Страница:
— Ваше очарование, мадемуазель, служит украшением нашего двора. Но вы должны научиться улыбаться.
За суматохой, связанной с приготовлениями к отъезду, домашними делами, сбором белья и посуды Бастин совершенно забыла о своем страхе перед этим ужасным новым миром. Маркиз построит для своей дамы великолепный дворец среди диких земель, и Бастин будет одной из его жительниц. Каждый предмет был дорог ее сердцу, и она не могла пропустить ни единой шкатулки. Простыни, белье и шерстяные одеяла! Ее господин и госпожа должны спать в тепле среди этой суровой зимы. Если бы только Маргерит могла забыть…
Несмотря на зловоние, к которому вскоре прибавился запах рыбы и соли, это был симпатичный городок с оштукатуренными белыми домиками и длинными извилистыми улочками, заполненными состоятельными и независимыми горожанами.
Сопровождавший их из Парижа монсеньер де Бомон, чье явное увлечение Маргерит породило в сердце няни бесплодную надежду, придержал коня, чтобы показать им в конец улицы.
— Море, мадемуазель! Разве это не радует вас?
Маргерит кивнула и слабо улыбнулась, но даже не повернула головы, чтобы посмотреть. «Он — как я, — подумала Бастин. — Он делает все возможное, чтобы поднять ее дух, но все тщетно. Ей все равно, едет она или стоит. Даже Бог и пресвятая Богородица не могут ее утешить. Ее молитвы стали небрежными».
Они выехали на пристань и у Бастин перехватило дух. Огромные барки с возвышающимися надстройками, покрытыми резьбой и украшенными серпантином, твердо стояли среди сверкающей воды. Их мачты были украшены яркими разноцветными знаменами короля, дофина, Турнона и Роберваля, развевающимися на фоне голубого неба.
Пристань была заполнена моряками, солдатами, уличными торговцами, портовыми девками и любопытными горожанами, разномастной толпой. Но среди толпы легко было различить будущих колонистов по их бледным, безжизненным лицам. Они сбились в группы — по крайней мере те, что не были закованы в кандалы — а рядом с ними стояли стражники, наблюдавшие за тем, чтобы никто из них не передумал. Женщины плакали или стояли с каменными лицами, прижимая к своим юбкам испуганных детей.
Шпага Бомона сверкнула на солнце.
— Расступитесь! — закричал он, и толпа повиновалась, уставившись на прекрасную благородную даму в голубой бархатной накидке с белым воротником, своим цветом соперничающим с ее лицом, с золотистыми волосами, собранными под небольшой бархатной шапочкой. Бастин забыла о своем происхождении и выпрямилась, чтобы выглядеть как подобает дворянке.
Монсеньер де Сан-Терре, лейтенант вице-короля, увидел их, заторопился навстречу и склонился к руке Маргерит.
— Ваши дядя и тетя приносят свои извинения, мадемуазель. Они задерживаются в ратуше с мэром. Вице-король просит, чтобы вы поднимались на флагманский корабль и устраивались там, потому что мы надеемся отплыть сегодня.
— Спасибо, монсеньер.
Он протянул руку, и Маргерит позволила ему снять себя с седла. Бастин с удовлетворением отметила, что Бомон с завистью посмотрел на своего товарища. Если бы Маргерит хоть немного постаралась, ее супружество с этим пожилым маркизом не было бы таким скучным. Они все любили бы ее!
— Я провожу дам в их каюты, — сказал Бомон. — Вам не обязательно оставлять свой корабль без присмотра, Сен-Терр.
— Да, спасибо, монсеньер. Вам не стоит беспокоиться… — Маргерит протянула руку.
— Но это не доставляет мне беспокойства, мадемуазель, — лицо лейтенанта залилось краской. — Это моя обязанность…
Бастин попыталась не застонать, спускаясь на землю, и последовала за троицей: два великолепных офицера сопровождали равнодушную красавицу к трапу, соединявшему ближайший корабль с пристанью.
Внезапно отчаянный крик остановил их. Маргерит обернулась.
— Нет! Пустите меня! Нет!
К другому трапу направлялась скованная цепью группа бородатых каторжников — угрюмых и ни во что не верящих. На одном из них отчаянно повисла молодая женщина, прижавшись розовой щечкой к растрепанной седеющей бороде каторжника. Ее возгласы были обращены к солдатам, пытавшимся оттащить ее.
— Пустите меня! Пустите меня к нему! Тигр, не оставляй меня!
— Что происходит? — в ужасе спросила Маргерит.
Сан-Терре тихо переговорил с солдатом и вернулся к ним.
— Ничего особенного, мадемуазель, вам не стоит волноваться.
— Но что?.. — Маргерит направилась к кричащей женщине, которая, почувствовав интерес к себе, бросилась ей в ноги.
— Спасите меня! Позвольте мне ехать! Вы понимаете, я люблю его!
— Идем, милая… — начала Бастин, но замолчала, заметив слабый румянец на щеках своей воспитанницы и слезы в ее глазах, которых она не видела с тех самых пор, когда Маргерит узнала о смерти Пьера.
— Кто она? Почему она не может поехать с ним?
— Эта женщина, — сказал офицер извиняющимся тоном, — жительница этого города. Этот человек был освобожден из местной тюрьмы, и теперь она хочет ехать с ним.
Женщина перестала кричать и слушала, затаив дыхание. Потом она разразилась мольбой.
— Ради Бога, сударыня! Я люблю его! Он мой!
Маргерит посмотрела на девушку. Та была молода, ненамного старше ее самой. Затем удивленно повернулась к обросшему каторжнику. Тот скорчил просительную мину.
— Умоляю вас, мадемуазель. Она — моя маленькая любовь.
Маргерит перевела взгляд на Сен-Терра.
— Но почему?.. — спросила она. — Когда столько людей отказываются ехать…
— Она не подходит, мадемуазель.
— Не подходит? — Маргерит осмотрела потерянные и отчаявшиеся лица, грязные лохмотья и сбитые кандалами руки и ноги.
Бомон решительно шагнул вперед.
— Разве это нужно обсуждать? — сказал он, обращаясь к Сен-Терру. — Если мадемуазель желает!..
— Конечно, — торопливо согласился лейтенант. — Если мадемуазель желает этого!
— Я желаю! Желаю! — с нетерпением закивала Маргерит.
Женщина опустилась на землю, выражая облегчение потоком слез. Каторжники и остальные несчастные путешественники неожиданно завопили:
— Да здравствует принцесса! Святая! Святая!
Прежде чем кто-то успел его остановить, Тигр поймал полу накидки Маргерит и поднес ее к губам.
Маргерит отшатнулась, ужаснувшись диким крикам и его прикосновению. Бомон зло отшвырнул каторжника ногой.
Взгляд Тигра был глубоким и печальным.
— Я буду молиться за вас, мадемуазель. За ваше счастье… и вашу любовь!
Некоторое время она оторопело смотрела на него, а потом вдруг по ее щекам потекли слезы.
— Спасибо! — прошептала она. — Спасибо!
Отвернувшись, она заторопилась к трапу.
ГЛАВА 32
ГЛАВА 33
ГЛАВА 34
ГЛАВА 35
ГЛАВА 36
За суматохой, связанной с приготовлениями к отъезду, домашними делами, сбором белья и посуды Бастин совершенно забыла о своем страхе перед этим ужасным новым миром. Маркиз построит для своей дамы великолепный дворец среди диких земель, и Бастин будет одной из его жительниц. Каждый предмет был дорог ее сердцу, и она не могла пропустить ни единой шкатулки. Простыни, белье и шерстяные одеяла! Ее господин и госпожа должны спать в тепле среди этой суровой зимы. Если бы только Маргерит могла забыть…
Несмотря на зловоние, к которому вскоре прибавился запах рыбы и соли, это был симпатичный городок с оштукатуренными белыми домиками и длинными извилистыми улочками, заполненными состоятельными и независимыми горожанами.
Сопровождавший их из Парижа монсеньер де Бомон, чье явное увлечение Маргерит породило в сердце няни бесплодную надежду, придержал коня, чтобы показать им в конец улицы.
— Море, мадемуазель! Разве это не радует вас?
Маргерит кивнула и слабо улыбнулась, но даже не повернула головы, чтобы посмотреть. «Он — как я, — подумала Бастин. — Он делает все возможное, чтобы поднять ее дух, но все тщетно. Ей все равно, едет она или стоит. Даже Бог и пресвятая Богородица не могут ее утешить. Ее молитвы стали небрежными».
Они выехали на пристань и у Бастин перехватило дух. Огромные барки с возвышающимися надстройками, покрытыми резьбой и украшенными серпантином, твердо стояли среди сверкающей воды. Их мачты были украшены яркими разноцветными знаменами короля, дофина, Турнона и Роберваля, развевающимися на фоне голубого неба.
Пристань была заполнена моряками, солдатами, уличными торговцами, портовыми девками и любопытными горожанами, разномастной толпой. Но среди толпы легко было различить будущих колонистов по их бледным, безжизненным лицам. Они сбились в группы — по крайней мере те, что не были закованы в кандалы — а рядом с ними стояли стражники, наблюдавшие за тем, чтобы никто из них не передумал. Женщины плакали или стояли с каменными лицами, прижимая к своим юбкам испуганных детей.
Шпага Бомона сверкнула на солнце.
— Расступитесь! — закричал он, и толпа повиновалась, уставившись на прекрасную благородную даму в голубой бархатной накидке с белым воротником, своим цветом соперничающим с ее лицом, с золотистыми волосами, собранными под небольшой бархатной шапочкой. Бастин забыла о своем происхождении и выпрямилась, чтобы выглядеть как подобает дворянке.
Монсеньер де Сан-Терре, лейтенант вице-короля, увидел их, заторопился навстречу и склонился к руке Маргерит.
— Ваши дядя и тетя приносят свои извинения, мадемуазель. Они задерживаются в ратуше с мэром. Вице-король просит, чтобы вы поднимались на флагманский корабль и устраивались там, потому что мы надеемся отплыть сегодня.
— Спасибо, монсеньер.
Он протянул руку, и Маргерит позволила ему снять себя с седла. Бастин с удовлетворением отметила, что Бомон с завистью посмотрел на своего товарища. Если бы Маргерит хоть немного постаралась, ее супружество с этим пожилым маркизом не было бы таким скучным. Они все любили бы ее!
— Я провожу дам в их каюты, — сказал Бомон. — Вам не обязательно оставлять свой корабль без присмотра, Сен-Терр.
— Да, спасибо, монсеньер. Вам не стоит беспокоиться… — Маргерит протянула руку.
— Но это не доставляет мне беспокойства, мадемуазель, — лицо лейтенанта залилось краской. — Это моя обязанность…
Бастин попыталась не застонать, спускаясь на землю, и последовала за троицей: два великолепных офицера сопровождали равнодушную красавицу к трапу, соединявшему ближайший корабль с пристанью.
Внезапно отчаянный крик остановил их. Маргерит обернулась.
— Нет! Пустите меня! Нет!
К другому трапу направлялась скованная цепью группа бородатых каторжников — угрюмых и ни во что не верящих. На одном из них отчаянно повисла молодая женщина, прижавшись розовой щечкой к растрепанной седеющей бороде каторжника. Ее возгласы были обращены к солдатам, пытавшимся оттащить ее.
— Пустите меня! Пустите меня к нему! Тигр, не оставляй меня!
— Что происходит? — в ужасе спросила Маргерит.
Сан-Терре тихо переговорил с солдатом и вернулся к ним.
— Ничего особенного, мадемуазель, вам не стоит волноваться.
— Но что?.. — Маргерит направилась к кричащей женщине, которая, почувствовав интерес к себе, бросилась ей в ноги.
— Спасите меня! Позвольте мне ехать! Вы понимаете, я люблю его!
— Идем, милая… — начала Бастин, но замолчала, заметив слабый румянец на щеках своей воспитанницы и слезы в ее глазах, которых она не видела с тех самых пор, когда Маргерит узнала о смерти Пьера.
— Кто она? Почему она не может поехать с ним?
— Эта женщина, — сказал офицер извиняющимся тоном, — жительница этого города. Этот человек был освобожден из местной тюрьмы, и теперь она хочет ехать с ним.
Женщина перестала кричать и слушала, затаив дыхание. Потом она разразилась мольбой.
— Ради Бога, сударыня! Я люблю его! Он мой!
Маргерит посмотрела на девушку. Та была молода, ненамного старше ее самой. Затем удивленно повернулась к обросшему каторжнику. Тот скорчил просительную мину.
— Умоляю вас, мадемуазель. Она — моя маленькая любовь.
Маргерит перевела взгляд на Сен-Терра.
— Но почему?.. — спросила она. — Когда столько людей отказываются ехать…
— Она не подходит, мадемуазель.
— Не подходит? — Маргерит осмотрела потерянные и отчаявшиеся лица, грязные лохмотья и сбитые кандалами руки и ноги.
Бомон решительно шагнул вперед.
— Разве это нужно обсуждать? — сказал он, обращаясь к Сен-Терру. — Если мадемуазель желает!..
— Конечно, — торопливо согласился лейтенант. — Если мадемуазель желает этого!
— Я желаю! Желаю! — с нетерпением закивала Маргерит.
Женщина опустилась на землю, выражая облегчение потоком слез. Каторжники и остальные несчастные путешественники неожиданно завопили:
— Да здравствует принцесса! Святая! Святая!
Прежде чем кто-то успел его остановить, Тигр поймал полу накидки Маргерит и поднес ее к губам.
Маргерит отшатнулась, ужаснувшись диким крикам и его прикосновению. Бомон зло отшвырнул каторжника ногой.
Взгляд Тигра был глубоким и печальным.
— Я буду молиться за вас, мадемуазель. За ваше счастье… и вашу любовь!
Некоторое время она оторопело смотрела на него, а потом вдруг по ее щекам потекли слезы.
— Спасибо! — прошептала она. — Спасибо!
Отвернувшись, она заторопилась к трапу.
ГЛАВА 32
Каюта полубака находилась довольно высоко в носовой части корабля, но ее преимущества подавлял гигантский ют, возвышавшийся над судном подобно неустойчивой башне. Открытая палуба находилась почти вровень с ватерлинией. Каюта вице-короля располагалась на корме, и Маргерит была благодарна разделявшей их палубе, заваленной различной оснасткой и бухтами канатов.
Она совершенно не обращала внимания на ворчание Бастин относительно неудобств их каюты, предназначенной на Бог знает какое время стать их домом. Маргерит постояла в дверях, а потом вышла на палубу.
Происшествие на пристани взволновало ее, разбудив ощущения, которые, казалось, уже умерли в ней. Слова женщины: «Вы понимаете, я люблю его!»— снова и снова звучали в ее сознании. Так же отчаянно она любила сама, и эта любовь оказалась трагической. Невероятно! Даже Бастин не могла поверить, что любовь — это все! Она прошла на корму и облокотилась на перила. Ей не хотелось ничего чувствовать. И все же это казалось приятным и ненавистным одновременно: эти глубокие чувства и разбуженная реальность. Маргерит досталось так мало счастья, но оно так много для нее значило!
Давно забытые слезы снова ослепили ее. Внезапно она угадала, что сзади к ней приближается Бастин, и закрыла глаза рукой. Только бы не еще одна сцена, подобная той, что разыгралась в каюте. Бастин бранилась, а Маргерит лежала на кровати, пытаясь подавить рыдания.
— Вице-короля еще нет?
— Думаю, что нет, — выдавила Маргерит.
— Какой сегодня чудесный день, не правда ли?
Девушка посмотрела на яркое солнце, разноцветные паруса рыбачьих лодок, мелькающие среди голубизны моря, на две башни — Святого Николая и Цепную, которые охраняли гавань подобно двум братьям по оружию, высокому и низкому.
— Это доброе предзнаменование. Мы должны отплыть сего дня.
— Монсеньер де Сен-Терр подтвердил, что мой дядя намеревается это сделать. — Маргерит посмотрела на пристань. — Мы уже почти загрузились.
— Смотри! — показала Бастин. — Дикарь!
На пристани стоял мужчина, одетый по-дворянски, отличавшийся от остальных рыцарей только ростом, цветом кожи и словно гравированным профилем.
— Одна из девушек сказала мне, что он будет здесь, — возбужденно воскликнула Бастин. — Его взял в плен Картье и привез в подарок королю, и теперь он стал таким же французом, как и любой из нас, и даже перешел в нашу веру. Он остается здесь и женится на француженке. Только представь себе! Он пришел посмотреть на наше отплытие.
Маргерит была поражена его проницательным взором, который, казалось, видел через море тот лес, где он бродил когда-то, обнаженный, как младенец. Она вспомнила небрежное отношение Турнона к пленным туземцам и свою собственную реакцию. Как странно, должно быть, переместиться в другой мир, из которого нет возврата. Маргерит чувствовала его ностальгию и жадно смотрела на свою родину, которую ей, возможно, не суждено было больше увидеть. Вид нескольких отчаявшихся эмигрантов, которые все еще ждали, что их загонят в трюм корабля, тронул ее сердце. Возможно, они были добровольцами, разочаровавшимися в своей никчемной жизни, и настроились смотреть в лицо опасности в надежде на лучшую жизнь. Женщины не плакали, а мужчины не раболепствовали. Их лица были напряжены. Для них это был прыжок в неизвестность.
Изучающий взгляд Маргерит неожиданно наткнулся на молодого офицера, ожидающего приказа грузить своих подчиненных. Он не обращал внимания на каторжников, а внимательно смотрел на Маргерит, что в конце концов и привлекло ее взгляд.
Она почти уже отвела глаза, но вдруг изумленно застыла, а ее рот открылся.
— Маменька! — вскрикнула она и схватилась за перила.
Бастин подскочила к ней.
— Боже мой!
Офицер прижал палец к губам.
— Пьер! — ей показалось, что она закричала, но на самом деле ее голос был едва слышен.
Она ринулась к трапу, но Бастин сильно одернула ее.
— Ты хочешь его смерти?
Маргерит закрыла глаза.
— Это он? Это он?
— Слава Богу, он! — Бастин обняла девушку и почти силой повела в каюту.
Она совершенно не обращала внимания на ворчание Бастин относительно неудобств их каюты, предназначенной на Бог знает какое время стать их домом. Маргерит постояла в дверях, а потом вышла на палубу.
Происшествие на пристани взволновало ее, разбудив ощущения, которые, казалось, уже умерли в ней. Слова женщины: «Вы понимаете, я люблю его!»— снова и снова звучали в ее сознании. Так же отчаянно она любила сама, и эта любовь оказалась трагической. Невероятно! Даже Бастин не могла поверить, что любовь — это все! Она прошла на корму и облокотилась на перила. Ей не хотелось ничего чувствовать. И все же это казалось приятным и ненавистным одновременно: эти глубокие чувства и разбуженная реальность. Маргерит досталось так мало счастья, но оно так много для нее значило!
Давно забытые слезы снова ослепили ее. Внезапно она угадала, что сзади к ней приближается Бастин, и закрыла глаза рукой. Только бы не еще одна сцена, подобная той, что разыгралась в каюте. Бастин бранилась, а Маргерит лежала на кровати, пытаясь подавить рыдания.
— Вице-короля еще нет?
— Думаю, что нет, — выдавила Маргерит.
— Какой сегодня чудесный день, не правда ли?
Девушка посмотрела на яркое солнце, разноцветные паруса рыбачьих лодок, мелькающие среди голубизны моря, на две башни — Святого Николая и Цепную, которые охраняли гавань подобно двум братьям по оружию, высокому и низкому.
— Это доброе предзнаменование. Мы должны отплыть сего дня.
— Монсеньер де Сен-Терр подтвердил, что мой дядя намеревается это сделать. — Маргерит посмотрела на пристань. — Мы уже почти загрузились.
— Смотри! — показала Бастин. — Дикарь!
На пристани стоял мужчина, одетый по-дворянски, отличавшийся от остальных рыцарей только ростом, цветом кожи и словно гравированным профилем.
— Одна из девушек сказала мне, что он будет здесь, — возбужденно воскликнула Бастин. — Его взял в плен Картье и привез в подарок королю, и теперь он стал таким же французом, как и любой из нас, и даже перешел в нашу веру. Он остается здесь и женится на француженке. Только представь себе! Он пришел посмотреть на наше отплытие.
Маргерит была поражена его проницательным взором, который, казалось, видел через море тот лес, где он бродил когда-то, обнаженный, как младенец. Она вспомнила небрежное отношение Турнона к пленным туземцам и свою собственную реакцию. Как странно, должно быть, переместиться в другой мир, из которого нет возврата. Маргерит чувствовала его ностальгию и жадно смотрела на свою родину, которую ей, возможно, не суждено было больше увидеть. Вид нескольких отчаявшихся эмигрантов, которые все еще ждали, что их загонят в трюм корабля, тронул ее сердце. Возможно, они были добровольцами, разочаровавшимися в своей никчемной жизни, и настроились смотреть в лицо опасности в надежде на лучшую жизнь. Женщины не плакали, а мужчины не раболепствовали. Их лица были напряжены. Для них это был прыжок в неизвестность.
Изучающий взгляд Маргерит неожиданно наткнулся на молодого офицера, ожидающего приказа грузить своих подчиненных. Он не обращал внимания на каторжников, а внимательно смотрел на Маргерит, что в конце концов и привлекло ее взгляд.
Она почти уже отвела глаза, но вдруг изумленно застыла, а ее рот открылся.
— Маменька! — вскрикнула она и схватилась за перила.
Бастин подскочила к ней.
— Боже мой!
Офицер прижал палец к губам.
— Пьер! — ей показалось, что она закричала, но на самом деле ее голос был едва слышен.
Она ринулась к трапу, но Бастин сильно одернула ее.
— Ты хочешь его смерти?
Маргерит закрыла глаза.
— Это он? Это он?
— Слава Богу, он! — Бастин обняла девушку и почти силой повела в каюту.
ГЛАВА 33
Маргерит лежала, уткнувшись лицом в матрац. Умом она осознавала, что Бастин права, но сопротивлялась сердцем, почти ненавидя ее. Маргерит так желала обнять Пьера, пренебрегая всем миром! но он предупредил ее, и опасение за его жизнь одержало верх.
Снаружи раздались шаги, но не его, и Маргерит отвернулась. Бастин вошла в каюту и закрыла дверь.
— Что случилось?
— Твой дядя на корабле. Он вместе с мадам принимает мэра и его свиту в своей каюте. Он хочет, чтобы и ты пришла.
— Я не хочу!
— Ты должна! От этого зависит твоя жизнь, да и его тоже. Он не только жив, но и плывет с нами, хотя его и не должно было быть здесь.
— Я должна его увидеть!
— Увидишь, и сейчас же! Но ты не смеешь показывать… никто не должен знать. О, Господи! Как мы все это переживем?
Одетая в желтую тафту, с аккуратно подкрашенными кармином губами, Маргерит шла по палубе мимо экипажа, мимо привязанных животных и птиц в клетках. Она пристально разглядывала лица, чтобы убедиться, что она не поддалась самообману. Глядя на нее, ни один человек не догадался бы, что творится в ее душе. Несмотря на показное безразличие, сердце пело от радости.
Пьер стоял возле каюты вице-короля среди других офицеров, и ее взгляд скользнул мимо, но улыбка, с которой она встретила Бомона и Сен-Терра, выразила всю радость от встречи с ним.
— Подожди меня здесь, маменька, — сказала она, прежде чем войти в каюту. Бастин должна была как-то перемолвиться с ним несколькими словами.
Тетя встретила Маргерит объятиями.
— Ты выглядишь обворожительно, милая.
То, что тетя оставалась во Франции для улаживания их дел, было большим облегчением для Маргерит: ведь больше своего дяди она боялась женской проницательности Элен. Так что сейчас она почти с благодарностью обняла ее. Потом Маргерит склонилась в реверансе перед вице-королем и мэром.
— И вы прятали от нас это сокровище, монсеньер! — возмутился мэр. — Она великолепна! Слишком хороша для дикарей… и для Турнона тоже.
Дядя самодовольно улыбнулся, словно комплименты предназначались ему.
— Морской воздух, безусловно, пошел тебе на пользу, племянница, — сказал он, заметив румянец на щеках Маргерит. — Ты выглядишь лучше, чем в Париже.
Маргерит ответила очередным книксеном.
— Это самый удачный день, дядя.
Она встала рядом с тетей и им представили офицеров флота: монсеньер де Сен-Терр, монсеньер де Бомон, капитан Гуэнкур, монсеньер Нор-Фонтен, монсеньер де Фроти, монсеньер де Сен-Жан… Ее глаза на секунду задержались на лице монсеньера де Сен-Жана, но он нимало не смутился, едва взглянув на Маргерит… Вот монсеньер де Мире и монсеньер де Руа. Все эти господа были первым дворянством Новой Франции. Они покинули каюту сразу после того, как были представлены. И Маргерит поспешила откланяться, попросив разрешения уйти, пока тетя обнималась с дядей.
— Еще увидимся, племянница, — сказала тетя. — Вся жизнь впереди.
«Я боюсь будущего, — подумала Маргерит. — Моя жизнь продолжается именно сейчас».
Снаружи ее ждали Бастин и Пьер.
— Монсеньер де Сен-Жан был так добр, что предложил проводить нас до каюты.
— С большим удовольствием, мадемуазель, — сказал Пьер. — Если бы мое начальство не было связано с командованием флота, мне никогда бы не позволили отправиться в это плавание.
— Вы так добры, монсеньер, — пока он помогал ей перебираться через снасти, Маргерит изо всех сил сжимала его руку.
Как только они пересекли палубу, над их головами развернулись паруса. Теперь Маргерит едва находила в себе силы дождаться отплытия.
Пьер был здесь, рядом, на корабле — он не мог скрыться от нее.
Он подвел Маргерит к каюте. Бастин стояла довольно близко, чтобы со стороны казалось, что она тоже принимает участие в разговоре. Маргерит неохотно отпустила руку Пьера.
— Они сказали, что ты мертв!
— Я и был почти что мертвецом в Кастелло.
— Ты был ранен?
Он кивнул.
— Но сейчас все в порядке. Дорогая, я все расскажу тебе позже. Помни, что ты — моя жена, и сейчас мы вместе!
Маргерит закрыла глаза.
— Что мы будем делать?
— Я приду к тебе сегодня вечером. Но мы должны быть очень осторожны, чтобы никто не догадался до самой Канады. А там генерал Картье поможет нам.
Прогремел выстрел из пушки, огромные паруса поставили по ветру. Корабль отошел от пристани и накренился, потому что все пассажиры собрались у одного борта, глядя на берег. Корабли медленно выстроились в кильватерную колонну и прошли между двух башен.
Снаружи раздались шаги, но не его, и Маргерит отвернулась. Бастин вошла в каюту и закрыла дверь.
— Что случилось?
— Твой дядя на корабле. Он вместе с мадам принимает мэра и его свиту в своей каюте. Он хочет, чтобы и ты пришла.
— Я не хочу!
— Ты должна! От этого зависит твоя жизнь, да и его тоже. Он не только жив, но и плывет с нами, хотя его и не должно было быть здесь.
— Я должна его увидеть!
— Увидишь, и сейчас же! Но ты не смеешь показывать… никто не должен знать. О, Господи! Как мы все это переживем?
Одетая в желтую тафту, с аккуратно подкрашенными кармином губами, Маргерит шла по палубе мимо экипажа, мимо привязанных животных и птиц в клетках. Она пристально разглядывала лица, чтобы убедиться, что она не поддалась самообману. Глядя на нее, ни один человек не догадался бы, что творится в ее душе. Несмотря на показное безразличие, сердце пело от радости.
Пьер стоял возле каюты вице-короля среди других офицеров, и ее взгляд скользнул мимо, но улыбка, с которой она встретила Бомона и Сен-Терра, выразила всю радость от встречи с ним.
— Подожди меня здесь, маменька, — сказала она, прежде чем войти в каюту. Бастин должна была как-то перемолвиться с ним несколькими словами.
Тетя встретила Маргерит объятиями.
— Ты выглядишь обворожительно, милая.
То, что тетя оставалась во Франции для улаживания их дел, было большим облегчением для Маргерит: ведь больше своего дяди она боялась женской проницательности Элен. Так что сейчас она почти с благодарностью обняла ее. Потом Маргерит склонилась в реверансе перед вице-королем и мэром.
— И вы прятали от нас это сокровище, монсеньер! — возмутился мэр. — Она великолепна! Слишком хороша для дикарей… и для Турнона тоже.
Дядя самодовольно улыбнулся, словно комплименты предназначались ему.
— Морской воздух, безусловно, пошел тебе на пользу, племянница, — сказал он, заметив румянец на щеках Маргерит. — Ты выглядишь лучше, чем в Париже.
Маргерит ответила очередным книксеном.
— Это самый удачный день, дядя.
Она встала рядом с тетей и им представили офицеров флота: монсеньер де Сен-Терр, монсеньер де Бомон, капитан Гуэнкур, монсеньер Нор-Фонтен, монсеньер де Фроти, монсеньер де Сен-Жан… Ее глаза на секунду задержались на лице монсеньера де Сен-Жана, но он нимало не смутился, едва взглянув на Маргерит… Вот монсеньер де Мире и монсеньер де Руа. Все эти господа были первым дворянством Новой Франции. Они покинули каюту сразу после того, как были представлены. И Маргерит поспешила откланяться, попросив разрешения уйти, пока тетя обнималась с дядей.
— Еще увидимся, племянница, — сказала тетя. — Вся жизнь впереди.
«Я боюсь будущего, — подумала Маргерит. — Моя жизнь продолжается именно сейчас».
Снаружи ее ждали Бастин и Пьер.
— Монсеньер де Сен-Жан был так добр, что предложил проводить нас до каюты.
— С большим удовольствием, мадемуазель, — сказал Пьер. — Если бы мое начальство не было связано с командованием флота, мне никогда бы не позволили отправиться в это плавание.
— Вы так добры, монсеньер, — пока он помогал ей перебираться через снасти, Маргерит изо всех сил сжимала его руку.
Как только они пересекли палубу, над их головами развернулись паруса. Теперь Маргерит едва находила в себе силы дождаться отплытия.
Пьер был здесь, рядом, на корабле — он не мог скрыться от нее.
Он подвел Маргерит к каюте. Бастин стояла довольно близко, чтобы со стороны казалось, что она тоже принимает участие в разговоре. Маргерит неохотно отпустила руку Пьера.
— Они сказали, что ты мертв!
— Я и был почти что мертвецом в Кастелло.
— Ты был ранен?
Он кивнул.
— Но сейчас все в порядке. Дорогая, я все расскажу тебе позже. Помни, что ты — моя жена, и сейчас мы вместе!
Маргерит закрыла глаза.
— Что мы будем делать?
— Я приду к тебе сегодня вечером. Но мы должны быть очень осторожны, чтобы никто не догадался до самой Канады. А там генерал Картье поможет нам.
Прогремел выстрел из пушки, огромные паруса поставили по ветру. Корабль отошел от пристани и накренился, потому что все пассажиры собрались у одного борта, глядя на берег. Корабли медленно выстроились в кильватерную колонну и прошли между двух башен.
ГЛАВА 34
Бастин и Маргерит в темноте сидели на кроватях. Снаружи доносился шум моря, а корабль то поднимался волной, то проваливался вниз. Женщин понемногу укачивало. Каюта была маленькой и уютной, несмотря на странность обстановки, а под ними было темное и незнакомое море. Они молчали.
Наконец послышались быстрые шаги. Не успел Пьер постучать, как Маргерит открыла дверь. Пьер проскользнул в каюту, и они прижались друг к другу, затаив дыхание. Его губы были жесткими, а объятья — крепкими, но Маргерит этого было недостаточно: она хотела дотрагиваться до его тела, его плеч, его шеи. Она немного отстранилась, чтобы глотнуть воздуха, но ее руки продолжали ласкать его.
— Жена моя! Любовь моя!
Она не могла говорить, и без сил прижалась к его груди.
— Что с тобой? — тревожно спросил он. — Бастин, дайте ей вина.
Он подвел девушку к кровати. Она посадила его рядом, не разжимая объятий даже для того, чтобы взять бокал с вином. Пьер поднес бокал к ее губам.
— Тебе лучше? — спросил он.
— Мне хорошо. Очень хорошо, особенно если ты останешься со мной навсегда!
— Милая моя! — Пьер снова обнял и поцеловал ее.
Бастин подошла к ним.
— Довольно! — неодобрительно сказала она.
— Бастин! — Пьер протянул к ней руки, в его голосе чувствовался смех.
— Вы станете причиной нашей смерти! — сурово изрекла Бастин, но под конец решила смягчить тон. — Из-за своей любви!
— Надеюсь, что нет! — пылко возразил Пьер.
— Нет, маменька! — воскликнула Маргерит. — Расскажи мне… расскажи нам все!
Ее рука скользнула под его камзол, чтобы ощутить тепло его тела.
— Не надо! — запротестовал он, отстраняясь.
— Как ты похудел!
— Расскажите нам, — попросила Бастин. — Расскажите нам, как вам удалось воскреснуть.
Пьер некоторое время молчал, собираясь с мыслями.
— Я был в Турине, в тюрьме. Меня нашел отец Бенито. Ему сообщили, что я мертв. Сначала я думал, что это он предал меня, но потом оказалось, что люди коннетабля преследовали меня от Шамбери, ожидая, что я приведу их к бумагам моего дяди. Но они были недостаточно расторопными, и мне удалось сжечь некоторые бумаги прежде, чем они ворвались в комнату. «Именем короля вы арестованы, монсеньер де Шабо!»Я бросил лампаду в лицо одного из них и побежал по лестнице. В замке подняли тревогу, и за мной в погоню бросилась вся охрана. Но страх делал мои ноги длиннее, чем у Баярда. Они окружали меня, и мне ничего не оставалось, как поспешить к башне. Там я поднял перекидной мост, и один из стражников чуть было не поцеловался с мостовой внизу… — Пьер рассмеялся и посмотрел на Маргерит. Она внимательно его слушала. Это был ужасный рассказ, но теперь Пьер был рядом. — В башне я попал в ловушку. Стражники преследовали меня по пятам. Я выбрался на самый верх и пожалел, что у меня нет крыльев. Мне полагалось спрятать бумаги… они должны были спасти моего дядю… но стены башни были гладкими, ни одной трещины… ничего, кроме осиного гнезда под выступом водостока. Я слышал, как они приближались, поэтому разрезал гнездо кинжалом и сунул туда бумаги. Я очень торопился, потому что осы вылетали из гнезда, как предки императора из ада. В этот момент из люка показался первый стражник. Я даже не посмотрел… — он засмеялся. — Осы кружили вокруг меня. Я прыгнул на голову стражника и сбил с ног остальных. Потом меня оглушили, и это все.
— А потом? — Маргерит тоже засмеялась, хотя это было так невероятно и жутко.
— Меня заперли в подвале. Каждые несколько часов они приходили ко мне и требовали сказать, что я сделал с бумагами. Я говорил, что сжег их. Они пытались заставить меня сказать правду…
— Они пытали тебя?!
— Немного.
Маргерит охнула.
— Совсем немного, моя дорогая. Не до смерти. Понимаешь, они поверили мне. Они видели, что я жег бумаги. Это тянулось недолго, а потом они забыли про меня…
— Сколько же времени ты там провел?
— Я насчитал сто восемнадцать дней, а потом потерял счет. Вскоре они решили, что я умираю, и послали ко мне священника… Я не помню этого… который сообщил падре Бенито, что я жив, но при смерти. Падре Бенито отправился к монсеньеру де Ноайлю. Оказалось, что я был арестован и возвращен во Францию. Он приказал перевести меня из подвала в одну из комнат замка и обеспечить надлежащий уход. Через три недели я пришел в себя. Падре Бенито рассказал мне, что дядя был признан виновным и осужден. Я объяснил ему, где находятся бумаги, и святой отец достал их для меня. Потом меня отпустили в Париж под честное слово, а там… благодаря заступничеству одного из друзей короля, вставшего на мою сторону… никто не обращал на меня никакого внимания после изгнания моего дяди — и они отпустили меня. Я слышал о готовящемся плавании… ты уже уехала из Парижа. Я отвез бумаги дяде в Пойто и рассказал ему о нашем венчании. Конечно, он не мог помочь нам, но устроил меня на корабль вице-короля и дал письмо к генералу Картье. Он говорит, что Картье поможет нам…
— Слава Богу! — воскликнула Бастин.
Пьер нервно встал и повернулся к ним.
— Он также сказал, что мы должны немедленно довести наш брак до конца.
— Ах! — Бастин уставилась на него.
— О, Бастин! — Пьер посмеялся над ее воинственным видом. — Вы знаете, что мы обвенчаны. У меня есть бумага. Но все это ничего не значит, если брак не доведен до конца.
Неприязнь Бастин, казалось, заполнила маленькую каюту.
— Вы сделаете это лишь после того, как генерал Картье встретится с ее дядей. Вы приносите только несчастье. Вы появляетесь на минуту, а потом исчезаете прежде, чем она успевает вас коснуться. Было бы лучше, если бы вы умерли…
— Маменька! — Маргерит вскочила на ноги.
— Это правда. Что он принес тебе, кроле бед?
— Счастье! — воскликнула девушка. — Счастье, несмотря ни на что. Он мой муж. — Они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. — Подожди снаружи.
— Снаружи? — Бастин не двинулась с места. — Милая!
Маргерит нашла свою бархатную накидку и набросила ее на плечи Бастин.
— Я позову тебя.
Бастин нащупала дверь и вышла, ничего не видя перед собой.
— Она права, — мрачно заметил Пьер. — Я приношу одни несчастья.
Маргерит покачала головой.
— Нет, Пьеро, мы в этом не виноваты. Но наша любовь так прекрасна, что преодолеет все трудности.
Он ничего не ответил, но Маргерит почувствовала его нервозность и протянула к нему руки.
— Маргерит, это должно произойти. Я…
Маргерит посмотрела на него и поняла, что теперь роли переменились. Всегда было так, что она ждала его и о чем-то просила, но теперь ждал Пьер, боясь просить у нее одолжения, казавшегося ему чрезмерным. Чувство власти возбудило ее, и она расслабилась, желая дать ему все, что он хотел.
Маргерит взяла его руки в свои, долго держала, а потом обвила их вокруг себя. Внезапно он ощутил, что она уже сняла свой халат. Его тело запылало от их близости. Его руки в темноте исследовали изгибы ее тела. Он чувствовал, как ее груди напрягались и приподнимались от его прикосновений, как будто бы он давал им жизнь. Пьер ахнул и прижал ее к себе, целуя и лаская ее тело.
— Пьеро! — требовательно воскликнула она.
Он подхватил ее на руки и отнес в кровать. Встав над ней на колени, он стаскивал с себя одежду.
«Тише, тише», — уговаривал он себя.
Он лег рядом с ней, и Маргерит обняла его. Пьер крепко прижал ее к себе, чтобы успокоить ее тело, но она не могла успокоиться. Неожиданно ими овладела такая страсть, словно их тела срослись в одно целое.
Она оттолкнула его, чтобы вдохнуть воздуха, а Пьер еще крепче прижался к ней и перекатился вместе с ней на спину. Она извивалась и стонала в его объятиях.
Его руки ласкали ее, прижимая ее тело к себе.
— Я люблю тебя!
— Жена моя!
— Теперь я твоя жена!
— Еще нет, моя дорогая.
— Еще нет?
Он прижимал ее к себе так, что они долгое время были вместе. Они не видели и не слышали ничего, кроме захлестнувшей их страсти. Теперь она была его женой!
Наконец послышались быстрые шаги. Не успел Пьер постучать, как Маргерит открыла дверь. Пьер проскользнул в каюту, и они прижались друг к другу, затаив дыхание. Его губы были жесткими, а объятья — крепкими, но Маргерит этого было недостаточно: она хотела дотрагиваться до его тела, его плеч, его шеи. Она немного отстранилась, чтобы глотнуть воздуха, но ее руки продолжали ласкать его.
— Жена моя! Любовь моя!
Она не могла говорить, и без сил прижалась к его груди.
— Что с тобой? — тревожно спросил он. — Бастин, дайте ей вина.
Он подвел девушку к кровати. Она посадила его рядом, не разжимая объятий даже для того, чтобы взять бокал с вином. Пьер поднес бокал к ее губам.
— Тебе лучше? — спросил он.
— Мне хорошо. Очень хорошо, особенно если ты останешься со мной навсегда!
— Милая моя! — Пьер снова обнял и поцеловал ее.
Бастин подошла к ним.
— Довольно! — неодобрительно сказала она.
— Бастин! — Пьер протянул к ней руки, в его голосе чувствовался смех.
— Вы станете причиной нашей смерти! — сурово изрекла Бастин, но под конец решила смягчить тон. — Из-за своей любви!
— Надеюсь, что нет! — пылко возразил Пьер.
— Нет, маменька! — воскликнула Маргерит. — Расскажи мне… расскажи нам все!
Ее рука скользнула под его камзол, чтобы ощутить тепло его тела.
— Не надо! — запротестовал он, отстраняясь.
— Как ты похудел!
— Расскажите нам, — попросила Бастин. — Расскажите нам, как вам удалось воскреснуть.
Пьер некоторое время молчал, собираясь с мыслями.
— Я был в Турине, в тюрьме. Меня нашел отец Бенито. Ему сообщили, что я мертв. Сначала я думал, что это он предал меня, но потом оказалось, что люди коннетабля преследовали меня от Шамбери, ожидая, что я приведу их к бумагам моего дяди. Но они были недостаточно расторопными, и мне удалось сжечь некоторые бумаги прежде, чем они ворвались в комнату. «Именем короля вы арестованы, монсеньер де Шабо!»Я бросил лампаду в лицо одного из них и побежал по лестнице. В замке подняли тревогу, и за мной в погоню бросилась вся охрана. Но страх делал мои ноги длиннее, чем у Баярда. Они окружали меня, и мне ничего не оставалось, как поспешить к башне. Там я поднял перекидной мост, и один из стражников чуть было не поцеловался с мостовой внизу… — Пьер рассмеялся и посмотрел на Маргерит. Она внимательно его слушала. Это был ужасный рассказ, но теперь Пьер был рядом. — В башне я попал в ловушку. Стражники преследовали меня по пятам. Я выбрался на самый верх и пожалел, что у меня нет крыльев. Мне полагалось спрятать бумаги… они должны были спасти моего дядю… но стены башни были гладкими, ни одной трещины… ничего, кроме осиного гнезда под выступом водостока. Я слышал, как они приближались, поэтому разрезал гнездо кинжалом и сунул туда бумаги. Я очень торопился, потому что осы вылетали из гнезда, как предки императора из ада. В этот момент из люка показался первый стражник. Я даже не посмотрел… — он засмеялся. — Осы кружили вокруг меня. Я прыгнул на голову стражника и сбил с ног остальных. Потом меня оглушили, и это все.
— А потом? — Маргерит тоже засмеялась, хотя это было так невероятно и жутко.
— Меня заперли в подвале. Каждые несколько часов они приходили ко мне и требовали сказать, что я сделал с бумагами. Я говорил, что сжег их. Они пытались заставить меня сказать правду…
— Они пытали тебя?!
— Немного.
Маргерит охнула.
— Совсем немного, моя дорогая. Не до смерти. Понимаешь, они поверили мне. Они видели, что я жег бумаги. Это тянулось недолго, а потом они забыли про меня…
— Сколько же времени ты там провел?
— Я насчитал сто восемнадцать дней, а потом потерял счет. Вскоре они решили, что я умираю, и послали ко мне священника… Я не помню этого… который сообщил падре Бенито, что я жив, но при смерти. Падре Бенито отправился к монсеньеру де Ноайлю. Оказалось, что я был арестован и возвращен во Францию. Он приказал перевести меня из подвала в одну из комнат замка и обеспечить надлежащий уход. Через три недели я пришел в себя. Падре Бенито рассказал мне, что дядя был признан виновным и осужден. Я объяснил ему, где находятся бумаги, и святой отец достал их для меня. Потом меня отпустили в Париж под честное слово, а там… благодаря заступничеству одного из друзей короля, вставшего на мою сторону… никто не обращал на меня никакого внимания после изгнания моего дяди — и они отпустили меня. Я слышал о готовящемся плавании… ты уже уехала из Парижа. Я отвез бумаги дяде в Пойто и рассказал ему о нашем венчании. Конечно, он не мог помочь нам, но устроил меня на корабль вице-короля и дал письмо к генералу Картье. Он говорит, что Картье поможет нам…
— Слава Богу! — воскликнула Бастин.
Пьер нервно встал и повернулся к ним.
— Он также сказал, что мы должны немедленно довести наш брак до конца.
— Ах! — Бастин уставилась на него.
— О, Бастин! — Пьер посмеялся над ее воинственным видом. — Вы знаете, что мы обвенчаны. У меня есть бумага. Но все это ничего не значит, если брак не доведен до конца.
Неприязнь Бастин, казалось, заполнила маленькую каюту.
— Вы сделаете это лишь после того, как генерал Картье встретится с ее дядей. Вы приносите только несчастье. Вы появляетесь на минуту, а потом исчезаете прежде, чем она успевает вас коснуться. Было бы лучше, если бы вы умерли…
— Маменька! — Маргерит вскочила на ноги.
— Это правда. Что он принес тебе, кроле бед?
— Счастье! — воскликнула девушка. — Счастье, несмотря ни на что. Он мой муж. — Они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. — Подожди снаружи.
— Снаружи? — Бастин не двинулась с места. — Милая!
Маргерит нашла свою бархатную накидку и набросила ее на плечи Бастин.
— Я позову тебя.
Бастин нащупала дверь и вышла, ничего не видя перед собой.
— Она права, — мрачно заметил Пьер. — Я приношу одни несчастья.
Маргерит покачала головой.
— Нет, Пьеро, мы в этом не виноваты. Но наша любовь так прекрасна, что преодолеет все трудности.
Он ничего не ответил, но Маргерит почувствовала его нервозность и протянула к нему руки.
— Маргерит, это должно произойти. Я…
Маргерит посмотрела на него и поняла, что теперь роли переменились. Всегда было так, что она ждала его и о чем-то просила, но теперь ждал Пьер, боясь просить у нее одолжения, казавшегося ему чрезмерным. Чувство власти возбудило ее, и она расслабилась, желая дать ему все, что он хотел.
Маргерит взяла его руки в свои, долго держала, а потом обвила их вокруг себя. Внезапно он ощутил, что она уже сняла свой халат. Его тело запылало от их близости. Его руки в темноте исследовали изгибы ее тела. Он чувствовал, как ее груди напрягались и приподнимались от его прикосновений, как будто бы он давал им жизнь. Пьер ахнул и прижал ее к себе, целуя и лаская ее тело.
— Пьеро! — требовательно воскликнула она.
Он подхватил ее на руки и отнес в кровать. Встав над ней на колени, он стаскивал с себя одежду.
«Тише, тише», — уговаривал он себя.
Он лег рядом с ней, и Маргерит обняла его. Пьер крепко прижал ее к себе, чтобы успокоить ее тело, но она не могла успокоиться. Неожиданно ими овладела такая страсть, словно их тела срослись в одно целое.
Она оттолкнула его, чтобы вдохнуть воздуха, а Пьер еще крепче прижался к ней и перекатился вместе с ней на спину. Она извивалась и стонала в его объятиях.
Его руки ласкали ее, прижимая ее тело к себе.
— Я люблю тебя!
— Жена моя!
— Теперь я твоя жена!
— Еще нет, моя дорогая.
— Еще нет?
Он прижимал ее к себе так, что они долгое время были вместе. Они не видели и не слышали ничего, кроме захлестнувшей их страсти. Теперь она была его женой!
ГЛАВА 35
Нос корабля разрезал море, взбивая белые буруны. Когда нос поднимался, огромный свод неба словно накренялся. Ныряя и вздымаясь вверх, корабль, казалось, летел по небесному своду среди кружащихся звезд и косматых облаков, которые поднимались и опускались в едином ритме и полной гармонии.
Ветер подхватывал накидку Маргерит и трепал ее, словно знамя. Маргерит чувствовала себя единым целым с кораблем, морем и небом. Ее охватило всеобъемлющее чувство благодарности. Она была жива и больше не сознавала себя одинокой девочкой, объединившись не только с Пьером, но и со всей Вселенной. Внезапно она поняла, что даже ее молитвы отныне не будут прежними: ее отношения с Богом изменились. Теперь она не просила, а чувствовала удовлетворение!
Маргерит наконец освободилась от страхов, преследовавших ее всю жизнь. Пьер вернулся к ней, вырвавшись из лап смерти, и теперь только смерть снова могла разлучить их.
Все будет так, как он сказал. Генерал Картье поможет им, а если нет, тогда Турнон… она невольно сморщилась, подумав о его боли… «Турнон — хороший человек», неожиданно решила она, прощая ему все.
Ветер подхватывал накидку Маргерит и трепал ее, словно знамя. Маргерит чувствовала себя единым целым с кораблем, морем и небом. Ее охватило всеобъемлющее чувство благодарности. Она была жива и больше не сознавала себя одинокой девочкой, объединившись не только с Пьером, но и со всей Вселенной. Внезапно она поняла, что даже ее молитвы отныне не будут прежними: ее отношения с Богом изменились. Теперь она не просила, а чувствовала удовлетворение!
Маргерит наконец освободилась от страхов, преследовавших ее всю жизнь. Пьер вернулся к ней, вырвавшись из лап смерти, и теперь только смерть снова могла разлучить их.
Все будет так, как он сказал. Генерал Картье поможет им, а если нет, тогда Турнон… она невольно сморщилась, подумав о его боли… «Турнон — хороший человек», неожиданно решила она, прощая ему все.
ГЛАВА 36
Вокруг простиралось лишь море, поэтому было нетрудно представить, что неуемный ветер гонит судно на край света. Гораздо труднее было поверить, что корабль идет к берегам, таким же зеленым и твердым, как и те, что остались позади.
Вокруг было море, а под ногами его глубины — вероломные и коварные, скрывающие множество тайн. Там затаился Великий морской змей, который мог поглотить целый флот, мог обвить корабль своими кольцами и раздавить его, как игрушечный. Там пряталась отвратительная всасывающая рыба с тысячью ртов. Она могла присосаться к кораблю и утащить его на дно… если у этого бескрайнего океана вообще есть дно! А сам морской дьявол, чьи щупальца удерживают корабль на месте, как бы сильно ни дул ветер, пока все находящиеся на борту не погибнут от голода и жажды.
Вокруг было море, а под ногами его глубины — вероломные и коварные, скрывающие множество тайн. Там затаился Великий морской змей, который мог поглотить целый флот, мог обвить корабль своими кольцами и раздавить его, как игрушечный. Там пряталась отвратительная всасывающая рыба с тысячью ртов. Она могла присосаться к кораблю и утащить его на дно… если у этого бескрайнего океана вообще есть дно! А сам морской дьявол, чьи щупальца удерживают корабль на месте, как бы сильно ни дул ветер, пока все находящиеся на борту не погибнут от голода и жажды.