на фонарик, дать бы ему как следует... А пацан тот из Желудева, Семка его звать. Он только вчера вечером приехал, - тараторил Костя. - К бабке ездил, в Житный.
   - Какой Семка? - уже запутался Коршунов.
   - У кого ножик теперь был. Мировой пацан. Ничего за него не взял, положил нас спать на сеновал и молока с оладиками принес.
   - А утром мы пошли на дорогу, чтобы домой ехать, и милиция приехала, продолжал Прошкин, потому что Семячко откусил слишком большой кусок пряника.
   - И хорошо, - завершил Костя. - А то у нас на автобус денег не было.
   Венцом подвига двух мальчишек было то, что они привезли нож, оставленный Хромовым в березовой роще возле Голубого озера.
   Нож этот в числе других предъявили обвиняемому, а затем его брату Евгению. Они его опознали. Потом оба ножа - приобщенный к делу и тот, который отыскали Костя и Витя, - были направлены на экспертизу. Она установила, что лезвия и наборные ручки обоих выполнены из аналогичных материалов и одним мастером.
   Пожалуй, самым важным обстоятельством явилось то, что нож, который Иван Хромов брал с собой 20 мая на Голубое озеро, был действительно укорочен почти на три сантиметра. После повторной судмедэкспертизы Хлюстова дала категорическое заключение: убийство совершено другим ножом, с более длинным лезвием, или ножом, у которого между лезвием и рукояткой нет ограничителя, какой имелся у найденного ножа, принадлежащего обвиняемому.
   Гранская вынесла постановление об освобождении Ивана Хромова из-под стражи и прекращении против него уголовного преследования. Я его утвердил (хотя прокурор Званцев, который позвонил из Москвы и поинтересовался, как идут дела, сделал мне замечание: настоящий преступник еще не найден, и вообще обстоятельства не совсем ясны...).
   И вот у меня в кабинете Хромов вместе с Гранской.
   - Скажи, Ваня, откуда все это: и твое "признание" в убийстве, и эта якобы ссора с Красновым из-за того, что он обозвал тебя "гусаком"? спросила Гранская.
   - Колесник... Ой, противный мужик! Когда меня привели в камеру, стал бахвалиться, что он "вор в законе" и я должен уважать его и слушаться. Не то разговор со мной будет короткий. Я сначала струсил. Слышал, что в тюрьме есть паханы, которым надо подчиняться. Колесник мне на голову и сел, помыкал мной. Говорю - ругается, молчу - тоже недоволен. Половину еды отбирал... В камере жарко было, я расстегнул рубашку. Он увидел, какая у меня грудь, и обозвал "гусаком". Тут я не стерпел и говорю ему просто так, для устрашения: "За такие слова я своего дружка послал на тот свет, а тебя тем более не пожалею..." Он и отстал. Верно говорят, что в тюрьме берет верх тот, кто силу покажет.
   - Насчет "вора в законе" он тебя на пушку брал, - сказала Гранская. Нет уже таких. Давил, как говорится, на психику. Выходит, он тебя пугал, а ты его.
   - А что мне оставалось делать?.. Ну вот, значит, когда следователь сказал мне, что отпираться бесполезно, я решил: все равно мне никто не поверит. И взял на себя вину. А когда следователь спросил, из-за чего мы поссорились, я вспомнил, как Колесник обозвал меня, и приписал эти слова Диме.
   Итак, теперь оставалось только одно предположение - убийцей Краснова мог быть неизвестный мужчина с бородой и в галифе. Но кто он?
   Оставались неизвестными и мотивы преступления. Может, какая-то старая обида или сведение счетов?
   Выяснили, что в прошлом году Краснова ограбили - отняли часы и стипендию. Стали разрабатывать эту версию, но она оказалась бесперспективной. Потом Иван Хромов вспомнил, что Дима одно время дружил с девушкой, брат которой водился с сомнительной компанией. И эта линия не дала результатов.
   Каждое воскресенье Иван Хромов, по просьбе Коршунова, ходил в клубы, кинотеатры, на стадион, короче, в те места, где бывает много народу. Авось случайно встретит и опознает убийцу. Но все было впустую.
   - Не знаю, Захар Петрович, но, кажется, что-то забрезжило, - зашла как-то ко мне Гранская. - И с чего все началось? Сижу я на днях в парикмахерской, жду свою очередь. Из мужского зала выходит парень. Заходил с усами, а вышел без них...
   - Осенило, как Архимеда в бане?
   - Почти, - улыбнулась следователь. - Понимаете ход моих мыслей?
   - Да. Хотите сказать, сам факт, что преступник сбрил бороду, дает возможность...
   - Вот-вот, - кивнула Гранская. - Но прежде еще нужно узнать, кто был с бородой, а кто нет. Каждый мужчина хоть раз в два месяца бывает в парикмахерской. И, как правило, у одного мастера. Мы с Коршуновым обошли все мужские парикмахерские, и в той, что напротив универмага, один мастер нам сообщил, что его клиент в конце мая вдруг сбрил шикарную бороду. А до этого отращивал и холил ее несколько лет...
   - Нашли этого человека?
   - Кажется, да. Парикмахер сказал только, что его называли "философ". Мы стали гадать, что могла бы означать эта кличка. Может, кто из наших городских интеллектуалов? Но оказалось, что он работает на машиностроительном заводе. Некто Решетников. Петр Касьянович.
   - Кем работает?
   - Тут, правда, кое-какие неясности. Или, скорее, административные хитрости. Оформлен токарем, а на самом деле художник в клубе завода. Решетникову 42 года. Но, судя по фотографии, выглядит старше своих лет.
   - На фотографии он с бородой?
   - К сожалению, нет, уже после того, как он расстался с ней.
   - Хромову предъявляли?
   - Да. Перед этим подрисовали бороду. На опознании Ваня сказал, что это он, тот самый мужчина. И добавил: кажется.
   - Все-таки колеблется?
   - Это понятно. Хромов видел его мельком да еще с дерева. Но я послала фотографию в Калининскую область. Если и Фокина опознает...
   - Что удалось узнать о Решетникове?
   - На заводе говорят, что он считает себя непризнанным гением. Окончил художественное училище. Женат третий раз. Жена тоже работает на заводе. Моложе его на двадцать лет. Чертежница в конструкторском отделе. Участвовала в художественной самодеятельности заводского клуба, в танцевальном кружке. Там и сошлись с Решетниковым. Как вышла замуж, кружок бросила.
   - Дети есть?
   - Нет. Женаты всего полтора года.
   - Я бы начал с нее.
   Инга Казимировна улыбнулась, посмотрела на часы.
   - Через час у меня с ней встреча. Коршунов попросил вызвать ее в завком.
   На следующее утро Инга Казимировна положила мне на стол протокол допроса свидетельницы Решетниковой Алевтины Степановны. Вот выдержка из него:
   "20 мая мы с мужем Петром Касьяновичем Решетниковым отдыхали в заводском профилактории на Голубом озере. Приехал завклубом с женой и предложил устроить пикник на берегу озера, так как в самом профилактории распивать вино запрещается. С нами пошли еще двое человек. Взяли с собой еду и трехлитровую банку вина, у нас называют такую "долгоиграющая". Мой муж пил мало, он вообще не любит выпивку. Около шести часов вечера Петр захотел вернуться домой, потому что стало прохладно. Но остальные решили еще посидеть, и мы ушли одни. В парке нам встретился парень, молодой человек в плавках. Он стал заигрывать со мной. А когда муж обругал его, то с издевкой произнес: "Тебе, дедуля, на печи бы лежать. Будешь за своей внучкой по пятам ходить, так она и замуж не выйдет". Петр сказал мне, чтобы я шла вперед, он догонит. Парень был выпивши, но я не боялась: муж мог за себя постоять. Я пришла в профилакторий. Скоро подошел и Петр. Я спросила, что с парнем. Муж ответил, что ничего особенного, просто "пьяный воробышек". Так он говорил, когда видел подвыпивших подростков. Я заметила, что у мужа платком перевязана рука. Платок в крови. Я поинтересовалась, что это такое. Муж ответил, что споткнулся и поцарапал об сучок. Мы взяли свои вещи и поехали домой...
   Вопрос: Когда вы узнали об убийстве на озере?
   Ответ: На следующий же день, то есть 21 мая, когда пришла на завод. Там все об этом говорили.
   Вопрос: А знает ли об этом ваш муж?
   Ответ: Он узнал 21 мая тоже из разговоров на заводе.
   Вопрос: 8 августа в газете "Знамя Зорянска" было опубликовано сообщение, обращенное к свидетелям убийства. Вы читали его?
   Ответ: Нет, мы не выписываем "Знамя Зорянска" и ничего об этой заметке не слышали..."
   - Ну а дальше? - спросил я Ингу Казимировну.
   Она дала мне протокол опознания. Решетникова признала на фотографии парня, что приставал к ней на Голубом озере. Это был Краснов.
   Гранская попросила утвердить постановление о взятии Петра Касьяновича Решетникова под стражу в качестве меры пресечения.
   - Погодите, Инга Казимировна, - сказал я. - Понимаю, вам не терпится, но мне хотелось бы все-таки сначала допросить Решетникова. Ведь прямых улик у нас пока еще нет.
   Согласившись со мной, Гранская вышла, но тут же вернулась растерянная.
   - Он здесь, Захар Петрович.
   - Кто? - не понял я.
   - Решетников... Говорит, пришел с повинной...
   У него было осунувшееся сосредоточенное лицо. И хотя глаза смотрели молодо, на лбу, на шее и возле глаз залегли морщины. Я представил его с бородой. Да, она, видимо, набавляла Решетникову еще лет десять, не меньше.
   - Когда жена вчера рассказала мне, что ее допрашивал следователь, я все понял. И решил прийти в прокуратуру сам. Признаюсь в убийстве того парня. Кажется, его фамилия Краснов? - спросил Решетников.
   - Дима Краснов, - подтвердила Гранская.
   - Да, жаль. - Он посмотрел в окно отсутствующим взглядом и продолжил: Честное слово, жаль. Это какой-то рок. Надо же было ему вылезти из леса и нарваться на нас, Извините, мне трудно собраться с мыслями. Но прошу об одном: поверьте мне... В тот день, 20 мая мы пошли на озеро. Были еще завклубом с женой и его брат с товарищем. Ребята молодые, естественно, приударили за моей женой. Хиханьки да хаханьки. Я как на иголках. Тащу Алевтину домой - куда там. Порезвиться ей хочется. Чуть не влепил ей пощечину. Пошли. И надо же тебе - этот парень! Понимаете мое состояние? Меня всего трясет, а он - в самое больное место. Дедушкой обозвал. Я говорю жене: иди, мол, догоню... Честное слово, сначала у меня и мысли не было о ноже. Я бы и так его отколотил. Парень в чащу, я за ним. Думаю, пару горячих ему будет достаточно. Выскочили на полянку. Там костер горит. Парень, гляжу, осмелел. Поднял я голову, а его дружок на дереве дубину отламывает. Ну, думаю, двое на одного да еще с палкой... Плюс ко всему этот Краснов, что к Алевтине приставал, схватил откуда-то нож и на меня. Я защищался как мог. Он полоснул по запястью. И опять что-то обидное сказал. Дальше я не помню себя. Выхватил свой нож... Но поверьте, убивать я его не хотел...
   Решетников замолчал.
   - Ну а дальше? - сказала Гранская.
   - Дальше? - Он потер лоб. - Рука в крови, нож тоже. Вернулся к озеру, обмылся, завязал руку платком. Догнал Алевтину...
   - Неужели вы не поняли, что подросток все это спьяну, по глупости? спросил я.
   - Периандр, древнегреческий философ, как-то заметил: "Наказывай не только за поступок, но и за намерение", - вздохнул Решетников.
   Я, кажется, понял, почему его называли "философом".
   - Ну, раз вы так любите древние мудрости, - сказал я, - то неплохо бы помнить и Пифагора: "В гневе ничего не говори и не делай".
   - Я себя казню. Все дни и ночи...
   - Когда вы 21 мая услышали об убийстве, вы связали это с тем, что произошло с вами на озере? - спросила Инга Казимировна.
   - Связал. Да что там, все стало ясно сразу. А потом в газете прочел.
   - С женой делились?
   - Она не подозревала. До вчерашнего дня... А вообще я ждал, что это вот-вот раскроется. Но все не хватало силы воли пойти к вам...
   ЭХО
   В конце лета 1971 года группа народного контроля нашего Зорянского керамического завода вскрыла злоупотребления в отделе сбыта. Замешана оказалась и бухгалтерия. Все материалы были переданы в милицию для производства предварительного следствия.
   Вел его молодой лейтенант Константин Сергеевич Жаров.
   Взялся он энергично. И уже через неделю установил, что в хищениях на заводе главными виновниками были должностные лица этого предприятия, в том числе - бухгалтер Митенкова Валерия Кирилловна.
   Помню то утро, когда следователь зашел ко мне - уже прокурору района с постановлением на обыск в ее квартире. Следователь намеревался заехать за Митенковой на завод и оттуда - в ее собственный домик, вернее полдома на самой дальней окраине города, именуемой Вербным поселком. Было серое дождливое утро...
   Через час я услышал по телефону растерянный голос Жарова:
   - Захар Петрович, вы не можете приехать на место происшествия?
   - Что-нибудь серьезное?
   - Очень. Митенкова отравилась...
   - Жива?
   - Умерла.
   - Врача вызвали?
   - Едет... А еще хотел сказать, что мы нашли человека...
   - Сейчас буду, - ответил я, не став уточнять, кого они нашли.
   Положив трубку, я с досадой подумал: не натворил ли молодой следователь что-нибудь по неопытности.
   Через несколько минут мы уже мчались по направлению к дому Митенковой. А у меня все возрастало раздражение: зачем поручили это дело молодому следователю. Дать подследственной наложить на себя руки при обыске... Такого ЧП у нас прежде никогда не случалось. Как назло, "газик" с трудом полз по раскисшим улочкам окраины.
   "Нашли человека"... Честно говоря, я сразу и не вник в эти слова Жарова и теперь размышлял, что бы они могли значить. Пожалел, что не расспросил подробнее. Так ошарашило самоубийство подследственной.
   Возле ее дома стояла машина. Несмотря на дождь, к забору льнули соседи.
   Жаров встретил меня у калитки. Промокший, озабоченный и виноватый. С козырька его фуражки капала вода.
   - Про какого человека вы говорили? - спросил я.
   - Сейчас увидите. Понимаете, лежал в сундуке...
   Два трупа в один день - многовато для нашего города...
   - В сундуке, как мумия... Старик.
   Мы поскорее забрались на крыльцо под навес.
   - Словно привидение... Ну и перепугал же он нас. Покойника так можно не испугаться...
   - Живой, что ли? - приостановился я.
   - Живой, Захар Петрович. В этом все и дело. И никаких документов у него не нашли...
   - Ничего не понимаю.
   - Я сам, товарищ прокурор, ничего понять не могу. Молчит или плачет. Плачет или молчит...
   - Хорошо. - Я еле подавил вздох: мало нам самоубийства, так еще загадка какая-то...
   Митенкова лежала на деревянной кровати. В комнате пахло камфарой и еще чем-то неприятным, резким.
   Тут же хлопотали два санитара в мокрых халатах.
   - Сюда мы ее уже потом перенесли, - пояснил следователь, указывая на покойницу. - Пытались откачать. А яд выпила она в чуланчике...
   Я молча кивнул. Жаров был подавлен. Еще бы, допустить такую оплошность...
   В комнате горела лампочка. Но от ее жидкого желтого света было еще тягостней.
   В глаза бросился большой деревянный сундук с открытой крышкой. Я заглянул вовнутрь. Постель. Помятая простыня. Пикейное одеяло, сбитое в уголке. По тыльной стенке сундука проделан ряд отверстий...
   - Где этот самый?.. - спросил я у Жарова.
   - В соседней комнате.
   - Давайте с ним познакомимся.
   - Давайте, - сказал следователь. - А труп можно увезти?
   - Если протокол осмотра готов, пусть увозят...
   Мы прошли в другую комнату. Она была поменьше.
   - Здравствуйте, Захар Петрович, - приветствовала меня судмедэксперт Хлюстова. - По-моему, здесь нужен психиатр, - растерянно произнесла она. Бьюсь уже полчаса, и ничего...
   На стуле сидел сгорбленный дед. Лет семидесяти. Лысый череп с морщинистым лбом. И все лицо у старика было в морщинах и складках. Желтого, пергаментного цвета. Провалившийся беззубый рот. Что еще мне запомнилось мутные бесцветные глаза, слезящиеся и печальные.