«Затем Иов ответил Господу». Он понял Его пути, и его глаза впервые открылись. Высшая мудрость снизошла на него; и если читатель остается в недоумении перед этой окончательной ПЕТРОМОЙ посвящения, то по крайней мере Иов, или человек «пораженный» в своей слепоте, после этого понял невозможность поймать «Левиафана посредством засаживания крюка ему в нос». Левиафан – это ОККУЛЬТНАЯ НАУКА, на которую можно положить свои руки, но «не более» [Иов, XLI, 8] чью силу и «славную пропорцию» Бог не желает скрывать.
...«Кто может открыть верх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его?.. крепкие щиты его – великолепие: они скреплены как бы твердою печатью… От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари… Он оставляет за собой святящуюся стезю» для тех, кто не страшится к нему приблизиться. И затем они, подобно ему, узрят «все высокое», ибо «он царь над всеми сынами гордости» [Иов, XLI, 5-26].
Иов же со смиренной верой отвечает:
...«Я знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено. Кто сей, помрачающий Провидение, ничего не разумея? – Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудесных для меня, которых я не знал. Выслушай, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне. Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» [Иов, XLII, 2-6].
Он узнал своего «заступника» и был уверен, что настало время его оправдания. Немедленно Господь («священники и судьи», [Второзаконие, XIX, 17]) говорит его друзьям:
...«Горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов». «И возвратил Господь потерю Иова… И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние».
Затем, по суждению умерший вызывает четырех духов, которые господствуют над Озером Огня, и они его очищают. Затем его приводят в его небесное обиталище, где его принимают Атхар и Изида, и он предстает перед Атумом[585] сущностью Бога. Он теперь Туру, сущность человека, чистый дух, и впредь – Он-ати, глаз огня и сотоварищ богов.
Грандиозная поэма о Иове была хорошо понята каббалистами. В то время, как многие средневековые герметисты были глубоко религиозными людьми, в глубине своего сердца – подобно каббалистам всех веков – они были смертельными врагами духовенства. Как правдивы слова Парацельса, когда он, тревожимый, свирепым преследованием и клеветой, не будучи понят ни друзьями, ни врагами, оскорбляемый духовенством и мирянами, воскликнул:
...«О вы, из Парижа, Падуи, Монпелье, Салерно, Вены и Лейпцига! Вы не учителя истины, а исповедователи лжи. Ваша философия – ложь. Если хотите знать, что такоемагияна самом деле. тогда ищите в «Откровении» Св. Иоанна… Так как вы сами не можете доказать ваших учений по Библии и «Откровению», то кончайте ваш фарс. Библия – истинный ключ и толкователь. Иоанн, не менее, чем Моисей, Илия, Енох, Давид, Соломон, Даниил, Иеремия и остальные пророки был магом, каббалистом и предсказателем. И если бы теперь все, или даже любой из тех, кого я назвал, были бы еще живы, я не сомневаюсь, что в назидание другим вы бы умертвили их в ваших жалких бойнях и уничтожили бы их на месте, и, если бы это было возможно – творца всего сущего тоже!»
Что Парацельс узнал некоторые тайные и полезные вещи из «Откровения» и других библейских книг, также как из «Каббалы», – было доказано им на практике, и даже настолько, что многие называют его «отцом магии и основоположником оккультной физики Каббалы и магнетизма».[586]
Настолько крепким было распространенное верование в сверхъестественные силы Парацельса, что до нашего времени в умах простых эльзасцев живет легенда, что он не умер, а «спит в своей могиле» в Страсбурге [617, с. 32]. И они часто шепчут между собой, что зеленый дерн поднимается и опускается при каждом дыхании этой усталой груди, и что слышны глубокие стоны, когда великий философ огня воскрешает в памяти те жестокие обиды, которые он потерпел от своих жестоких клеветников во имя великой истины!
Из этих пространных иллюстраций станет понятным, что Сатана Ветхого Завета, Диаболос или Дьявол Евангелий и Посланий Апостолов были только антагонистическим принципом в материи, неизбежно ей присущим, а не злобным в нравственном смысле этого слова. Евреи, приходя из страны персов, принесли с собою учение о двух принципах. Они не могли принести «Авесту», так как она не была написана. Но они – мы подразумеваем ассидийцев и парсов – дали Ормазду тайное имя, а Ахриману – имя богов этой страны, Сатана хеттов и Диаболос или, вернее, Диоболос греков. Ранняя церковь, по меньшей мере, последователи Павла, гностики и их преемники усовершенствовали их идеи; а католическая церковь приняла и приспособила их, в то же время предавая казни их провозгласителей.
Протестантство – это реакция на римско-католическую церковь. Он естественно не согласован в своих частях, но представляет собою удивительное сборище обломков, пробивающих себе дорогу вокруг общего центра, притягивающих и отталкивающих один другого. Некоторые части центростремительно тяготеют к старому Риму или к той системе, которая давала возможность старому Риму существовать; другая часть все еще отскакивает под центробежным импульсом и стремится прорваться в обширную эфирную область за пределы римского или даже христианского влияния.
Современный Дьявол является их главным наследием от римской Кибелы, «Вавилона, Великой Матери идолопоклонствующих и отвратительных религий на земле».
Но могут возразить, быть может, что индусская теология, как брахманская, так и буддийская, так же сильно пропитана верой в объективных дьяволов, как и само христианство. Тут имеется небольшое различие. Уже сама тонкость индусского ума служит достаточной гарантией, что образованные люди, по крайней мере, ученая часть брахманского и буддийского духовенства рассматривают Дьявола по-другому. У них Дьявол – метафизическая абстракция, аллегория необходимого зла; тогда как у христиан этот миф стал историческим существом, камнем основания, на котором христианство, со своей догмой искупления, построено. Он настолько же необходим церкви – как показал де Мюссе – как Зверь из семнадцатой главы «Апокалипсиса» был необходим его всаднику. Англоязычные протестанты, не находя исчерпывающих сведений в Библии, переняли «дьявологию» знаменитой поэмы Мильтона «Потерянный Рай», разукрасив ее кое-чем из знаменитой драмы Гёте «Фауст». Джон Мильтон, сперва пуританин, а под конец квиетист и унитариец, никогда не выставлял свое великое произведение иначе, как в качестве выдумки, но он тщательно согласовывал различные части Священного Писания. Ильда-Баоф офитов был переделан в ангела света и в утреннюю звезду, и превращен в Дьявола в первом действии «Дьявольской Драмы». Для второго действия использовано содержание двенадцатой главы «Апокалипсиса». Великий красный Дракон был приспособлен в качестве блестящего персонажа Люцифера, и последней сценой является его падение, подобное падению Вулкана-Гефеста с Неба на остров Лемнос; беглые сонмы и их вождь «падают на жесткое дно» в Пандемониуме. Третье действие разыгрывается в саду Эдема. Сатана совещается в зале, воздвигнутом им для его новой империи и решает отправиться на исследование доставшегося ему нового мира. В следующем действии рассказывается о падении человека, о его жизни на земле, о приходе Логоса или Сына Божия, и о его искуплении человечества или его избранной части, смотря по обстоятельствам.
Эта драма «Потерянный Рай» вмещает в себя несформулированное верование англоязычных «евангельских протестантских христиан». Не верить в главные ее черты равносильно, по их мнению, «отверганию Христа» и «кощунству против Святого Духа». Если бы Джон Мильтон мог предполагать, что его поэма, вместо того, чтобы быть рассматриваемой в качестве пары Дантовской «Божественной комедии», будет принята как другой «Апокалипсис», дополняющий Библию и завершающий ее демонологию, то более чем вероятно, что он решительнее переносил бы свою бедность и воздержался бы от ее печатания. Более поздний поэт Роберт Поллок, беря пример с его труда, написал в таком же духе «Течение Времени», которое, как казалось некоторое время, должно было возвыситься до ранга нового Священного Писания; но к счастью, девятнадцатый век получил иное вдохновение, и шотландский поэт уходит в забвение.
Нам, пожалуй, следует вкратце описать европейского Дьявола. Он тот гений, который имеет дело с колдовством, чародейством и другими неладными делами. Христианские отцы, взяв эту идею от еврейских фарисеев, делали дьяволов из языческих богов: Митры, Сераписа и других. Римско-католическая церковь продолжила это дело, объявив поклонение этим богам сделкою с силами тьмы. Таким образом, колдуньи и ведьмы средних веков были просто приверженцами запрещенного культа. Во все древние времена магия считалась божественной наукой, мудростью и знанием Бога. Целительное искусство в храмах Эскулапа и святилищах Египта и Востока всегда было магическим. Даже Дарий Гистасп, истребивший мидийских магов и даже прогнавший халдейских теургов из Вавилона в Малую Азию, – сам слушал наставления брахманов Верхней Азии и в конце концов, после установления культа Ормазда, сам назвался учредителем магизма. Теперь же все переменилось. Невежество воцарилось как мать благочестия. Ученость подверглась поношениям, и ученые занимались науками в угрозу своим жизням. Они были вынуждены применять жаргон, чтобы скрыть свои идеи от всех, кроме своих адептов, и переносить посрамление, клевету и нищету.
Приверженцы древних культов преследовались и предавались казни по обвинению в чародействе. Альбигойцы, потомки гностиков, вальденцы, предтечи протестантов, преследовались и подвергались резне под тем же предлогом. Мартина Лютера самого обвинили в товариществе с самим Сатаной. Над всем протестантским миром до сих пор тяготеет то же самое обвинение. Церковь в своих суждениях не различает между расколом, ересью и чародейством. За исключением тех мест, где гражданские законы защищают человека, все они считаются уголовными преступлениями. Свободу вероисповеданий церковь считает нетерпимой.
Но реформаторы были выкормлены на молоке своей матери. Лютер был такой же кровожадный, как папа римский; Кальвин – еще более веронетерпим, чем Лев или Урбан. Тридцать лет войны обезлюдили целые округа Германии: протестанты и католики были одинаково жестоки. Новая вера также повернула свои пушки против чародейства. Книги законов стали красными от кровавого законодательства в Швеции, Дании, Германии, Голландии, Великобритании и Северо-Американских Штатов. Кто бы ни был либеральнее, умнее, откровеннее чем другие, – мог быть арестован и предан смерти. Костры, погасшие в Смитфилде, – снова были зажжены для магов; безопаснее было восставать против трона, чем стремиться постичь глубокую науку, находящуюся за пределами ортодоксальной запретной черты.
В семнадцатом веке Сатана совершил набег на Новую Англию, Нью-Джерси, Нью-Йорк и несколько южных колоний Северной Америки, и мать Коттон предоставляет нам перечень основных его деяний. Спустя несколько лет он посетил приход Мора в Швеции, и жизнь в Далекарлии получила разнообразие от сожжения живьем малых детей, и от плача других у церковных дверей по субботам. Однако, скептицизм современности сильно потеснил веру в чародейства в Германии; а Дьявол в персональной антропоморфической форме с вакховыми козлиными копытами, и козлиными рогами наподобие бога Пана удерживает свое место только в папских «Энциклических письмах» и в других изданиях римско-католической церкви. Протестантская респектабельность не допускает даже, чтобы его имя произносилось иначе, как с затаенным дыханием у амвона.
Изложив биографию Дьявола с первого его прихода в Индии и Персии, его продвижение через еврейскую, а впоследствии как через раннюю, так и позднейшую христианскую теологию, вплоть до самых последних фаз ее проявлений, – мы теперь вернемся назад к некоторым мнениям, присущим ранним векам христианства.
Аватары или инкарнации были общераспространенным верованием в древних религиях. Индия привела их в систему. Персы ожидали Сошиоша, и еврейские писатели искали Спасителя, Тацит и Светоний рассказывают, что во времена Октавия Восток был полон ожиданий прихода Великой Личности.
...«Доктрины, доставшиеся христианам, были высочайшей тайной язычества».[587]
Манерос Плутарха был детищем Палестины [333, с. 17], его посредник Митра, Спаситель; Озирис есть Мессия. В наших нынешних «канонических писаниях» можно проследить остатки этого древнего поклонения; и в обрядах и церемониях римско-католической церкви мы находим формы буддийского богослужения, его церемонии и иерархию. Первое Евангелие, когда-то такое же каноническое, как любое из нынешних четырех, содержит страницы, почти целиком взятые из буддийских сказаний, что мы готовы доказать. После свидетельств, предоставленных Бюрнофом, Асомой, Короси, Бэйлом, Харди, Шмидтом, и переводов из «Трипитаки», невозможно сомневаться, что вся христианская схема эманировала из другой схемы. Чудеса «Беспорочного Зачатия» и другие события мы находим полностью в книге Харди «Руководство по буддизму». Мы легко можем понять, почему римско-католическая церковь так заинтересована в том, чтобы удерживать простой народ в полном неведении о еврейской Библии и греческой литературе. Филология и сравнительная теология являются ее смертельнейшими врагами. Умышленные фальсификации Иринея, Епифания, Евсевия и Тертуллиана стали для нее необходимостью.
«Сивиллины книги», кажется, в то время пользовались чрезмерной популярностью. Легко представить, что они были вдохновлены тем же самым источником, что и книги нееврейских народов.
Перед нами листок Галлея:
«Новый Свет возник:
Приходя с Небес, он принял форму смертного…
Дева, прими Бога в твое чистое чрево —
И Слово влетело в ее чрево:
Став воплощенным во Времени, и оживленным ее телом,
Оно было найдено в образе смертного, и сотворен был Мальчик
Девою… И поклонились волхвы новой Богопосланной Звезде,
И запеленатый ребенок был показан на сене…
И назвали Вифлеем «Богом посещенной страной Слова».[588]
На первый взгляд это кажется пророчеством об Иисусе. Но не могло ли это также означать какого-либо другого творящего Бога? Мы обладаем такими же высказываниями по поводу Вакха и Митры.
...«Я, сын Бога, пришел в страну фивийцев – Вакх, которого вначале Семела (дева), дочь Кадма (человека с Востока) рождает – принесенный молниеносным пламенем; и принявший форму смертного вместо формы Бога, Я пришел» [620].
«Дионисики», написанные в пятом веке, помогают внести ясность в это дело и даже указывают на его тесную связь с христианской легендой о рождении Иисуса:
«Кора-Персефона[589]… тебя взяли в жены, как супругу Дракона,
Когда Зевс, весь свернувшись, форму и лицо изменил,
Дракон-Жених, свернувшись в любовь-внушающее кольцо…
Взошел на девичье ложе темной Коры…
Так, союзом с Драконом Эфира,
Чрево Персефоны оплодотворилось,
Забеременев Загреем,[590] Рогатым Дитятей» [621].
Здесь перед нами тайна офитского культа, и происхождение христианского, впоследствии пересмотренного, мифа о беспорочном зачатии. Гностики были самыми ранними христианами со всеми признаками регулярной теологической системы, и слишком уж очевидно, что именно Иисуса подогнала к их теологии в качестве Христа, а не теологию разработали на основе его высказываний и деяний. Их предки до христианской эры утверждали, что Великий Змий – Юпитер, Дракон Жизни, отец и «доброе божество», сошел на ложе Семелы, а теперь гностики послехристианской эры с очень пустяковым изменением применили тот же самый миф к человеку Иисусу и утверждали, что то же самое «доброе божество», Сатурн (Ильда-Баоф), в виде Дракона Жизни пронесся над колыбелью маленькой Марии.[591] В их глазах Змий был Логосом-Христосом, воплощением божественной мудрости через своего Отца Эннойю и Мать Софию.
«И моя Мать, Дух Святой, взяла меня», – вложено в уста Иисуса в «Евангелии евреев» [623, т. I, с. 341], вводя его таким образом в его роль Христа – сына Софии, Святого Духа.[592]
«Дух Святый найдет на тебя, и сила Всевышнего осенит тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим», – говорит ангел [Лука, I, 35].
...«Бог… в последние дни сии говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, через Которого и эоны [веки] сотворил» [Евреям, I].[593]
Все такие выражения являются многочисленными христианскими цитатами из стихов Нонна «… через эфирного драконобога», так как эфир есть Святой Дух или третье лицо Троицы – Змий с ястребиной головой, египетский Кнеф, эмблема божественного разума,[594] и «мировая душа» Платона.
...«Я, Мудрость, вышедшая из уст Всевышнего и покрывшая землю, как облако».
Пэмандр, Логос, исходит из Бесконечной Тьмы и покрывает землю облаками, которые змееподобно распространяются по всей земле (см. [392]). Логос является старейшим образом Бога, и он есть активный Логос, говорит Филон.[595] Отец есть Латентная Мысль.
Так как эта идея является всемирной, то для выражения ее мы находим одинаковую фразеологию среди язычников, евреев и ранних христиан. Халдео-персидский Логос является Единородным Отца в вавилонской космогонии Евдема. «Восславим же ЭЛИ теперь, дитя Бога», – начинается гомеровский гимн Солнцу.[596] Сол-Митра есть «образ Отца», так же как каббалистический Сеир-Анпин.
Едва ли можно поверить, что изо всех различных народов древности никогда не было другого, верившего в личного Дьявола больше, чем свободомыслящие христиане девятнадцатого века, – и все же таков печальный факт. Ни египтяне, которых Порфирий называет «наиболее ученой нацией в мире» [211], ни греки, их верные подражатели, никогда не были виноваты в такой дикой нелепости. Мы можем сразу добавить, что ни один из них, даже древние евреи, не верил в ад или в вечное мучение больше, чем в Дьявола, хотя наши христианские церкви так щедро отводят это место для язычников. Где бы ни попадалось в переводах еврейских священных писаний слово «ад», это промах переводчика. Евреи не знали такого понятия; все же Евангелии содержат частые примеры этого же недоразумения. Так, когда в уста Иисуса вкладываются слова [Матфей, XVI, 18]: «… и врата Гадеса не одолеют ее», – то в подлиннике там стоит – «врата смерти». Слово «ад» – в смысле состояния мучения, вечного или временного – никогда не употреблялось в текстах Ветхого Завета, наперекор всем адистам. «Тофет», или «Долина Хинном» [Исаия, LXVI, 24] не имеет такого толкования. Греческий термин «Геенна» также имеет совсем другое значение, так как более чем одним компетентным писателем было исчерпывающе доказано, что «Геенна» тождественна с гомеровским Тартаром.
В сущности этом мы имеем самого Петра в качестве авторитета. В его втором «Послании» [II, 2], в первоначальном тексте, Апостол говорит о согрешивших ангелах, что Бог «низвергнул их в Тартар». Это выражение слишком неудобно напоминающее войну Юпитера с Титаном, было переделано, и теперь, в варианте короля Иакова, там стоит: «низвергнул их в ад».
В Ветхом Завете выражения «врата смерти» и «покои смерти» просто указывают на «врата могильные», которые особо упомянуты в «Псалмах» и в «Притчах». Ад и его владыка оба являются изобретениями христианства, современными его приходу к власти и обращению к тирании. Они были галлюцинациями, порожденными кошмарами святых Антониев в пустыне. До нашей эры древние мудрецы знали «Отца Зла» и относились к нему не лучше, чем к ослу, избранному символом Тифона, «Дьявола».[597] Печальное вырождение человеческих мозгов!
Как Тифон был темной тенью своего брата Озириса, так Пифон есть злая сторона Аполлона, светлого бога видений, провидца и предсказателя. Пифон убивает его, но он, в свою очередь, убивает Пифона, избавляя таким образом человечество от греха. Именно, в память об этом подвиге жрецы солнечного бога закутывались в змеиную кожу, характерную для этого мифического чудовища. Под ее возбуждающим влиянием – змеиная кожа считалась магической – жрецы впадали в магнетический транс и, «получая свой голос от Аполлона», становились пророчицами и произносили пророчества.
Опять-таки, Аполлон и Пифон суть одно и в нравственном отношении андрогинны. Представления о солнечном боге всегда двойственны, без исключения. Благодетельное тепло солнца пробуждает семя к жизни, но чрезмерная жара убивает растение. Играя на своей семиструнной планетной лире, Аполлон создает гармонию, но подобно другим солнечным богам, в своем темном аспекте он становится разрушителем, Пифоном.
Известно, что Св. Иоанн путешествовал по Азии, стране, управляемой магами, и насыщенной зороастрийскими идеями, и в те дни полной буддийскими миссионерами. Если бы он никогда не посетил тех мест и не соприкоснулся бы с буддистами, то сомнительно, было бы «Откровение» когда-либо написано. Кроме его идей о Драконе, он дает пророческие повествования, совершенно неизвестные другим апостолам, которые, рассказывая о втором пришествии, делают из Христа верную копию Вишну.
Таким образом, Офитс и Офиоморфос, Аполлон и Пифон, Озирис и Тифон, Христос и Змий – все являются обратимыми терминами. Они все – Логосы, и ни один из них немыслим без другого, как не знали бы дня, если бы не было ночи. Все они возродители и спасители, один в духовном, другой в физическом значении. Один обеспечивает бессмертие божественного духа, другой дает его через возрождение семени. Спаситель человечества должен умереть, потому что он раскрывает человечеству великую тайну бессмертного эго; змий «Книги Бытия» проклят, потому что он сказал материи: «Ты не умрешь». В мире язычества двойником «змия» является второй Гермес, воплощение Гермеса Трисмегиста.
Гермес – постоянный товарищ и наставник Озириса и Изиды. Он – олицетворенная мудрость; то же и Каин, сын «Господа». Оба строят города, цивилизуют и обучают человечество искусствам.
Христианские миссионеры в Цейлоне и в Индии неоднократно уверяли, что эти люди погрязли в демонолатрии, что они поклонники Дьявола в полном смысле этого слова. Безо всякого преувеличения мы заявляем, что они не более являются такими, чем массы необразованных христиан. Но даже если бы они были поклонниками (что больше, чем быть верящими в) Дьявола, то все же существует огромная разница между учениями их духовенства о личном Дьяволе и догмами католических проповедников, а также многих протестантских священников. Христианские священники обязаны проповедовать и запечатлевать в умах своей паствы существование Дьявола, и первые страницы настоящей главы показывают причину, почему это так. Но не только сингалезский оэпэсампала, который принадлежит к высшему классу жрецов, не верит в какого-либо личного демона, но даже саменаира, кандидаты и послушники, будут хохотать над этой идеей. Все во внешнем культе буддистов – аллегорично, и образованные «пунги» (пандиты) этого никогда иначе не воспринимают и иначе не учат. Обвинение, что они позволяют и молчаливо соглашаются оставлять бедный народ погрязшим в наиболее пагубных суевериях, – не без некоторого основания; но что они насаждают эти суеверия, это мы наиболее решительно отрицаем. И в этом их преимущество перед нашим христианским духовенством, которое (по крайней мере те из них, кому фанатизм не замутил мозги), сами не веря ни одному слову из этого, все же проповедуют существование Дьявола, как личного врага личного Бога, и злого гения человечества.
Дракон святого Георгия, который так заметно фигурирует в величайших соборах христиан, ничуть не привлекательнее Царя Змей, буддийского Наммаданам-нарайа, великого Дракона. Если в распространенном суеверном веровании сингалезцев планетный демон Раухо пытается уничтожить Луну проглатыванием; и если в Китае и в Татарии во время лунных затмений черни позволено, без упреков, бить в гонги и производить страшные шумы, чтобы отогнать чудовище от его добычи, то почему католическое духовенство придирается к этому или называет это суеверием? Разве провинциальное духовенство Южной Франции не делает того же, время от времени, при появлении комет, затмений и других небесных феноменов? В 1456 г., когда появилась комета Галлея,