Страница:
И в то же время мне стало грустно, как будто наползающая тень – это серп Ангела Смерти.
Корабль коснулся меня волшебной палочкой и прошёл сквозь меня. Внутри призрака воздух оказался сухим и тёплым, щекочущим, как электричество. У меня закололо кожу. В ушах зашумело, словно загудело множество пчёл.
Пространство чистого воздуха слилось с «Сьюзан Энн». Движение призрака замедлилось, он уравнял скорость и плыл теперь вместе с нашим кораблём.
Я, затаив дыхание, ждал.
Снизу донёсся резкий крик.
Как ножом, разрезал он пелену тумана. Ему ответили другие крики, более высокие, они кололи меня, побуждали к действиям. Первый голос я не узнал, но высокие крики могла издавать только леди Фитц.
Я побежал к трапу и услышал, как Мактиг на полуюте приказывает вахтенному принять штурвал. Вахтенный резко ответил, что не прикоснётся к этому дьявольскому колесу. Когда я приблизился к каюте леди Фитц, в коридоре появилась Дебора.
– С её милостью всё в порядке, – сказала она. – Она услышала крик, и мистер Бурилов перепугал её до полусмерти, сказав, что началась революция.
Я побежал дальше, обгоняя взволнованных людей, в том числе Пен. Бенсона мы застали в помещении экипажа. Только что проснувшиеся мрачные люди прижали его к переборке. Одни были в пижамах и бельё, другие совсем голые, только в носках.
Бенсон побледнел от сознания вины, но старался скрыть своё смятение. По угрожающему поведению матросов, их комментариям и угрозам я увидел, что назревает первоклассная драка.
Очевидно, Бенсон, по обычаю старого капитана, решил навестить спящих членов экипажа, чтобы проникнуть в их мысли. Не знаю, пытался ли он отыскать среди них свиту Ирсули или стремился разгадать причину их враждебности. Но если старый капитан таким подглядыванием когда-то предотвратил мятеж, нынешний мог вызвать его.
Ни я, ни Пен не обратили внимания на одежду матросов. Пен подтолкнула меня к моряку по имени Даррел. Кричал он. Он сидел на койке, бледный, и всё время повторял, что Бенсон пытался задушить его во сне. Он всех настраивал против Бенсона. Я отругал его как следует, чтобы привести в себя.
Пен пробилась сквозь группу, окружившую Бенсона, и, услышав женский голос, моряки вспомнили о скромности. Раздетые спрятались за спинами остальных.
В кубрик вбежал Джонсон, следом появилась Дебора. Пока Джонсон распекал своих людей, Дебора вторила ему резкой шотландской бранью, крича, что они испугали её милость.
Даррел погрузился в мрачное молчание. Пен и Хендерсон отвели Бенсона в его каюту. Я пошёл к Мактигу рассказать о причине шума, пока он не бросил штурвал и не оставил «Сьюзан Энн» блуждать вслепую.
Я проходил мимо каюты Флоры. Дверь была приоткрыта, и оттуда показалась голова. Я подумал, что девушка начнёт расспрашивать меня о причине шума, и приготовился успокоить её, – но голова принадлежала Чедвику. Он мгновенно спрятался, как черепаха в панцирь. Дверь негромко защёлкнулась.
Пройдя мимо, я подумал – что мог бы делать Чедвик в каюте Флоры в такой час, – и пошёл к Мактигу. Рулевое колесо так чётко виднелось на фоне тумана, что сам ирландец казался бледным и нематериальным. Запавшие глаза, ввалившиеся щеки, напряжённый взгляд, которым он меня встретил, не смягчили первого впечатления.
Я сказал ему, что одному из матросов приснился кошмар, и с облегчением направился к себе в каюту. Чары тумана развеялись, и я понял, что страшно устал.
К утру туман исчез, и призрачный корабль превратился в сон.
22. РАФФЕРТИ ВСТАЁТ ЗА РУЛЬ
23. ФЛОРА
Корабль коснулся меня волшебной палочкой и прошёл сквозь меня. Внутри призрака воздух оказался сухим и тёплым, щекочущим, как электричество. У меня закололо кожу. В ушах зашумело, словно загудело множество пчёл.
Пространство чистого воздуха слилось с «Сьюзан Энн». Движение призрака замедлилось, он уравнял скорость и плыл теперь вместе с нашим кораблём.
Я, затаив дыхание, ждал.
Снизу донёсся резкий крик.
Как ножом, разрезал он пелену тумана. Ему ответили другие крики, более высокие, они кололи меня, побуждали к действиям. Первый голос я не узнал, но высокие крики могла издавать только леди Фитц.
Я побежал к трапу и услышал, как Мактиг на полуюте приказывает вахтенному принять штурвал. Вахтенный резко ответил, что не прикоснётся к этому дьявольскому колесу. Когда я приблизился к каюте леди Фитц, в коридоре появилась Дебора.
– С её милостью всё в порядке, – сказала она. – Она услышала крик, и мистер Бурилов перепугал её до полусмерти, сказав, что началась революция.
Я побежал дальше, обгоняя взволнованных людей, в том числе Пен. Бенсона мы застали в помещении экипажа. Только что проснувшиеся мрачные люди прижали его к переборке. Одни были в пижамах и бельё, другие совсем голые, только в носках.
Бенсон побледнел от сознания вины, но старался скрыть своё смятение. По угрожающему поведению матросов, их комментариям и угрозам я увидел, что назревает первоклассная драка.
Очевидно, Бенсон, по обычаю старого капитана, решил навестить спящих членов экипажа, чтобы проникнуть в их мысли. Не знаю, пытался ли он отыскать среди них свиту Ирсули или стремился разгадать причину их враждебности. Но если старый капитан таким подглядыванием когда-то предотвратил мятеж, нынешний мог вызвать его.
Ни я, ни Пен не обратили внимания на одежду матросов. Пен подтолкнула меня к моряку по имени Даррел. Кричал он. Он сидел на койке, бледный, и всё время повторял, что Бенсон пытался задушить его во сне. Он всех настраивал против Бенсона. Я отругал его как следует, чтобы привести в себя.
Пен пробилась сквозь группу, окружившую Бенсона, и, услышав женский голос, моряки вспомнили о скромности. Раздетые спрятались за спинами остальных.
В кубрик вбежал Джонсон, следом появилась Дебора. Пока Джонсон распекал своих людей, Дебора вторила ему резкой шотландской бранью, крича, что они испугали её милость.
Даррел погрузился в мрачное молчание. Пен и Хендерсон отвели Бенсона в его каюту. Я пошёл к Мактигу рассказать о причине шума, пока он не бросил штурвал и не оставил «Сьюзан Энн» блуждать вслепую.
Я проходил мимо каюты Флоры. Дверь была приоткрыта, и оттуда показалась голова. Я подумал, что девушка начнёт расспрашивать меня о причине шума, и приготовился успокоить её, – но голова принадлежала Чедвику. Он мгновенно спрятался, как черепаха в панцирь. Дверь негромко защёлкнулась.
Пройдя мимо, я подумал – что мог бы делать Чедвик в каюте Флоры в такой час, – и пошёл к Мактигу. Рулевое колесо так чётко виднелось на фоне тумана, что сам ирландец казался бледным и нематериальным. Запавшие глаза, ввалившиеся щеки, напряжённый взгляд, которым он меня встретил, не смягчили первого впечатления.
Я сказал ему, что одному из матросов приснился кошмар, и с облегчением направился к себе в каюту. Чары тумана развеялись, и я понял, что страшно устал.
К утру туман исчез, и призрачный корабль превратился в сон.
22. РАФФЕРТИ ВСТАЁТ ЗА РУЛЬ
«Сьюзан Энн» огибала мель.
С правого борта при взгляде на бледное небо казалось, что мы плывём в тигле с жидким сапфиром. Вода с левого борта была мутной, словно разведённой молоком, – это виднелся песок всего в нескольких метрах под нами.
Воздух был так прозрачен, что от яркой небесной лазури резало глаза. За рулём был Мактиг, он выполнял и свои обязанности, и обязанности капитана. Глаза его сузились до щёлочек, и теперь он выглядел ещё меньше похожим на себя, но в свете солнца не казался призраком.
Ко мне подошёл Джонсон.
– Сегодня ко мне обратился Морган с жалобой, если можно так сказать. Заявил, что экипаж требует, чтобы мы ограничили свободу передвижения Бенсона и его гостей. На корабле все боятся удара исподтишка. Я разговаривал с каждым, но все отрицают какую-либо связь с Морганом.
Он отказался от предложенного стула и сигареты.
– Не знаю, кто все это начал, но со слов Моргана и некоторых других я кое-что понял. Похоже, за всем этим стоит один человек. Люди клянутся, что не обсуждали это с Морганом, но… я знаю своих людей. Кто-то их настраивает. Много бы я дал, – сурово добавил он, – чтобы узнать, кто это. Однако ещё один скандал, вроде сегодняшнего, – и лишь Бог знает, чем это кончится.
Его рассказ подтвердил моё собственное предположение о Бенсоне-гипнотизёре, но с добавлением, что он заставляет леди Фитц, Мактига, Бурилова и Сватловых совершать для него убийства. Им якобы овладела безумная мысль отомстить потомкам тех, кто плохо обошёлся с его прадедом. Поэтому жертвы его обмана потенциально так же опасны, как и он сам, и экипаж хочет, чтобы их всех посадили под замок, мягко выражаясь.
– Главный их аргумент – то, что Бенсон пошёл на такие затраты, чтобы собрать их вместе, – сказал Джонсон. – Неблагодарные псы! Сейчас за три месяца они получают больше, чем за год на торговом судне! Ну, доктор, что вы скажете?
На какое-то время я пришёл в замешательство. Мне нельзя было соглашаться с гипотезой о гипнозе, но я не мог объяснить происходящее и предположением Пен, что группа призраков посмертно выполняет свою задачу.
Я применил тот же способ, с помощью которого развеял подозрения Флоры и леди Фитц. Изобрёл множество специальных терминов, которые не имели смысла ни для Джонсона, ни для меня самого.
Он нетерпеливо спросил, могу ли я это изложить в обычных словах, – но я ответил, что медицина сейчас далеко ушла от начального курса английского языка. Я бойко вывалил все психологические и психоаналитические термины, какие мог вспомнить. Наконец, уловив если не смысл, то общий настрой, Джонсон согласился, что лучше подождать.
Я пообедал с экипажем, что, право, меньше компрометировало меня, чем общество капитана. Моряки были достаточно разговорчивы, но по их косым взглядам я понял, что моё присутствие удерживает их от более личных замечаний. Ни слова не было сказано о поведении Бенсона прошлой ночью. Я был бы спокойнее, если бы они обсуждали этот случай: пока не выскажутся, вряд ли забудут о нём.
После заката мы встали на якорь между двумя отмелями, и «Сьюзан Энн» оказалась в узком проливе. Наутро этот пролив привёл нас в лабиринт песчаных отмелей. Разумеется, это Бенсон был виноват в том, что мы попали в эту ловушку, хотя действовал он не сам, а через рулевого – Мактига. Джонсон нервно расхаживал по палубе, словно гигантская оса, слишком встревоженный, чтобы хоть минуту постоять спокойно. Мактиг хриплым голосом Рафферти клялся, что корабль сам прошёл через лабиринт, а не он его провёл, – и глянул в мою сторону – не расскажу ли я, что мы видели на закате.
Я подумал, что если с «Сьюзан Энн» что-нибудь случится, истинным виновником её гибели будет Бенсон, а не Мактиг. Поскольку последний никогда не был в этих водах и, вероятно, вёл корабль под гипнозом.
Настроение Джонсона сказывалось на экипаже. Работавшие на палубе матросы часто останавливались, глядели по сторонам и обменивались замечаниями, которые сводились к презрительным репликам в адрес Джонсона и Мактига. Смитсон поругивал матросов, но довольно равнодушно.
Рядом появился Хендерсон. Он рявкнул:
– Это вам не детский сад, парни! Хватит трепаться! Принимайтесь за работу!
Смитсон распрямился и крикнул в ответ:
– Кто на вахте, я или ты, Хендерсон? У каждого из нас своё время отдавать приказы, – так что проваливай!
Хендерсон поёжился под взглядами моряков.
– Ну, клянусь Господом, – сказал он, – в свою вахту я научу вас работать! – И ушёл, а его имя прибавилось к чёрному списку экипажа. Скоро и нам предстояло с ним познакомиться.
Пен в качестве посредника Бенсона то и дело заходила к Мактигу осведомиться о нашем продвижении. На мгновение она задержалась возле меня, прошептала, что скоро всё будет в порядке, и потрепала меня по руке.
Ветра по-прежнему не было, солнце ослепительно сияло с безоблачного неба. По обе стороны корабля, словно льды в Арктике, лежали рифы. Ярко окрашенные, как распущенный павлиний хвост. В более глубоких местах белизна песка сменялась различными оттенками синевы: от небесной лазури до кобальтовой сини и перламутра. В местах скоплений кораллов вода переливалась оттенками тёмно-бордового и красного, светло-коричневого и янтарного, цвета бронзы и топаза.
Мелкие воды – морская пустыня! Яркие подводные пятна тянулись бесконечно. Повсюду виднелись крошечные островки; одни – одинокие, серебристые, другие – серые кораллы, побелевшие от пластов гуано и напоминавшие миниатюрные горные пики с белоснежными вершинами. Кое-где виднелась зелень, росли пальмы.
Леди Фитц, Флора и Чедвик расположились на передней палубе. Бурилов их фотографировал, а Флора старалась как можно больше обнажить стройные ноги, к вящему раздражению её милости. Когда я поднялся к ним, они мгновенно умолкли, как будто я прервал исключительно личный разговор, и я пошёл на корму к Мактигу, который казался радушнее.
– Пираты обнаружили остров Рыжего случайно, когда королевские суда загнали их в эти воды. Их корабль был небольшой, и они могли пройти через проливы, закрытые для их преследователей.
Посмеиваясь, он описал остров Рафферти, закончив так:
– Скоро сможете сравнить моё описание с оригиналом. Тогда узнаете, кто прав: капитан или вы.
Я ответил:
– Я рад, что стоит хорошая погода. Надеюсь, мы отсюда быстро уйдём. Даже лёгкий ветерок может бросить нас на эти рифы.
Он пообещал:
– Мы здесь долго не задержимся. Захватим сокровище и поплывём домой. И все будут довольны.
Если что-то и могло убедить меня в истинности версии со старым капитаном, то это безграничная удача, сопровождавшая Мактига в навигации. То, как ему удалось провести корабль через множество коралловых ножей, граничило с чудом.
На закате мы снова стали на якорь, но Джонсон не удовлетворился этим и заставил своих людей установить кнехты на ближайшем коралловом рифе.
Вечером со мной поговорила Пен. Она рассказала, что леди Фитц и Сватлов стали меньше времени отводить своей трапезе – что, учитывая их аппетит, поразительно, – и больше следить за каждым движением Бенсона.
– Как два ребёнка, наблюдающие за третьим, недавно поселившимся в их квартале, – сказала она. – Что-то близится, Росс, я чувствую это. Слава Богу, Майк говорит, что скоро мы достигнем острова.
Когда на следующее утро я встретился с леди Фитц, она холодно попросила меня посторониться и дать ей пройти. Я подошёл к Сватлову, надеясь поболтать с ним, но тот вскочил с кресла, торопливо извинился и сказал, что ему нужно вниз. Тогда я выследил Флору. Она сперва не решалась ответить, когда я спросил её об остальных, потом сказала, что просто у всех не очень хорошее настроение. В плавании бывает так, что не хочется видеть даже ближайших друзей.
Она посмотрела на меня, как бы раздумывая, стоит ли говорить ещё, и решила, что не стоит. Мы немного поболтали о пустяках, после чего она с достоинством удалилась. Я видел, как она несколько раз с беспокойством касалась своих глаз и волос – словно сомневаясь, не изменились ли те за ночь.
На следующий день сразу после полудня мы увидели остров Рафферти. Мактиг показал мне его – неприглядную голую скалу на горизонте, окружённую мелкими островками, которые казались менее грозными из-за покрывающей их зелени.
Рядом была Пен, и именно она обратила моё внимание на остальных, бывших на палубе: Бурилов что-то говорил леди Фитц, разглядывая остров, как старого знакомого. Чуть поодаль Сватлов прилип к поручню, словно притянутый магнитом. Флора прогуливалась по палубе под руку с Чедвиком, украдкой поглядывая, не проявит ли Мактиг признаков ревности. Сомневаюсь, что он вообще видел её.
Пен сказала:
– Они узнали остров, Росс. Ирсули – не сон.
Я не стал спорить. К закату мы более-менее приблизились к скале. Бенсон застал нас вдвоём и вежливо кивнул мне. Теперь, когда его цель была близка, он мог меня терпеть.
Подошёл Мактиг.
– Ну, что ж, капитан, вот она, моя гавань. Корабль Рыжего входил вон через тот пролив, но «Сьюзан Энн» не сможет. Остаток пути придётся проделать в шлюпке.
– Немедленно, – оживлённо кивнул Бенсон.
– Нет, только не это, – возразил Мактиг. – Через несколько минут стемнеет. И что-то подсказывает мне, что нужно ждать утра. – И он принюхался, будто ощутил в воздухе опасность.
Пен подхватила:
– Да, отец, подожди. Не делай ничего, что могло бы усилить недовольство. Мы слишком близки к финишу, чтобы позволить себе ошибиться.
Бенсон задрожал, словно сдерживая приступ гнева, но овладел собой. Обнял Пен. Она еле заметно отстранилась.
– Хорошо, – сказал он, но прозвучало это довольно мрачно.
В сумерках на остров вышли поглядеть не только те, кому снились сны об Ирсули, но и большинство членов экипажа. Рука Пен крепче сжала мою.
– Они знают, – прошептала она, – или просто заметили, как смотрят другие, и им стало любопытно.
Остров находился в миле от нас. Он возвышался над соседними островками, словно король в окружении вассалов. Сумерки и расстояние окутали его синевой и бросили тень на другие рифы. Как будто самодержавный аметист восседал на троне среди гиацинтов, яшмы, розового кварца и рубинов.
Ночь укрыла остров тьмой, и густеющая тень упала на нас, словно отброшенная огромными крыльями.
С правого борта при взгляде на бледное небо казалось, что мы плывём в тигле с жидким сапфиром. Вода с левого борта была мутной, словно разведённой молоком, – это виднелся песок всего в нескольких метрах под нами.
Воздух был так прозрачен, что от яркой небесной лазури резало глаза. За рулём был Мактиг, он выполнял и свои обязанности, и обязанности капитана. Глаза его сузились до щёлочек, и теперь он выглядел ещё меньше похожим на себя, но в свете солнца не казался призраком.
Ко мне подошёл Джонсон.
– Сегодня ко мне обратился Морган с жалобой, если можно так сказать. Заявил, что экипаж требует, чтобы мы ограничили свободу передвижения Бенсона и его гостей. На корабле все боятся удара исподтишка. Я разговаривал с каждым, но все отрицают какую-либо связь с Морганом.
Он отказался от предложенного стула и сигареты.
– Не знаю, кто все это начал, но со слов Моргана и некоторых других я кое-что понял. Похоже, за всем этим стоит один человек. Люди клянутся, что не обсуждали это с Морганом, но… я знаю своих людей. Кто-то их настраивает. Много бы я дал, – сурово добавил он, – чтобы узнать, кто это. Однако ещё один скандал, вроде сегодняшнего, – и лишь Бог знает, чем это кончится.
Его рассказ подтвердил моё собственное предположение о Бенсоне-гипнотизёре, но с добавлением, что он заставляет леди Фитц, Мактига, Бурилова и Сватловых совершать для него убийства. Им якобы овладела безумная мысль отомстить потомкам тех, кто плохо обошёлся с его прадедом. Поэтому жертвы его обмана потенциально так же опасны, как и он сам, и экипаж хочет, чтобы их всех посадили под замок, мягко выражаясь.
– Главный их аргумент – то, что Бенсон пошёл на такие затраты, чтобы собрать их вместе, – сказал Джонсон. – Неблагодарные псы! Сейчас за три месяца они получают больше, чем за год на торговом судне! Ну, доктор, что вы скажете?
На какое-то время я пришёл в замешательство. Мне нельзя было соглашаться с гипотезой о гипнозе, но я не мог объяснить происходящее и предположением Пен, что группа призраков посмертно выполняет свою задачу.
Я применил тот же способ, с помощью которого развеял подозрения Флоры и леди Фитц. Изобрёл множество специальных терминов, которые не имели смысла ни для Джонсона, ни для меня самого.
Он нетерпеливо спросил, могу ли я это изложить в обычных словах, – но я ответил, что медицина сейчас далеко ушла от начального курса английского языка. Я бойко вывалил все психологические и психоаналитические термины, какие мог вспомнить. Наконец, уловив если не смысл, то общий настрой, Джонсон согласился, что лучше подождать.
Я пообедал с экипажем, что, право, меньше компрометировало меня, чем общество капитана. Моряки были достаточно разговорчивы, но по их косым взглядам я понял, что моё присутствие удерживает их от более личных замечаний. Ни слова не было сказано о поведении Бенсона прошлой ночью. Я был бы спокойнее, если бы они обсуждали этот случай: пока не выскажутся, вряд ли забудут о нём.
После заката мы встали на якорь между двумя отмелями, и «Сьюзан Энн» оказалась в узком проливе. Наутро этот пролив привёл нас в лабиринт песчаных отмелей. Разумеется, это Бенсон был виноват в том, что мы попали в эту ловушку, хотя действовал он не сам, а через рулевого – Мактига. Джонсон нервно расхаживал по палубе, словно гигантская оса, слишком встревоженный, чтобы хоть минуту постоять спокойно. Мактиг хриплым голосом Рафферти клялся, что корабль сам прошёл через лабиринт, а не он его провёл, – и глянул в мою сторону – не расскажу ли я, что мы видели на закате.
Я подумал, что если с «Сьюзан Энн» что-нибудь случится, истинным виновником её гибели будет Бенсон, а не Мактиг. Поскольку последний никогда не был в этих водах и, вероятно, вёл корабль под гипнозом.
Настроение Джонсона сказывалось на экипаже. Работавшие на палубе матросы часто останавливались, глядели по сторонам и обменивались замечаниями, которые сводились к презрительным репликам в адрес Джонсона и Мактига. Смитсон поругивал матросов, но довольно равнодушно.
Рядом появился Хендерсон. Он рявкнул:
– Это вам не детский сад, парни! Хватит трепаться! Принимайтесь за работу!
Смитсон распрямился и крикнул в ответ:
– Кто на вахте, я или ты, Хендерсон? У каждого из нас своё время отдавать приказы, – так что проваливай!
Хендерсон поёжился под взглядами моряков.
– Ну, клянусь Господом, – сказал он, – в свою вахту я научу вас работать! – И ушёл, а его имя прибавилось к чёрному списку экипажа. Скоро и нам предстояло с ним познакомиться.
Пен в качестве посредника Бенсона то и дело заходила к Мактигу осведомиться о нашем продвижении. На мгновение она задержалась возле меня, прошептала, что скоро всё будет в порядке, и потрепала меня по руке.
Ветра по-прежнему не было, солнце ослепительно сияло с безоблачного неба. По обе стороны корабля, словно льды в Арктике, лежали рифы. Ярко окрашенные, как распущенный павлиний хвост. В более глубоких местах белизна песка сменялась различными оттенками синевы: от небесной лазури до кобальтовой сини и перламутра. В местах скоплений кораллов вода переливалась оттенками тёмно-бордового и красного, светло-коричневого и янтарного, цвета бронзы и топаза.
Мелкие воды – морская пустыня! Яркие подводные пятна тянулись бесконечно. Повсюду виднелись крошечные островки; одни – одинокие, серебристые, другие – серые кораллы, побелевшие от пластов гуано и напоминавшие миниатюрные горные пики с белоснежными вершинами. Кое-где виднелась зелень, росли пальмы.
Леди Фитц, Флора и Чедвик расположились на передней палубе. Бурилов их фотографировал, а Флора старалась как можно больше обнажить стройные ноги, к вящему раздражению её милости. Когда я поднялся к ним, они мгновенно умолкли, как будто я прервал исключительно личный разговор, и я пошёл на корму к Мактигу, который казался радушнее.
– Пираты обнаружили остров Рыжего случайно, когда королевские суда загнали их в эти воды. Их корабль был небольшой, и они могли пройти через проливы, закрытые для их преследователей.
Посмеиваясь, он описал остров Рафферти, закончив так:
– Скоро сможете сравнить моё описание с оригиналом. Тогда узнаете, кто прав: капитан или вы.
Я ответил:
– Я рад, что стоит хорошая погода. Надеюсь, мы отсюда быстро уйдём. Даже лёгкий ветерок может бросить нас на эти рифы.
Он пообещал:
– Мы здесь долго не задержимся. Захватим сокровище и поплывём домой. И все будут довольны.
Если что-то и могло убедить меня в истинности версии со старым капитаном, то это безграничная удача, сопровождавшая Мактига в навигации. То, как ему удалось провести корабль через множество коралловых ножей, граничило с чудом.
На закате мы снова стали на якорь, но Джонсон не удовлетворился этим и заставил своих людей установить кнехты на ближайшем коралловом рифе.
Вечером со мной поговорила Пен. Она рассказала, что леди Фитц и Сватлов стали меньше времени отводить своей трапезе – что, учитывая их аппетит, поразительно, – и больше следить за каждым движением Бенсона.
– Как два ребёнка, наблюдающие за третьим, недавно поселившимся в их квартале, – сказала она. – Что-то близится, Росс, я чувствую это. Слава Богу, Майк говорит, что скоро мы достигнем острова.
Когда на следующее утро я встретился с леди Фитц, она холодно попросила меня посторониться и дать ей пройти. Я подошёл к Сватлову, надеясь поболтать с ним, но тот вскочил с кресла, торопливо извинился и сказал, что ему нужно вниз. Тогда я выследил Флору. Она сперва не решалась ответить, когда я спросил её об остальных, потом сказала, что просто у всех не очень хорошее настроение. В плавании бывает так, что не хочется видеть даже ближайших друзей.
Она посмотрела на меня, как бы раздумывая, стоит ли говорить ещё, и решила, что не стоит. Мы немного поболтали о пустяках, после чего она с достоинством удалилась. Я видел, как она несколько раз с беспокойством касалась своих глаз и волос – словно сомневаясь, не изменились ли те за ночь.
На следующий день сразу после полудня мы увидели остров Рафферти. Мактиг показал мне его – неприглядную голую скалу на горизонте, окружённую мелкими островками, которые казались менее грозными из-за покрывающей их зелени.
Рядом была Пен, и именно она обратила моё внимание на остальных, бывших на палубе: Бурилов что-то говорил леди Фитц, разглядывая остров, как старого знакомого. Чуть поодаль Сватлов прилип к поручню, словно притянутый магнитом. Флора прогуливалась по палубе под руку с Чедвиком, украдкой поглядывая, не проявит ли Мактиг признаков ревности. Сомневаюсь, что он вообще видел её.
Пен сказала:
– Они узнали остров, Росс. Ирсули – не сон.
Я не стал спорить. К закату мы более-менее приблизились к скале. Бенсон застал нас вдвоём и вежливо кивнул мне. Теперь, когда его цель была близка, он мог меня терпеть.
Подошёл Мактиг.
– Ну, что ж, капитан, вот она, моя гавань. Корабль Рыжего входил вон через тот пролив, но «Сьюзан Энн» не сможет. Остаток пути придётся проделать в шлюпке.
– Немедленно, – оживлённо кивнул Бенсон.
– Нет, только не это, – возразил Мактиг. – Через несколько минут стемнеет. И что-то подсказывает мне, что нужно ждать утра. – И он принюхался, будто ощутил в воздухе опасность.
Пен подхватила:
– Да, отец, подожди. Не делай ничего, что могло бы усилить недовольство. Мы слишком близки к финишу, чтобы позволить себе ошибиться.
Бенсон задрожал, словно сдерживая приступ гнева, но овладел собой. Обнял Пен. Она еле заметно отстранилась.
– Хорошо, – сказал он, но прозвучало это довольно мрачно.
В сумерках на остров вышли поглядеть не только те, кому снились сны об Ирсули, но и большинство членов экипажа. Рука Пен крепче сжала мою.
– Они знают, – прошептала она, – или просто заметили, как смотрят другие, и им стало любопытно.
Остров находился в миле от нас. Он возвышался над соседними островками, словно король в окружении вассалов. Сумерки и расстояние окутали его синевой и бросили тень на другие рифы. Как будто самодержавный аметист восседал на троне среди гиацинтов, яшмы, розового кварца и рубинов.
Ночь укрыла остров тьмой, и густеющая тень упала на нас, словно отброшенная огромными крыльями.
23. ФЛОРА
В полночь мы собрались в столовой по приглашению Бенсона – чтобы отметить, как он сказал, наше прибытие. Бенсон пребывал в исключительно хорошем настроении. Впервые я видел лицо старого капитана таким торжественным. Если бы не визгливый голос и архаичные выражения, я бы подумал, что передо мной Большой Джим собственной персоной.
Мактиг радостно улыбался ему, но Пен выглядела встревоженной. Возможно, опасалась, что это отразится на его самочувствии, изменит его, и он перейдёт от хорошего настроения к приступу ярости.
Я тоже беспокоился. Лицемерие стало второй натурой для Флоры, Бурилова и Чедвика. У леди Фитц и преподобного оно было выражено гораздо слабее. Несмотря на внешнюю весёлость, им было не по себе, и я чувствовал, чего опасается Пен: назревает какой-то заговор, в воздухе сгущалось напряжение, готовое вот-вот прорваться.
Для Бурилова веселье, неважно – искреннее или напускное, означало только одно – выпивку. Под её влиянием он начинал болтать и петь. Леди Фитц попыталась сдержать его воодушевление сердитыми взглядами и резкими замечаниями, но тот не обращал на неё внимания. Он вошёл в раж, но как раз когда буйство готово было перейти границы – он собрался сплясать на столе трепака, – с ним произошла перемена, и он, как сгоревшая ракета, ушёл во тьму глубочайшего отчаяния.
Он прижал ладони к вискам и начал раскачиваться взад и вперёд.
– Я помню! Какой я дурак! – воскликнул он по-русски. – Но я помню!
И посмотрел на нас округлившимися глазами.
– Мой сон перед бурей, да! Змеи, предрекающие смерть в моей семье. Это так ужасно, что мозг отказывается помнить. Но теперь я вспомнил: коньяк вправил мне мозги!
Леди Фитц спросила:
– О чём ты, Алексей? Расскажи мне!
Он повернулся к Бенсону и заговорил монотонным речитативом:
– Змеи. Три змеи в воде. Плывут! Сплетаются. Змея хватает себя за хвост – катится ко мне, как обруч, и гудит, как туча пчёл! «Алёша, сыночек, – говорит она, – смотри на меня! Я прихожу предвестником беды. Теперь ты знаешь». А на спине змеи рисунок чешуи – кресты, сплетённые друг с другом. По всему телу. Словно… – Глаза его выпучились, он сморщился, будто с трудом глотая что-то. – Словно…
Он упал на колени, сплёл пальцы рук, прижал их к груди, откинул голову назад, закрыв глаза.
– Словно чёрное колесо! – пропел он прекрасным баритоном, достойным сцены «Метрополитен-оперы».
И упал без чувств.
Леди Фитц закричала и бросилась к нему. Мактиг смотрел с восхищением. Голос его, однако, дрожал:
– Старина Алексей остался на посту до последнего. Док, если вы поможете мне снять её приставучесть с Алексея, мы сможем перенести его на койку.
Леди Фитц позволила мне оттащить её, но потом вновь отчаянно рванулась к бесчувственному Бурилову, словно мы разлучали их навсегда. Светловы и Чедвик успокаивали её. Бурилов весь пылал, пульс его участился; я предположил, что у него лихорадка, а конкретный диагноз – случай острого алкоголизма.
Мы с Мактигом с трудом подняли его – исхудавший, Бурилов тем не менее весил больше двухсот фунтов. Мактиг заметил:
– Я всегда находил, что Алексей слегка полноват. И теперь, как его носильщик, могу это подтвердить. Продолжайте веселиться! – обратился он к остальным, когда мы направились к двери. – Да здравствует веселье!
Мы спустились по лестнице. Мактиг спросил, отдуваясь:
– И каков же ваш вердикт, доктор? Наш дорогой малыш Алексей, этот слонёнок, видел сон ещё до урагана, задолго до находки чёрного колеса.
– До сих пор Бурилов не вспоминал этот сон, – возразил я, тоже отдуваясь. – Странно, но обычно предостережения не замалчивают до того, как можно проверить их справедливость.
– А как может быть иначе? Предсказания записывались тогда, когда были сделаны, и только впоследствии обнаруживалось, что они справедливы, – настаивал Мактиг, пока мы укладывали русского в постель.
– В таком случае они крайне неопределённые, – возразил я. – Готов биться об заклад, что в них никогда точно не указывается время, место и имена людей.
Мы вернулись к столу, где все оставались на местах – как будто никто даже не вздохнул за время нашего отсутствия. Бенсон небрежно осведомился насчёт Бурилова.
– Лежит смирно, – ответил Мактиг.
Леди Фитц удержалась от комментариев по поводу состояния здоровья своего любовника, но неожиданно доверительным тоном сообщила:
– Мне нужно кое в чём признаться, капитан Бенсон. Отчасти это касается сна Алексея. Удивительное совпадение!
Чедвик заметно насторожился, как собака, заслышавшая шорох. Леди Фитц начала было воркующим голосом:
– Да, я тоже видела сон. Мне снилось… – и дразняще смолкла. Чедвик ухмылялся. Сватлов придерживал одну руку другой. Флора беспокойно ёрзала.
Пен почуяла опасность раньше меня или Мактига. Бенсон ожидающе склонился к англичанке. Флора о чём-то заговорила, чтобы сдержать грозящее откровение. Но леди Фитц безжалостно продолжила:
– Мне тоже снилось чёрное колесо! – И ласково добавила: – Рассказать, что я видела? – произнесла так, словно паук, приглашающий муху в паутину.
Флора застыла в крайне неудобной позе. Сватлов кашлянул, словно хотел отвлечь внимание леди Фитц. Один Чедвик спокойно сказал:
– Мы все очень заинтересовались, я уверен.
Леди Фитц улыбнулась ему.
– Мне снилось, капитан Бенсон, что меня зовут Ирсули. Я дала клятву на чёрном колесе. А колесо было на корабле, который потопили люди с другого корабля. Одним из них – во сне – был ваш прадед. Но, может быть, вы об этом сне знаете?
Она ждала. Глаза Бенсона сверкнули, но он смолчал. Леди Фитц сказала:
– Вам мог рассказать об этом наш добрый доктор.
Пен поспешила вмешаться и затараторила без пауз и интонаций:
– Отец уже поздно, и ты так устал и тебе пора ложиться ты слишком утомляешь себя оставаясь так поздно на ногах и…
Флора зло перебила её:
– Не забывайте об этикете, Пенелопа! Невежливо прерывать.
Выглядела она при этом такой довольной, словно пронзила сердце Пен кинжалом.
Бенсон понял намёк.
– Подожди-ка! – резко сказал он и поднял руку, заставляя Пен замолчать.
Леди Фитц больше не ворковала, когда сказала холодно и деловито:
– Я уже рассказала вам о своём сне, капитан Бенсон. То же самое снилось и мистеру Бурилову. Мы с ним, должно быть, очень похожи, если нам снились одинаковые сны, не так ли? Но, как выяснилось вскоре, на борту, кроме Алексея, нашлись и другие родственные души. О Боже, да! Один из них – преподобный Сватлов. Он тоже знает об Ирсули! Верно? – спросила она, глядя ему в глаза.
Флора горячо воскликнула:
– Гарольд, говори! Скажи ему! – но Сватлов смог только глотнуть и бросить умоляющий взгляд на Бенсона.
Флора не выдержала, вскочила на ноги:
– И я видела то же самое! И Чед тоже! Доктор Фенимор успокаивал нас своими пространными объяснениями, чтобы сбить с толку! Леди Фитц-Ментон и Чед говорят, что он делал это сознательно, чтобы помочь вам, капитан. Может быть, да… а может, и нет.
Она неуверенно взглянула на меня. И добавила:
– Но вам не помогло то, что он удержал нас от рассказов друг другу. Мы давно уже поняли, что вы пытаетесь сделать с нами.
Челюсть Бенсона отвисла. Он попытался встать, но Пен положила руку ему на плечо и удержала.
Леди Фитц смотрела мимо нас – в дверях появился Бурилов, выжидательно улыбаясь, словно в ожидании аплодисментов. Мактиг больно стиснул мне руку.
Флора сказала:
– Может, вы лучше доктора сможете объяснить наши сны, капитан Бенсон?
Но Бенсон молчал. Он взглянул на Пен, потом на Мактига, на меня. Глаза его сузились, губы дрогнули.
Чедвик встал. Тем временем Бурилов уже вошёл и встал за стулом леди Фитц. Она вцепилась в его руку. Бурилов заметил, что Мактиг смотрит на него, и насмешливо поклонился. Ирландец сильнее сжал мою руку. Чедвик заговорил:
– Ваши объяснения излишни, капитан. Мои друзья их уже знают. И мы знаем, зачем вам это понадобилось. Вы хотите за наш счёт доказать, что ваш рассудок в норме.
Флора подтверждающе кивнула:
– Вы осмелились использовать меня!
Бенсон по-прежнему ничего не отвечал, но в глубине его горла зародилось рычание. Пен сняла руку с его плеча и бросилась между ним и Чедвиком.
– Ради Бога, Чед! Следите за своими словами! – крикнула она.
– Уж я-то слежу! – вызывающе ответил он. – Я выбираю слова с величайшей осмотрительностью. Можете быть уверены!
Она прикусила губу. Мускулистая рука Бенсона отодвинула Пен в сторону. Он смотрел на Чедвика, как смотрят на скорпиона, прежде чем растоптать того. Медленно, словно рот его расплывался, на лице появилась злобная гримаса.
Чедвик улыбался, но всё же осторожно попятился. Он сказал:
– Да, капитан, вы меня ненавидите! Вы думаете о змее, пригретой на груди. Теперь вам остаётся кое-что сделать. Что-то непоправимое. Тем самым вы докажете мою точку зрения. До сих пор вам удавалось обращаться с нами по-своему, но этому пришёл конец. Отныне…
Пен снова схватила отца за плечи, рычание того стало громче.
– Отец, нет! Не позволяй ему тебя спровоцировать! Разве ты не понимаешь?..
Моё запястье онемело от хватки Мактига. Он выпустил его и двинулся к Чедвику, который шагнул в сторону, напрягаясь в ожидании предстоящей стычки. Но Флора бросилась между ними.
– Не трогайте Чеда! Он прав, и не смейте останавливать его! И никого из нас! Никто нас не остановит! – кричала она.
Лицо Мактига, приблизившееся к ней, пылало гневом. Но оно зажгло ответное пламя. Прекрасная и сверкающая, Флора схватила Мактига за руки. Я понял, что чувствует хлопушка, когда подожжён её фитиль. Инстинктивно я приблизился к Пен и Бенсону.
– Будь вы добрее ко мне, – кричала тем временем Флора, – если бы хоть раз, когда я просила, вы проводили меня до каюты, я поверила бы каждому вашему слову! Я не поделилась бы с Чедом своими подозрениями! Но нет, вы не снизойдёте до меня, низкорожденного существа. Но я человек, и докажу вам…
Её длинные алые ногти метнулись к лицу Мактига. Тот перехватил её руку. Сватлов попытался её успокоить и встал, беспомощно разводя руками. Флора не сопротивлялась. Она расслабилась, опустив голову на широкое плечо Мактига, как промокательная бумага, впитывая его близость.
Две струйки крови проступили на щеке Мактига, слились и потекли вниз. Мактиг строго сказал Чедвику:
– Держитесь от меня подальше, приятель, пока можете!
Я стоял так близко к Пен, что она протянула руку и смогла коснуться меня дрожащими пальцами. Чедвик спросил Бенсона:
– Мне стоять в стороне, как советует Майк? Или мы сразу перейдём к делу?
Сватлов, вяло помахивая руками, проскулил: «Нет, нет!» А Бурилов величественно повернулся и смерил его презрительным взглядом. Морщины на лбу Бенсона и складки в уголках рта углубились. Он знаком велел Чедвику продолжать.
Чедвик сказал:
– Как уже заметила Флора… я тоже видел сны об Ирсули. «Это сны… или воспоминания?» – спросил себя я.
Признаю, что вначале я оказался в затруднении. Но когда переговорил с друзьями, истина открылась мне. Вы всегда пользовались одной процедурой, и в этом ваша ошибка. Все мы видели колесо в вашей каюте. Каждого вы просили дотронуться до него и спрашивали, видим ли мы что-нибудь. Вы очень искусно подсказывали, что мы должны увидеть, и нам казалось, что мы действительно что-то видим и что это якобы воздействие колеса и воспоминаний. И все это навеяно историей о встрече вашего прадеда с чёрной жрицей.
Потом нам начинали сниться сны – вызванные искусственно. Доктор своими объяснениями успокоил наши страхи; но тут мы начали замечать, что совершаем поступки, которые в здравом уме никто из нас не совершил бы! Среди экипажа начались разговоры, что мы слегка… тронулись.
Мактиг радостно улыбался ему, но Пен выглядела встревоженной. Возможно, опасалась, что это отразится на его самочувствии, изменит его, и он перейдёт от хорошего настроения к приступу ярости.
Я тоже беспокоился. Лицемерие стало второй натурой для Флоры, Бурилова и Чедвика. У леди Фитц и преподобного оно было выражено гораздо слабее. Несмотря на внешнюю весёлость, им было не по себе, и я чувствовал, чего опасается Пен: назревает какой-то заговор, в воздухе сгущалось напряжение, готовое вот-вот прорваться.
Для Бурилова веселье, неважно – искреннее или напускное, означало только одно – выпивку. Под её влиянием он начинал болтать и петь. Леди Фитц попыталась сдержать его воодушевление сердитыми взглядами и резкими замечаниями, но тот не обращал на неё внимания. Он вошёл в раж, но как раз когда буйство готово было перейти границы – он собрался сплясать на столе трепака, – с ним произошла перемена, и он, как сгоревшая ракета, ушёл во тьму глубочайшего отчаяния.
Он прижал ладони к вискам и начал раскачиваться взад и вперёд.
– Я помню! Какой я дурак! – воскликнул он по-русски. – Но я помню!
И посмотрел на нас округлившимися глазами.
– Мой сон перед бурей, да! Змеи, предрекающие смерть в моей семье. Это так ужасно, что мозг отказывается помнить. Но теперь я вспомнил: коньяк вправил мне мозги!
Леди Фитц спросила:
– О чём ты, Алексей? Расскажи мне!
Он повернулся к Бенсону и заговорил монотонным речитативом:
– Змеи. Три змеи в воде. Плывут! Сплетаются. Змея хватает себя за хвост – катится ко мне, как обруч, и гудит, как туча пчёл! «Алёша, сыночек, – говорит она, – смотри на меня! Я прихожу предвестником беды. Теперь ты знаешь». А на спине змеи рисунок чешуи – кресты, сплетённые друг с другом. По всему телу. Словно… – Глаза его выпучились, он сморщился, будто с трудом глотая что-то. – Словно…
Он упал на колени, сплёл пальцы рук, прижал их к груди, откинул голову назад, закрыв глаза.
– Словно чёрное колесо! – пропел он прекрасным баритоном, достойным сцены «Метрополитен-оперы».
И упал без чувств.
Леди Фитц закричала и бросилась к нему. Мактиг смотрел с восхищением. Голос его, однако, дрожал:
– Старина Алексей остался на посту до последнего. Док, если вы поможете мне снять её приставучесть с Алексея, мы сможем перенести его на койку.
Леди Фитц позволила мне оттащить её, но потом вновь отчаянно рванулась к бесчувственному Бурилову, словно мы разлучали их навсегда. Светловы и Чедвик успокаивали её. Бурилов весь пылал, пульс его участился; я предположил, что у него лихорадка, а конкретный диагноз – случай острого алкоголизма.
Мы с Мактигом с трудом подняли его – исхудавший, Бурилов тем не менее весил больше двухсот фунтов. Мактиг заметил:
– Я всегда находил, что Алексей слегка полноват. И теперь, как его носильщик, могу это подтвердить. Продолжайте веселиться! – обратился он к остальным, когда мы направились к двери. – Да здравствует веселье!
Мы спустились по лестнице. Мактиг спросил, отдуваясь:
– И каков же ваш вердикт, доктор? Наш дорогой малыш Алексей, этот слонёнок, видел сон ещё до урагана, задолго до находки чёрного колеса.
– До сих пор Бурилов не вспоминал этот сон, – возразил я, тоже отдуваясь. – Странно, но обычно предостережения не замалчивают до того, как можно проверить их справедливость.
– А как может быть иначе? Предсказания записывались тогда, когда были сделаны, и только впоследствии обнаруживалось, что они справедливы, – настаивал Мактиг, пока мы укладывали русского в постель.
– В таком случае они крайне неопределённые, – возразил я. – Готов биться об заклад, что в них никогда точно не указывается время, место и имена людей.
Мы вернулись к столу, где все оставались на местах – как будто никто даже не вздохнул за время нашего отсутствия. Бенсон небрежно осведомился насчёт Бурилова.
– Лежит смирно, – ответил Мактиг.
Леди Фитц удержалась от комментариев по поводу состояния здоровья своего любовника, но неожиданно доверительным тоном сообщила:
– Мне нужно кое в чём признаться, капитан Бенсон. Отчасти это касается сна Алексея. Удивительное совпадение!
Чедвик заметно насторожился, как собака, заслышавшая шорох. Леди Фитц начала было воркующим голосом:
– Да, я тоже видела сон. Мне снилось… – и дразняще смолкла. Чедвик ухмылялся. Сватлов придерживал одну руку другой. Флора беспокойно ёрзала.
Пен почуяла опасность раньше меня или Мактига. Бенсон ожидающе склонился к англичанке. Флора о чём-то заговорила, чтобы сдержать грозящее откровение. Но леди Фитц безжалостно продолжила:
– Мне тоже снилось чёрное колесо! – И ласково добавила: – Рассказать, что я видела? – произнесла так, словно паук, приглашающий муху в паутину.
Флора застыла в крайне неудобной позе. Сватлов кашлянул, словно хотел отвлечь внимание леди Фитц. Один Чедвик спокойно сказал:
– Мы все очень заинтересовались, я уверен.
Леди Фитц улыбнулась ему.
– Мне снилось, капитан Бенсон, что меня зовут Ирсули. Я дала клятву на чёрном колесе. А колесо было на корабле, который потопили люди с другого корабля. Одним из них – во сне – был ваш прадед. Но, может быть, вы об этом сне знаете?
Она ждала. Глаза Бенсона сверкнули, но он смолчал. Леди Фитц сказала:
– Вам мог рассказать об этом наш добрый доктор.
Пен поспешила вмешаться и затараторила без пауз и интонаций:
– Отец уже поздно, и ты так устал и тебе пора ложиться ты слишком утомляешь себя оставаясь так поздно на ногах и…
Флора зло перебила её:
– Не забывайте об этикете, Пенелопа! Невежливо прерывать.
Выглядела она при этом такой довольной, словно пронзила сердце Пен кинжалом.
Бенсон понял намёк.
– Подожди-ка! – резко сказал он и поднял руку, заставляя Пен замолчать.
Леди Фитц больше не ворковала, когда сказала холодно и деловито:
– Я уже рассказала вам о своём сне, капитан Бенсон. То же самое снилось и мистеру Бурилову. Мы с ним, должно быть, очень похожи, если нам снились одинаковые сны, не так ли? Но, как выяснилось вскоре, на борту, кроме Алексея, нашлись и другие родственные души. О Боже, да! Один из них – преподобный Сватлов. Он тоже знает об Ирсули! Верно? – спросила она, глядя ему в глаза.
Флора горячо воскликнула:
– Гарольд, говори! Скажи ему! – но Сватлов смог только глотнуть и бросить умоляющий взгляд на Бенсона.
Флора не выдержала, вскочила на ноги:
– И я видела то же самое! И Чед тоже! Доктор Фенимор успокаивал нас своими пространными объяснениями, чтобы сбить с толку! Леди Фитц-Ментон и Чед говорят, что он делал это сознательно, чтобы помочь вам, капитан. Может быть, да… а может, и нет.
Она неуверенно взглянула на меня. И добавила:
– Но вам не помогло то, что он удержал нас от рассказов друг другу. Мы давно уже поняли, что вы пытаетесь сделать с нами.
Челюсть Бенсона отвисла. Он попытался встать, но Пен положила руку ему на плечо и удержала.
Леди Фитц смотрела мимо нас – в дверях появился Бурилов, выжидательно улыбаясь, словно в ожидании аплодисментов. Мактиг больно стиснул мне руку.
Флора сказала:
– Может, вы лучше доктора сможете объяснить наши сны, капитан Бенсон?
Но Бенсон молчал. Он взглянул на Пен, потом на Мактига, на меня. Глаза его сузились, губы дрогнули.
Чедвик встал. Тем временем Бурилов уже вошёл и встал за стулом леди Фитц. Она вцепилась в его руку. Бурилов заметил, что Мактиг смотрит на него, и насмешливо поклонился. Ирландец сильнее сжал мою руку. Чедвик заговорил:
– Ваши объяснения излишни, капитан. Мои друзья их уже знают. И мы знаем, зачем вам это понадобилось. Вы хотите за наш счёт доказать, что ваш рассудок в норме.
Флора подтверждающе кивнула:
– Вы осмелились использовать меня!
Бенсон по-прежнему ничего не отвечал, но в глубине его горла зародилось рычание. Пен сняла руку с его плеча и бросилась между ним и Чедвиком.
– Ради Бога, Чед! Следите за своими словами! – крикнула она.
– Уж я-то слежу! – вызывающе ответил он. – Я выбираю слова с величайшей осмотрительностью. Можете быть уверены!
Она прикусила губу. Мускулистая рука Бенсона отодвинула Пен в сторону. Он смотрел на Чедвика, как смотрят на скорпиона, прежде чем растоптать того. Медленно, словно рот его расплывался, на лице появилась злобная гримаса.
Чедвик улыбался, но всё же осторожно попятился. Он сказал:
– Да, капитан, вы меня ненавидите! Вы думаете о змее, пригретой на груди. Теперь вам остаётся кое-что сделать. Что-то непоправимое. Тем самым вы докажете мою точку зрения. До сих пор вам удавалось обращаться с нами по-своему, но этому пришёл конец. Отныне…
Пен снова схватила отца за плечи, рычание того стало громче.
– Отец, нет! Не позволяй ему тебя спровоцировать! Разве ты не понимаешь?..
Моё запястье онемело от хватки Мактига. Он выпустил его и двинулся к Чедвику, который шагнул в сторону, напрягаясь в ожидании предстоящей стычки. Но Флора бросилась между ними.
– Не трогайте Чеда! Он прав, и не смейте останавливать его! И никого из нас! Никто нас не остановит! – кричала она.
Лицо Мактига, приблизившееся к ней, пылало гневом. Но оно зажгло ответное пламя. Прекрасная и сверкающая, Флора схватила Мактига за руки. Я понял, что чувствует хлопушка, когда подожжён её фитиль. Инстинктивно я приблизился к Пен и Бенсону.
– Будь вы добрее ко мне, – кричала тем временем Флора, – если бы хоть раз, когда я просила, вы проводили меня до каюты, я поверила бы каждому вашему слову! Я не поделилась бы с Чедом своими подозрениями! Но нет, вы не снизойдёте до меня, низкорожденного существа. Но я человек, и докажу вам…
Её длинные алые ногти метнулись к лицу Мактига. Тот перехватил её руку. Сватлов попытался её успокоить и встал, беспомощно разводя руками. Флора не сопротивлялась. Она расслабилась, опустив голову на широкое плечо Мактига, как промокательная бумага, впитывая его близость.
Две струйки крови проступили на щеке Мактига, слились и потекли вниз. Мактиг строго сказал Чедвику:
– Держитесь от меня подальше, приятель, пока можете!
Я стоял так близко к Пен, что она протянула руку и смогла коснуться меня дрожащими пальцами. Чедвик спросил Бенсона:
– Мне стоять в стороне, как советует Майк? Или мы сразу перейдём к делу?
Сватлов, вяло помахивая руками, проскулил: «Нет, нет!» А Бурилов величественно повернулся и смерил его презрительным взглядом. Морщины на лбу Бенсона и складки в уголках рта углубились. Он знаком велел Чедвику продолжать.
Чедвик сказал:
– Как уже заметила Флора… я тоже видел сны об Ирсули. «Это сны… или воспоминания?» – спросил себя я.
Признаю, что вначале я оказался в затруднении. Но когда переговорил с друзьями, истина открылась мне. Вы всегда пользовались одной процедурой, и в этом ваша ошибка. Все мы видели колесо в вашей каюте. Каждого вы просили дотронуться до него и спрашивали, видим ли мы что-нибудь. Вы очень искусно подсказывали, что мы должны увидеть, и нам казалось, что мы действительно что-то видим и что это якобы воздействие колеса и воспоминаний. И все это навеяно историей о встрече вашего прадеда с чёрной жрицей.
Потом нам начинали сниться сны – вызванные искусственно. Доктор своими объяснениями успокоил наши страхи; но тут мы начали замечать, что совершаем поступки, которые в здравом уме никто из нас не совершил бы! Среди экипажа начались разговоры, что мы слегка… тронулись.