Бен отклеил бороду Санта Клауса; теперь красные нос и щеки, а уж тем более искусственные пушистые брови, выглядели куда как странно.
Квиллерен заметил:
– Я в Хламтауне уже неделю, но, честно говоря, так и непонял, как вы все зарабатываете на жизнь.
– С грехом пополам, с грехом пополам.
– Откуда вы берете свои товары? Откуда все это?
Бен махнул рукой в сторону скульптурной головы ангела с отбитым носом.
– Воззри! Отвратительная маленькая жемчужина с фасада «Гаррика». Подлинный камень с оригинальным птичьим пометом. – Он указал на выцветший умывальник с кувшином. – Сокровище из «Мон-Вернона» с застывшей мыльной пеной.
Полчаса журналист заваливал хозяина вопросами, но получал цветистые и витиеватые ответы не содержащие совершенно никакой информации. Наконец гость собрался уходить. Взглянув на крошки от крекеров на сиденье черного диванчика, он увидел нечто, его насторожившее, – жесткий белый волосок. Квиллерен небрежно его подобрал.
Придя к себе, журналист внимательно осмотрел волос под лампой. Было совершенно ясно, откуда он – семи сантиметров длиной, слегка загнутый, чуть заостренный с одного конца.
Квиллерен подошел к телефону.
– Мэри, – сказал он, – я сделал одно открытие. Хочешь увидеть кое-что интересное? Надевай пальто и беги.
Потом повернулся к котам, которые спокойно лежали на позолоченных стульях.
– Признавайтесь, ребята! Что вы об этом знаете?
Коко почесал левое ухо задней лапой, а Юм-Юм лизнула свое правое плечо.
Квиллерен заметил:
– Я в Хламтауне уже неделю, но, честно говоря, так и непонял, как вы все зарабатываете на жизнь.
– С грехом пополам, с грехом пополам.
– Откуда вы берете свои товары? Откуда все это?
Бен махнул рукой в сторону скульптурной головы ангела с отбитым носом.
– Воззри! Отвратительная маленькая жемчужина с фасада «Гаррика». Подлинный камень с оригинальным птичьим пометом. – Он указал на выцветший умывальник с кувшином. – Сокровище из «Мон-Вернона» с застывшей мыльной пеной.
Полчаса журналист заваливал хозяина вопросами, но получал цветистые и витиеватые ответы не содержащие совершенно никакой информации. Наконец гость собрался уходить. Взглянув на крошки от крекеров на сиденье черного диванчика, он увидел нечто, его насторожившее, – жесткий белый волосок. Квиллерен небрежно его подобрал.
Придя к себе, журналист внимательно осмотрел волос под лампой. Было совершенно ясно, откуда он – семи сантиметров длиной, слегка загнутый, чуть заостренный с одного конца.
Квиллерен подошел к телефону.
– Мэри, – сказал он, – я сделал одно открытие. Хочешь увидеть кое-что интересное? Надевай пальто и беги.
Потом повернулся к котам, которые спокойно лежали на позолоченных стульях.
– Признавайтесь, ребята! Что вы об этом знаете?
Коко почесал левое ухо задней лапой, а Юм-Юм лизнула свое правое плечо.
Глава 20
Квиллерен услышал, как Бен Николас выходит из дома. Вскоре после этого внизу зазвучал звонок. Пришла Мэри Дакворт в меховой парке, накинутой на небесно-голубой комбинезон.
Она рассмотрела жесткий белый волосок.
– Знаешь, что это такое? – спросил Квиллерен.
– Щетина. От какой-то щетки.
– Это ус, – поправил он. – От какого-то кота. Я нашел его на диване в комнате Бена. Либо два моих хулигана и впрямь обнаружили способ пробираться в соседнюю комнату, либо дух Матильды совсем разошелся.
Мэри еще раз внимательно осмотрела кошачий ус.
– Он пестрый. Белый с серым.
– Значит, принадлежит Юм-Юм. У Коко чисто белые.
– Ты можешь предположить, как они пробрались сквозь стену?
Квиллерен повел ее в гардеробную.
– Я проверил ванную. Кафель везде держится прочно. Остается единственная возможность – щель за этими книжными полками.
Коко последовал за ними и страстно потерся подбородком о книги на нижней полке.
– Великолепные переплеты! – восхитилась Мэри. – Миссис Кобб могла бы продать их декораторам за несколько долларов каждый.
Коко мяукнул, но почему-то глухо, Квиллерен посмотрел вниз и увидел, как кончик хвоста исчезает между книгами – в том месте, откуда он снял номера «Освободителя».
– Коко, вылезай! – приказал он. – Там пыльно.
– Йоу, – донесся слабый ответ.
Мэри сказала:
– Звучит так, словно он на дне колодца.
Журналист бросился к полке, обеими руками вытаскивая книги и бросая их на пол.
– Принеси фонарик, Мэри. Он на столе.
Он осветил стену, но взгляду открылась только обшивка, похожая на ту, что была вокруг камина в его комнате, – узкие планки, обрезанные наискось.
– Никаких дыр, – сказал Квиллерен. – Давай освободим другие полки… Ай!
– Осторожно! Не повреди колено, Квилл. Давай я.
Мэри опустилась на четвереньки и заглянула под книжную полку.
– Квилл, в стене есть отверстие, это точно!
– Какого размера?
– Как будто не хватает одной доски.
– Ты видишь, что там дальше? Возьми фонарик.
– Там другая стена – в метре от этой. Похоже на тайник…
– Мэри, ты думаешь…
– Квилл, это может быть…
Одновременно их осенило.
– Станция «подпольной железной дороги»[12], – сказал Квиллерен.
– Вот именно! – ответила она. – Дом построил Уильям Таун Спенсер…
– А многие аболиционисты…
– Строили потайные комнаты… Да!
– Чтобы прятать беглых рабов!
Мэри всунула руку под полку.
– Обшивка двигается, – крикнула мисс Дакворт через плечо. – Это – раздвижная дверь… В тайнике – какая-то веревка. – Она вытянула метров шесть белого шнура от «сбруи» Коко. – И зубная щетка!
– Йоу, – сказал кот, неожиданно появляясь в луче света. Он выбрался из тайника и слегка покачнулся, изящно отряхиваясь.
– Закрой дверцу, – попросил Квиллерен. – Можешь?
– Почти, остается только пара сантиметров. Она, похоже, покоробилась.
– Готов поспорить, что Коко открыл дверцу когтями, и показал дорогу Юм-Юм. Она-то и приносила мне все вещи… Что ж, одна загадка разгадана. Как насчет чашечки кофе?
– Нет, спасибо. Я должна идти домой. Упаковываю рождественские подарки. – Мэри резко остановилась. – Ты освободил ящики бюро? Ты уезжаешь?
– Нет, уезжает только оно. Я сегодня продал его за семьсот пятьдесят долларов.
– Да что ты! Оно стоит не больше двухсот.
Квиллерен показал Мэри свой список.
– Неплохо для новичка, а?
– Что это за женщина, которой нужны были шеффилдские подсвечники? – спросила Мэри, просматривая реестр. – Надо было послать ее ко мне… А кто спрашивал бляшки для лошадиной, упряжи? Никто их давно не покупает.
– А что это такое?
– Медные кружочки для украшения. Англичане когда-то использовали их как талисманы… А за что покупательница получила поцелуй? Странный способ продавать жестяную коробку для ножей.
– Это жена нашего редактора отдела, – объяснил Квиллерен. – Кстати, я купил Арчу Райкеру подарок – просто в шутку. Ты упакуешь, а?
Он протянул Мэри потрепанную жестянку из-под табака.
– Надеюсь, – сказала мисс Дакворт, прочитав под крышкой ярлык, – «Три сестрички» не взяли с тебя за это десять долларов.
– Десять долларов? Они просили десять, но отдали за пять.
– Неплохо. В основном берут семь пятьдесят.
– Мне повезло. – Квиллерен пошел проводить Мэри до выхода из дома. У двери Бена он спросил:
– А «Немного старины» много ли приносит дохода?
– Не особенно, – отвечала она. – Бен слишком ленив, чтобы часто выходить за товаром, и у него небольшой оборот.
– Прошлым вечером он привел меня в «Львиный хвост» и бросался деньгами, словно у него печатный станок под кроватью.
Мэри пожала плечами.
– Наверно, ему повезло. Раз в год продавец может рассчитывать на неожиданную удачу. Вроде продажи шведского бюро за семьсот пятьдесят долларов. Это одна из вечных истин антикварного дела.
– Кстати, – сказал Квиллерен, – вчера мы пошли в «Гаррик», но там остался только крест на одной из лож, и я чуть не сломал шею, пытаясь добыть его.
– Бен должен был тебя предупредить. Эта ложа опасна уже много лет.
– Откуда ты знаешь?
– Ее закрыли еще в сороковых годах. Она называется Ложей привидений.
– Как ты думаешь, Бен знал об этом?
– Все об этом знают, – сказала Мэри. – Поэтому крест так и не сняли. Даже Росс не стал рисковать, а ему море по колено.
Проводив Мэри взглядом до самого ее дома, Квиллерен не спеша взобрался по лестнице. Наверху его ждали коты в совершенно одинаковых позах: они сидели на задних лапах, вопросительно загнув кончики хвостов.
– Ах вы, негодники! – сказал Квиллерен. – Наверное, вам ужасно понравилось проходить сквозь стены, как парочка привидений!
Коко потерся подбородком о столбик перил, и крошечные клыки звонко щелкнули по старому красному дереву.
– Хочешь почистить зубы? – спросил журналист. – После Рождества отведу тебя к кошачьему дантисту.
Коко потерся о столбик затылком – заискивающий жест.
– Не подлизывайся! Меня не одурачишь!
Квиллерен взъерошил гладкую шерсть на спине кота.
– Интересно, какие еще тайные подвиги ты совершил?
Был вечер среды, а в четверг утром Квиллерен получил ответ. Перед самым рассветом он повернулся в полусне и обнаружил, что уткнулся носом в кошачий мех. На подушке лежала Юм-Юм. Ее шерстка приятно пахла. Квиллерен мысленно перенесся на сорок лет назад, на солнечный задний двор, где на веревке развевалось белье. Свежепостиранное, оно благоухало солнцем и ветром, совсем как сейчас Юм-Юм.
Из кухни донеслось знакомое «йауук!». Так Коко говорил «доброе утро» и одновременно зевал. За «добрым утром» последовал стук – кот спрыгнул с холодильника на стол, а оттуда на пол. Войдя в комнату, Коко остановился посреди ковра и выставил передние лапы, с наслаждением потягиваясь. Потом очень медленно вытянул заднюю лапу – только левую. Потом подошел к кровати-лебедю и ясным голосом потребовал завтрак.
Журналист не спешил вылезать из теплой постели, а только шутливо протянул коту руку. Коко обошел ее и потерся кофейной мордочкой об угол кровати. Потом направился к книжному шкафу и почесался о ножку. Потом подошел к креслу и провел подбородком по его углам.
– Что ты задумал? – спросил Квиллерен.
Коко неторопливо приблизился к пузатой печи, осмотрел ее, нашел ручку дверцы зольника и прижался к ней мордой. Потерся слева, затем справа, дверца щелкнула и приоткрылась – всего на волосок, но любопытный кот распахнул ее лапой настежь.
В то же мгновение Квиллерен вскочил с кровати и нагнулся над зольником. Тот был полон бумаги – напечатанные листы, целая стопка толщиной в пять сантиметров, аккуратно переплетенная в серую обложку. Текст был напечатан на машинке с плохим "О" – буква выпрыгивала над строчкой.
Она рассмотрела жесткий белый волосок.
– Знаешь, что это такое? – спросил Квиллерен.
– Щетина. От какой-то щетки.
– Это ус, – поправил он. – От какого-то кота. Я нашел его на диване в комнате Бена. Либо два моих хулигана и впрямь обнаружили способ пробираться в соседнюю комнату, либо дух Матильды совсем разошелся.
Мэри еще раз внимательно осмотрела кошачий ус.
– Он пестрый. Белый с серым.
– Значит, принадлежит Юм-Юм. У Коко чисто белые.
– Ты можешь предположить, как они пробрались сквозь стену?
Квиллерен повел ее в гардеробную.
– Я проверил ванную. Кафель везде держится прочно. Остается единственная возможность – щель за этими книжными полками.
Коко последовал за ними и страстно потерся подбородком о книги на нижней полке.
– Великолепные переплеты! – восхитилась Мэри. – Миссис Кобб могла бы продать их декораторам за несколько долларов каждый.
Коко мяукнул, но почему-то глухо, Квиллерен посмотрел вниз и увидел, как кончик хвоста исчезает между книгами – в том месте, откуда он снял номера «Освободителя».
– Коко, вылезай! – приказал он. – Там пыльно.
– Йоу, – донесся слабый ответ.
Мэри сказала:
– Звучит так, словно он на дне колодца.
Журналист бросился к полке, обеими руками вытаскивая книги и бросая их на пол.
– Принеси фонарик, Мэри. Он на столе.
Он осветил стену, но взгляду открылась только обшивка, похожая на ту, что была вокруг камина в его комнате, – узкие планки, обрезанные наискось.
– Никаких дыр, – сказал Квиллерен. – Давай освободим другие полки… Ай!
– Осторожно! Не повреди колено, Квилл. Давай я.
Мэри опустилась на четвереньки и заглянула под книжную полку.
– Квилл, в стене есть отверстие, это точно!
– Какого размера?
– Как будто не хватает одной доски.
– Ты видишь, что там дальше? Возьми фонарик.
– Там другая стена – в метре от этой. Похоже на тайник…
– Мэри, ты думаешь…
– Квилл, это может быть…
Одновременно их осенило.
– Станция «подпольной железной дороги»[12], – сказал Квиллерен.
– Вот именно! – ответила она. – Дом построил Уильям Таун Спенсер…
– А многие аболиционисты…
– Строили потайные комнаты… Да!
– Чтобы прятать беглых рабов!
Мэри всунула руку под полку.
– Обшивка двигается, – крикнула мисс Дакворт через плечо. – Это – раздвижная дверь… В тайнике – какая-то веревка. – Она вытянула метров шесть белого шнура от «сбруи» Коко. – И зубная щетка!
– Йоу, – сказал кот, неожиданно появляясь в луче света. Он выбрался из тайника и слегка покачнулся, изящно отряхиваясь.
– Закрой дверцу, – попросил Квиллерен. – Можешь?
– Почти, остается только пара сантиметров. Она, похоже, покоробилась.
– Готов поспорить, что Коко открыл дверцу когтями, и показал дорогу Юм-Юм. Она-то и приносила мне все вещи… Что ж, одна загадка разгадана. Как насчет чашечки кофе?
– Нет, спасибо. Я должна идти домой. Упаковываю рождественские подарки. – Мэри резко остановилась. – Ты освободил ящики бюро? Ты уезжаешь?
– Нет, уезжает только оно. Я сегодня продал его за семьсот пятьдесят долларов.
– Да что ты! Оно стоит не больше двухсот.
Квиллерен показал Мэри свой список.
– Неплохо для новичка, а?
– Что это за женщина, которой нужны были шеффилдские подсвечники? – спросила Мэри, просматривая реестр. – Надо было послать ее ко мне… А кто спрашивал бляшки для лошадиной, упряжи? Никто их давно не покупает.
– А что это такое?
– Медные кружочки для украшения. Англичане когда-то использовали их как талисманы… А за что покупательница получила поцелуй? Странный способ продавать жестяную коробку для ножей.
– Это жена нашего редактора отдела, – объяснил Квиллерен. – Кстати, я купил Арчу Райкеру подарок – просто в шутку. Ты упакуешь, а?
Он протянул Мэри потрепанную жестянку из-под табака.
– Надеюсь, – сказала мисс Дакворт, прочитав под крышкой ярлык, – «Три сестрички» не взяли с тебя за это десять долларов.
– Десять долларов? Они просили десять, но отдали за пять.
– Неплохо. В основном берут семь пятьдесят.
– Мне повезло. – Квиллерен пошел проводить Мэри до выхода из дома. У двери Бена он спросил:
– А «Немного старины» много ли приносит дохода?
– Не особенно, – отвечала она. – Бен слишком ленив, чтобы часто выходить за товаром, и у него небольшой оборот.
– Прошлым вечером он привел меня в «Львиный хвост» и бросался деньгами, словно у него печатный станок под кроватью.
Мэри пожала плечами.
– Наверно, ему повезло. Раз в год продавец может рассчитывать на неожиданную удачу. Вроде продажи шведского бюро за семьсот пятьдесят долларов. Это одна из вечных истин антикварного дела.
– Кстати, – сказал Квиллерен, – вчера мы пошли в «Гаррик», но там остался только крест на одной из лож, и я чуть не сломал шею, пытаясь добыть его.
– Бен должен был тебя предупредить. Эта ложа опасна уже много лет.
– Откуда ты знаешь?
– Ее закрыли еще в сороковых годах. Она называется Ложей привидений.
– Как ты думаешь, Бен знал об этом?
– Все об этом знают, – сказала Мэри. – Поэтому крест так и не сняли. Даже Росс не стал рисковать, а ему море по колено.
Проводив Мэри взглядом до самого ее дома, Квиллерен не спеша взобрался по лестнице. Наверху его ждали коты в совершенно одинаковых позах: они сидели на задних лапах, вопросительно загнув кончики хвостов.
– Ах вы, негодники! – сказал Квиллерен. – Наверное, вам ужасно понравилось проходить сквозь стены, как парочка привидений!
Коко потерся подбородком о столбик перил, и крошечные клыки звонко щелкнули по старому красному дереву.
– Хочешь почистить зубы? – спросил журналист. – После Рождества отведу тебя к кошачьему дантисту.
Коко потерся о столбик затылком – заискивающий жест.
– Не подлизывайся! Меня не одурачишь!
Квиллерен взъерошил гладкую шерсть на спине кота.
– Интересно, какие еще тайные подвиги ты совершил?
Был вечер среды, а в четверг утром Квиллерен получил ответ. Перед самым рассветом он повернулся в полусне и обнаружил, что уткнулся носом в кошачий мех. На подушке лежала Юм-Юм. Ее шерстка приятно пахла. Квиллерен мысленно перенесся на сорок лет назад, на солнечный задний двор, где на веревке развевалось белье. Свежепостиранное, оно благоухало солнцем и ветром, совсем как сейчас Юм-Юм.
Из кухни донеслось знакомое «йауук!». Так Коко говорил «доброе утро» и одновременно зевал. За «добрым утром» последовал стук – кот спрыгнул с холодильника на стол, а оттуда на пол. Войдя в комнату, Коко остановился посреди ковра и выставил передние лапы, с наслаждением потягиваясь. Потом очень медленно вытянул заднюю лапу – только левую. Потом подошел к кровати-лебедю и ясным голосом потребовал завтрак.
Журналист не спешил вылезать из теплой постели, а только шутливо протянул коту руку. Коко обошел ее и потерся кофейной мордочкой об угол кровати. Потом направился к книжному шкафу и почесался о ножку. Потом подошел к креслу и провел подбородком по его углам.
– Что ты задумал? – спросил Квиллерен.
Коко неторопливо приблизился к пузатой печи, осмотрел ее, нашел ручку дверцы зольника и прижался к ней мордой. Потерся слева, затем справа, дверца щелкнула и приоткрылась – всего на волосок, но любопытный кот распахнул ее лапой настежь.
В то же мгновение Квиллерен вскочил с кровати и нагнулся над зольником. Тот был полон бумаги – напечатанные листы, целая стопка толщиной в пять сантиметров, аккуратно переплетенная в серую обложку. Текст был напечатан на машинке с плохим "О" – буква выпрыгивала над строчкой.
Глава 21
В сером утреннем свете двадцать третьего декабря Квиллерен начал читать роман Энди. Героиня оказалась глупой болтушкой, которая собиралась добавить в виски своего мужа-алкоголика тетрахлоруглерод, чтобы избавиться от него и выйти замуж за мужчину с большими сексуальными способностями.
Он прочитал уже шесть глав, когда пришли за шведским бюро: шофер в униформе и три грузчика. После этого пора было бриться, одеваться и ехать в центр. Журналист засунул рукопись обратно в зольник.
Встреча Квиллерена с главным редактором продлилась больше, чем оба ожидали. Она плавно перешла в длительный обед с некоторыми важными лицами, сервированный в отдельной комнате пресс-клуба. Возвращаясь поздним вечером в Хламтаун, журналист ликовал.
Состояние колена улучшилось настолько, что он даже смог взбежать в особняк Коббов через две ступеньки. Войдя в прихожую, Квиллерен замедлили шаг. Магазин «Древности» был открыт. По комнате рассеянно ходила Айрис, проводя тряпкой по подлокотникам бостонского кресла-качалки.
– Я не ждал вас так быстро, – сказал журналист.
– Я подумала, что мне стоит поскорей открыть магазин, —ответила миссис Кобб усталым голосом. – После вечеринки, может быть, еще будет достаточно покупателей, а видит Бог, нам нужны деньги. Со мной приехал Деннис, мой сын.
– Вчера мы кое-что для вас продали, – сказал Квиллерен. – Мне очень не хотелось отдавать свое бюро, но одна женщина готова была заплатить за него семьсот пятьдесят долларов.
Айрис была скорее благодарна, чем удивлена.
– Кстати, вы не откладывали для Холлиса Прантца старых приемников? – поинтересовался он.
– Старых приемников? Нет, откуда им у нас взяться?
В тот же вечер Квиллерен закончил читать роман. Все оказалось так, как он и ожидал. Среди героев были неверный муж, сладострастная разведенная дама, бедная богатая девушка, которая инкогнито держала шикарный магазин, и – в последних глава – бывшая школьная учительница, наивная до глупости. Для полноты картины Энди к тому же ввел мошенника, девочку-подростка, торговца наркотиками, содомита, продажного политика и бывшего полицейского, который, похоже, служил рупором возвышенно-банальных идей автора.
«Почему, – спрашивал себя Квиллерен, – Энди спрятал эту рукопись в зольнике пузатой печи?»
В какой-то момент чтение было прервано стуком в дверь, и подтянутый молодой человек в белой рубашке и галстуке-бабочке представился сыном Айрис.
– Мать говорит, что вам нужен письменный стол, – промолвил он. – Мы можем перенести тот, что в ее комнате.
– Аптекарский? Я не хочу лишать ее…
– Она говорит, что он ей не нужен.
– Как она себя чувствует?
– Ужасно! Выпила таблетку и уже легла.
Они перенесли стол и подходящий стул – виндзорский, смягким плоским сиденьем и изящной спинкой. Квиллерен попросил Денниса помочь поднять на камин герб Макинтошей и, наконец, снял портрет кислолицей старухи, которая вечно портила ему настроение. Потом журналист снова погрузился в чтение. Он встречал худшие книги, но мало. У Энди не было чутья к диалогу и чувства сопереживания героям. Что заинтересовало журналиста, так это продажа наркотиков. Один антиквар в романе сбывал марихуану так же, как шкафы красного дерева и мейсенские блюда. Если к нему в магазин заходил покупатель и спрашивал резной дверной косяк, значит, ему нужен был «косячок».
От четырехсот страниц с прыгающими "О" веки Квиллерена отяжелели, глаза разболелись. Он откинул голову и зажмурился. Резные дверные косяки! Такое ему в голову не приходило, но до Хламтауна он не думал и о многом другом: о суссексских свиньях… пиггинах, ноггинах и феркинах… о бляшках для лошадиной сбруи…
Бляшки для сбруи! Усы Квиллерена затрепетали, и он пригладил их костяшками пальцев. Никто больше не покупает бляшки для сбруи, говорила Мэри. И тем не менее дважды за свое краткое пребывание в Хламтауне он слышал, как справлялись об этом бесполезном украшении.
Сначала спрашивали в магазине «Немного старины», и Бен был склонен вежливо отделаться от покупателя. Вчера то же самое искали в «Древностях». А здания, между прочим, стоят рядом и внешне похожи.
Квиллерен расчесал усы, стараясь немного успокоиться, и стал продумывать план действий. Двадцать четвертое декабря будет трудным днем: вечером праздник, днем еще одна встреча с главным редактором, обед с Арчем Райкером в пресс-клубе, а утром – тактический маневр, который поможет решить очередную загадку Хламтауна.
Утром журналиста разбудили вспышки света. На кровати стоял Коко и с видимым удовольствием чистил зубы о выключатель на стене.
Квиллерен встал, открыл для котов банку гранулированного мяса, побрился и оделся. Сообразив, что контора курьеров в редакции уже открыта, позвонил и заказал курьера на одиннадцать тридцать, не раньше и не позже.
– Пошлите мне самого худого и замученного из всех, – велел он диспетчеру. – Желательно с сильной простудой или насморком.
В ожидании Квиллерен перенес свои карандаши и бумагу, скрепки и клей в аптекарский стол. В одном из ящичков он нашел магнитофон Айрис и отнес его хозяйке.
– Мне он больше не нужен, – вздохнула миссис Кобб, болезненно пытаясь улыбнуться. – Я даже смотреть на него не могу. Может быть, вам он пригодится для работы.
Прибывший юноша оказался неопрятным, истощенным и страдающим коньюктивитом. Большинство курьеров «Бега» соответствовали подобному описанию, но этот и впрямь превосходил всех.
– Ну и берлога! – сказал курьер, осмотрев комнату журналиста. – Вы платите хозяевам, или газета – вам, за то, что тут живете?
– Не умничай, – ответил Квиллерен, доставая бумажник. – Просто делай, что я говорю. Вот десять баксов. Иди в соседний дом…
– Елки, ну и коты! А они кусаются?
– Только курьеров «Бега»… Теперь слушай внимательно. Иди в антикварный магазин под названием «Немного старины» и спроси, есть ли бляшки для лошадиной сбруи.
– Чего?
– Продавец сумасшедший, так что не обращай внимания на то, что он скажет или сделает. И не дай ему понять, что знаешь меня – или что работаешь в «Беге». Просто спроси, есть ли бляшки, и покажи деньги. И принеси мне то, что он тебе даст.
– Бляшки для лошадиной сбруи! Вы, наверно, спятили!
– Только не иди туда сразу. Поброди пару минут за углом, и лишь потом отправляйся в «Немного старины»… И постарайся выглядеть не слишком умным! – крикнул Квиллерен вслед уходящему курьеру, хотя в предупреждении не было необходимости.
В томительном ожидании журналист мерил комнату шагами. Один из котов прыгнул на стол и подставил выгнутую спину, Квиллерен рассеянно погладил ее.
Через пятнадцать минут посланец вернулся.
– Десять баксов за эту фитюльку? Вы, наверно, рехнулись!
– Наверное, ты прав, – вздохнул Квиллерен, рассматривая медный кружок.
Это была неудача, но щекочущее ощущение в усах говорило журналисту, что он на правильном пути, и он не позволил себе упасть духом.
Днем он встретился в пресс-клубе с Арчем Райкером и подарил ему табачную жестянку, завернутую в страницу «Харперз Уикли» 1864 года.
– Это просто прелесть! – сказал редактор. – Но ты не должен был так тратиться, Квилл. Черт побери, я ничего тебе не купил! Но я плачу за обед.
После полудня Квиллерен провел целый час с главным редактором, причем остался встречей доволен; потом отпраздновал Рождество розовым лимонадом и печеньем в машбюро, появился на импровизированном фуршете в фотолаборатории, где был единственным трезвым участником, и, наконец, отправился домой.
До свидания с Мэри оставалось три часа. Квиллерен перечитал главу о торговце наркотиками. В пять вышел из дома и забрал два своих лучших костюма из хламтаунской химчистки. На одежде был красный ярлычок.
– Вы, наверное, что-то оставили в кармане, – сказала работница и, порывшись в ящике, нашла конверт с его именем.
Квиллерен посмотрел внутрь.
– Спасибо! Огромное спасибо! Выпейте что-нибудь на Рождество, – и оставил доллар на чай.
В конверте была рулетка. Серебряная рулетка Мэри и сложенный лист бумаги.
Ощупывая гладкую серебристую коробочку, журналист вернулся к себе и выглянул из окна. Ранние зимние сумерки изо всех сил старались, чтобы хлам на заднем дворе выглядел еще более неопрятным, чем когда-либо. Среди прочего там стояли два микроавтобуса – серый и коричневый.
Во двор можно было попасть через магазин Коббов, но Квиллерен предпочитал не сталкиваться с Айрис, поэтому вышел через парадную дверь, завернул за угол и прошел к цели по аллее. Бросив взгляд на окна соседних домов, он обмерил серый микроавтобус. Так он и предполагал: результаты совпадали с записанными на клочке бумаги. А когда Квиллерен обошел старую машину, то нашел еще одно доказательство: у автомобиля Бена отсутствовало левое переднее крыло.
Теперь журналист точно знал, что делать. Купив у Ломбардо пол-литра лучшего бренди, он взбежал по ступенькам магазина «Немного старины». Парадная дверь была открыта, но сам магазин заперт.
Он зашел в «Древности».
– Вы случайно не знаете, где Бен? – спросил он уАйрис. – Я бы хотел с ним отпраздновать Рождество.
– Наверное, в детской больнице, – ответила миссис Кобб. – Он там каждый год изображает Санта Клауса.
Наверху журналиста ждали коты. Оба сидели посреди комнаты с напряженным выражением, которое означало: «Мы хотим кое-что сказать». Они смотрели пристально: Юм-Юм прямо перед собой, напрягая чуть-чуть косые глаза, Коко – на лоб Квиллерена.
Речь шла не об ужине, понял журналист. Здесь было что-то поважнее.
– В чем дело? – спросил он. – Что вы желаете сказать?
Коко повернул голову и посмотрел на маленький блестящий предмет, лежавший на полу рядом со шкафом.
– Что это? – выдохнул Квиллерен, хотя в ответе не нуждался. Он знал, что это такое.
Газетчик поднял кусочек серебристой бумаги и поднес к лампе. С первого взгляда фольга казалась оберткой от жевательной резинки, но он действительно заранее знал, что это не так. Аккуратный прямоугольничек фольги шириной с карандаш и толщиной с лезвие бритвы.
Когда Квиллерен начал открывать пакетик, Коко вспрыгнул на стол. Изящными шоколадными лапками кот переступил через карандаши, скрепки, пепельницу, пачку табака, рулетку и аккуратно нажал на зеленую кнопку портативного магнитофона Айрис.
– Хррр… сссс… хррр… сссс…
Квиллерен ударил по красной кнопке и выключил храп покойного. И услышал за дверью тяжелые шаги.
По лестнице, хватаясь за перила, с трудом поднимался Санта Клаус.
– Заходите, отпразднуем, – пригласил Квиллерен. – У меня бутылка отличного бренди.
– Достойный джентльмен, я готов! – отвечал Бен.
Он двинулся в комнату, шаркая огромными черными сапогами, отороченными искусственным мехом. Глаза Бена остекленели, от него разило перегаром: он явно не спешил домой из детской больницы.
– Хо-хо-хо! – заметил и добродушно поприветствовал Николас котов.
Юм-Юм взлетела на книжный шкаф, а Коко не сдвинулся с места и вперил в гостя злобный взгляд.
– С Р-р-рождеством! – прогрохотал Санта Клаус.
Коко взъерошил шерсть, выгнул спину и распушил хвост, прижал уши, оскалился и зашипел. Потом вспрыгнул на стол и стал оттуда наблюдать за происходящим – с явным неодобрением, судя по ушам и усам. Наблюдательный пост был выбран с умом: хорошо видны мягкое кресло, в котором Квиллерен пьет кофе, качалка, где Бен смакует бренди, и чайный столик с тарелкой копченых устриц.
Журналист медленно проговорил:
– Давайте выпьем за нашего старого друга Кобба, где бы он ни был.
Бен взмахнул стаканом.
– За вероломного подлеца!
– Вы хотите сказать, что не принадлежали к числу почитателей нашего покойного хозяина?
– Добро есть зло, а зло – добро, – отвечал старый актер.
– Хотел бы я знать, что произошло той ночью в доме Элсворта. У Кобба был сердечный приступ или он поскользнулся на ступеньках? Знаете, ведь к его ботинкам мог прилипнуть снег. В ту ночь шел снег, правда?
От Бена, погрузившего нос в стакан, ответа не последовало.
– То есть, где-то после полуночи, – не унимался Квиллерен. – Вы не помните? Разве не шел снег? Вы выходили из дома в ту ночь?
– О, шел снег, дул ветер… Дул ветер, и шел снег, – ответил Бен с соответствующими гримасами и жестами.
– На следующий день я пошел в дом Элсворта и увидел под машиной Кобба чистую землю. Значит, когда он обчищал дом, шел снег. Самое интересное, что в то же время там была другая машина. На снегу остались ее контуры, и по ним было видно, что у машины нет левого крыла.
Квиллерен замолчал и всмотрелся в лицо Бена.
– Беда, ты на пороге! – произнес тот с таинственным видом.
Журналист тщетно пробовал разные подходы. Старый лицедей оказался лучшим актером, чем он. Квиллерен посматривал на часы: еще нужно было побриться и переодеться перед тем, как зайти за Мэри.
Он попытался еще раз.
– Интересно, правда или нет, – начал он, – что старый Элсворт спрятал деньги…
Его прервал доносившийся со стола шум:
– Хррр… сссс… хррр…
– Коко! Брысь! – вскричал он, и кот одним прыжком соскочил на пол и взлетел на камин.
– Если верно, что в старом доме спрятано сокровище, – продолжал Квиллерен, – и Кобб нашел его…
Магнитофон не унимался:
– Хррр… сссс… ф-ф-фршт!
– И, может быть, кто-то видел и прикончил Си Си…
Квиллерен лениво развалился в кресле, пристально наблюдая за Беном, и ему показалось, что глаза актера забегали – не совсем характерное для Николаса выражение.
– Возможно, кто-то столкнул Кобба с лестницы и забрал его находку…
– Хррр… фффршт! – повторял магнитофон.
Потом:
– Гррммпф!
Потом шипение пустой ленты.
Потом:
– Втирал мне очки, ты, старый дурак… Я знаю, в чем дело… Думаешь, тебе все с рук сойдет… Только через мой труп!
Это был голос Кобба. Квиллерен резко выпрямился.
Магнитофон продолжал:
– Эти бедолаги, что сюда приходят… Медные бляшки, как же!.. Знаю, откуда у тебя товар… Ты, обчищаешь «Гаррик»? Не смеши!..
Бен уронил стакан и вылез из качалки.
– Нет! – вскричал Квиллерен, вскакивая и бросаясь к столу. – Я должен это услышать!
Магнитофон не унимался:
– Я тут пашу за три вшивых бакса в час, а ты получаешь десять за пакетик…
Журналист посмотрел на магнитофон с восторгом и торжеством.
Тот продолжал:
– Но на этом все!.. Ты возьмешь меня в долю, Бен, детка…
Квиллерен уголком глаза заметил, как за спиной мелькнуло что-то красное. Оно двинулось к камину, и журналист обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как Бен в красном одеянии Санта Клауса тянется за кочергой. По пути Николас опрокинул чайный столик с устрицами.
Не сводя глаз с красного костюма, Квиллерен протянул руку: спинка дохлого стула развалилась.
Мгновение мужчины стояли лицом к лицу: Бен опирался о камин и размахивал кочергой, Квиллерен сжимал в руках бесполезные деревяшки. И тут в игру вступил железный герб. Он упал с камина прямо на шею Бена. Кочерга взлетела в воздух, журналист быстро пригнулся, поскользнулся на устрице и с грохотом приземлился на правое колено.
Действующие лица застыли в немой сцене: Санта Клаус распростерся на полу, придавленный гербом Макинтошей; Квиллерен стоял на одном колене; Коко склонился над копченой устрицей.
Когда полиция увезла Бена и Айрис с Деннисом помогали привести комнату в порядок, зазвонил телефон. Журналист, превозмогая боль, медленно подошел к аппарату.
– Что случилось, Квилл? – обеспокоенно спросила Мэри. – Я только что слышала сирену и видела, как Бена увозят в полицейской машине. Что-то не так?
– Все! В том числе и мое колено, – простонал Квиллерен.
Он прочитал уже шесть глав, когда пришли за шведским бюро: шофер в униформе и три грузчика. После этого пора было бриться, одеваться и ехать в центр. Журналист засунул рукопись обратно в зольник.
Встреча Квиллерена с главным редактором продлилась больше, чем оба ожидали. Она плавно перешла в длительный обед с некоторыми важными лицами, сервированный в отдельной комнате пресс-клуба. Возвращаясь поздним вечером в Хламтаун, журналист ликовал.
Состояние колена улучшилось настолько, что он даже смог взбежать в особняк Коббов через две ступеньки. Войдя в прихожую, Квиллерен замедлили шаг. Магазин «Древности» был открыт. По комнате рассеянно ходила Айрис, проводя тряпкой по подлокотникам бостонского кресла-качалки.
– Я не ждал вас так быстро, – сказал журналист.
– Я подумала, что мне стоит поскорей открыть магазин, —ответила миссис Кобб усталым голосом. – После вечеринки, может быть, еще будет достаточно покупателей, а видит Бог, нам нужны деньги. Со мной приехал Деннис, мой сын.
– Вчера мы кое-что для вас продали, – сказал Квиллерен. – Мне очень не хотелось отдавать свое бюро, но одна женщина готова была заплатить за него семьсот пятьдесят долларов.
Айрис была скорее благодарна, чем удивлена.
– Кстати, вы не откладывали для Холлиса Прантца старых приемников? – поинтересовался он.
– Старых приемников? Нет, откуда им у нас взяться?
В тот же вечер Квиллерен закончил читать роман. Все оказалось так, как он и ожидал. Среди героев были неверный муж, сладострастная разведенная дама, бедная богатая девушка, которая инкогнито держала шикарный магазин, и – в последних глава – бывшая школьная учительница, наивная до глупости. Для полноты картины Энди к тому же ввел мошенника, девочку-подростка, торговца наркотиками, содомита, продажного политика и бывшего полицейского, который, похоже, служил рупором возвышенно-банальных идей автора.
«Почему, – спрашивал себя Квиллерен, – Энди спрятал эту рукопись в зольнике пузатой печи?»
В какой-то момент чтение было прервано стуком в дверь, и подтянутый молодой человек в белой рубашке и галстуке-бабочке представился сыном Айрис.
– Мать говорит, что вам нужен письменный стол, – промолвил он. – Мы можем перенести тот, что в ее комнате.
– Аптекарский? Я не хочу лишать ее…
– Она говорит, что он ей не нужен.
– Как она себя чувствует?
– Ужасно! Выпила таблетку и уже легла.
Они перенесли стол и подходящий стул – виндзорский, смягким плоским сиденьем и изящной спинкой. Квиллерен попросил Денниса помочь поднять на камин герб Макинтошей и, наконец, снял портрет кислолицей старухи, которая вечно портила ему настроение. Потом журналист снова погрузился в чтение. Он встречал худшие книги, но мало. У Энди не было чутья к диалогу и чувства сопереживания героям. Что заинтересовало журналиста, так это продажа наркотиков. Один антиквар в романе сбывал марихуану так же, как шкафы красного дерева и мейсенские блюда. Если к нему в магазин заходил покупатель и спрашивал резной дверной косяк, значит, ему нужен был «косячок».
От четырехсот страниц с прыгающими "О" веки Квиллерена отяжелели, глаза разболелись. Он откинул голову и зажмурился. Резные дверные косяки! Такое ему в голову не приходило, но до Хламтауна он не думал и о многом другом: о суссексских свиньях… пиггинах, ноггинах и феркинах… о бляшках для лошадиной сбруи…
Бляшки для сбруи! Усы Квиллерена затрепетали, и он пригладил их костяшками пальцев. Никто больше не покупает бляшки для сбруи, говорила Мэри. И тем не менее дважды за свое краткое пребывание в Хламтауне он слышал, как справлялись об этом бесполезном украшении.
Сначала спрашивали в магазине «Немного старины», и Бен был склонен вежливо отделаться от покупателя. Вчера то же самое искали в «Древностях». А здания, между прочим, стоят рядом и внешне похожи.
Квиллерен расчесал усы, стараясь немного успокоиться, и стал продумывать план действий. Двадцать четвертое декабря будет трудным днем: вечером праздник, днем еще одна встреча с главным редактором, обед с Арчем Райкером в пресс-клубе, а утром – тактический маневр, который поможет решить очередную загадку Хламтауна.
Утром журналиста разбудили вспышки света. На кровати стоял Коко и с видимым удовольствием чистил зубы о выключатель на стене.
Квиллерен встал, открыл для котов банку гранулированного мяса, побрился и оделся. Сообразив, что контора курьеров в редакции уже открыта, позвонил и заказал курьера на одиннадцать тридцать, не раньше и не позже.
– Пошлите мне самого худого и замученного из всех, – велел он диспетчеру. – Желательно с сильной простудой или насморком.
В ожидании Квиллерен перенес свои карандаши и бумагу, скрепки и клей в аптекарский стол. В одном из ящичков он нашел магнитофон Айрис и отнес его хозяйке.
– Мне он больше не нужен, – вздохнула миссис Кобб, болезненно пытаясь улыбнуться. – Я даже смотреть на него не могу. Может быть, вам он пригодится для работы.
Прибывший юноша оказался неопрятным, истощенным и страдающим коньюктивитом. Большинство курьеров «Бега» соответствовали подобному описанию, но этот и впрямь превосходил всех.
– Ну и берлога! – сказал курьер, осмотрев комнату журналиста. – Вы платите хозяевам, или газета – вам, за то, что тут живете?
– Не умничай, – ответил Квиллерен, доставая бумажник. – Просто делай, что я говорю. Вот десять баксов. Иди в соседний дом…
– Елки, ну и коты! А они кусаются?
– Только курьеров «Бега»… Теперь слушай внимательно. Иди в антикварный магазин под названием «Немного старины» и спроси, есть ли бляшки для лошадиной сбруи.
– Чего?
– Продавец сумасшедший, так что не обращай внимания на то, что он скажет или сделает. И не дай ему понять, что знаешь меня – или что работаешь в «Беге». Просто спроси, есть ли бляшки, и покажи деньги. И принеси мне то, что он тебе даст.
– Бляшки для лошадиной сбруи! Вы, наверно, спятили!
– Только не иди туда сразу. Поброди пару минут за углом, и лишь потом отправляйся в «Немного старины»… И постарайся выглядеть не слишком умным! – крикнул Квиллерен вслед уходящему курьеру, хотя в предупреждении не было необходимости.
В томительном ожидании журналист мерил комнату шагами. Один из котов прыгнул на стол и подставил выгнутую спину, Квиллерен рассеянно погладил ее.
Через пятнадцать минут посланец вернулся.
– Десять баксов за эту фитюльку? Вы, наверно, рехнулись!
– Наверное, ты прав, – вздохнул Квиллерен, рассматривая медный кружок.
Это была неудача, но щекочущее ощущение в усах говорило журналисту, что он на правильном пути, и он не позволил себе упасть духом.
Днем он встретился в пресс-клубе с Арчем Райкером и подарил ему табачную жестянку, завернутую в страницу «Харперз Уикли» 1864 года.
– Это просто прелесть! – сказал редактор. – Но ты не должен был так тратиться, Квилл. Черт побери, я ничего тебе не купил! Но я плачу за обед.
После полудня Квиллерен провел целый час с главным редактором, причем остался встречей доволен; потом отпраздновал Рождество розовым лимонадом и печеньем в машбюро, появился на импровизированном фуршете в фотолаборатории, где был единственным трезвым участником, и, наконец, отправился домой.
До свидания с Мэри оставалось три часа. Квиллерен перечитал главу о торговце наркотиками. В пять вышел из дома и забрал два своих лучших костюма из хламтаунской химчистки. На одежде был красный ярлычок.
– Вы, наверное, что-то оставили в кармане, – сказала работница и, порывшись в ящике, нашла конверт с его именем.
Квиллерен посмотрел внутрь.
– Спасибо! Огромное спасибо! Выпейте что-нибудь на Рождество, – и оставил доллар на чай.
В конверте была рулетка. Серебряная рулетка Мэри и сложенный лист бумаги.
Ощупывая гладкую серебристую коробочку, журналист вернулся к себе и выглянул из окна. Ранние зимние сумерки изо всех сил старались, чтобы хлам на заднем дворе выглядел еще более неопрятным, чем когда-либо. Среди прочего там стояли два микроавтобуса – серый и коричневый.
Во двор можно было попасть через магазин Коббов, но Квиллерен предпочитал не сталкиваться с Айрис, поэтому вышел через парадную дверь, завернул за угол и прошел к цели по аллее. Бросив взгляд на окна соседних домов, он обмерил серый микроавтобус. Так он и предполагал: результаты совпадали с записанными на клочке бумаги. А когда Квиллерен обошел старую машину, то нашел еще одно доказательство: у автомобиля Бена отсутствовало левое переднее крыло.
Теперь журналист точно знал, что делать. Купив у Ломбардо пол-литра лучшего бренди, он взбежал по ступенькам магазина «Немного старины». Парадная дверь была открыта, но сам магазин заперт.
Он зашел в «Древности».
– Вы случайно не знаете, где Бен? – спросил он уАйрис. – Я бы хотел с ним отпраздновать Рождество.
– Наверное, в детской больнице, – ответила миссис Кобб. – Он там каждый год изображает Санта Клауса.
Наверху журналиста ждали коты. Оба сидели посреди комнаты с напряженным выражением, которое означало: «Мы хотим кое-что сказать». Они смотрели пристально: Юм-Юм прямо перед собой, напрягая чуть-чуть косые глаза, Коко – на лоб Квиллерена.
Речь шла не об ужине, понял журналист. Здесь было что-то поважнее.
– В чем дело? – спросил он. – Что вы желаете сказать?
Коко повернул голову и посмотрел на маленький блестящий предмет, лежавший на полу рядом со шкафом.
– Что это? – выдохнул Квиллерен, хотя в ответе не нуждался. Он знал, что это такое.
Газетчик поднял кусочек серебристой бумаги и поднес к лампе. С первого взгляда фольга казалась оберткой от жевательной резинки, но он действительно заранее знал, что это не так. Аккуратный прямоугольничек фольги шириной с карандаш и толщиной с лезвие бритвы.
Когда Квиллерен начал открывать пакетик, Коко вспрыгнул на стол. Изящными шоколадными лапками кот переступил через карандаши, скрепки, пепельницу, пачку табака, рулетку и аккуратно нажал на зеленую кнопку портативного магнитофона Айрис.
– Хррр… сссс… хррр… сссс…
Квиллерен ударил по красной кнопке и выключил храп покойного. И услышал за дверью тяжелые шаги.
По лестнице, хватаясь за перила, с трудом поднимался Санта Клаус.
– Заходите, отпразднуем, – пригласил Квиллерен. – У меня бутылка отличного бренди.
– Достойный джентльмен, я готов! – отвечал Бен.
Он двинулся в комнату, шаркая огромными черными сапогами, отороченными искусственным мехом. Глаза Бена остекленели, от него разило перегаром: он явно не спешил домой из детской больницы.
– Хо-хо-хо! – заметил и добродушно поприветствовал Николас котов.
Юм-Юм взлетела на книжный шкаф, а Коко не сдвинулся с места и вперил в гостя злобный взгляд.
– С Р-р-рождеством! – прогрохотал Санта Клаус.
Коко взъерошил шерсть, выгнул спину и распушил хвост, прижал уши, оскалился и зашипел. Потом вспрыгнул на стол и стал оттуда наблюдать за происходящим – с явным неодобрением, судя по ушам и усам. Наблюдательный пост был выбран с умом: хорошо видны мягкое кресло, в котором Квиллерен пьет кофе, качалка, где Бен смакует бренди, и чайный столик с тарелкой копченых устриц.
Журналист медленно проговорил:
– Давайте выпьем за нашего старого друга Кобба, где бы он ни был.
Бен взмахнул стаканом.
– За вероломного подлеца!
– Вы хотите сказать, что не принадлежали к числу почитателей нашего покойного хозяина?
– Добро есть зло, а зло – добро, – отвечал старый актер.
– Хотел бы я знать, что произошло той ночью в доме Элсворта. У Кобба был сердечный приступ или он поскользнулся на ступеньках? Знаете, ведь к его ботинкам мог прилипнуть снег. В ту ночь шел снег, правда?
От Бена, погрузившего нос в стакан, ответа не последовало.
– То есть, где-то после полуночи, – не унимался Квиллерен. – Вы не помните? Разве не шел снег? Вы выходили из дома в ту ночь?
– О, шел снег, дул ветер… Дул ветер, и шел снег, – ответил Бен с соответствующими гримасами и жестами.
– На следующий день я пошел в дом Элсворта и увидел под машиной Кобба чистую землю. Значит, когда он обчищал дом, шел снег. Самое интересное, что в то же время там была другая машина. На снегу остались ее контуры, и по ним было видно, что у машины нет левого крыла.
Квиллерен замолчал и всмотрелся в лицо Бена.
– Беда, ты на пороге! – произнес тот с таинственным видом.
Журналист тщетно пробовал разные подходы. Старый лицедей оказался лучшим актером, чем он. Квиллерен посматривал на часы: еще нужно было побриться и переодеться перед тем, как зайти за Мэри.
Он попытался еще раз.
– Интересно, правда или нет, – начал он, – что старый Элсворт спрятал деньги…
Его прервал доносившийся со стола шум:
– Хррр… сссс… хррр…
– Коко! Брысь! – вскричал он, и кот одним прыжком соскочил на пол и взлетел на камин.
– Если верно, что в старом доме спрятано сокровище, – продолжал Квиллерен, – и Кобб нашел его…
Магнитофон не унимался:
– Хррр… сссс… ф-ф-фршт!
– И, может быть, кто-то видел и прикончил Си Си…
Квиллерен лениво развалился в кресле, пристально наблюдая за Беном, и ему показалось, что глаза актера забегали – не совсем характерное для Николаса выражение.
– Возможно, кто-то столкнул Кобба с лестницы и забрал его находку…
– Хррр… фффршт! – повторял магнитофон.
Потом:
– Гррммпф!
Потом шипение пустой ленты.
Потом:
– Втирал мне очки, ты, старый дурак… Я знаю, в чем дело… Думаешь, тебе все с рук сойдет… Только через мой труп!
Это был голос Кобба. Квиллерен резко выпрямился.
Магнитофон продолжал:
– Эти бедолаги, что сюда приходят… Медные бляшки, как же!.. Знаю, откуда у тебя товар… Ты, обчищаешь «Гаррик»? Не смеши!..
Бен уронил стакан и вылез из качалки.
– Нет! – вскричал Квиллерен, вскакивая и бросаясь к столу. – Я должен это услышать!
Магнитофон не унимался:
– Я тут пашу за три вшивых бакса в час, а ты получаешь десять за пакетик…
Журналист посмотрел на магнитофон с восторгом и торжеством.
Тот продолжал:
– Но на этом все!.. Ты возьмешь меня в долю, Бен, детка…
Квиллерен уголком глаза заметил, как за спиной мелькнуло что-то красное. Оно двинулось к камину, и журналист обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как Бен в красном одеянии Санта Клауса тянется за кочергой. По пути Николас опрокинул чайный столик с устрицами.
Не сводя глаз с красного костюма, Квиллерен протянул руку: спинка дохлого стула развалилась.
Мгновение мужчины стояли лицом к лицу: Бен опирался о камин и размахивал кочергой, Квиллерен сжимал в руках бесполезные деревяшки. И тут в игру вступил железный герб. Он упал с камина прямо на шею Бена. Кочерга взлетела в воздух, журналист быстро пригнулся, поскользнулся на устрице и с грохотом приземлился на правое колено.
Действующие лица застыли в немой сцене: Санта Клаус распростерся на полу, придавленный гербом Макинтошей; Квиллерен стоял на одном колене; Коко склонился над копченой устрицей.
Когда полиция увезла Бена и Айрис с Деннисом помогали привести комнату в порядок, зазвонил телефон. Журналист, превозмогая боль, медленно подошел к аппарату.
– Что случилось, Квилл? – обеспокоенно спросила Мэри. – Я только что слышала сирену и видела, как Бена увозят в полицейской машине. Что-то не так?
– Все! В том числе и мое колено, – простонал Квиллерен.