Страница:
Были ли писатели-деревенщики (читай, "нацисты") обласканы государством, как сегодняшний Савонарола - Аксенов? В то время, когда комсомольский баловень, автор "Коллег", "Билета" и "Бочкотары", пожинал плоды сиюминутного успеха, разъезжая с делегациями по всему миру, занимал лучшие номера в домах творчества Ялты и Пицунды, ублажая восторженных почитательниц, - деревенщики, среди которых были Распутин, Белов, Астафьев и другие, зарабатывали копейки на хлеб насущный в редакциях северных газет и журналов. Не жалуясь на судьбу и не завидуя советскому плейбою Аксенову, писали они нетленные страницы "Прощания с Матерой", "Последнего поклона", "Привычного дела", ставшие классикой мировой литературы. И не Федор Абрамов, не Николай Рубцов и не Борис Можаев отсвечивались на приемах в посольствах, которые не обходились без присутствия Аксенова и его присных. Когда насильно увозили из России Солженицына, Аксенов готовился к комфортабельному отбытию из ненавистного Отечества, преспокойно общаясь с сидельцами президиумов и гослауреатами, да только "презренных деревенщиков" среди них не было.
Ставя под сомнение расовую чистоту русских, Аксенов не заставил себя почитать труды выдающегося нашего историка и мыслителя Л.Н.Гумилева. Устыдился бы он своего невежества, ознакомившись даже с популярным изложением гумилевской теории пассионарности, объясняющей связи русского и татарского народа. Лицо Распутина напоминает ему тунгуса, над чем он злобно ехидствует. Так же когда-то "жадною толпой стоящие у трона" подтрунивали над неприятными им лицами Пушкина (эфиопа), Гоголя (хохла), Лермонтова (потомка шотландских наемников). Да забыли мы о хорошо одетых и модно причесанных образованцах, а вот образы не пришедшихся ко двору, неуклюжих и ершистых, стали символами великой отечественной культуры. Думаю, что нормально мыслящие современники понимают, почему автор "Ожога", "Крыма" и других "бестселлеров" так ненавидит и Бродского, и Распутина.
Ближнее окружение Аксенова, которое правит нынче бал на деньги обер-вора Березовского, отоваривающего лауреатов "Триумфа", громогласно величает себя "духовной элитой нации". Можно ли представить, что Пушкин вместо радостного "ай да Пушкин, ай да сукин сын!", закончив "Бориса Годунова", закричал бы о своей элитарности? И забывают лауреаты "Триумфа" пастернаковское "Быть знаменитым некрасиво...", а на вопросы докучливых журналистов о грязном происхождении призовых денег цинично сравнивают своего мецената с покровителями Паганини хозяевами Венгрии Эстергази или баронессой фон Мек, помогавшей кумиру ее души Чайковскому. Видимо, нашей "духовной элите" одинаково вкусны и арбуз, и свиной хрящик.
В. Б. Вся великая русская культура - это сострадание, жалость к маленькому человеку. "Медный всадник", "Шинель", "Преступление и наказание" - все вокруг жалости. А нынешняя элита отвернулась от человека, не считает себя уже ничем не обязанной ни русскому человеку, ни русскому государству - никому. Она считает, что элита должна обслуживать прежде всего себя. Эта "духовная элита" пишет о своем народе: "раздавите гадину!"
С. Я. Да, я услышал этот призыв, когда кумулятивные снаряды били по "Белому дому" и было ясно, что там гибнут люди. Мне одинаково безразличны были и Руцкой с Хасбулатовым, и Бурбулис с Ельциным, борющиеся за право рулить Россией. Но сотни невинных жертв, павших тогда в районе Пресни, только мертвого могли оставить равнодушным. Вспомнилось, как "кровавое воскресенье" потрясло тогдашнюю истинную духовную элиту России. Серов, Поленов, Чехов, Короленко отказывались от академических званий и императорских благодеяний, увидев кровь на улицах северной столицы. А нынешние "элитчики" требовали от Ельцина "бить по голове своих противников". А где же "милость к павшим"? Забыли они про золотые строки Пушкина, а, может, и не помнили вовсе. И выродилась эта псевдоэлита в писательскую непотребность бессовестных Ерофеева и Сорокина, в одуревшую от вседозволенности шоу-шайку, заполонившую информационное пространство России, в лицемерную борьбу за "свободу слова" Доренко и Киселева, Сорокиной и Венедиктова,- этих богато облаченных наймитов Гусинского и Березовского, да и "вольнолюбцев" рангом пониже.
Льют они крокодиловы слезы, лицемерно сочувствуя голодающим врачам и учителям, зовут к забастовкам обездоленных рабочих и вымирающих земледельцев. А что, если прислушаться к недавнему предложению профессора В.Сироткина давать под каждым таким слезливым сюжетом бегущую строку с указанием месячной зарплаты вышеназванных плакальщиков, равной пенсии уездного города Углича? Станут ли тогда им верить одураченные телезрители? С ужасом я думаю о родной мне русской провинции, куда телесигнал доносит проповеди певца гениталий и фекалий Виктора Ерофеева, возомнившего себя писателем. Устоят ли доверчивые костромичи, ярославцы и новгородцы перед его циничным сюсюсканьем? Верю, что устоят. Ведь даже геббельсовская пропаганда народ наш не сломила, и порочностью нынешней его заразить не удастся.
В. Б. Особенно порочность касается Швыдкого. У нас какова культура, таков и министр. Если говорить об упадке культуры, его можно выразить одним словом: Швыдкой.
С. Я. Шоу министра культуры произвели на меня впечатление удручающее. Я видел их не все, но и того достаточно, чтобы схватиться за голову. Если ведущий - министр - на полном серьезе говорит, что непристойность, написанная на заборе, возбраняется, а мат, употребленный писателем, есть литературный прием, то, как говорится, сливай воду. Я не ханжа и сильно грешен по части словесной татаризации родного и могучего. Но написать на бумаге даже самое невинное ругательство не смогу ни за какие коврижки. А какой "культурной революцией" повеяло от программы "Секс и культура"?! Маша Распутина, похотливые сексопатологи и проповедники виагры напомнили мне Сусанну и растленных старцев с олеографической картинки. За такие передачи иной человек всю жизнь бы краснел. А с каким восторгом обсуждалась тема патриотизма, давно окрещенного демократами "прибежищем для негодяев"? Эпиграфом к программе смело можно брать строки Юрия Нагибина, назвавшего русский народ фикцией и фантомом. Пушкин с его гордостью за предков своих и призывом к исторической памяти тут отдыхает. И как вольно расправлялись участники шоу с русским народом, да вот замечательный писатель и критик И.П.Золотусский внес резкий диссонанс в сладостное пение русофобов, напомнив, что ведь придется за этот угарный шабаш ответить рано или поздно. Ведущий словно пропустил мимо ушей крик души совестливого и истинно элитарного ученого, утешившись поддержкой ерничающего отморозка Вани Охлобыстина, съевшего в фильме "Даун хаус" зажаренную ногу Настасьи Филипповны и после того облачившегося в священнические одеяния, которые ему идут так же, как и корона императора. В Москве "пипл эти программы схавает", а провинцию ими не добить. Ибо Псков, Новгород, Ярославль, Кострома, Вологда держатся на своих праведниках, творцах и умельцах. Псков выжил благодаря таким реставраторам, как Всеволод Смирнов, Михаил Семенов, Борис Скобельцын; городскую культуру поддерживали земские врачи и директора заводов, библиотекари и учителя. И сейчас они есть во Пскове. Вот приехал в Москву псковский издатель и полиграфист Сергей Биговчий, привез очередной том "Российского архива", издаваемого Фондом культуры и напечатанного в Пскове. Теперь не надо обращаться за полиграфическими услугами к итальянцам и финнам. Псковский товар не хуже. Станислав Панкратов в Петрозаводске со смертного одра поднял популярный некогда журнал "Север" и без помощи федеральных боссов, отстегивающих от щедрот своих лишь "братьям по разуму", выпускает один номер лучше другого. Такие люди будут спасать Россию. С Божией помощью бескорыстные труженики помогут ей подняться с колен.
В. Б. Савва, а что тебя больше всего тревожит в состоянии нынешнего изобразительного искусства? Чем живут современные художники?
С. Я. Я придерживаюсь традиционных взглядов и следую классическому вкусу в своем суждении о художественном творчестве. Двадцать лет занимался я практической реставрацией икон. Сидел в трапезной Марфо-Мариинской обители, украшенной великолепными фресками Нестерова. И за его "Видение отроку Варфоломею" многое готов отдать. Но никогда не оставался я в стороне от современной художественной жизни. Сейчас многие художники любят похвастать своим участием в подпольной борьбе с официальным советским искусством. Много званых, да мало избранных. Недавно мы с одним крупным коллекционером стали отбирать по гамбургскому счету мастеров тогдашнего андеграунда, достойных памяти грядущих поколений. Дмитрий Краснопевцев, Владимир Яковлев, Анатолий Зверев, Михаил Шварцман, Александр Харитонов, Владимир Немухин... Остальные пусть не обижаются. "Бульдозерная" пропаганда партийцев сделала последних известными, как, по словам великой Ахматовой, те же партийцы сочинили хорошую биографию "рыжему" (Бродскому). Все перечисленные мастера не были крикунами, работали тихо, но самозабвенно. Миша Шварцман никогда не выставлялся, не продавал своих работ и дарил неохотно. Не от жадности, а просто не хотел разделять единое целое, которое создавал десятилетиями. Его за глаза звали патриархом. Он таким и являлся. Меня, старообрядца, восторгало, что он выкрестился и был истинно православным, верующим глубоко, соблюдающим церковный обряд во всей строгости. Его художественная концепция и творческое наследие будут жить долго. И сегодня есть очень серьезные мастера. Я отдаю должное поискам Сергея Алимова, Натальи Нестеровой, люблю работы Натальи Захаровой, считаю одаренным живописцем Елену Романову. Нелегко им на фоне рыночной, галерейной вакханалии, захлестнувшей художественную жизнь грязью, пошлостью и халтурой, держаться своего пути, подсказанного судьбой.
Особую тревогу у меня вызывает сегодняшняя "монументальная пропаганда". Ошибки ленинских комиссаров от искусства ничему людей не научили. Сколько дров наломали тогда даже такие великие мастера, как С.Т.Коненков. Ненадолго окунулся он в булькающий гейзер бесовской культуры революции, а обернулось это "мнимореальной" доской на Красной площади и странноватым Степаном Разиным, за которых потом пришлось краснеть мастеру перед самим собой.
Как требовательны были к себе русские скульпторы прошлых столетий. По одному лишь памятнику оставили потомкам Мартос, Опекушин, Микешин, Волнухин. Но без Минина и Пожарского в Москве, памятника Тысячелетию России в Новгороде Великом трудно представить не только эти города, но и всю русскую культуру - как и без штучного фальконетовского "Медного всадника". Вот уж, казалось бы, обласканным придворным ваятелем был в советские годы Е.В.Вучетич. С генсеками и министрами обороны был на дружеской ноге, а в Худфонде и Академии художеств полновластным хозяином. А памятников-то поставил всего три: Дзержинскому в Москве, Воину-освободителю в Берлине и Родину-Мать в Волгограде. А посмотрите на нынешних! Что ни месяц, то открытие нового истукана. Пекут скульптуры, словно блины. Неужели не понимают, что заранее обречены их творения на недолговечность и забвение?
Сам выбор тех, кому ставят памятники, тоже отличается поспешностью и неразборчивостью. Великие Тютчев, Гумилев, Цветаева, Пастернак обойдены вниманием скульпторов, градостроителей и градоначальников. Зато Высоцкому в Москве поставлено целых три памятника, правда, один хуже другого. А теперь и в Ярославле готовятся увековечить память прекрасного певца. Но он там никогда не был и, уверен, не согласился бы на пышную посмертную пропаганду. И как торопятся воздвигнуть монументы Бродскому и Окуджаве... Может, сначала все же Тютчеву и Пастернаку хотя бы бюстики поставить? В цивилизованных странах артистам, писателям и художникам памятники рекомендуется устанавливать по прошествии полувека со дня смерти. Вино должно устояться, а ну как оно кисловатым окажется. Но так это в цивилизованных государствах!
Когда началась перестройка, мы пытались открыть музей Валентина Серова, который жил и умер в доме, стоящем близ Ленинской библиотеки. Напрасно. Боролись за создание музея Гоголя на Никитском бульваре, где сохранились дом и внутренняя обстановка, окружавшая писателя. Напрасно. Не удалось открыть музей в тютчевской усадьбе (Армянский переулок). Не нашлось ни денег, ни желания. Зато как быстро возник рядом с Кремлем музей художника Шилова, украшенный огромным автопортретом, так странно смотрящимся рядом с древними кремлевскими стенами. Тут же спешно варганят музей Глазунова супротив Пушкинского музея. Не боится ли московское градоначалие, что Кремль будет погребен этими музейными времянками, а могила Неизвестного солдата затеряется между уродливыми медными зверюшками и торговым подземным комплексом, а со стороны Болотной площади завершат это нашествие шемякинские пороки?
В. Б. А кстати, как ты к Шемякину относишься?
С. Я. Он большой мастер, серьезный художник. Меня привлекают его художественная грамотность и умение трансформировать в своих работах классическое наследие. Иногда, правда, это привносит
элементы эклектики, но профессионализм Шемякина зримо ощутим. И какими жалкими потугами рядом с его созданиями смотрятся надуманные инсталляции из несданной в ларек посуды и стаканов, воспевающие пьяный "подвиг" Венечки Ерофеева. А в Угличе, где уже открыт музей водки, планируется установка шестиметрового монумента, посвященного водке, работы Эрнста Неизвестного. Если его же скульптурный комплекс в Магадане - знак скорби по жертвам ГУЛага, то в Угличе изваяние будет символизировать траур по миллионам русских, умирающих от некачественного зелья и в пьяных драках. Поблизости от водочного знака планируют открыть музей восковых фигур, чью экспозицию решено "украсить" невинно убиенным царевичем Димитрием.
Недавно прочитал строки Владимира Крупина, где писатель выражает надежду, что все мы живем еще в Ниневии, а не в Содоме и Гоморре, а значит, есть надежда на спасение. Блаженны верующие!
И да поможет нам Бог.
Татьяна Доронина
Доронина Татьяна Васильевна - актриса, режиссер, народная артистка СССР. Художественный руководитель МХАТ имени Горького. Родилась 12 сентября 1933 года в Ленинграде. Окончила школу-студию МХАТ. С 1956 года работала в Ленинградском Большом драматическом театре под руководством лучшего советского режиссера Георгия Товстоногова. С 1972 года - в Московском академическом театре имени Маяковского, а затем - в МХАТ имени Горького. Когда на заре перестройки неистовые реформаторы во главе с Олегом Ефремовым и Анатолием Смелянским раскололи театр на две части, Татьяна Доронина нашла силы и мужество возглавить неэлитарную, приверженную национальным русским традициям часть театра. С 1987 года - директор, главный режиссер, художественный руководитель МХАТ имени Горького. Народ ее полюбил и за яркие образы, созданные в фильмах "Первый эшелон", "Старшая сестра", "Три тополя на Плющихе", "Еще раз про любовь", "Мачеха" и др.
В годы перестройки занимала последовательную патриотическую позицию. Вошла в редколлегию журнала "Наш современник".
Живет в Москве.
"Моей маме, старенькой, немощной, болеющей и бессильной, было жалко всех. Христианство было ее сутью, ее упованьем, ее органикой, ее естеством. Не себя жалеть, не жаловаться, а другим помочь, своих укрыть, защитить от ударов жизни. Чувствуя свою скорую кончину, она просила всех, кто навещал ее: "Вы уж Таню не оставляйте, она совсем одна здесь, уж я вас очень прошу". Просила и сиделок, и соседей, и совсем чужих. Когда все, кого она так просила, рассказывали мне об этом после ее смерти, мне хотелось кричать от отчаяния и боли. Потому что моя бедная мать мне не сказала ни разу об этом, а всегда повторяла только о молитве.
Я прихожу на кладбище, стою возле могилок отца и матери, зажигаю тоненькие свечи, пламя от этих свечей - ровное и спокойное. Молю Господа, чтобы даровал он моим бедным, многострадальным родителям царствие небесное, чтобы пребывали их чистые души в покое. Очень трудно жилось им. Так много пережили они утрат и работали, работали, работали. И считали, что все "так" и всегда "так". Но если бы "все так", то иной была бы наша жизнь, и не было бы сегодня этого общего рабоче-крестьянского унижения и нищенства. Не было бы предательства христианского, "генетически" христианского народа. Не превращали бы этот покорный и безответный народ в безумную и пьяную толпу...
А мама сказала бы мне на это: "Жалко всех". Она была мудрее и добрее меня.
Итак, господин Смелянский, я, будучи не такой доброй и мудрой, как моя мать, пренебрегаю неуместностью упоминания вашего имени рядом с именами моих родителей, потому что гонение на меня, которое с таким азартом охоты вы ведете столько лет, является гонением на моих родителей тоже. Вы полагали, предполагали унизить их, обозначить их никчемность и ничтожество. Кроме меня, их защитить некому. Они жили безответно и умерли безответно.
Призыв "Говори!", обозначенный в спектакле Ермоловского театра как начало гласности и один из первых знаков "демократического" правления, был всего-навсего очередным обманом, ложью. Ибо "говорить" дозволено вам и таким, как вы. Все московские "Нюры" и "Васи", презираемые вами, как чернь, как быдло, как те, которые "сотни лет коров доили" (по вашему "человеколюбивому" выражению), - остались в своей отчаянной немоте и бесправии. Они уже не верят, что что-то изменится к лучшему, ибо вы лично и подобные вам делают все, чтобы "Нюрам" и "Васям" лучше не было.
Я никогда, за все годы работы в театре, не унижалась до ответа, до спора с пишущими в центральных и нецентральных печатных органах. Не собираюсь делать этого впредь. Случай с вами - единственный, потому что именно вы являетесь для меня тем негативным знаком, за которым ненависть и зло.
...Простите меня, Анатолий Миронович Смелянский. Я опять оскорбляю ваш изысканный вкус. Я обращаю ваш утонченный взгляд на коровьи лепешки, на грязные крестьянские мозолистые ноги, на все, что так не любите вы и так презираете. Простите! Не гневайтесь! Не строчите следующей статейки про мое, столь примитивное и "упрощенное", глупое происхождение. Вы "глава" над всеми театральными критиками. Вы вхожи в верха, вы преподаете в Америке, вы читаете лекции о МХАТе, который так настойчиво уничтожали. Вы первый среди избранных, из тех, кому ненавистно само понятие "русская деревня". Видите, я все понимаю, я даже сочувствую вашей чрезмерной степени ненависти, ведь она для вас мучительна. Но я ничего не могу "исправить" в своей жизни и в своем рождении, чувствуя и понимая ваше отвращение ко мне..."
Татьяна Доронина,
из книги "Дневник актрисы"
Я В ОТВЕТЕ ЗА ВСЕ
К 100-летию МХАТа с художественным руководителем театра беседует
Владимир Бондаренко
Владимир Бондаренко. Буквально на днях, 27 октября исполняется 100 лет Московскому Художественному Академическому Театру. Это праздник всей страны? Праздник русского народа? Праздник всей русской культуры? Или же это праздник некоего элитарного театра, отмечаемый элитарными ценителями искусства?
Татьяна Доронина. Московский Художественный Театр является знаком России. Одним из самых красивых ее знаков, потому что все величие не только отечественного, но и мирового театра произросло из МХАТа. Из его корней. По направлению репертуара МХАТ всегда был ведущим театром в России. Вся драматургия Антона Павловича Чехова, драматургия не менее великого Алексея Максимовича Горького обрела жизнь прежде всего в Художественном театре. Станиславский сказал просто и точно на все времена: задача театра - жизнь человеческого духа, в художественной форме сыгранная. Эта формулировка дала толчок не только для театров нашего замечательного Отечества, но и для всех театров мира. Сегодня, когда искусство драматических театров сходит на нет, я в этом вижу особую политику. Проповедником самых человечных идей всегда являлся именно драматический театр. Нельзя сводить столетие МХАТа, в каком бы он ни находился состоянии, и сколько бы этих театров сегодня ни было, один или два - к юбилею самого театра. Это, конечно, юбилей национальной русской культуры. А что касается самого МХАТА, то сегодня существует два МХАТА: имени Чехова и имени Горького, - и уже останется два, как бы ни хотели иные вновь соединить нас в один театр, то есть собрать скопом опять и еще раз уничтожить ненужных. Не получится, уже существуют два театральных живых организма, и право на жизнь театру дает труд и результат труда, только результат может показать, какой из двух театров: либо МХАТ имени Чехова, либо МХАТ имени Горького, - сегодня имеет большее право на звание Художественного театра.
В. Б. Театр в России, а особенно МХАТ, никогда не был просто местом отдыха. Это был храм, это была кафедра, это была трибуна, это был один из центров русской духовности. Каков русский театр сегодня? Каково его место в жизни людей?
Т. Д. Сегодня театр загнан в угол. Именно поэтому столь мало, 0,3% от общего бюджета выделяется на нужды театра. Такого не бывало никогда. Забота о своих гражданах выражается в конечном итоге в цифрах. Эти цифры определяют люди, руководящие государством. Люди, определившие сумму расходов на театр 0,3%, это те граждане России, которые не до конца понимают, что они - граждане России.
В. Б. Думаю, несмотря на то, что всю культуру, в том числе и театр, наши правители сегодня выкинули за борт, считая, что она не нужна нынешнему бизнесу, да еще в традиционном русском понимании культуры, культура не только выживает, но и живет. Вы видите что-то интересное в современной театральной жизни Москвы?
Т. Д. В московской театральной жизни сегодня идет поиск денег. А поиск денег никогда не приводил к большим творческим победам. Мне легче говорить о том, что я сама хорошо знаю. Допустим, театр шестидесятых годов, достаточно жесткая цензура, достаточно трудно существовать театру, но какой же был расцвет! Какова же была сила противостояния административному зажиму, когда как будто кувалдой били по театру, нечто чугунное и тяжелое, - но каково же было противостояние людей одаренных?! И какой потрясающий это давало результат?! Именно в той борьбе выковывались мощные творческие характеры. Только личности определяют уровень театра. Сегодня, при отсутствии мощного противостояния театров нынешним властям, при смирении, которое существует - и не перед Богом, а перед банкирами, больших успехов нет. Существует какая-то договоренность с частью чиновников, отвечающих за культуру, и эта часть наверху дает неверные советы тем людям, которые определяют бюджет. Я не знаю, кто эти люди наверху, но реальность их для меня очевидна. Только обманом можно привести к ужасающей цифре 0,3% бюджета. Но существует же еще большая разница между жизнью театров Москвы и театров отдаленных районов России. В Москве есть часть привилегированных театров, которые создают с помощью прессы обманное впечатление театрального бума. Многочисленные презентации, которые устраиваются придворными театрами, - это не более чем желание создать впечатление видимой успешной работы. Но начинаем смотреть репертуар и видим, что в театрах почти нет отечественной классики, нет отечественных авторов. Весь шум - вокруг старых западных пьес, давно отыгранных на Бродвее и в Европе. Это часто или чистая чернуха с самыми садистскими выворотами, или изуродованная мировая классика. Они перестают нести в себе заряд гуманизма и духовности, добра и красоты, - то, что закладывали в пьесы их великие создатели. Более всего извращают русских авторов: того же Чехова, Лескова, Горького, Булгакова... Это преступление. И за это преступление создатели подобных спектаклей сами себе выдают премии. И очень радуются этому. Более веселого зрелища, когда люди радуются, награждая друг друга всякими премиями за пропаганду извращений, я давно не видела.
В. Б. Такие извращения и демонстрируются нашим телевидением, в том числе и каналом "Культура". Дух разрушения, разложения царит в наших якобы культурных программах, и все норовят снять исподнее с наших классиков. Даже Сергей Юрский возмутился: зачем ему знать о садизме Мандельштама, о лесбиянстве его жены Надежды? А что делают с Пушкиным? С Есениным?
Т. Д. Насколько я заметила, на телевидении практически не осталось режиссеров и редакторов доперестроечного времени - тех, кто делал чудные культурные программы, кто работал во славу отечественной классики. Пришло другое поколение. Но этому молодому поколению не объяснили самое главное: что "любовь к отеческим гробам" является законом для всех. Любовь к Отечеству - закон для всех. Драматический театр необходим. Необходима Церковь - и это закон для всех. Им этого не объяснили. Они, как шалуны, резвятся, не понимая, что они делают. Они совершают надругательство над собой и над своими детьми. Мне их искренне жаль...
В. Б. А часто ли обращались с телевидения к вам и вашему театру за последнее время? Были ли такие благородные прорывы у наших телевизионщиков?
Ставя под сомнение расовую чистоту русских, Аксенов не заставил себя почитать труды выдающегося нашего историка и мыслителя Л.Н.Гумилева. Устыдился бы он своего невежества, ознакомившись даже с популярным изложением гумилевской теории пассионарности, объясняющей связи русского и татарского народа. Лицо Распутина напоминает ему тунгуса, над чем он злобно ехидствует. Так же когда-то "жадною толпой стоящие у трона" подтрунивали над неприятными им лицами Пушкина (эфиопа), Гоголя (хохла), Лермонтова (потомка шотландских наемников). Да забыли мы о хорошо одетых и модно причесанных образованцах, а вот образы не пришедшихся ко двору, неуклюжих и ершистых, стали символами великой отечественной культуры. Думаю, что нормально мыслящие современники понимают, почему автор "Ожога", "Крыма" и других "бестселлеров" так ненавидит и Бродского, и Распутина.
Ближнее окружение Аксенова, которое правит нынче бал на деньги обер-вора Березовского, отоваривающего лауреатов "Триумфа", громогласно величает себя "духовной элитой нации". Можно ли представить, что Пушкин вместо радостного "ай да Пушкин, ай да сукин сын!", закончив "Бориса Годунова", закричал бы о своей элитарности? И забывают лауреаты "Триумфа" пастернаковское "Быть знаменитым некрасиво...", а на вопросы докучливых журналистов о грязном происхождении призовых денег цинично сравнивают своего мецената с покровителями Паганини хозяевами Венгрии Эстергази или баронессой фон Мек, помогавшей кумиру ее души Чайковскому. Видимо, нашей "духовной элите" одинаково вкусны и арбуз, и свиной хрящик.
В. Б. Вся великая русская культура - это сострадание, жалость к маленькому человеку. "Медный всадник", "Шинель", "Преступление и наказание" - все вокруг жалости. А нынешняя элита отвернулась от человека, не считает себя уже ничем не обязанной ни русскому человеку, ни русскому государству - никому. Она считает, что элита должна обслуживать прежде всего себя. Эта "духовная элита" пишет о своем народе: "раздавите гадину!"
С. Я. Да, я услышал этот призыв, когда кумулятивные снаряды били по "Белому дому" и было ясно, что там гибнут люди. Мне одинаково безразличны были и Руцкой с Хасбулатовым, и Бурбулис с Ельциным, борющиеся за право рулить Россией. Но сотни невинных жертв, павших тогда в районе Пресни, только мертвого могли оставить равнодушным. Вспомнилось, как "кровавое воскресенье" потрясло тогдашнюю истинную духовную элиту России. Серов, Поленов, Чехов, Короленко отказывались от академических званий и императорских благодеяний, увидев кровь на улицах северной столицы. А нынешние "элитчики" требовали от Ельцина "бить по голове своих противников". А где же "милость к павшим"? Забыли они про золотые строки Пушкина, а, может, и не помнили вовсе. И выродилась эта псевдоэлита в писательскую непотребность бессовестных Ерофеева и Сорокина, в одуревшую от вседозволенности шоу-шайку, заполонившую информационное пространство России, в лицемерную борьбу за "свободу слова" Доренко и Киселева, Сорокиной и Венедиктова,- этих богато облаченных наймитов Гусинского и Березовского, да и "вольнолюбцев" рангом пониже.
Льют они крокодиловы слезы, лицемерно сочувствуя голодающим врачам и учителям, зовут к забастовкам обездоленных рабочих и вымирающих земледельцев. А что, если прислушаться к недавнему предложению профессора В.Сироткина давать под каждым таким слезливым сюжетом бегущую строку с указанием месячной зарплаты вышеназванных плакальщиков, равной пенсии уездного города Углича? Станут ли тогда им верить одураченные телезрители? С ужасом я думаю о родной мне русской провинции, куда телесигнал доносит проповеди певца гениталий и фекалий Виктора Ерофеева, возомнившего себя писателем. Устоят ли доверчивые костромичи, ярославцы и новгородцы перед его циничным сюсюсканьем? Верю, что устоят. Ведь даже геббельсовская пропаганда народ наш не сломила, и порочностью нынешней его заразить не удастся.
В. Б. Особенно порочность касается Швыдкого. У нас какова культура, таков и министр. Если говорить об упадке культуры, его можно выразить одним словом: Швыдкой.
С. Я. Шоу министра культуры произвели на меня впечатление удручающее. Я видел их не все, но и того достаточно, чтобы схватиться за голову. Если ведущий - министр - на полном серьезе говорит, что непристойность, написанная на заборе, возбраняется, а мат, употребленный писателем, есть литературный прием, то, как говорится, сливай воду. Я не ханжа и сильно грешен по части словесной татаризации родного и могучего. Но написать на бумаге даже самое невинное ругательство не смогу ни за какие коврижки. А какой "культурной революцией" повеяло от программы "Секс и культура"?! Маша Распутина, похотливые сексопатологи и проповедники виагры напомнили мне Сусанну и растленных старцев с олеографической картинки. За такие передачи иной человек всю жизнь бы краснел. А с каким восторгом обсуждалась тема патриотизма, давно окрещенного демократами "прибежищем для негодяев"? Эпиграфом к программе смело можно брать строки Юрия Нагибина, назвавшего русский народ фикцией и фантомом. Пушкин с его гордостью за предков своих и призывом к исторической памяти тут отдыхает. И как вольно расправлялись участники шоу с русским народом, да вот замечательный писатель и критик И.П.Золотусский внес резкий диссонанс в сладостное пение русофобов, напомнив, что ведь придется за этот угарный шабаш ответить рано или поздно. Ведущий словно пропустил мимо ушей крик души совестливого и истинно элитарного ученого, утешившись поддержкой ерничающего отморозка Вани Охлобыстина, съевшего в фильме "Даун хаус" зажаренную ногу Настасьи Филипповны и после того облачившегося в священнические одеяния, которые ему идут так же, как и корона императора. В Москве "пипл эти программы схавает", а провинцию ими не добить. Ибо Псков, Новгород, Ярославль, Кострома, Вологда держатся на своих праведниках, творцах и умельцах. Псков выжил благодаря таким реставраторам, как Всеволод Смирнов, Михаил Семенов, Борис Скобельцын; городскую культуру поддерживали земские врачи и директора заводов, библиотекари и учителя. И сейчас они есть во Пскове. Вот приехал в Москву псковский издатель и полиграфист Сергей Биговчий, привез очередной том "Российского архива", издаваемого Фондом культуры и напечатанного в Пскове. Теперь не надо обращаться за полиграфическими услугами к итальянцам и финнам. Псковский товар не хуже. Станислав Панкратов в Петрозаводске со смертного одра поднял популярный некогда журнал "Север" и без помощи федеральных боссов, отстегивающих от щедрот своих лишь "братьям по разуму", выпускает один номер лучше другого. Такие люди будут спасать Россию. С Божией помощью бескорыстные труженики помогут ей подняться с колен.
В. Б. Савва, а что тебя больше всего тревожит в состоянии нынешнего изобразительного искусства? Чем живут современные художники?
С. Я. Я придерживаюсь традиционных взглядов и следую классическому вкусу в своем суждении о художественном творчестве. Двадцать лет занимался я практической реставрацией икон. Сидел в трапезной Марфо-Мариинской обители, украшенной великолепными фресками Нестерова. И за его "Видение отроку Варфоломею" многое готов отдать. Но никогда не оставался я в стороне от современной художественной жизни. Сейчас многие художники любят похвастать своим участием в подпольной борьбе с официальным советским искусством. Много званых, да мало избранных. Недавно мы с одним крупным коллекционером стали отбирать по гамбургскому счету мастеров тогдашнего андеграунда, достойных памяти грядущих поколений. Дмитрий Краснопевцев, Владимир Яковлев, Анатолий Зверев, Михаил Шварцман, Александр Харитонов, Владимир Немухин... Остальные пусть не обижаются. "Бульдозерная" пропаганда партийцев сделала последних известными, как, по словам великой Ахматовой, те же партийцы сочинили хорошую биографию "рыжему" (Бродскому). Все перечисленные мастера не были крикунами, работали тихо, но самозабвенно. Миша Шварцман никогда не выставлялся, не продавал своих работ и дарил неохотно. Не от жадности, а просто не хотел разделять единое целое, которое создавал десятилетиями. Его за глаза звали патриархом. Он таким и являлся. Меня, старообрядца, восторгало, что он выкрестился и был истинно православным, верующим глубоко, соблюдающим церковный обряд во всей строгости. Его художественная концепция и творческое наследие будут жить долго. И сегодня есть очень серьезные мастера. Я отдаю должное поискам Сергея Алимова, Натальи Нестеровой, люблю работы Натальи Захаровой, считаю одаренным живописцем Елену Романову. Нелегко им на фоне рыночной, галерейной вакханалии, захлестнувшей художественную жизнь грязью, пошлостью и халтурой, держаться своего пути, подсказанного судьбой.
Особую тревогу у меня вызывает сегодняшняя "монументальная пропаганда". Ошибки ленинских комиссаров от искусства ничему людей не научили. Сколько дров наломали тогда даже такие великие мастера, как С.Т.Коненков. Ненадолго окунулся он в булькающий гейзер бесовской культуры революции, а обернулось это "мнимореальной" доской на Красной площади и странноватым Степаном Разиным, за которых потом пришлось краснеть мастеру перед самим собой.
Как требовательны были к себе русские скульпторы прошлых столетий. По одному лишь памятнику оставили потомкам Мартос, Опекушин, Микешин, Волнухин. Но без Минина и Пожарского в Москве, памятника Тысячелетию России в Новгороде Великом трудно представить не только эти города, но и всю русскую культуру - как и без штучного фальконетовского "Медного всадника". Вот уж, казалось бы, обласканным придворным ваятелем был в советские годы Е.В.Вучетич. С генсеками и министрами обороны был на дружеской ноге, а в Худфонде и Академии художеств полновластным хозяином. А памятников-то поставил всего три: Дзержинскому в Москве, Воину-освободителю в Берлине и Родину-Мать в Волгограде. А посмотрите на нынешних! Что ни месяц, то открытие нового истукана. Пекут скульптуры, словно блины. Неужели не понимают, что заранее обречены их творения на недолговечность и забвение?
Сам выбор тех, кому ставят памятники, тоже отличается поспешностью и неразборчивостью. Великие Тютчев, Гумилев, Цветаева, Пастернак обойдены вниманием скульпторов, градостроителей и градоначальников. Зато Высоцкому в Москве поставлено целых три памятника, правда, один хуже другого. А теперь и в Ярославле готовятся увековечить память прекрасного певца. Но он там никогда не был и, уверен, не согласился бы на пышную посмертную пропаганду. И как торопятся воздвигнуть монументы Бродскому и Окуджаве... Может, сначала все же Тютчеву и Пастернаку хотя бы бюстики поставить? В цивилизованных странах артистам, писателям и художникам памятники рекомендуется устанавливать по прошествии полувека со дня смерти. Вино должно устояться, а ну как оно кисловатым окажется. Но так это в цивилизованных государствах!
Когда началась перестройка, мы пытались открыть музей Валентина Серова, который жил и умер в доме, стоящем близ Ленинской библиотеки. Напрасно. Боролись за создание музея Гоголя на Никитском бульваре, где сохранились дом и внутренняя обстановка, окружавшая писателя. Напрасно. Не удалось открыть музей в тютчевской усадьбе (Армянский переулок). Не нашлось ни денег, ни желания. Зато как быстро возник рядом с Кремлем музей художника Шилова, украшенный огромным автопортретом, так странно смотрящимся рядом с древними кремлевскими стенами. Тут же спешно варганят музей Глазунова супротив Пушкинского музея. Не боится ли московское градоначалие, что Кремль будет погребен этими музейными времянками, а могила Неизвестного солдата затеряется между уродливыми медными зверюшками и торговым подземным комплексом, а со стороны Болотной площади завершат это нашествие шемякинские пороки?
В. Б. А кстати, как ты к Шемякину относишься?
С. Я. Он большой мастер, серьезный художник. Меня привлекают его художественная грамотность и умение трансформировать в своих работах классическое наследие. Иногда, правда, это привносит
элементы эклектики, но профессионализм Шемякина зримо ощутим. И какими жалкими потугами рядом с его созданиями смотрятся надуманные инсталляции из несданной в ларек посуды и стаканов, воспевающие пьяный "подвиг" Венечки Ерофеева. А в Угличе, где уже открыт музей водки, планируется установка шестиметрового монумента, посвященного водке, работы Эрнста Неизвестного. Если его же скульптурный комплекс в Магадане - знак скорби по жертвам ГУЛага, то в Угличе изваяние будет символизировать траур по миллионам русских, умирающих от некачественного зелья и в пьяных драках. Поблизости от водочного знака планируют открыть музей восковых фигур, чью экспозицию решено "украсить" невинно убиенным царевичем Димитрием.
Недавно прочитал строки Владимира Крупина, где писатель выражает надежду, что все мы живем еще в Ниневии, а не в Содоме и Гоморре, а значит, есть надежда на спасение. Блаженны верующие!
И да поможет нам Бог.
Татьяна Доронина
Доронина Татьяна Васильевна - актриса, режиссер, народная артистка СССР. Художественный руководитель МХАТ имени Горького. Родилась 12 сентября 1933 года в Ленинграде. Окончила школу-студию МХАТ. С 1956 года работала в Ленинградском Большом драматическом театре под руководством лучшего советского режиссера Георгия Товстоногова. С 1972 года - в Московском академическом театре имени Маяковского, а затем - в МХАТ имени Горького. Когда на заре перестройки неистовые реформаторы во главе с Олегом Ефремовым и Анатолием Смелянским раскололи театр на две части, Татьяна Доронина нашла силы и мужество возглавить неэлитарную, приверженную национальным русским традициям часть театра. С 1987 года - директор, главный режиссер, художественный руководитель МХАТ имени Горького. Народ ее полюбил и за яркие образы, созданные в фильмах "Первый эшелон", "Старшая сестра", "Три тополя на Плющихе", "Еще раз про любовь", "Мачеха" и др.
В годы перестройки занимала последовательную патриотическую позицию. Вошла в редколлегию журнала "Наш современник".
Живет в Москве.
"Моей маме, старенькой, немощной, болеющей и бессильной, было жалко всех. Христианство было ее сутью, ее упованьем, ее органикой, ее естеством. Не себя жалеть, не жаловаться, а другим помочь, своих укрыть, защитить от ударов жизни. Чувствуя свою скорую кончину, она просила всех, кто навещал ее: "Вы уж Таню не оставляйте, она совсем одна здесь, уж я вас очень прошу". Просила и сиделок, и соседей, и совсем чужих. Когда все, кого она так просила, рассказывали мне об этом после ее смерти, мне хотелось кричать от отчаяния и боли. Потому что моя бедная мать мне не сказала ни разу об этом, а всегда повторяла только о молитве.
Я прихожу на кладбище, стою возле могилок отца и матери, зажигаю тоненькие свечи, пламя от этих свечей - ровное и спокойное. Молю Господа, чтобы даровал он моим бедным, многострадальным родителям царствие небесное, чтобы пребывали их чистые души в покое. Очень трудно жилось им. Так много пережили они утрат и работали, работали, работали. И считали, что все "так" и всегда "так". Но если бы "все так", то иной была бы наша жизнь, и не было бы сегодня этого общего рабоче-крестьянского унижения и нищенства. Не было бы предательства христианского, "генетически" христианского народа. Не превращали бы этот покорный и безответный народ в безумную и пьяную толпу...
А мама сказала бы мне на это: "Жалко всех". Она была мудрее и добрее меня.
Итак, господин Смелянский, я, будучи не такой доброй и мудрой, как моя мать, пренебрегаю неуместностью упоминания вашего имени рядом с именами моих родителей, потому что гонение на меня, которое с таким азартом охоты вы ведете столько лет, является гонением на моих родителей тоже. Вы полагали, предполагали унизить их, обозначить их никчемность и ничтожество. Кроме меня, их защитить некому. Они жили безответно и умерли безответно.
Призыв "Говори!", обозначенный в спектакле Ермоловского театра как начало гласности и один из первых знаков "демократического" правления, был всего-навсего очередным обманом, ложью. Ибо "говорить" дозволено вам и таким, как вы. Все московские "Нюры" и "Васи", презираемые вами, как чернь, как быдло, как те, которые "сотни лет коров доили" (по вашему "человеколюбивому" выражению), - остались в своей отчаянной немоте и бесправии. Они уже не верят, что что-то изменится к лучшему, ибо вы лично и подобные вам делают все, чтобы "Нюрам" и "Васям" лучше не было.
Я никогда, за все годы работы в театре, не унижалась до ответа, до спора с пишущими в центральных и нецентральных печатных органах. Не собираюсь делать этого впредь. Случай с вами - единственный, потому что именно вы являетесь для меня тем негативным знаком, за которым ненависть и зло.
...Простите меня, Анатолий Миронович Смелянский. Я опять оскорбляю ваш изысканный вкус. Я обращаю ваш утонченный взгляд на коровьи лепешки, на грязные крестьянские мозолистые ноги, на все, что так не любите вы и так презираете. Простите! Не гневайтесь! Не строчите следующей статейки про мое, столь примитивное и "упрощенное", глупое происхождение. Вы "глава" над всеми театральными критиками. Вы вхожи в верха, вы преподаете в Америке, вы читаете лекции о МХАТе, который так настойчиво уничтожали. Вы первый среди избранных, из тех, кому ненавистно само понятие "русская деревня". Видите, я все понимаю, я даже сочувствую вашей чрезмерной степени ненависти, ведь она для вас мучительна. Но я ничего не могу "исправить" в своей жизни и в своем рождении, чувствуя и понимая ваше отвращение ко мне..."
Татьяна Доронина,
из книги "Дневник актрисы"
Я В ОТВЕТЕ ЗА ВСЕ
К 100-летию МХАТа с художественным руководителем театра беседует
Владимир Бондаренко
Владимир Бондаренко. Буквально на днях, 27 октября исполняется 100 лет Московскому Художественному Академическому Театру. Это праздник всей страны? Праздник русского народа? Праздник всей русской культуры? Или же это праздник некоего элитарного театра, отмечаемый элитарными ценителями искусства?
Татьяна Доронина. Московский Художественный Театр является знаком России. Одним из самых красивых ее знаков, потому что все величие не только отечественного, но и мирового театра произросло из МХАТа. Из его корней. По направлению репертуара МХАТ всегда был ведущим театром в России. Вся драматургия Антона Павловича Чехова, драматургия не менее великого Алексея Максимовича Горького обрела жизнь прежде всего в Художественном театре. Станиславский сказал просто и точно на все времена: задача театра - жизнь человеческого духа, в художественной форме сыгранная. Эта формулировка дала толчок не только для театров нашего замечательного Отечества, но и для всех театров мира. Сегодня, когда искусство драматических театров сходит на нет, я в этом вижу особую политику. Проповедником самых человечных идей всегда являлся именно драматический театр. Нельзя сводить столетие МХАТа, в каком бы он ни находился состоянии, и сколько бы этих театров сегодня ни было, один или два - к юбилею самого театра. Это, конечно, юбилей национальной русской культуры. А что касается самого МХАТА, то сегодня существует два МХАТА: имени Чехова и имени Горького, - и уже останется два, как бы ни хотели иные вновь соединить нас в один театр, то есть собрать скопом опять и еще раз уничтожить ненужных. Не получится, уже существуют два театральных живых организма, и право на жизнь театру дает труд и результат труда, только результат может показать, какой из двух театров: либо МХАТ имени Чехова, либо МХАТ имени Горького, - сегодня имеет большее право на звание Художественного театра.
В. Б. Театр в России, а особенно МХАТ, никогда не был просто местом отдыха. Это был храм, это была кафедра, это была трибуна, это был один из центров русской духовности. Каков русский театр сегодня? Каково его место в жизни людей?
Т. Д. Сегодня театр загнан в угол. Именно поэтому столь мало, 0,3% от общего бюджета выделяется на нужды театра. Такого не бывало никогда. Забота о своих гражданах выражается в конечном итоге в цифрах. Эти цифры определяют люди, руководящие государством. Люди, определившие сумму расходов на театр 0,3%, это те граждане России, которые не до конца понимают, что они - граждане России.
В. Б. Думаю, несмотря на то, что всю культуру, в том числе и театр, наши правители сегодня выкинули за борт, считая, что она не нужна нынешнему бизнесу, да еще в традиционном русском понимании культуры, культура не только выживает, но и живет. Вы видите что-то интересное в современной театральной жизни Москвы?
Т. Д. В московской театральной жизни сегодня идет поиск денег. А поиск денег никогда не приводил к большим творческим победам. Мне легче говорить о том, что я сама хорошо знаю. Допустим, театр шестидесятых годов, достаточно жесткая цензура, достаточно трудно существовать театру, но какой же был расцвет! Какова же была сила противостояния административному зажиму, когда как будто кувалдой били по театру, нечто чугунное и тяжелое, - но каково же было противостояние людей одаренных?! И какой потрясающий это давало результат?! Именно в той борьбе выковывались мощные творческие характеры. Только личности определяют уровень театра. Сегодня, при отсутствии мощного противостояния театров нынешним властям, при смирении, которое существует - и не перед Богом, а перед банкирами, больших успехов нет. Существует какая-то договоренность с частью чиновников, отвечающих за культуру, и эта часть наверху дает неверные советы тем людям, которые определяют бюджет. Я не знаю, кто эти люди наверху, но реальность их для меня очевидна. Только обманом можно привести к ужасающей цифре 0,3% бюджета. Но существует же еще большая разница между жизнью театров Москвы и театров отдаленных районов России. В Москве есть часть привилегированных театров, которые создают с помощью прессы обманное впечатление театрального бума. Многочисленные презентации, которые устраиваются придворными театрами, - это не более чем желание создать впечатление видимой успешной работы. Но начинаем смотреть репертуар и видим, что в театрах почти нет отечественной классики, нет отечественных авторов. Весь шум - вокруг старых западных пьес, давно отыгранных на Бродвее и в Европе. Это часто или чистая чернуха с самыми садистскими выворотами, или изуродованная мировая классика. Они перестают нести в себе заряд гуманизма и духовности, добра и красоты, - то, что закладывали в пьесы их великие создатели. Более всего извращают русских авторов: того же Чехова, Лескова, Горького, Булгакова... Это преступление. И за это преступление создатели подобных спектаклей сами себе выдают премии. И очень радуются этому. Более веселого зрелища, когда люди радуются, награждая друг друга всякими премиями за пропаганду извращений, я давно не видела.
В. Б. Такие извращения и демонстрируются нашим телевидением, в том числе и каналом "Культура". Дух разрушения, разложения царит в наших якобы культурных программах, и все норовят снять исподнее с наших классиков. Даже Сергей Юрский возмутился: зачем ему знать о садизме Мандельштама, о лесбиянстве его жены Надежды? А что делают с Пушкиным? С Есениным?
Т. Д. Насколько я заметила, на телевидении практически не осталось режиссеров и редакторов доперестроечного времени - тех, кто делал чудные культурные программы, кто работал во славу отечественной классики. Пришло другое поколение. Но этому молодому поколению не объяснили самое главное: что "любовь к отеческим гробам" является законом для всех. Любовь к Отечеству - закон для всех. Драматический театр необходим. Необходима Церковь - и это закон для всех. Им этого не объяснили. Они, как шалуны, резвятся, не понимая, что они делают. Они совершают надругательство над собой и над своими детьми. Мне их искренне жаль...
В. Б. А часто ли обращались с телевидения к вам и вашему театру за последнее время? Были ли такие благородные прорывы у наших телевизионщиков?