Вирджиния Браун
Вызов страсти
Пролог
30 августа 1067 года
Новый владелец покоренного саксонского замка должен был вершить суд, и внешний двор замка заполнился людьми, пришедшими искать у него справедливости. Выли и лаяли собаки. Пронзительно ржали лошади. Детвора сновала у родителей под ногами. А со склона за старыми каменными стенами доносился тихий металлический звон мечей – там упражнялись нормандские рыцари, играя в смертоносные игры, и солнечный свет поблескивал на их кольчугах и конусообразных шлемах.Во внешнем дворе в тени холодных серых каменных стен, съежившись, сидели мужчина и его дочь. Девушке едва исполнилось шестнадцать, но она держала на руках младенца. Этот ребенок и был причиной того, что она пришла в замок искать справедливости у нового хозяина, лорда Ги де Бофора. Внутри у девушки все сжималось от волнения, но, решив, что скоро все закончится, она сумела расслабиться. Словно чувствуя, как туго натянуты нервы у матери, ребенок беспокойно вертелся. Девушка безмолвно укачивала его. В конце концов она приложила его к груди, накинув на одно плечо вытертое одеяло, чтобы укрыться от любопытных взглядов: ей еще было неловко кормить младенца грудью на виду у посторонних.
– Элспет! – потянул ее за руку отец. – Стражник выкликает нас, подошла наша очередь.
Поднявшись, девушка покорно последовала за отцом, опустив голову и глядя себе под ноги. У нее во рту пересохло, а сердце отчаянно стучало. Впереди длинная холодная зима, а ребенку нужна еда, и отец наконец убедил ее, что единственный способ спасти их семью от голода – это обратиться к герцогу. «Что скажет этот новый герцог в ответ на мою просьбу? – строила догадки девушка. – Но разве новая жена герцога не саксонка? И возможно, окажется, что не зря ходят слухи о доброте нынешнего владельца замка».
Стражник пикой сделал им знак остановиться, на небольшом расстоянии от установленного во дворе длинного стола. Усталым голосом секретарь герцога с холодным безразличием зачитал имя девушки, и Элспет вдруг захотелось убежать. Долгое время саксы находились в железном кулаке у жестоких правителей и отлично знали, что могло произойти в подобном случае. Элспет боялась, что герцог тоже будет безразличен или, хуже того, сердит, что он бросит ее в подземелье замка или, быть может, даже казнит и ее, и ребенка. Такое не раз случалось, но люди клялись, что новый хозяин справедлив и даже милосерден. Суровый герцог был приверженцем Вильгельма, короля Нормандии, и получил этот замок за верную службу. «Вдруг он окажется таким же жестоким, как Вильгельм?» – спрашивала себя девушка.
Отец подтолкнул Элспет вперед, и она замерла, прикрыв длинными ресницами потемневшие от страха голубые глаза.
– Вы Элспет, дочь кузнеца Хэма? – задал вопрос секретарь, стараясь скрыть от своего господина раздражение.
– Да, – почти шепотом ответила девушка.
– С какой просьбой вы пришли?
Облизывая сухие, запекшиеся губы, Элспет колебалась, разрываясь между желанием убежать и пониманием того, что жизнь ее ребенка будет зависеть от размера содержания, которое она могла бы получить. А если бы отец ребенка признал его своим, ребенок был бы под защитой его имени. В конце концов, рассудив, что быстрая смерть от рук герцога будет лучше, чем умирание от голода и холода, девушка подняла голову и через широкий стол посмотрела на лорда де Бофора, крупного мужчину с почти такой же широкой грудью, как у одного из быков отца Элспет, и с серо-стальными волосами, обрамлявшими высокий лоб. Но когда Элспет взглянула в ясные серые глаза герцога, который с бесстрастным выражением чисто выбритого лица ожидал, когда она заговорит, мужество покинуло ее.
– Я прошу, чтобы отец моего ребенка заботился о нем, милорд. Он отказывается признать сына.
Лорд де Бофор, сидевший в украшенном резьбой кресле, выпрямился, острым пронзительным взглядом посмотрел на девушку и низким приятным голосом спросил:
– Вы не обвенчаны, девочка?
– Нет, милорд. – Элспет смотрела вниз и, высунув из-под обтрепанного подола своего грубошерстного платья босую ногу, ковыряла большим пальцем землю.
– Вам известно имя отца? – Заметив ее волнение, герцог чуть прищурился.
– Да, милорд. – Элспет зажмурилась на долю секунды, моля Матерь Божью о безопасности для себя и своего ребенка. – Это лорд Роберт.
Все стоявшие рядом и слышавшие ответ девушки на мгновение застыли и, не осмеливаясь пошевелиться, ожидали реакции своего господина, но только сжавшаяся в крепкий кулак рука и резкие морщины, прорезавшие лицо, выдали гнев лорда де Бофора, Он кивком подозвал к себе секретаря, и тот, подойдя, наклонил голову, прислушиваясь к словам герцога.
– Вы пойдете со мной, – резко сказал герцог, повернувшись к Элспет, и движением головы указал на ворота, ведущие во внутренний двор замка.
– Нельзя ли моему отцу пойти со мной? Прошу вас, милорд, не заставляйте меня идти одну! – в испуге попятившись, воскликнула Элспет с округлившимися от страха глазами.
Коротко кивнув, лорд де Бофор встал с кресла. Он возвышался над своей свитой и из-за своего роста и внушительной фигуры имел столь угрожающий вид, что у Элспет душа ушла в пятки.
– Можете взять с собой отца, – насмешливо скривив губы, раздраженно сказал секретарь, очевидно, считая девушку гораздо ниже себя.
«Пусть я саксонка, а секретарь норманн, но я не безнравственная женщина, что бы он обо мне ни думал!» – решила Элспет и непреднамеренно величественным, жестом вскинула рыжеватую голову. Хотя большие голубые глаза Элспет были наполнены слезами страха, она уверенным шагом проследовала за секретарем мимо стражи и далее через подъемный мост, ведущий к решетчатым опускным воротам. Прежде она никогда не бывала во внутреннем дворе и даже мельком не видела, что находится за деревянным внутренним мостом, и теперь с любопытством смотрела по сторонам.
Внутренний двор был окружен постройками, в которых размещались конюшни, загоны для скота, часовня и склады. По одной стороне располагались главные жилые помещения, за ними – длинные бараки для слуг герцога, а кухни на случай пожара были отнесены на противоположную сторону двора. Там же, во внутреннем дворе, возвышалось величественное здание, в котором жили новый владелец замка и его семья, и туда, в это здание, сейчас вели Элспет и ее отца.
– Следи за своими словами! – шепнул ей на ухо отец. – Не зли его, иначе нам больше не видать белого света.
Элспет молча кивнула. Тихо шлепая босыми ногами по душистой соломе, устилавшей холодный пол, она с благоговением смотрела на развешанные по стенам тканые гобелены и сотни свечей, освещавших темный коридор. Даже в самый солнечный день здесь было сумрачно, так как лишь узкие щели пропускали наружный свет. Это огромное здание, последнее укрепление на случай нападения, было построено так, чтобы стрелы не могли проникнуть за его стены. Хэму и Элспет указали на скамью у арочного проема, ведущего в другую комнату, и они, нервничая, сели ждать. Вскоре мимо них широкими шагами прошел лорд де Бофор, разговаривая со своим секретарем на непонятном языке завоевателей.
– Нас повесят, – угрюмо сказала Элспет, прижимая к груди ребенка, – или он перережет нам горло и скормит своим собакам.
– Тс-с! – дрожащим голосом шепнул Хэм, опасаясь того же самого.
Элспет крепче сжала ребенка, и он громко и сердито закричал, выражая, недовольство. Несмотря на все ее старания успокоить младенца, он продолжал кричать, его личико покраснело, а ручки сжались в кулачки.
– Пусть это отродье замолчит! – приказал стражник, бросив на девушку недовольный взгляд.
Чуть не плача, Элспет делала все возможное, но ребенок никак не успокаивался. В отчаянии она приложила ребенка к груди и накрыла его, покраснев под насмешливым взглядом стражника. Но она не отвела от воина горящего взгляда, пока он не отвернулся. Утолив голод, ребенок погрузился в спокойный сон, и, заворачивая его в одеяло, Элспет позавидовала его беззаботности. Прошло всего несколько минут, показавшихся ей часами, и она с испугом оторвалась от созерцания своего сына.
– Сейчас лорд де Бофор примет вас, – утомленным голосом сказал секретарь, сделав ей жест рукой.
Чувствуя, что у нее вспотели ладони, Элспет поднялась на ноги и, стараясь унять дрожь в коленях, последовала за секретарем. Огромный зал поразил Элспет, она с изумлением смотрела на множество длинных столов, вытянувшихся в линию и уставленных блюдами с едой; от голода у нее заурчало в животе, а ноздри затрепетали. Мясные паштеты, овощи со сметаной, горячие булки и пироги заполняли столы, и в середине каждого стола лежал на блюде жареный кабан, а также стояли другие яства: жареные каплуны, оленина, куропатки, подносы с разнообразными сырами, фруктами и всякими сладостями. Вдруг Элспет обнаружила, что секретарь в самом дальнем конце зала, нетерпеливо кивая ей, отодвигает портьеру, скрывающую дверь. За дверью оказалась маленькая комната со скудной обстановкой и еще одной дверью в противоположной стене. Лорд Ги де Бофор, уже ждавший их, указав рукой на деревянную скамью у стены, опустил свое массивное тело в резное кресло, после чего Элспет и Хэм тоже сели. Секретарь отошел к маленькому столу позади герцога и наполнил вином золоченый кубок для своего господина. Положив руки на подлокотники кресла и рассматривая Элспет и ее спящего сына, лорд Ги заметил легкую дрожь, пробежавшую по хрупкому телу девушки.
– Вы говорите, это ребенок Роберта? – нахмурив густые брови, спросил он и плотно сжал губы.
– Да, милорд. – Элспет заставила себя твердо встретить его взгляд. – Ему уже две недели, он здоровый и крепкий. – Она боялась, что этот нормандский герцог может забрать у нее сына, если ему покажется, что она недостаточно заботится о малыше; жадные богачи часто продавали детей в рабство.
– Позвольте мне взглянуть на него. – Лорд де Бофор протянул руки, не оставив Элспет другого выбора, кроме как повиноваться.
Тонкими дрожащими руками она отдала спящего ребенка в руки герцога. Сердце Элспет сжалось, когда герцог отвернул край одеяла и внимательно вгляделся в младенца. Крупные пальцы на удивление нежно приподняли распашонку, с любовью сшитую Элспет, и так осторожно коснулись крошечного тельца, что мальчик даже не проснулся. Маленькая головка была покрыта густой шапкой свернувшихся во влажные колечки черных волос, а на крошечном подбородке, квадратном и упрямом, проглядывалась небольшая ямочка. Если бы ребенок проснулся, лорд Ги увидел бы, что молочно-голубые глаза новорожденного уже становятся бархатно-черными.
– Роберт не может отрицать этого, – тихо, как бы самому себе, сказал герцог и со вздохом вернул ребенка Элспет. – Вы послали за Робертом? – обратился он к секретарю.
– Да, милорд. Он уже возвращается из леса, где охотился. – Секретарь подал герцогу вино.
– Хорошо, – удовлетворенно буркнул лорд де Бофор. – Пусть он посмотрит на своего незаконнорожденного сына, а я узнаю, почему он не выполняет мои приказы.
«Герцог поверил мне! – Растерявшись от неожиданности, Элспет напряженно ждала, что будет. Она могла надеяться, что содержания – суммы штрафа, наложенного на Роберта, хватит ее семье, чтобы пережить трудные времена. Но при следующей мысли сердце Элспет едва не остановилось. – Что, если Роберт не признает ребенка своим и герцог поверит ему?» Она взглянула на сына – абсолютно очевидно, что он не сакс. Признает лорд Роберт его своим или нет, но темные волосы и глаза ребенка говорили, что он норманн.
Услышав шум у противоположной двери, Элспет затаила дыхание и подняла рыжеватую голову, ожидая появления Роберта. Она не видела его с той ночи, когда рассказала ему о своем положении. Тогда он ледяным тоном пожелал ей поскорее произвести на свет незаконного ребенка и протянул кошелек с золотыми монетами, словно она была продажной девкой. Элспет была поражена, кровь бросилась ей в голову. Она швырнула обратно его золото, и блестящие монеты рассыпались по земляному полу отцовской хижины. Элспет поклялась, что не возьмет золота от этого надменного норманна и ей останется только ребенок, которого она носит под сердцем. Рассмеявшись, Роберт предупредил, что ей вскоре понадобится золото, и оказался прав. Но Элспет пошла на унижение только ради сына, если бы речь шла не о ребенке и его будущем, она предпочла бы голодать. Громко заскрипев, дверь распахнулась, и в комнату вошел Роберт. Когда Элспет увидела его, ее сердце неожиданно оборвалось, а губы задрожали. Он был безумно красив – если бы только не был так холодно высокомерен! Роберту было всего восемнадцать, но он уже был таким же высоким, как его отец, – ростом больше шести футов, а его грудь и плечи обещали быть такими же широкими, если не шире, чем у лорда Ги, густые волосы цвета воронова крыла обрамляли высокий лоб и падали на темные глаза с пушистыми ресницами. Элспет вздохнула, вспомнив, как в его глазах вспыхивал огонь страсти. Но Роберт, не узнавая ее, равнодушным взглядом скользнул по ней и ребенку и обратился к отцу;
– Вы посылали за мной, милорд?
– Ты не здороваешься с девушкой, Роберт? – звенящим голосом спросил герцог, указывая на трех человек на скамье. – Она ждет тебя.
– Я ее не знаю, – твердо ответил Роберт, повернув голову и внимательно вглядевшись в Элспет темными глазами. – Зачем ей ждать меня?
– Значит, ты спишь со столькими девушками, что даже не можешь их всех запомнить? – Лорд Ги хлопнул по столу огромной ручищей. – Я отдал приказ, чтобы здесь, на земле саксов, не было незаконнорожденных детей, однако обнаруживаю, что мой собственный сын отказывается повиноваться мне! – Покраснев от гнева и сердито ворча, лорд Ги встал с кресла и жестом указал на Элспет. – Ты даже не соблаговолил взглянуть на темноволосого сына, которого произвел на свет? Он же твоя копия! Господи! – Лорд Ги с отвращением фыркнул. – Лучше бы я тебя, а не Джона отдал на службу церкви!
Роберт застыл с маской холодного безразличия на лице. Эта сцена многократно разыгрывалась прежде при различных обстоятельствах, но всегда оканчивалась одним и тем же. Гнев отца не смягчится, если Роберт будет все отрицать, да и какой в этом смысл? Для девушки нет никакой разницы, она знает только, что того Бофора, который спал с ней, звали Роберт. Лицо точно такое же, и лишь Роберт и Джон знали, что за Робертом нет вины, но Джон никогда в этом не признается. Всегда бывало так: Джон, его неотличимый брат-близнец, совершал черное дело и получал удовольствие, а ни в чем не повинный Роберт получал наказание – для него это были многочисленные порки кнутом и вечера без ужина. У лорда Ги было три сына и одна дочь. Самый старший, Гэвин наследовал саксонские земли, отданные лорду де Бофору Вильгельмом. Роберт в свое время получит саксонскую собственность, принадлежащую его матери, а Джона ожидала служба на благо церкви, и он отчаянно возражал против этого. Джон не делал секрета из того, что мечтает о землях и богатстве, доставшихся его брату-близнецу.
– Злая шутка судьбы сделала меня третьим сыном, из-за того что я опоздал всего на несколько минут, – часто недовольно бурчал он.
Но Роберт не стал ничего говорить, а, глядя на разъяренного отца, готовился к тому, что его ожидало. Герцог гораздо суровее обходился с собственными сыновьями, чем обошелся бы с сыновьями других, ожидая от своих детей немедленного и безоговорочного повиновения. Взяв из рук девушки спящего ребенка, лорд Ги поднес его к самому носу Роберта.
– Взгляни на ребенка, – приказал он, скривившись от негодования. – Ты можешь отказаться от него?
Роберт безразлично взглянул на незаконного сына своего брата. Невозможно было отрицать, что в нем течет кровь Бофоров. Темные волосы и ямочка на подбородке не оставляли в этом сомнения, да и такой смуглой кожи у саксов не бывало.
– Я не отрицаю, что у него черты Бофоров, – осторожно ответил Роберт. – Но разве это доказывает, что он мой?
– Девушка сказала, что он твой. – Лорд Бофор обернулся к Элспет. – Это отец вашего ребенка? Говорите сейчас правду или пожалеете, что солгали.
Потеплевшими глазами Элспет мгновение смотрела на Роберта. Она любила его и считала себя самой счастливой из женщин, когда он, случайно встретившись с ней у колодца, захотел ее. Она не могла отрицать, что с самого первого раза отдавалась ему добровольно.
– Я вернула вам золото, Роберт, но скоро наступит зима, а мне нужно кормить его, – тихо, с мольбой в голосе заговорила Элспет, протянув к Роберту руку, чтобы показать, что понимает его. – Ведь вы бы не хотели, чтобы ваш ребенок голодал?
– Нет, я не хотел бы, чтобы голодал ни ваш, ни чей-либо другой ребенок. – Тень набежала на лицо Роберта. – Нужно выплатить вам содержание. Полагаю, вы именно за этим пришли сюда? – Приподняв черную бровь, он вопросительно взглянул на Элспет.
– Да, – шепнула она, наклонив голову. Роберт вел себя так холодно и безразлично, словно она была незнакомкой, которую он до этого никогда не видел.
– Значит, содержание будет выплачено. – В голосе Роберта зазвенели решительные нотки, и он, скрестив руки на груди, спокойно встретил взгляд отца.
– Хорошо, что мы одинаково смотрим на это, – саркастически заметил герцог. – Ослушавшись меня, ты по крайней мере готов выполнить свой долг.
– Долг Бофоров следить, чтобы их незаконнорожденные дети не оставались без заботы, независимо от того, кто их отец, – равнодушно пожал плечами Роберт.
– Запишите, чтобы девушке заплатили, – усмехнувшись, обратился к секретарю лорд де Бофор, – и платили ежегодно на сретенье. Мальчик будет публично признан ребенком Бофоров.
– Платить из денег лорда Роберта? – спросил секретарь, скривив тонкие губы в предвкушении того, как разлетится эта новость по коридорам замка.
– Да, из его денег, – буркнул герцог, протягивая Элспет ее сына. – А теперь все оставьте нас!
Они молча встали, и, прежде чем закрыть за собой дверь, Элспет бросила последний взгляд на Роберта. В этот момент лорд де Бофор взялся за рукоятку лежавшего на столе тонкого сплетенного из кожи кнута, которым обычно погоняют лошадей. Не было произнесено ни слова, но Роберт знал, что последует, и собрался с силами. С поющим звуком кнут рассек воздух, обвился вокруг плеч Роберта и, разрезав материал куртки, как будто его там и не было, оставил на теле юноши кровавую полосу. Удар за ударом посыпались на его сжавшееся тело, за свирепым свистом кнута следовало обжигающее прикосновение. Роберту казалось, что все его тело охвачено огнем. Уклоняясь от кнута, он отступил назад и, защищаясь, прикрыл руками лицо, но рука лорда де Бофора продолжала подниматься и опускаться. Герцог не мог простить сына и не собирался останавливаться, пока Роберт не попросит пощады или не упадет на холодный каменный пол. Наконец Роберт опустился на одно колено, его бриджи и куртка превратились в лохмотья, кровь, выступавшая из длинных ран, разбрызгивалась по полу, мучительная боль волнами накатывала на него, однако он не просил пощады, а, крепко стиснув зубы, сдерживал стон. Но удушливый серый туман обморока окутал его, и он упал на пол. Лорд де Бофор замер, опустив руку, и со слезами на глазах смотрел на распростертого на полу сына. Из всех сыновей Роберт был самым многообещающим, и он был любимцем герцога. Возможно, именно поэтому лорд Ги был с ним строже, чем с остальными, и больше расстраивался, когда парень вел себя глупо или неосмотрительно, но что-то неуправляемое и безрассудное в характере Роберта подчас заставляло его идти против воли отца. Лорд де Бофор вытер рукой глаза и, не в силах видеть окровавленный кнут, отшвырнул его к дальней стене комнаты, решив, что поговорит с Робертом через несколько дней, когда тот оправится от ран.
– Лорд Роберт, – тихий заботливый голос вывел юношу из бессознательного состояния. Роберт пошевелился и не смог сдержать стон. – Лорд Роберт, – снова окликнул его голос.
На этот раз Роберт открыл один глаз и увидел Ричарда, своего мальчика-слугу, смотревшего на него широко раскрытыми и полными сострадания глазами. Сжав зубы, Роберт попытался встать на ноги, но все его мышцы завопили от мучительной боли.
– Да, старый лорд отделал вас, – с мрачным видом вздохнул Ричард. – Будь он проклят!
– Попридержи язык, – одернул его Роберт; даже говорить ему было больно. – Не смей так отзываться о моем отце и своем хозяине. – Поморщившись от боли, он прислонился к стене. У него в сердце не было обиды на отца, Роберт знал: отец сделал то, что считал правильным, и в подобных обстоятельствах снова поступит так же. Но Роберт решил, что больше не позволит брату делать из него козла отпущения, вскоре придет день, когда Джон узнает силу его гнева. Между отцом и Джоном всегда существовали трения; Джона возмущало, что его близнец ближе всех к отцу, и только нежелание Роберта ухудшать и без того натянутые отношения между братом и лордом Ги заставляло его так долго терпеть.
Роберт слегка покачнулся и, вытянув для равновесия руку, попытался сделать шаг. Раны от кнута, на которых запеклась кровь, сковывали его движения, но Роберт был крепким, и раны скоро заживут, только нужно их быстрее обработать.
– Ричард, помоги мне подняться по черной лестнице, – тихо попросил Роберт и, принимая помощь своего слуги, оперся на плечо хрупкого юноши, чтобы преодолеть лестницу.
К тому времени как они добрались до покоев Роберта, он совсем ослаб и был близок к тому, чтобы снова провалиться в серый туман.
– Милорд, – Ричард подхватил Роберта, споткнувшегося на пороге открытой двери, – послать за хирургом?
– Нет, – начал Роберт, отрицательно качнув головой, но его перебил довольный, насмешливый голос:
– Ты поранился, брат?
Роберт поднял голову и, прищурив темные глаза, взглянул на Джона, который с кривой ухмылкой на губах стоял у противоположной стены комнаты, положив руку на рукоять меча. Лицо Джона ничем не отличалось от лица Роберта, и казалось, Роберт смотрится в зеркало. Но стоило приглядеться повнимательнее, и можно было без труда уловить разницу между братьями. Во взгляде Джона всегда сквозил цинизм, а губы постоянно кривились в насмешливой или издевательской улыбке. Сейчас его глаза угрожающе поблескивали. Слуга предусмотрительно попятился и, не желая становиться между братьями, остался за порогом открытой двери.
– Тебе, Джон, известно, как я поранился, – усмехнулся Роберт и оперся о стол. – Значит, ты все еще продолжаешь называться моим именем, когда соблазняешь девушек? Ты не чувствуешь себя мужчиной настолько, чтобы нести ответственность за свои поступки? – У него сжались кулаки, и он пожалел, что после расправы отца так слаб и беспомощен. Отвратительный смех Джона привел его в негодование, и Роберт нашел в себе силы отодвинуться от стола.
– Бедный Роберт, – с издевкой усмехнулся Джон, склонив набок голову и раскачиваясь на каблуках. – Ты опять оказался не в том месте в нужное время? Клянусь, брат, у тебя вошло в привычку совершать благородные поступки!
– С этим покончено, Джон. Никогда больше я не буду отвечать за то, чего не делал. С этого дня ты сам будешь получать награды за свои поступки. И если пропасть между тобой и отцом станет шире, это только твое дело.
– Вот как? – Джон подошел ближе и с руки, державшей меч, отбросил за плечо полу синего бархатного плаща, так что серебряные нити отделки блеснули на солнце, светившем в открытые окна. – Эта мысль доставляет тебе удовольствие, не так ли? Если бы не ты, ничто не отделяло бы меня от отца! – В гневе Джон не замечал, что у Роберта дрожит голова, и жгучие слова потоком хлынули из него. – Ты всегда стоял между нами! Роберт старше, Роберт умнее, именно Роберт будет наследником!
– Ты обвиняешь меня в том, к чему я не имею отношения, – оборвал его Роберт, – но не берешь на себя вину ни за то, что сделал сам, ни за то, что много раз не слушался отца. Ты трус, Джон, ты так и не научился отвечать за собственные поступки.
При этих словах брата Джон, застонав от ярости, отскочил назад; его меч, сверкнув в луче солнца, застал Роберта врасплох. Роберт вытянул руку, чтобы отвратить укол, но кончик меча глубоко рассек ему щеку. Брызнувшая из раны кровь закапала каменный пол и оставила темно-красные пятна на синих бриджах и куртке Джона. Некоторое время Джон смотрел на брата, пока не осознал, что напал на безоружного человека. Затем на лестнице раздались шаги, и, появившись в дверях, лорд Ги хмуро взглянул на открывшуюся ему картину. Слуга Ричард нерешительно топтался снаружи у двери, боясь мести Джона за то, что привел лорда Ги. Но ему не стоило беспокоиться, так как через несколько часов Джона и Роберта отправили в имение матери, расположенное к северу от Лондона. Именно эти земли в будущем должны были перейти к Роберту, и именно о них мечтал Джон. Как только Роберт залечил рану, его послали в Нормандию служить королю Вильгельму, и там он впоследствии получил звание рыцаря и заслужил серебряные шпоры. Прошло много лет, прежде чем братья снова встретились. За эти годы они стали безжалостными воинами, закаленными на дорогах войны. Лорд Ги, сам бывший в семье младшим сыном, сочувствовал Джону, но больше любил Роберта. «Время залечит трещину», – твердо сказал себе лорд Ги и верил, что через многие годы так и будет. Ведь теперь, когда он имел собственные земли, у него не было обиды на своего старшего брата, несмотря на то что эти земли были в новой стране, а не там, где он родился. Мужчина делает то, что он должен делать, и берет от жизни все, что она дает ему и что он может вырвать у нее собственными руками. Таков мир.