Страница:
— Но разве так можно? Нечестно получается…
— Ха! — хмыкнул Мазукта и сплюнул на зеленую поросль. — А какого еще отношения заслуживает жизнь, появившаяся из плесени?
Демиург Шамбамбукли пришел в гости к демиургу Мазукте и застал друга за работой. Мазукта сидел с несчастным видом, грыз карандаш и время от времени что-то неуверенно черкал на листочке. Таких листочков, исписанных и смятых, вокруг валялось множество.
— Ой, а что это ты делаешь? — спросил Шамбамбукли.
— Стихи пишу, — мрачно откликнулся Мазукта. — Да ты садись пока, налей себе чаю, я еще не скоро закончу.
— А почитать можно?
— Да на здоровье, — пожал плечами Мазукта.
Демиург Шамбамбукли взял первый попавшийся листочек и прочел:
"Я жил в довольстве и беспечности,
Нормально ел и крепко спал.
Но ваши нижние конечности
Увидел мельком — и пропал!
Я ваш слуга, ваш верный раб.
Отдайтесь мне разок хотя б!…"
— Ой! — вздрогнул Шамбамбукли. — Это ты о чем? Мазукта, ты что, влюбился?
— Да ну, делать мне больше нечего. Я же не для себя пишу.
— А для кого?
Мазукта молча извлек из-под бумаг толстую конторскую книгу и подтолкнул ее к Шамбамбукли.
— Последняя страница, молитвы на сегодня. Какой-то молодой остолоп слезно умолял сделать так, чтобы в него влюбилась знакомая девушка. Ну вот мне и приходится теперь работать его музой — стихи нашептывать, к цветочному ларьку подталкивать, подарки выбирать…
— А ты разве прислушиваешься к молитвам? — искренне удивился Шамбамбукли.
— А без этого нельзя, — вздохнул Мазукта. — Кто ж тогда в меня верить будет — нет, кто обо мне вообще будет знать! — если я хоть иногда чего-нибудь кому-нибудь не исполню? Нет, я, конечно, не все просьбы рассматриваю, у меня правило железное: по одному миллиону просителей в день, остальные перебьются.
— А как ты их отбираешь? Случайным образом?
— У меня случайностей не бывает! Кто первым обратился, с утречка, того и слушаю. Как там говорит народная мудрость… не помню, какого народа: "Кто рано встает, тому бог дает"
— Ясно, — кивнул Шамбамбукли. — Так что там с этим парнем?
— Что-что… вот, помогаю теперь, — Мазукта указал рукой на кипу бумаги. — Стихи пишу прочувственные. Не знаю только, клюнет ли она… Опыта в таких делах у меня не очень много.
Шамбамбукли в недоумении почесал затылок.
— Чего-то я не понимаю… А зачем это нужно? Он же тебя не стихи просил для него писать, а чтобы девушка влюбилась. Ты что, не мог ей просто приказать влюбиться, и всё?
— Шамбамбукли, ты дурак! — торжественно провозгласил Мазукта. — Извини, сорвалось, не смог удержаться. Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Ну-ка, вспоминай, чему тебя учили, какие основополагающие принципы мироздания ты знаешь?
— Закон сохранения…
— Так, раз!
— Ну, этот… с динамикой что-то…
— "Всё течет, всё изменяется". Два! Дальше?
— Эээ… "На всё воля Творца"?
— "На всё воля Творца, но сердцу не прикажешь!" — поправил Мазукта. — Это единственно ограничение, наложенное на демиургов. Если бы мы могли управлять еще и побуждениями… тогда совсем неинтересно было бы!
— А-а… Ясно.
— Ну вот. А теперь оттого, что у какого-то болвана бессоница и плохой аппетит, я должен ломать голову, заниматься всякой ерундой! — Мазукта в раздражении смахнул бумажки со стола. — Ну не поэт я, не поэт! По мне, так лучше опять в жерло вулкана, богом ремесел на полставки, кайлом махать — но не видеть никакой писанины! И хоть бы было из-за чего, а то ведь фитюлька какая-то, ни кожи ни рожи! Да вот, сам взгляни. Мазукта указал перстом.
— Видишь, во-он та?
— Вижу… — медленно произнес Шамбамбукли.
— Ну вот, в нее он и влюбился. И чего нашел? Мелкая, тощая, и ногти обгрызены… Разве что глаза большие, но глаза, это, знаешь ли…
— Знаю…
— А он, понимаешь, весь в расстроенных чувствах, жить без нее, говорит, не согласен, любовь, говорит, с первого взгляда! Хочу, говорит… Шамбамбукли?..
— М-м?
— Ты меня слушаешь?
— Угу…
— А почему не дышишь?
Шамбамбукли вздохнул так глубоко, что заколыхались занавески, и глуповато улыбнулся.
— Э-эй, аллё, ты в порядке? — забеспокоился Мазукта.
— Ага…
— Шамбамбукли, да что с тобой? — испугался Мазукта. — Ты здоров? Шамбамбукли..? Шамбамбукли!!!
Впервые в его бесконечной жизни Мазукте стало по-настоящему страшно.
— А если попробовать такой вариант… — неуверенно начал демиург Шамбамбукли. Демиург Мазукта поднял на друга усталый взгляд.
— Ну?
— Я обернусь быком, а когда она придет купаться на берег, выйду и… и она залезет ко мне на спину, а я ее увезу!
— Куда?
— Куда-нибудь. Сработает, как думаешь?
— Сработает. Если она склонна к скотоложеству или ты — к насилию.
Демиург Шамбамбукли помотал головой.
— Да, действительно, чего это я… А как ты думаешь, если я прольюсь на нее дождем?..
— То она промокнет.
— Золотым дождем, — уточнил Шамбамбукли.
— Ну, значит, ее пришибет самородком. Это же человек, не забывай. Они страшно хрупкие.
— Не пойдет, — вздохнул Шамбамбукли. — Ну а если так — в полночь я влечу ей в окно вороном, ударюсь лбом об пол…
— И набьешь шишку.
— Да не перебивай ты! Ударюсь об пол и превращусь в прекрасного юношу…
— Давай я попробую угадать, — предложил Мазукта. — Итак, представим себе, что ты — девушка. Юная и простодушная, живущая в отсталой, полной предрассудков стране. И к тебе в полночь в окно влетает ворон. Мало того — превращается в незнакомого мужчину!
— В прекрасного юношу! — обиженно уточнил Шамбамбукли.
— Знаешь, я думаю, ей будет не до того, чтобы к тебе присматриваться. Итак, возможные реакции: упасть в обморок, завизжать как резаная, позвать на помощь, огреть тебя по лбу сковородкой…
— Хватит, хватит! — перебил Шамбамбукли и потер лоб. — Ну а что же мне тогда делать?
— А почему бы тебе не заявиться к ней таким, какой ты есть?
— Да ну, что ты… Я стесняюсь.
— А быком не стесняешься?
— Быком — это другое дело! Быку, знаешь ли, многое позволено…
Шамбамбукли вдруг замолчал на полуслове и принюхался.
— Пахнет чем-то… Мазукта, у тебя что-то горит!
— Где?! — Мазукта вскинул голову и пошевелил ноздрями. — Нет, это не у меня. Это… А, знаю, это от людей потянуло, жертвенным дымом. Так что ты хотел сказать?
— Я тут подумал…
— Нет, погоди-ка! — Мазукта порывисто встал и завертел головой, отыскивая, откуда пахнет гарью. Наконец, найдя источник, он близоруко приставил ладонь к глазам, некоторое время напряженно вглядывался вдаль, а затем коротко, с чувством, выругался.
— Что там? — обеспокоено спросил Шамбамбукли. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Отбой! — проворчал Мазукта. — У них там народные гуляния. Ярмарка, карнавал и всякие зрелища для развлечения толпы.
— А, ну тогда ладно, — рассеянно кивнул Шамбамбукли. — А что, если я тогда превращусь не в ворона, а в какую-нибудь другую птицу? Лебедя или…
— Можешь больше не суетиться, — мрачно перебил его Мазукта. — У людей сегодня праздник. Мне в жертву только что принесли очередную юную девственницу.
Демиург Мазукта вошел в комнату и небрежно сбросил мокрый плащ на пол.
— Ну, и что ты тут сидишь, весь в расстроенных чувствах?
— Да так… — пожал плечами демиург Шамбамбукли. Мазукта проследил за его взглядом и ухмыльнулся.
— А, смотришь… Ну, я ведь говорил тебе, что незачем волноваться. Нашли же в конце концов.
— Угу.
— В этой реинкарнации она очень даже симпатичный эмбрион.
— Угу.
— Что "угу, угу"?! Ты так и будешь сидеть и ждать целых шестнадцать лет?
— И четыре месяца.
— Что?
— Шестнадцать лет и четыре месяца, — повторил Шамбамбукли. — Сейчас ей почти двадцать одна неделя.
Демиург Мазукта подтащил кресло и сел напротив Шамбамбукли.
— А ты знаешь, что пока ты тут предаешься депрессии, в твоем мире дожди, туман и унылая погода? Ты о людях подумал?
— А я и не знал, что тебя волнуют люди, — вяло удивился Шамбамбукли.
— Нет. Люди волнуют тебя, — объяснил Мазукта. — А меня волнует твое состояние! Так что давай, взбодрись, займись чем-нибудь.
— Чем?
— Тебе что, нечего делать? Тогда пойдем, мне поможешь.
Шамбамбукли неохотно поднялся на ноги и покорно уставился на Мазукту.
— Брр! Ненавижу этот твой обреченный взгляд! — передернулся Мазукта. — Но в покое я тебя не оставлю, и не надейся. Одевайся и пошли.
Он сорвал с крючка сухой плащ, решительно запаковал в него Шамбамбукли и подхватил с пола свой собственный, с которого уже натекла лужа.
— Пойдем, тебе понравится.
Мир, в который демиург Мазукта привел демиурга Шамбамбукли, оказался сер и неприветлив. Под ногами хлюпала жидкая грязь, с неба лились потоки воды, ветер то и дело швырял капли под капюшоны демиургов.
— А здесь кто в депрессии? — удивился Шамбамбукли и плотнее затянул ворот.
— Никто. Это называется "тропический ливень". Пошли.
Демиурги поднялись по скользкому склону, обошли гряду камней и уткнулись носом в высокую деревянную стену.
— Ага, пришли! — Мазукта довольно улыбнулся. — Где-то здесь была дверца…
— А что это такое? — спросил Шамбамбукли.
— Корабль, не видишь?
— Здесь, в горах?
— А ты предпочел бы лезть за ним в болото?
— Нет, но…
Шамбамбукли оглядел сооружение. На корабль оно было мало похоже. Если честно, то больше всего оно напоминало деревянный гроб с орудийной башней, и от этой ассоциации Шамбамбукли опять помрачнел.
Мазукта тем временем нашел в стене корабля плотно закрытую ставню, распахнул ее и крикнул внутрь:
— Ау! Вы там как, готовы?
Из окошка резко пахнуло зверинцем, и раздался многоголосый рёв — курлыканье, рычанье, мычание, ржание и даже чавканье.
— Отлично! — Мазукта снова задраил окошко и окликнул Шамбамбукли. — Эй! Хватайся, понесли.
— Куда? — опешил Шамбамбукли.
— В другой мир, — пояснил Мазукта и, крякнув от натуги, приподнял свою сторону корабля. — Ну, чего стоишь, хватайся!
Шамбамбукли послушно ухватил корабль с другой стороны, и демиурги, кряхтя и отдуваясь, поволокли его на новое место.
— А зачем мы это делаем? — поинтересовался Шамбамбукли на первом же привале, едва переведя дух.
— Так надо, — ответил Мазукта, утираясь платочком. — В том мире, понимаешь, извратилась всякая плоть. Ну вот я и собрал генетически чистые экземпляры, по паре от каждого сохранившегося вида.
— А там устроишь Потоп?
— Ты что, рехнулся? Знаешь, какой мне потом счет за воду придет? Нет, никого я уничтожать не собирался. Зачем? Пускай извращаются, даже интересно, что получится.
— А зачем тогда этих изолируешь в отдельный мир?
— Ну как — зачем? Контрольная группа. Для чистоты эксперимента.
Сон был беспокойным, очень хотелось проснуться, но никак не получалось. Два голоса спорили, то и дело переходя на повышенные тона — один голос знакомый, родной и вполне ожидаемый, а другой… никогда такого не слышала! Да мало ли что может присниться.
— Уйди, по-хорошему прошу. Не лезь ей в душу.
— Извините, но куда же мне еще лезть?
— А вот никуда и не лезь!
— Это почему же?
— Она моя.
— И вовсе нет! Вы ее что, купили?
— Нет. Я ее люблю.
— Я, представьте, тоже.
Девушка беспокойно перевернулась на другой бок, и голоса испуганно затихли.
— Ты ее чуть не разбудил! — прошептал один.
— Неправда.
— Уйди.
— Не уйду! Я первый был.
— Ха! Я с ней знаком почти с рождения!
— А я — еще до того, как она родилась!
— Я ей дарил цветы, защищал от хулиганов, провожал из школы домой!
— А я расстилал цветочный ковер ей под ноги, отводил в сторону молнии и берег ее дом от пожаров!
— Я переносил ее на руках через лужи, держал зонтик над ее головой…
— А я раздвигал над ней тучи и унимал холодный ветер!
— Я ходил с ней любоваться на закат…
— Который я устроил специально для нее!
— Я рассказывал ей про созвездия…
— Которые я зажигал по ночам!
— Я готов для нее луну с неба достать!
— А я могу сложить к ее ногам тысячи лун!
— Я с ней целовался в подъезде!!!
Наступило долгое молчание.
— А… она?
— А она со мной.
— Значит… вот так..?
— Ага.
Повисло еще более долгое молчание.
— Я ее отобью… — неуверенно произнес незнакомый голос.
— Не отобьешь! — девушка решила наконец вмешаться в свой сон.
— О-о… прошу прощения.
— Ничего страшного. Ты же просто сон, не извиняйся.
— Да… конечно. Я просто сон. Ну… тогда счастья вам?
— Спасибо, — сказала девушка.
— И тебе счастья, — добавил родной любимый голос. — Может, найдешь себе другую какую-нибудь.
— Ничего, я подожду, — уклончиво отозвался незнакомый.
— А теперь иди. Не мешай нам сниться друг другу.
Правила простые, — сказал демиург Мазукта. — Берешь вот эту штуку, — он поднял в ладонях большую сверкающую каплю, — и бросаешь что есть силы!
Капля ухнула вниз, грянула о дно ящика и разлетелась миллионом крошечных капелек.
— А что теперь? — спросил демиург Шамбамбукли.
— А теперь надо заставить их снова собраться вместе. Всего-то делов.
— А, ну это запросто… — демиург Шамбамбукли протянул руку к каплям, но Мазукта его остановил.
— Они сами должна собраться. Понимаешь? По своей воле.
— А у них и воля есть?
— Есть… что-то вроде того. Это же игра. Каждая капля — модель человеческой души. И действует примерно по тому же алгоритму. Ну, начинай.
— Заставить их объединиться?
— Ага. Побудить к этому.
— Ну, а чего тут сложного? Я дам им язык, общий для всех. Они начнут общаться — и сольются в один народ.
— Дерзай.
Шамбамбукли тут же наделил капли языком. Как только они обрели способность высказывать свое мнение друг о друге, а главное, понимать сказанное — тут же переругались и разошлись в разные стороны. Мазукта хихикнул.
— Теперь моя очередь. Раз один общий язык не годится — я попробую наоборот, дам им великое множество самых разных языков.
Получив несколько десятков разных языков, капли тут же разбились на группы и воинственно уставились на соседей.
— Не помогло, — сказал Шамбамбукли.
— Вижу. Пробуй дальше.
— Я объединю их единой верой! — решил Шамбамбукли.
Единая вера не прижилась. Каждая группа капель тут же начала трактовать постулаты по-своему, и все только хуже перегрызлись.
— Нет-нет! — замахал руками Мазукта. — Не так. Я дам им множество верований, на любой вкус, и каждый найдет веру по себе!
Теперь, разделенные разными религиями, капли разошлись еще дальше друг от друга, некоторые налились рубиново-кровавым цветом и повели крестовые походы на иноверцев, захватывая их и испаряя на кострах.
— Нет, и так не пойдет, — вздохнул Шамбамбукли, когда убитые капли опять вернулись с дождем. — Дать им общую культуру?
— Ну дай.
С культурой произошло то же, что и с религией. Каждый взял лишь то, что понравилось ему, отринув остальное.
— Может, повести их по разным путям развития? — предложил Мазукта. — Противоположности притягиваются, они начнут приглядываться друг к другу, заинтересуются, найдут полезное для себя, смешают культуры… Две основные культуры столкнулись и тысячу лет провели в затяжной бесполезной войне.
— Дать им общего врага?
Но и общий враг не объединил капли — хотя многие сплотились, всегда находились маленькие пронырливые группки, нападавшие на своих с тыла — норовя урвать самой легкой добычи. Когда же общих врагов стало много — целые группы капель стали метаться туда-сюда, заключая и нарушая договора то с той, то с другой стороной, объединяясь и распадаясь, ловя сиюминутную выгоду.
— Да как их, Деструктор побери, собрать вместе?! — не выдержал наконец Шамбамбукли.
— Понятия не имею, — пожал плечами Мазукта и захлопнул ящик. — В эту игру, кажется, еще никто никогда не выигрывал.
— Шамбамбукли, когда ты последний раз проверял свой почтовый ящик? — спросил демиург Мазукта, удобно развалясь в кресле и обмахиваясь рекламным буклетом.
— Ну, обычно я его проверяю каждые двести-триста лет. А что?
— Из него уже на пол сыплется.
Демиург Шамбамбукли присмотрелся к конверту на коленях у Мазукты и нахмурился.
— Мазукта, а тебе не говорили, что чужие письма читать нехорошо?
— Нелепое суеверие, бытующее среди людей, — отмахнулся Мазукта. — Мы с тобой выше этого.
Он бросил буклет на столик, закинул ногу на ногу и мечтательно уставился в потолок.
— Кстати, раз уж зашел об этом разговор. Шамбамбукли, а ты никогда не хотел опуститься на уровень? Побыть немного человеком?
— То есть? Я же уже был, и не раз.
— Ты притворялся, — пояснил Мазукта. — Это не совсем то.
— И ничего подобного! — возмутился Шамбамбукли. — Я…
— Ты сам себя ограничивал, чтобы казаться человеком, но при этом всегда знал, что эта бодяга — понарошку.
Ты же сам сотворил этот мир, сила твоя в нем немеряна. Разве не так?
— Так, — подумав, согласился Шамбамбукли. — Ну и что?
— Таков закон мироздания, — вздохнув, сказал Мазукта. — Любого мироздания, причем. Демиург не может жить полноценной жизнью в собственноручно сотворенном мире. Для нас это всегда лишь игра, сон, наваждение… Шамбамбукли..?
— А?
— Ты не хочешь немного пожить по-настоящему?
В голове у Шамбамбукли замигал тревожный сигнал, установленный специально для таких случаев.
— Мазукта, — осторожно произнес он, — мне не нравится, как у тебя горят глаза. Ты наверняка задумал какую-то сомнительную авантюру!
— Да ну, ерунда! Не будь таким подозрительным. Вот, смотри.
Мазукта развернул рекламный буклет.
— Наша проблема в том, что мы ничем не ограничены в собственных мирах, кроме своей же собственной воли. Порочный круг. Значит, нам надо найти чужой мир, где наша сила ничего не будет значить!
— Чужой мир..?
— Ну да. Вот, группа демиургов, опытных дизайнеров, предлагает новый проект. Огромный мир, с густонаселенными городами, с обильной дикой природой и красивыми ландшафтами.
— Ну и что? Мы и сами…
— Вот, слушай. "Если Вы устали от бесконечного акта Творения, отдохните в нашем мире. Проживите полную переживаний и событий жизнь простого человека. Вы можете стать кем угодно — воином, торговцем, ученым, даже преступником…"
— Я не понимаю…
— А тут и понимать нечего. Идешь со мной?
— Мазукта, а тебе не кажется..?
— А, оставь!
Мазукта вскочил на ноги и стал расхаживать взад-вперед.
— Что есть наше существование? Мы закисли в однообразии…
— Я — нет, — тихо возразил Шамбамбукли, но Мазукта его не слушал.
— Наша жизнь размеренна и скучна. Где дух авантюризма, где напряжение, где борьба? А нам предлагают — настоящую, ты понимаешь — настоящую жизнь! Жизнь, где имеют значение лишь наши личные качества, а не какая-то зыбкая сверхъестественная сила. Всё реальное, всё взаправду! Короче — ты со мной или нет?
Мазукта лязгнул зубами и вполголоса выругался. При неверном свете костра никак не давалось не то что вытащить — даже разглядеть досаждавшую занозу.
— Ты в порядке? — встревоженно спросил Шамбамбукли.
— О да. Всё просто отлично! — процедил Мазукта.
Шамбамбукли успокоился и подбросил в костер еще веток. Мазукта врал. Ему было паскудно. Сапоги он потерял в болоте, вдобавок промок до нитки и весь перемазался в грязи. В босую пятку коварно вонзился какой-то сучок, а за шиворот заползла пиявка. Теперь же, пока кожаный доспех сох на рогульке перед огнем, Мазукту заживо ели комары. Шамбамбукли потыкал мечом в жарящийся на вертеле окорок гигантской крысы. Крыса подвернулась очень кстати — друзья уже успели проголодаться, а до ближайшего поселения было еще далеко. Вдобавок с ее трупа Шамбамбукли снял пару клепаных перчаток — он еще долго удивлялся, зачем они были нужны крысе.
— Я очень рад, что тебе здесь нравится, — с чувством произнес Шамбамбукли и протянул Мазукте кусок жареного мяса. — Действительно, свежий воздух, здоровый образ жизни… кхм, натуральное питание.
Мазукта взял протянутый кусок и принялся мрачно его пережевывать. Крысятина была пережаренной и жесткой как подошва. У Мазукты бурчало в животе, но он твердо решил не выказывать слабости и приберечь зелье Малого Лечения на самый крайний случай. Шамбамбукли грыз свою порцию как ни в чем не бывало и выглядел, на взгляд Мазукты, возмутительно умиротворенным.
— Ты еще не упомянул активные физические упражнения, — ядовито заметил Мазукта.
— Да, верно, — Шамбамбукли мечтательно улыбнулся в темноту над костром. — Упыри, гарпии, крылатые ужасы… Посмотри, как у меня бицепсы окрепли! — он согнул руку, и под кольчугой заиграли литые мышцы. — Даже мозоли уже зажили.
— Поздравляю, — буркнул Мазукта.
— Вот только… — Шамбамбукли задумчиво нахмурился, и его безмятежный лоб пересекла тревожная складка. — Ты уверен, что настоящие простые люди живут именно так?
Демиург Мазукта сидел в гостях у своего друга демиурга Шамбамбукли и пил кофе со сливками. Сам Шамбамбукли пил какао.
— Слушай, чего расскажу, — начал Мазукта.
— Ну?
— Замесил я недавно Хаос. А сам отлучился ненадолго. Ну, ты помнишь, мы с тобой вместе отлучались.
— Помню. И что?
— Я рассчитывал, что к моему возвращению Хаос как-раз подойдет. А он прокис.
— Мои соболезнования, — Шамбамбукли состроил сочувственную гримасу и долил себе сливок в какао. — А что тут интересного? Такое со всеми случается.
— Хаос прокис, — продолжал Мазукта. — И расслоился. Твердь створожилась и осела вниз, а небо всплыло наверх. А поскольку меня не было, то они под шумок поженились.
— Кто?
— Земля и небо. И нарожали кучу детей самого уродского вида. Самый старший пожрал всех своих братьев, а с сестрами стал сожительствовать. И тоже нарожал кучу уродов…
— А об этом обязательно рассказывать во время еды? — поинтересовался Шамбамбукли.
— Да ты слушай! Его дети собрались, пришили папашу и расчленили его. Из волос сделали деревья и траву, из костей — горы, из крови — моря, из кишок — болота, из ногтей…
Шамбамбукли поперхнулся, отодвинул от себя чашку и утер рот.
— Мазукта! То, что ты рассказываешь, очень интересно, но…
— А потом они собрали божественное семя своего убитого отца, смешали с дерьмом и сделали первого человека…
— Мазукта! Эта космогония очень длинная или нет? Меня сейчас стошнит.
Мазукта посмотрел на друга с обидой.
— Ну, ладно. Тогда я вкратце. Были долгие темные века, когда на земле проходу не было от разнообразных больших и малых богов, титанов, природных духов и иже с ними. Они, само собой, дрались друг с другом, одних поубивали, другие сами подевались куда-то. Люди выступали то за одну, то за другую сторону, строили и разрушали храмы — ну, ты представляешь.
— Представляю.
— В конце концов боги почти перебили друг друга. Трупы поверженных врагов они проглотили, а затем отрыгнули в небо и получились созвездия…
— Мазукта!
— А чего? Я что, виноват, что так получилось? Меня там вообще не было! Короче, последние оставшиеся из богов отошли от дел и удалились на облака от греха подальше.
— Это всё?
— Нет. Люди в их отсутствие напридумывали себе уйму разных дурацких верований, и здорово передрались между собой. Но в конце концов восторжествовала одна догма, у которой нашлись самые сильные защитники. Сейчас там почти все верят, что у мира изначально, еще до Хаоса, был один-единственный творец.
— Ну вот и хорошо, — кивнул демиург Шамбамбукли и расслабился. — Я очень рад, что твоя история наконец закончилась, и можно спокойно попить какао. Люди вернулись к истокам и уверовали в тебя. Поздравляю.
— Да было бы с чем… — невесело усмехнулся демиург Мазукта. — Как, по-твоему, они называют своего творца?
— Ха! Ты посмотри, какое я письмо получил!
Демиург Мазукта протянул демиургу Шамбамбукли распечатанный конверт.
— Какой-то придурок спрашивает, в чем смысл жизни!
— А что тут смешного? — удивился Шамбамбукли.
— Ну как же! Ты вслушайся, вопрос-то какой: в чем смысл жизни? Нет, каково?
— А в чем он, смысл-то?
Мазукта поперхнулся.
— Повтори, что ты сказал?
— Я говорю, а в чем он, этот смысл?
Мазукта разочарованно вздохнул.
— Мда… Ты бы еще спросил, с какой скоростью течет время. Или сколько весит масса.
— Не понимаю…
— А тут и понимать нечего! Смысл есть производная от жизни. Только для неё существуют такие понятия, как «польза» или «вред». А соответственно, и «смысл». Потому что смысл равняется сумме пользы и вреда, деленной на жизнь. Ясно теперь?
— Хм… Угу. Конечно. Да. Ты прав. Очень смешная шутка.
Демиург Мазукта расстелил на столе игровое поле, расставил фигурки и взял в руки кубик.
— Ну, начинаем?
— Начинаем! — охотно согласился демиург Шамбамбукли. — Бросай.
Мазукта бросил кубик и довольно хмыкнул.
— Ага! Я играю белыми, а ты черными.
— Ха! — хмыкнул Мазукта и сплюнул на зеленую поросль. — А какого еще отношения заслуживает жизнь, появившаяся из плесени?
* * *
Демиург Шамбамбукли пришел в гости к демиургу Мазукте и застал друга за работой. Мазукта сидел с несчастным видом, грыз карандаш и время от времени что-то неуверенно черкал на листочке. Таких листочков, исписанных и смятых, вокруг валялось множество.
— Ой, а что это ты делаешь? — спросил Шамбамбукли.
— Стихи пишу, — мрачно откликнулся Мазукта. — Да ты садись пока, налей себе чаю, я еще не скоро закончу.
— А почитать можно?
— Да на здоровье, — пожал плечами Мазукта.
Демиург Шамбамбукли взял первый попавшийся листочек и прочел:
"Я жил в довольстве и беспечности,
Нормально ел и крепко спал.
Но ваши нижние конечности
Увидел мельком — и пропал!
Я ваш слуга, ваш верный раб.
Отдайтесь мне разок хотя б!…"
— Ой! — вздрогнул Шамбамбукли. — Это ты о чем? Мазукта, ты что, влюбился?
— Да ну, делать мне больше нечего. Я же не для себя пишу.
— А для кого?
Мазукта молча извлек из-под бумаг толстую конторскую книгу и подтолкнул ее к Шамбамбукли.
— Последняя страница, молитвы на сегодня. Какой-то молодой остолоп слезно умолял сделать так, чтобы в него влюбилась знакомая девушка. Ну вот мне и приходится теперь работать его музой — стихи нашептывать, к цветочному ларьку подталкивать, подарки выбирать…
— А ты разве прислушиваешься к молитвам? — искренне удивился Шамбамбукли.
— А без этого нельзя, — вздохнул Мазукта. — Кто ж тогда в меня верить будет — нет, кто обо мне вообще будет знать! — если я хоть иногда чего-нибудь кому-нибудь не исполню? Нет, я, конечно, не все просьбы рассматриваю, у меня правило железное: по одному миллиону просителей в день, остальные перебьются.
— А как ты их отбираешь? Случайным образом?
— У меня случайностей не бывает! Кто первым обратился, с утречка, того и слушаю. Как там говорит народная мудрость… не помню, какого народа: "Кто рано встает, тому бог дает"
— Ясно, — кивнул Шамбамбукли. — Так что там с этим парнем?
— Что-что… вот, помогаю теперь, — Мазукта указал рукой на кипу бумаги. — Стихи пишу прочувственные. Не знаю только, клюнет ли она… Опыта в таких делах у меня не очень много.
Шамбамбукли в недоумении почесал затылок.
— Чего-то я не понимаю… А зачем это нужно? Он же тебя не стихи просил для него писать, а чтобы девушка влюбилась. Ты что, не мог ей просто приказать влюбиться, и всё?
— Шамбамбукли, ты дурак! — торжественно провозгласил Мазукта. — Извини, сорвалось, не смог удержаться. Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Ну-ка, вспоминай, чему тебя учили, какие основополагающие принципы мироздания ты знаешь?
— Закон сохранения…
— Так, раз!
— Ну, этот… с динамикой что-то…
— "Всё течет, всё изменяется". Два! Дальше?
— Эээ… "На всё воля Творца"?
— "На всё воля Творца, но сердцу не прикажешь!" — поправил Мазукта. — Это единственно ограничение, наложенное на демиургов. Если бы мы могли управлять еще и побуждениями… тогда совсем неинтересно было бы!
— А-а… Ясно.
— Ну вот. А теперь оттого, что у какого-то болвана бессоница и плохой аппетит, я должен ломать голову, заниматься всякой ерундой! — Мазукта в раздражении смахнул бумажки со стола. — Ну не поэт я, не поэт! По мне, так лучше опять в жерло вулкана, богом ремесел на полставки, кайлом махать — но не видеть никакой писанины! И хоть бы было из-за чего, а то ведь фитюлька какая-то, ни кожи ни рожи! Да вот, сам взгляни. Мазукта указал перстом.
— Видишь, во-он та?
— Вижу… — медленно произнес Шамбамбукли.
— Ну вот, в нее он и влюбился. И чего нашел? Мелкая, тощая, и ногти обгрызены… Разве что глаза большие, но глаза, это, знаешь ли…
— Знаю…
— А он, понимаешь, весь в расстроенных чувствах, жить без нее, говорит, не согласен, любовь, говорит, с первого взгляда! Хочу, говорит… Шамбамбукли?..
— М-м?
— Ты меня слушаешь?
— Угу…
— А почему не дышишь?
Шамбамбукли вздохнул так глубоко, что заколыхались занавески, и глуповато улыбнулся.
— Э-эй, аллё, ты в порядке? — забеспокоился Мазукта.
— Ага…
— Шамбамбукли, да что с тобой? — испугался Мазукта. — Ты здоров? Шамбамбукли..? Шамбамбукли!!!
Впервые в его бесконечной жизни Мазукте стало по-настоящему страшно.
* * *
— А если попробовать такой вариант… — неуверенно начал демиург Шамбамбукли. Демиург Мазукта поднял на друга усталый взгляд.
— Ну?
— Я обернусь быком, а когда она придет купаться на берег, выйду и… и она залезет ко мне на спину, а я ее увезу!
— Куда?
— Куда-нибудь. Сработает, как думаешь?
— Сработает. Если она склонна к скотоложеству или ты — к насилию.
Демиург Шамбамбукли помотал головой.
— Да, действительно, чего это я… А как ты думаешь, если я прольюсь на нее дождем?..
— То она промокнет.
— Золотым дождем, — уточнил Шамбамбукли.
— Ну, значит, ее пришибет самородком. Это же человек, не забывай. Они страшно хрупкие.
— Не пойдет, — вздохнул Шамбамбукли. — Ну а если так — в полночь я влечу ей в окно вороном, ударюсь лбом об пол…
— И набьешь шишку.
— Да не перебивай ты! Ударюсь об пол и превращусь в прекрасного юношу…
— Давай я попробую угадать, — предложил Мазукта. — Итак, представим себе, что ты — девушка. Юная и простодушная, живущая в отсталой, полной предрассудков стране. И к тебе в полночь в окно влетает ворон. Мало того — превращается в незнакомого мужчину!
— В прекрасного юношу! — обиженно уточнил Шамбамбукли.
— Знаешь, я думаю, ей будет не до того, чтобы к тебе присматриваться. Итак, возможные реакции: упасть в обморок, завизжать как резаная, позвать на помощь, огреть тебя по лбу сковородкой…
— Хватит, хватит! — перебил Шамбамбукли и потер лоб. — Ну а что же мне тогда делать?
— А почему бы тебе не заявиться к ней таким, какой ты есть?
— Да ну, что ты… Я стесняюсь.
— А быком не стесняешься?
— Быком — это другое дело! Быку, знаешь ли, многое позволено…
Шамбамбукли вдруг замолчал на полуслове и принюхался.
— Пахнет чем-то… Мазукта, у тебя что-то горит!
— Где?! — Мазукта вскинул голову и пошевелил ноздрями. — Нет, это не у меня. Это… А, знаю, это от людей потянуло, жертвенным дымом. Так что ты хотел сказать?
— Я тут подумал…
— Нет, погоди-ка! — Мазукта порывисто встал и завертел головой, отыскивая, откуда пахнет гарью. Наконец, найдя источник, он близоруко приставил ладонь к глазам, некоторое время напряженно вглядывался вдаль, а затем коротко, с чувством, выругался.
— Что там? — обеспокоено спросил Шамбамбукли. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Отбой! — проворчал Мазукта. — У них там народные гуляния. Ярмарка, карнавал и всякие зрелища для развлечения толпы.
— А, ну тогда ладно, — рассеянно кивнул Шамбамбукли. — А что, если я тогда превращусь не в ворона, а в какую-нибудь другую птицу? Лебедя или…
— Можешь больше не суетиться, — мрачно перебил его Мазукта. — У людей сегодня праздник. Мне в жертву только что принесли очередную юную девственницу.
* * *
Демиург Мазукта вошел в комнату и небрежно сбросил мокрый плащ на пол.
— Ну, и что ты тут сидишь, весь в расстроенных чувствах?
— Да так… — пожал плечами демиург Шамбамбукли. Мазукта проследил за его взглядом и ухмыльнулся.
— А, смотришь… Ну, я ведь говорил тебе, что незачем волноваться. Нашли же в конце концов.
— Угу.
— В этой реинкарнации она очень даже симпатичный эмбрион.
— Угу.
— Что "угу, угу"?! Ты так и будешь сидеть и ждать целых шестнадцать лет?
— И четыре месяца.
— Что?
— Шестнадцать лет и четыре месяца, — повторил Шамбамбукли. — Сейчас ей почти двадцать одна неделя.
Демиург Мазукта подтащил кресло и сел напротив Шамбамбукли.
— А ты знаешь, что пока ты тут предаешься депрессии, в твоем мире дожди, туман и унылая погода? Ты о людях подумал?
— А я и не знал, что тебя волнуют люди, — вяло удивился Шамбамбукли.
— Нет. Люди волнуют тебя, — объяснил Мазукта. — А меня волнует твое состояние! Так что давай, взбодрись, займись чем-нибудь.
— Чем?
— Тебе что, нечего делать? Тогда пойдем, мне поможешь.
Шамбамбукли неохотно поднялся на ноги и покорно уставился на Мазукту.
— Брр! Ненавижу этот твой обреченный взгляд! — передернулся Мазукта. — Но в покое я тебя не оставлю, и не надейся. Одевайся и пошли.
Он сорвал с крючка сухой плащ, решительно запаковал в него Шамбамбукли и подхватил с пола свой собственный, с которого уже натекла лужа.
— Пойдем, тебе понравится.
Мир, в который демиург Мазукта привел демиурга Шамбамбукли, оказался сер и неприветлив. Под ногами хлюпала жидкая грязь, с неба лились потоки воды, ветер то и дело швырял капли под капюшоны демиургов.
— А здесь кто в депрессии? — удивился Шамбамбукли и плотнее затянул ворот.
— Никто. Это называется "тропический ливень". Пошли.
Демиурги поднялись по скользкому склону, обошли гряду камней и уткнулись носом в высокую деревянную стену.
— Ага, пришли! — Мазукта довольно улыбнулся. — Где-то здесь была дверца…
— А что это такое? — спросил Шамбамбукли.
— Корабль, не видишь?
— Здесь, в горах?
— А ты предпочел бы лезть за ним в болото?
— Нет, но…
Шамбамбукли оглядел сооружение. На корабль оно было мало похоже. Если честно, то больше всего оно напоминало деревянный гроб с орудийной башней, и от этой ассоциации Шамбамбукли опять помрачнел.
Мазукта тем временем нашел в стене корабля плотно закрытую ставню, распахнул ее и крикнул внутрь:
— Ау! Вы там как, готовы?
Из окошка резко пахнуло зверинцем, и раздался многоголосый рёв — курлыканье, рычанье, мычание, ржание и даже чавканье.
— Отлично! — Мазукта снова задраил окошко и окликнул Шамбамбукли. — Эй! Хватайся, понесли.
— Куда? — опешил Шамбамбукли.
— В другой мир, — пояснил Мазукта и, крякнув от натуги, приподнял свою сторону корабля. — Ну, чего стоишь, хватайся!
Шамбамбукли послушно ухватил корабль с другой стороны, и демиурги, кряхтя и отдуваясь, поволокли его на новое место.
— А зачем мы это делаем? — поинтересовался Шамбамбукли на первом же привале, едва переведя дух.
— Так надо, — ответил Мазукта, утираясь платочком. — В том мире, понимаешь, извратилась всякая плоть. Ну вот я и собрал генетически чистые экземпляры, по паре от каждого сохранившегося вида.
— А там устроишь Потоп?
— Ты что, рехнулся? Знаешь, какой мне потом счет за воду придет? Нет, никого я уничтожать не собирался. Зачем? Пускай извращаются, даже интересно, что получится.
— А зачем тогда этих изолируешь в отдельный мир?
— Ну как — зачем? Контрольная группа. Для чистоты эксперимента.
* * *
Сон был беспокойным, очень хотелось проснуться, но никак не получалось. Два голоса спорили, то и дело переходя на повышенные тона — один голос знакомый, родной и вполне ожидаемый, а другой… никогда такого не слышала! Да мало ли что может присниться.
— Уйди, по-хорошему прошу. Не лезь ей в душу.
— Извините, но куда же мне еще лезть?
— А вот никуда и не лезь!
— Это почему же?
— Она моя.
— И вовсе нет! Вы ее что, купили?
— Нет. Я ее люблю.
— Я, представьте, тоже.
Девушка беспокойно перевернулась на другой бок, и голоса испуганно затихли.
— Ты ее чуть не разбудил! — прошептал один.
— Неправда.
— Уйди.
— Не уйду! Я первый был.
— Ха! Я с ней знаком почти с рождения!
— А я — еще до того, как она родилась!
— Я ей дарил цветы, защищал от хулиганов, провожал из школы домой!
— А я расстилал цветочный ковер ей под ноги, отводил в сторону молнии и берег ее дом от пожаров!
— Я переносил ее на руках через лужи, держал зонтик над ее головой…
— А я раздвигал над ней тучи и унимал холодный ветер!
— Я ходил с ней любоваться на закат…
— Который я устроил специально для нее!
— Я рассказывал ей про созвездия…
— Которые я зажигал по ночам!
— Я готов для нее луну с неба достать!
— А я могу сложить к ее ногам тысячи лун!
— Я с ней целовался в подъезде!!!
Наступило долгое молчание.
— А… она?
— А она со мной.
— Значит… вот так..?
— Ага.
Повисло еще более долгое молчание.
— Я ее отобью… — неуверенно произнес незнакомый голос.
— Не отобьешь! — девушка решила наконец вмешаться в свой сон.
— О-о… прошу прощения.
— Ничего страшного. Ты же просто сон, не извиняйся.
— Да… конечно. Я просто сон. Ну… тогда счастья вам?
— Спасибо, — сказала девушка.
— И тебе счастья, — добавил родной любимый голос. — Может, найдешь себе другую какую-нибудь.
— Ничего, я подожду, — уклончиво отозвался незнакомый.
— А теперь иди. Не мешай нам сниться друг другу.
* * *
Правила простые, — сказал демиург Мазукта. — Берешь вот эту штуку, — он поднял в ладонях большую сверкающую каплю, — и бросаешь что есть силы!
Капля ухнула вниз, грянула о дно ящика и разлетелась миллионом крошечных капелек.
— А что теперь? — спросил демиург Шамбамбукли.
— А теперь надо заставить их снова собраться вместе. Всего-то делов.
— А, ну это запросто… — демиург Шамбамбукли протянул руку к каплям, но Мазукта его остановил.
— Они сами должна собраться. Понимаешь? По своей воле.
— А у них и воля есть?
— Есть… что-то вроде того. Это же игра. Каждая капля — модель человеческой души. И действует примерно по тому же алгоритму. Ну, начинай.
— Заставить их объединиться?
— Ага. Побудить к этому.
— Ну, а чего тут сложного? Я дам им язык, общий для всех. Они начнут общаться — и сольются в один народ.
— Дерзай.
Шамбамбукли тут же наделил капли языком. Как только они обрели способность высказывать свое мнение друг о друге, а главное, понимать сказанное — тут же переругались и разошлись в разные стороны. Мазукта хихикнул.
— Теперь моя очередь. Раз один общий язык не годится — я попробую наоборот, дам им великое множество самых разных языков.
Получив несколько десятков разных языков, капли тут же разбились на группы и воинственно уставились на соседей.
— Не помогло, — сказал Шамбамбукли.
— Вижу. Пробуй дальше.
— Я объединю их единой верой! — решил Шамбамбукли.
Единая вера не прижилась. Каждая группа капель тут же начала трактовать постулаты по-своему, и все только хуже перегрызлись.
— Нет-нет! — замахал руками Мазукта. — Не так. Я дам им множество верований, на любой вкус, и каждый найдет веру по себе!
Теперь, разделенные разными религиями, капли разошлись еще дальше друг от друга, некоторые налились рубиново-кровавым цветом и повели крестовые походы на иноверцев, захватывая их и испаряя на кострах.
— Нет, и так не пойдет, — вздохнул Шамбамбукли, когда убитые капли опять вернулись с дождем. — Дать им общую культуру?
— Ну дай.
С культурой произошло то же, что и с религией. Каждый взял лишь то, что понравилось ему, отринув остальное.
— Может, повести их по разным путям развития? — предложил Мазукта. — Противоположности притягиваются, они начнут приглядываться друг к другу, заинтересуются, найдут полезное для себя, смешают культуры… Две основные культуры столкнулись и тысячу лет провели в затяжной бесполезной войне.
— Дать им общего врага?
Но и общий враг не объединил капли — хотя многие сплотились, всегда находились маленькие пронырливые группки, нападавшие на своих с тыла — норовя урвать самой легкой добычи. Когда же общих врагов стало много — целые группы капель стали метаться туда-сюда, заключая и нарушая договора то с той, то с другой стороной, объединяясь и распадаясь, ловя сиюминутную выгоду.
— Да как их, Деструктор побери, собрать вместе?! — не выдержал наконец Шамбамбукли.
— Понятия не имею, — пожал плечами Мазукта и захлопнул ящик. — В эту игру, кажется, еще никто никогда не выигрывал.
* * *
— Шамбамбукли, когда ты последний раз проверял свой почтовый ящик? — спросил демиург Мазукта, удобно развалясь в кресле и обмахиваясь рекламным буклетом.
— Ну, обычно я его проверяю каждые двести-триста лет. А что?
— Из него уже на пол сыплется.
Демиург Шамбамбукли присмотрелся к конверту на коленях у Мазукты и нахмурился.
— Мазукта, а тебе не говорили, что чужие письма читать нехорошо?
— Нелепое суеверие, бытующее среди людей, — отмахнулся Мазукта. — Мы с тобой выше этого.
Он бросил буклет на столик, закинул ногу на ногу и мечтательно уставился в потолок.
— Кстати, раз уж зашел об этом разговор. Шамбамбукли, а ты никогда не хотел опуститься на уровень? Побыть немного человеком?
— То есть? Я же уже был, и не раз.
— Ты притворялся, — пояснил Мазукта. — Это не совсем то.
— И ничего подобного! — возмутился Шамбамбукли. — Я…
— Ты сам себя ограничивал, чтобы казаться человеком, но при этом всегда знал, что эта бодяга — понарошку.
Ты же сам сотворил этот мир, сила твоя в нем немеряна. Разве не так?
— Так, — подумав, согласился Шамбамбукли. — Ну и что?
— Таков закон мироздания, — вздохнув, сказал Мазукта. — Любого мироздания, причем. Демиург не может жить полноценной жизнью в собственноручно сотворенном мире. Для нас это всегда лишь игра, сон, наваждение… Шамбамбукли..?
— А?
— Ты не хочешь немного пожить по-настоящему?
В голове у Шамбамбукли замигал тревожный сигнал, установленный специально для таких случаев.
— Мазукта, — осторожно произнес он, — мне не нравится, как у тебя горят глаза. Ты наверняка задумал какую-то сомнительную авантюру!
— Да ну, ерунда! Не будь таким подозрительным. Вот, смотри.
Мазукта развернул рекламный буклет.
— Наша проблема в том, что мы ничем не ограничены в собственных мирах, кроме своей же собственной воли. Порочный круг. Значит, нам надо найти чужой мир, где наша сила ничего не будет значить!
— Чужой мир..?
— Ну да. Вот, группа демиургов, опытных дизайнеров, предлагает новый проект. Огромный мир, с густонаселенными городами, с обильной дикой природой и красивыми ландшафтами.
— Ну и что? Мы и сами…
— Вот, слушай. "Если Вы устали от бесконечного акта Творения, отдохните в нашем мире. Проживите полную переживаний и событий жизнь простого человека. Вы можете стать кем угодно — воином, торговцем, ученым, даже преступником…"
— Я не понимаю…
— А тут и понимать нечего. Идешь со мной?
— Мазукта, а тебе не кажется..?
— А, оставь!
Мазукта вскочил на ноги и стал расхаживать взад-вперед.
— Что есть наше существование? Мы закисли в однообразии…
— Я — нет, — тихо возразил Шамбамбукли, но Мазукта его не слушал.
— Наша жизнь размеренна и скучна. Где дух авантюризма, где напряжение, где борьба? А нам предлагают — настоящую, ты понимаешь — настоящую жизнь! Жизнь, где имеют значение лишь наши личные качества, а не какая-то зыбкая сверхъестественная сила. Всё реальное, всё взаправду! Короче — ты со мной или нет?
Мазукта лязгнул зубами и вполголоса выругался. При неверном свете костра никак не давалось не то что вытащить — даже разглядеть досаждавшую занозу.
— Ты в порядке? — встревоженно спросил Шамбамбукли.
— О да. Всё просто отлично! — процедил Мазукта.
Шамбамбукли успокоился и подбросил в костер еще веток. Мазукта врал. Ему было паскудно. Сапоги он потерял в болоте, вдобавок промок до нитки и весь перемазался в грязи. В босую пятку коварно вонзился какой-то сучок, а за шиворот заползла пиявка. Теперь же, пока кожаный доспех сох на рогульке перед огнем, Мазукту заживо ели комары. Шамбамбукли потыкал мечом в жарящийся на вертеле окорок гигантской крысы. Крыса подвернулась очень кстати — друзья уже успели проголодаться, а до ближайшего поселения было еще далеко. Вдобавок с ее трупа Шамбамбукли снял пару клепаных перчаток — он еще долго удивлялся, зачем они были нужны крысе.
— Я очень рад, что тебе здесь нравится, — с чувством произнес Шамбамбукли и протянул Мазукте кусок жареного мяса. — Действительно, свежий воздух, здоровый образ жизни… кхм, натуральное питание.
Мазукта взял протянутый кусок и принялся мрачно его пережевывать. Крысятина была пережаренной и жесткой как подошва. У Мазукты бурчало в животе, но он твердо решил не выказывать слабости и приберечь зелье Малого Лечения на самый крайний случай. Шамбамбукли грыз свою порцию как ни в чем не бывало и выглядел, на взгляд Мазукты, возмутительно умиротворенным.
— Ты еще не упомянул активные физические упражнения, — ядовито заметил Мазукта.
— Да, верно, — Шамбамбукли мечтательно улыбнулся в темноту над костром. — Упыри, гарпии, крылатые ужасы… Посмотри, как у меня бицепсы окрепли! — он согнул руку, и под кольчугой заиграли литые мышцы. — Даже мозоли уже зажили.
— Поздравляю, — буркнул Мазукта.
— Вот только… — Шамбамбукли задумчиво нахмурился, и его безмятежный лоб пересекла тревожная складка. — Ты уверен, что настоящие простые люди живут именно так?
* * *
Демиург Мазукта сидел в гостях у своего друга демиурга Шамбамбукли и пил кофе со сливками. Сам Шамбамбукли пил какао.
— Слушай, чего расскажу, — начал Мазукта.
— Ну?
— Замесил я недавно Хаос. А сам отлучился ненадолго. Ну, ты помнишь, мы с тобой вместе отлучались.
— Помню. И что?
— Я рассчитывал, что к моему возвращению Хаос как-раз подойдет. А он прокис.
— Мои соболезнования, — Шамбамбукли состроил сочувственную гримасу и долил себе сливок в какао. — А что тут интересного? Такое со всеми случается.
— Хаос прокис, — продолжал Мазукта. — И расслоился. Твердь створожилась и осела вниз, а небо всплыло наверх. А поскольку меня не было, то они под шумок поженились.
— Кто?
— Земля и небо. И нарожали кучу детей самого уродского вида. Самый старший пожрал всех своих братьев, а с сестрами стал сожительствовать. И тоже нарожал кучу уродов…
— А об этом обязательно рассказывать во время еды? — поинтересовался Шамбамбукли.
— Да ты слушай! Его дети собрались, пришили папашу и расчленили его. Из волос сделали деревья и траву, из костей — горы, из крови — моря, из кишок — болота, из ногтей…
Шамбамбукли поперхнулся, отодвинул от себя чашку и утер рот.
— Мазукта! То, что ты рассказываешь, очень интересно, но…
— А потом они собрали божественное семя своего убитого отца, смешали с дерьмом и сделали первого человека…
— Мазукта! Эта космогония очень длинная или нет? Меня сейчас стошнит.
Мазукта посмотрел на друга с обидой.
— Ну, ладно. Тогда я вкратце. Были долгие темные века, когда на земле проходу не было от разнообразных больших и малых богов, титанов, природных духов и иже с ними. Они, само собой, дрались друг с другом, одних поубивали, другие сами подевались куда-то. Люди выступали то за одну, то за другую сторону, строили и разрушали храмы — ну, ты представляешь.
— Представляю.
— В конце концов боги почти перебили друг друга. Трупы поверженных врагов они проглотили, а затем отрыгнули в небо и получились созвездия…
— Мазукта!
— А чего? Я что, виноват, что так получилось? Меня там вообще не было! Короче, последние оставшиеся из богов отошли от дел и удалились на облака от греха подальше.
— Это всё?
— Нет. Люди в их отсутствие напридумывали себе уйму разных дурацких верований, и здорово передрались между собой. Но в конце концов восторжествовала одна догма, у которой нашлись самые сильные защитники. Сейчас там почти все верят, что у мира изначально, еще до Хаоса, был один-единственный творец.
— Ну вот и хорошо, — кивнул демиург Шамбамбукли и расслабился. — Я очень рад, что твоя история наконец закончилась, и можно спокойно попить какао. Люди вернулись к истокам и уверовали в тебя. Поздравляю.
— Да было бы с чем… — невесело усмехнулся демиург Мазукта. — Как, по-твоему, они называют своего творца?
* * *
— Ха! Ты посмотри, какое я письмо получил!
Демиург Мазукта протянул демиургу Шамбамбукли распечатанный конверт.
— Какой-то придурок спрашивает, в чем смысл жизни!
— А что тут смешного? — удивился Шамбамбукли.
— Ну как же! Ты вслушайся, вопрос-то какой: в чем смысл жизни? Нет, каково?
— А в чем он, смысл-то?
Мазукта поперхнулся.
— Повтори, что ты сказал?
— Я говорю, а в чем он, этот смысл?
Мазукта разочарованно вздохнул.
— Мда… Ты бы еще спросил, с какой скоростью течет время. Или сколько весит масса.
— Не понимаю…
— А тут и понимать нечего! Смысл есть производная от жизни. Только для неё существуют такие понятия, как «польза» или «вред». А соответственно, и «смысл». Потому что смысл равняется сумме пользы и вреда, деленной на жизнь. Ясно теперь?
— Хм… Угу. Конечно. Да. Ты прав. Очень смешная шутка.
* * *
Демиург Мазукта расстелил на столе игровое поле, расставил фигурки и взял в руки кубик.
— Ну, начинаем?
— Начинаем! — охотно согласился демиург Шамбамбукли. — Бросай.
Мазукта бросил кубик и довольно хмыкнул.
— Ага! Я играю белыми, а ты черными.