Блумлейн Майкл. По живому

   Терри попробовал облизнуть губы. Они казались распухшими. Он коснулся языком ниток, между ними нащупал узкие полоски своей плоти.
   – Надо было помыть мне рот мылом, – пробормотал он.
   – Мылом?
   – Я шучу.
   У Фрэнки был торжествующий вид. – Почему-то мне кажется, что я играю тебе на руку.
   – Ты мне? – Он попробовал засмеяться, но мешали швы. – Ну-у... Ты все делаешь правильно.
   – Ты такой послушный.
   – Мне нужна помощь, Фрэнки. Я себя не контролирую.
   – Интересно.
   – Мне нельзя доверять.
   – Я должен доверять тебе. Сейчас особенно.
   – Не нужно, это риск.
   – Всему можно и поучиться. Я учусь. Ты тоже сможешь.
   – Ну, если ты так уверена...
   Фрэнки вздохнул. Стоя перед Терри, он пробежал пальцами по своему телу, очертил груди, талию, изгиб бедер.
   – Терри, скажи, кто я?
   – Он жадно смотрел на нее, но ответить боялся.
   – У тебя есть глаза, Терри. Ты знаешь. Знаешь, потому что видишь, потому что я здесь, потому что разговариваю с тобой. Понятно? Это есть я. Это и больше ничего. Если я умею учиться, ты сумеешь тоже.

* * *

   На следующее утро Терри позвонил на обе работы и сообщил, что болен. Говорил он удивительно отчетливо, не считая некоторых согласных, в основном "б" и "п", им чуточку не хватало силы. Боль еще немного беспокоила, но чувствовал в общем он себя прекрасно. Фрэнки приготовил роскошный завтрак: яйца на тосте, свежие фрукты – все такое, что Терри съесть никак бы не мог своим ртом-щелочкой. У них не было блендера, чуть позже Фрэнки вышел и купил пакетик соломинок и бутылку сока. Весь день они провели дома, в основном у экрана телевизора. Фрэнки протер Терри губы спиртовыми примочками, сам убрался по дому – от предложения Терри помочь отказался. Время от времени подавал в стакане сок и держал, пока Терри пил через соломинку – руки у него были связаны. Потом он вымыл Терри губкой и шампунем и уложил спать.
   На следующий день Терри снова сказался больным. Он хорошо выспался и, несмотря на то, что мучил голод, выглядел свежим. Губы заживали хорошо – это благодаря Фрэнки и ее заботе, подумал Терри. Ему захотелось остаться здесь как можно дольше.
   Фрэнки выглядел хуже обычного.
   – Плохо спала? – поинтересовался Терри.
   – Это мое дело.
   – А я спал как дитя.
   – Тебе не очень трудно будет приготовить для меня кофе в постель?
   – Нет проблем. – Он направился в кухню. – Может, завтрак тоже сделать?
   – Я сам.
   – Мне снится еда... горы еды. – Терри помолчал, вспоминая. – И ты снишься тоже.
   – А впрочем, почему бы не позавтракать. Ты сумеешь поджарить яичницу?
   Терри ухмыльнулся. – С завязанными-то руками?
   – Тебе смешно? Я рад. Тогда приготовь мне из двух яиц. И еще бекон, тосты, кофе. Ты любишь джем?
   – Очень.
   – Положи немного джема на тост. И принеси все это в мою комнату, когда будет готово. Не забудь постучать.
   Терри ушел. Через десять минут он постучал в дверь спальни. Фрэнки заставил немножко подождать и только потом разрешил войти. Он показал на туалетный столик.
   – Поставь там.
   – Можно мне остаться?
   – Неприлично смотреть на человека, когда он ест.
   – Я возьму сок.
   Фрэнки секунду раздумывал, но потом согласился. Он сел поудобнее и начал завтракать, а Терри принес себе стакан апельсинового сока.
   – Фрэнки, у нас кончаются запасы.
   – Так пойди и купи.
   Терри опустил глаза. Фрэнки размеренно жевал, в воздухе нависло молчание.
   – Мне как-то неловко.
   – Что? Стесняешься, да?
   – Сходи ты, пожалуйста.
   – У меня свои планы.
   Терри не смог сдержаться. – А что сегодня не так?
   Фрэнки задумался – как ответить. Сегодня он проснулся с обрывком сна, видение было очень ясное. Он больше не жертва, двуполость перестала его мучить. Напротив, теперь казалось, что какие-то отклонения исчезли и все тело стало нормальным и приятным. Во сне его трансформированное "я" было полнее, чем он сам сейчас или существовавшая прежде девушка, от этого становилось хорошо на душе, раз так, то зачем же кому-то мстить? Он был лучше прежнего мужчины. И лучше женщины.
   К сожалению, видение унеслось и, возможно, уже не вернется. Слишком поздно смеяться над собой. Слишком поздно отказываться от мести. Был прекрасный момент вдохновения, сейчас ничего этого нет. Если б не горечь потери, он бы сейчас ответил не так.
   – Я что-нибудь не так сделал? Кофе... дело в этом?
   – Кофе прекрасный.
   – Тогда что же?
   – А ты подумай.
   – Не знаю. Ты не привыкла видеть меня целыми днями дома? И все?
   Фрэнки вытер губы салфеткой и холодно произнес: – Привычки – это привычки, Терри. Факты – это факты. Но к зубной боли никто еще не привыкал.

* * *

   Фрэнки не было дома весь день, вернулся он к вечеру с пустыми руками. И Терри пришлось довольствоваться водой. На следующий день он снова сказался больным. Оба старших санитара поинтересовались, как долго он собирается болеть. Терри не смог что-либо определенно ответить.
   Этим утром у Фрэнки было хорошее настроение, он первым делом вышел и купил для Терри сок. Даже налил в стакан и поднес, как раньше. К несчастью, соломки куда-то таинственно исчезли, и Терри пришлось пить через край, что удавалось с трудом, и много проливалось мимо. Но это все же было лучше, чем совсем ничего.
   Швы почти зажили. Глубоко впившиеся черные нитки казались такой же частью его тела, как брелки на туловище, свербящий голод и вывернутое наизнанку самолюбие. Нитки эти стянули ему рот, когда Терри осторожно зевнул; он не мог ни смеяться, ни улыбаться, но это не имело значения. Он обходился без этих простых эмоций, и с каждым днем пребывания без пищи считал себя все более исключительным. Чем большим лишениям его подвергали, тем больше он растворялся в самом себе. Сердце молило, чтобы его раздели донага.
   Через несколько дней вернулась кошка. Терри был с ней очень мил. Он даже звуком не возразил, когда Фрэнки взял кошку на руки. Послушно налил в блюдце молоко и с интересом смотрел, как гостья лакает. На следующий день все повторилось, только Фрэнки, вдруг встрепенувшись, воззрился на Терри.
   – Ужас какой! До меня только сейчас дошло, что ты, наверное, голодаешь.
   Терри пожал плечами.
   – О нет, – проговорил Фрэнки, – притворяться не надо. – Он склонился к кошке. – Настаиваю. Пожалуйста. Допей, что здесь осталось.
   Фрэнки убедился, осталось ли что в блюдце и напилась ли кошка. Терри попробовал пить из блюдца, но это оказалось сложнее, чем из стакана, а кошка, заинтересовавшись бегущими тонкими струйками, принялась слизывать молоко с его кожи. Терри нравился ее шершавый язык, но еще больше – ласковые касания неожиданно расщедрившейся Фрэнки. Иногда она чуть ли не носила его на руках, но порою была далекая, как луна. Он никогда не знал, чего ждать от нее, и всегда был в напряжении. Это делало жизнь интереснее.
   Фрэнки читал ему тексты, в основном медицинские. Он сидел, поджавшись, один или с кошкой, и глаза его бегали по строчкам точных неприкрашенных описаний. Иногда Фрэнки читал статьи, собранные из разных женских журналов – о красоте, преданности и грации, слишком заумные для Терри.
   Однажды он вернулся домой с пачкой журналов и зеркалом во весь рост. Зеркало прислонил к стене в гостиной, напротив софы, где спал Терри. Все журналы, за исключением двух, были о культуристах и спортсменах. Пролистав страницы, Фрэнки вырезал наиболее привлекательные и наклеил клейкой лентой к деревянной рамке по овалу зеркала, оставив свободные места в самом верху и самом низу. Два других журнала были с девицами: осторожно вырезав самых красивых, Фрэнки заклеил ими свободное пространство. Получился новый пантеон, на него ушло все утро, но дело того стоило. В последующие недели Терри позировал для него перед зеркалом, становился в те же позы, что на фотографиях, придумывал свои позы, в общем, выставлял напоказ свой товар. То обнаженный до пояса, то едва прикрытый, то совершенно голый. Татуировка раздражала Фрэнки. Иногда, правда, он воспринимал ее как полнейший абсурд, и тут же успокаивался. Татуировка на теле Терри, а не на его. Жертва Терри, а не он.
   Фрэнки вниманием его не баловала, иногда уходила к себе в спальню или вообще из дома. Тогда для Терри наступали трудные часы. Ему не нравилось оставаться одному: он не знал, что делать с собой, да и зеркало омрачало его существование. Вначале собственное отражение повергало его в ужас: изможденное худое лицо, голодные глаза, он больше походил на призрак, чем на человека – скелет, обтянутый кожей. Терри закрыл зеркало простыней, но Фрэнки сдернула ее и велела так больше не делать. То-то и плохо было, что никуда не спрячешься. Но постепенно Терри научился справляться с призраком, мучавшим его, жившим с ним в одной комнате. Он сделал то же, что и с нашиванием брелков. Превратил боль в удовольствие – набожные люди, как гласит история, морили себя голодом во имя любви и преданности. Вот и он такой же. Ему предназначено выполнить святую миссию, его жалкое тело – святой сосуд. Мысли об этом помогали воспринимать жизнь по-новому, он чувствовал в себе силы совершить предначертанное. Но энергия его истощалась. И с каждым уходящим днем нарастала слабость. Терри замечал, что все сложнее становится жить одной иллюзией. Он чаще стал видеть себя таким, каким был: существо-клубочек, ненавидящее и пожирающее себя. Час за часом он уменьшался, плоть таяла. Однажды проснется и тут же умрет...
   На следующей неделе у Фрэнки возникла идея. Он долго крутил приемник, пока не нашел волну с хорошей ритмичной музыкой. Потом заставил Терри раздеться до трусов, прибавил громкость и поудобнее сел на софе, рядом легла кошка. Поглаживая ее по шерстке, он приказал Терри танцевать.
   Терри подчинился с готовностью. Переместив центр тяжести на одну ногу, подпрыгнул, но от слабости ноги подкосились, и он упал. Поднявшись, упорно продолжал, в такт танцу подпрыгивали с насмешливым звяканьем его "медали". Фрэнки приказал танцевать у зеркала и смотреть при этом на свое отражение. Терри так и сделал, но вскоре стал задыхаться. Он спросил, можно ли ему перестать.
   – Я горжусь тобой, – заявил Фрэнки. – Не каждый мужчина способен на то, что ты сейчас продемонстрировал.
   Терри даже не понял, что над ним издеваются, он стоял на коленях и весь дрожал.
   – Может, теперь станцую я? – вдруг предложил Фрэнки. Его слова прозвучали дерзким выпадом, и эта дерзость всего лишь отражала дурацкую непостижимость ситуации. – Как в прежние времена...
   – Ты?
   – Только я должен связать тебе руки. Сам понимаешь, в целях безопасности.
   Он затянул кушаком запястья Терри, потом поднялся и стал разминаться. На нем были темные джинсы и обтягивающий свитер, они подчеркивали плавность его контуров. В душе зажегся былой огонь, он начал раскачиваться в ритм музыке, поводить плечами. Дальше пошло само собой, заученные давно движения всплывали в памяти и становились грациозно-текучими картинами танца. В зеркале его окружали символы мира, прилепленные к рамке: "племенные жеребцы" разных мастей, боги мышечного великолепия в шикарных позах и две богини – ухоженные и обнаженные, одна в прозрачной фате, другая в рваных трусиках и блузе, они улыбались, будто открывая друг другу секреты. Не думая, куда поставить ногу и как показать грудь, Фрэнки танцевал в своем всегдашнем неподражаемом стиле.

Тело любимых становится географией собственной души

   Синдром Леш-Нихана – это рецессивное генетическое расстройство половой сферы, при котором наблюдается умственная отсталость, двигательные расстройства и агрессивное поведение со склонностью к членовредительству.
   Первые симптомы этого заболевания, как правило, проявляются на второй год жизни во втором поколении, причем только у мужского пола. Умственная отсталость может быть от умеренной до сильной, двигательные расстройства – в форме судорожных непроизвольных мелких движений пальцев рук и ног. Наблюдается самоизувечение конечностей и ротовой области. Если больной находится без присмотра, он изжевывает в кровь губы, щеки и фаланги всех пальцев. Эти постоянные не поддающиеся контролю действия сопровождаются сильной болью, и страдающий взывает о помощи, не в силах сам себе помочь.
   Совсем другую картину являет членовредительство у пограничных и психотических больных. Повреждения себе они наносят время от времени и самые разнообразные: прижигают сигаретой, режут кожу лезвием, разбивают себе голову, капают кислоту, сдирают лицо наждачной бумагой, ломают кости молотком. В половине случаев пациенты почти или совсем не чувствуют боли. Установлено, что нейроэндорфинная система у таких людей вырабатывает огромные количества эндогенных наркотиков, потому они и не чувствуют боли.
   Причина саморазрушительного поведения у больных с синдромом Леш-Нихана связывается учеными с генетической аномалией длинной ветви Х хромосомы, приводящей к нарушению активности одного из ферментов. Сейчас ученые пытаются выяснить, как столь узкая биохимическая патология может дать такие страшные последствия.
   Генетические исследования проводятся также с членовредительствующими пациентами, не относящимися к синдрому Леш-Нихана, но пока закономерности еще не выявлены. Здесь все не так просто. Некоторые исследователи выдвинули теорию, что такие пациенты страдают, в дополнение к основной патологии, примитивизацией любви и ненависти, в результате чего агрессия нейтрализуется, включаясь в ткань сексуальности. С точки зрения Кернберга, садизм, мазохизм, ненависть и любовь – нормальные стадии развивающегося ребенка. Стремление к страданию ради любви и желание, чтобы объект любви тоже страдал: элементы этих эмоций есть у всех, но в норме лишь элементы. Подобная закономерность наблюдается не только у взрослых, но и у детей. Здоровое эротическое поведение зависит от способности человека успешно соединять, "сплавлять воедино" эти основные противоречивые эмоции. У тех, кто "сплавлять" не способен, любовь и ненависть могут навсегда остаться расщепленными, эта двойственность совершенно невыносима, ибо агрессия, переходящая у здоровых людей в эротическое желание и зрелую половую любовь, становится источником дисфории, извращений и самоистязаний.

* * *

   Однажды вечером, когда все ему наскучило, Фрэнки принес коробку с шитьем. Терри впервые увидел миниатюрные наряды. Его организм уже настолько ослабел, что даже выказать интерес ему было трудно. Однако же он осыпал Фрэнки комплиментами, возносил ее заботу и внимание: будучи творением ее рук, он чувствовал некое родство с миниатюрами, которые сейчас перебирал. И все-таки в глубине души он понимал, что вдохновение Фрэнки черпала в основном у кошки. Ревнуя, он потребовал нарядов для себя. Фрэнки задумался.
   – Четыре ноги, – молвил он наконец. – Сейчас я шью на четыре ноги.
   – У меня как раз четыре. Две руки и две ноги, – показал Терри.
   – Ты не понял.
   – Я понял. – Он опустился на четвереньки. – Хочешь, покатаю?
   Фрэнки, презрительно кривясь, уселся на него. Терри двинулся вперед, но тут же свалился.
   – Я совсем слабый.
   – Слабость тела и слабость духа, – констатировал Фрэнки. – Надо тебя подкрепить. Я не хочу, чтобы ты исчез. По крайней мере, сейчас.
   Несколько дней он поил Терри белковыми напитками, чем-то меловым и противным на вкус, что щекотало пищевод и тяжело оседало в сморщенном желудке. Кошка не желала иметь с ними ничего общего. Фрэнки подолгу занимался Терри, его морщинистой от недоедания кожей. Того, что Терри потреблял, не хватало для наращивания массы, он едва оставался в живых. В конце недели Фрэнки поднял его, сводил в туалет, сам помыл и побрил. Однажды он опять попросил Терри станцевать для него.
   Убедившись, что при необходимости он сможет омолодить своего подопечного, Фрэнки решил, что пора пригласить кого-нибудь. Были звонки от Бренды, Сэла, Маркуса, но Терри неизменно отказывался разговаривать с ними. Фрэнки не настаивал, ему скорее нравилось, что никто не мешает, но сейчас ситуация назрела. Не обращая внимания на мольбы Терри, скулившего и стыдившегося себя, он набрал номер Маркуса.
   Они договорились встретиться через неделю, времени, подумал Фрэнки, предостаточно. Он перестал питать Терри протеиновыми напитками, возобновил диету водой. Все признаки жира у него давно исчезли, да и последние мышцы таяли на глазах. Терри сейчас был кожа да кости, совсем слабый. Лицо – голый череп, руки и ноги как спички. Слишком надломленный, чтобы представлять опасность, он уже никогда не смог бы воспрянуть. Фрэнки приказывал, и он подчинялся, не раздумывая. Если ему велели сесть – садился, исчезнуть с глаз – вжимался в угол, пытаясь стать невидимым. Когда она уходила, Терри разглядывал себя в зеркало, смутно догадываясь, что с ним стало, и не в силах вернуть себя.
   А Фрэнки все видел и все понимал. На его глазах утолщались стены тюрьмы, в которой сидел Терри, побег становился невозможным. От этого ему тоже не хватало воздуха. Он тоже жил с болью, но боль, казалось, была ценой его жизни, освобождения. У него-то впереди была свобода. Оставалось совсем немного.
   За два дня до визита Маркуса Фрэнки снял швы: разрезал нитки ножницами для вышивания и осторожно вытащил их пинцетом. Минимум крови, да и та остановилась, когда он промокнул тряпочкой. Челюсть у Терри одеревенела, рот открывался не более чем на дюйм. Губы выглядели хорошо, правда, не совсем как раньше. Ну да ничего.
   Позвонила Эдна, спросила, как дела, справилась ли Фрэнки со своими проблемами.
   – У меня большой прогресс, – ответил Фрэнки и склонил голову, обращаясь к Терри. – Что скажешь, Терри?
   По указанию Фрэнки Терри полировал свои брелки. Услышав вопрос, вскинул глаза.
   – Каким же он стал, а? – раздумывал вслух Фрэнки. – Послушным? Уравновешенным? Конечно, он стал старательнее. Большой прогресс. Стоит взглянуть, приезжай.
   Эдна выразила свое восхищение и предложила на днях встретиться. За ужином, может, все втроем...
   – Прекрасная мысль, – согласился Фрэнки. – Мы любим, когда к нам приходят гости.
   Некоторое время они еще о чем-то болтали, потом Фрэнки положил трубку и повернулся к Терри.
   – Да на тебя спрос, Терри. Но ты вряд ли способен это оценить.
   Терри сжался, почувствовав угрозу.
   – Тобой интересуются друзья. Даже Эдна. Они звонят, им хочется знать, как ты поживаешь. Все скучают по твоему веселому лицу. Твоему обаянию. Хотят тебя видеть.
   – Я для этого не гожусь.
   – Не устраивай сцену. Посмотрись лучше в зеркало. Ты стал таким, каким и хотел стать. Сам говорил, я помню. Как можно стыдиться любви?
   – Я жалкий и отвратительный.
   – Да нет, вид у тебя героический. – Он подошел к Терри и мягко привлек его голову к себе на грудь. – Мой генерал. Мой печальный и красивый генерал.
   В день визита Маркуса Терри так разволновался, что Фрэнки пришлось солгать, сказав, что он позвонил и отменил встречу. Терри и без этих встреч будет прекрасен, улыбнулся он, наполнил ванну и помог ему залезть туда. Брелки, болтавшиеся на нитках, дружно легли на поверхность воды, они плавали, как миниатюрные игрушки для ванны. Фрэнки намылил своего мужчину, осторожно, чтобы не оторвались брелки. Вымыл волосы шампунем. Затем побрил ему лицо, сбрил волосы на груди и подмышками, объясняя, что так меньше пахнет. Помог Терри вылезти из ванны, насухо обтер и проводил до софы. И ушел к себе в комнату одеваться.
   Через час раздался звонок. Фрэнки подошел к двери.
   – Это Маркус, – бросил он через плечо, посмотрев в глазок.
   Терри, шаркая ногами, тоже тащился к глазку, он был охвачен ужасом.
   – Не впускай.
   Фрэнки щелкнул первым замком. – Наверное, он меня не понял.
   Терри потянулся к двери дрожащей рукой. – Не впускай, я прошу.
   – Мы не можем его прогнать. – Фрэнки убрал руку Терри, как палый лист, прилипший к косяку. – Он твой друг. Мы должны быть гостеприимными.
   – Нет. Скажи ему, пусть уходит. Скажи, что я болен.
   – Тебе не кажется, что ты излишне чувствителен?
   – Пожалуйста, Фрэнки. Не впускай его. – Он стоял голый, его трясло. В голосе звучал страх.
   – Ну хорошо, – согласился Фрэнки, тронутый этим страхом. Он решил сжалиться – что ж, отправит Маркуса назад. – Иди в мою комнату. И запрись. Я постараюсь избавиться от гостя.
   Терри исчез в коридоре, и Фрэнки открыл последний замок, Маркус улыбнулся и приобнял ее, ступив в прихожую. Фрэнки провел его в гостиную. Маркус обвел глазами комнату.
   – Где мой друг? – спросил он.
   – Терри отдыхает.
   – Он что, не знает, что я пришел?
   – Он решил, наверное, что ты забыл о нашей встрече и не придешь.
   Маркус нахмурился, но не ответил. Он одним взглядом окинул Фрэнки. – А ты хорошо смотришься.
   Это не было преувеличением. Фрэнки по этому случаю надел безрукавное платье, которое купила ему Эдна. Белое, аккуратно драпированное, очень женственное. Бледная, с белой шелковой лентой в волосах, Фрэнки казалась Маркусу ангелом.
   – От тебя любой мужик с ума сойдет.
   Фрэнки улыбнулся. – Терри любит, когда я нарядный. Вот я и наряжаюсь.
   Маркус осмотрелся. – Здесь миленько, не как раньше. Ты, видать, постаралась.
   – Было. Но больше работал Терри. И вообще, он чудо-человек.
   – Образец. Я слышал, ему не повезло.
   Фрэнки не понял, что тот имеет в виду. – Кстати, – молвил он, – ты получил рубашки?
   – Рубашки?
   – Я послал тебе три штуки.
   – Ну да, конечно. Три рубашки с пуговицами на воротничках. Хочу спросить, где ты достала такие цвета?
   – Тебе не понравилось?
   – Разве я так сказал? Цвета – обалдеть, вот что... Столько мне внимания. Особенно от девушки, ну...
   – Тебе и Чарльзу.
   Маркус не сразу понял комплимент. Он улыбнулся. – Да, действительно. Мне и моему несравненному Чарльзу Бронсону.
   Прошло несколько минут. Фрэнки спросил Маркуса о работе.
   – Да, положил я глаз на другую. Там техническое. Не хочу больше елозить шваброй по полу. Пусть другие этим занимаются. – Он колебался, что-то обдумывая. – Кое-кто из ребят... в прачечной... они болтают... Говорят, что Терри нужно больше всех. А из-за него другие выглядят плохо. Он когда-нибудь об этом упоминал?
   Фрэнки помотал головой. – Да нет, никогда.
   – Его уже несколько дней нет на работе. Он болеет? Или еще что?
   – Лежит в спальне.
   Маркус скосил глаза. – Слушай, а что если ты пойдешь и скажешь ему, что здесь я, Маркус. И что мне не терпится увидеть его уродливое лицо. Он тогда сразу оживет.
   Фрэнки колебался. Он решил проявить милосердие, но сейчас оно и заключалось в том, чтобы как можно быстрее со всем этим покончить. Еще чуть помедлив, он взял Маркуса за руку. – Пошли вместе?
   Маркус долго не раздумывал. – Можно и так.
   Они прошли по коридору. Фрэнки коротко стукнул в дверь, прежде чем войти. Терри лежал в постели. Услышав приближающиеся шаги, он накрылся с головой одеялом.
   – Вставай, – сказал Фрэнки. – Тебя тут хотят видеть.
   Терри съежился и плотнее замотался в одеяло.
   – Ну, чего ты? – повысил голос Фрэнки. – Не стесняйся. Это ведь твой друг, Маркус.
   Наклонившись, Фрэнки сдернул одеяло. Терри вскрикнул и свернулся калачиком. Но Маркус успел его разглядеть.
   – Бог ты мой?
   – Надо было тебя предупредить, – вздохнул Фрэнки.
   – Кто это?
   – Это Терри. Извини. Напрасно я его тебе показал.
   – Это не Терри. Нет-нет. – Маркус, всегда гордившийся своей невозмутимостью, не мог скрыть ужаса. – Что это? Отчего он такой?
   Терри ухватился за одеяло, Фрэнки снова его вырвал.
   – Ну, отвечай.
   – Я видел таких по телевизору. Голодающие. Или больные СПИДом. Он СПИДом заразился?
   Фрэнки присел на кровать. – Ты болен, бэби? Ответь Маркусу.
   Терри бессильно помотал головой.
   – Ты ведь большой мальчик. Объясняйся словами.
   Терри что-то едва слышно прошептал.
   – А что у него там болтается на коже?
   – Что это у тебя, Терри?
   Терри испуганно съежился.
   – Ему нужен врач.
   – Нет, – еще сильнее испугался Терри. – Врача... н-е-т.
   – Терри сам врач, – заметил Фрэнки. – Ты разве не знаешь? Три года в медицинском институте. Могу спорить, он был лучшим. Мог собою гордиться...
   – Здесь что-то нехорошее происходит, – пробормотал Маркус. – Какая-то нечистая сила... джу-джу...
   – И это печально, не так ли, мой бедный мальчик? – Фрэнки набросил одеяло на Терри, потрепал по голове и медленно разогнулся. – Тяжкий день у хозяина этой квартиры. Может, нам лучше уйти. Пусть немного отдохнет.
   – Ему нужна помощь.
   – Я пытался что-то сделать, но... Маркус. Тот помощь получает, кто сам себе помогает. Ты тоже так говорил.
   Маркус растерялся. Душой он был на стороне Терри, но жизнь научила его доверять женщинам в вопросах здоровья и дома. Он позволил Фрэнки себя выпроводить из комнаты.
   – Я позвоню, – сказал Маркус Терри, обернувшись в дверях. – Обязательно позвоню. Делай, как велит Фрэнки, наращивай мясо на костях.
   Фрэнки проводил его до выхода. – Спасибо, что заглянул. Для Терри это много значит. Для нас обоих. Я знаю, это поможет.
   – Звони мне, – попросил Маркус. – Держи в курсе, как он...
   Фрэнки пообещал звонить. Закрыв за ним дверь, он прошел на кухню. Самый большой нож... восемь дюймов от одного кончика до другого. Закаленная сталь с полированной деревянной ручкой. Фрэнки взял этот нож и направился в спальню. Терри ежился под одеялом.