Бормор Петр. Игры демиургов

   — Барабан? — моргнул Мазукта. — Ну да, конечно… А что, это может сработать… И как же я сразу… Вот же чертовы хакеры!
   А над головой шамана уже начали потихоньку собираться грозовые тучи…
 

* * *

 
   — Мазукта, — сказал демиург Шамбамбукли, — сегодня такой замечательный солнечный день! Давай сделаем для людей что-нибудь хорошее?
   — Например? — спросил демиург Мазукта.
   — Ну, например… — Шамбамбукли задумался. — А давай дадим им возможность летать!
   — Зачем? — удивился Мазукта. — Разве у них кто-то отбирал такую возможность?
   — Нет, но…
   — Может, ты им запрещал? Потому что я лично не возражаю, хотят летать — пожалуйста, на здоровье, мне-то что!
   Шамбамбукли растерянно почесал в затылке.
   — А почему же они тогда не летают?
   — А фиг их знает, — пожал плечами Мазукта. — Не хотят, наверное.
 

* * *

 
   Демиург Мазукта застал своего друга демиурга Шамбамбукли за работой: тот сидел на корточках посреди кукурузного поля и старательно благословлял каждую кукурузину.
   — Ты очень занят? — спросил Мазукта.
   — А у тебя что-то важное?
   — Да нет, просто проведать решил.
   — Тогда подожди, я сейчас.
   Мазукта отошел в сторонку, сорвал несколько початков, очистил и принялся не торопясь обгрызать мягкие зерна. Рассчет оказался верным: третий и последний початок закончился как-раз к тому моменту, когда Шамбамбукли завершил работу и подошел поприветствовать друга.
   — Кто тут живет? — спросил Мазукта, небрежно кивнув на фермерский домик возле поля.
   — Люди, конечно, — ответил Шамбамбукли. — Муж, жена, трое детей. А что?
   — Он твой Иов?
   — Как-как?.. — опешил Шамбамбукли. — Кто?
   — Иов, — терпеливо повторил Мазукта. — У каждого демиурга есть свой Иов. Это он?
   — Его зовут совсем не так, — растерянно произнес Шамбамбукли. Мазукта в ответ насмешливо фыркнул.
   — Шамбамбукли! Иов — это не имя собственное. Это даже не имя нарицательное. Иов — это профессия. Ну, вроде "козла отпущения".
   — А кто такой "козел отпущения"?
   — Это… эээ… Неважно. Мы не о нём сейчас говорим. Иов — это такой специальный человек, которому ты вроде бы сначала благоволишь, а потом — раз!
   — Что "раз"?!
   — Ну, что-нибудь нехорошее. Пакость какую-нибудь.
   — А зачем?
   — Что значит, зачем?! Он же Иов! У него работа такая, сносить от тебя удары судьбы!
   — Не понимаю, — признался Шамбамбукли, помотав головой. — Объясни еще раз.
   — Ладно. — Мазукта с шумом выдохнул и помолчал несколько секунд. — Попробую. Когда я увидел, что ты батрачишь на чужом поле, то сразу подумал: "это неспроста! Наверное, хозяин поля — его Иов."
   — Да кто такой этот Иов?! — перебил Шамбамбукли. — Зачем он вообще нужен?
   — Для воспитательного примера! — наставительно произнес Мазукта. — Понимаешь, когда человеку сначала очень хорошо, а потом вдруг, ни за что ни про что, очень плохо — он непременно начинает возмущаться. И вот тут-то выходишь ты и ставишь его на место: не твоего, мол, ума дело, кого и за что я наказываю, а кому чего даю. Я дал, я взял, и сам ты — игрушка в моих руках. А другие люди потом читают эту историю и делают свои выводы. И когда на них самих начинают сыпаться шишки, то уже не ропщут. Понятно теперь?
   — Нет.
   — Что тебе непонятно?
   — Почему на людей должны сыпаться шишки? Если я им желаю только добра?
   — Ну мало ли! — пожал плечами Мазукта. — Может, тебе захочется поразвлечься…
   — Поразвлечься?..
   — Ну да. Или ты вдруг к ним охладеешь… Скажем, надоест тебе возиться…
   — Надоест?! — ужаснулся Шамбамбукли.
   — Ну, это я для примера, — отмахнулся Мазукта. — Неважно. Разные обстоятельства бывают. И вот тут-то люди вспоминают про Иова, которому было гораздо хуже — и им сразу становится легче жить.
   — Тогда, может, я им про твоего Иова расскажу? — осторожно спросил Шамбамбукли.
   Мазукта задумался. Потом вздохнул и покачал головой.
   — Нет, не выйдет. Про моего они не поверят. У нас с тобой… скажем так, разные методы. Придется тебе своего собственного завести. Да вот хотя бы этого, — он снова кивнул на фермерский домик. — Давай его помучаем?
   — А может, не надо? — спросил Шамбамбукли. — Он мне нравится.
   — Чем это, интересно?
   — Нуу… у него правильный подход к жизни. Он никогда не опускает руки.
   — Ха! — фыркнул Мазукта. — А с чего бы ему их опускать, когда всё идёт замечательно? А вот мы ему сейчас подкинем неприятностей, живо роптать начнет!
   — Не начнет. Ты его не знаешь.
   — А ты меня не знаешь! Смотри и учись.
   Мазукта щелкнул пальцами, и на поле тут же опустилась стая саранчи.
   — Ну? Что на это скажет человек?
   — Он сказал "неурожай".
   — Ладно же. Смотри дальше.
   Вспыхнул факелом амбар фермера, и все запасы сгорели дотла.
   — Ну, а что теперь?
   — Он строит новый амбар и возобновляет запасы.
   Мазукта нахмурился, и второй амбар сгорел как и первый.
   — Человек вырыл погреб, — сообщил Шамбамбукли.
   — Так, да..? Ну ладно же!
   Мазукта засучил рукава, и обрушил на человека новые несчастья: корова сдохла, лошадь угнали, сарай рухнул, поле залило наводнением, дом вместе со всем имуществом унесло в реку. Человек крепко задумался. Отрыл землянку, одолжил у соседа лошадь, устроился батрачить; жена стала давать уроки по домоводству, а старший сын пошел пасти гусей.
   — Он скоро начнет роптать?!
   — Он не начнет, — заверил Шамбамбукли. — Такой уж человек.
   — А вот посмотрим, какой он там человек!
   Ураган разметал землянку и унес всю семью фермера.
   — Ну?..
   — Он отправился на их поиски.
   — Тогда подкинем ему неопровержимые свидетельства их гибели!
   — Он устроился разнорабочим в городе.
   — Ах так?! Пусть на фабрике случится авария и ему оторвет руку! Много он тогда наработает?..
   — Он стал истопником.
   — И не спился?
   — Пока нет.
   — Ну хорошо же! А теперь у него отнимутся обе ноги…
   — Он стал писать новеллы. И делает упражнения, чтобы снова начать ходить.
   — Да что ж это такое?! Тогда паралич! Полный!
   — Он диктует свой новый роман сиделке.
   — А тогда…
   — Мазукта!
   — Что?
   — У него нечего больше отнимать.
   — Как нечего? Речь, рассудок…
   — Не дури. Верни всё как было.
   Мазукта со свистом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы, сосчитал до десяти, и устало махнул рукой.
   — Ладно. Он выздоровел, нашел свою семью, выиграл в лотерею миллион, купил протез и новую ферму.
   Доволен?
   — Угу, — кивнул Шамбамбукли. — Теперь ты понимаешь, почему этот человек мне так нравится?
   — Да, но всё-таки, почему он не ожесточился? Не стал возмущаться?
   — Я же тебе говорил, он так воспитан. У него правильный подход к жизни.
   — Да плевать! Какой бы ни был подход, но должен же человек в конце концов возроптать, если ему демиург постоянно устраивает гадости!
   — А, это… — Шамбамбукли замялся. — Забыл тебе сказать. Он никак не мог роптать на своего демиурга. Видишь ли, этот человек в меня не верит…
 

* * *

 
   — О великий Мазукта! Молю, отзовись, услышь меня!
   — Да слышу, слышу. Чего надо?
   — Смилуйся, могучий! Я смиренный раб твой, жалкий червь, прах перед…
   — Короче! Можешь опустить эпитеты, я их все знаю. Переходи к делу.
   — Молю тебя, творец, о милосердии…
   — О чем, о чем?!
   — О милосердии. Переполнилась чаша страдания народного, нет у нас больше сил…
   — Ты можешь выражаться конкретнее?
   — Могу. Нас было девятнадцать душ: отец, мать, шестеро детей, дед с бабкой… и так далее. Из всей семьи выжил я один, остальных вывезли в овраг и закопали заживо.
   — Это частный случай.
   — Это происходило везде!
   — Ну и что?
   — Это происходит и сейчас! Мы бежим, а нас настигают. Мы скрываемся, а нас выдают. Мы защищаемся, а нас обвиняют в агрессии… и опять убивают. Реки переполнились нашей кровью, земля уже не принимает наших костей…
   — А от меня-то вы чего хотите?
   — Милосердия, отче!
   — Да зачем оно вам?
   — Сил нет больше терпеть! Нас жгут, травят, топят, вешают…
   — Это я уже слышал! Ты можешь внятно объяснить, в чем ваша проблема?
   — Так ведь убивают же! Невмочь нам уже терпеть, смерть следует за нами повсюду, и спастись невозможно…
   — Но ты же как-то выжил? Стало быть, ничего тут невозможного нет. А значит, не всё так страшно.
 

* * *

 
   Человек деликатно постучал в дверь к демиургу Шамбамбукли.
   — Простите великодушно, можно войти?
   — А, это ты! Ну, заходи, располагайся. Ты по делу или просто так?
   — У меня просьба.
   — А-а… Ну ладно, выкладывай, что там у тебя.
   Человек примостился на краешке стула и вздохнул.
   — Я знаю, что при жизни Вы мне благоволили…
   — Можно на "ты".
   — Спасибо, но мне так привычнее, если не возражаете.
   — Не возражаю. Продолжай.
   — Да, так о чем я… благоволили. Всячески опекали, избавляли от разных напастей, даровали успех в разных начинаниях… ну и так далее.
   — Я же не просто так, — перебил Шамбамбукли. — Ты всё это честно заработал. И вообще, гениям нужен особый уход, а ты, безусловно, гений.
   — Спасибо, — серьезно кивнул человек. — Но я вот подумал… Если даже мне, при этом "особом уходе", иногда бывает и плохо, и больно, и одиноко, если даже на меня временами наваливаются проблемы, как-то: болезни, безденежье и непонимание толпы — то каково же остальным людям? Тем, кому Вы не оказываете особых благодеяний?
   — Кому легче, кому тяжелее, — уклончиво ответил Шамбамбукли. — А что?
   — Я подумал и осмелился попросить. Если будет на то Ваша воля, можно ли сделать так, чтобы счастья в мире стало побольше, а неприятностей — поменьше?
   Шамбамбукли помолчал с минуту.
   — Послушай, — наконец произнес он. — Вот ты — композитор, верно? На рояле умеешь играть. Как бы ты отнесся к предложению исполнить сложную симфонию на одних белых клавишах, не трогая черных?
 

* * *

 
   — Как ты могла?! — воскликнул демиург Мазукта. — Как ты могла допустить такое, Мари? Что за беспечность, что за безответственность! Ты обо мне подумала?
   — Да, — тихо ответила женщина.
   — Я же предупреждал! — Мазукта принялся нервно расхаживать от стенки к стенке. — Мы же договаривались! Ты обещала, что этого не случится.
   Женщина всхлипнула.
   — И вообще, — сказал Мазукта, — еще неизвестно, мой это или не мой…
   — Ты, всеведущий, этого не знаешь?
   — Знаю, — Мазукта скривился, как от зубной боли. — В общем, так, Мари! Ты должна избавиться от ребенка.
   — Нет, — помотала головой женщина.
   — Что-о?
   — Я сказала, нет.
   — Ты что, возражаешь? Мне?!
   — Я не стану убивать своего ребенка.
   — Но это и мой ребенок тоже!
   — Ты от него только что отказался.
   Мазукта раздраженно засопел.
   — Мари! Ради нашей любви…
   — Нет.
   — Ну хорошо. Я, твой демиург, тебе приказываю…
   — Обойдешься.
   — Ну не хочешь делать аборт — не надо. Назовем как-то иначе. Принеси этого ребенка мне в жертву, в месте, которое я тебе укажу, тут недалеко…
   — Я сказала, нет! И хватит об этом.
   Мазукта сосчитал до десяти, выдохнул и равнодушно пожал плечами.
   — Нет так нет. Поступай как знаешь, я ухожу.
   — Иди, — тихо ответила женщина и отвернулась.
   Мазукта оделся, положил в карман расческу и зубную щетку, огляделся в последний раз…
   — Мари, еще не поздно передумать…
   — Убирайся! — завизжала женщина. — Я уже сказала, нет! Нет, нет, нет! Уходишь — так уходи! И не смей называть меня Мари, у меня есть нормальное имя! Меня зовут Розмари, Роз-ма-ри, неужели так трудно запомнить?!
 

* * *

 
   — Мазукта, — сказал демиург Шамбамбукли, — я тут хотел у тебя спросить…
   — Валяй, спрашивай, — кивнул демиург Мазукта.
   — Ведь правда, у людей есть свобода воли?
   — Конечно, правда! Наличие свободы воли — основное отличие человека от животного. Это же азы!
   — А как тогда быть с предопределением? Мы же оба с тобой знаем, что для людей существует предопределение. Как-то не вяжется одно с другим, а?
   — Да, верно, — Мазукта задумчиво почесал нос. — Всё изначально продумано, записано и утверждено лично мной, — он махнул рукой в сторону длинных полок, уставленных книгами Бытия. — Весь мир — театр, у каждого в нём своя роль, и все реплики распределены заранее. Но эти сволочи всё время импровизируют!
 

Чудо чудное

 
   — Верую, верую в тебя, всеблагий! — человек пал ниц и с размаху ударился лбом о небесную твердь.
   — Ты чего? — осторожно спросил демиург Шамбамбукли, отступая на шаг.
   — Верую! Полной верою!
   Шамбамбукли подошел и потрогал лоб человека.
   — Ты в порядке? Что-то случилось? Ну, кроме того, что ты умер?
   — Чудо! Чудо великое свершилось! И я узрел и уверовал!
   — Так. Давай по порядку. Что за чудо, где случилось, когда и каким образом?
   Человек сел на корточки и нервно облизал губы.
   — Я был жрецом Большого Бдо…
   — Знаю такого, — кивнул Шамбамбукли. — Забавная религия. И что дальше?
   — А дальше у меня вышел спор с одним из пророков Шамба… твоих пророков. Теологический спор. Я сказал, что ты… нет, я не решаюсь это повторить. А твой пророк обиделся.
   — А что ты сказал? — заинтересовался Шамбамбукли.
   — Ну-у…
   — Да не стесняйся, тут же все свои.
   Человек неловко засопел, потупил глаза, вздохнул и прошептал что-то на ухо демиургу. Лицо Шамбамбукли застыло, губы стянулись в тонкую линию.
   — Да. Понимаю. Пророк обиделся. И что было дальше?
   — А дальше было чудо, — развел руками человек. — Твой пророк помахал посохом и крикнул: "Пусть гром небесный поразит тебя за эти нечестивые слова!" Ну… оно и грохнуло.
   — Тебя поразил небесный гром?
   — Он самый.
   — И ты уверовал?
   — А как же!
   Шамбамбукли почесал в затылке.
   — Красивая история. А я тут при чем?
   — Ну как же! Ведь чудо же!
   — Это был метеорит.
   — Что?
   — Метеорит. Самый обыкновенный. Хотя и довольно большой.
   — Ты покарал меня при помощи метеорита?
   Шамбамбукли вздохнул.
   — Вот почему жрецы Большого Бдо такие тупые? Посуди сам, этому метеориту шестьдесят миллионов лет! Он откололся от своей планеты, когда на Земле не то что тебя — еще и динозавров не было! И летел себе спокойно все эти шестьдесят миллионов лет по вполне определенной траектории. А когда эта траектория пересеклась с орбитой Земли — произошло столкновение. Самое естественное и ожидаемое, его можно было предсказать заранее. Где же тут чудо?
   — Ну как же… Когда этот, ну, твой, призвал на мою голову гром небесный…
   — Ну и что? Можно подумать, мне делать больше нечего, только вмешиваться в ваши теологические споры! И ради этого подгадывать астрономические события за шестьдесят миллионов лет! Ты сам соразмерь масштабы, а? Если тут и было какое-то чудо, так это то, что ты во кои-то веки оказался в нужное время в нужном месте.
 

* * *

 
   — Мир несправедлив, — сказал человек.
   — Почему ты так решил? — спросил демиург Шамбамбукли.
   — Потому что тебе наплевать на нас, простых смертных! — сердито ответил человек. — Когда мне бывало плохо, или возникали какие-то трудности — где ты был? Почему не отвечал на мои молитвы?
   Шамбамбукли помолчал с минуту.
   — Если не возражаешь, — сказал он, — я сейчас буду говорить о себе с заглавной буквы. Ничего?
   — Да, пожалуйста.
   — Ты знаком с теорией, что существую только Я, и нет в мире ничего, кроме Меня?
   — Знаком, конечно, — фыркнул человек.
   — И как ты думаешь, мне плевать на Себя Самого?
   Человек озадаченно нахмурился.
   — Не понимаю…
   — Ты — это тоже я. Вы все — это я, чего тут не понять? Вот скажи, тебе когда-нибудь доводилось идти долгой трудной дорогой день и ночь?
   — Да, бывало пару раз.
   — Тогда представь себе, ты идешь, впереди тебя ждёт горячий ужин и уютное кресло, пища для желудка и мягкий коврик под усталые ноги. А ноги не желают ждать, они уже болят и ноют, и уговаривают остановиться и дать им отдохнуть прямо тут, посреди леса, в уютной грязной луже. Ты к ним прислушаешься?
   — Нет…
   — Ну вот видишь, — вздохнул Шамбамбукли. — Я бреду через лес к теплому очагу уже столько тысяч лет, а вы всё ноете и ноете…
 

Большая игра

 
   Над игральной доской, разделенной на черные и белые клетки, склонились демиурги Мазукта и Шамбамбукли.
   — Пока что я веду, — напомнил Мазукта.
   — Ага, — кивнул Шамбамбукли. — Я в курсе. Подумать-то можно?
   — Да сколько угодно, — великодушно разрешил Мазукта. — Часы-то тикают.
   Шамбамбукли, закусив губу, изучил ситуацию на доске. Молодой человек, от которого зависел результат игры, уже занес ногу, чтобы сделать следующий шаг. Под эту самую ногу демиург Мазукта только что аккуратно подложил дынную корку. Богатый игровой опыт подсказывал демиургу Шамбамбукли, что человек непременно поскользнется, упадет в лужу, грязно выругается, и вообще будет очень огорчен. А значит, с большой степенью вероятности, шагнет на черную клетку.
   — Ну, что будешь делать? — спросил Мазукта.
   Шамбамбукли осторожно прикинул что-то на пальцах, просчитывая варианты. Удовлетворенно вздохнул и чуть-чуть подправил работу светофора, чтобы стоящая у перехода девушка задержалась еще на две секунды.
   — Готово!
   Шамбамбукли щелкнул кнопочкой часов, и человек сделал шаг. Конечно, поскользнулся на дынной корке и, конечно, упал… но выругаться у него как-то не получилось. Стоявшая рядом девушка обернулась и протянула ему руку. И вместо тех слов, что уже вертелись на языке у человека, он выдавил «спасибо» и вымученно улыбнулся. А следующий шаг они сделали уже вместе, благо было по пути.
   — Он на белой клетке, — сказал Шамбамбукли. — Очко в мою пользу.
   — Ничего-ничего, — хмыкул Мазукта. — Сейчас исправим.
   Он дернул за хвост собачку начальницы, собачка, не разобравшись, тяпнула свою хозяйку за пятку, и в результате, когда молодой человек пришел на работу, озверевшая начальница завалила его работой, обругала напоследок и грубо спихнула на черную клетку.
   — Твой ход, — улыбнулся Мазукта и перещелкнул часы. Шамбамбукли, недолго думая, вставил в ленту новостей статью про фермера, который купил слона. Молодой человек прочитал её краем глаза и немного развеселился. С черной клетки, правда, не сошел, но приблизился к самому её краю.
   — Ничего-ничего, — проворчал Мазукта и передвинул несколько фишек на другом конце доски. В той же ленте новостей появилось сообщение о крушении самолета над городом, где жили друзья молодого человека. И беспокойство загнало его в самую середину черной клетки. Разумеется, никто из друзей не погиб — по правилам игры, обоим демиургам было строжайше запрещено трогать не только единственную значащую фигуру, но и все, находящиеся на соседних клетках. Число жертв катастрофы действительно впечатляло — но все погибшие были обычными разменными фишками в большой игре. Человек об этом знать никак не мог — и, естественно, волновался.
   — Я веду, — самодовольно сказал Мазукта.
   Шамбамбукли засучил рукава. Где-то произошло небольшое землетрясение; с полки свалилась телефонная книга и раскрылась на нужной странице, преуспевающий артист прочитал фамилию и вспомнил о старом школьном товарище, позвонил по другому номеру и сказал, что нашел нужный типаж, и в результате уже вечером слегка обалдевшего молодого человека приволокли на пробные съемки. Пробу он, правда, не прошел, но познакомился с та-а-акой артисточкой… И следующие три хода уверенно прошагал по белым клеткам. Мазукта заскрипел зубами и взорвал электростанцию. В больнице погас свет и родная тетя молодого человека умерла во время операции. Поскольку игрок действовал не напрямую, а косвенно, такой ход считался вполне законным. Шамбамбукли устроил извержение вулкана. Мазукта развязал войну. Шамбамбукли сдвинул материковые плиты. Мазукта обрушил в море метеорит. Шамбамбукли испортил канализацию и перекрыл шоссе. Мазукта подтасовал результаты лотереи. Молодой человек, ничего не зная и не понимая, метался с черной клетки на белую и обратно, принося выигрышные очки то одному, то другому игроку.
   — Стоп! — скомандовал Мазукта и постучал ногтем по часам. — У тебя упал флажок.
   — Да, действительно, — Шамбамбукли, уже потянувшийся было, чтобы остановить лесной пожар, вздохнул и убрал руку. — Кто выиграл?
   — Ничья, — сказал Мазукта, — дважды пересчитав результат. — Тебе повезло.
   — Значит, ты пока ведешь.
   — Да, со счетом 259466782 х 259466228. Сыграем еще раз?
   — Опять на щелбан? — вздохнул Шамбамбукли и потер лоб. — Ну давай, еще разок.
   Мазукта ткнул пальцем в маленькую фигурку посреди игрового поля.
   — Эта пойдет?
   — Ну, пусть будет эта.
   — Ты начинаешь.
   Шамбамбукли внимательно вгляделся в единственную значимую фигуру на этот кон. На мгновение задумался, подбросил на дорогу маленькую блестящую монетку и включил часы.
 

О творчестве

 
   — Я ведь вовсе не хотел ничего такого творить! — оправдывался демиург Шамбамбукли. — Думал обойтись всего парой фраз, что-нибудь эдакое, лаконичное и многозначительное. Скажем, "да будет Свет!" — и всё, и хватит. Одно речение, максимум два. Ну ладно, пускай десять, но не больше того! А оно как пошло-поехало…
 

* * *

 
   — Сейчас я буду творить, — предупредил демиург Шамбамбукли.
   — А что именно? — заинтересовался демиург Мазукта.
   — Не важно. Что-нибудь. У меня сегодня креативное настроение, не успокоюсь, пока чего-нибудь не натворю.
   — Ну приступай, — Мазукта сел поудобнее и принялся наблюдать за работой товарища.
   Шамбамбукли почесал нос. Потеребил себя за ухо. Потянул за губу. Помассировал веки.
   — Рекорда скорости ты уже не поставишь, — заметил Мазукта, посмотрев на часы. — Шестнадцать пикосекунд прошло.
   — Сейчас… крутится какая-то фраза, никак не могу сформулировать.
   — Да будет Свет, — подсказал Мазукта.
   — Ты бы еще предложил "жили-были"! — фыркнул Шамбамбукли. — Я хочу что-нибудь новое, оригинальное.
   — Да будут Макароны, — не задумываясь, предложил Мазукта.
   — Почему макароны?!
   — Да так… Ново, свежо. До сих пор такого никто не говорил. Новое Слово в Творении.
   — Какое же оно новое? Макароны — это макароны…
   — Ну тогда да будет хрымбель.
   — Чего?!
   — Хрым-бель. Это точно новое слово, я сейчас придумал.
   Шамбамбукли снова почесал нос.
   — Как-то подозрительно звучит… он вообще кто такой? Или что такое?
   — Не знаю, — беспечно пожал плечами Мазукта. — Сотвори, посмотрим.
   — Не хочу хрымбель, — насупился Шамбамбукли. — Ты его придумал, ты и твори.
   — Это у тебя настроение креативное, — напомнил Мазукта. — А у меня — созерцательное.
   — Ну вот и созерцай молча. Не подсказывай.
   Шамбамбукли принялся нервно расхаживать из угла в угол.
   — Да будет е равно мс квадрат..? Да не будет… Будет или не будет… вот в чем вопрос… Да будет Свет и Тень..? Да не будет фотон иметь массу покоя..? Да будет Всё-И-Сразу..?
   — Так не бывает, — зевнул Мазукта.
   — Знаю! — огрызнулся Шамбамбукли. — Не мешай. Хрымбель, хрымбель… и откуда ты его выдумал, такой?
   Мазукта сотворил свежую газету и демонстративно принялся листать.
   — Да будет… да будет…
   — Ты, главное, про хрымбель не думай, — посоветовал Мазукта.
   — Я и не думаю!
   — И про макароны тоже.
   — Да замолчи ты уже!
   — Да я что, я молчу. Мне-то какая разница, розовый он там, или зеленый…
   — Кто?!
   — Хрымбель. Да ты не отвлекайся, твори.
   — Да будет…
   — Хрымбель, — пробормотал Мазукта.
   — Ты можешь помолчать?! — взвился Шамбамбукли.
   — Да это я не тебе. Так просто, размышляю вслух.
   Шамбамбукли сосчитал до десяти, сделал глубокий вдох и выдох, и медленно разжал кулаки.
   — Я. Пытаюсь. Что-нибудь. Сотворить. Не. Мешай. Пожалуйста.
   — Да я и не мешаю, — пожал плечами Мазукта. — Я наоборот, всячески стараюсь помочь.
   — Не надо.
   — Как скажешь.
   Шамбамбукли снова принял сосредоточенное выражение лица.
   — Да будет…
   — Кхе-кхе, — отчетливо прокашлялся Мазукта.
   — Да будет… ммм… гррр!
   — Проблемы? — участливо спросил Мазукта.
   — Б-бу…дет… све…ве…
   — Свет? — догадался Мазукта. — Ну что-ж… Тоже неплохо. Классический дебют. Это, конечно, не то, что…
   Шамбамбукли заткнул пальцами уши.
   — Хрымбель, — повысил голос Мазукта. — Или хотя бы те же макароны…
   — Не будет никаких макарон, — медленно и внятно сказал Шамбамбукли. — И хрымбля никакого не будет. Ничего не будет. В другой раз.
   — "Ни-че-го не бу-дет", — Мазукта покатал фразу на языке и довольно причмокнул. — "В дру-гой раз." А что, по-моему, отлично звучит. Такого действительно еще не было.
 

* * *

 
   — Здравствуй, сын мой, — сказал демиург Мазукта.
   — Здравствуй, отец небесный, — ответил человек.
   — Что же ты, сынок? — укоризненно покачал головой демиург. — Подводишь папашу.
   Человек дерзко вскинул подбородок.
   — М-да?
   — Ага, — кивнул Мазукта. — Подводишь. Я же говорил, кажется, человеческим языком: убивать нехорошо, грабить нехорошо, прелюбодействовать — только в крайнем случае. А ты что же?
   — А что я? — пожал плечами человек. — Мало ли что ты там говорил. Сам, что ли, никого не убиваешь?
   — Это моя работа, — нахмурился Мазукта.
   — Угу. А еще ты заповедовал не предаваться беспричинному гневу, не быть злопамятными, забыть про ревность… Помнишь, да?