Бондарев Олег Игоревич. Рыцарь понарошку

   – Маску? Бинбовскую, что ли? – неожиданно усмехнулся тролль. – Да знаю, конечно. У Крылана.
   – У кого? – удивилась волшебница. Названное имя она слышала впервые.
   – У Крылана, – терпеливо повторил тролль. – Есть тут один… такой.
   – А где этого… Крылана… найти можно?
   – Прямо по коридору, в ответвления не сворачивая, – тролль указал себе за спину. – Дня через три доберешься до его логова. Только не отдаст он ее, уверен.
   Элви хмыкнула: конечно, не отдаст! Небось тоже всех людей перещелкать хочет!
   – А кто он вообще такой, Крылан этот?
   – Вестимо кто – Смотрящий Лабиринта! – хмыкнул тролль.
   – Смотрящий?
   – Ну, за порядком смотрит. Нас, Оставшихся, всего горстка и выжила: три тролля, четыре орка, пара эльфов да гном, будь он не ладен! Вот он нас едой да элем и обеспечивает, из сострадания. Ну, и присматривает, чтобы падаль всякая по коридорам не гадила. А мы ему помогаем, по мере сил.
   – И откуда он все это берет – еду, питье? Или в Лабиринте и своя торговля есть?
   – Да какая торговля? Имеется у него в логове штука такая – Окно. Он через него с Бинбо общается.
   – С кем?! – Элви уже начинала думать, что сошла с ума. Крылан, Смотрящий, Оставшиеся, Бинбо, который живее всех живых…
   – Тю! Да ты дура, похоже! – честно признался тролль. – Маску ведь кто сделал? Бинбо! Он нас тогда всех бросил и Изошел. Думал, сдохнем мы. С голода ли, твари сожрут – плевать ему было. А потом мы нашли Крылана. Сначала подивились только: что за человек странный? Да и в Лабиринте что делает? А он нам растолковал: мол, не человек он вовсе, а Смотрящий. Его в Лабиринт еще сам Диво посадил, за порядком следить…
   – Диво?
   – Слушай, откуда ты такая безграмотная и любопытная? Диво – это создатель Лабиринта. Древний архитектор и маг небывалой силы. Но вернемся к истории с клоуном…
   Главное, что у Крылана есть Окно и есть Маска. И Бинбо, скрипя зубами, приходится присылать сюда еду и питье. Иначе Смотрящий пригрозил его безделушку сломать.
   Он все вернуться хочет, клоун наш. Но не может: через Окно живому существу путь заказан. Может, и пустит, конечно, но не в Астрат выкинет, а в Великое Никуда. Вот. Меня, кстати, Ганрич зовут, – тролль протянул девушке огромную ручищу.
   – Элви, – волшебница рассеянно кивнула. Мысли ее были слишком далеко, чтобы думать о знакомстве со словоохотливым троллем.
   Значит, Бинбо Изошел, а не подох в коридорах Лабиринта? И умудряется присылать еды на десяток монстров через какое-то Окно? Все это казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой.
   Но Элви не оставалось ничего другого, кроме как верить троллю. Хотя бы до тех пор, пока она не убедится в обратном.
   – Слушай, Ганрич, – сказала она. – Ты, может, проводишь меня до этого… Смотрящего? А то я, сам понимаешь, первый раз в Лабиринте, заблужусь еще…
   – Да пошли, чего там? – пожал плечами тролль. – Все равно без дела шатаюсь! И куда братец запропастился? Ну, да ладно, куда он из Лабиринта денется? Пошли! – и Ганрич, развернувшись к Элви спиной, тяжело зашагал вперед.
   Волшебница устремилась следом, мысленно благодаря Бога за то, что тролль не увидел «братца» лежащим в луже крови.
   А то бы он проводил ее совсем в другое место…
   И Бинбо пару дней не нужно было бы засылать сюда пищу.
 
   К вечеру следующего дня Фэт о ране успел позабыть.
   Но не потому, что красная полоска через грудь исчезла без следа. А из-за чрезмерного внимания короля и… королевы!
   Нет, празднество по случаю его герцогства прошло на ура: люди, собравшиеся на улице еще в день триумфа, до самого вечера следующего дня орали под окнами замка похабные песенки о «сэре Жруно де Фэте, который сэра Ровэго от…». Что «от…», никто не мог разобрать, так как в этом месте пьяные жители обычно икали.
   В замке все было попристойнее. Нет, естественно, упились в хлам. Но никто ни к кому не приставал… Если, конечно, не считать того, что король все норовил забраться к рыцарю на коленки.
   Фэт рассказывал Джейн обо всем. О смерти матери. О знакомстве с Кушегаром. Об их путешествии. О перевертышах, которых, похоже, нанял Ровэго, стремясь повредить здоровью Фэта.
   И она с жадностью слушала его историю. Не перебивала, не смеялась там, где это могло обидеть рыцаря.
   И он с удивлением понимал, что она абсолютно искренна с ним. Что Джейн не кривит душой: смеется, когда ей смешно, грустит – когда ей грустно. Эта способность чрезвычайно понравилась герцогу.
   А потом она рассказывала свою историю, и бедняга Фэт, в очередной раз сталкивая короля с колен, чуть не разрыдался. Настолько грустной оказался рассказ приемной дочери правителя Астрата.
   Она не помнила ни мать, ни отца. Но как ее выкупал из приюта король – прекрасно. Джейн тогда еще нарядили в самое красивое платье, которое она видела в жизни, повязали на голову розовый бант и отдали сияющему Стронцию Барию.
   Пожалуй, Джейн стала единственной особой женского пола, которую правитель Астрата по-настоящему полюбил.
   Он холил и лелеял ее, дарил дорогие игрушки. Но девочку они не испортили: почти все подарки она переправляла в приют, где никак не могли дождаться «звездного часа» ее грустные подружки.
   Мачеха сразу невзлюбила Джейн. Это и понятно – король обожал приемную дочку и плевал с высокой колокольни на собственную жену, предпочитая ей худосочного советника.
   Джейн, однако, не винила Элизабет (так звали королеву). Она понимала, каково это – быть первой леди королевства и… не быть женщиной.
   Все уже собирались расползаться по комнатам, чтобы хорошенько проспаться. А выспавшемуся и пиво искать легче, и голова не так болит!
   – Послушай, Джейн, – обратился к девушке Фэт. – Ответь мне на такой вопрос…
   – Я слушаю, мой сладкий, – взгляд из-под бархатных ресниц. Что она с ним делает?.. Скоро и вовсе веревки вить начнет, с такими-то взглядами, поцелуями…
   – Почему… э-э-э… – рыцарю трудно было спрашивать такое у Джейн, но он пересилил себя и выпалил: – Почему в грамоте король говорил о перенесении турнира на две недели раньше и написал, что ты якобы можешь не дожить?
   – Да, могу, – впервые за этот радостный вечер погрустнела девушка. – Целитель сказал, что от моей болезни спасет только отвар из Ока Дракона… Но ты не думай даже за ним ехать! – предупредила Джейн.
   Бедняжка! Ей неважно было, сколько осталось до смерти. Главное, чтобы любимый был цел и невредим до того, как Старуха ^[13]придет за ней самой.
   Глупышка… Неужто садовник будет сидеть и любоваться тем, как увядает его любимая роза?
   – Хорошо, – пообещал Фэт. – Не поеду.
 
   – Я полечу, Кушегар!
   – Зачем? Чтобы тебя просто разорвали на части? Да крылатая тварь хуже сотни Холиганов и полутысячи Ровэго!
   – Веришь, нет – мне плевать, кто кого хуже. Мне всего лишь нужно это Око. Я даже никого не стану убивать!
   – И ты думаешь, что, когда ты станешь перебегать из пещеры в пещеру, ища этот треклятый камень, драконы будут всего-навсего провожать тебя ленивым взглядом и так же лениво позевывать? Да они тебя только увидят на своей земле – и клочьев не оставят!
   – Если помнишь, почти то же самое вы с Элви говорили о василисках. Но стоило мне залить их болото пивом, и мы без приключений его переплыли!
   – То другое… Драконы в стократ опаснее и больше любого василиска раз в десять!
   – А мне плевать! – нарочно растягивая слова, сказал Фэт. – Король уже дал благословение на подвиг! Хотя я, конечно, очень сомневаюсь, что лобзание героя в обе щеки – обязательная часть благословения… Зато он рассказал, где живет изобретатель настоящей летающей машины!
   – Летающей машины? – с сарказмом переспросил Кушегар. – Да, такого я еще не видел… Что ж, пройдемся, глянем? – неожиданно предложил он.
   – Пошли, – недоуменно пожал плечами Фэт. Спорили, спорили, а так ни к чему и не пришли!
   – Как его звать хоть?
   – Зиггер Безумный.
   – Хорошее имя…
   Зиггер Безумный, он же – великий бурретаунский изобретатель и главная городская достопримечательность, жил в ветхом домишке за Торговыми Рядами. И, как у всякого творческого человека, у него хватало причуд…
   Прежде всего, единственным его другом и сожителем был бойкий песик по кличке Собакин, к которому Безумный неизменно обращался на вы, добавляя вначале «господин»: «А не пойти ли нам туда-то, господин Собакин?», «А не хотите ли покушать, господин Собакин?».
   Пса изобретатель любил. Причем Собакин для него был не просто домашним питомцем, а полноправным членом семьи. Даже родственником.
   Еще Безумный любил пиво. Но за неимением больших денег к Филли Мону не частил, предпочитая дешевый кабачок через пару домов от собственного жилища.
   И конечно же Зиггер любил мастерить «всякие разные штуки для пользы» – так он их называл. В хибарке Безумного хватало различного хлама, носящего столь длинное и гордое название, но все оно по большему счету испортилось еще во время первых «полевых испытаний».
   Гордостью Зиггера был собранный совсем недавно летательный аппарат, который он назвал «драколетом» – нечто деревянное с крыльями. Главным достоянием этого прибора было то, что он, простояв в хибарке изобретателя месяц, все еще не развалился. Поистине, дольше держалась только «пружинная вешалка», которая до сих пор висела на стене. Безумный, входя или выходя из дома, постоянно цеплялся одеждой за скрученную проволоку и уже всерьез подумывал: а не выкинуть ли осточертевшую штуковину на свалку? Но на собственное детище рука так и не поднялась…
   Вот и сейчас проклятая пружина залезла прямо в карман рабочего халата и, впившись в подкладку, никак не хотела вылезать. Теперь, пока не отцепишь, и дверь не закроешь: пружина не давала повернуться.
   – Господин Зиггер? – послышалось сзади.
   Безумный оглянулся через плечо. У входа стояли двое – светловолосый парень лет двадцати и мужчина, раза в два старше.
   – Я сейчас немного… занят, – пробурчал изобретатель. – Подождите минутку, – он вновь вступил в сражение с надоевшей «вешалкой», – и я вас впущу.
   – Хорошо, – ответил парень.
   С минуту царило молчание, нарушаемое только тихими проклятиями в адрес «нелепой пружины», которую «сам Дьявол придумал на стенку прицепить».
   Наконец Зиггер облегченно вздохнул и повернулся к гостям:
   – Вот теперь проходите. Извините, что заставил вас ждать на холоде, но…
   – Да ладно, видели, – хмыкнул мужчина лет сорока, облаченный в кольчужную безрукавку. – Нелегкие будни изобретателя…
   – Оно самое! – согласно закивал Зиггер. – Но вы входите, входите…
   Внутри было достаточно уютно. Еще комфортнее стало бы, если бы Зиггер догадался собрать весь наваленный на письменном столе, двух стульях и диване хлам и запихнуть его в большущий шкаф у стенки. А так – просто уютно.
   – Творческий беспорядок! – так назвал это Безумный.
   Господа кивнули: мол, понятно.
   – Ой, а что вы стоите? – охнул Зиггер. – Давайте я… – не договорив, он приподнял диван за боковину и разом стряхнул все детальки на пол. – Присаживайтесь!
   – Как бы ногу не проколоть, – буркнул мужчина, осторожно разглядывая шестеренки и рычажки, усеявшие пол на подступах к дивану. Тяжело вздохнув, он на цыпочках прошел через усыпанный деталями участок и плюхнулся на софу.
   Парень последовал его примеру.
   – Ну-с, господа, – сам изобретатель сидел на краешке видавшего виды табурета, – излагайте.
   – Что?
   – Зачем пришли, чего хотели?
   – Ну, прежде всего, я думаю, нам стоит представиться, – предположил мужчина. – Сэр Кушегар, барон.
   – Сэр Жруно де Фэт, герцог Ростисский, – склонил голову парень.
   – Ох ты боже ты мой! – взволнованно воскликнул изобретатель. – Сам герцог! Это вы, который турнир выиграли?
   – Да, это я, – улыбнулся Фэт.
   – Вот здорово! – Зиггер прям сиял. Еще бы – сам герцог Ростисский, великий герцог и славный рыцарь, победитель последнего турнира Бурретауна, решил вдруг почтить его каморку визитом! – А я Зиггер Безумный, изобретатель. Можно не «сэр» и не «господин». А вот это, – он кивнул в угол, где на поеденном молью коврике тихо рычала маленькая собачонка, – господин Собакин. Его – на вы и «господин».
   – Ух ты! – восхитился Фэт, с уважением глядя на псину. – Каков песик, а?
   – Не «песик», а «господин Собакин»! – терпеливо повторил Зиггер. – Я же просил!
   – Ладно, мы сюда не на пса… то есть господина Собакина пришли смотреть, – отмахнулся Кушегар. – Есть дело. Хорошо заплатим.
   – Какое? – живо спросил Зиггер.
   – Его Величество сказал, что совсем недавно ты смастерил какую-то летательную машину. Мы с сэром Жруно хотели бы ее у тебя купить.
   – Купить? – глаза Безумного заблестели. В кои-то веки у него хотят купить его изобретение.
   – Да. А что, она не продается?
   – Нет-нет, продается! – поспешно закивал Зиггер. – Продается…
   – Сколько? – не стал ходить вокруг да около Кушегар.
   – Я… ну… Пятьдесят серебряных! – выпалил Безумный после недолгих раздумий.
   – Сколько?! – воскликнули в один голос Фэт с Кушегаром.
   – Э… то есть я хотел сказать, двадцать… пятнадцать! – пошел на попятную изобретатель.
   – За пятнадцать можно пару-тройку коней купить, – хмуро заметил барон. – Причем боевых, для рыцарей. А ты за изобретение, которое мы в глаза не видели, столько просишь!
   – Десять, господа! – сдался Безумный.
   – По рукам, – ответил Фэт.
   Зиггер посмотрел на герцога с благодарностью, Кушегар – с нескрываемым изумлением. Уж последний торговался бы до тех пор, пока не получил сам аппарат (причем абсолютно бесплатно) и еще десяток-другой серебреников в придачу, – лишь бы на мозги не капал!
   – Далеко на нем улететь реально? – не обращая внимания на реакцию спутника, поинтересовался Фэт.
   – А куда вам надо?
   – В Карманские горы.
   – А зачем?
   – Тебя не касается! – довольно резко ответил герцог.
   – Да, конечно, – опомнился Зиггер. И чего он, вправду, так разошелся? Самому герцогу вопросы задает! Может, у него там дела государственной важности, а он, никчемный изобретатель, «зачем?» да «зачем?»!
   Даже стыдно стало. Немного.
   – А груз потянет?
   – Смотря сколько…
   – Я в кольчуге, меч-палаш да мешок заплечный.
   – Потянет, куда ему деться!.. – отмахнулся Безумный.
   – Отлично. Тогда я завтра в полдень зайду, мы с тобой на полянку выйдем, и ты мне покажешь, как с твоей леталкой обращаться. Потом и сочтемся, понял?
   – Да. Только это не леталка, – надулся изобретатель, – а самый настоящий драколет. С крылышками!
   – Так это он, что ли, под столом валяется? – подал голос Кушегар.
   – Он самый, – Зиггер тут же оказался на ногах и, встав на четвереньки, достал драколет из-под ветхого столика.
   – Точно, не леталка это! – язвительно заметил барон. – Черт-ее-пойми-пойду-выброшу – вот для этой штуки подходящее название! А ты – «драколет»!..
   – Да тише ты, – шикнул на него Фэт.
   Ему игрушка Зиггера понравилась. Легкая и небольшая. Два крыла, каркас деревянный да ремни – чтобы на плечи надевать, наверное.
   Никаких колесиков, шестеренок и прочих штучек, столь любимых изобретателями.
   Проще пареной репы, как говорится.
   – А летает она как? – с изрядной долей скептицизма поинтересовался барон.
   – Внутри эта трубка, на которой крылышки держатся, полая. Края запаяны и заклятиями охранными для верности закрыты. А в трубке – демон-летун.
   – Чего? – не понял Кушегар. – Что еще за демон?
   – Летун. За счет его магии крылышки и машут. Рассчитан этот демон на пять лет. Если махать перестанет – значит, сдох. Потому что нарушить договор и просто не лететь он не может.
   – А они еще и дохнут? – округлил глаза Фэт.
   – Конечно. Только вы все равно его смерти не увидите. Только почувствуете – когда падать будете. Но демон свежий, так что сдохнуть не должен, не беспокойтесь!
   – Ну… Будем надеяться! – вздохнул рыцарь. – А сколько ему, кстати, времени понадобится, до гор-то?
   – С денек где-то, не больше.
   – А ночью он летает?
   – А ему все равно. Только направление задавайте – и все.
   – Ясно. Ладно, тогда мы пойдем. Завтра к полудню жди! – наказал Фэт.
   Зиггер кивнул.
   – Удачи вам, господин герцог! И вам, господин барон! – сказал он, едва друзья переступили порог.
   А потом захлопнул дверь и, радостно взвизгнув, с разбегу прыгнул на диван. Старая койка тихо охнула: лучшие ее годы давно остались позади.
   Но изобретателю было все равно: сладко потянувшись, он торжественно обратился к псу:
   – Ну, вот, господин Собакин, не зря мы этим маемся, не зря! Сами герцоги с заказом приходят! Вот слетает он в свои горы, господин Собакин, и попомните мое слово – не будет у нас отбоя от клиентов! Ох, счастливые денечки грядут!.. Будем мы с вами жить припеваючи: я, сидя в новом кресле с кружкой гречишного пива, а вы, господин Собакин, – у позолоченной миски с самой дорогой колбасой!
   Заслышав о колбасе, пес громко гавкнул: похоже, он тоже не возражал, чтобы счастливые денечки настали.
   И как можно скорее.
 
   – Прибыли! – измученно улыбнулся Валентин, разглядывая вершины Карманских гор.
   Подъем вышел не из легких. А ведь до этого были стычки с егерями, проклятая деревня, дроверы, фрогулы… Как же непросто дался им этот путь!
   Но теперь они почти пришли. Осталась самая малость: обыграть в карты дракона и победить двоих неизвестных! И только тогда можно будет сводить Пижона с его возлюбленной Элви.
   А она…
   Вал нахмурился: что за чертовщина? Еще совсем недавно – он проверял – Элви была в столице Астрата. Теперь же волшебница словно в воду канула.
   Ее нигде не было.
   Неужто… мертва?
   Но ему бы сообщили о смерти…
   Или это необычная кончина? Вал не знал всех особенностей умерщвления в Астрате. Может, маги этого мира придумали особо изощренный способ? Или не маги, а кто-то другой?
   В любом случае беспокоить вампира пока не стоит. А то с него станется: бросит задание Хорхиуса и начнет искать свою возлюбленную по всем закоулкам Астрата. Уж тогда они повеселятся в стократ больше! Вот только толку с веселья этого мало…
   В общем, пока надо закончить с глупыми играми.
   А об Элви они еще успеют позаботиться…
 
   – Как думаешь, что ему за Маску предложить? – спросила волшебница, пережевывая кусочек вяленого мяса.
   – Да не отдаст он! – тролль улегся у стенки, загородив ногами проход. – А предлагать… Ничего ему не нужно, он же Смотрящий.
   – Совсем-совсем?
   – Совсем-совсем. Ну, разве что покой. Точнее, Покой – именно с большой буквы!
   – Смерть, что ли? – не поняла Элви.
   – Нечто вроде. Вот ты представляешь себе, каково это – шестьсот лет сидеть в одном и том же месте, никуда не выходя, и тешить себя беседой с горсткой идиотов, которых обвел вокруг пальца клоун-орк? Да мне и самому уже осточертел этот Лабиринт. Эх, если бы Зло не сдерживало…
   – Зло? – оживилась Элви. – Какое?
   – Ну, то, что в центре Лабиринта, в круглом зале. Оно нам и не дает Изойти.
   – А Бинбо?
   – А что Бинбо? Он же маг, да еще какой! Смог время Исхода для всех нас оттянуть. Но его потом все же утащило, а мы остались. Хорошо хоть в Лабиринте, от глаз людских подальше!
   – А чего в этом хорошего? Ты же сам говоришь – осточертело тебе в Лабиринте!
   – Ну осточертело. Но представь: на весь Астрат – десять нелюдей. Да твои собратья просто на куски бы нас порвали! А потом оживили бы и опять порвали. Вы же, по большему счету, и орков, и эльфов, и моих родичей ненавидите пуще всех бед. Хотя за что – неясно.
   – Может, люди просто не очень любят тех, кто на них не похож?
   – Нет, Элви, – грустно покачал головой Ганрич. – Сама подумай: если ты права, значит, с Исходом должны были закончиться все войны. Они закончились?
   – Нет.
   – Вот видишь! Когда мы Изошли, людям стало некого ненавидеть. Но они не растерялись и стали ненавидеть друг друга. Одни люди убивают других людей. Фрогулы – слишком велики и неуязвимы; дроверы – мелки и шустры; драконы – огромны и недосягаемы. А сосед – вот он, скотина, живет себе, жизни радуется…
   Элви грустно хмыкнула:
   – Честно говоря, не думала, что среди троллей есть настоящие философы! Из нескольких занятий, на которых рассказывалось о вашей расе, я поняла, что вы глупы и жестоки. Но теперь знаю, что это не так…
   – Да нет, тебе все правильно говорили, – огорошил девушку Ганрич. – Жестокие, конечно, сильно сказано… Но глупые – да. Просто… – он тяжело вздохнул, – за шестьсот лет одиночества и редкого общения с Крыланом можно научиться очень и очень многому. Ладно, забодал я тебя совсем – отсыпайся, завтра опять идти.
   И, показывая, что разговор, окончен, Ганрич закрыл глаза и громко захрапел. Очень натурально.
 
   Удивительно, но пещеру Треста путники нашли очень быстро.
   По табличке у входа.
   Пижон, все еще не веря, прочитал написанное три раза, но ничего не изменилось: на большой доске у входа кто-то аккуратно вывел «Дракон Трест», причем на Всеобщем. Стало понятно, зачем Хорхиус назвал имя твари.
   Только кто эту табличку делал?
   Впрочем, не так это и важно.
   – Пошли уже, – нетерпеливо буркнул Пижон.
   Картежнику явно не терпелось поскорее разобраться с очередным заданием мага.
   Но стоило сделать шаг, как из пещеры, ревя, вылетел огромный ящер. Шулер от неожиданности отпрыгнул назад, но споткнулся о камень и распластался на земле.
   А крылатая тварь, сделав круг над селением, устремилась на запад.
   – Ух ты… – восхищенно прошептал кровосос, лежа на земле. – Настоящий… Я их никогда раньше не видел! Да и представлял весьма отдаленно.
   Вал понимающе кивнул. Когда ему впервые довелось узреть живого дракона, он тоже, раскрыв рот, глядел на это поистине идеальное создание природы.
   Огромные кожистые крылья, блестящая в лучиках солнца чешуя, умнейшие глаза, в которых, казалось, отражаются прожитые годы… Созерцание драконов – удел не только романтиков, но и всякого человека, хоть чуть-чуть могущего отличить прекрасное от всего остального.
   Драконы не симпатичны, не хороши и даже не красивы. Они именно прекрасны. И никак иначе.
   – Он уже улетел, Пижон, – напомнил Небесный Странник.
   – Да, да, конечно, – опомнился шулер. – Пойдем! Может, он зуб дома оставил?
   – Ага, – тихо хмыкнул Вал. – Под подушку сунул, чтобы зубная фея забрала, а на месте старого новый вырос!
   Картежник довольно хохотнул: шутка ангела пришлась ему по вкусу.
   Однако зря они решили, что могут громко кричать и топать.
   Если дракон вылетел из пещеры, это совершенно не означает, что он – Трест.
   И потому, когда приятели, оживленно споря, вошли в огромную сводчатую галерею, разъяренный хозяин уже с нетерпением их поджидал.
   – Смертные! – пророкотал он, ловким движением ухватив приятелей лапой. – Я так и думал, что это вы шумите в коридоре!
   – А кто ж еще? – нагло усмехнулся Валентин. – Ты, кстати, кто такой будешь?
   Дракон просто обомлел от такого невиданного хамства: два человечка приходят к нему в пещеру, смеются над его словами да еще и спрашивают, кто он такой! Словно не они к нему пришли, а он – к ним.
   – Да Трест это, говорю тебе, – ответил ему Пижон.
   – Трест улетел!
   – Да вот он! – кивнул в сторону опешившего дракона вампир. – Давай у него спросим!
   – А давай! – согласился Вал и, прищурившись, процедил сквозь зубы: – Имя говори, живо!
   Ящер нахмурился.
   – Какого черта тут происходит? – тихо начал он. – Вы не только входите ко мне в пещеру, как к себе домой, но еще и разговариваете со мной, зеркалом столетий, как с мальчишкой на улице! – Последние слова дракон просто проревел.
   – Зеркало столетий? – Валентин задумчиво поджал губы. – Интересно…
   – Чего интересного? – фыркнул Пижон. – Блестящий он, видишь? А теперь приглядись, как следует, и отражение свое увидишь…
   – Увидел!
   – Вот тебе и зеркало. А столетий оно, наверное, из-за возраста этого хвостокрылого.
   – Хвостокрылого?.. – не поверил ушам дракон. Они посмели назвать его хвостокрылым?!!
   – Да будет тебе злиться! – хмыкнул Валентин. – Ты же имя так и не сказал, вспомни!
   Дракон пробурчал что-то о вежливости к старым ящерам, но все ж назвался:
   – Трест я. Правы вы были.
   – Ну? А я что говорил? – просиял Пижон.
   – Это все потому, что ты читать умеешь! – «обиделся» Валентин. – Тоже мне, умник: по табличке и дурак понять сможет!
   – Но ты ж не понял!
   – А я и не дурак!
   Трест устало выпустил в потолок нехилую струю пламени.
   В общем, если не вдаваться в детали, парочка ангел – вампир «окучивала» крылатого беднягу еще с полчаса. Вот что значит «заранее сговориться»!..
   И только потом, когда дракон на все готов был пойти, чтобы только избавиться от назойливых гостей (просто съесть их он почему-то не решался), начался разговор о деле…
   – В покер? Да я в него не играл лет пятьсот! Точнее, тогда меня только научили: в низинах цирк остановился, так местный клоун живо объяснил, что к чему. Трепался, правда, много еще, про всякую чепуху. Вроде того, что «людей всех надо перебить» и «нелюдей к власти»! В общем, странный был парень. Но дело не в нем… А ставить зуб дракона я даже за золото не соглашусь. Даже если бы ваши мешки были доверху им набиты!
   – А если мы поставим нечто такое, что тебя сразу заинтересует? – хитро сощурился Пижон.