Страница:
А в таком состоянии, как сейчас, он благополучно может дожить до старости. Неужели нужно этим рисковать? Так что я не стала встречаться с Кертсоном.
Майк не знает, что я узнала. Не знают леди Фитц и русский. И Светловы. Кое-кто из экипажа слышал семейные рассказы, да и Чед с этими людьми подружился. Он утверждает, что это для того, чтобы держать их под контролем. Но я сомневаюсь! Чед своего не упустит. Я узнала, что он занимал деньги и вкладывал в фирмы, которые рады были бы свалить Бенсона. В любом случае Чед остаётся в выигрыше. А то, что я откладываю дату бракосочетания, испытывает его терпение. Так не может продолжаться вечно.
Если я откажусь от своего обещания выйти за него замуж, он может объявить, что Большой Джим безумен, приведёт свидетельства этого. Он может получить их у экипажа, особенно если подтолкнёт Большого Джима к каким-то неосторожным – предпочтительно преступным – действиям. А вы ведь знаете характер отца! Поэтому я должна поддерживать у Чеда уверенность, что выполню своё обещание. А теперь добавилось ещё кое-что…
Она укоризненно взглянула на меня, отвернулась.
– Теперь мне будет гораздо труднее. Да и раньше было нелегко. Поэтому мне хочется поверить в теорию отца, что духи могут вселяться в нас и нас использовать… Она бы все решила.
И серьёзно:
– И ещё одна трудность. Чтобы поверить в нормальность отца и собственную, я должна поверить в самое невероятное. О, Росс, я почти схожу с ума!
Поэтому я и пришла к вам в тот вечер, когда отец принёс колесо со старого корабля. Я хотела кое-что выяснить у вас. Вы подбодрили меня, сказав, что его поведение не обязательно вызвано безумием. Но вы меня и обеспокоили, потому что отбросили всякое упоминание о колоколе и дудке и о странном поведении Майка. Вы намекнули, что я уравновешена и практична. Я не больше вас хочу верить в духов – а только это ведь все объяснило бы. Но разве есть у меня доказательства существования духов? Разве я встречалась хоть с одним из них?
Она помолчала. Потом как будто чему-то удивилась, что-то поняла.
– Вероятно, я всю жизнь прожила слишком близко к реке, чтобы увидеть воду! Возможно, я жила… с призраком! Может быть, тот, кого я считала отцом, – это маска, а под ней старый капитан!
Я резко прервал её:
– Мисс Бенсон! Пожалуйста!
– А что такое, в сущности, призраки? – вызывающе спросил она. – Леди Фитц упоминала, что это души мёртвых, вернувшиеся чтобы завершить недоконченную работу. Но ведь вы не верите в души? Хотя всех нас с самого детства учат в них верить. Вместо того чтобы запугивать бедных малышей, почему бы религии и науке не пойти вместе?
Я сказал:
– Я не верю в призраков в том смысле, что они представляю личности, тела которых погибли. Но я верю в силу ассоциаций, которые иначе называются воспоминаниями.
– Но вы ведь никогда не видели мысль. Распилите человеку череп, и я гарантирую, что вы не найдёте там ни одной мысли. И душу не найдёте. Но в одно вы верите, а в другое нет. Почему?
– Потому что я видел мысли: тело проявляет их в действиях.
Она продолжала:
– Вы не знаете мои мысли, кроме того, что открывают мои слова и действия. Если я неподвижно лежу, но мозг мой напряжённо работает, вы не можете понять это. Конечно, если только вы не способны телепатии.
– Вы знаете о мыслях не больше, чем об электричестве, – ответил я. – И то, и другое – нематериальные силы, но они тем не менее подчиняются физическим законам. Даже сегодня никто точно не может сказать, что такое электричество – но мы умеем создавать его и использовать.
В науке, известной как психиатрия, – продолжал я, – вы можете переоформить свои мысли в соответствии с вашими желаниями чисто физически, через произносимые слова. Эти слова, которые и колебаний воздуха снова преобразуются в мысли, воздействуют на мой мозг. Очевидно, что духовное – психическое, умственное, называйте как угодно – должно быть выражено в материальном мире материальными средствами.
– Если исчезает тело, почему не может остаться душа? – возразила Пен. – Можете вы доказать, что она тоже исчезает? Но если он продолжает жить, у неё нет физических средств, чтобы заявить о своём существовании, и потому в материальном плане она остаётся незамеченной. Только особо чувствительные воспринимают её эманации. Я имею в виду спиритов, медиумов и им подобных.
Я ядовито возразил:
– Мне кажется странным, что только сверхчувствительные и истерические личности, вроде леди Фитц, могут видеть фантомов и общаться с ними. Получается, что умершие показываются только невротикам и психопатам. Все это свидетельствует против загробной жизни а не за неё.
Она спросила:
– Значит, призраки леди Фитц – всего лишь галлюцинации? Несуществующие выдумки, о которых сообщают расшатанные чувства?
Я кивнул, соглашаясь.
– Но, Росс, разве не верно то, что когда какое-то чувство поражено болезнью, обостряются все остальные? Я не очень сведуща в медицине, но слышала о слепых, слух которых феноменально обострялся после потери зрения. Настолько, что они воспринимали колебания сверхзвукового диапазона, которые нормальный слух не воспринимает. Вы знаете, это доказано приборами, которые такие колебания регистрируют.
Известно и то, что слепые воспринимают световые импульсы, недоступные зрению. Я имею в виду инфракрасные колебания, которые мы с вами можем воспринять только при помощи специальных приборов.
Я согласился:
– Да, несколько таких случаев описано. Но вспомните о миллионах искалеченных, чей порог восприятия так и не превысил обычного.
– Да, – ответила она, – но, может, они всё же способны видеть, слышать, чувствовать нечто, нам недоступное. Только доказать это невозможно… Вы не верите, но я хочу верить. Вернёмся к старому капитану и его жизни после смерти.
У него не было тела, чтобы как-то показать, что он жив. Я готова признать, что призрак не может управлять материальными телами, иначе старый капитан взял бы карандаш и написал письмо.
Поэтому призракам необходим посредник, медиум, чтобы выйти в реальный мир. Или нужно чьё-то тело, способное совершать физические действия – как старому капитану потребовался Большой Джим. А он с удовольствием предоставил своё тело.
Я предупредил:
– Осторожнее, мисс Бенсон. Ваши аргументы должны доказывать нормальность вашего отца, а не наоборот. А если духи овладевают теми, у кого расстроены чувства, тогда ваш отец все равно нездоров, физически или духовно.
Она спросила:
– Безумна ли леди Фитц, если у неё такие странные верования? Или Дебора, потому что изредка заглядывает в будущее? Или Майк, который временами видит то, чего не видит больше никто? А позднее оказывается, что он прав! Доктор, вы сами признали, что некоторые люди ставят науку в тупик.
И она торжествующе заключила:
– Поэтому Большой Джим не обязательно безумен. Он всего лишь одержим!
– Но почему старый капитан довольствуется его телом? – спросил я. – Почему не поселился… например, в вашем?
Она улыбнулась.
– Во-первых, Росс, я девственница. Вы знаете верования насчёт девственниц. Ничто извне не может повредить им или овладеть ими, как бы ни старалось. Страдают те, кто рядом с ними. В легендарные времена, когда нужно было победить дракона или приручить единорога, всегда это делали девственница или девственник: непорочная дева или безупречный Галахад. В этом смысл истории девы и чудовища. Да вы ведь и сами девственник, – безжалостно добавила она.
Это была правда, и тем не менее я покраснел. Мои родители были пуритански строги. Я до конца юношеских лет не испытал любви. В медицинском колледже я предпочитал постигать науки, необходимые для будущей профессии, чем участвовать с другими студентами в ночных поисках чувственных удовольствий. Физически и умственно я вырос, но что касается любви – остался подростком. И был очень чувствителен к этому.
– Во-вторых, – продолжала Пен, – капитан любил соответствие во всём. Он был мужчиной, и ему трудно было бы стать женщиной. Определённые физические… различия мешали бы ему и отнимали время. Я уверена, что призрак выбирает тело, как можно более близкое к своему прежнему. Возможно, это ещё одна причина, почему люди не замечают, что рядом живут духи. Призраки вселяются только в тех, кем могут управлять, в людей, похожих на них самих. И одержимые верят, что это их собственные мысли.
Если вы изучаете жизнь, то обязательно заметите, что подобное с подобным взаимно притягиваются. Это нелегко заметить, я согласна, но если вы добры, в конечном счёте ваша доброта вернётся к вам. Но если это справедливо физически, то справедливо и духовно. Неверен закон, который не является всеобщим.
Вернёмся к капитану. Он не мог ощущать мир после утраты своего тела. Физическое сходство моего отца с ним помогло, а желание отца во всём подражать капитану сделало его идеальным медиумом, который не только широко открыл ворота для духа, но буквально притягивал его. Я говорила вам, что это плавание роковое, а теперь, после этого разговора, понимаю, почему.
Если старый капитан живёт в мозгу моего отца, – а он там, – он мог принести с собой не только сведения из прошлого, но и знания о загробной жизни. Люди считали его безумным, и он может захотеть доказать, что это не так. Реабилитировать своё имя, да, но также имя моего отца и моё.
На корабле, который потопил старый капитан, было ещё что-то, кроме больных негров, я в этом уверена! Думаю, – она поколебалась, потом решительно сказала: – Я думаю, там было чёрное колесо! Тот остов в дюне и есть тот самый корабль!
Она наклонилась вперёд; более прекрасной я её не видел с момента отплытия из Майами. Как солнце, прорвавшееся сквозь облако, бросает золото на воды, так и надежда, пробившись сквозь уныние, сделала её сверкающей. Она схватила меня за руки.
– О, Росс, я так рада, так рада, что вы заставили меня сюда прийти, хоть я этого не хотела! В разговоре с вами, я сама все поняла яснее. Теперь я вижу всю картину! Почему отец был так резок с Майком на старом корабле, почему говорил о влиянии на меня? Он боялся, что если мы что-то узнаем, то разрушим планы старого капитана! Да ведь он, должно быть, знал все с самого начала, И ничего не надо было обещать Чеду! Всё изменилось, – её глаза смягчились, и соответственно смягчилось моё сердце, – и теперь – о, как я рада, что мы поговорили!
Я тоже должен был бы радоваться, но не радовался. Теперь я знал, почему Бенсон гипнотизировал леди Фитц, Мактига и остальных, не исключая и Пен. Из всех обманщиков в мире самые опасные – безумцы, потому что нормальный ум не в силах распутать планы искажённого сознания. А я больше не сомневался, что Бенсон безумен и потенциально опасен. Одержимость духами, разумеется, исключалась.
Для него роль капитана вначале была средством убежать от действительности; он играл её так хорошо, что полностью сжился с нею. Находка старого корабля и колеса дала ему возможность навязать другим те же галлюцинации, что преследуют его. И теперь те, остальные, уже не могут подвергать его критике.
Я сказал:
– Разве не кажется вам странным совпадение, что ураган забросил нас именно на этот остров со старым кораблём? Я могу понять естественные причины, по которым выбросило на берег тот корабль, но никак не могу поверить, что Большой Джим в облике старого капитана случайно нашёл его. Вероятность этого бесконечно мала.
Она ответила:
– А я могу. Если призраки существуют, почему бы им не управлять другими силами? Разве не возникали на сеансах холодные ветры, огоньки и звуки? Электрические возмущения? Мы с вами физические существа и можем управлять физическими объектами. Почему же ими не могут управлять другие силы? Именно призрак капитана породил ураган. Он рассчитал все так, чтобы корабль отнесло к острову. Он сознательно разбил штурвал «Сьюзан Энн», освободив место для чёрного колеса. Очевидно, он не был уверен в своей власти над Большим Джимом и не хотел рисковать. А может, отец не поверил ему и потребовал доказательств.
Я снова подумал об «образованных ветрах» Мактига, о его утверждении, поддержанном леди Фитц и Флорой, что и буря, и призыв были делом Рафферти и Ирсули. Предположения Пен слишком хорошо со всем этим совпадают. Либо, как я уже предполагал раньше, это был какой-то грандиозный розыгрыш, либо Бенсон загипнотизировал свою дочь, как и всех остальных.
Пен сказала:
– Я знала, что с колоколом и пересвистом что-то неладно, я чувствовала что-то странное в колесе! Я уверена, что вы тоже это чувствовали. Старый капитан когда-то тоже испытал то же самое, испугался и поэтому потопил корабль. Он был храбрый человек, Росс, и то, что испугало его, должно было быть… ужасным!
Росс, руки старого капитана тоже вырезаны на колесе! Они так похожи на руки отца, что я их сразу узнала. Как будто это… тени рук моего отца. Теперь я понимаю, почему я боялась колеса. Но тогда я не могла сказать об этом ни вам, ни кому другому. Вы все посчитали бы это простым совпадением.
Капитан потопил корабль, но не уничтожил колесо, которое так испугало его. Помните, он сказал, что часть его утонула вместе с кораблём, та часть, что называется совестью, и которую вы определяете как психологическую эманацию души. Если бы корабль всплыл, капитан мог бы вернуть себе утерянное.
Тело капитана умерло, но его душа… или сознание… переходит на следующую ступень духовной эволюции. Его удерживает колесо: он должен исправить свою ошибку, но для этого ему требуется тело. Он использовал моего отца и заполучил чёрное колесо!
Я сказал:
– Прекрасно. Теперь он отправится на отдых, завершив своё дело, и Большой Джим снова станет самим собой.
Её губы гневно скривились.
– Не так-то все просто! Колесо – это только начало. Он должен доказать, что он – не сумасшедший. С теми людьми, которые объявили его безумным, он этого сделать не может, зато может с их потомками: а это почти то же самое. И кто знает, кто смотрит глазами этих потомков?
Теперь вы понимаете, почему это плавание было роковым! Отец пригласил её милость, Бурилова и Светловых с определённой целью: ему казалось, что они его забавляют; но и за этим стоит капитан! Он увидел в леди Фитц и остальных нечто, что он мог бы использовать, чего нет в среднем человеке – в членах экипажа.
Утрата колеса означала для капитана невыполненный долг. Но и для владельцев колеса она означала то же самое! Капитан должен был заплатить за свой грех. Но возврат колеса – это не полная расплата.
Он должен также найти для тех негров новые тела, чтобы они могли завершить своё дело!
Я покачал головой, удивляясь, как здравомыслящая и красивая девушка может всерьёз говорить о таких фантазиях, и сказал:
– Допустим, ваше предположение истинно и оккультные законы, на которых оно основывается, тоже. Разве капитан не помогает одним за счёт других? Он отнимает у леди Фитц и остальных их место в жизни и отдаёт их тела в распоряжение призраков. Подобное притягивается подобным, и если леди Фитц и другие захвачены призраками, то лишь потому, что сами этого захотели – сознательно или бессознательно. Они приняли то, что ожидало их: они поддались влиянию, которое в той или иной форме было на них оказано. Капитан только организовал эту встречу. Он не более ответственен за результаты, чем агент, познакомивший покупателя и продавца. Решение принимают они сами, а ему хватит и комиссионных.
– А я уверена, – возразила Пен, – что леди Фитц не станет вести дел с духами без гарантий с их стороны. Она весьма расчётлива, и не могу себе представить, чтобы она сделала что-то, не заключив надёжный контракт.
Я вспомнил утверждение Флоры – в роли Ирсули, – что те, кто отдаются, получают награду.
Теория Пен, несомненно, решала все загадки, но моя – тоже, и моя к тому же основана на практике.
Я спросил:
– И кому, кроме меня, вы поведали свои догадки?
Она рассмеялась:
– Забавный вопрос, Росс. К чему мне о них рассказывать?
– Но если ваша догадка верна, что же тогда помешало отцу довериться вам с самого начала?
– Ему неизвестно, что я знаю о предполагаемом безумии старого капитана. Он, вероятно, подумал, что рассказ испугает меня – все это так фантастично, так близко к сумасшествию! Возможно, он считает, что сначала должен получить доказательства. Потом расскажет.
Я чувствовал, что все это слишком изобретательно, чтобы быть её собственными мыслями.
– Скажите, когда ваш отец увидел, что вы боитесь колеса, не спрашивал ли он вас, что вы в нём видите?
– Да, спрашивал. Но тогда я была слишком взволнована, чтобы отвечать. А теперь могу.
Неожиданно она покраснела.
– Ещё один странный вопрос, Росс. Почему вы решили, что отец должен спрашивать, что мне не нравится в колесе? И почему вас так интересует, не рассказывала ли я кому-нибудь о своих теориях?
– Вряд ли это разумные теории, – сказал я. – Могут подумать о… – я со значением помолчал. И вместо того, чтобы ослабить её сомнения, усилил их.
– Странные вопросы и странные ответы, – проговорила она. – Вы не верите в призраков, поэтому за вашими вопросами должно скрываться что-то другое. Что, Росс?
Я не решился ей ответить, что Бенсон пытается доказать свою нормальность, сводя с ума других. Она спросила:
– Почему вас заинтересовало, как умер старый капитан? Почему вы спросили меня, а не самого Большого Джима? Что он сделал такое, что вас заинтересовало?
Я начал говорить, но она взмахом руки заставила меня замолчать, сжала руку в кулак, оперлась на неё подбородком, размышляя.
– Я пытаюсь рассуждать, как вы, Росс. По научному. – Она распрямилась. – Мне кажется, что я понимаю ваши заключения. Либо отец сделал что-то… нерациональное… в вашем присутствии, либо вы об этом услышали и хотите проверить. Вероятно, он сделал это, будучи старым капитаном, и это связано с колесом. Вы спросили, рассказывала ли я кому-нибудь о своих мыслях, – значит, они вам знакомы. Но кто, кроме меня, мог об этом догадаться? Только тот, кто установил контакт… я поняла! Флора! Мы все заметили, что её рассуждение об Африке немного странное. Но вы не верите в призраков, следовательно, вы подумали…
Она побледнела.
– О Боже! Вы решили, что, отец всё-таки сошёл с ума, он порабощён собственными галлюцинациями и теперь взялся за меня! И за Флору тоже! А может, и за остальных! Безумие любит общество, верно? Так вы подумали? Отвечайте!
Я удручённо ответил:
– Я не знахарь, я не умею лечить заклинаниями. Прежде, чем действовать, я должен понять мотивы. И я должен строить свои заключения на фактах, а не на суевериях.
Теперь уже она вспыхнула от гнева.
– Вы знаете, что у человека одна голова, и если бы встретили двухголового пациента, то, скорее всего, предпочли бы, чтобы он умер, чем признали свою неправоту. Ну так вот: я верю в то, что рассказала вам, и случай с Флорой это доказывает! И вы ничего не предпримете против моего отца и старого капитана, слышите?
Она вскочила и быстро пошла к двери; я заторопился вслед за ней. Она не должна сообщать о моих намерениях Бенсону. Один Бог знает, как он расправится со мной, если подумает, что я могу помешать его безумным замыслам!
– Мисс Бенсон, пожалуйста, дайте мне время…
Она остановилась.
– Время? Вам оно не понадобится! – Она рассмеялась, но смех был похож на рыдание. – Я боялась идти сюда. Боялась, что не сдержу обещания, данного Чеду. Доктор, вас это может удивить или забавить – но я сообразила, что влюблена в вас!
Я был ошеломлён, почувствовал одновременно и радость, и досаду. Должен признаться, я с самой первой встречи… полюбил её.
– Мисс Бенсон… Пен…
– Я предпочитаю первое… – сказала она, всхлипывая. Я попытался привлечь её к себе, не веря, что чувства её изменились за такое короткое время, и решил, что поцелуй ослабит её сопротивление… но она презрительно отвела мои руки:
– До свиданья, доктор.
И ушла.
18. ЛЕГЕНДЫ О КОЛЕСЕ
Майк не знает, что я узнала. Не знают леди Фитц и русский. И Светловы. Кое-кто из экипажа слышал семейные рассказы, да и Чед с этими людьми подружился. Он утверждает, что это для того, чтобы держать их под контролем. Но я сомневаюсь! Чед своего не упустит. Я узнала, что он занимал деньги и вкладывал в фирмы, которые рады были бы свалить Бенсона. В любом случае Чед остаётся в выигрыше. А то, что я откладываю дату бракосочетания, испытывает его терпение. Так не может продолжаться вечно.
Если я откажусь от своего обещания выйти за него замуж, он может объявить, что Большой Джим безумен, приведёт свидетельства этого. Он может получить их у экипажа, особенно если подтолкнёт Большого Джима к каким-то неосторожным – предпочтительно преступным – действиям. А вы ведь знаете характер отца! Поэтому я должна поддерживать у Чеда уверенность, что выполню своё обещание. А теперь добавилось ещё кое-что…
Она укоризненно взглянула на меня, отвернулась.
– Теперь мне будет гораздо труднее. Да и раньше было нелегко. Поэтому мне хочется поверить в теорию отца, что духи могут вселяться в нас и нас использовать… Она бы все решила.
И серьёзно:
– И ещё одна трудность. Чтобы поверить в нормальность отца и собственную, я должна поверить в самое невероятное. О, Росс, я почти схожу с ума!
Поэтому я и пришла к вам в тот вечер, когда отец принёс колесо со старого корабля. Я хотела кое-что выяснить у вас. Вы подбодрили меня, сказав, что его поведение не обязательно вызвано безумием. Но вы меня и обеспокоили, потому что отбросили всякое упоминание о колоколе и дудке и о странном поведении Майка. Вы намекнули, что я уравновешена и практична. Я не больше вас хочу верить в духов – а только это ведь все объяснило бы. Но разве есть у меня доказательства существования духов? Разве я встречалась хоть с одним из них?
Она помолчала. Потом как будто чему-то удивилась, что-то поняла.
– Вероятно, я всю жизнь прожила слишком близко к реке, чтобы увидеть воду! Возможно, я жила… с призраком! Может быть, тот, кого я считала отцом, – это маска, а под ней старый капитан!
Я резко прервал её:
– Мисс Бенсон! Пожалуйста!
– А что такое, в сущности, призраки? – вызывающе спросил она. – Леди Фитц упоминала, что это души мёртвых, вернувшиеся чтобы завершить недоконченную работу. Но ведь вы не верите в души? Хотя всех нас с самого детства учат в них верить. Вместо того чтобы запугивать бедных малышей, почему бы религии и науке не пойти вместе?
Я сказал:
– Я не верю в призраков в том смысле, что они представляю личности, тела которых погибли. Но я верю в силу ассоциаций, которые иначе называются воспоминаниями.
– Но вы ведь никогда не видели мысль. Распилите человеку череп, и я гарантирую, что вы не найдёте там ни одной мысли. И душу не найдёте. Но в одно вы верите, а в другое нет. Почему?
– Потому что я видел мысли: тело проявляет их в действиях.
Она продолжала:
– Вы не знаете мои мысли, кроме того, что открывают мои слова и действия. Если я неподвижно лежу, но мозг мой напряжённо работает, вы не можете понять это. Конечно, если только вы не способны телепатии.
– Вы знаете о мыслях не больше, чем об электричестве, – ответил я. – И то, и другое – нематериальные силы, но они тем не менее подчиняются физическим законам. Даже сегодня никто точно не может сказать, что такое электричество – но мы умеем создавать его и использовать.
В науке, известной как психиатрия, – продолжал я, – вы можете переоформить свои мысли в соответствии с вашими желаниями чисто физически, через произносимые слова. Эти слова, которые и колебаний воздуха снова преобразуются в мысли, воздействуют на мой мозг. Очевидно, что духовное – психическое, умственное, называйте как угодно – должно быть выражено в материальном мире материальными средствами.
– Если исчезает тело, почему не может остаться душа? – возразила Пен. – Можете вы доказать, что она тоже исчезает? Но если он продолжает жить, у неё нет физических средств, чтобы заявить о своём существовании, и потому в материальном плане она остаётся незамеченной. Только особо чувствительные воспринимают её эманации. Я имею в виду спиритов, медиумов и им подобных.
Я ядовито возразил:
– Мне кажется странным, что только сверхчувствительные и истерические личности, вроде леди Фитц, могут видеть фантомов и общаться с ними. Получается, что умершие показываются только невротикам и психопатам. Все это свидетельствует против загробной жизни а не за неё.
Она спросила:
– Значит, призраки леди Фитц – всего лишь галлюцинации? Несуществующие выдумки, о которых сообщают расшатанные чувства?
Я кивнул, соглашаясь.
– Но, Росс, разве не верно то, что когда какое-то чувство поражено болезнью, обостряются все остальные? Я не очень сведуща в медицине, но слышала о слепых, слух которых феноменально обострялся после потери зрения. Настолько, что они воспринимали колебания сверхзвукового диапазона, которые нормальный слух не воспринимает. Вы знаете, это доказано приборами, которые такие колебания регистрируют.
Известно и то, что слепые воспринимают световые импульсы, недоступные зрению. Я имею в виду инфракрасные колебания, которые мы с вами можем воспринять только при помощи специальных приборов.
Я согласился:
– Да, несколько таких случаев описано. Но вспомните о миллионах искалеченных, чей порог восприятия так и не превысил обычного.
– Да, – ответила она, – но, может, они всё же способны видеть, слышать, чувствовать нечто, нам недоступное. Только доказать это невозможно… Вы не верите, но я хочу верить. Вернёмся к старому капитану и его жизни после смерти.
У него не было тела, чтобы как-то показать, что он жив. Я готова признать, что призрак не может управлять материальными телами, иначе старый капитан взял бы карандаш и написал письмо.
Поэтому призракам необходим посредник, медиум, чтобы выйти в реальный мир. Или нужно чьё-то тело, способное совершать физические действия – как старому капитану потребовался Большой Джим. А он с удовольствием предоставил своё тело.
Я предупредил:
– Осторожнее, мисс Бенсон. Ваши аргументы должны доказывать нормальность вашего отца, а не наоборот. А если духи овладевают теми, у кого расстроены чувства, тогда ваш отец все равно нездоров, физически или духовно.
Она спросила:
– Безумна ли леди Фитц, если у неё такие странные верования? Или Дебора, потому что изредка заглядывает в будущее? Или Майк, который временами видит то, чего не видит больше никто? А позднее оказывается, что он прав! Доктор, вы сами признали, что некоторые люди ставят науку в тупик.
И она торжествующе заключила:
– Поэтому Большой Джим не обязательно безумен. Он всего лишь одержим!
– Но почему старый капитан довольствуется его телом? – спросил я. – Почему не поселился… например, в вашем?
Она улыбнулась.
– Во-первых, Росс, я девственница. Вы знаете верования насчёт девственниц. Ничто извне не может повредить им или овладеть ими, как бы ни старалось. Страдают те, кто рядом с ними. В легендарные времена, когда нужно было победить дракона или приручить единорога, всегда это делали девственница или девственник: непорочная дева или безупречный Галахад. В этом смысл истории девы и чудовища. Да вы ведь и сами девственник, – безжалостно добавила она.
Это была правда, и тем не менее я покраснел. Мои родители были пуритански строги. Я до конца юношеских лет не испытал любви. В медицинском колледже я предпочитал постигать науки, необходимые для будущей профессии, чем участвовать с другими студентами в ночных поисках чувственных удовольствий. Физически и умственно я вырос, но что касается любви – остался подростком. И был очень чувствителен к этому.
– Во-вторых, – продолжала Пен, – капитан любил соответствие во всём. Он был мужчиной, и ему трудно было бы стать женщиной. Определённые физические… различия мешали бы ему и отнимали время. Я уверена, что призрак выбирает тело, как можно более близкое к своему прежнему. Возможно, это ещё одна причина, почему люди не замечают, что рядом живут духи. Призраки вселяются только в тех, кем могут управлять, в людей, похожих на них самих. И одержимые верят, что это их собственные мысли.
Если вы изучаете жизнь, то обязательно заметите, что подобное с подобным взаимно притягиваются. Это нелегко заметить, я согласна, но если вы добры, в конечном счёте ваша доброта вернётся к вам. Но если это справедливо физически, то справедливо и духовно. Неверен закон, который не является всеобщим.
Вернёмся к капитану. Он не мог ощущать мир после утраты своего тела. Физическое сходство моего отца с ним помогло, а желание отца во всём подражать капитану сделало его идеальным медиумом, который не только широко открыл ворота для духа, но буквально притягивал его. Я говорила вам, что это плавание роковое, а теперь, после этого разговора, понимаю, почему.
Если старый капитан живёт в мозгу моего отца, – а он там, – он мог принести с собой не только сведения из прошлого, но и знания о загробной жизни. Люди считали его безумным, и он может захотеть доказать, что это не так. Реабилитировать своё имя, да, но также имя моего отца и моё.
На корабле, который потопил старый капитан, было ещё что-то, кроме больных негров, я в этом уверена! Думаю, – она поколебалась, потом решительно сказала: – Я думаю, там было чёрное колесо! Тот остов в дюне и есть тот самый корабль!
Она наклонилась вперёд; более прекрасной я её не видел с момента отплытия из Майами. Как солнце, прорвавшееся сквозь облако, бросает золото на воды, так и надежда, пробившись сквозь уныние, сделала её сверкающей. Она схватила меня за руки.
– О, Росс, я так рада, так рада, что вы заставили меня сюда прийти, хоть я этого не хотела! В разговоре с вами, я сама все поняла яснее. Теперь я вижу всю картину! Почему отец был так резок с Майком на старом корабле, почему говорил о влиянии на меня? Он боялся, что если мы что-то узнаем, то разрушим планы старого капитана! Да ведь он, должно быть, знал все с самого начала, И ничего не надо было обещать Чеду! Всё изменилось, – её глаза смягчились, и соответственно смягчилось моё сердце, – и теперь – о, как я рада, что мы поговорили!
Я тоже должен был бы радоваться, но не радовался. Теперь я знал, почему Бенсон гипнотизировал леди Фитц, Мактига и остальных, не исключая и Пен. Из всех обманщиков в мире самые опасные – безумцы, потому что нормальный ум не в силах распутать планы искажённого сознания. А я больше не сомневался, что Бенсон безумен и потенциально опасен. Одержимость духами, разумеется, исключалась.
Для него роль капитана вначале была средством убежать от действительности; он играл её так хорошо, что полностью сжился с нею. Находка старого корабля и колеса дала ему возможность навязать другим те же галлюцинации, что преследуют его. И теперь те, остальные, уже не могут подвергать его критике.
Я сказал:
– Разве не кажется вам странным совпадение, что ураган забросил нас именно на этот остров со старым кораблём? Я могу понять естественные причины, по которым выбросило на берег тот корабль, но никак не могу поверить, что Большой Джим в облике старого капитана случайно нашёл его. Вероятность этого бесконечно мала.
Она ответила:
– А я могу. Если призраки существуют, почему бы им не управлять другими силами? Разве не возникали на сеансах холодные ветры, огоньки и звуки? Электрические возмущения? Мы с вами физические существа и можем управлять физическими объектами. Почему же ими не могут управлять другие силы? Именно призрак капитана породил ураган. Он рассчитал все так, чтобы корабль отнесло к острову. Он сознательно разбил штурвал «Сьюзан Энн», освободив место для чёрного колеса. Очевидно, он не был уверен в своей власти над Большим Джимом и не хотел рисковать. А может, отец не поверил ему и потребовал доказательств.
Я снова подумал об «образованных ветрах» Мактига, о его утверждении, поддержанном леди Фитц и Флорой, что и буря, и призыв были делом Рафферти и Ирсули. Предположения Пен слишком хорошо со всем этим совпадают. Либо, как я уже предполагал раньше, это был какой-то грандиозный розыгрыш, либо Бенсон загипнотизировал свою дочь, как и всех остальных.
Пен сказала:
– Я знала, что с колоколом и пересвистом что-то неладно, я чувствовала что-то странное в колесе! Я уверена, что вы тоже это чувствовали. Старый капитан когда-то тоже испытал то же самое, испугался и поэтому потопил корабль. Он был храбрый человек, Росс, и то, что испугало его, должно было быть… ужасным!
Росс, руки старого капитана тоже вырезаны на колесе! Они так похожи на руки отца, что я их сразу узнала. Как будто это… тени рук моего отца. Теперь я понимаю, почему я боялась колеса. Но тогда я не могла сказать об этом ни вам, ни кому другому. Вы все посчитали бы это простым совпадением.
Капитан потопил корабль, но не уничтожил колесо, которое так испугало его. Помните, он сказал, что часть его утонула вместе с кораблём, та часть, что называется совестью, и которую вы определяете как психологическую эманацию души. Если бы корабль всплыл, капитан мог бы вернуть себе утерянное.
Тело капитана умерло, но его душа… или сознание… переходит на следующую ступень духовной эволюции. Его удерживает колесо: он должен исправить свою ошибку, но для этого ему требуется тело. Он использовал моего отца и заполучил чёрное колесо!
Я сказал:
– Прекрасно. Теперь он отправится на отдых, завершив своё дело, и Большой Джим снова станет самим собой.
Её губы гневно скривились.
– Не так-то все просто! Колесо – это только начало. Он должен доказать, что он – не сумасшедший. С теми людьми, которые объявили его безумным, он этого сделать не может, зато может с их потомками: а это почти то же самое. И кто знает, кто смотрит глазами этих потомков?
Теперь вы понимаете, почему это плавание было роковым! Отец пригласил её милость, Бурилова и Светловых с определённой целью: ему казалось, что они его забавляют; но и за этим стоит капитан! Он увидел в леди Фитц и остальных нечто, что он мог бы использовать, чего нет в среднем человеке – в членах экипажа.
Утрата колеса означала для капитана невыполненный долг. Но и для владельцев колеса она означала то же самое! Капитан должен был заплатить за свой грех. Но возврат колеса – это не полная расплата.
Он должен также найти для тех негров новые тела, чтобы они могли завершить своё дело!
Я покачал головой, удивляясь, как здравомыслящая и красивая девушка может всерьёз говорить о таких фантазиях, и сказал:
– Допустим, ваше предположение истинно и оккультные законы, на которых оно основывается, тоже. Разве капитан не помогает одним за счёт других? Он отнимает у леди Фитц и остальных их место в жизни и отдаёт их тела в распоряжение призраков. Подобное притягивается подобным, и если леди Фитц и другие захвачены призраками, то лишь потому, что сами этого захотели – сознательно или бессознательно. Они приняли то, что ожидало их: они поддались влиянию, которое в той или иной форме было на них оказано. Капитан только организовал эту встречу. Он не более ответственен за результаты, чем агент, познакомивший покупателя и продавца. Решение принимают они сами, а ему хватит и комиссионных.
– А я уверена, – возразила Пен, – что леди Фитц не станет вести дел с духами без гарантий с их стороны. Она весьма расчётлива, и не могу себе представить, чтобы она сделала что-то, не заключив надёжный контракт.
Я вспомнил утверждение Флоры – в роли Ирсули, – что те, кто отдаются, получают награду.
Теория Пен, несомненно, решала все загадки, но моя – тоже, и моя к тому же основана на практике.
Я спросил:
– И кому, кроме меня, вы поведали свои догадки?
Она рассмеялась:
– Забавный вопрос, Росс. К чему мне о них рассказывать?
– Но если ваша догадка верна, что же тогда помешало отцу довериться вам с самого начала?
– Ему неизвестно, что я знаю о предполагаемом безумии старого капитана. Он, вероятно, подумал, что рассказ испугает меня – все это так фантастично, так близко к сумасшествию! Возможно, он считает, что сначала должен получить доказательства. Потом расскажет.
Я чувствовал, что все это слишком изобретательно, чтобы быть её собственными мыслями.
– Скажите, когда ваш отец увидел, что вы боитесь колеса, не спрашивал ли он вас, что вы в нём видите?
– Да, спрашивал. Но тогда я была слишком взволнована, чтобы отвечать. А теперь могу.
Неожиданно она покраснела.
– Ещё один странный вопрос, Росс. Почему вы решили, что отец должен спрашивать, что мне не нравится в колесе? И почему вас так интересует, не рассказывала ли я кому-нибудь о своих теориях?
– Вряд ли это разумные теории, – сказал я. – Могут подумать о… – я со значением помолчал. И вместо того, чтобы ослабить её сомнения, усилил их.
– Странные вопросы и странные ответы, – проговорила она. – Вы не верите в призраков, поэтому за вашими вопросами должно скрываться что-то другое. Что, Росс?
Я не решился ей ответить, что Бенсон пытается доказать свою нормальность, сводя с ума других. Она спросила:
– Почему вас заинтересовало, как умер старый капитан? Почему вы спросили меня, а не самого Большого Джима? Что он сделал такое, что вас заинтересовало?
Я начал говорить, но она взмахом руки заставила меня замолчать, сжала руку в кулак, оперлась на неё подбородком, размышляя.
– Я пытаюсь рассуждать, как вы, Росс. По научному. – Она распрямилась. – Мне кажется, что я понимаю ваши заключения. Либо отец сделал что-то… нерациональное… в вашем присутствии, либо вы об этом услышали и хотите проверить. Вероятно, он сделал это, будучи старым капитаном, и это связано с колесом. Вы спросили, рассказывала ли я кому-нибудь о своих мыслях, – значит, они вам знакомы. Но кто, кроме меня, мог об этом догадаться? Только тот, кто установил контакт… я поняла! Флора! Мы все заметили, что её рассуждение об Африке немного странное. Но вы не верите в призраков, следовательно, вы подумали…
Она побледнела.
– О Боже! Вы решили, что, отец всё-таки сошёл с ума, он порабощён собственными галлюцинациями и теперь взялся за меня! И за Флору тоже! А может, и за остальных! Безумие любит общество, верно? Так вы подумали? Отвечайте!
Я удручённо ответил:
– Я не знахарь, я не умею лечить заклинаниями. Прежде, чем действовать, я должен понять мотивы. И я должен строить свои заключения на фактах, а не на суевериях.
Теперь уже она вспыхнула от гнева.
– Вы знаете, что у человека одна голова, и если бы встретили двухголового пациента, то, скорее всего, предпочли бы, чтобы он умер, чем признали свою неправоту. Ну так вот: я верю в то, что рассказала вам, и случай с Флорой это доказывает! И вы ничего не предпримете против моего отца и старого капитана, слышите?
Она вскочила и быстро пошла к двери; я заторопился вслед за ней. Она не должна сообщать о моих намерениях Бенсону. Один Бог знает, как он расправится со мной, если подумает, что я могу помешать его безумным замыслам!
– Мисс Бенсон, пожалуйста, дайте мне время…
Она остановилась.
– Время? Вам оно не понадобится! – Она рассмеялась, но смех был похож на рыдание. – Я боялась идти сюда. Боялась, что не сдержу обещания, данного Чеду. Доктор, вас это может удивить или забавить – но я сообразила, что влюблена в вас!
Я был ошеломлён, почувствовал одновременно и радость, и досаду. Должен признаться, я с самой первой встречи… полюбил её.
– Мисс Бенсон… Пен…
– Я предпочитаю первое… – сказала она, всхлипывая. Я попытался привлечь её к себе, не веря, что чувства её изменились за такое короткое время, и решил, что поцелуй ослабит её сопротивление… но она презрительно отвела мои руки:
– До свиданья, доктор.
И ушла.
18. ЛЕГЕНДЫ О КОЛЕСЕ
Не знаю, сказала ли Пен отцу о моих подозрениях, но в следующие несколько дней он отказывался принять меня, соблюдая только правила вежливости. Пен не только холодно избегала говорить со мной, но и жестоко издевалась, проявляя повышенное внимание к Чедвику. Впрочем, Чедвик был не настолько наивен, чтобы выдать своё удивление или проявить радость.
Мактиг, пришедший ко мне, подскочил от звука, которого я не слышал.
Значит, правда, что для контакта с духом Ирсули нужно ослабить одни и усилить другие чувства?
Вторжение личности Рафферти по-прежнему беспокоило Мактига. Теперь, вопреки моим уговорам, которыми я пытался ослабить гипнотическое внушение Бенсона, Мактиг верил, что Рафферти – действительно дух, лишённый тела.
– Я так устал от его постоянных появлений и исчезновений, что готов ему временно доверить руль. Хоть немного отдохну. Если он примет. Но теперь я понимаю, что как бы я ни поддавался, полного контроля он никогда не получает.
Он постучал себя по груди:
– Это моё тело, и в нём развилась моя личность. Рыжий может использовать и тело и личность, но только если они частично совпадают с тем, что принадлежало ему. «Одного поля ягоды», понимаете? Только Рыжий и я не очень-то похожи, и совпадений слишком мало. Я не могу угадать, когда ему придёт в голову нанести визит, захватить контроль и превратить меня в послушное орудие. Я принялся рассказывать преподобному анекдот, а закончил рассказом о кораблекрушении, в котором принимал активное участие – да ещё и во времена Георга Первого! К счастью, тот решил, что я его разыгрываю.
– Если это вас беспокоит, почему бы вам не избавиться от Рафферти?
Мактиг отвёл взгляд.
– Не могу, – наконец неохотно признался он, – Я знаю, вы подумаете, что я спятил, но… помните, я вам рассказывал, что увлёкся Бриджит? Она всё время ждала Рыжего, и я обещал ради неё помочь ему вырваться.
– Помочь вырваться? Но как? Куда?
– Разве вы не помните, что он застрял на этом свете, пока не коснётся сокровищ?
– А, да, сокровища, затерянные на далёком острове, совсем как в «Морских бродягах». Вероятно, Рыжий отведёт вас к ним?
– Я знаю, как туда попасть, – упрямо ответил он.
– Вам кажется, что вы знаете, но вы ничего не можете доказать, разве что сами проверите. А как вы собираетесь уговорить капитана Бенсона сделать крюк, чтобы попасть на остров Рыжего?
Он вспыхнул.
– Это всё время меня гложет. Я не смею рассказать капитану о Рыжем. Он решит, что я либо спятил, либо разыгрываю его, используя его собственную одержимость.
Забавно, если учесть, что именно Бенсон запихнул личность Рафферти в голову Мактига! И как хитроумно поступил Бенсон, внушив Мактигу этот страх! Теперь вся ответственность за призрака лежит исключительно на Мактиге…
Ирландец тем временем продолжал:
– Я думаю, что, если удастся, сумею уплыть на катере, как непослушный мальчишка. А оказавшись вне поля зрения, найду время поиграть в пиратов и повернуть катер к острову Рыжего…
Я сказал:
– Не выйдет, Майк. Впервые разгадав игру капитана, я попытался уговорить его отправить леди Фитц и Бурилова на острова Кокос. Капитан отказался. Сказал, что не пойдёт на это ни при каких обстоятельствах. – И прежде, чем Мактиг смог сделать какие-то выводы из этого утверждения, я атаковал: – Скажите, как умер старый капитан?
Он удивился, но ответил:
– От сердечного приступа. После того, как его фирма и корабль были проданы, и семья уехала из старого дома, он утратил интерес к жизни. Это его и убило.
– Вы считаете, что это был тот же человек, который потопил колесо и Рафферти?
– Конечно.
– Бенсон уже бывал в этих водах?
– Да, недавно. А что?
Я подумал, не спрятал ли Бенсон в тот раз здесь золото и драгоценности, чтобы потом открыть их. У него достаточно денег, чтобы удовлетворить такой каприз. Вероятно, первоначально им руководило стремление к драматичности. А возможность найти спрятанные сокровища позволяла добиться исключительного театрального эффекта.
Я спросил:
– Вы были с ним, когда он здесь плавал?
– Нет. Я был дома, вёл его дела. А в чём дело?
– Майк, анализируя ваш сон о Рафферти, я считал, что стою на верном пути. Теперь у меня другие соображения, но я бы не хотел излагать их вам. Это имеет отношение к капитану и это… не очень приятно. Но для меня имеет смысл.
Он долго смотрел на меня, наконец сказал:
– Вы знаете, я преклоняюсь перед старым стервятником. Но можете быть уверены: как бы плохо это ни прозвучало, я с вами не подерусь. И буду держать рот на замке. Вы желаете ему добра, хотя, возможно, немного заблуждаетесь.
Я рассказал ему обе версии – Пен и мою, опустив лишь договор Пен с Чедвиком; я считал, что это вызовет открытое столкновение. Потребуют объяснений, а это приведёт как раз к тому, чего я хотел избежать – к сомнениям насчёт рассудка Бенсона. Я любил Пен и стремился защитить прежде всего её, когда защищал её отца. Следовало любой ценой поддерживать его репутацию, пока мы не вернёмся в порт и не отделаемся от Чедвика и всех остальных.
Версию Пен Мактиг выслушал с удивлением, но сопровождал одобрительными кивками. Слушая мою, ёрзал и хмурился.
– Боже, – сказал он, когда я закончил, – либо капитана серьёзно недооценивают, либо он хуже Калигулы и Ивана Грозного вместе взятых! Но я его знаю, доктор: возможно, он ужасный хвастун, но не маньяк-самоубийца. Поэтому я скорее на стороне Пен. И чем больше думаю, тем больше склоняюсь на её сторону.
Мактиг, пришедший ко мне, подскочил от звука, которого я не слышал.
Значит, правда, что для контакта с духом Ирсули нужно ослабить одни и усилить другие чувства?
Вторжение личности Рафферти по-прежнему беспокоило Мактига. Теперь, вопреки моим уговорам, которыми я пытался ослабить гипнотическое внушение Бенсона, Мактиг верил, что Рафферти – действительно дух, лишённый тела.
– Я так устал от его постоянных появлений и исчезновений, что готов ему временно доверить руль. Хоть немного отдохну. Если он примет. Но теперь я понимаю, что как бы я ни поддавался, полного контроля он никогда не получает.
Он постучал себя по груди:
– Это моё тело, и в нём развилась моя личность. Рыжий может использовать и тело и личность, но только если они частично совпадают с тем, что принадлежало ему. «Одного поля ягоды», понимаете? Только Рыжий и я не очень-то похожи, и совпадений слишком мало. Я не могу угадать, когда ему придёт в голову нанести визит, захватить контроль и превратить меня в послушное орудие. Я принялся рассказывать преподобному анекдот, а закончил рассказом о кораблекрушении, в котором принимал активное участие – да ещё и во времена Георга Первого! К счастью, тот решил, что я его разыгрываю.
– Если это вас беспокоит, почему бы вам не избавиться от Рафферти?
Мактиг отвёл взгляд.
– Не могу, – наконец неохотно признался он, – Я знаю, вы подумаете, что я спятил, но… помните, я вам рассказывал, что увлёкся Бриджит? Она всё время ждала Рыжего, и я обещал ради неё помочь ему вырваться.
– Помочь вырваться? Но как? Куда?
– Разве вы не помните, что он застрял на этом свете, пока не коснётся сокровищ?
– А, да, сокровища, затерянные на далёком острове, совсем как в «Морских бродягах». Вероятно, Рыжий отведёт вас к ним?
– Я знаю, как туда попасть, – упрямо ответил он.
– Вам кажется, что вы знаете, но вы ничего не можете доказать, разве что сами проверите. А как вы собираетесь уговорить капитана Бенсона сделать крюк, чтобы попасть на остров Рыжего?
Он вспыхнул.
– Это всё время меня гложет. Я не смею рассказать капитану о Рыжем. Он решит, что я либо спятил, либо разыгрываю его, используя его собственную одержимость.
Забавно, если учесть, что именно Бенсон запихнул личность Рафферти в голову Мактига! И как хитроумно поступил Бенсон, внушив Мактигу этот страх! Теперь вся ответственность за призрака лежит исключительно на Мактиге…
Ирландец тем временем продолжал:
– Я думаю, что, если удастся, сумею уплыть на катере, как непослушный мальчишка. А оказавшись вне поля зрения, найду время поиграть в пиратов и повернуть катер к острову Рыжего…
Я сказал:
– Не выйдет, Майк. Впервые разгадав игру капитана, я попытался уговорить его отправить леди Фитц и Бурилова на острова Кокос. Капитан отказался. Сказал, что не пойдёт на это ни при каких обстоятельствах. – И прежде, чем Мактиг смог сделать какие-то выводы из этого утверждения, я атаковал: – Скажите, как умер старый капитан?
Он удивился, но ответил:
– От сердечного приступа. После того, как его фирма и корабль были проданы, и семья уехала из старого дома, он утратил интерес к жизни. Это его и убило.
– Вы считаете, что это был тот же человек, который потопил колесо и Рафферти?
– Конечно.
– Бенсон уже бывал в этих водах?
– Да, недавно. А что?
Я подумал, не спрятал ли Бенсон в тот раз здесь золото и драгоценности, чтобы потом открыть их. У него достаточно денег, чтобы удовлетворить такой каприз. Вероятно, первоначально им руководило стремление к драматичности. А возможность найти спрятанные сокровища позволяла добиться исключительного театрального эффекта.
Я спросил:
– Вы были с ним, когда он здесь плавал?
– Нет. Я был дома, вёл его дела. А в чём дело?
– Майк, анализируя ваш сон о Рафферти, я считал, что стою на верном пути. Теперь у меня другие соображения, но я бы не хотел излагать их вам. Это имеет отношение к капитану и это… не очень приятно. Но для меня имеет смысл.
Он долго смотрел на меня, наконец сказал:
– Вы знаете, я преклоняюсь перед старым стервятником. Но можете быть уверены: как бы плохо это ни прозвучало, я с вами не подерусь. И буду держать рот на замке. Вы желаете ему добра, хотя, возможно, немного заблуждаетесь.
Я рассказал ему обе версии – Пен и мою, опустив лишь договор Пен с Чедвиком; я считал, что это вызовет открытое столкновение. Потребуют объяснений, а это приведёт как раз к тому, чего я хотел избежать – к сомнениям насчёт рассудка Бенсона. Я любил Пен и стремился защитить прежде всего её, когда защищал её отца. Следовало любой ценой поддерживать его репутацию, пока мы не вернёмся в порт и не отделаемся от Чедвика и всех остальных.
Версию Пен Мактиг выслушал с удивлением, но сопровождал одобрительными кивками. Слушая мою, ёрзал и хмурился.
– Боже, – сказал он, когда я закончил, – либо капитана серьёзно недооценивают, либо он хуже Калигулы и Ивана Грозного вместе взятых! Но я его знаю, доктор: возможно, он ужасный хвастун, но не маньяк-самоубийца. Поэтому я скорее на стороне Пен. И чем больше думаю, тем больше склоняюсь на её сторону.