Страница:
Сначала они увидели темно-зеленые кусты, выглядевшие несколько нелепо среди царства песка, потом, обогнув дюну, обнаружили источник, переливающийся на солнце, как расплавленное серебро. По его краям росли тростник и ирис.
— Мы нашли ее! Вода! — крикнул Пьер отставшей Бастин и, стиснув еще крепче руку Маргерит, бросился к источнику. Они черпали воду ладонями и жадно пили. У нее был солоноватый привкус (едва заметный после протухшей воды на корабле) но она была свежей, и они радостно окунались головами в источник. Маргерит откинулась назад, поднимая тучи брызг.
— О, мой дорогой! Любовь моя!
Пьер смеялся над ней. Они веселились так впервые с тех пор, как мадам Роберваль застала их во фруктовом саду.
Услышав крики Бастин, они позвали ее.
— Мы здесь! Это рай! — кричала Маргерит.
Пьер смотрел на нее, очарованный ее раскрепощением. Она не думала о возможных опасностях и о трагедии их положения, она радовалась свободе и тому, что они вместе.
Пьер вошел в пруд и посмотрел в воду, раздвинув камыши.
— Что это?
Маргерит подошла к нему, подняв до колен подол нижней юбки. Пьер вытянул из ила плетеную корзинку, удивленно посмотрел на находку, а потом огляделся, прислушиваясь, словно ожидая услышать голос или движение.
— Дикари? — спросила Маргерит.
Он покачал головой.
— Я думаю, что это с корабля, — он неожиданно повернулся к девушке. — Здесь высаживались люди. Это значит…
Она взяла корзинку и зашвырнула ее обратно в пруд. Нечего было думать о людях или кораблях здесь, на золотом солнечном острове, рядом со сверкающим источником.
Они исследовали берега водоема и почти одновременно заметили на мокром торфе следы раздвоенных копыт. Маргерит посмотрела на Пьера.
— Это не дьявол, — сказала она. — Что бы люди ни говорили, у него нет копыт. Он носит светлую бороду и называет меня племянницей.
Смех Пьера был непроизвольным. Маргерит затоптала следы копыт.
— Мы не будем оставлять их для няни. Я не хочу, чтобы она омрачала мой источник стенаниями.
Пьер посмотрел на нее.
— Ты бесстрашна, моя дорогая.
— Я так долго жила в страхе, что думала, он никогда меня не покинет. Страх за тебя… Страх перед моим дядей… Но теперь я не боюсь, — она оглянулась и рассмеялась. — Если дьявол оставил среди пустыни этот райский уголок, то он не так уж жесток.
На гребне дюны появилась Бастин. Она предусмотрительно остановилась. Пьер начал подниматься к ней.
— Мне не нужна помощь, — вызывающе сказала она.
— Простите меня, мадам. Мы бы не оставили вас, но когда мы увидели источник…
— Это действительно пресная вода?
— Пресная и прохладная. Спускайтесь и освежите лицо.
— Тогда мы спасены! — воскликнула Бастин и начала спускаться, взяв Пьера за руку.
Он заставил ее лечь на траву, и Маргерит смочила ее лоб, как бы молчаливо извиняясь за то, что оставила няню без внимания.
— В ней бьется мужественное сердце, не так ли? — спросил Пьер, радуясь выражению удовлетворения на лице Бастин. — Но ради нее мы должны были бы быть на этом корабле.
— Нет! — воскликнула Маргерит.
Бастин села.
— Ха! Тиран испугался, когда я пригрозила ему. Он даже не забыл погрузить нам матрацы. Вы думаете, они не пропадут?
— Кто? — Пьер и Маргерит удивленно переглянулись.
— Они в безопасности, Бастин, — заверил ее Пьер. — Их некому взять.
Послышалось кряканье, и они увидели косяк гусей, пролетающих над их головами. Пьер поднял аркебузу, но гуси летели слишком высоко.
— Мы не будем голодать, — удовлетворенно сказал он. — Другие пролетят ниже.
Бастин посмотрела на кусты, окружающие водоем.
— Это ягодный кустарник. Он выглядит как розовый, и это… — она сорвала горсть ягод, круглых, как вишни. Попробовала одну и сморщилась. Красный сок потек по ее подбородку. — Мы могли бы варить варенье, если бы был сахар…
Пьер почувствовал пустоту в желудке и посмотрел на Маргерит.
— Ты голодна? — спросил он.
— Как зверь!
— Тогда, может быть, вернемся на берег?
Маргерит покачала головой.
— На этот раз я останусь с няней, — ее взгляд скользнул по линии кустов, огибавших дюны. — Заберись туда и… — она засмеялась. — Может быть, тебе удастся найти в кустах жареную рыбку или кусочек отбивной. В любом случае, расскажи мне, что там.
— Может быть, вы найдете пещеру или какое-нибудь укрытие, где мы можем провести ночь, — сказала Бастин, игнорируя насмешку Маргерит. — Мы не можем ночевать под открытым небом.
Пьер положил аркебузу рядом с Маргерит, но она вернула ее.
— Что мы будем делать с этим? Возможно, позже, когда я научусь стрелять… Не бойся за нас. Если что, мы закричим.
Он остановился на мгновение, глядя на Маргерит и чувствуя ее силу. За то короткое время, что они провели на острове, она перестала быть прежней хрупкой и нежной девушкой. Ее спокойствие и уверенность поражали его. Маргерит улыбнулась, и любовь, струящаяся из ее глаз, заставила Пьера прослезиться.
— Я буду недалеко, — сказал Пьер и вскинул аркебузу на плечо.
ГЛАВА 43
ГЛАВА 44
ГЛАВА 45
— Мы нашли ее! Вода! — крикнул Пьер отставшей Бастин и, стиснув еще крепче руку Маргерит, бросился к источнику. Они черпали воду ладонями и жадно пили. У нее был солоноватый привкус (едва заметный после протухшей воды на корабле) но она была свежей, и они радостно окунались головами в источник. Маргерит откинулась назад, поднимая тучи брызг.
— О, мой дорогой! Любовь моя!
Пьер смеялся над ней. Они веселились так впервые с тех пор, как мадам Роберваль застала их во фруктовом саду.
Услышав крики Бастин, они позвали ее.
— Мы здесь! Это рай! — кричала Маргерит.
Пьер смотрел на нее, очарованный ее раскрепощением. Она не думала о возможных опасностях и о трагедии их положения, она радовалась свободе и тому, что они вместе.
Пьер вошел в пруд и посмотрел в воду, раздвинув камыши.
— Что это?
Маргерит подошла к нему, подняв до колен подол нижней юбки. Пьер вытянул из ила плетеную корзинку, удивленно посмотрел на находку, а потом огляделся, прислушиваясь, словно ожидая услышать голос или движение.
— Дикари? — спросила Маргерит.
Он покачал головой.
— Я думаю, что это с корабля, — он неожиданно повернулся к девушке. — Здесь высаживались люди. Это значит…
Она взяла корзинку и зашвырнула ее обратно в пруд. Нечего было думать о людях или кораблях здесь, на золотом солнечном острове, рядом со сверкающим источником.
Они исследовали берега водоема и почти одновременно заметили на мокром торфе следы раздвоенных копыт. Маргерит посмотрела на Пьера.
— Это не дьявол, — сказала она. — Что бы люди ни говорили, у него нет копыт. Он носит светлую бороду и называет меня племянницей.
Смех Пьера был непроизвольным. Маргерит затоптала следы копыт.
— Мы не будем оставлять их для няни. Я не хочу, чтобы она омрачала мой источник стенаниями.
Пьер посмотрел на нее.
— Ты бесстрашна, моя дорогая.
— Я так долго жила в страхе, что думала, он никогда меня не покинет. Страх за тебя… Страх перед моим дядей… Но теперь я не боюсь, — она оглянулась и рассмеялась. — Если дьявол оставил среди пустыни этот райский уголок, то он не так уж жесток.
На гребне дюны появилась Бастин. Она предусмотрительно остановилась. Пьер начал подниматься к ней.
— Мне не нужна помощь, — вызывающе сказала она.
— Простите меня, мадам. Мы бы не оставили вас, но когда мы увидели источник…
— Это действительно пресная вода?
— Пресная и прохладная. Спускайтесь и освежите лицо.
— Тогда мы спасены! — воскликнула Бастин и начала спускаться, взяв Пьера за руку.
Он заставил ее лечь на траву, и Маргерит смочила ее лоб, как бы молчаливо извиняясь за то, что оставила няню без внимания.
— В ней бьется мужественное сердце, не так ли? — спросил Пьер, радуясь выражению удовлетворения на лице Бастин. — Но ради нее мы должны были бы быть на этом корабле.
— Нет! — воскликнула Маргерит.
Бастин села.
— Ха! Тиран испугался, когда я пригрозила ему. Он даже не забыл погрузить нам матрацы. Вы думаете, они не пропадут?
— Кто? — Пьер и Маргерит удивленно переглянулись.
— Они в безопасности, Бастин, — заверил ее Пьер. — Их некому взять.
Послышалось кряканье, и они увидели косяк гусей, пролетающих над их головами. Пьер поднял аркебузу, но гуси летели слишком высоко.
— Мы не будем голодать, — удовлетворенно сказал он. — Другие пролетят ниже.
Бастин посмотрела на кусты, окружающие водоем.
— Это ягодный кустарник. Он выглядит как розовый, и это… — она сорвала горсть ягод, круглых, как вишни. Попробовала одну и сморщилась. Красный сок потек по ее подбородку. — Мы могли бы варить варенье, если бы был сахар…
Пьер почувствовал пустоту в желудке и посмотрел на Маргерит.
— Ты голодна? — спросил он.
— Как зверь!
— Тогда, может быть, вернемся на берег?
Маргерит покачала головой.
— На этот раз я останусь с няней, — ее взгляд скользнул по линии кустов, огибавших дюны. — Заберись туда и… — она засмеялась. — Может быть, тебе удастся найти в кустах жареную рыбку или кусочек отбивной. В любом случае, расскажи мне, что там.
— Может быть, вы найдете пещеру или какое-нибудь укрытие, где мы можем провести ночь, — сказала Бастин, игнорируя насмешку Маргерит. — Мы не можем ночевать под открытым небом.
Пьер положил аркебузу рядом с Маргерит, но она вернула ее.
— Что мы будем делать с этим? Возможно, позже, когда я научусь стрелять… Не бойся за нас. Если что, мы закричим.
Он остановился на мгновение, глядя на Маргерит и чувствуя ее силу. За то короткое время, что они провели на острове, она перестала быть прежней хрупкой и нежной девушкой. Ее спокойствие и уверенность поражали его. Маргерит улыбнулась, и любовь, струящаяся из ее глаз, заставила Пьера прослезиться.
— Я буду недалеко, — сказал Пьер и вскинул аркебузу на плечо.
ГЛАВА 43
Пьер стал подниматься, осторожно ступая среди кустов, чтобы не поранить босые ноги. У изгиба дюны он обернулся и помахал рукой. Маргерит и Бастин помахали ему в ответ. Маргерит распустила волосы, переливавшиеся на солнце, и сидела возле Бастин, скрестив ноги. Пьер чувствовал ее счастливую улыбку даже с такого расстояния.
Любовь к нему, должно быть, была тяжелой и обременительной, хотя он и не хотел себе в этом признаться. В их обручении не было восторга, как не было его и в короткие минуты страсти. Сам он не чувствовал радости, которую ощущал мальчишкой во фруктовом саду с Маргерит, пажом при дворе или солдатом, познавшим вкус побед и делящим его с товарищами по оружию. Все это было не похоже на то, что теперь исходило от Маргерит. Не романтика и желание заставляли ее пылать: это было завершение желанного и задуманного.
Все произошло неожиданно. Озеро было безмятежно голубым и спокойным. В этой части оно сужалось, и другую его сторону обступали золотистые барханы, за которыми бушевал океан. Но дальше оно расширялось, своей формой повторяя побережье. Его берега поросли густой травой, перед которой отступили безжизненные пески. На противоположном берегу Пьер различил черные туши; они оказались морскими котиками, нежившимися на солнце. Открывшаяся картина была такой мирной, что Пьер затаил дыхание.
Среди кустов виднелось открытое пространство, окруженное постройками. В дно озера у берега были вбиты полусгнившие столбы и оставлены, как сироты. Это было основание верфи. На берегу стояли дома.
Пьер начал медленно спускаться. Поселок был покинут. В этом не было никаких сомнений. Дома были недостаточно прочными и, скорее, походили на лачуги с полуобвалившимися крышами. Но тут, на пустынном острове, это значило, что здесь жили и строились люди — это значило, что здесь могла бы быть жизнь… что сюда могли прибыть другие…
С берега вспорхнула чайка и закружилась над голубым озером. Проревел тюлень, и послышался шум прибоя, но ни один человеческий звук не нарушал тишины. Пьер медленно и осторожно приближался к поселку.
Дома были засыпаны песком так, что виднелись только передние стены и часть крыши. В пространстве между домами был вкопан крест, на котором были вырезаны буквы:
«Franciscus primus hanc insulam regit»
Пьер осмотрелся: «Здесь царствовал Франциск I».
Он подошел к двери наиболее сохранившегося дома, почти целиком погребенного в песке. Она была заперта, но Пьер легко сбил замок прикладом аркебузы, разгреб песок у порога и с трудом открыл дверь.
Пьер вошел в большую комнату без пола. Лучи света проникали через отверстие для дыма в крыше и струились через щели в стене. Но, несмотря на свет, здесь было довольно жутко от ощущения присутствия кого-то еще. Пьер остановился в дверях, рассматривая комнату.
Песок покрывал все, лежа кучами у стен. Самая высокая куча была под дымоходом. В углу комнаты стоял стол. Пьер смахнул песок, но на столе ничего не было, кроме пятен жира, въевшегося в дерево. Пустые ящики, очевидно, служили стульями. Он пнул ногой кучу песка у стены и обнаружил под ней шкуры тюленей, служившие постелью. За исключением этого в комнате не было ничего, что бы говорило о ее обитателях, живших здесь и ушедших отсюда, предоставив песку стереть память о них.
Внезапный шум и движение напугали Пьера так, что он замер, парализованный страхом. Из дальнего темного угла комнаты выскочило животное и метнулось к дыре под стеной. Сначала он подумал, что это крыса, но потом заметил длинный пушистый хвост, следовавший за подвижным маленьким телом. Достав кинжал, Пьер стал исследовать дальний угол комнаты. В норе у стены он нашел выводок маленьких лисят. Они были черными, как деготь, и бесстрашно смотрели на него своими зелеными глазами. Один из лисят сидел на свитке пергамента.
Пьер протянул руку, и лисенок зашипел, но отдал ему сверток. Пьер развернул его и поднес к лучу света. Пергамент был растерзан лисьими когтями, и можно было разобрать лишь несколько слов:
«Я не могу удержать их… Бог жаждет возвращения… Наши животные и… Ф. Де Лери. В год MLXVIII».
Так значит, это и был остров Лери! Остров Демонов! Пьер перекрестился и несколько раз махнул кинжалом, чтобы отогнать от себя демонов. Но потом Пьер вспомнил, что ему уже приходилось иметь дело с демонами, которые вовсе не были сверхъестественными созданиями. Было бы глупо бояться сейчас.
Почему де Лери поселился здесь? Почему он покинул остров? Очевидно, он мечтал о возвращении двадцать три года. «Бог жаждет…»— написал он. Но из чего он построил все это? Пьер задумался: на острове не было деревьев. Потом он заметил, что стены были сделаны из корабельных досок. Один из кораблей разбился или… они нашли разбитый корабль… разбитый до 1518 года! Пьер уставился на стены необычной комнаты. «Это наш дом, — неожиданно подумал он. — Он был построен для нас».
Когда он вышел из хижины, бриз оживил окружающую картину. Озеро всколыхнулось волнами, отражая облака и солнечный свет. Тюлени грациозно скользнули в воду. Над его головой пролетел косяк черных уток и опустился на озеро.
Пьер вскинул аркебузу, вспомнив, что Маргерит мечтала об отбивной. Среди окружающей тишины выстрел прогремел слишком громко. Он заметил, как одна из уток упала на берег.
Когда он появился из-за дюны, Маргерит встретила его и возбужденно схватила за руку.
— Смотри! — указала она в сторону.
Среди высокой травы на склоне дальней дюны виднелись темные фигуры животных. Пьер удивился знакомой форме силуэтов больше, чем если бы это были демоны.
— Скот! — воскликнула Маргерит. — Это они оставили следы копыт. Дикий скот.
Бастин подошла к ним, не сводя глаз с животных.
— Это мясо, молоко и масло!
— Это животные де Лери, — сказал Пьер.
— Де Лери? — спросила Маргерит.
— Он оставил их, намереваясь вернуться. Он оставил не только их!
Бастин тоже сняла платье после того, как Маргерит заверила ее, что многочисленные юбки и рукава будут угрожать самой ее жизни на острове. Кроме того, Маргерит настояла, что им нечего ждать Пьера, а нужно самим сходить на побережье за провизией.
— Мы были осторожны, — сказала Маргерит, заметив тревожный взгляд Пьера. — Маменька оставалась там, где могла услышать тебя, а я переносила вещи. Корзины с едой и матрацы. О, мой дорогой! — она засмеялась. — Я открыла два сундука. Они забиты нарядами, бархатом, мехами и драгоценностями. Я буду украшением острова.
— Там одни платья? — спросил Пьер несколько разочарованно.
— В сундуках — да. Маменька обеспечила меня приданым.
— Если бы у меня было время подумать…
Пьер посмотрел на корзины, которые женщины бросили в песок при виде коров.
— Давайте подберем провизию, — сказал он. — Обедать будем в нашем новом доме.
Любовь к нему, должно быть, была тяжелой и обременительной, хотя он и не хотел себе в этом признаться. В их обручении не было восторга, как не было его и в короткие минуты страсти. Сам он не чувствовал радости, которую ощущал мальчишкой во фруктовом саду с Маргерит, пажом при дворе или солдатом, познавшим вкус побед и делящим его с товарищами по оружию. Все это было не похоже на то, что теперь исходило от Маргерит. Не романтика и желание заставляли ее пылать: это было завершение желанного и задуманного.
Все произошло неожиданно. Озеро было безмятежно голубым и спокойным. В этой части оно сужалось, и другую его сторону обступали золотистые барханы, за которыми бушевал океан. Но дальше оно расширялось, своей формой повторяя побережье. Его берега поросли густой травой, перед которой отступили безжизненные пески. На противоположном берегу Пьер различил черные туши; они оказались морскими котиками, нежившимися на солнце. Открывшаяся картина была такой мирной, что Пьер затаил дыхание.
Среди кустов виднелось открытое пространство, окруженное постройками. В дно озера у берега были вбиты полусгнившие столбы и оставлены, как сироты. Это было основание верфи. На берегу стояли дома.
Пьер начал медленно спускаться. Поселок был покинут. В этом не было никаких сомнений. Дома были недостаточно прочными и, скорее, походили на лачуги с полуобвалившимися крышами. Но тут, на пустынном острове, это значило, что здесь жили и строились люди — это значило, что здесь могла бы быть жизнь… что сюда могли прибыть другие…
С берега вспорхнула чайка и закружилась над голубым озером. Проревел тюлень, и послышался шум прибоя, но ни один человеческий звук не нарушал тишины. Пьер медленно и осторожно приближался к поселку.
Дома были засыпаны песком так, что виднелись только передние стены и часть крыши. В пространстве между домами был вкопан крест, на котором были вырезаны буквы:
«Franciscus primus hanc insulam regit»
Пьер осмотрелся: «Здесь царствовал Франциск I».
Он подошел к двери наиболее сохранившегося дома, почти целиком погребенного в песке. Она была заперта, но Пьер легко сбил замок прикладом аркебузы, разгреб песок у порога и с трудом открыл дверь.
Пьер вошел в большую комнату без пола. Лучи света проникали через отверстие для дыма в крыше и струились через щели в стене. Но, несмотря на свет, здесь было довольно жутко от ощущения присутствия кого-то еще. Пьер остановился в дверях, рассматривая комнату.
Песок покрывал все, лежа кучами у стен. Самая высокая куча была под дымоходом. В углу комнаты стоял стол. Пьер смахнул песок, но на столе ничего не было, кроме пятен жира, въевшегося в дерево. Пустые ящики, очевидно, служили стульями. Он пнул ногой кучу песка у стены и обнаружил под ней шкуры тюленей, служившие постелью. За исключением этого в комнате не было ничего, что бы говорило о ее обитателях, живших здесь и ушедших отсюда, предоставив песку стереть память о них.
Внезапный шум и движение напугали Пьера так, что он замер, парализованный страхом. Из дальнего темного угла комнаты выскочило животное и метнулось к дыре под стеной. Сначала он подумал, что это крыса, но потом заметил длинный пушистый хвост, следовавший за подвижным маленьким телом. Достав кинжал, Пьер стал исследовать дальний угол комнаты. В норе у стены он нашел выводок маленьких лисят. Они были черными, как деготь, и бесстрашно смотрели на него своими зелеными глазами. Один из лисят сидел на свитке пергамента.
Пьер протянул руку, и лисенок зашипел, но отдал ему сверток. Пьер развернул его и поднес к лучу света. Пергамент был растерзан лисьими когтями, и можно было разобрать лишь несколько слов:
«Я не могу удержать их… Бог жаждет возвращения… Наши животные и… Ф. Де Лери. В год MLXVIII».
Так значит, это и был остров Лери! Остров Демонов! Пьер перекрестился и несколько раз махнул кинжалом, чтобы отогнать от себя демонов. Но потом Пьер вспомнил, что ему уже приходилось иметь дело с демонами, которые вовсе не были сверхъестественными созданиями. Было бы глупо бояться сейчас.
Почему де Лери поселился здесь? Почему он покинул остров? Очевидно, он мечтал о возвращении двадцать три года. «Бог жаждет…»— написал он. Но из чего он построил все это? Пьер задумался: на острове не было деревьев. Потом он заметил, что стены были сделаны из корабельных досок. Один из кораблей разбился или… они нашли разбитый корабль… разбитый до 1518 года! Пьер уставился на стены необычной комнаты. «Это наш дом, — неожиданно подумал он. — Он был построен для нас».
Когда он вышел из хижины, бриз оживил окружающую картину. Озеро всколыхнулось волнами, отражая облака и солнечный свет. Тюлени грациозно скользнули в воду. Над его головой пролетел косяк черных уток и опустился на озеро.
Пьер вскинул аркебузу, вспомнив, что Маргерит мечтала об отбивной. Среди окружающей тишины выстрел прогремел слишком громко. Он заметил, как одна из уток упала на берег.
Когда он появился из-за дюны, Маргерит встретила его и возбужденно схватила за руку.
— Смотри! — указала она в сторону.
Среди высокой травы на склоне дальней дюны виднелись темные фигуры животных. Пьер удивился знакомой форме силуэтов больше, чем если бы это были демоны.
— Скот! — воскликнула Маргерит. — Это они оставили следы копыт. Дикий скот.
Бастин подошла к ним, не сводя глаз с животных.
— Это мясо, молоко и масло!
— Это животные де Лери, — сказал Пьер.
— Де Лери? — спросила Маргерит.
— Он оставил их, намереваясь вернуться. Он оставил не только их!
Бастин тоже сняла платье после того, как Маргерит заверила ее, что многочисленные юбки и рукава будут угрожать самой ее жизни на острове. Кроме того, Маргерит настояла, что им нечего ждать Пьера, а нужно самим сходить на побережье за провизией.
— Мы были осторожны, — сказала Маргерит, заметив тревожный взгляд Пьера. — Маменька оставалась там, где могла услышать тебя, а я переносила вещи. Корзины с едой и матрацы. О, мой дорогой! — она засмеялась. — Я открыла два сундука. Они забиты нарядами, бархатом, мехами и драгоценностями. Я буду украшением острова.
— Там одни платья? — спросил Пьер несколько разочарованно.
— В сундуках — да. Маменька обеспечила меня приданым.
— Если бы у меня было время подумать…
Пьер посмотрел на корзины, которые женщины бросили в песок при виде коров.
— Давайте подберем провизию, — сказал он. — Обедать будем в нашем новом доме.
ГЛАВА 44
Сила и душевный подъем не посетили Пьера в их первую ночь на корабле, как это произошло с Маргерит. Для него это было посвящение в тайну, выполненное с тревожной решимостью. Истинное воодушевление он испытал на острове, на закате их первого дня, когда измученные напряжением, лихорадкой и возбуждением, он и Маргерит медленно прогуливались вдоль берега, слушая шелест волн и глядя на горизонт, окрашенный в багровый цвет. Они брели босиком по мелководью. Пьер почувствовал это уже знакомое ему глубокое и страстное желание.
На розовом песке, в тени низких кустов, он положил ее на землю. Пьер снял с нее сорочку, а она распустила волосы, чтобы они волнами ниспадали на плечи. Он стоял, любуясь красотой, которой обладал, но которой так и не видел: красотой ее тела, окрашенного в розовый цвет заката, изгибами ее плеч, ее округлыми грудями, узкой талией и изогнутыми бедрами, длинными стройными ногами и нежным золотистым пушком волос.
Он улыбнулся ей, и она вернула ему улыбку, протянув руки, от прикосновения которых у Пьера перехватило дыхание.
Начался прилив. Волны с такой силой накатывались на остров, что создавалось впечатление, будто они раскачивали его. Песок становился сырым и холодным. Это помогло Пьеру освободиться от пут, связывающих его…
Когда небо почернело, и их тела разъединились, он нежно прошептал:
— Это правда, моя дорогая… что сказала Бастин на корабле… ты действительно беременна?
— Я так думаю… — ее голос затихал, ветер подхватывал и уносил ее слова. — Мне так кажется… так должно быть.
— Для ребенка этот остров — печальное наследство, — его голос тоже казался отдаленным, когда он пытался заглянуть в будущее.
— О нет! — Маргерит повернулась к нему так резко, что он вздрогнул от неожиданности. — Его наследство — то, что мы никогда не имели — свобода. Мы построим ему дом.
Когда бледная луна взобралась на небо, именно тогда Пьер обрел эту силу, именно тогда он обрел это мужское сознание — строить и защищать, быть отцом и хранителем очага.
На розовом песке, в тени низких кустов, он положил ее на землю. Пьер снял с нее сорочку, а она распустила волосы, чтобы они волнами ниспадали на плечи. Он стоял, любуясь красотой, которой обладал, но которой так и не видел: красотой ее тела, окрашенного в розовый цвет заката, изгибами ее плеч, ее округлыми грудями, узкой талией и изогнутыми бедрами, длинными стройными ногами и нежным золотистым пушком волос.
Он улыбнулся ей, и она вернула ему улыбку, протянув руки, от прикосновения которых у Пьера перехватило дыхание.
Начался прилив. Волны с такой силой накатывались на остров, что создавалось впечатление, будто они раскачивали его. Песок становился сырым и холодным. Это помогло Пьеру освободиться от пут, связывающих его…
Когда небо почернело, и их тела разъединились, он нежно прошептал:
— Это правда, моя дорогая… что сказала Бастин на корабле… ты действительно беременна?
— Я так думаю… — ее голос затихал, ветер подхватывал и уносил ее слова. — Мне так кажется… так должно быть.
— Для ребенка этот остров — печальное наследство, — его голос тоже казался отдаленным, когда он пытался заглянуть в будущее.
— О нет! — Маргерит повернулась к нему так резко, что он вздрогнул от неожиданности. — Его наследство — то, что мы никогда не имели — свобода. Мы построим ему дом.
Когда бледная луна взобралась на небо, именно тогда Пьер обрел эту силу, именно тогда он обрел это мужское сознание — строить и защищать, быть отцом и хранителем очага.
ГЛАВА 45
С вершины самой высокой дюны полумесяц острова из песка, казалось, простирался на многие лье — восемь, десять, может быть, больше — а дальше он переходил в казавшуюся бесконечной узкую косу, омываемую с двух сторон волнами моря, которое не могло смириться с этой преградой на своем пути. Но при этом в своей самой широкой части остров был не больше лье в ширину, так что можно было одновременно видеть прибой северного и южного побережья, которые отчетливо выделялись на фоне бескрайнего и пустынного горизонта, сливавшегося с небом, облака которого принимали форму то далекой земли, то корабля — в зависимости от того, что хотели видеть пытливые глаза. Песчаные барханы защищали остров от сильных порывов ветра, который менял свое направление так часто, что холод в одно мгновение сменял жару. Водоем, образованный источником, сверкал на солнце, словно огромная жемчужина среди гигантских грудей-барханов, окруженных линией густых кустов и высокой травы.
Озеро, на котором колонисты де Лери построили свои дома, было почти таким же длинным, как и сам остров — изогнутое лезвие голубой стали. Его берега обрамляла густая светло-зеленая трава, а на его воду ежедневно садились стаи птиц, перелетавших на юг. Озеро было соленым: то ли соединялось каким-то невидимым проливом с морем, то ли само по себе. Но это значило, что им приходилось носить воду из источника, который был единственным пресным на острове (а остальные у моря или озера были солеными).
В любой воде, соленой или пресной, спокойной и буйной, ходили косяки рыбы, которую можно было солить или коптить. В источнике водились угри, а в озере у берегов можно было ловить моллюсков и собирать ракушки. Побережье, на котором они высадились, было всегда полно тюленей и моржей. На песке и в озере обитали птицы разных видов: утки, гуси, буревестники и другие морские птицы, а также большие, черно-белые похожие чем-то на людей, которые только ходили и не могли летать.
— Они будут с нами всю зиму, — с удовлетворением сказала Бастин, рассматривая короткие крылья принесенной Пьером птицы. Бастин всегда помнила о зиме и не разделяла мечту Пьера и Маргерит о постройке здесь дома.
Вторым открытием после коров, которых Бастин приманивала дымом горящего сена, был тот факт, что единственными хищными животными на острове были лисы — вернее песцы, которые, несмотря на свои мелкие размеры, ловко ловили рыбу и угрей. Огромное количество этих существ объяснялось отсутствием на острове крупных хищников. Они могли не опасаться и ружья Пьера после того, как Бастин сварила суп из песцового мяса. Этот суп не стоил даже воды, потраченной на него.
Приготовленные Бастин блюда были удивительно разнообразны и вкусны. Она перепробовала всю флору и фауну острова, пока не выбрала наиболее подходящие в пищу и деликатесные блюда. Она была бретонкой и не забыла того, чему ее учили в детстве. Она знала, как использовать коровий помет вместо топлива и как готовить желатин из морских водорослей. Она собирала дикий горох и стряпала из него маленькие лепешки.
Первые несколько дней ушли на перенос багажа с побережья. Это казалось безнадежным занятием, и Пьер собирался перетащить только самое необходимое, но Бастин так настойчиво подгоняла его, что ему пришлось смириться и соорудить из досок второй хижины некое подобие волокуши. В сундуках хранилось приданое Маргерит. Ткани, бархат из Генуи, нарукавники, перины, жемчужные ожерелья, накидки, меха, палантины были свалены в угол хижины и выглядели на этом острове, принадлежащем Франциску, ненужным хламом.
Но, к счастью, команда и колонисты позаботились о более необходимых предметах. Среди багажа был ящик гвоздей и топор, ножи, бухта веревки, аркебузы, пули, порох, мешки с зерном, бочонок соли и перец. Тут же был любимый чайник Бастин, который Пьер повесил над костром. Не забыли они и матрацы. Тайна дерева, из которого были построены хижины, была разгадана во время одной из экспедиций Пьера и Маргерит в поисках пропитания. В дальнем конце побережья лежал белый остов корабля с отполированными временем шпангоутами, наполовину погребенный в песке. Его отдаленность от моря говорила о сместившейся береговой линии и сильных ветрах, проносившихся над этим островом. Был ли это корабль де Лери или какого-нибудь другого путешественника, им не удалось узнать, но Пьер обнаружил места, откуда были выдраны доски, служившие им крышей. Здесь еще остались доски, которые можно использовать для ремонта и из которых можно было построить еще один дом.
Уборка хижины и затыкание щелей травой, перемешанной с глиной из пруда, было исключительно женской работой, но Бастин неохотно допускала к ней Маргерит, пока Пьер перетаскивал багаж, рубил кусты на дрова или мастерил верши для рыбы, используя столбы, установленные в воде людьми де Лери. В ловушки попадались пикша, макрель и сельдь, иногда в ней оказывалась и треска. Нужно было лишь взять сачок, сделанный из куска материи, привязанного к шесту, и вылавливать из верши рыбу, хотя для трески Пьер использовал свой кинжал, привязанный к концу палки. Появление трески указывало на соединение озера с глубокими и более холодными водами океана.
Внешность Пьера имела дикарский вид. Его панталоны были так изорваны, что едва ли служили по назначению. Ноги были изранены с того самого первого дня, когда он ступил на песок пляжа босиком. Он вообще предпочитал обходиться без одежды и часто приходил с озера обнаженным и мокрым, с каплями воды на бороде и завитках волос на груди. По вечерам Бастин, сидя у костра, шила ему штаны из платьев Маргерит, но когда он надевал их, те расходились по швам, или Пьер избавлялся от них, как только выходил из хижины, а потом забывал, где оставил.
— Зимой… — многозначительно говорила Бастин, и он щипал ее за щеки.
— Зимой вы сошьете мне пальто из лучших мехов Маргерит и будете принимать меня за голодного медведя, пока я буду подходить к хижине.
Бастин перекрестилась. Медведь! Мысль о диких животных пугала ее. Она все время боялась, что однажды моржи нападут на них. Бастин была уверена: рано или поздно глубины острова появится ужасное чудовище, которое убьет их.
Одежда Маргерит и Бастин была более изысканной. Убедившись в громоздкости и ненужности многочисленных длинных юбок, Бастин посоветовала Маргерит сшить обыкновенные платья до колен. Экономя нитки, они перешили платья по выбранной ими моде.
Как бы то ни было, они тоже привыкли к удобству и свободе босых ног. Деревянные башмаки были тяжелы, а чулки рвались за один день.
— Но когда станет холодно, мы должны что-нибудь придумать, — настаивала Бастин.
— Может быть, мы сможем воспользоваться шкурами песцов или тюленей, — предложил Пьер.
— Шкурки песцов слишком тонкие, но из шкур тюленей действительно может получиться хорошая обувь, если вывернуть их мехом внутрь. Кроме того, из их шкур можно сделать постели, как это делали до нас колонисты.
На следующий день женщины услышали громкий выстрел аркебузы Пьера и устремились наружу.
Прежде чем они увидели его, он выстрелил еще шесть раз, и они испугались, что он попал в беду. Озеро кишело ныряющими тюленями, а берег был залит кровью убитых животных — пяти тюленей и одного моржа. Пьер бросил аркебузу и нырнул в озеро. Маргарет и Бастин встретили его на берегу.
— Я должен выловить их тела, — возбужденно сказал он. — Теперь у нас достаточно кожи и покрывал.
— Ты думаешь, что тюлени уйдут отсюда завтра? — возмущенно спросила Бастин. — Почему нельзя было убивать по одному в день? Мы не успеем снять шкуры до того, как они протухнут!
Пьер посмотрел на убитых животных и поднял виноватый взгляд.
— Вы правы. Это… Их было так легко пристрелить, а когда видишь кровь…
— Мужчины! — с отвращением воскликнула Бастин. — В следующий раз экономь порох.
Под аккомпанемент диких воплей чаек Бастин и Пьер начали снимать шкуры с убитых животных. Маргерит не могла смотреть на это кровавое зрелище и предпочла вернуться.
Для Бастин же разделка туш представляла особый интерес после того, как она научилась извлекать из них выгоду. Пьер развел ей костер на берегу и она перетапливала на нем сало.
— Оно пахнет тухлой рыбой, — воскликнул Пьер, зажимая нос.
— К этому запаху пора бы привыкнуть, — с упреком сказала Бастин. — Вся еда на этом острове пахнет рыбой, даже утки.
Она откусила кусок обжаренного мяса.
— Напоминает баранину, — оценивающе сказала няня.
— Морской баран, — хмыкнул Пьер, отказываясь попробовать.
— У них много мяса. Эти животные не менее полезны, чем коровы.
В морже тоже хватало жира.
— Какое мясо! Жаль все это терять. Но мы не можем держать мясо дома. Бастин снова с упреком посмотрела на Пьера.
— Но, Бастин, их еще так много вокруг!
— Мы должны устроить в другой хижине коптильню. Кстати, ее все равно нужно отремонтировать для скота. Тебе нужно заняться работой в доме, вместо того, чтобы напрасно убивать животных.
Казалось, каждый день она становилась все более раздражительной, как будто бы он один был виноват во всех их бедах, и даже сама пугалась этого сильного чувства раздражения. Ведь она любила Пьера как сына. Она была бы довольна, если бы он, племянник адмирала, мог жениться на Маргерит с соблюдением всех формальностей. Но до сих пор, где бы он ни появлялся, опасность преследовала его, а вместе с ним и Маргерит — до тех пор, пока не случилась эта катастрофа. Она не думала, было бы им лучше во власти вице-короля или нет. Она считала, что каждому на земле была уготована своя судьба, пытаться изменить которую было бы пагубно. Счастье Маргерит и ее любовь к Пьеру лишь подливали масла в огонь. Они были молоды, шестнадцатилетняя и восемнадцатилетний, и их страсть все еще была ребячеством. Иногда она понимала их, но в другие моменты, наблюдая за его пылкими чувствами к Маргерит, Бастин опять чувствовала раздражение и гнев.
К счастью, Пьер был великодушным. Он знал, что такое нежность и сам мог ее проявить. Бастин была добра к нему, когда он был еще ребенком, и он платил ей тем же. Если она становилась не в меру раздражительной, ему даже не приходилось прощать ее. Она была Бастин, добрая старая няня, которая всегда защищала свою воспитанницу и была нежна с ним. Когда она ругалась, он насмехался или язвил, как делал это в детстве. Именно из-за этого она не замечала, как Пьер возмужал, а он в ее брани видел лишь свидетельство ее старости.
Чайки довершили очистку шкур. На следующее утро Пьер нашел на берегу словно выскобленные шкуры и обглоданные скелеты. Шкуры он с довольным видом притащил Бастин, которой пришлось признать, что еще не все потеряно. Она засолила шкуры и растянула их на внешних стенах хижины.
— Потом я пропитаю их жиром, чтобы они стали мягче, — сказала она.
Коровы были красивыми выносливыми существами, сначала очень пугливыми. Но с того дня, как Бастин начала жечь сено на огне, они начали бродить вокруг хижины. Бастин и Маргерит собирали охапки травы и сушили перед домом, где ее можно было охранять. Потом они перенесли сено во вторую хижину, служившую амбаром. Каждый вечер Бастин выносила небольшую охапку сена на улицу и оставляла ее для коров. Она даже приметила корову, ставшую ее первой любимицей, потому что та первая выходила из стада и подходила к сену.
В один прекрасный день Маргерит встретила Пьера, возвращавшегося с острова, новостью о Первухе.
Озеро, на котором колонисты де Лери построили свои дома, было почти таким же длинным, как и сам остров — изогнутое лезвие голубой стали. Его берега обрамляла густая светло-зеленая трава, а на его воду ежедневно садились стаи птиц, перелетавших на юг. Озеро было соленым: то ли соединялось каким-то невидимым проливом с морем, то ли само по себе. Но это значило, что им приходилось носить воду из источника, который был единственным пресным на острове (а остальные у моря или озера были солеными).
В любой воде, соленой или пресной, спокойной и буйной, ходили косяки рыбы, которую можно было солить или коптить. В источнике водились угри, а в озере у берегов можно было ловить моллюсков и собирать ракушки. Побережье, на котором они высадились, было всегда полно тюленей и моржей. На песке и в озере обитали птицы разных видов: утки, гуси, буревестники и другие морские птицы, а также большие, черно-белые похожие чем-то на людей, которые только ходили и не могли летать.
— Они будут с нами всю зиму, — с удовлетворением сказала Бастин, рассматривая короткие крылья принесенной Пьером птицы. Бастин всегда помнила о зиме и не разделяла мечту Пьера и Маргерит о постройке здесь дома.
Вторым открытием после коров, которых Бастин приманивала дымом горящего сена, был тот факт, что единственными хищными животными на острове были лисы — вернее песцы, которые, несмотря на свои мелкие размеры, ловко ловили рыбу и угрей. Огромное количество этих существ объяснялось отсутствием на острове крупных хищников. Они могли не опасаться и ружья Пьера после того, как Бастин сварила суп из песцового мяса. Этот суп не стоил даже воды, потраченной на него.
Приготовленные Бастин блюда были удивительно разнообразны и вкусны. Она перепробовала всю флору и фауну острова, пока не выбрала наиболее подходящие в пищу и деликатесные блюда. Она была бретонкой и не забыла того, чему ее учили в детстве. Она знала, как использовать коровий помет вместо топлива и как готовить желатин из морских водорослей. Она собирала дикий горох и стряпала из него маленькие лепешки.
Первые несколько дней ушли на перенос багажа с побережья. Это казалось безнадежным занятием, и Пьер собирался перетащить только самое необходимое, но Бастин так настойчиво подгоняла его, что ему пришлось смириться и соорудить из досок второй хижины некое подобие волокуши. В сундуках хранилось приданое Маргерит. Ткани, бархат из Генуи, нарукавники, перины, жемчужные ожерелья, накидки, меха, палантины были свалены в угол хижины и выглядели на этом острове, принадлежащем Франциску, ненужным хламом.
Но, к счастью, команда и колонисты позаботились о более необходимых предметах. Среди багажа был ящик гвоздей и топор, ножи, бухта веревки, аркебузы, пули, порох, мешки с зерном, бочонок соли и перец. Тут же был любимый чайник Бастин, который Пьер повесил над костром. Не забыли они и матрацы. Тайна дерева, из которого были построены хижины, была разгадана во время одной из экспедиций Пьера и Маргерит в поисках пропитания. В дальнем конце побережья лежал белый остов корабля с отполированными временем шпангоутами, наполовину погребенный в песке. Его отдаленность от моря говорила о сместившейся береговой линии и сильных ветрах, проносившихся над этим островом. Был ли это корабль де Лери или какого-нибудь другого путешественника, им не удалось узнать, но Пьер обнаружил места, откуда были выдраны доски, служившие им крышей. Здесь еще остались доски, которые можно использовать для ремонта и из которых можно было построить еще один дом.
Уборка хижины и затыкание щелей травой, перемешанной с глиной из пруда, было исключительно женской работой, но Бастин неохотно допускала к ней Маргерит, пока Пьер перетаскивал багаж, рубил кусты на дрова или мастерил верши для рыбы, используя столбы, установленные в воде людьми де Лери. В ловушки попадались пикша, макрель и сельдь, иногда в ней оказывалась и треска. Нужно было лишь взять сачок, сделанный из куска материи, привязанного к шесту, и вылавливать из верши рыбу, хотя для трески Пьер использовал свой кинжал, привязанный к концу палки. Появление трески указывало на соединение озера с глубокими и более холодными водами океана.
Внешность Пьера имела дикарский вид. Его панталоны были так изорваны, что едва ли служили по назначению. Ноги были изранены с того самого первого дня, когда он ступил на песок пляжа босиком. Он вообще предпочитал обходиться без одежды и часто приходил с озера обнаженным и мокрым, с каплями воды на бороде и завитках волос на груди. По вечерам Бастин, сидя у костра, шила ему штаны из платьев Маргерит, но когда он надевал их, те расходились по швам, или Пьер избавлялся от них, как только выходил из хижины, а потом забывал, где оставил.
— Зимой… — многозначительно говорила Бастин, и он щипал ее за щеки.
— Зимой вы сошьете мне пальто из лучших мехов Маргерит и будете принимать меня за голодного медведя, пока я буду подходить к хижине.
Бастин перекрестилась. Медведь! Мысль о диких животных пугала ее. Она все время боялась, что однажды моржи нападут на них. Бастин была уверена: рано или поздно глубины острова появится ужасное чудовище, которое убьет их.
Одежда Маргерит и Бастин была более изысканной. Убедившись в громоздкости и ненужности многочисленных длинных юбок, Бастин посоветовала Маргерит сшить обыкновенные платья до колен. Экономя нитки, они перешили платья по выбранной ими моде.
Как бы то ни было, они тоже привыкли к удобству и свободе босых ног. Деревянные башмаки были тяжелы, а чулки рвались за один день.
— Но когда станет холодно, мы должны что-нибудь придумать, — настаивала Бастин.
— Может быть, мы сможем воспользоваться шкурами песцов или тюленей, — предложил Пьер.
— Шкурки песцов слишком тонкие, но из шкур тюленей действительно может получиться хорошая обувь, если вывернуть их мехом внутрь. Кроме того, из их шкур можно сделать постели, как это делали до нас колонисты.
На следующий день женщины услышали громкий выстрел аркебузы Пьера и устремились наружу.
Прежде чем они увидели его, он выстрелил еще шесть раз, и они испугались, что он попал в беду. Озеро кишело ныряющими тюленями, а берег был залит кровью убитых животных — пяти тюленей и одного моржа. Пьер бросил аркебузу и нырнул в озеро. Маргарет и Бастин встретили его на берегу.
— Я должен выловить их тела, — возбужденно сказал он. — Теперь у нас достаточно кожи и покрывал.
— Ты думаешь, что тюлени уйдут отсюда завтра? — возмущенно спросила Бастин. — Почему нельзя было убивать по одному в день? Мы не успеем снять шкуры до того, как они протухнут!
Пьер посмотрел на убитых животных и поднял виноватый взгляд.
— Вы правы. Это… Их было так легко пристрелить, а когда видишь кровь…
— Мужчины! — с отвращением воскликнула Бастин. — В следующий раз экономь порох.
Под аккомпанемент диких воплей чаек Бастин и Пьер начали снимать шкуры с убитых животных. Маргерит не могла смотреть на это кровавое зрелище и предпочла вернуться.
Для Бастин же разделка туш представляла особый интерес после того, как она научилась извлекать из них выгоду. Пьер развел ей костер на берегу и она перетапливала на нем сало.
— Оно пахнет тухлой рыбой, — воскликнул Пьер, зажимая нос.
— К этому запаху пора бы привыкнуть, — с упреком сказала Бастин. — Вся еда на этом острове пахнет рыбой, даже утки.
Она откусила кусок обжаренного мяса.
— Напоминает баранину, — оценивающе сказала няня.
— Морской баран, — хмыкнул Пьер, отказываясь попробовать.
— У них много мяса. Эти животные не менее полезны, чем коровы.
В морже тоже хватало жира.
— Какое мясо! Жаль все это терять. Но мы не можем держать мясо дома. Бастин снова с упреком посмотрела на Пьера.
— Но, Бастин, их еще так много вокруг!
— Мы должны устроить в другой хижине коптильню. Кстати, ее все равно нужно отремонтировать для скота. Тебе нужно заняться работой в доме, вместо того, чтобы напрасно убивать животных.
Казалось, каждый день она становилась все более раздражительной, как будто бы он один был виноват во всех их бедах, и даже сама пугалась этого сильного чувства раздражения. Ведь она любила Пьера как сына. Она была бы довольна, если бы он, племянник адмирала, мог жениться на Маргерит с соблюдением всех формальностей. Но до сих пор, где бы он ни появлялся, опасность преследовала его, а вместе с ним и Маргерит — до тех пор, пока не случилась эта катастрофа. Она не думала, было бы им лучше во власти вице-короля или нет. Она считала, что каждому на земле была уготована своя судьба, пытаться изменить которую было бы пагубно. Счастье Маргерит и ее любовь к Пьеру лишь подливали масла в огонь. Они были молоды, шестнадцатилетняя и восемнадцатилетний, и их страсть все еще была ребячеством. Иногда она понимала их, но в другие моменты, наблюдая за его пылкими чувствами к Маргерит, Бастин опять чувствовала раздражение и гнев.
К счастью, Пьер был великодушным. Он знал, что такое нежность и сам мог ее проявить. Бастин была добра к нему, когда он был еще ребенком, и он платил ей тем же. Если она становилась не в меру раздражительной, ему даже не приходилось прощать ее. Она была Бастин, добрая старая няня, которая всегда защищала свою воспитанницу и была нежна с ним. Когда она ругалась, он насмехался или язвил, как делал это в детстве. Именно из-за этого она не замечала, как Пьер возмужал, а он в ее брани видел лишь свидетельство ее старости.
Чайки довершили очистку шкур. На следующее утро Пьер нашел на берегу словно выскобленные шкуры и обглоданные скелеты. Шкуры он с довольным видом притащил Бастин, которой пришлось признать, что еще не все потеряно. Она засолила шкуры и растянула их на внешних стенах хижины.
— Потом я пропитаю их жиром, чтобы они стали мягче, — сказала она.
Коровы были красивыми выносливыми существами, сначала очень пугливыми. Но с того дня, как Бастин начала жечь сено на огне, они начали бродить вокруг хижины. Бастин и Маргерит собирали охапки травы и сушили перед домом, где ее можно было охранять. Потом они перенесли сено во вторую хижину, служившую амбаром. Каждый вечер Бастин выносила небольшую охапку сена на улицу и оставляла ее для коров. Она даже приметила корову, ставшую ее первой любимицей, потому что та первая выходила из стада и подходила к сену.
В один прекрасный день Маргерит встретила Пьера, возвращавшегося с острова, новостью о Первухе.