Сергей БОЛОТНИКОВ
ГОРОД ПРИЗРАКОВ

ПРОСТО СКАЗКА

   – ...И вот, случился как-то день, когда хозяева уехали и оставили бедную девушку одну, чтобы она прибиралась в доме и смотрела за хозяйским ребенком... – рассказывала мать, – а времена тогда были неспокойными, и много-много всякой нечисти бродило по округе темными ночами. Девушка, конечно, знала это, но не боялась, потому что дом, в котором она осталась, был старым и очень крепким.
   Ребенок смотрел на мать широко раскрытыми глазами. Ему было всего четыре, и доселе он еще не знал ночных кошмаров. Хотя как-то испугался черной неопрятной вороны, что села на окно и принялась долбить стекло нечищеным клювом – испугался и заплакал, но мать пришла и прогнала ворону. И теперь он знал – любое зло можно прогнать.
   Ночное лето за окошком тоже плакало – тихонько, просто легкая полуночная морось. Дождь постукивал в окно, гасил желтые и синие глаза фонарей, накидывал на стекло липкую холодную паутинку.
   – Отгорел закат, и наступила черная беззвездная ночь. Темно-темно за окошком. Девочка укачала младенца и сама уже собралась спать, как вдруг что-то тихонько стукнуло в окошко. Посмотрела она в окно и замерла от ужаса – весь оконный проем занимала огромная и ужасная морда ночного тролля! Она была красная, в седых волосах, и изо рта торчали острые желтые клыки!
   Глаза ребенка вытаращились еще больше, и теперь он смотрел на окно. Там так темно! А что, если в той темноте прячется страшное красное лицо? Что, если оно заглянет сюда?
   Квартира на восьмом этаже – но от этого не становится легче...
   – Она очень испугалась, но... ты меня слушаешь? – спросила мать.
   Ее сын оторвал от окна взгляд сомнамбулы. Уставился на мать. Так даже лучше – когда не видно окна, не видно будет и того, кто в него заглянет.
   – Так вот, это была очень храбрая девушка, и она знала, как вести себя с троллями. И она сразу загадала ему загадку. А в то время к загадкам относились очень серьезно. Тролль подумал над загадкой и отгадал, и задал свою. Девушка долго думала, но потом тоже отгадала и задала еще одну.
   Что-то стукнуло в окно? Или показалось? Взгляд ребенка тянуло к окну. Что, если тролль заглянет к нему в окно?! Ведь он же не знает ни одной загадки!
   Мать осторожно тронула его за руку, и он поспешно повернулся к ней.
   – И всю ночь они перекидывались загадками. Тролль был не очень умен, его загадки были просты, и потому отгадывать их было просто. Девушка устала, а тролль все шире и шире скалил свою жуткую усмешку – если бы она не отгадала хотя бы одну загадку, тролль ворвался бы в домик и съел ее.
   Но не подумал злобный тролль, что ночь не бесконечна. И как только он собрался загадать очередную загадку, запели петухи! Вскинулся тролль, заревел, да только поздно. Сгинул он в свете нового дня.
   А когда солнце поднялось над горизонтом, вышла девушка во двор и обнаружила там огромный камень, в который обратился ужасный тролль... Ты понял? Она отвлекала его загадками, пока не встало солнце, которое для троллей смертельно.
   – Да, я понял. Ма, а что было дальше? А тролли – они есть на самом деле?
   Она посмотрела на него. С запоздалой досадой увидела испуг в широко распахнутых глазенках.
   – То было в очень давние времена, а потом люди стали охотиться на троллей и истребили их всех до единого. Так что троллей нет. А теперь спи, я погашу ночник.
   – Нет! – почти крикнул ее сын. – Оставь!!
   Мать вздохнула, но оставила облицованный разноцветным стеклом ночник включенным. Она уже корила себя за сказку, но кто же знал, что немудреная история так на него подействует?
   Выходя из комнаты, она обернулась и посмотрела на сына.
   – Нет никаких троллей! – сказала она. – Запомни!
   – Да, мама, – покорно согласился он.
   И она ушла, плотно прикрыв за собой дверь. А ребенок остался. Маленький мальчик, у которого до сих пор не было кошмаров. Теперь всю ночь он будет смотреть в окно, пока не заснет. Может быть, до утра. Ему казалось, что тролль появится в окне, только пока туда не смотришь. И когда в следующий раз глянешь, то увидишь жуткую бугристую рожу с капельками воды на выступающих клыках цвета серы.
   Мать говорила, что троллей нет, но он знал, что это не так. Как же не может быть троллей, если стоит отвести взгляд от окна – и страшное лицо появится, слабо освещенное уличными фонарями и перегороженное вертикальной чертой оконной рамы. Может быть, даже улыбнется ребенку кровожадной ухмылкой.
   Лежавший в кровати и собирающийся не спать всю ночь маленький мальчик вывел для себя первую несложную истину в длинной череде ночных страхов.
   Тролли есть.

ПРОЛОГ

   Если бы его взгляд вдруг выпорхнул в окошко и ночной птицей вознесся в моросящие небеса, пред ним предстал бы город.
   Город как город, не большой, не маленький.
   Двадцать пять тысяч жителей. Не слишком много, но и не село. Да и расположено это местечко не так далеко от Москвы. Всего пятьсот километров по романтическим разбитым шоссе – и вы в столице. Многие москвичи даже имеют здесь дачи – в Нижнем городе.
   Город поделен на две половины, которые по некоей западной аналогии называются Верхним городом и городом Нижним. Верхний город – район новостроек. Высокие белые панельные дома, не надеющиеся прожить больше тридцати лет, прямые улицы. Здесь находится здание администрации, окрещенное местными жителями Белым домом. Он сделан из зернистого ракушечника и пугает новоприбывших своей утилитарной архитектурой. Наверное, из-за этого его так часто путают с местным же КПЗ (то, наоборот, белесое и воздушных форм – услада стороннего наблюдателя). Белый дом перенесли сюда, на холм, из Нижнего города, освободив здание Дворца культуры, сталинской еще постройки. Здесь же обретается и городской народный суд, на фронтоне которого крупными буквами навеки высечена эпическая надпись: «Causa proxima non remota spectatur». Суд пытается честно следовать написанному и потому принимает во внимание причины лишь близлежащие, удаленные предпочитая задвигать в дальний ящик.
   Это все, что есть в Верхнем городе, исключая, пожалуй, элитный кинотеатр «Призма», в который не ходит никто.
   Нижний город не в пример разнообразней. От Верхнего он отделен извилистой и вялотекущей речкой, со справедливым названием Мелочевка. Она и вправду очень мелкая, и окрестная ребятня обязательно рассказала бы вам о сотне замечательных прудиков, заливчиков и лягушатников с теплой водой, в которых так здорово купаться. А их матери рассказали бы о сотне кожных и других заболеваний, возникающих после такого купания. На берегу Мелочевки, чуть выше по течению, находится бывший колхоз, а ныне частное хозяйство, стоки из коровников которого стекают аккурат в несчастную речку, придавая ей душными летними ночами незабываемый аммиачный аромат.
   Здесь есть плотина – жалкая попытка сделать из Мелочевки что-то более крупное, сломанная давней памяти паводком. И теперь вода лишь пенится и бурлит возле похожих на китовые ребра гидротехнических конструкций. Шумит она громко, но живущие неподалеку дачники привыкли и не обращают внимания. В речке трудно утонуть, и если и есть на ней место, подходящее для этого, то только у плотины.
   Дома Нижнего города в основном старые, еще дореволюционной постройки, пребывающие по большей части в плачевном состоянии. Рассеченный кривыми улицами, на которых горит один фонарь из десяти, Нижний город производит тягостное впечатление на приезжих. Это трущобы, кишащие крысами, сворами бездомных псов и всякого рода человеческими отбросами. Но именно здесь и находится культурный и социальный центр всего города.
   Здесь есть Дом культуры, медленно, но верно ветшающий, оставшись без присмотра властей. В основном он пустует и роняет ветхую от времени лепнину на головы прохожих. Два раза в месяц здесь устраивают дискотеки для молодежи – потомков не трудоустроенных ныне работяг с местного завода. Тогда во Дворце культуры звенят битые бутылки, и наряды милиции срочно выезжают из своего эфирного строения, дабы создать видимость порядка.
   Местные бабульки прячутся в такие дни в свои разваливающиеся хибарки и только мелко крестятся в направлении недавно отреставрированной церкви Покаянья-на-Крови, единственной церкви города.
   Поблескивающая позолота куполов церкви – вот первое, что видит путник, приближаясь к городу. На них долго собирали всем миром, пока заезжий бизнесмен не субсидировал вдруг все предприятие, так что были воссозданы не только купола, но и заново побелены стены.
   Неблагоустроенные работяги, отцы неблагоустроенных детей, отрывающихся во Дворце культуры, сосредоточенно пьют горькую, устроившись на берегу Мелочевки. Делать им больше нечего: завод, крупнейший в области по производству запчастей для комбайнов, закрыт уже четвертый год, обанкротившись в пух и прах. Его медленно разрушающиеся останки вам покажет все та же местная ребятня, если избежит травм при контактах со ржавой сельхозтехникой во дворе фабрики.
   У завода два цеха, обширный двор и высокая вышка неясного назначения. Ее очень любят местные птицы, которые используют сооружение как посадочную площадку, а также как место отдохновения на своем долгом перелетном пути. Есть у завода и труба, на которой раньше горело два красных огонька, похожих на глаза сказочного великана.
   Почва в Нижнем городе вязкая, топкая и неплодородная, так что сельским хозяйством население не занимается. Впрочем, ничем другим оно тоже не занимается: работы в городе не было и нет, за редким исключением в лице нескольких коммерческих фирм, устроивших себе офисы, все как один, на холме. Работники фирм считаются в городе счастливчиками и приспособленцами и потому вызывают зависть у остальных горожан.
   Еще в Нижнем городе есть дачи. Эти находятся чуть в отдалении, отдельным конгломератом. Именуется этот район просто дачами, а его население – дачниками.
   Дачники все – приезжие. Все издалека, большинство из Москвы – тот тип людей, что к лету все усилия прилагает, чтобы поскорей вырваться из любимой столицы и отправиться куда-нибудь в глубинку, где, впрочем, обязательно должна быть горячая и холодная вода, телевидение или, на худой конец, радио. Дачники богатые приезжают на дорогих автомобилях с неместными номерами и, как все дачники мира, вызывают у местного населения аллергию, схожую с реакцией на фирмачей-приспособленцев. Дачники бедные любят копаться в огородах. Хотя в Нижнем городе ничего не растет, это их не останавливает, и потому прошедший ранним солнечным утром вдоль Мелочевки прохожий увидит лишь задранные в голубые небеса кормовые части прилежных копателей.
   У каждого города есть свои легенды. Есть они и здесь. Выплывают они неизменно из Нижнего города, а потом взбираются на холм и активно забивают уши верхнегородской элите. Хотя, есть слухи из разряда вечных. Так, к ним относятся призраки заброшенного завода, безглазые рыбы-мутанты в Мелочевке, загадочный неупокоенный дух во Дворце культуры (якобы в бывшем здании горкома есть подземный каземат со специально оборудованной пыточной камерой, и здесь обретается одна из его, каземата, жертв) и разветвленная сеть пещер под всем городом.
   Пещеры эти – на самом деле длинные, причудливо пересекающиеся штольни, в которых добывали известняк (точно) и опалы (по слухам). Крепь штолен ненадежна, она скрипит и стонет под массой породы, и посему входы в пещеры вот уже десять лет как засыпаны, чтобы спасти от неприятностей местную ребятню. И лишь иногда народ случайно натыкается на сохранившиеся входы, обычно в густом лесу, на крутом берегу Мелочевки. Или докапывается, как усердные не в меру дачники, потому что некоторые штольни подходят опасно близко к поверхности.
   Естественно, можно себе представить, кем населяет километры и километры заброшенных коридоров людская молва. Слухи о таинственных пещерах расходятся так далеко, что в город иногда приезжают диггеры с блестящими фанатичными глазами. Те, кто после погружения выбирается на поверхность (а получается это не у всех, что лучше всего подпитывает зловещие слухи), рассказывают горожанам занимательные байки о подводных озерах, сталактитах и корявых надписях на неизвестном матерном языке на стенах.
   Местный сталкер здесь тоже есть – Степан Приходских, который много раз ходил в пещеры и всегда возвращался. Говорят, он забирался в такую глубь, что всем диггерам и не снилось. Но рассказать Степан ничего не может, потому что утро без поллитры давно не начинает. К тому же, в последнее время он серьезно тронулся мозгами и вещает окружающим о таинственном спиртовом источнике, что якобы нашел в дальних пещерах. Впрочем, речи его так невнятны, что никто не принимает их всерьез.
   Слухов много: о том, что в окрестном лесу якобы есть старая советская ракетная база, и она еще работает. Что в баре «Кастанеда», организованном постаревшим и помудревшим растаманом Евгением, ночами устраивают дикие оргии с участием всех известных наркотиков. О том, что просвященный Ангелайя, отец-основатель и по совместительству единственный неодержимый член своей именной секты, на самом деле вовсе не человек, а дух, явившийся прямиком из адских пределов. О том, что на городской свалке на людей нападает обросшее бытовыми отходами существо, пришедшее прямиком с экрана дешевого ужастика «Уличный мусор».
   Городская свалка, вообще, примечательное место. Одним своим краем она захватывает пустующее пространство заброшенной фабрики, другим упирается прямо в ажурную ограду пригородного кладбища. И тут уж ничего не поделать: когда основывалось кладбище, о заводе, а тем более о свалке, никто и не думал. Зажатое меж двух патогенных зон вместилище мусора неизменно привлекает к себе внимание и кучку бомжей, которые находятся в городе на положении блаженных, чем активно и пользуются.
   Но в эту ненастную ночь вы, волшебным образом зависнув над свалкой, увидели бы лишь унылые мокрые горы отбросов да две жалкие человеческие фигурки, что наперекор дождю пытались что-то отыскать среди вымокшего мусора. Они и сами были мусором, эти двое, только не бытовыми, а человеческими отбросами, о чем даже не догадывались, копаясь в дурно пахнущей куче в поисках неразбитого сосуда, стоящего в их среде весьма дорого.
   Этим двоим было суждено встретить нынешней хмурой ночью свою судьбу.
   Черный как ночь «Сааб 9-5» неторопливо катил по изогнутой улице. Фонарный свет играл на хромированных дисках машины, поблескивал на молдингах и высвечивал миниатюрные луны в наглухо тонированных стеклах. Сизый дым лениво вытекал из двух выхлопных труб, диаметр которых ясно говорил о мощи движка, скрытого под черным лаком капота. По прихотливо изогнутой кромке заднего стекла шла красная надпись крупными готическими буквами: «Wonung in Trondesheim». Слова слабо светились в темноте.
   Фары машины не горели, а за непроглядной тьмой ветрового стекла совершенно не было видно водителя. Что-то поблескивало за двойным тонированным триплексом красноватым мерцающим светом – или диод сигнализации, или панель приборов.
   Достигнув широко распахнутых с незапамятных времен ворот свалки, автомобиль замер, и даже двигатель его больше не ворчал приглушенно. Липкая морось оседала на полированной крыше машины, конденсировалась крошечными прозрачными капельками.
   Бомж Васек настороженно приподнял голову и вгляделся во тьму. Ничего не увидел и продолжил свое не очень интеллектуальное, но в высшей степени насущное занятие – извлекать уцелевшую пивную стеклотару из кучи отбросов.
   Бомж Витек, похожий на соратника настолько, словно они были родными братьями, что-то пробурчал с другой стороны кучи.
   – Ты че там?! – спросил Васек напарника и получил из-за кучи ответ. Сказано было невнятно, но в тексте ясно угадывались матерные обороты. Васек с трудом уяснил, что напарнику требуется некая помощь, и поспешил обойти немилосердно воняющую кучу.
   – Витек, ты че?! – изумился он, увидев, как тот, скрючившись в три погибели, напряженно тащит из местного мусорного эвереста что-то похожее на массивную дверцу от шкафа. Дверца не давалась, и Витек понапрасну оскальзывался на размокшей земле свалки. Пар вырывался у него изо рта, мешаясь с непотребными словами. Васек в замешательстве остановился, не зная, что и думать по такому поводу. Некоторое время на его лице отражалась мыслительная деятельность, а потом он все же сконцентрировался и выдал идею:
   – Витек! Ты, это... дай помогу!
   Смысл ответа Витька свелся к тому, что таких тупоумных олухов, как его напарник, надобно гнать из свободного уличного племени поганой метлой, потому как пользы от них как с козла молока. Но в тираде промелькнули согласные нотки, и потому Васек поспешил присоединиться к напарнику.
   К его удивлению, вытаскиваемый предмет оказался вовсе не дверцей от шкафа, а массивным и совершенно целым зеркалом в металлической затейливой раме. Поднатужившись, бродяги освободили его из плена отбросов. Витек молча отстранил напарника и с трудом поставил зеркало вертикально. Стекло было матовым. Первые капельки ночного дождя растеклись по нему грязными пятнами, и Васек понял, что оно просто покрыто застарелой пылью.
   На свету находка преобразилась и загадочно заблестела. Вещь явно была очень старая, может быть – антикварная. Возможно – стоила много денег. Мысль эта мелькнула в затуманенных мозгах Васька, и он уже открыл рот, дабы поведать ее напарнику, как вдруг обнаружил, что тот стоит, обеими руками удерживая раму, и не двигается.
   Свет фонаря поблескивал на пыльной поверхности. Витек не шевелился, и его коллега, поколебавшись, заглянул ему в лицо. Отраженный свет из зеркала освещал застывшую непроницаемую маску, возникшую вдруг на лице приятеля. Глазки у него были бессмысленны и мутны, как, впрочем, и всегда, когда он перебирал лишнего.
   Васек толкнул друга в плечо и вопросил:
   – Да ты чего, Витяй? Чего смотришь?
   Нет ответа. И тут Василий с неприятной дрожью осознал, что от его толчка Витек даже не покачнулся. Так и стоит, как изваяние, с этим дурацким зеркалом в руках. А в старом стекле отражается его силуэт.
   Движимый странным порывом, Васек приблизился к зеркалу и протер стекло обшлагом своего потрепанного ватника, чтобы получше разглядеть отражение. В следующее мгновение он с глухим вскриком отшатнулся, рот его приоткрылся, в глазах медленно разгоралась искорка страха.
   В зеркале был не Витек. Вернее, отражение сохраняло его черты, вот только двойник за стеклом был без сомнения разумен и полон злобы. Словно в это отражение разом вселились все худшие черты и все пороки, что были у оригинала, не затронув при этом ни одной светлой его черты. И эта жестокая темная личина за серым стеклом ухмылялась. Выражение же лица оригинала было бесстрастно, а глаза казались незрячими кусочками мрамора.
   Между тем, с отстраненной безмятежностью Витек начал медленно наклоняться к зеркалу, как будто хотел упереться лицом в стекло или поцеловать его. А двойник из темной глубины тоже стал приближаться, сохраняя леденящую усмешку. Его лицо было похоже на лицо утопленника, ясным летним днем возникающего из мутной речной воды.
   Васек захотел закричать. Его утлый и ограниченный мирок, в котором он провел последние пять лет, стремительно утрачивал границы и раздувался, как извлеченная на поверхность глубоководная рыба. Раздувался, чтобы взорваться в последней ослепительной вспышке.
   А под сенью горы дурно пахнущего мусора разворачивалось все более кошмарное действо. Двойник достиг границы стекла раньше Витька и стал противоестественным образом выпячиваться наружу, на глазах обретая рельеф. Витек наклонил голову еще – и его лоб соприкоснулся со лбом выходца из Зазеркалья.
   И стал с ним сливаться. На глазах у Васька его давний сотоварищ превращался в единое целое с непонятной, но без сомнения злобной тварью из зеркала. Лицо Витька исчезло, поглощенное чужой личиной, он сделал еще шаг, распахнул широко руки и обнял зеркало. Руки тут же начали погружаться в железную раму, словно она была сделана из размякшего пластилина. На месте головы трепыхалась и судорожно вздрагивала какая-то неясная биомасса телесного цвета. Зеркало дрожало, меняло свои очертания, на глазах превращалось в одно целое с Витьком. Когда в шевелящейся массе вдруг проглянуло оскаленное лицо двойника, возникшее там, где у Витька когда-то была спина, мир взорвался. Василий заорал, повернулся и побежал прочь, нелепо размахивая руками. Ноги у него заплетались, рот раскрылся в долгом вопле, заполненные до краев паническим ужасом глаза обратились к моросящим небесам.
   Шатаясь, он достиг ворот свалки, выскочил на темную улицу, не прекращая орать, запнулся и тяжело повалился на гладкий капот «сааба», заставив машину качнуться. Потом вскочил и, размазывая грязь по обезумевшему лицу, побежал вниз, в сторону реки, унося с собой свой долгий крик.
   Когда он окончательно затих вдалеке, скрежетнул и завелся двигатель автомобиля. Дым вырвался из выхлопных труб едким облаком, потом снова лениво заструился. Мягко стронувшись с места, «сааб» миновал ворота и поехал к центру свалки. За лобовым стеклом что-то багрово помаргивало – может быть, диод, а может, панель приборов.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

   Неожиданный контрастный душ вернул в это хмурое утро чувство недовольства миром Владиславу Сергееву, человеку довольно жизнерадостному. Впрочем, не ему одному.
   Многодырчатая головка душа, доселе изливавшая на клиента горячую и остро пахнущую хлором благость, вдруг спазматически содрогнулась и напрочь эту благость утратила, оставив в распоряжении Владислава только ее холодную составляющую. В принципе, холодный душ с утра не такой уж кошмар, при условии, что это утро солнечного июльского дня с температурой выше двадцатиградусной отметки. Нынешнее утро под такое определение не подходило, предпочитая солнечным лучам вялую осеннюю морось и промозглость.
   Ругнувшись сквозь судорожно сжатые от неожиданности зубы, Влад прикрыл ледяной поток и, содрогаясь от холода, поспешил покинуть доисторическую чугунную ванну, а следом и ванную комнату.
   Чистая одежда не грела, и он накинул поверх еще и свитер грубой вязки серо-малинового цвета. Влад подошел к окну под бодренькое бормотание радиоприемника, выглянул наружу. Дворик был пуст и захламлен. Карусель уже успели погнуть, и она уткнулась одним сиденьицем в землю, вознеся другое на недосягаемую для пятилетних детей высоту.
   От ледяного душа у Владислава разболелась голова, и он с трагическим вздохом отвернулся от окна. Двинулся на кухню, прихватив с собой воркующее радио. Проходя, задел за стул, от сотрясения пробудился компьютер, щелкнувший монитором и высветивший строчки вчерашней статьи, которой предстояло плавно перерасти в статью сегодняшнюю и, может быть, завтрашнюю. Системный блок загудел, бодро перегоняя воздух вентиляторами.
   Надо бы проветрить комнату, да вот только открывать форточку навстречу утреннему туману – значит выпустить на волю последние остатки тепла. Лето явно не задалось.
   На кухне Влад вскипятил чаю – крепчайшего, с лимоном, так, чтобы обжигал губы. Радио стояло на кухонном столике и сотрясало нежаркий воздух туповатой танцевальной мелодией – наиболее подходящей, по мнению заштатного радиодиджея, для только что проснувшихся обывателей.
   Владислав уселся за стол и стал прихлебывать чай, морщась от крепкого лимонного привкуса. По потолку громко и отчетливо затопали, скрипнула на высоких тонах дверь, а потом грохнула, зазвенев стеклами. Зазвучали голоса, мужской и пара женских – проснулись соседи сверху. Истеричная ячейка общества – муж, жена и пятнадцатилетняя дочь. Совсем недавно переехали сюда из Нижнего города, и с тех пор ни один день не обходился у них без свары. Да ладно день – ни одно утро, что особенно напрягало Владислава. Глава семейства ранее работал на закрытом заводе, а, значит, ныне беспробудно пил. С утра его мучило тяжелое состояние абстиненции, при котором худшими на свете врагами становились жена и дочь.
   Каждый новый день начинался с неразборчивой ругани, топота и хлопанья многострадальной кухонной дверью. Влад все ждал, что в один прекрасный день дверца хлопнет в последний раз и воцарится тишина, а потом он прочитает в криминальном разделе местной газетки о кровавой разборке между членами этого буйного семейства. Вот и сейчас, еще толком не проснувшись, они о чем-то спорили на повышенных тонах.
   – И региональные новости, – бормотало радио в правое ухо приятным женским голосом. – Двое волков сбежали сегодня из Старо-Охотского областного зверинца. По данным смотрителя зверинца Николая Васина, эти звери не содержались в вольере, потому что были ручными и общими любимцами администрации зверинца. Васин утверждает, что волки были самолично найдены им в лесу и воспитаны в близости к человеку, и потому не представляют никакой опасности. Впрочем, смотритель и вся дирекция зверинца не исключает, что, почуяв воздух свободы, звери поведут себя не так, как обычно.
   Остается добавить, что последний раз волков видели в поле возле села Новоспасово, после чего их след был потерян. Во избежание неприятностей жителям названного села, а также расположенного рядом города не рекомендуем покидать дома в поздний час, когда у хищников особенно обостряются инстинкты.
   Восемьдесят лет исполнилось сегодня заслуженному мастеру ремонтного цеха номер 16 Алексею...