– Скорее всего он псих, – сказал Кертис.
   – Джейни назначила свидание этому парню. Они встретились в условленном месте, она заперла машину, включила сигнализацию и ушла вместе с ним.
   – Вполне возможно, – согласился Кертис.
   – И тогда это подтверждает рассказ Гэвина. Детектив задумчиво уставился на свой начищенный до блеска ботинок.
   – Но и сам Гэвин мог увезти ее в своей машине, чтобы выяснить отношения наедине.
   – И вместо объяснения Гэвин с ней что-то сделал, вы это хотите сказать?
   Детектив посмотрел на Дина с таким видом, словно хотел сказать «возможно».
   – Быстро переговорив с Джейни, Гэвин присоединился к своим друзьям. Он дал вам список имен и телефонов. Вы проверили их?
   – Мы над этим работаем.
   Уклончивый ответ Кертиса еще больше рассердил Дина.
   – Вы полагаете, что мой сын мог изменить голос и выдать себя за Валентино? Неужели вы считаете, что я мог бы не узнать голос собственного ребенка?
   – А захотели бы вы это сделать?
   Дин мог бы легко стерпеть критику. Случалось, его анализ личности подозреваемого, свидетеля или попавшего в беду полицейского принимали в штыки, и тогда он становился непопулярным среди коллег. Это была отрицательная сторона его работы, и он с ней мирился.
   Но впервые кто-то усомнился в его честности, и Дин вышел из себя:
   – Вы обвиняете меня в том, что я чиню препятствия правосудию? Вы думаете, что я скрываю улики? Вы хотите получить образец волос Гэвина?
   – Мне это может понадобиться позже.
   – В любое время. Дайте мне знать, и вы все получите.
   – Я не хотел вас обидеть, доктор, но вы не до конца откровенны со мной.
   – Что вы имеете в виду?
   – Я говорю о вас и Пэрис Гибсон. Вы многое недоговариваете.
   – Потому что вас это не касается, черт побери.
   – Еще как касается. – Кертис тоже рассердился. – Все началось именно с Пэрис Гибсон. – Он нагнулся к Дину и понизил голос, чтобы никто за пределами кабинета его не услышал. – Вы вдвоем представляли собой весьма динамичный дуэт, когда полиция Хьюстона пыталась освободить заложников. Вы оба не сходили со страниц газет и с экранов телевизоров.
   – Тогда погибли люди.
   – Да, я об этом слышал. Вам пришлось несладко. Вы даже взяли краткосрочный отпуск, чтобы прийти в себя. – Кертис вещал, а Дин молчал, кипя от ярости. – Вскоре после этого жених Пэрис, ваш лучший друг, о чем вы тоже позабыли упомянуть, становится инвалидом. Пэрис уходит с телевидения, чтобы посвятить себя заботе о нем, а вы…
   – Я знаю эту историю. Откуда у вас информация?
   – У меня есть друзья в управлении полиции Хьюстона, – ответил детектив, он явно не собирался извиняться.
   – Зачем вам это? – спросил Дин, злясь и недоумевая.
   – Потому что мне пришло в голову, что Валентино – это звонок из прошлого, – объяснил Кертис.
   – Это не так.
   – Вы уверены? Неверные женщины для Валентино – это как красная тряпка для быка. Вы полагаете, что такая привлекательная и живая женщина, как Пэрис Гибсон, хранила верность Джеку Доннеру все те семь лет, которые он прожил после аварии?
   – Я не знаю. Я потерял контакт с ней и с Джеком после того, как они уехали из Хьюстона, – признался Дин.
   – Совершенно? – недоверчиво поинтересовался Кертис.
   – Пэрис так хотела.
   – Я не понимаю. Вы должны были стать шафером на их свадьбе.
   – От вашего источника в Хьюстоне не укрылась ни одна деталь, – усмехнулся Дин.
   – Он не сообщил мне ничего такого, что нельзя было бы узнать из газет. Так почему Пэрис Гибсон попросила вас держаться от них с Джеком подальше?
   – Она не просто попросила, она настаивала на этом. Пэрис сказала, что так захотел бы и сам Джек. Еще в колледже мы оба были спортсменами, и мы были приятелями. Он не захотел бы, чтобы я увидел его в таком беспомощном состоянии.
   Кертис кивнул, словно ответ его устроил, но не вполне.
   – И кое-что еще показалось мне странным, – продолжал он. – Эти солнечные очки.
   – Глаза Пэрис слишком чувствительны к свету.
   – Но она не снимает их даже ночью. Когда вчера вы приехали к магазину, была середина ночи, и даже луны не было. – Кертис посмотрел на Дина взглядом инквизитора. – Такое впечатление, что Пэрис чего-то стыдится, не правда ли?

21

   Стэн предпочел бы встречу с проктологом разговору с дядей Уилкинсом. В любом случае его заднице достанется, но проктолог надел бы резиновые перчатки и постарался быть осторожным.
   Место, где они договорились встретиться, Стэну нравилось. Это был бар на первом этаже отеля «Дрискилл». Так как Уилкинс Криншоу собирался этим же вечером вернуться в Атланту, он не стал бронировать себе апартаменты. Стэн порадовался тому, что встреча назначена в людном месте. Дядя Уилкинс не будет слишком суров с ним при посторонних. Уилкинс ненавидел сцены.
   В вестибюле отеля было так же спокойно, как в гареме в послеполуденные часы. Стеклянный потолок с орнаментом пропускал неяркий свет. Все старались ступать как можно тише по мраморному полу. Никто не хотел задеть даже листок одной из роскошных зеленых пальм. Диваны и кресла манили устроиться в них и лениво наслаждаться соло на флейте, негромко льющимся из скрытых динамиков.
   Но в центре этого оазиса неги и покоя'пряталась ядовитая жаба.
   Уилкинс Криншоу был маленького роста, и Стэн подозревал, что дядя носит скрытые каблуки. Седые волосы приобрели желтоватый оттенок и были такими редкими, что едва скрывали возрастные пятна на блестящем черепе. Нос был широким и мясистым, под стать толстым губам. Нижняя туба выдавалась вперед и брезгливо оттопыривалась. Дядя Уилкинс был очень похож на земноводное, причем из разряда наиболее уродливых.
   Стэн догадывался, что именно из-за такой малоприятной внешности дядя остался холостяком. Единственной привлекательной для противоположного пола чертой в дяде были деньги, и они же были второй причиной его одиночества. Уилкинс был невероятно скупым и не желал поделиться даже крошкой своего финансового пирога с супругой.
   Стэн также догадывался, что его дядя был безмозглым отщепенцем в военной академии, куда и Уилкинса, и отца Стэна послал его дед. У братьев не было другого выхода, они не могли ослушаться отца. После окончания академии оба служили в ВВС. Дослужившись до приличного чина и отдав свой долг стране, они были допущены к ведению бизнеса.
   На каком-то этапе взросления безмозглый Уилкинс стал нормальным. Он научился давать сдачи, но его оружием была не физическая сила, а сила ума. Он никогда не пускал в ход кулаки, но обладал незаурядным талантом нагонять страх. Он играл не по правилам и никогда не брал пленных.
   Дядя не встал, когда Стэн присоединился к нему за круглым коктейльным столиком. Он даже не поздоровался. А когда подошла молоденькая красивая официантка, Уилкинс Криншоу приказал:
   – Принесите ему содовой.
   Стэн ненавидел содовую, но не стал заказывать ничего другого. Он должен постараться, чтобы эта встреча прошла наиболее безболезненно. Нацепив на лицо приятную улыбку, он начал разговор с лести:
   – Вы хорошо выглядите, дядя.
   – Это шелковая рубашка?
   – Гм? Ах, ну да, конечно.
   В их семье все мужчины хорошо одевались. Словно желая компенсировать внешнюю непривлекательность, Уилкинс тоже всегда был одет безукоризненно. Сорочки и костюмы он шил у портного, рубашки безжалостно крахмалились и наглаживались. Он не допускал ни одной морщинки, ни одной лишней складки.
   – Ты что, с ума сошел? Ты одеваешься, как придурок. Или для тебя естествен этот вид педераста?
   Стэн промолчал, только кивком поблагодарил официантку, которая принесла его содовую.
   – Ты наверняка унаследовал эту вычурную манеру одеваться от своей матери. Она обожала рюшечки и кружав-чики, чем больше, тем лучше.
   Стэн не стал возражать, хотя его рубашка не была вычурной ни по стилю, ни по цвету. Надо сказать, он серьезно сомневался в том, что его мать надевала платье с рю-шечками хотя бы раз в жизни. Элис Криншоу всегда выглядела элегантно. Она обладала безупречным вкусом и оставалась для Стэна самой красивой женщиной на свете.
   Но спорить с дядей было бесполезно, поэтому он сменил тему:
   – Ваша встреча с генеральным менеджером прошла успешно?
   – Радиостанция пока приносит деньги. Тогда почему дядя так хмурится?
   – Последние рейтинги очень недурны, – заметил Стэн, – они повысились на несколько пунктов по сравнению с прошлым периодом.
   Стэн подготовился специально, чтобы произвести на дядю впечатление. Он только надеялся, что Уилкинс не спросит его, когда кончился прошлый период и что означает в данном случае слово «пункт».
   Дядя буркнул что-то невразумительное.
   – Вот почему это дело с Пэрис Гибсон так некстати. – Эти слова Стэн разобрал.
   – Да, сэр, – поспешил он выразить свое согласие.
   – Мы не можем допустить, чтобы наша радиостанция оказалась замешана в этом, – продолжал Уилкинс.
   – Она не замешана, дядя. О ней упоминают лишь вскользь.
   – Я не желаю, чтобы наша радиостанция упоминалась даже в минимальной степени, если речь идет об исчезновении несовершеннолетней девушки.
   – Разумеется, сэр.
   – Вот почему я оторву тебе голову и помочусь в открытую рану, если выяснится, что ты имеешь хотя бы малейшее отношение к этим телефонным звонкам.
   Дядя Уилкинс научился кое-чему в военной академии. Он выражался предельно ясно, не допуская двояких толкований. Его грубость уступала только его эффективности.
   Стэн пришел в ужас.
   – Как вам могло прийти в голову, что я…
   – Ты полное дерьмо. Ты был таким с того самого времени, как твоя мать тебя родила. Как только ты издал первый писк, Элис уже знала, что ты станешь сопливым плаксой и размазней. Думаю, именно поэтому она заболела. Просто легла и умерла.
   – У нее был рак поджелудочной железы, – растерянно произнес Стэн.
   – Это был отличный предлог, чтобы избавиться от тебя. Твой отец тоже знал, что ты и плевка не стоишь. Он не хотел отвечать за тебя. Именно поэтому мой братец Вер-нон так далеко засунул дуло пистолета в рот, что отстрелил себе затылок.
   У Стэна перехватило горло. Он просто не мог говорить. Но Уилкинс не знал пощады:
   – Твой отец всегда был слабаком, а твоя мать сделала его еще слабее. Вернон считал своим долгом оставаться ее мужем, хотя она перетрахала всех мужиков, которые попадались на ее пути.
   Жестокость была у дяди в крови. Стэн прожил с этим тридцать два года и только сейчас понял, что ему следовало бы привыкнуть. Но он не привык. Он посмотрел на Уилкинса с неприкрытой ненавистью.
   – У отца тоже были любовницы. Причем постоянно.
   – Я уверен, их было больше, чем нам известно. Мой слабак-братец заваливал каждую женщину, которую мог, только для того, чтобы доказать себе, что он все еще на это способен. Твоя мать не пускала его к себе в постель. Видимо, твой отец оказался единственным мужчиной, к которому шлюха Элис испытывала отвращение.
   – Если не считать вас. – Стэн даже слегка повысил голос.
   Уилкинс так крепко сжал свой стакан с бурбоном, что Стэн удивился, как выдержал толстый хрусталь. Его удар пришелся точно в цель, и он радовался этому. Стэн давно понял, почему дядя так ненавидит его мать. Он множество раз слышал, как Элис Криншоу со смехом говорила своему деверю: «Уилкинс, ты такая противная жаба».
   В устах его матери, обожавшей мужчин, эти слова были приговором. Более того, Элис никогда не боялась Уилкинса, а это являлось наивысшим оскорблением для него. Уилкинс испытывал наслаждение, заставляя людей трепетать от страха перед ним. Но с матерью Стэна у него ничего не вышло. Стэн с удовольствием напомнил ему об этом.
   Глоток бурбона привел дядю в чувство.
   – Учитывая, какими были твои родители, нечего удивляться тому, что у тебя проблемы с сексом.
   – У меня их нет.
   – Все свидетельствует об обратном. Стэн густо покраснел.
   – Если вы говорите о той женщине во Флориде…
   – Которую ты завалил на ее же факс, – закончил фразу Уилкинс.
   – Это ее версия, – парировал Стэн. – Все было совсем не так. Она не давала мне проходу, набросилась на меня, а потом в последний момент взяла себя в руки. Она испугалась, что нас застанут.
   – Это был не первый раз, когда мне пришлось за тебя отдуваться, потому что ты не можешь держать штаны застегнутыми. Точно как твой отец. Если бы ты проявлял столько прыти в бизнесе, сколько ты проявляешь в сексуальных играх, то денег в компании было бы намного больше.
   Именно из-за этого дядя Уилкинс ненавидел Стэна. Дядя не мог добраться до внушительного трастового фонда, который родители оставили сыну. В фонд вошли не только деньги, оставшиеся после их смерти, но и огромная часть доходов корпорации. Пересмотреть условия финансирования фонда было невозможно. Даже Уилкинс при всей его власти и изворотливости не мог влезть в деньги, завещанные братом и невесткой, и заграбастать наследство Стэна.
   – В тот раз, в бассейне загородного клуба, что ты пытался доказать девочкам, появившись перед ними голышом? Что у тебя уже стоит?
   – Нам было по одиннадцать лет. Им было любопытно посмотреть, и они упросили выйти без плавок.
   – Полагаю, именно поэтому они начали кричать и звать родителей. Мне пришлось раскошелиться, чтобы история не вышла наружу и тебя не исключили из клуба. Тебя вышвырнули из школы за то, что ты голый вошел в душевую девочек.
   – Так все делали, – возразил Стэн.
   – Но поймали только тебя, что говорит о полном отсутствии самоконтроля.
   – Вы собираетесь вспомнить все мои детские провинности? Если так, то я закажу себе выпить.
   – У меня нет времени перебирать твои прегрешения. – Дядя посмотрел на часы. – Я скоро улетаю. Я приказал пилоту быть готовым к шести часам.
   «Чтобы ты сгорел в воздухе», – от души пожелал про себя Стэн.
   – От тебя мне нужно следующее, – продолжал Уилкинс. – Ты должен доказать, что не ты звонил вечером на программу этой женщины.
   – Зачем бы я стал это делать?
   – Ты больной на голову. Я заплатил целое состояние психиатру, чтобы он рассказал мне то, что мне и без него было известно. Твои родители породили чудовище – тебя. И оставили меня разбираться с тобой. Я радуюсь только одному, что пока объектом твоих игр остаются женщины.
   – Прекратите, – прошипел Стэн.
   Как бы ему хотелось, чтобы у него хватило смелости перегнуться через столик, схватить дядюшку за короткую толстую шею и давить до тех пор, пока его лягушачьи глазки не вылезут из орбит, а поганый язык не вывалится наружу. Стэн был бы счастлив увидеть Уилкинса мертвым. Это должна была быть гротескная, мучительная, неотвратимая смерть.
   – Я не звонил Пэрис, – твердо сказал Стэн. – Как я мог? Я был в здании вместе с ней, когда этот псих звонил из телефона-автомата на другом конце города.
   – Я проверил. Можно переадресовать звонки, и все будет выглядеть так, будто они поступают с другого телефона. Обычно для этого используют сотовый, в большинстве случаев краденый. Тогда практически невозможно установить, откуда звонили.
   Стэн застыл от изумления.
   – Вы заранее проверили, как это можно сделать, даже не поговорив со мной?
   – Я никогда не достиг бы нынешнего положения, если бы был таким же глупым и безответственным, как ты. Я не хотел, чтобы твой очередной «промах» оказался в газетах.
   Я не желаю выглядеть идиотом только потому, что поверил твоим обещаниям держать свой член в узде. Мне и так пришлось отвечать перед советом директоров, за что я плачу тебе зарплату, если ты не в состоянии сменить даже электрическую лампочку.
   Уилкинс, не моргая, смотрел на племянника, пока тот не вымолвил:
   – Я не звонил Пэрис.
   – Ты знаешь толк только в электронике.
   – Я не звонил Пэрис, – упрямо повторил Стэн. Уилкинс пристально разглядывал его, потихоньку отпивая бурбон.
   – Эта Пэрис… Она тебе нравится?
   Стэн сумел сохранить на лице бесстрастное выражение.
   – Да, она ничего.
   Взгляд дяди стал еще более тяжелым, угрожающим, и Стэн, как всегда, сдался. Он каждый раз пасовал и ненавидел себя за это. Он и в самом деле был сопливым плаксой.
   Стэн затеребил влажную салфетку под своим стаканом с содовой.
   – Если вы спрашиваете о том, думал ли я о сексе с ней, то я отвечу утвердительно. Иногда думал. Пэрис Гибсон привлекательная женщина, у нее удивительный голос, и по ночам мы на несколько часов остаемся одни в здании.
   – Ты пытался с ней заигрывать? – Уилкинс желал выяснить все до конца.
   Стэн покачал головой: – Пэрис ясно дала мне понять, что ее это не интересует.
   – Значит, ты попытался, а она тебя отвергла.
   – Нет, я никогда не пытался. Пэрис живет, как монашка.
   – Почему?
   – Пэрис была помолвлена с одним парнем, Джеком Доннером. – Стэн говорил, но по его тону было понятно, что он считает этот разговор бессмысленным. – Доннер находился в частной клинике в Джорджтауне, к северу отсюда. Пэрис навещала его каждый день. Ребята на радиостанции говорили мне, что это продолжается несколько лет. Недавно он умер. Она тяжело переживала его смерть и до сих пор не оправилась. И потом, Пэрис не из тех женщин, которых… Ну, вы знаете.
   – Нет, я не знаю. Так что это за тип женщин?
   – Таких невозможно соблазнить.
   Уилкинс томительно долго смотрел на племянника, потом достал из бумажника несколько купюр, чтобы оплатить счет. Он положил их под свой пустой стакан и встал. Потянувшись за внушительным кейсом, с которым он не расставался, Уилкинс покосился на Стэна.
   – Соблазнить означает уговорить женщину заняться с тобой сексом. Это не внушает большой уверенности, Стэнли.
   Когда Уилкинс отошел подальше, Стэн пробормотал себе под нос:
   – Я хотя бы не настолько уродлив, чтобы за это платить. И в ту же секунду он понял, что у дяди отличный слух.
 
   Дом-трейлер давно уже перестал быть средством передвижения. Он так давно простоял на одном месте, что успел врасти в землю. Низкая изгородь окружала небольшой дворик, заросший сорняками. Единственной уступкой ландшафтному дизайну были два глиняных горшка, из которых свешивались выцветшие бархатцы из дешевой пластмассы.
   Какой-то соседский ребенок закинул во дворик футбольный мяч и забыл о нем. Из баллона вышел воздух, и он казался обрывком тряпки. Двуногий гриль с прогнившим Днищем, купленный на распродаже старья, был прислонен к стене дома. Телевизионная антенна на крыше стояла почти под прямым углом.
   Настоящая дыра, но здесь был его дом.
   Дом для трех заброшенных и совершенно безумных кошек и для неряхи, не мыслившей своей жизни без кофе и сигарет, несмотря на то что дышала она кислородом из баллона, к которому была подсоединена трубка.
   Она тяжело, с хрипом вдыхала, когда со скрипом распахнулась дверь и луч света упал на экран телевизора.
   – Мама?
   – Закрой эту чертову дверь. Я ничего не вижу, когда падает свет, а я смотрю сериал.
   – Сериалы для тебя всегда на первом месте.
   Лэнси Рэй Фишер, он же Марвин Паттерсон, переступил порог и закрыл за собой дверь. В комнате снова установилась полутьма. Черно-белая картинка стала четче, но не намного.
   Он сразу же подошел к холодильнику и заглянул внутрь.
   – У тебя нечего есть.
   – Здесь тебе не кафе, и тебя никто не приглашал.
   Лэнси все-таки нашел кусок копченой колбасы. На холодильнике лежал батон белого хлеба. Он отогнал кошку, отломил кусок, положил сверху колбасу. Ничего, и это сойдет.
   Его мать не произнесла ни слова до тех пор, пока сериал не прервался рекламой.
   – Что ты опять затеял, Лэнси?
   – А почему ты думаешь, что я что-то затеял? Кейт Фишер фыркнула и зажгла сигарету.
   – Ты взлетишь на воздух, если не перестанешь курить рядом с кислородным баллоном. Надеюсь, меня не будет рядом в этот момент.
   – Сделай-ка и мне сандвич.
   Лэнси сделал бутерброд и протянул матери.
   – Ты появляешься только тогда, когда у тебя неприятности. Что ты натворил на этот раз?
   – Ничего. Хозяин делает ремонт в моей квартире. Мне нужно где-то переждать несколько дней.
   – Я думала, ты с девчонкой. Почему ты один?
   – Мы расстались.
   – Понятно. Она узнала, что ты уголовник?
   – Я больше не уголовник, а достойный гражданин.
   – А я царица Савская, – ответила мать. Она дышала со свистом.
   – Я расплатился по моим счетам, мама, неужели ты не видишь?
   Лэнси опустил руки по швам и выпрямился. Кейт Фишер оглядела сына с ног до головы.
   – Я вижу новую одежду, но человек под ней остался прежним.
   – Нет, я изменился.
   – Ты до сих пор снимаешься в грязных фильмах?
   – Это было домашнее видео, мама. И я снялся всего в двух, чтобы сделать одолжение моему другу.
   Тот друг расплачивался с ним кокаином. Лэнси нюхал столько, что потом без стеснения раздевался и трахался перед камерой. Но когда Лэнси принялся обхаживать актрису не только в кадре, но и за кадром, ревнивый режиссер стал жаловаться на размеры его «хозяйства». Средние размеры в этом бизнесе никого не устраивали. Как ему потом сказали, в этом не было ничего личного.
   Разумеется, Лэнси принял это близко к сердцу. Они разошлись с режиссером, правда, только после того, как Лэнси до крови избил его, заставив умолять, чтобы «причиндалы» режиссера остались в целости и сохранности.
   Но это было очень давно. Теперь Лэнси не употреблял сильных наркотиков. Он не снимался в порнографических видеофильмах. Он стал лучше во многих смыслах.
   Только его мать так не думала.
   – Ты точно как твой отец, – объявила она, звучно жуя сандвич. – Он вечно вертелся как уж на сковородке, и ты такой же скользкий. Ты даже говоришь как-то неестественно. Откуда у тебя вдруг взялся этот модный выговор?
   – Я работаю на радиостанции и слушаю, как говорят дикторы. Я научился у них некоторым оборотам.
   – Обороты, мать вашу. Я тебе никогда не верила.
   Кейт снова уткнулась в телевизор. Лэнси прошел по узкому коридору, переступил через кошачье дерьмо и протиснулся в узенькую комнату, где он спал между отсидками или в то время, когда ему требовалось ненадолго скрыться. Это было его последнее убежище.
   Лэнси знал, что всякий раз после его ухода мать обыскивает комнату, поэтому, когда он достал из-под кровати пластиковый пакет, он мог предположить, что увидит. Вернее, чего не увидит.
   Но наличные, бумажки по сотне долларов, лежали нетронутыми в железной коробке, куда он их убирал. Половина по праву принадлежала его бывшему партнеру Арни, который теперь отбывал наказание за другое преступление. Когда Арни выйдет на свободу, то станет искать Мар-ти Бентона и свою часть добычи. Но об этом Лэнси подумает, когда придет время.
   Сумма значительно уменьшилась с тех пор, как он спрятал деньги здесь. Он взял достаточно, чтобы купить новый автомобиль и одежду. Он снял квартиру… Вернее, две. Он вложил деньги в компьютер, который теперь лежал в багажнике его машины.
   Мать станет выговаривать ему за то, что он швыряет деньги на ветер. Зачем этакое баловство, как компьютер, если она до сих пор смотрит черно-белый телевизор? Кейт Фишер не понимала простой истины: чтобы преуспеть на любом поприще, легальном или нелегальном, у человека должен быть компьютер. Лэнси отлично научился с ним управляться. Чтобы избежать нытья старой ведьмы, он пронесет свое электронное сокровище в дом, когда она заснет, а к Интернету станет подключаться через свой сотовый.
   Лэнси пересчитал наличные, сунул несколько купюр в карман, а остальное снова спрятал в тайнике под кроватью. Это был неприкосновенный запас Лэнси Рэя Фишера, и ему не доставляло радости то обстоятельство, что в заначку пришлось залезть. Хотя ситуация и в самом деле была критической.
   Когда Лэнси отсидел последний срок и его выпустили из тюрьмы, он нашел отличную работу, но был слишком глуп, чтобы оценить это. Он совершил идиотский поступок: обокрал компанию. Сам Лэнси не считал это воровством, но его начальник придерживался именно такого мнения.
   Если бы он попросил разрешения приобрести списанное оборудование по остаточной цене, босс наверняка бы только обрадовался и с радостью согласился на это. Но Лэнси не попросил. Он действовал по принципу: «Хватай, что плохо лежит». Как-то вечером перед уходом с работы он вынес старое оборудование, полагая, что никто не заметит пропажи.
   Но кто-то заметил. Лэнси Рэй Фишер, всего лишь уголовник, недавно выпущенный на свободу, сразу же попал под подозрение. Когда его обвинили, Лэнси во всем признался и попросил дать ему еще один шанс. Напрасно. Его уволили, и он избежал суда только потому, что вернул все, что взял.
   Это его многому научило. Лэнси решил никогда больше не говорить правду при приеме на работу. Поэтому, когда Марвин Паттерсон нанимался уборщиком на радиостанцию, на вопрос о судимости он ответил «нет».
   Если не считать необходимости убирать сортиры за всеми этими людьми, работа ему нравилась. Когда Лэнси получил ее, он был уверен, что судьба или крестная мать – фея заставили его украсть оборудование на старом месте работы. Если бы он этого не сделал, то никогда бы не попал на радиостанцию.
   Работа уборщика не только успокоила наблюдающего за его поведением офицера. Благодаря этому скромному заработку Лэнси не приходилось трясти заначку. И потом, что важнее всего, должность позволяла ему каждый вечер быть рядом с Пэрис Гибсон.
   Но теперь Лэнси Фишер не мог туда вернуться, как не мог вернуться на старую квартиру, выписать чек и снять деньги в банке. Это был бы верный способ обнаружить себя, а ему этого совсем не хотелось.