* * *
 
   — Шамбамбукли, у меня для тебя подарок, — заявил прямо из дверей демиург Мазукта. — Подставляй руки.
   Демиург Шамбамбукли послушно подставил ладони, и Мазукта посадил на каждую по маленькому пушистому комочку.
   — Ой, какие славные, — умилился Шамбамбукли, когда комочки открыли глаза и зашевелили розовыми носами.
   — Ага, — кивнул Мазукта, снимая и встряхивая плащ. — Зайцы называются. Они белые и пушистые, как-раз для тебя.
   — Спасибо.
   — Да не за что, — пожал плечами Мазукта. — У меня их еще много.
   Он прошел в комнату, понюхал оставленный на столе стакан с компотом, поморщился и перевоплотил его в чашку свежего кофе.
   — Сколько я их сегодня от смерти спас, ты не представляешь! — произнес он, блаженно вытягиваясь в кресле. — Пожалел. Хоть и безмозглые, а всё-ж таки мои твари, грех было бросать. Ведь утонули бы.
   — Где? — спросил Шамбамбукли.
   — Где-где… в воде!
   Шамбамбукли моргнул. Ему на секунду привиделась картина, как демиург Мазукта, почему-то в валенках и собачьем треухе, плывет на лодке по реке и собирает тонущих зайцев. Стоило потрясти головой, и видение пропало.
   — Наводнение? — спросил он на всякий случай.
   — Нет, потоп, — Мазукта отхлебнул кофе. — Да не бойся ты, ничего страшного не произошло. Смыло две-три деревеньки, делов-то. Могло быть и хуже.
   — Еще хуже?
   — Конечно. Я же говорю, потоп.
   — Потоп — с большой буквы или с маленькой?
   — Задумывался он как Всемирный, — Мазукта снова отхлебнул кофе, — но потом я решил, фиг с ним. Как-нибудь в другой раз.
   — Ты так спокойно об этом говоришь…
   — Знаешь, Шамбамбукли, — Мазукта поставил опустевшую чашку на стол и наклонился вперед, — когда количество миров у тебя перевалит за шесть сотен, ты тоже станешь относиться ко всяким апокалипсисам как к необходимой части своей рутинной работы. Вроде прополки сорняков. И не хочется, а надо.
   — Ну а почему же ты в таком случае передумал? — спросил Шамбамбукли.
   — Зайцев пожалел, — передернул плечами Мазукта. — Всех не спасешь, слишком их много. Да и в чем зайцы-то виноваты? Они, сам видишь, белые и пушистые. Жалко их.
   Шамбамбукли задумчиво уставился на зверушек, которых продолжал держать в руках.
   — В таком случае, — произнес он, — этому миру сильно повезло, что в нем существуют зайцы.
   — Не без того, — легко согласился Мазукта. — В нем вообще много симпатичных существ. Куда ни плюнь, попадешь в кого-нибудь симпатичного. Что же мне, из-за каких-то там паршивых людей столько всякого зверья зря губить? Не дело это. Не по-хозяйски.
   — А почему..? — начал Шамбамбукли и замолчал на полуслове. Мазукта искоса глянул на него и насмешливо фыркнул.
   — Можешь договаривать, чего уж там. Ты ведь хотел спросить, почему я не могу уничтожить одних людей, а мир оставить в неприкосновенности?
   — Нуу…
   — Да ладно, не красней. Мне эта мысль тоже приходила в голову, но я её отверг. Сам понимаешь, глисты…
   — Глисты?! — вытаращил глаза Шамбамбукли.
   — Ну да, они самые. Хоть и не пушистые, а всё-ж таки белые. Где им жить, если людей не станет? А потом, есть еще блохи, вши, кишечные палочки, вирусы всякие… Они, может, и не самые симпатичные твари на свете, но лично передо мной пока еще ни в чем не провинились. За что же мне им такую подлянку устраивать?
   — Ты хочешь сказать…
   — Да ничего я не хочу сказать! — Мазукта потянулся, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. — Шучу я, понимаешь? Шутки у меня такие. Обычный весенний паводок сегодня, вот и всё. А я тебе зайцев принес.
   — Уф, — вздохнул Шамбамбукли и натянуто улыбнулся. — А я уж было подумал…
   — Ерунду ты подумал, — Мазукта смачно зевнул. — А кроме того, люди тоже бывают белые и пушистые, сам знаешь.
   "Вот только это ровным счетом ничего не значит", — добавил он вполголоса — но так, чтобы Шамбамбукли не услышал.
 
* * *
 
   — А как ты узнаешь, когда пора уничтожать мир? — спросил демиург Шамбамбукли демиурга Мазукту.
   — Очень просто. Во-первых, я могу воспользоваться своим всеведением. Но тогда меня могут обвинить в предвзятости, и будут правы. Поэтому я предпочитаю другой способ.
   — Какой?
   — Да самый примитивный! Я устраиваю людям экзамен. Если выдерживают — молодцы, если нет… ну, тогда не молодцы. Сами виноваты.
   — А что за экзамен? — заинтересовался Шамбамбукли. — Какие там вопросы?
   — Разные, — ответил Мазукта. — Смотря какой билет выпадет. Вот вчера, например, я экзаменовал один мир, двести сорок шестой вроде. Испытание было самое простое: я являлся десяти случайно выбранным людям и предлагал им исполнение любого желания. При одном условии, что сосед получит вдвое больше.
   — Я не понимаю… Ну, получит, ну и что?
   — Ты не понимаешь, потому что ты демиург. А люди устроены иначе, они это очень даже хорошо понимают, и им от одной этой мысли делается скверно.
   — Да почему же?
   — Потому что так они устроены, я же тебе уже сказал.
   — Это ты их так устроил?
   — Нет. А может, да. Не помню. Неважно, мы не о том говорили.
   — Ах да, экзамен. Ну так что?
   — Первый опрошенный долго думал, а потом попросил выбить ему глаз.
   — Зачем?!
   — Чтобы соседу я выбил оба, это же очевидно.
   — И ты выбил?
   — Конечно. Я же обещал.
   Шамбамбукли передернулся.
   — А второй?
   — Второй оказался чуточку умнее, он потребовал для себя тридцать два здоровых крепких зуба.
   Шамбамбукли хмыкнул.
   — Да, могу себе представить его соседа. А третий?
   — Жалкий плагиатор. Тоже попросил выбить глаз. Четвертый задал мне довольно интересную задачу, он захотел стать женщиной.
   — А его соседу ты устроил раздвоение личности?
   — Нет, я его превратил в сиамских сестер. Пятый пожелал себе детородный орган длиной тридцать сантиметров. Думал, у соседа он станет шестьдесят… Фигушки, соседу я присобачил две штуки. Шестой тоже захотел стать одноглазым, седьмой и восьмой — тоже (у людей почему-то вообще довольно ограниченная фантазия), девятый затребовал себе мешок золота в надежде потом отобрать у соседа еще два…
   — А какой был правильный ответ?
   — Правильный? Правильно ответил только десятый. Когда я ему сказал, загадывай, мол, желание, а для твоего соседа я сделаю вдвое больше, он пожал плечами и ответил: "Ну, если так… Пусть тогда мой сосед живет долго и счастливо."
   — Ну?
   — Что «ну»? Всё. Экзамен засчитан. Этот мир оставлен в покое еще на сто лет.
   — Все равно не понимаю, — покачал головой Шамбамбукли. — В чем тут хитрость?
   — Ты демиург, — пожал плечами Мазукта. — Люди устроены иначе.
 
Музыкальная шкатулка.
 
   Демиург Шамбамбукли сидел за столом, подперев голову рукой, и наблюдал, как крутятся колесики мироздания.
   — Что это ты делаешь? — спросил демиург Мазукта.
   — Сижу, — ответил Шамбамбукли. — Смотрю. Слушаю.
   — Что слушаешь?
   — Музыку сфер. Хочешь, тоже послушай.
   Мазукта подошел и наклонился над мирозданием.
   Гулко и торжественно шумел океан. Пронзительным фальцетом взвизгивала магнитосфера. Тропосфера негромко потрескивала и посвистывала. Атмосфера порывисто гудела и ухала. Материки натужно скрипели, ворочаясь на жестких плитах. Всё вместе звучало странно, но завораживающе. Мазукта прислушался и уловил голос ноосферы — мысли, поступки, разговоры людей сливались в один ровный неумолкающий гул, будто кто-то сыпал песок на железную крышу.
   — Нуу… довольно мило, — согласился Мазукта. — И давно ты так сидишь?
   — Почти шесть тысяч лет, — ответил Шамбамбукли, не сводя глаз с мироздания. Мазукта присвистнул.
   — Да-а… серьезно. А не хочешь пойти куда-нибудь, прогуляться?
   — Подожди, — отмахнулся Шамбамбукли. — Оно сейчас остановится.
   — Кто "оно"?
   — Оно. Мироздание. Еще пара минут — и всё.
   — О! — оживился Мазукта. — Конец Света! Что же ты сразу не сказал? Ну-ка, дай мне тоже посмотреть.
   — Смотри на здоровье, — Шамбамбукли немного подвинулся, давая Мазукта лучший обзор. Тот присмотрелся — и нахмурился.
   — Чего-то я не понимаю. А что произойдет-то? Солнце в полном порядке, наводнений не намечается, даже вулканы молчат. Как ты собираешься мир разрушить?
   — Да никак, — пожал плечами Шамбамбукли. — Зачем разрушать? Сейчас завод кончится, и всё само остановится.
   — Просто остановится — и всё?
   — Ну да.
   — Ин-те-рес-но, — протянул Мазукта и снова присмотрелся получше. — А почему люди такие спокойные? Как будто и не намечается ничего?
   — А они не знают, — ответил Шамбамбукли. — Я им не сообщал.
   — Ну ты просто зверь! — восхитился Мазукта. — Нет, не просто зверь, а Зверь! Даже не ожидал от тебя…
   Мир на столе коротко звякнул и погас. Шамбамбукли вздохнул, достал из кармана ключик, вставил куда-то в недра мироздания и повернул. Снова заиграла музыка сфер, и завертелись колесики.
   — Ты… чего это? — захлопал глазами Мазукта.
   — Ничего. Завод кончился, сам не видишь?
   — Вижу. Но зачем ты…
   — Ну что тебе непонятно? — Шамбамбукли поднял на друга усталый взгляд. — Когда кончается музыка, я завожу шкатулку снова. И пусть себе дальше играет.
   — И сколько раз ты её заводил? — прищурился Мазукта.
   — Я не помню точно, надо посчитать. Каждые пять минут.
   — Пять минут?!
   — Ну да. Пружинка слабая, на большее её не хватает.
   — Каждые пять минут — Конец Света?
   — Ага. Так там время детерминировано.
   Мазукта потряс головой.
   — Шесть тысяч лет сидеть и поворачивать ключик… Шамбамбукли, и долго ты еще будешь всякой ерундой заниматься?
   — Пока не надоест, — ответил Шамбамбукли.
 
* * *
 
   — Шамбамбукли, ты когда-нибудь бывал в суде? — спросил демиург Мазукта демиурга Шамбамбукли.
   — Нет.
   — А Страшном Суде?
   — Нуу… пару раз.
   — Отлично. Тогда пойдем, поможешь мне.
   — Куда? — на всякий случай испугался демиург Шамбамбукли.
   — Судить будем. Демократично. А то как-то некрасиво получается, если обвинитель есть, а защитника нету. Вот ты и будешь защищать.
   — Погоди, погоди, — Шамбамбукли поднял ладонь, останавливая Мазукту. — Для начала объясни мне, кого и за что надо судить?
   — Людей, конечно! — фыркнул Мазукта. — Мне тут моя агентурная сеть сообщила, что люди творят себе кумиров почем зря. А я им, между прочим, запрещал!
   — Агентурная сеть..?
   — Ну да! Очень, знаешь ли, помогает, для пущего всеведения. Так вот, по словам моего агента, идолопоклонство достигло совершенно неприличного расцвета, и пора мне вмешаться.
   — Да кто он такой, этот твой агент?!
   — Шамбамбукли, — укоризненно произнес Мазукта, — неужели ты думаешь, что я могу вот так запросто кому-то постороннему, пусть даже тебе, раскрыть чужую, тщательно проработанную легенду?
   — Ммм… нет.
   — Вот и не задавай тогда таких вопросов.
   — Ладно, не буду. А что от меня требуется?
   — Защищать, — повторил Мазукта. — Я буду ругаться и метать в людей молнии, а ты — вставай грудью на их защиту и выдвигай разумные доводы, чтобы меня разжалобить.
   — Хорошо, я готов. Откуда начнем?
   — Да вон оттуда хотя бы, — Мазукта ткнул пальцем в сторону самого большого скопления народа. — Они как-раз собираются славить кумира — видишь, даже маечками над головой размахивают?
   Через два часа демиурги вернулись домой. Мазукта был мрачен как туча, Шамбамбукли пребывал в прострации.
   — Ничего не говори! — предупредительно вскинул руку Мазукта. — Подожди. Я сам.
   Он заложил руки за спину и принялся нервно расхаживать из угла в угол.
   — Нет, — наконец произнес Мазукта. — Это, конечно, ужасно, и пошло, и вообще… Но по большому счету, наказывать людей не за что. Если бы они разработали какое-нибудь заковыристое философское учение, или исказили мой светлый облик, или хотя бы нашли себе какого-нибудь приличного вольнонаемного бога — так ведь нет! Все эти "тумц-тумц, трым-пырырым", ну какая это для меня конкуренция? Несерьезно даже… Верно? Что скажешь?
   — Ёнц, тонц! — невнятно ответил Шамбамбукли, покачиваясь из стороны в сторону и совершая странные пассы руками.
   — Что?! — опешил Мазукта.
   — Тыц, пыц, бака-бака… А? Ты что-то спросил? — Шамбамбукли вытащил из уха наушник и изобразил внимание.
   — Да нет… ничего, — ответил Мазукта и вздохнул.
 
* * *
 
   — Это что у тебя? — спросил демиург Шамбамбукли демиурга Мазукту.
   — Человек, — ответил Мазукта.
   — Это — человек? — удивился Шамбамбукли.
   — Модель, — пояснил Мазукта, подбрасывая на ладони что-то, напоминающее небольшой кокосовый орех. — Разборная.
   — А можно посмотреть?
   — Да пожалуйста, — Мазукта протянул орех Шамбамбукли.
   Тот повертел модель в руках, колупнул ногтем жесткую корку.
   — Ну и что дальше?
   — Это — привычки и условности, — объяснил Мазукта. — Они у всех похожи, хотя и есть некоторые отличия. Ты снимай, не бойся.
   Шамбамбукли раскрыл орех и недоуменно вскинул брови. Под первой скорлупой оказалась вторая, аляповато раскрашенная яркими красками.
   — Ну, а это что такое?
   — Человеческая память. Она создает уникальный образ. У каждого человека набор воспоминаний свой и только свой. Иногда его даже ошибочно принимают за саму суть человека, но это, конечно, ерунда. Рождается-то он безо всяких воспоминаний. А что-то в нем уже есть.
   — И что же это "что-то"?
   — А ты открой, увидишь.
   Шамбамбукли раскрыл и эту оболочку и нахмурился, обнаружив внутри еще одну, загадочно опалесцирующую.
   — Мазукта…
   — Это — личность. Характер, если хочешь. Он определяется звездами, под которыми человек родился, местом, где родился, генами, отчасти воспитанием… словом, целиком и полностью зависит от внешних воздействий. Так что, сам понимаешь, и это не является сутью человека.
   — Открывать дальше?
   — Открывай.
   Внутри третьей оболочки оказалась четвертая, чему Шамбамбукли уже не удивился. Она горела и пульсировала.
   -..?
   — Моя Искра, — со сдержанной гордостью сообщил Мазукта. — Обрати внимание на совершенство форм.
   — Уже обратил. А человек..?
   — То, что ты видишь, — продолжал Мазукта, словно не расслышав вопроса, так ему хотелось похвастаться своей Искрой, — ни что иное, как внешняя сторона души. Человек получает её от меня… ну, технология тебе известна. Поэтому душа лишь отражает какую-то часть создателя, и не является тем самым уникальным определителем человека. Она лишь оболочка для той неповторимой сущности, которая находится…
   — Там ничего нет, — перебил Шамбамбукли, и протянул Мазукте орешек.
   — Что? — не понял Мазукта.
   — Я открыл. А там пусто. Никакой уникальной сущности нету.
   — А её там и не должно быть, — засмеялся Мазукта. — Это же не настоящий человек, а только модель.
 
* * *
 
   — К Вам посетитель, — раздался из прихожей скрипучий голос канарейки.
   — Скажи, чтоб подождал! — крикнул демиург Шамбамбукли.
   — Он настаивает, — прочирикала в ответ канарейка.
   Шамбамбукли повернулся к демиургу Мазукте и страдальчески развел руками.
   — Ну что ты будешь делать! Во кои-то веки ко мне заглянул старый друг, так угораздило человека умереть именно в эти шестнадцать наносекунд! Извини, я сейчас. Надеюсь, это не надолго.
   — Ничего, ничего, — безаботно отмахнулся Мазукта. — Развлекайся.
   В комнату вошел человек и мрачно уставился на демиургов.
   — У меня вопрос, — начал он без вступления.
   — Это к нему, — фыркнул Мазукта и указал пальцем на Шамбамбукли. — Валяй, не стесняйся.
   — Сейчас, — кивнул человек. — Я хотел спросить: если демиург добр и милосерден, то почему в мире существует зло? А, каково?
   Он прищурился так гордо, будто только что объявил мат чемпиону мира по шашкам.
   — А у меня встречный вопрос, — поднял руку Мазукта. — Из чего следует, что демиург добр и милосерден?
   — Это общеизвестно, — нахмурился человек.
   — Какой-то демиург у вас однобокий получается, — покачал головой Мазукта. — Ладно, забудь.
   — Да, — человек моргнул и на секунду наморщил лоб, что-то вспоминая. — Ммм… ах да, я задал вопрос. Почему в мире существует зло? А?
   Шамбамбукли растерянно посмотрел на Мазукту, тот в ответ лишь ухмыльнулся: справляйся сам.
   — Ну как тебе объяснить… — протянул Шамбамбукли. — Вот у тебя есть две ноги. Одна левая, другая правая. Ты ими ходишь. А если бы одной ноги не было…
   — То я бы прыгал. Ну и что?
   — Да, это был неудачный пример, — согласился Шамбамбукли. — Жара и холод… нет, не то. Свет и тень… ммм… Плюс-минус… Единство и борьба противоположностей… Мужское-женское… Понимаешь, этот мир работает на разнице потенциалов.
   Человек молча смотрел на демиурга. Демиург молча смотрел на человека. Потом вздохнул и начал заново:
   — Ладно, попробуем иначе. У лодки есть два весла…
   — Очень неудобно, кстати, — перебил человек. — Только мозоли натирать. Я предпочитаю парус.
   Мазукта захихикал и прикрыл рот рукой.
   — Ну хорошо, — Шамбамбукли достал из кармана фонарик, разломал его и вытащил батарейку. — Вот, здесь есть плюс, а здесь минус. За счет этого…
   — Некорректное сравнение, — скривился человек. — Плюс и минус — условные понятия.
   — Так же, как добро и зло, — вполголоса пробормотал Мазукта.
   — Что? — обернулся к нему человек.
   — В моем мире, — ласково улыбнулся Мазукта, — я на такие вопросы отвечаю очень просто: "А в лоб?"
   — Это не довод, — человек опасливо подался назад.
   — Зато работает, — осклабился Мазукта. — Спор всегда прекращается. А значит, довод, и притом убойной силы.
   — Мазукта, — вмешался Шамбамбукли, — это действительно как-то…
   — Ну ладно, ладно, — поморщился Мазукта. — Тоже мне, эстеты! Ладно, допустим, в мире есть зло. Есть или нет?
   — Конечно, есть! — кивнул человек. — Сам видел.
   — Угу, понятно. А я вот не видел. Так что, не мог бы ты перейти от голословных утверждений к конкретным фактам? Где именно ты видел зло, в котором часу, что оно делало, и что при этом делал ты сам — словом, дать подробный отчет?
   — Эээ… ну, например…
   — В письменном виде, — Мазукта быстро сунул человеку в руки блокнот и карандаш.
   — В письменном?
   — Да. И опиши всё зло, сколько его есть в мире. А мы тут прочитаем, примем меры.
   — Всё зло? ВСЁ?!
   — Да, будь любезен. И начни с самого начала времен. Чтобы уж точно ничего не упустить. Освети каждое событие, объясни, что в нем не так, и как без этого можно было обойтись, какой и от чего бывает вред, и почему можно пренебречь пользой — словом, да, действительно всё. Времени у тебя теперь хоть отбавляй, возможности имеются — приступай. Закончишь, возвращайся.
   Человек вертел в руках блокнот, и в его глазах разгорался какой-то нехороший огонек.
   — Значит, с начала времен..?
   — Да, вооон оттуда, — Мазукта указал пальцем. — Видишь, там, где обезьяна с дерева спускается?
   — Ага, вижу. Безобразие какое! Что это она надумала? Обезьянам надлежит жить на деревьях, а не шастать по земле… сейчас, запишу эту мысль.
   — Ага, иди, записывай. И с подробностями, с подробностями! Все «за», все «против» — ну, сообразишь.
   Когда человек ушел, Шамбамбукли с укоризной посмотрел на Мазукту.
   — Ну и зачем это надо? Так издеваться над человеком? Ведь очевидно же, что в мире всё уравновешено, нигде он не найдет никакого зла в чистом виде.
   — Не волнуйся, — Мазукта брезгливо скривился. — Этот — найдет.
 
* * *
 
   — Она не достанет до неба, — сказал демиург Мазукта.
   — Не достанет, — согласился демиург Шамбамбукли.
   Внизу под ними люди деловито таскали камни и складывали из них башню.
   — Будешь вмешиваться? — спросил Мазукта.
   — Пока нет, — ответил Шамбамбукли. — Я думаю.
   — Ну думай, думай.
   Мазукта подкинул на ладони увесистый метеорит, но бросать вниз не стал, а отложил в сторонку.
   — Вызов — это, конечно, хорошо, — произнес он после недолгого молчания. — Вызов — это благородно. Но, с другой стороны, кто есть ты, и кто они? Несерьезно даже. Совершенно разные весовые категории.
   — Но это всё-таки вызов, — сказал Шамбамбукли.
   — Да, — согласился Мазукта. — Будешь отвечать?
   — Не знаю, — пробормотал Шамбамбукли. — Надо бы, конечно…
   — А можно и проигнорировать, — предложил Мазукта. — Всё-равно ведь до неба не достанут. Сколько бы там ни пыжились, слабо им.
   — Это верно…
   — Представляешь, достроют они свою башню до конца, а тут такой облом. И до неба не достали, и ты их всерьез не воспринял. По-моему, это был бы наилучший ответ. Чтобы знали своё место, и впредь не выпендривались.
   — Угу… — Шамбамбукли задумчиво почесал подбородок. — Да, если люди получат такой плевок в лицо, это их сильно остудит. Станут смирными, послушными…
   — Дисциплинированными, — подхватил Мазукта.
   — И получится как с термитами, — закончил Шамбамбукли. — Нет, не пойдет.
   Мазукта подобрал метеорит и услужливо протянул другу:
   — Значит, воспользуешься?
   — Может быть. Потом.
   — Ну как знаешь, — пожал плечами Мазукта. — Только ты давай, решай поскорее, им всего два этажа осталось.
   — А до неба еще далеко, — пробормотал Шамбамбукли. — Не достанут.
   — Нипочем, — подтвердил Мазукта.
   Шамбамбукли вздохнул и опустил небо пониже.
 
* * *
 
   — Шамбамбукли, ты где?
   Демиург Мазукта уже битый час бродил по зарослям, разыскивая своего друга.
   — Пригласил, называется… новый мир посмотреть! Дикая природа, видите ли! Что я, природы не видел?
   Мазукта боком продрался сквозь колючий кустарник и отпихнул ногой подкравшегося тигра.
   — А где сам-то? Почему не встретил? Шамбамбукли! Ты где-е-е?
   Изделека донесся приветственный окрик, и Мазукта поспешил на звук. Когда он, весь в репьях и колючках, выломился наконец на полянку, демиург Шамбамбукли встретил его счастливой улыбкой.
   — А, Мазукта, здравствуй! Смотри, что у меня тут.
   Мазукта подошел поближе, на ходу отцепляя репьи.
   — И что же у тебя тут?
   — Человек! — с гордостью заявил Шамбамбукли и продемонстрировал Мазукте человека. — Сам делал!
   — Ну и что? — не понял Мазукта. — Человек, и что дальше?
   — Да ты только полюбуйся! Какой смышленый!
   Шамбамбукли жестом фокусника достал из кармана живого сенбернара и поставил на травку перед человеком.
   — Это кто?
   — Аф-аф! — сказал человек.
   — Правильно! — умилился Шамбамбукли. — А это?
   — Хрю-хрю, гули-гули, кря-кря! — опознал человек свинью, голубя и утку.
   — Удивительные способности! — сообщил Шамбамбукли. — Всех животных называет. И прямо в точку!
   — Грр! — человек указал пальчиком на увязавшегося за Мазуктой тигра. Мазукта снова дал тигру пинка и склонился над человеком.
   — Ну, давай знакомиться, вундеркинд, — он приветливо улыбнулся и протянул человеку руку. Человек распустил губы и приготовился зареветь.
   — Эй, ты чего? — опешил Мазукта. — Испугался?
   — Не бойся, малыш, — Шамбамбукли усадил человека себе на колени, где тот сразу почувствовал себя увереннее. — Ну, улыбнись дяде. Скажи, «дя-дя»! Дядя хороший.
   — Бяка! — твердо заявил человек, показал Мазукте язык и отвернулся.
   Мазукта молча выпрямился во весь рост и ушел не оборачиваясь.
 
* * *
 
   — Ну чего ты волнуешься? — спросил демиург. — Обещал — значит, сделаю.
   — Да я не волнуюсь… — вздохнул старик.
   — Ну посмотри на небо. Видишь звезды?
   — Ну вижу…
   — Можешь ли ты их сосчитать?
   — Могу…
   — Да это не задание! Это риторический вопрос.
   — Тогда не могу…
   — Вот и потомство твоё никто не сможет сосчитать, ибо будут они как звезды небесные.
   — Как звезды, значит..? — задумчиво пробормотал старик, глядя вверх.
   Небо прочертила короткая огненная вспышка. За ней вторая, третья… Начинался звездопад.
 
* * *
 
   — У меня тоже что-то такое было, — задумчиво сказал демиург Мазукта. — В смысле, с башней. В шестом… нет, кажется, в шестнадцатом мире. Или шестидесятом..? Не помню… шестерка там точно была.
   — Так что с башней-то? — спросил демиург Шамбамбукли.
   — Да ничего особенного, — ответил Мазукта. — Люди строили башню до неба, я им перемешал языки, и стройка застопорилась.
   — А зачем перемешал-то? Из вредности?
   — Обижаешь! Из принципа.
   Мазукта присел на край облака и закурил.
   — У меня тогда были своеобразные принципы, — с затаенной ностальгией произнес он. — Всё для человека, всё для блага человека, всё во имя… ну, ты понял.
   — Нет, не понял, — помотал головой Шамбамбукли. — Где же тут благо?
   — Да всё просто, — махнул рукой Мазукта. — Я посмотрел на людей, вижу — строят башню. Ну и спустился к ним, посмотреть поближе, поинтересоваться, что к чему. Спросил одного: "что это вы тут делаете и зачем?" А он и отвечает, башню, мол, строим, чтобы до неба добраться и демиургу своему морду набить.
   — Ну тут ты, понятное дело, обиделся, — догадался Шамбамбукли.
   — И ничего подобного! — возразил Мазукта. — Было бы на кого обижаться… И потом, один человек — это еще не всё человечество. Он не может за всех решать. Одно частное мнение я выслушал, решил послушать остальных.
   — И что сказали остальные?
   — Один сказал, что башня их приближает к горячо обожаемому творцу. Другой сказал "чувак, но ведь башня до неба — это круто!". Третий что-то мямлил про неудовлетворенное либидо. Четвертый — "а чё такого, все строят, и я строю"… Понимаешь? Они же все говорили на разных языках! Делали одно и то же дело, все вместе, общались друг с другом всю сознательную жизнь — и при этом совершенно не понимали друг друга! А думали, что понимают. Это же плохо?