Блок Лауренс. Пляска на бойне

   - Завтра ночью, - сказал он. - Четыре человека, я думаю. Я, еще двое и Энди за рулем. Один будет Том, а другой - либо Эдди, либо Джон. Тома ты знаешь. Эдди и Джона нет.
   Том - это дневной бармен, человек с бледным лицом и поджатыми губами, родом из Белфаста. Я никогда не мог понять, чем он занимается по вечерам.
   - Маспет, - сказал он. - Из Маспета может ли быть что доброе?* Клянусь Господом Богом, мы с тобой сидели там и смотрели, как черномазые молотят друг друга, а все это время прямо под ногами у нас была целая прачечная, где отмывали деньги. Ты поэтому туда ходил? А меня захватил для компании?
   * Имеется в виду цитата из Евангелия: "Из Назарета может ли быть что доброе?" (Ин. I, 46).
   - Нет, у меня там в самом деле была работа, но совсем другая.
   - Ноты не зевал.
   - Пожалуй.
   - И сообразил, сколько будет дважды два. Что ж, такие веши мне по душе. Могу сказать, что ты меня удивил.
   - Почему?
   - Потому что сказал об этом мне. Это на тебя не похоже. Просто из дружбы такого обычно не делают.
   - Ты же платишь за наводку, верно? - спросил я.
   - Ах, вот оно что, - сказал он, и в глазах у него мелькнуло какое-то странное выражение. - Плачу. Пять процентов.
   Он извинился и пошел позвонить. Пока его не было, я сидел и смотрел на его бутылку и стопку. Я мог бы выпить кофе, который приготовил Берк, но мне не хотелось. Виски мне тоже не хотелось.
   Когда он вернулся, я сказал:
   - Пять процентов - мало.
   - Да? - Лицо его стало жестким. - Клянусь Господом Богом, сегодня от тебя одни сюрпризы. А я-то считал, что тебя знаю. Чем тебе не нравятся пять процентов и сколько, по-твоему, тебе причитается?
   - Пять процентов мне нравятся, - сказал я. - Если это за наводку. Только я не хочу получать за наводку.
   - Не хочешь? Тогда какого дьявола ты хочешь?
   - Полную долю, - ответил я. - Я хочу быть в деле. Я хочу поработать.
   Он откинулся назад и пристально посмотрел на меня. Потом налил себе, но пить не стал, а только понюхал, не сводя с меня глаз.
   - Ого-го! Будь я проклят, - сказал он. - Ну и хреновина, будь я проклят.
   22
   Утром я наконец собрался положить "Грязную дюжину" в свой сейф. Потом купил обычную копию фильма, чтобы взять ее с собой в Маспет, а потом принялся размышлять о том, что может пойти не так, как надо. Вернулся в банк, снова взял ту кассету, а другую оставил в сейфе, чтобы их случайно не перепутать. Если меня в Маспете убьют, Джо Деркин сможет хоть сто раз просматривать кассету, пытаясь понять, что все это означает.
   Весь день я думал о том, что мне надо бы пойти на собрание, где я не был с воскресного вечера. Сначала я решил пойти в обед, но не пошел, потом подумал о собрании, которое бывает в "счастливый час", около четырех тридцати, и в конце концов решил посидеть хотя бы до середины на своем обычном вечернем собрании в церкви Святого Павла. И всякий раз придумывал себе вместо этого какие-нибудь другие дела.
   В десять тридцать я пришел в "Гроган".
   Мик уже был там, и мы прошли в его кабинет. В нем стоял старый деревянный письменный стол, сейф, пара старомодных конторских стульев и кресло с откидным подголовником и подножкой. Стоял там еще старый зеленый кожаный диван, где он иногда спал час-другой. Как-то он сказал мне, что у него три квартиры в городе, все сняты на чужое имя, ну и, конечно, ферма за городом.
   - Ты первый, - сказал он. - Том и Энди будут здесь в одиннадцать. Мэтт, ты хорошо все обдумал?
   - Более или менее.
   - Не передумал?
   - С какой стати?
   - Ничего плохого, если и передумаешь. Очень может быть, что без крови не обойдется. Я тебе вчера говорил.
   - Помню.
   - Тебе придется взять пистолет. А когда у тебя пистолет...
   - Ты должен быть готов пустить его в дело. Знаю.
   - О Господи, - сказал он. - Ты уверен, что у тебя хватит духу?
   - Вот и поглядим, верно?
   Он отпер сейф и показал мне несколько пистолетов. Особенно рекомендовал он девятимиллиметровый автоматический "зауэр". Пистолет весил целую тонну, я подумал, что пулей из него можно и поезд остановить. Я повертел его в руках, открыл и закрыл затвор, вынул и вставил обойму. Он хорошо ложился в руку. Отличная работа, и вид устрашающий. Но в конце концов я положил его на место и взял короткоствольный "смит-и-вессон" калибра 9,6 миллиметра. Он был не такой страшный на вид, не говоря уж о куда меньшей убойной силе, но очень удобно поместился у меня за ремнем, сзади. А главное, это был двоюродный брат того револьвера, который я много лет носил, когда был на службе.
   "Зауэр" Мик взял себе.
   К одиннадцати прибыли Том и Энди, и каждый из них зашел в кабинет, чтобы выбрать оружие. Дверь кабинета мы, конечно, держали закрытой и расхаживали взад и вперед по комнате, обмениваясь соображениями о том, какая хорошая сегодня погода и какое пустяковое дело нам предстоит. Потом Энди ушел, подогнал машину, мы один за другим вышли из "Грогана" и уселись в нее.
   Это был "форд" марки "краун-виктория". Большая машина лет пяти от роду. Длинная, просторная, с обширным багажником и мощным двигателем. Сначала я подумал, что ее специально где-то угнали, но оказалось, что Баллу купил ее некоторое время назад. Энди Бакли держал ее в гараже, в Бронксе, и выводил только в таких случаях. Номера были настоящие, только если бы кто-нибудь попробовал найти по ним владельца, у него бы ничего не вышло: машина была зарегистрирована на вымышленные фамилию и адрес.
   Энди проехал по Пятьдесят Седьмой, выехал на Пятьдесят Девятую, мы миновали мост и оказались в Куинсе. Этот путь мне больше понравился, чем тот, каким ехал я. В машине мы разговаривали мало, а после того как переехали реку, вообще почти все время молчали. Наверное, такая же тишина стоит в раздевалке у спортсменов перед финальной игрой. А может быть, и нет - ведь в спорте проигравшим не грозит смерть от пули.
   Вся поездка заняла, по-моему, не больше получаса - от двери до двери. Движения практически не было, а дорогу Энди знал наизусть. Поэтому мы подъехали к спортзалу что-то около двенадцати. Энди и раньше ехал не очень быстро, а тут снизил скорость километров до тридцати пяти, чтобы мы могли как следует рассмотреть здание и его окрестности, проезжая мимо.
   Мы свернули на одну улицу, потом на другую и время от времени проезжали мимо спортзала. На улицах было так же пусто, как и накануне вечером, а в такое позднее время они казались еще пустыннее. Мы ездили вокруг минут двадцать или больше, прежде чем Мик сказал Энди, что пора передохнуть.
   - Если все время ездить взад-вперед, какой-нибудь сучий полицейский непременно остановит нас и спросит, не заблудились ли.
   - Я не видел ни одного полицейского от самого моста, - сказал Энди.
   Мик сидел впереди, рядом с ним, а я - сзади, с Томом, который не раскрывал рта с тех пор, как мы вышли из кабинета Мика.
   - Рано приехали, - сказал Энди. - Что будем делать?
   - Поставь машину поблизости от зала, но не совсем рядом, - сказал Мик. - Будем сидеть и ждать. Если кто-нибудь нас спугнет, поедем домой и напьемся.
   В конце концов мы поставили машину за полквартала от спортзала, на противоположной стороне улицы. Энди заглушил мотор и выключил свет. Я сидел, пытаясь сообразить, на территории какого полицейского участка мы находимся, чтобы знать, кто может нас спугнуть. Кажется, это был 108-й, а может быть, 104-й - я не мог вспомнить, где проходит граница между ними и по какую сторону от нее мы оказались. Не знаю, сколько времени я сидел так, сосредоточенно нахмурив лоб и пытаясь представить себе план Куинса и наложить на него схему расположения полицейских участков. Смысла в этом не было ни малейшего, но я был так поглощен своими размышлениями, словно от них зависели судьбы всего мира.
   Я еще не пришел ни к какому решению, когда Мик повернулся ко мне и показал на свои часы. Стрелки показывали час. Пора идти.
   Я должен был войти туда один. Предполагалось, что это самая легкая часть дела, но, когда наступило время действовать, мне стало не по себе. Я не знал, какой прием меня ждет. Если Берген Стетнер решил - и не без оснований, - что дешевле и спокойнее меня убить, чем платить деньги, ему достаточно будет чуть приоткрыть дверь и пристрелить меня прежде, чем я его увижу. Здесь вполне можно было палить хоть из пушки, и никто не услышит, а если и услышит, то не обратит внимания.
   Я даже не знал, там ли они. Я явился точно вовремя, а они должны были быть на месте уже несколько часов. Хозяева здесь они, и какой им смысл опаздывать? Но я не видел на улице ни одной машины, которая могла бы им принадлежать, и с улицы в спортзале не было заметно никаких признаков жизни.
   Возможно, внутри здания находилась стоянка. В дальнем его конце я видел что-то похожее на ворота гаража. На месте Стетнера я предпочел бы ставить машину внутри. Я не знал, какая у него машина, но, если она хоть сколько-нибудь соответствовала стилю его жизни, ее не стоило оставлять на улице.
   Надо было чем-то занять голову - хотя бы вычислять, на каком мы участке. Или они там, или их там нет; или они встретят меня рукопожатием, или пулей. Но я знал, что они там, потому что чувствовал на себе их взгляд, когда подходил к двери. Кассету я положил в карман плаща, решив, что они не станут стрелять, пока не убедятся, что она со мной. А "смит-и-вессон" калибра 9,6 миллиметра был там, куда я его спрятал, - под пиджаком, я чувствовал, как он оттягивает ремень. Мне было бы легче его достать, если бы он был в кармане плаща, но я хотел, чтобы он оставался при мне, даже если я сниму плащ, и поэтому...
   Да, они и в самом деле следили за мной. Дверь открылась прежде, чем я постучал. И никакого наведенного на себя ствола я не увидел. Там был только Берген Стетнер в той же замшевой спортивной куртке, которую я видел на нем в четверг вечером. Брюки на этот раз были цвета хаки, похожие на армейские и заправленные в сапоги. Костюм довольно странный, детали никак не вязались друг с другом, но на нем все это почему-то выглядело нормально.
   - А, Скаддер, - сказал он. - Вы точно вовремя.
   Он протянул мне руку, и я ее пожал. Его рукопожатие было крепким, но не чересчур - он просто на секунду сжал мою руку и тут же отпустил.
   - Теперь я вас узнал, - сказал он. - Я что-то смутно помнил, но не мог отчетливо вас себе представить. Ольга говорит, что вы напоминаете ей меня. Нет, наверное, не внешне. Или есть сходство? - Он пожал плечами. - Мне так не кажется. Ну что, пойдем вниз? Дама нас ждет.
   В его манере поведения было что-то театральное, словно на нас смотрели невидимые зрители. Может быть, он снимает все это на пленку? Но зачем?
   Я обернулся, потянул на себя дверь и плотно закрыл. В руке у меня была спрятана пластинка жвачки, которую я прилепил к язычку замка, чтобы он не защелкнулся. Я не знал, сработает ли она, но в общем это было не так уж необходимо: Баллу всегда сможет вышибить дверь или, на худой конец, разбить замок выстрелом.
   - Оставьте, - сказал Стетнер. - Она запирается автоматически.
   Я повернулся к нему. Он стоял у лестницы, пропуская меня вперед с легким поклоном, изящным и в то же время ироническим.
   - После вас, - сказал он.
   Я спустился по лестнице впереди него, а внизу он меня догнал и взял под руку. Мы шли по коридору мимо комнат, в которые я тогда заглядывал, к открытой двери в самом его конце. Эта комната резко отличалась своим видом от всего остального здания и, безусловно, не была местом действия их фильма. Она была несоразмерно велика - метров девять в длину и шесть в ширину, пол сплошь покрывал толстый ворсистый ковер серого цвета, а голые бетонные стены были затянуты светлой, почти белой материей.
   В дальнем конце комнаты я увидел громадную кровать с водяным матрацем, покрытую чем-то вроде шкуры зебры. Над кроватью висела картина - абстрактные геометрические фигуры, сплошь прямые углы и линии, выдержанные в чистых цветах спектра.
   Ближе к двери стояли мягкий диван и два кресла, а перед ними на подставке - телевизор с большим экраном и видеомагнитофон. Диван и одно из кресел были грифельно-серые, несколько темнее, чем ковер. Другое кресло было белое, и на нем лежал коричневый кейс.
   На стене висели стереодинамики, а справа от них стоял сейф двухметровой высоты и почти такой же ширины. Над динамиками висела еще одна картина написанное маслом дерево с яркими и сочными зелеными листьями, а на противоположной стене - два портрета работы какого-то старинного американского художника в одинаковых резных позолоченных рамах.
   Под портретами находился бар с множеством бутылок. Ольга, стоявшая там со стаканом в руке, повернулась ко мне и спросила, что я буду пить.
   - Ничего, спасибо.
   - Но вы должны что-то выпить, - сказала она. -Берген, скажи Скаддеру, что он должен выпить.
   - Он не хочет, - сказал Стетнер.
   Ольга недовольно нахмурилась. Как она и обещала, на ней был тот же костюм, что и в фильме: длинные перчатки, высокие каблуки, кожаные брюки с разрезом в паху. Соски грудей были подкрашены. Она подошла к нам, держа в руке свой стакан - что-то прозрачное со льдом. Не дожидаясь моего вопроса, она сообщила, что это водка, - я уверен, что не хочу выпить? Я ответил, что уверен.
   - А ничего у вас тут комната, - сказал я.
   - Не ожидали, а? - просиял Стетнер. - Здесь, в этом ужасном здании, в самой заброшенной части глухой окраины, мы устроили себе вот это прибежище тайный форпост цивилизации. Только одно я тут хотел бы изменить.
   - Что же?
   - Перенести все это на этаж ниже. - Поймав мой удивленный взгляд, он улыбнулся. - Зарыться глубже в землю, - пояснил он. - Углубиться, насколько нужно, чтобы потолок здесь был высотой метра в три с половиной. Да какого черта, четыре с половиной! И конечно, устроить потайной вход. Чтобы здание могли обыскивать, сколько душе угодно, и никогда не догадались, какой роскошный мир лежит у них под ногами.
   Ольга закатила глаза к небу, и он рассмеялся.
   - Она считает, что я сумасшедший. Может быть, она и права. Но я живу так, как хочу, понимаете? Я всегда жил так, как хотел. И всегда буду так жить. Снимите плащ, вам, наверное, жарко.
   Я снял плащ, достал из кармана кассету. Стетнер взял у меня плащ и бросил на спинку дивана. Он ничего не сказал про кассету, а я ничего не сказал про кейс. Оба мы держались в высшей степени цивилизованно, под стать окружавшей нас обстановке.
   - Вы все смотрите на эту картину, - сказал Стетнер. - Знаете, чья работа?
   Это был маленький пейзаж с деревом.
   - Похоже на Коро, - ответил я.
   Он поднял брови - это произвело на него впечатление.
   - У вас верный глаз, - заметил он.
   - Подлинник?
   - В музее в этом не сомневались. И вор, который ее оттуда унес, тоже не сомневался. Если принять во внимание, при каких обстоятельствах я ее приобрел, у меня не было возможности пригласить эксперта, чтобы окончательно убедиться. - Он улыбнулся. - Но вот в данном случае я хотел бы убедиться в подлинности того, что покупаю. Вы не возражаете?
   - Ничуть, - ответил я.
   Я протянул ему кассету, он прочитал вслух название и рассмеялся.
   - Значит, Левек все-таки был не лишен чувства юмора, - сказал он. Правда, при жизни он это хорошо скрывал. Если вы тоже хотите убедиться, что все начистоту, можете открыть кейс.
   Я отпер замки и поднял крышку. Там лежали пачки двадцатидолларовых купюр, стянутые резинками.
   - Надеюсь, вы не будете возражать против двадцаток, - сказал он. - Вы не уточнили, какие купюры вам нужны.
   - Эти меня устраивают.
   - Пятьдесят пачек, по пятьдесят купюр в пачке. Не хотите пересчитать?
   - Я вам доверяю.
   - Мне следовало бы проявить такое же благородство и поверить вам, что это и есть та пленка, которую записал Левек. Но я все-таки, пожалуй, прокручу ее.
   - Почему бы и нет? Ведь я же открыл кейс.
   - Да, это было бы проявление полного доверия, правда? Взять кейс не открывая. Ольга, ты права. Этот человек мне нравится. - Он похлопал меня по плечу. - Знаете что, Скаддер? По-моему, мы с вами станем друзьями. По-моему, нам суждено стать очень близкими друзьями.
   Мне вспомнилось, что он говорил Ричарду Термену: "Мы с вами теперь так близки, что ближе не бывает. Мы братья по крови и по семени".
   Он запустил кассету, выключив звук. Сначала он прокручивал ее вперед большими кусками, и в какой-то момент я подумал, не перепутал ли я пленки в банке и не увидим ли мы сейчас обычный вариант "Грязной дюжины". Вообще-то не имело никакого значения, что было на пленке, если только Мик Баллу перестанет чесать задницу и займется входной дверью, - но дело что-то затягивалось.
   - Ага, - сказал Стетнер.
   Я вздохнул с облегчением - начался их фильм. Стетнер стоял, упершись руками в бедра, и пристально смотрел на экран. Телевизор здесь был больше, чем у Элейн, и из-за этого фильм производил еще более сильное впечатление. Я почувствовал, что не могу отвести глаз от экрана. Ольга стояла, тесно прижавшись к мужу, и смотрела как загипнотизированная.
   - До чего же ты красива, - сказал ей Стетнер и обернулся ко мне: - Вот она здесь во плоти, но я должен увидеть ее на экране, чтобы оценить ее красоту. Любопытно, правда?
   Не знаю, что я собирался ответить, но все равно меня никто бы не услышал, потому что в этот самый момент где-то в здании раздались выстрелы. Сначала два, один за другим, потом целая россыпь в ответ.
   - Господи Иисусе! - воскликнул Стетнер и круто повернулся к двери.
   Я начал действовать сразу, как только до меня дошло, что происходит. Сделав шаг назад, я откинул левой рукой полу пиджака, а правой выхватил револьвер, держа указательный палец на спуске, а большой на курке. За спиной у меня была стена, так что я мог одновременно держать их под прицелом и наблюдать за дверью.
   - Стоять, - сказал я. - Никому не двигаться.
   На экране Ольга забралась на мальчика и стала насаживать себя на его член. Потом, в мертвой тишине, начала дергаться на нем, словно в бешеной скачке. Я видел это краем глаза. Но Берген и Ольга теперь уже не смотрели на экран. Они стояли рядом, глядя на меня и на револьвер у меня в руке. Никто из нас троих не произнес ни звука, как и та пара на экране.
   В тишине раздался выстрел. Потом снова стало тихо, а через несколько секунд на лестнице послышались шаги.
   Шаги доносились уже из коридора, было слышно, как открывают и закрывают двери. Стетнер хотел что-то сказать, но тут я услышал громкий голос Баллу, который звал меня.
   - Я здесь! - крикнул я. - В конце коридора.
   Он ворвался в комнату. Большой автоматический пистолет казался детской игрушкой в его громадной ручище. На нем был отцовский фартук. Лицо его было искажено яростью.
   - Том ранен, - сказал он.
   - Тяжело?
   - Не очень, но он лежит. Эти сволочи устроили ловушку - когда мы вошли в ту сучью дверь, там в темноте караулили двое с пистолетами. Хорошо еще, стрелки они никуда не годные, но Тома все-таки успели подстрелить, пока я их не свалил. - Он тяжело дышал, хватая ртом воздух. - Одного наповал, а другого уложил с двумя пулями в животе. Потом сунул ему пистолет в рот и разнес его паскудную башку. Сука поганая, стрелять в людей из засады.
   Вот почему Стетнер как будто играл на сцене, когда открыл мне дверь. Там и в самом деле были зрители - охранники, которые прятались в темноте.
   - Где деньги? Забираем их и везем Тома к врачу.
   - Вот ваши деньги, - мрачно сказал Стетнер и показал на все еще открытый кейс. - Вы могли спокойно забрать их и уйти. Зачем было все это устраивать?
   - У вас была охрана, - сказал я.
   - Исключительно ради предосторожности, и, похоже, я оказался прав, что принял меры. Хотя особой пользы это мне не принесло, верно? - Он пожал плечами. - Вот ваши деньги. Забирайте и проваливайте.
   - Здесь пятьдесят тысяч, - сказал я Баллу. - Но в сейфе есть еще.
   Он взглянул на сейф, потом на Стетнера.
   - Открывай! - рявкнул он.
   - Там ничего нет.
   - Открывай сейф, сука!
   - Там только пленки, но они куда хуже той, что идет сейчас. Интересно сделана, как по-вашему?
   Баллу бросил взгляд на экран - он только сейчас его заметил. Через несколько секунд до него дошло, что там происходит. Он прицелился из "зауэра" и нажал на спуск. Несмотря на солидную отдачу, его рука не шевельнулась, словно каменная. Кинескоп с грохотом взорвался.
   - Открывай сейф, - еще раз сказал он.
   - Я не держу там деньги. Кое-что хранится в банке, а остальные - в сейфе у меня дома.
   - Если не откроешь, считай, что ты покойник.
   - Вряд ли я смогу его открыть, - ответил Стетнер спокойно. - Вечно забываю шифр.
   Баллу сгреб его за рубашку, швырнул к стене и ударил по лицу тыльной стороной руки. Стетнер спокойно смотрел на него. Струйка крови побежала у него из ноздри, но если он это и почувствовал, то не подал вида.
   - Глупо, - сказал он. - Я все равно не открою. Если открою, можно считать, что мы покойники.
   - И если не откроешь, считай, что ты покойник, -сказал Баллу.
   - Тогда вы просто идиоты. Если мы останемся живы, мы достанем для вас гораздо больше денег. А если вы нас убьете, то никогда не сможете открыть этот сейф.
   - Мы все равно уже, можно считать, покойники, -сказала Ольга.
   - Не думаю, - бросил ей Стетнер и продолжал, обращаясь к Баллу: Можете избить нас, если хотите. У вас пистолеты, вы хозяева положения. Но неужели вы не понимаете, что это бессмысленно? Там, наверху, ваш Том истекает кровью. Он умрет, пока вы теряете время, пытаясь заставить меня открыть пустой сейф.
   Почему бы вам без долгих разговоров не забрать эти пятьдесят тысяч и не оказать своему человеку медицинскую помощь?
   Мик взглянул на меня и спросил:
   - Как ты думаешь, что у него в сейфе?
   - Думаю, что-нибудь хорошее, - сказал я. - Иначе он бы его уже открыл.
   Мик медленно кивнул, повернулся и положил "зауэр" рядом с кейсом. Я все еще держал обоих под прицелом своего "смит-и-вессона". Мик вынул из кармана фартука топор с надетым на лезвие кожаным чехлом. Он снял чехол. Лезвие было из углеродистой стали, почерневшее за годы службы. На мой взгляд, оно выглядело устрашающе, но Стетнер бросил на него презрительный взгляд.
   - Открывай сейф, - сказал ему Баллу.
   - Вряд ли.
   - Сейчас я ей сиськи оттяпаю, - сказал он. - В фарш ее изрублю.
   - Но от этого деньги у вас в кармане не появятся, не так ли?
   Я вспомнил про того торговца наркотиками из Джамейка-Эстейтс, который решил, что это блеф. Я не знал, блефует сейчас Мик или нет, но выяснять это мне что-то не хотелось.
   Мик схватил Ольгу за руку выше запястья и подтащил к себе.
   - Погоди, - сказал я.
   Он взглянул на меня. Глаза его горели яростью.
   - Картины, - сказал я.
   - О чем ты?
   Я показал на маленький пейзаж Коро.
   - Это стоит дороже всего, что у него есть в сейфе, - сказал я.
   - На какой хрен она мне нужна? Я не собираюсь торговать картинами.
   - Я тоже, - сказал я, прицелился и выстрелил. Пуля угодила в стену в нескольких сантиметрах от картины и отбила кусок бетона, а заодно пробила брешь в хладнокровии Стетнера.
   - Сейчас я ее расстреляю к чертовой матери, - сказал я. - И остальные тоже.
   Я направил револьвер в сторону портретов и, не целясь, нажал на спуск. Пуля попала в портрет женщины и проделала в нескольких сантиметрах от ее головы маленькую круглую дырочку.
   - Боже мой! - произнес Стетнер. - Вы вандалы.
   - Это всего-навсего краска и холст, - сказал я.
   - Боже мой! Сейчас открою сейф.
   Он быстро и уверенно набрал шифр. Слышны были только щелчки механизма. Я по-прежнему держал в руках "смит-и-вессон", вдыхая запах пороха. Револьвер был тяжелый, и рука у меня ныла от отдачи. Мне хотелось опустить ее. Больше не было смысла держать их под прицелом. Стетнер возился с сейфом, Ольга оцепенела от ужаса и не могла шевельнуться.
   Стетнер набрал последнюю цифру, повернул ручку и распахнул дверцы. Мы увидели стопки банкнот. Я стоял чуть сбоку, и часть их заслоняли от меня фигуры обоих мужчин. Я увидел, как рука Стетнера метнулась в открытый сейф, и крикнул:
   - Мик, у него пистолет!
   В кино это показали бы замедленной съемкой, и что интересно - мне это так и запомнилось. Протянутая рука Стетнера, медленно хватающая маленький вороненый автоматический пистолет. Рука Мика с зажатым в ней огромным топором, занесенная высоко над головой и описывающая в воздухе сверкающую дугу.
   Лезвие, которое чисто и аккуратно, как хирургический скальпель, перерубает запястье. Кисть, отскочившая вперед, словно освободившись от руки.
   Стетнер, стоявший лицом к сейфу, круто повернулся к нам. Он весь побелел, рот его приоткрылся от ужаса. Руку он держал перед собой, словно щит. Из обрубка фонтаном била кровь, ярко-алая, как восход солнца. Он стоял, шатаясь и беззвучно шевеля губами, и брызги крови из его руки летели в нас. Баллу издал жуткий гортанный звук, еще раз взмахнул топором и вонзил его Стетнеру в шею над самым плечом. От удара тот упал на колени, и мы отступили назад. Стетнер повалился на пол и лежал неподвижно, заливая кровью серый ковер.
   Ольга стояла не двигаясь. По-моему, за все это время она ни разу не шевельнулась. Челюсть у нее бессильно отвисла, руками она стиснула груди, и было хорошо видно, что ногти у нее в точности такого же цвета, как и соски.
   Я перевел взгляд на Баллу. Он медленно поворачивался к ней. Фартук его был весь залит свежей кровью, рука крепко сжимала топор.
   Не колеблясь ни секунды, я быстро прицелился и нажал на спуск. "Смит-и-вессон" подпрыгнул у меня в руке.
   23
   Первый выстрел был сделан наспех, и я промахнулся. Пуля попала ей в правое плечо. Я упер локоть в ребра и выстрелил во второй раз, потом в третий. Обе пули попали прямо в грудь, точно посередине между подкрашенными сосками. Глаза ее погасли еще раньше, чем тело коснулось пола.
   - Мэтт!
   Я стоял, глядя на нее сверху вниз, а Мик снова и снова окликал меня. Потом я почувствовал, что он положил руку мне на плечо. В комнате пахло смертью - в воздухе смешались запахи выстрелов, крови и испражнений. Я испытывал безмерную усталость, и в горле у меня стоял комок, словно что-то застряло там и просилось наружу.