Третий уровень. Сюда гул главного реактора почти не доносился, и здесь было прохладно. Тут центральный ствол был занят под инженерный отсек рубки. Каюты тоже по окружности, как кабинки на карусели, но числом пятнадцать — они тут шире, чем на четвертой. Аж на 25 сантиметров! Люкс — вдвоем не развернешься. Но зато тихо. Стильно. Рассчитано на работников. На всяких там главных инженеров, администраторов, ведущих ученых с инопланетных баз. По этому ярусу не спешишь пройти. Наоборот, хочется задержаться, прикинуться «своим». Глупо, конечно. И все равно…
   В кают-компании играла хориола, смеялись женщины. И пахло в отсеках соответственно — дорогим табаком и духами «Жё д'этуаль». Эдик вздохнул и сунулся в ствол «А». Поднялся на второй ярус — в салон с огромным иллюминатором. За ним мадам Вселенная развешивала черные простыни пространства, все заляпанные тускло светящимся звездным серебром. А в принципе, что 2-й уровень, что 5-й. Те же звезды, те же завесы темной материи. Тот же Сатурн — малюсенькое светлое пятнышко. Точечка Весты. Или Паллады. И давешний бот — уже не звездочка, а моделька. Значок «Юного космонавта».
   Проходя между зеркальными колоннами, Эдик увидел, как круглилось и вытягивалось его отражение. Из-за уха прядка выглядывает. Вечно она топорщится… Он уже и водой ее смачивал, и все без толку. Хоть наголо стригись…
   Эдик пошел вперед. Переборки были отделаны панелями из настоящего амарантового дерева. Наигрывала музыка. Издалека долетело: «За тебя, Каролинка…»
   Эдик замедлил шаги. На молочного стекла стенки сауны падали обольстительные тени, то удлиняясь и расплываясь, то приближаясь и очерчиваясь очень четкими силуэтами, словно вырезанными из черной бумаги. «Потягивающаяся женщина». «Дама, обматывающая волосы полотенцем». «Девушка, втирающая крем».
   Через дверь со строгой надписью «Конец палубы — посторонним вход воспрещен» он прошел в маленький закуток, отливающий металлом. Поднялся по пандусу и раздвинул двери в «Столовую для персонала». Длинное и узкое помещение когда-то было грузовым отсеком, теперь здесь подкреплялся экипаж и сервис-команда. Вдоль короткой стены расположилась дублирующая система управления рейсовым двигателем. Выше — экраны панорамного обзора. На узком столике у стены в кольцевых зажимах — пустые стаканы. Напротив — окно блока доставки стандартных блюд. Крышка была сдвинута, а на дне кубического ящика лежал экспресс-обед в фирменной упаковке — золотой с черным. Призывно горела зеленая лампа над окном.
   Принимали пищу трое.
   На своем коронном месте развалился командир корабля — седой, с грубоватой лепки лицом, кряжистый Спиридон Павлович Почкин. Командир сидел с видом старого барина, утомленного плотным обедом, и курил сигару. Сколько раз ни встречал его Эдик— в столовой, в коридорах, даже в бассейне! — Почкин всегда попыхивал сигарой. (Интересно, он спит с нею или тушит хоть иногда?..)
   Старший стюард, черный и нервный Гурам Гургенидзе, сидел на стуле верхом, пил компот и переговаривался со сменным пилотом, молоденьким ушастеньким Шлиер-Довейко. Пилот ковырялся в плове, выбирая мясо попостнее.
   — Надо тебе, Вася, жениться, — наставлял его опытный Гурам.
   — Еще чего… — бурчал Вася и добавлял кетчупу.
   — Надо, надо… Пора уж.
   — Что-то меня все женить хотят!
   — Счастья тебе желают, Вася! — сказал Гурам с проникновенностью базарного жулика. — Семейного!
   — Ага, счастья… Знаем мы это счастье… Сами, видать, натерпелись, так хотят теперь, чтоб и я с ними мучился! Фигушки!
   Эдик сделал ручкой общее «здрассьте» и особо, за руку, поздоровался с командиром корабля.
   — Говорит Фобос, — включилась рация. — Девять двадцать пять. Передаем метеоритную сводку для внешней зоны. С Юпитеровой пертурбации Леонид идет облако, движущееся со скоростью 45 километров в секунду. Поток будет проходить через сектора шесть дробь одиннадцать, семь дробь одиннадцать и зону Цереры. Метеоритная станция «Фобос» оценивает размеры облака в 300 тысяч кубических километров…
   Спиридон Почкин пошевелился.
   — Еще нам облака не хватало… — проворчал он. — Вася, подтверди прием.
   — Щас! — Вася нащелкал подтверждение.
   — И вызови Лешку на пост УАС…
   Потирая руки, Эдик обошел стол и достал из блока доставки обед. Запах-то какой… А говорят еще, что универсальная кухонная машина без души готовит! Очень может быть. Зато вкусно!
   Эдик присел за откидной столик рядом с дублированным пультом, под экраном внешнего обзора. Развернул обед. Ого! Ничего себе, стандартные блюда! Икра черная, икра красная… Утятинка с трюфелями! «Наполеон» — и как раз такой, какой он любит — не со сливочным, а с молочным кремом. Объедение! Но поесть Эдику не дали.

Глава 18МАРС, «БОЛЬШОЙ СЫРТ»

 
   Алое солнышко медленно поднималось над Кордильерами Изиды, малюя небо в сочные «цитрусовые» тона. Центральная звезда Солнечной системы светила, но не грела. Она калилась в разломе между столовых гор, и те казались обугленными.
   Жилин по холодку, не спеша объезжал стройплощадку и поглядывал, как там пашут его системки. Системки прилежно утюжили дно огромного котлована, ходили зигзагами, засыпая ямы, разравнивая гребни, укатывая борозды; тяжко ворочались у подножия крутых гладких стен, низко жужжали и стрекотали. В сотне метров от края Глеб увидел целые кладки эмбриомеханических яиц— они напоминали бильярдные шары, белые и блестящие, разложенные по углам прямоугольников и концентрическими кругами. У десятка из них уже лопнули оболочки, и сочленения эффекторов вяло рылись в раскрошенном туфе.
   «Работы — море!» — довольно подумал Жилин. Сколько сразу дел привалило, и сколько их еще оставалось — начать и кончить!
   Грузовики-автоматы разгружались и сейчас же улетали. И часа не проходило, как небо цвета лососины по-новой освещалось ярким фиолетовым заревом, и космодром принимал еще один планетолет, а то и два. Квадратные песчаные танки и шустрые краулеры — легкие открытые танкетки на четырех автономных гусеничных шасси — носились взад-вперед и волочили за собой красно-желтые вихрящиеся шлейфы. Ревели двигатели, лязгали гусеницы, кричали люди.
   — Глеб! — раздался в наушниках голос Руслана. — Слышь, Глеб?
   — Слушаю, — отозвался Жилин.
   — Тут Виджай спрашивает, закладывать ему фундамент или рано еще?
   — Какой фундамент? — не понял Жилин. — Под башню, что ли?
   — Ну да!
   — А расчистку? — холодно спросил Глеб. — Я ее буду делать? Или он уже закончил?
   — Кто? А! Да нет вроде… Еще не до конца!
   — Так пусть хоть одно доделает сначала! Скажешь Виджаю, чтоб к обеду все было готово!
   — Ясно!
   «Не терпится ему! — подумал Жилин сердито. — Вот же ж… Лишь бы славу стяжать!»
   Скользя по камням, краулер съехал к устью каньона, загроможденному обломками скал. Гигантские валуны, многие размером больше, чем дом, лежали, в беспорядке наваленные друг на друга, а их красные шершавые бока зарастали синей колючкой.
   Нет, все-таки какая могучая, прекрасная… земля! Ну, грунт, почва — какая разница? Девственный, никем не тронутый мир… Он жил своею странной жизнью, и не хватало ему только холодной талой воды и воздуха — упоительного воздуха, надушенного ароматами цветов и трав, воздуха, которым дышишь… дышишь, словно пьешь свежую, чистую воду…
   Жилин объехал всю стройку и вернулся к ЦДУ. За спиной выстроились здания станции, а впереди дымился, сверкал, вспыхивал огнями, грохотал обширный котлован.
   — Глеб Петрович! — донесся до него голос Антона.
   — Здесь я. — Жилин слез с краулера и подождал, пока длинный стажер выберется из дыма.
   — Моя система уже закончила нулевой цикл! — похвалился стажер. — Что теперь?
   — Теперь? — механически повторил Жилин. — Пойдем глянем сначала.
   Подсмыкнув аккумуляторный и оружейный пояса, он не оглядываясь зашагал к будущей мастерской. .
   — Или ты уже осматривал?
   — Да вроде все нормально… — проговорил Антон, стараясь не отставать.
   — Точно норма?
   — Кажется, точно… — промямлил стажер.
   — Без «кажется»! — отчеканил Жилин. — Ты же выполняешь работу, а не кто-то. Значит, должен быть уверен в ней.
   Он подержал ладони над малиново-светящимся литопластом, выслушал робота-матку (тот монотонно отчитался о проделанной работе) и полез в готовый, теплый еще котлованчик с цветами побежалости на стенах. Кибер светил ему сверху прожекторами.
   — Ну и чего ты боялся? — сказал Жилин, осматривая пол. — Нормальная, хорошая работа. Не бойся ты ее принимать, Антон. Если все в норме, все по стандарту — что за страх тогда?
   — Да я не так ответственности боюсь, — оправдывался Антон, — как опозориться перед… всеми. Вот, скажут, не знает ни черта, а туда же… Вдруг что не так — неполадка там или что… Я ж первый раз с киберсистемой!
   Жилин упрямо помотал головой в большом прозрачном шлеме и вылез.
   — Ерунда это все! — заявил он решительно. — Ерунда на постном масле! Строительные роботы — самые простые и надежные. Их не Гефест ковал, это просто «железо»! Орудия труда. Как молоток! Тебя молоток пугает?
   — Нет… — слабо улыбнулся Антон.
   — Ну вот! А это… — Жилин постучал по киберу, сигнальные огни которого показывали задержку, — то же самое в принципе! Глупая, но хорошая машина! Дошло?
   — Дошло…
   — Ну, раз дошло, давай тогда переводи систему на следующий этап… А где это твой парализатор? — нахмурился Жилин.
   — Ой, забыл! — виновато сказал Антон.
   — Урок второй: первым делом думай об оружии. Тут тебе не Земля. Мало было рыбки?
   — Я сейчас сбегаю!
   — Не надо никуда бегать, — сухо сказал Жилин, — сейчас же система будет перенастраиваться, куда ты побежишь?.. На вот, возьми мой пока. — Он вынул из кобуры пистолет-парализатор, покачал в руке, проверяя баланс, и протянул Антону. — И чтоб это было в последний раз, стажер.
   — А… Ага, — неловко сказал Антон. — А вы как же?
   — У меня их два. — Жилин хлопнул по боковому карману.
   — А… Я вечером занесу!
   — Да уж занеси…
   — Ну, я побежал?
   — Давай.
   Свободно, но и расчетливо, большими, легкими, пружинящими шагами Жилин пошел к крутому куполу штаба. Над серой полусферой медленно и важно вращалась тройка локаторов.
   — Вот вы где! — догнал его голос Йенсена.
   Жилин обернулся. «Что-то я сегодня нарасхват», — мелькнуло у него. Из-за просторного штабного модуля вышли трое. Могучую фигуру Максима Глеб узнал сразу— трудно было спутать. Справа, судя по восхитительным округлостям и походке, ступала женщина, ну а личность, шедшая посередине — щупленькая, плюгавенькая, — уже успела заявить о себе.
   — А мы вас потеряли! — воскликнула женщина, и Жилин узнал Машу — сначала по голосу, а затем уже разглядел и лицо за прозрачным шлемом. Оно выглядело смущенным, хотя и светилось улыбкой.
   — На тебя директор бочку катит, — сказал Гирин с понимающей ухмылкой, — успел уже Сулиме пожаловаться, с-су-чок замшелый!
   Глаза Жилина холодно блеснули.
   — Ничего, — усмехнулся он, — переживу как-нибудь.
   — Вы-то переживете, — принужденно улыбнулся Йен сен, — а выкручиваться ведь мне придется… Гереро сюда уже приезжал, орал… как ненормальный, требовал снять вас и отправить на Землю ближайшим планетолетом. Очень уж вы его… обидели. Нет-нет, Глеб, — заторопился старый ученый, — вы не подумайте, вы правильно сделали, что вступились за Лисицыну, но… зачем же так жестоко? Вот сломали нос Ковальскому… Заметим, оружием угрожали… А если бы убили кого-нибудь?
   — Из чего? — фыркнул Жилин. — Из парализатора? Нет, я смотрю, без капитальной чистки на Базе не обойтись. Угрожать он мне еще будет, ты посмотри!
   — Мешают они вам? — плаксиво сказал Йенсен.
   — Мешают! — жестко ответил Жилин. — Я хочу спокойно работать, и меня ужасно раздражает, когда вокруг такой бардак! Это не порт, это клоака! Или вы думаете, что раз вы законопослушны и добропорядочны, то и все такие же? Вон спросите у Клунина, он вам расскажет, сколько уже коллоида извел на одни только ножевые ранения! Куда это годится? А ведь там же и дети.
   — Вы бы посмотрели… — негромко начала Маша.
   «Трах-тарарах!» — донеслось со стройплощадки.
   — Ой! — вздрогнула девушка. — Напугали меня… — И продолжила мрачно: — Вы бы поглядели только на них — весь день слоняются по улице, ни учиться не хотят, ни читать, ничего. Лишь бы разломать что-нибудь, кокнуть, что бьется. Сбиваются в стайку, курят в тамбурах, матерятся… И кто ими занимается вообще? Восемь учителей на двести с лишним детей! Телеуроки… ладно, а воспитывать как? Тоже по СВ? Что же из них тогда вырастет?
   — Я поговорю с директором, — тускло сказал Йенсен.
   — Поговорите, — безразлично сказал Жилин.
   — Ну, все, профессор? — Гирин мощно потянулся. — По-пехали?
   — Попехали! — бодро откликнулся Йенсен. — Боюсь только, что не совсем понимаю значение этого глагола…
   — «Попехать»? — спросил Гирин, повернувшись прочь. — Ну, это что-то вроде «отправиться пешкодралом»…
   — Всю жизнь живу в Евразии, — признался Йенсен, — но русский так до конца и не одолею…
   Ha что Маша справедливо заметила, что Ларс Юлиус владеет русским «очень даже ничего, на уровне».
   Она проводила Йенсена с Гириным и вернулась.
   — Я вас так и не поблагодарила, — сказала она с раскаянием.
   — За то, что Владеку нос разбил? — усмехнулся Глеб.
   — Нет… — Глаза девушки заблестели. — Вы… не. знаю даже, как сказать… Я такая счастливая! Правда-правда! Я уже и забыла, когда ходила на работу с желанием! Что значит — не бояться, не молчать, не терпеть!
   — Перестаньте, — мягко сказал Жилин.
   — А вам ничего за это не будет? — спросила Маша. Гладкая кожа на ее красивом лбу с трудом умялась в морщинку.
   — Отобьюсь, — улыбнулся Глеб. — Со мной стараются не связываться.
   В нагрудном кармане у него затренькало. Жилин выцепил плашку радиофона и перевел разговор на наушники шлема.
   — Да, слушаю.
   — Мастер! — пробился голос Бранкевича. — Тут по вашу душу! Аварийный сигнал с климатической станции — там неолуддиты систему угнали, старшего кибера уже раздолбали, сейчас за исполнителями гоняются!
   — Ясно. Это где? Это туда, к Изиде?
   Бранкевич подробно объяснил куда и добавил:
   — Помочь, может? Могу Пимса послать, он у нас здоровый!
   — Нет, спасибо, — улыбнулся Жилин, — я сам.
   Он вскочил на сиденье краулера и включил двигатель. Натянувшись, дзенышули гусеницы. Краулер нетерпеливо дернулся.
   — Извините, Маша!
   — Вы там осторожнее с ними! — крикнула Маша вдогон. — Эти слегачи совсем ничего не соображают!
   — Ладно!
   Краулер скатился с холма и понесся, прыгая с бархана на бархан.
* * *
   Оставив в стороне разрез с полуразобранным экскаватором, вмерзшим в дейтериевый лед, Жилин направил краулер в Горячий каньон. Склоны его были крутые, кое-где ступенчатые. В их слоистой толще перемежались лава, пепел и пыль, в основании стен лежали рухнувшие камни и целые скалы; громадными потоковидными языками тянулись оползни. Вверху виднелись ниши отрыва, и узкие вертикальные борозды програбывали откос до самого низа. А посреди широкой долины белел в гордом одиночестве стандартный куб комбината по выработке термоядерного горючего. Сбоку от него поблескивал огромный купол входного кессона, торчали башни лифтов, толстые гофрированные отводы исчезали в двух белых шарах-сборниках диаметром сто метров каждый.
   Когда комбинат закрыли, то решили перевести его в режим консервации. Но потом освобожденные работники принялись строить себе внешние поселения — что-то вроде дачных поселков. Ставили полевые стандартные модули, разбивали участки под фиолетовую капусту. И режим по-тихому отменили. Нечего стало консервировать. Бывшие ядерные техники и экс-операторы тяжелых систем стали наведываться на ДТ-комбинат. За стройматериалами.
   Жилин поморщился. Разруха… Местами облицовка со стен комбината была сорвана, оголяя серую гофрированную пластмассу, иллюминаторы выдирались вместе с кольцевыми рамами, и выглядел завод-автомат так, будто под бомбежку попал — темный, мрачный, с черными глазницами оконных проемов, и давит на уши тяжкая тишь…
   Вскарабкавшись по мощному конусу выноса, краулер выехал на заброшенную дорогу. По ней раз вдень проезжал восьмиколесный «дилижанс», отвозя людей на плантации и обратно. На дорогу падала тень от решетчатой башни с объемистым шаром энергоприемника, блестевшего на огромной высоте. Еще дальше чернел скелет климатизатора, посверкивая крошечными звездочками роботов-монтажников и пуская зайчики сваркой. А между трактом и стройкой стыло лавовое поле — изветрелый, выбухший и ямистый мальпаис. Сощурившись, Жилин обвел его взглядом. Все скучное, серое, отдает то в черноту, то в засинь. Шаткий ветерец перевевает пыль с места на место… Потухший ад.
   Вдали, загораживая вид на космодром «Большой Сырт № 2», поднимались Кордильеры Изиды, разбитые на большие и малые скалистые блоки. Внезапно хребет окаймился яркой рыжиной. Осветив щербатые вершины, заплясала оранжевая искорка — стартовал, судя по времени, космотанкер МКТС-34. От космодрома прянул слабый гром и угас в разреженной атмосферке. Предпоследний, сосчитал Жилин. Еще одна ходка осталась… Он приставил ладонь к прозрачному шлему и посмотрел на небо цвета вылинявшей розовой простыни, где неторопливо проходило блескучее пятнышко орбитальной базы «Беллона».
   Время шло к обеду. Краулер главного киберинженера углубился в разлом между двух мрачных утесов. Рассадина была узкая, ее серые складчатые стены, похожие на слоновью шкуру, поднимались на высоту шести этажей и клонились навстречу друг другу, там, где повыше, нависая лавовыми козырьками, а где пониже — смыкаясь мостиками. Жиденькие лучики солнца еще кое-как освещали шершавые макушки утесов, но их силенок не хватало, чтобы полностью рассеять тьму, и на дне разлома густел полумрак. Краулер автоматически включил фары.
   Поверхность дна была ровной и гладкой, как каток. Да это и был каток — гусеницы шасси со скрипом елозили по толстенному черно-зеленому в свете прожекторов льду, местами припудренному рыжей пылью. Это был дейтериевый лед. Колоссальные залежи льда — вглубь, вширь, вдлинь… Подлинное сокровище для ТЯРД и ТЯЭС… и никому, похоже, не нужное.
   Жилин направил краулер в глубокий овраг и по боковому отвершку выехал на лавовое плато, сплошь усыпанное иссиня-черным щебнем и пористыми каменными глыбами — не то голубо-алыми, не то ало-голубыми. Здешнее освещение частенько морочило голову.
   И только тут до Жилина долетел частый стук гусениц о лаву, напоминающий звон железа о железо. Стук приближался.
   Глеб замер в тени, чувствуя, что к нему возвращается давняя настороженность, и увидел, как из глубокой промоины выехали четверо в черных мешковатых комбинезонах — из тех, что надевают под скафандры высшей защиты, — и с цилиндрическими прозрачными колпаками-шлемами на головах. Все они тряслись на обшарпанных, надсадно воющих краулерах типа «пинто» и гнали перед собой двух киберстроителей, похожих на маленьких кентаврят — головастеньких, рогатеньких, но без хвоста и на шести тонких ногах. Впрочем, у одного из роботов ног осталось только пять — левая кормовая была отстрелена. Измочаленное саморефлекторное соузлие то пыжилось вилкой, то повисало парой развязанных шнурков. Кибера заносило, он вертел головой и вовсю шевелил рожками локаторов, пытался отскочить в сторону и сбежать, но ему не давали. Загонщики, радостно вопя и улюлюкая, палили роботу под ноги из древних полуавтоматических карабинов, и киберстроитель шарахался, смешно подпрыгивая, от рвущихся пуль.
   Второму киберу было явно нехорошо. Он бежал, шатаясь, задевая камни, спотыкался, один раз упал и перевернулся. Поднялся на ноги — правая передняя так и осталась в согнутом положении — и закружился на месте. Мощные трехсуставчатые манипуляторы разложились и болтались, как щупальца сушеного осьминога, волочились по грунту, попадали под ноги. Координатка конченая, определил Жилин, вскидывая дезинтегратор. Заряд перегретой плазмы коротко провыл и разнес правое переднее шасси у желтого «пинто». Танкетка на пару с контуженным кибером завертелась, заскрежетала по камням, выбрасывая ленту гусеницы, и стала колом. Водитель судорожно вцепился в руль.
   — Я Глеб Жилин, — сказал главный киберинженер, выезжая на свет. — Безобразия закончены.
   Слуховое устройство донесло выражения, затейливо выстроенные в три этажа. Шасси у синего «пинто» провернулось, меча каменную мелочь, и краулер бросило вперед. Водитель его картинно привстал с сиденья, наводя карабин. «Эти слегачи совсем ничего не соображают!» — вспомнил Жилин и нажал спусковую кнопку. Заряд плазмы прорыл нору в капоте синего краулера, ходовку заклинило, и машина встала на нос. Стрелка выбросило. Крутнувшись черной свастикой, он описал дугу и ударился оземь. Танкетка его перевернулась, скрипя лопавшейся пластмассой. Еще секунда, и между гусениц полыхнул длинный белый факел — рванули шаровые аккумуляторы.
   Жилин перевел дуло на остальных троих. Те без лишних напоминаний отбросили карабины и подняли руки — доводы Жилина их убедили. Выброшенный, шепотом матерясь и припадая на одну ногу, «встал в строй». Щурясь, Жилин оглядел «охотничков». Молодые совсем балбесы… И что с ними делать теперь? Нотации читать? Пинков надавать?
   — Снимайте сапоги, — холодно сказал Жилин.
   Балбесы переглянулись, помялись, но магнитные застежки ослабили и сапоги стянули.
   — Мотайте отсюда.
   Балбесы в одних носках побрели к краулерам — жалкие, сгорбившиеся; тощие запястья торчат из манжет… Были бы с хвостами — поджали бы.
   — Э, нет, ребята, — усмехнулся Жилин, — вы меня не поняли! Пешочком!
   — Ты что?! — противным голосом заверещал кто-то из четверки. — Здесь же двадцать километров!
   — Раньше надо было думать.
   — Так и без ног можно остаться!
   Пирамидальное дуло уставилось на крикуна, и тот заткнулся — дуло не дрожало, даже на волосок не отклоняясь от линии огня, словно и не живые руки сжимали лучемет, а бронзовые длани памятника.
   — Ножками, я сказал!
   Неолуддиты молча повернулись и пошли. Поступь их была неуверенной, они вздрагивали, вздергивая руки, сохраняя равновесие, шипели от боли на острых осколках или когда рассаживали палец о каменюку. Загребая рыхлый песок, взобрались на гребень кратера и перевалили его. Молча.
   Жилин собрал оружие и перепрограммировал целые «пин-то». Жестом подозвал киберов. Один послушался, второй продолжал вертеться на одном месте. Глеб вздохнул, похлопал колченогого по круглой голове — она ему едва доставала до плеча, — сказал: «Помоги погрузить».
   Киберстроитель с готовностью облапил собрата за шею-грудь, Жилин ухватился за кормовые ноги, и они вдвоем затянули робота на раму багажника. Жалко ж бросать!
   Жилин взобрался на сиденье и включил двигатель. До техмодуля строителей оставался какой-то километр — купол белел за серыми буграми мальпаиса, как юрта в степи. Краулер ворохнулся и покатил прямо по длинной тени энергоприемника. Оба «пинто» волоклись след в след, как вьючные лошади в поводу. Сзади их догонял хромой киберстроитель. Как это бабушка Аня дразнилась на хромого? «Рупь двадцать, рупь двадцать, рупь двадцать…»
   То ли делинквенты на Жилина так подействовали, то ли что, но ему живо вспомнилась Африка — и перистые ветви казуарин, и раскидистые сейбы, и вильчатые пальмы дум-дум. И как передвижные излучатели-гипноиндукторы сжимают кольцо вокруг горящего поселка, занятого пурпурами, и как вертолет-наводчик увертывается от ракет, и как тебя всего сотрясает одно-единственное, но жгучее желание — поймать пурпурную сволочь, отобрать у нее ржавый «калаш», и садить, садить по ней, по сволочи, длинной очередью, вколачивать ее в красную латеритовую слякоть, мешать со слоновьим навозом — за ту молоденькую учительницу, которую тхакуровцы сначала распяли, а потом вспороли ножом вагину и набили солью… И как невыносимо трудно было это желание в себе задавить.
   Когда ж люди поймут наконец, что настали новые времена? Что уже необязательно топтать и мучить ближнего и дальнего? Тебе и так все дадут — и уютный домик, не хуже, чем у соседа, и бесплатную жратву, и шмотки от-кутюр. Броди себе с утра до вечера по цветущим садам, по изумрудным лугам, плюй с горбатого мостика в синюю речку и любуйся ласковыми и мирными пейзажами. Лепота! А приглядишься… В бескрайних садах-то, кои без гнилья и комаров, режутся в карты серые, запачканные типы, и ржут над собутыльником, заблевавшим с перепою изумрудную траву, и швыряют пустую тару в прозрачную синюю речку… «Нет, не тем, не тем я занят, — мрачно подумал Жилин. — Генерация, климатизация, колонизация… А толку? Ну, выправим мы Марс, выправим! Ладно. Благоустроим, то-се… „Нате, люди, пользуйтесь! Вот вам Земля номер два, получите и распишитесь“. И что? А ничего! Явятся все те же нечистые и подвыпившие, и заблюют, заплюют, затопчут пляжи озера Маринер, а на горе Олимп не поленятся начертать: „Здесь был Вася“…»
   «Разве я генерации атмосферного покрова хочу? — думал Жилин. Да на кой он мне сдался, покров этот… Я хочу, чтобы люди выправились! Мне позарез нужны десять миллиардов гордых, веселых и добрых людей! Что же мне — оставить работу, бросить свои машинки и двигать в учителя? Пестовать хомо новусов? Похвально, конечно. Только вот откуда в Глебе Жилине взяться педагогическому таланту? Где, в каких сусеках души наскребет Глеб Жилин чуток понимания и капельку милосердия? И детей я не люблю… Нет, тут нужны люди, которые живут будущим, такие, как мой Антон Иваныч или Юлия Францевна. Они совсем-совсем другие…»