Страница:
– Вы знакомы с Миллине по Парижу или по Канну, мистер Уэст? – обратился Александр к Максиму.
– По Канну. В действительности я не очень хорошо их знаю, сэр. Они друзья Трентонов, родителей моего лучшего друга Алана. Сюда я пришел сегодня с ним.
– О, и Трентоны здесь? – осведомился Деревенко. – Был бы рад поздороваться с ними. На протяжении многих лет мы изредка встречались, преимущественно в компании с Миллине в Канне. Обаятельная пара.
– Они в Гонконге, мистер Деревенко. Потому мы с Аланом и подскочили сюда из Лондона на уик-энд. Побывать на торжестве по случаю обручения Иветты, а заодно уладить кое-какие дела.
– Что у вас за бизнес, мистер Уэст?
– Финансы. Я финансист.
– Как интересно, – сказал Александр Деревенко.
Анастасия продела свою руку под локоть Максима и заявила:
– Мы лучше пойдем найдем Алана. Мы пообещали ему, что за столом будем сидеть вместе.
– Да-да. Совершенно верно, – сказал Максим, быстро уловив ее замысел улизнуть от отца.
Улыбающаяся Анастасия наградила отца и его приятелей воздушными поцелуями и уплыла, повиснув на Максимовой руке.
– Простите, но я должна была сказать неправду, – прошептала она, когда ее уже не могли слышать отец и его друзья. – Но если бы мы не удрали от них, отец втянул бы вас в бесконечный разговор о финансах в кино и о тому подобных скучных вещах. Я заметила, как заблестели у него глаза, когда он услыхал, что вы – финансист.
Максим улыбнулся:
– Но я не финансирую кино.
– Он этого не знает. Но все равно мы же не хотим просидеть весь ужин с мамой и папой, правда ведь, Максим?
Он покачал головой:
– Ваша идея хороша. Я полагаю, нам следует поискать Алана, узнать, какие у него виды на Камиллу Голленд.
– Вы знакомы с ней? – быстро задала вопрос Анастасия, искоса взглянув на него.
– Нет, я никогда с ней не встречался. Но видел последнюю пьесу с ее участием в Уэст Энде. Она действительно неплохая актриса.
– Кажется, ей предстоит сниматься в картине одного из компаньонов отца, Пьерре Петровиччи, наверное, поэтому она сегодня здесь. Пьерре близкий друг Жака де Миллине, чей банк финансирует многие кинофильмы, в особенности те, что делает папина маленькая группа.
– Кто эти четверо, с кем я только что познакомился? Чем они занимаются?
– Они отель-сидельцы, – ответила Анастасия, и взгляд у нее сразу стал веселый. – Моя мать называет их величайшимиотель-сидельцами всех времен.
– Я что-то не понимаю вас, – недоуменно нахмурился Максим. – Почему она так о них говорит?
– Потому что они вечно рассиживают в холлах лучших отелей по всему миру. «Георг Пятый» и «Принц де Галь» здесь в Париже, «Клэридж» в Лондоне, «Эксцельсиор» в Риме, «Сент-Реджис» в Нью-Йорке и «Беверли-Хиллз» в Беверли-Хиллз, – пояснила она, смеясь. – Эти их нескончаемые деловые посиделки. По поводу киносъемок. – Она опять посмеялась и сказала: – Но если отбросить шутки в сторону, они довольно важные персоны в мире кинопроизводства.
– Но что они делаютконкретно?
– Сэм Шпигель замечательный продюсер, он сделал «Мост через реку Квай» и «Африканскую королеву», если назвать хотя бы две из его великих картин. Теперь он замышляет фильм о Лоуренсе Аравийском, так мне сказал папа, – пояснила Анастасия. – Гриша Ратофф и Толя Литвак – режиссеры, Илья Лоперт – продюсер, как папа и мистер Шпигель. Один из его последних фильмов «Летом». Папа брал нас с собой в Венецию, когда там шли съемки. Это мой любимый город. Фильм получился милый, очень романтичный и грустный. Вы не видели?
– Его как раз видел. С Кэтрин Хэпберн и Россано Брацци, да? Ну а картины вашего отца? Я хочу знать, мне приходилось их видеть?
– Наверняка. Его последний назывался «Глаза любви». – Образовалась небольшая пауза, и затем Анастасия добавила: – Камилла Голленд снялась в ней, хоть и не звездой. В главной женской роли там Джейнис Миллз.
– Эту картину я видел, – сказал Максим, – потрясающе замечательная история. Так вы же должны знать Камиллу?
– Не скажу, что знаю, но знакома с ней.
– А я нет. Может, подойдем поздороваемся с ней? Вон она там стоит, все еще с Аланом. Похоже, она им увлечена. Или наоборот. – Максим перевел взгляд на Анастасию и подмигнул с озорным видом. – Добрый мой старина Корешок, я рад, что он нашел себе девушку на вечер.
– Корешок?! – воскликнула Анастасия. – Какое забавное имя.
Максим не мог удержаться от смеха при виде отразившегося на ее лице недоверия.
– Согласен с вами, – он благодушно усмехнулся. – Это моя вина. Я дал ему это прозвище однажды в школе, нам было лет по восемь или девять, и, боюсь, оно прилипло к нему. В отместку он прозвал меня Графом – был когда-то в Австрии вельможа по имени Максимилиан – за то, что у меня, по его мнению, были императорские замашки.
– Это правда?
– Иногда. По крайней мере, так считает Корешок.
Она поразмышляла над услышанным, затем заявила:
– «Граф» несомненно лучше звучит, чем «Корешок».
– Это так, – согласился Максим. – Пойдемте присоединимся к ним.
– Привет, Анастасия, рада тебя видеть, – сказала Камилла Голленд с милейшей улыбкой, подаваясь вперед и чмокая Анастасию в щечку.
– И я тоже рада вас видеть, – в свою очередь сказала Анастасия. – Хочу вам представить Максимилиана Уэста, он – друг Алана.
Камилла и Максим обменялись рукопожатиями.
– А мы как раз собирались пойти на поиски вас, – заявил Алан. – Я думаю, надо пойти поискать столик – публика начинает рассаживаться.
– Да, надо этим заняться, – поддержала Анастасия. – Иветта мне сказала, что сегодня места за столами будут без карточек, и мы можем сесть, где хотим.
– Вон там уютный столик на четверых, давайте займем, – предложил Максим, как всегда умело беря бразды правления в свои руки. Он сразу же повел туда Анастасию, говоря как ни в чем не бывало: – Я выбрал этот маленький столик за его интимность. Снова встретив вас, не хочу делить ваше общество со множеством посторонних людей.
Ее взгляд был преисполнен серьезности.
– И я тоже не хочу вами делиться, – тихо проговорила она.
Они стояли, уставясь друг на друга, никто больше для них не существовал, и Максим с трудом поборол искушение поцеловать ее. Она вскружила ему голову, заставила обо всем забыть. Судорожно сглотнув, он повел ее вперед, думая при этом, как и когда он сможет остаться с ней наедине.
Едва они уселись за стол, Максим потянулся за ее рукой, крепко сжал ее и сказал:
– Как мне колоссально повезло, что мы с Корешком пришли на этот прием.
Она согласно кивнула. Она откровенно любовалась им, не сводя с него мечтательного и восхищенного взгляда. Ей хотелось быть с ним наедине, чтобы он смог целовать ее. Она знала, что он этого хочет точно так же, как и она.
Камилла и Алан присоединились к ним, и Камилла, как только села за стол, сразу же вовлекла Максима в разговор.
Алан повернулся к Анастасии и дружески заулыбался.
– Ваша мама сказала, у вас теперь новая вилла в Канне, – поинтересовался он.
– На холмах над городом. Очень красивая, и мама ее полюбила, потому что там участок намного больше, и она может вволю насладиться устройством сада. А у ваших родителей по-прежнему есть там дом?
Корешок кивнул.
– Пару лет назад они тоже купили еще один. Послушайте, а не махнуть ли нам туда вчетвером в этом месяце? Мы с Максимом собирались туда съездить в конце июля. Вы еще будете в это время в Канне?
– О да!
Максим, беседуя с Камиллой, краем уха слушал, о чем они говорили, и сжал руку Анастасии, кинув на нее быстрый взгляд.
– Мне нужны номера ваших телефонов в Париже и Каине, – сказал он, – а я вам дам свои, Анастасия, так чтобы…
– Теперь я понимаю, почему мне кажется, что я вас знаю, Максимилиан! – перебила его Камилла и погнала лошадей: – Я видела ваши фотографии в газетах… конечно, я их вижу там постоянно. Вы пользуетесь большим вниманием у прессы.
Максим надеялся, актриса не станет распространяться по поводу его репутации плейбоя, необоснованной и незаслуженной. К большому его облегчению, Камилла обошлась без упоминания об этой характеристике. Вместо этого она сказала:
– Вы в друзьях у Фейт Карр, это правда?
– Да, мы дружим. И Корешок тоже. Ее кавалер Джон Фуллер учился вместе с нами. Она ваша подруга?
– Одна из ближайших, – ответила Камилла, улыбаясь Максиму.
– Добрый старый Джонни, он парень что надо, – вставил реплику Корешок, ухмыляясь, и они втроем пустились в долгую дискуссию по поводу новообрученных и об их бурных отношениях: то они вместе, то снова врозь.
Анастасия сидела и потягивала воду со льдом, только что налитую ей официантом, вполуха слушая своих компаньонов. Ее мысли сосредоточились на Камилле Голленд. Было в ней нечто такое, что ей не нравилось. Тем не менее она оказалась бессильна точно определить, что именно в этой девице так ее настораживало. Она ощущала лишь, что в обществе Камиллы она сегодня чувствовала себя слегка не в своей тарелке, так же, как в тот раз, когда впервые с ней познакомилась. И как результат, сейчас она была настороже.
Остальные трое весело над чем-то смеялись и развлекались вовсю, в отличие от Анастасии, которая вдруг несколько поникла и ушла в себя. Она словно превратилась в наблюдателя, а не участника происходящего, по крайней мере на какое-то время.
Максим был занят разговором и, казалось, не замечал ее скованности, и за это она была ему благодарна. Меньше всего ей хотелось, чтобы он подумал о ней, как о воображале или снобке. Ничего подобного – это присутствие Камиллы понуждало ее осторожничать и быть начеку. И Анастасия снова задумалась: в чем же причина? Она почти совсем не знала английскую актрису, виделась с ней до этого всего пару раз, когда та снималась в прошлом году в картине у отца. И если честно, она должна признать, что молодая женщина всегда бывала с ней сердечна и доброжелательна. Да и сегодня она такая же, сказала себе Анастасия и взглянула на Камиллу через стол, думая, что та в общем-то довольно хорошенькая, если не замечать деталей. Внешность у нее весьма английская: рыжевато-русые волосы, словно прозрачная кожа и светло-зеленые глаза. Анастасия знала, что ей около двадцати шести, но выглядела Камилла моложе, несмотря на ее более чем изысканный туалет – черное кружево, голая спина и дорогие ювелирные украшения.
Интересно, кто ей дал бриллианты? От этой мысли Анастасия даже слегка подскочила на стуле. А потом в мозгу у нее что-то щелкнуло. Прошлым летом она слышала разговор с тетей Лукрецией о Камилле Голленд в саду на вилле Лукреции в Канне. Они толковали о том, кто теперь «покровитель» Камиллы, и обсуждали её экстраординарную коллекцию драгоценностей. Лукреция тогда сказала: «Ты посмотрела бы на нее – с виду тише воды, ниже травы». Обе женщины понимающе посмеялись, и ее мать сказала: «Она своего не упустит, эта штучка». И они опять смеялись, затем стали говорить о картине, которую ее отец намеревался купить.
«Не в этом ли дело?»– снова спрашивала себя Анастасия. Не из-за маминых ли с тетей Лукрецией намеков я к ней отношусь так недоверчиво и с подозрением, или есть в Камилле Голленд что-то другое, что меня тревожит? Толком она не знала.
– Вы ужасная тихоня, Анастасия, – сказал Максим, – но не ваша в том вина. Это мы заболтались о незнакомых людях, а вас не вовлекли в разговор. Очень некрасиво с нашей стороны. – Он вглядывался ей в лицо. – У вас такой задумчивый и грустный вид. Что случилось?
– Да нет, ничего, – заверила Анастасия, улыбаясь и глядя в его темные глаза.
– Пойдемте потанцуем, – предложил он, встав и помогая ей подняться с низкого, позолоченного стульчика.
И опять Максим крепко прижимал ее к себе во время танца, и она ответно льнула к нему. Им обоим было ясно, что их непреодолимо влечет друг к другу.
Всего несколько секунд они были в танце, и он прошептал ей на ухо:
– Иветта – ваша подруга, значит, вы должны хорошо знать, что тут и где. Мы не могли бы куда-нибудь уединиться? Пойти погулять где-нибудь? Когда мы сюда приехали, я заметил, что территория, прилегающая к дому, очень обширная.
– Да, это верно, давайте пойдем прогуляемся, подышим свежим воздухом. Здесь душновато.
Держась за руки, Максим и Анастасия покинули танцевальную площадку. Она повела его через расположенную под тентом часть сада на его открытую территорию, не затененную тремя гигантскими маркизами, возведенными специально по случаю нынешнего торжества.
Ночь стояла прекрасная, тихая, теплая. Чернильно-черное небо мерцало множеством звезд, и блистала, слегка смягченная дымкой, полная луна. Воздух был пропитан ароматами жимолости, роз и несметного количества других летних цветов.
Максим глубоко дышал этим мягким воздухом и шептал:
– Такой дивный вечер, и вы так красивы, моя изумительная, ненаглядная Анастасия. – Положив руку ей на плечо, он нежно поцеловал ее в щеку, и они пошли дальше молча по направлению к старому, обнесенному стеной розарию. Вчера, когда она ему улыбнулась, он ощутил внезапный прилив доселе неизведанного счастья и сразу понял, что она для него тоже что-то неизведанное. Он чувствовал себя сейчас счастливей, чем когда-либо в своей жизни с тех давних пор, когда был еще маленьким, и та его неизбывная грусть, казалось, поубавилась от близости Анастасии.
Они побродили по розарию и сели на грубую железную скамейку. Максим нежно взял ее рукой за лицо и заглянул глубоко в глаза, потом нашел мягкие губы и горячо поцеловал. Она страстно ответила ему. Их взаимное волнение нарастало с каждым все более жарким поцелуем, и мир более не существовал для них, кроме как в объятиях друг друга. Анастасию трясло от внутренней дрожи, от поглотившего ее чувства. Единственное желание овладело ею – оставаться с Максимом, никогда не покидать его, и при всей своей неопытности она знала, нутром чувствовала, что он тот мужчина, который ей нужен. Единственный и навсегда. Единственный, кого она когда-либо могла возжелать. Она поняла это вечером накануне.
Максим мягко отстранился от нее и положил ее голову к себе на плечо. Он словно прочел секунду назад ее мысли, потому что ласково спросил:
– А почему ты тогда сказала, что мы – судьба друг для друга?
– Это было такое очень сильное чувство, оно возникло после того, как я увидела вас в книжном магазине. Я была абсолютно уверена, что мы опять встретимся. У меня часто бывают такие сильные предчувствия по некоторым поводам, иногда почти пророчества. Мама говорит, я экстрасенс, папа говорит – ведьма. – Она вздохнула и погладила его по щеке, а потом прошептала: – Que sera sera.
– Что будет, то будет, – повторил Максим и нежно поцеловал ее, крепко держа в своих объятьях. Нет, он ни за что не хотел ее отпускать. Они оба принадлежали друг другу. Две половины сходятся, чтобы образовать целое.
В тот момент там в розарии между ними возникало нечто, и они оба это поняли, хоть оно и осталось неизреченным.
42
– По Канну. В действительности я не очень хорошо их знаю, сэр. Они друзья Трентонов, родителей моего лучшего друга Алана. Сюда я пришел сегодня с ним.
– О, и Трентоны здесь? – осведомился Деревенко. – Был бы рад поздороваться с ними. На протяжении многих лет мы изредка встречались, преимущественно в компании с Миллине в Канне. Обаятельная пара.
– Они в Гонконге, мистер Деревенко. Потому мы с Аланом и подскочили сюда из Лондона на уик-энд. Побывать на торжестве по случаю обручения Иветты, а заодно уладить кое-какие дела.
– Что у вас за бизнес, мистер Уэст?
– Финансы. Я финансист.
– Как интересно, – сказал Александр Деревенко.
Анастасия продела свою руку под локоть Максима и заявила:
– Мы лучше пойдем найдем Алана. Мы пообещали ему, что за столом будем сидеть вместе.
– Да-да. Совершенно верно, – сказал Максим, быстро уловив ее замысел улизнуть от отца.
Улыбающаяся Анастасия наградила отца и его приятелей воздушными поцелуями и уплыла, повиснув на Максимовой руке.
– Простите, но я должна была сказать неправду, – прошептала она, когда ее уже не могли слышать отец и его друзья. – Но если бы мы не удрали от них, отец втянул бы вас в бесконечный разговор о финансах в кино и о тому подобных скучных вещах. Я заметила, как заблестели у него глаза, когда он услыхал, что вы – финансист.
Максим улыбнулся:
– Но я не финансирую кино.
– Он этого не знает. Но все равно мы же не хотим просидеть весь ужин с мамой и папой, правда ведь, Максим?
Он покачал головой:
– Ваша идея хороша. Я полагаю, нам следует поискать Алана, узнать, какие у него виды на Камиллу Голленд.
– Вы знакомы с ней? – быстро задала вопрос Анастасия, искоса взглянув на него.
– Нет, я никогда с ней не встречался. Но видел последнюю пьесу с ее участием в Уэст Энде. Она действительно неплохая актриса.
– Кажется, ей предстоит сниматься в картине одного из компаньонов отца, Пьерре Петровиччи, наверное, поэтому она сегодня здесь. Пьерре близкий друг Жака де Миллине, чей банк финансирует многие кинофильмы, в особенности те, что делает папина маленькая группа.
– Кто эти четверо, с кем я только что познакомился? Чем они занимаются?
– Они отель-сидельцы, – ответила Анастасия, и взгляд у нее сразу стал веселый. – Моя мать называет их величайшимиотель-сидельцами всех времен.
– Я что-то не понимаю вас, – недоуменно нахмурился Максим. – Почему она так о них говорит?
– Потому что они вечно рассиживают в холлах лучших отелей по всему миру. «Георг Пятый» и «Принц де Галь» здесь в Париже, «Клэридж» в Лондоне, «Эксцельсиор» в Риме, «Сент-Реджис» в Нью-Йорке и «Беверли-Хиллз» в Беверли-Хиллз, – пояснила она, смеясь. – Эти их нескончаемые деловые посиделки. По поводу киносъемок. – Она опять посмеялась и сказала: – Но если отбросить шутки в сторону, они довольно важные персоны в мире кинопроизводства.
– Но что они делаютконкретно?
– Сэм Шпигель замечательный продюсер, он сделал «Мост через реку Квай» и «Африканскую королеву», если назвать хотя бы две из его великих картин. Теперь он замышляет фильм о Лоуренсе Аравийском, так мне сказал папа, – пояснила Анастасия. – Гриша Ратофф и Толя Литвак – режиссеры, Илья Лоперт – продюсер, как папа и мистер Шпигель. Один из его последних фильмов «Летом». Папа брал нас с собой в Венецию, когда там шли съемки. Это мой любимый город. Фильм получился милый, очень романтичный и грустный. Вы не видели?
– Его как раз видел. С Кэтрин Хэпберн и Россано Брацци, да? Ну а картины вашего отца? Я хочу знать, мне приходилось их видеть?
– Наверняка. Его последний назывался «Глаза любви». – Образовалась небольшая пауза, и затем Анастасия добавила: – Камилла Голленд снялась в ней, хоть и не звездой. В главной женской роли там Джейнис Миллз.
– Эту картину я видел, – сказал Максим, – потрясающе замечательная история. Так вы же должны знать Камиллу?
– Не скажу, что знаю, но знакома с ней.
– А я нет. Может, подойдем поздороваемся с ней? Вон она там стоит, все еще с Аланом. Похоже, она им увлечена. Или наоборот. – Максим перевел взгляд на Анастасию и подмигнул с озорным видом. – Добрый мой старина Корешок, я рад, что он нашел себе девушку на вечер.
– Корешок?! – воскликнула Анастасия. – Какое забавное имя.
Максим не мог удержаться от смеха при виде отразившегося на ее лице недоверия.
– Согласен с вами, – он благодушно усмехнулся. – Это моя вина. Я дал ему это прозвище однажды в школе, нам было лет по восемь или девять, и, боюсь, оно прилипло к нему. В отместку он прозвал меня Графом – был когда-то в Австрии вельможа по имени Максимилиан – за то, что у меня, по его мнению, были императорские замашки.
– Это правда?
– Иногда. По крайней мере, так считает Корешок.
Она поразмышляла над услышанным, затем заявила:
– «Граф» несомненно лучше звучит, чем «Корешок».
– Это так, – согласился Максим. – Пойдемте присоединимся к ним.
– Привет, Анастасия, рада тебя видеть, – сказала Камилла Голленд с милейшей улыбкой, подаваясь вперед и чмокая Анастасию в щечку.
– И я тоже рада вас видеть, – в свою очередь сказала Анастасия. – Хочу вам представить Максимилиана Уэста, он – друг Алана.
Камилла и Максим обменялись рукопожатиями.
– А мы как раз собирались пойти на поиски вас, – заявил Алан. – Я думаю, надо пойти поискать столик – публика начинает рассаживаться.
– Да, надо этим заняться, – поддержала Анастасия. – Иветта мне сказала, что сегодня места за столами будут без карточек, и мы можем сесть, где хотим.
– Вон там уютный столик на четверых, давайте займем, – предложил Максим, как всегда умело беря бразды правления в свои руки. Он сразу же повел туда Анастасию, говоря как ни в чем не бывало: – Я выбрал этот маленький столик за его интимность. Снова встретив вас, не хочу делить ваше общество со множеством посторонних людей.
Ее взгляд был преисполнен серьезности.
– И я тоже не хочу вами делиться, – тихо проговорила она.
Они стояли, уставясь друг на друга, никто больше для них не существовал, и Максим с трудом поборол искушение поцеловать ее. Она вскружила ему голову, заставила обо всем забыть. Судорожно сглотнув, он повел ее вперед, думая при этом, как и когда он сможет остаться с ней наедине.
Едва они уселись за стол, Максим потянулся за ее рукой, крепко сжал ее и сказал:
– Как мне колоссально повезло, что мы с Корешком пришли на этот прием.
Она согласно кивнула. Она откровенно любовалась им, не сводя с него мечтательного и восхищенного взгляда. Ей хотелось быть с ним наедине, чтобы он смог целовать ее. Она знала, что он этого хочет точно так же, как и она.
Камилла и Алан присоединились к ним, и Камилла, как только села за стол, сразу же вовлекла Максима в разговор.
Алан повернулся к Анастасии и дружески заулыбался.
– Ваша мама сказала, у вас теперь новая вилла в Канне, – поинтересовался он.
– На холмах над городом. Очень красивая, и мама ее полюбила, потому что там участок намного больше, и она может вволю насладиться устройством сада. А у ваших родителей по-прежнему есть там дом?
Корешок кивнул.
– Пару лет назад они тоже купили еще один. Послушайте, а не махнуть ли нам туда вчетвером в этом месяце? Мы с Максимом собирались туда съездить в конце июля. Вы еще будете в это время в Канне?
– О да!
Максим, беседуя с Камиллой, краем уха слушал, о чем они говорили, и сжал руку Анастасии, кинув на нее быстрый взгляд.
– Мне нужны номера ваших телефонов в Париже и Каине, – сказал он, – а я вам дам свои, Анастасия, так чтобы…
– Теперь я понимаю, почему мне кажется, что я вас знаю, Максимилиан! – перебила его Камилла и погнала лошадей: – Я видела ваши фотографии в газетах… конечно, я их вижу там постоянно. Вы пользуетесь большим вниманием у прессы.
Максим надеялся, актриса не станет распространяться по поводу его репутации плейбоя, необоснованной и незаслуженной. К большому его облегчению, Камилла обошлась без упоминания об этой характеристике. Вместо этого она сказала:
– Вы в друзьях у Фейт Карр, это правда?
– Да, мы дружим. И Корешок тоже. Ее кавалер Джон Фуллер учился вместе с нами. Она ваша подруга?
– Одна из ближайших, – ответила Камилла, улыбаясь Максиму.
– Добрый старый Джонни, он парень что надо, – вставил реплику Корешок, ухмыляясь, и они втроем пустились в долгую дискуссию по поводу новообрученных и об их бурных отношениях: то они вместе, то снова врозь.
Анастасия сидела и потягивала воду со льдом, только что налитую ей официантом, вполуха слушая своих компаньонов. Ее мысли сосредоточились на Камилле Голленд. Было в ней нечто такое, что ей не нравилось. Тем не менее она оказалась бессильна точно определить, что именно в этой девице так ее настораживало. Она ощущала лишь, что в обществе Камиллы она сегодня чувствовала себя слегка не в своей тарелке, так же, как в тот раз, когда впервые с ней познакомилась. И как результат, сейчас она была настороже.
Остальные трое весело над чем-то смеялись и развлекались вовсю, в отличие от Анастасии, которая вдруг несколько поникла и ушла в себя. Она словно превратилась в наблюдателя, а не участника происходящего, по крайней мере на какое-то время.
Максим был занят разговором и, казалось, не замечал ее скованности, и за это она была ему благодарна. Меньше всего ей хотелось, чтобы он подумал о ней, как о воображале или снобке. Ничего подобного – это присутствие Камиллы понуждало ее осторожничать и быть начеку. И Анастасия снова задумалась: в чем же причина? Она почти совсем не знала английскую актрису, виделась с ней до этого всего пару раз, когда та снималась в прошлом году в картине у отца. И если честно, она должна признать, что молодая женщина всегда бывала с ней сердечна и доброжелательна. Да и сегодня она такая же, сказала себе Анастасия и взглянула на Камиллу через стол, думая, что та в общем-то довольно хорошенькая, если не замечать деталей. Внешность у нее весьма английская: рыжевато-русые волосы, словно прозрачная кожа и светло-зеленые глаза. Анастасия знала, что ей около двадцати шести, но выглядела Камилла моложе, несмотря на ее более чем изысканный туалет – черное кружево, голая спина и дорогие ювелирные украшения.
Интересно, кто ей дал бриллианты? От этой мысли Анастасия даже слегка подскочила на стуле. А потом в мозгу у нее что-то щелкнуло. Прошлым летом она слышала разговор с тетей Лукрецией о Камилле Голленд в саду на вилле Лукреции в Канне. Они толковали о том, кто теперь «покровитель» Камиллы, и обсуждали её экстраординарную коллекцию драгоценностей. Лукреция тогда сказала: «Ты посмотрела бы на нее – с виду тише воды, ниже травы». Обе женщины понимающе посмеялись, и ее мать сказала: «Она своего не упустит, эта штучка». И они опять смеялись, затем стали говорить о картине, которую ее отец намеревался купить.
«Не в этом ли дело?»– снова спрашивала себя Анастасия. Не из-за маминых ли с тетей Лукрецией намеков я к ней отношусь так недоверчиво и с подозрением, или есть в Камилле Голленд что-то другое, что меня тревожит? Толком она не знала.
– Вы ужасная тихоня, Анастасия, – сказал Максим, – но не ваша в том вина. Это мы заболтались о незнакомых людях, а вас не вовлекли в разговор. Очень некрасиво с нашей стороны. – Он вглядывался ей в лицо. – У вас такой задумчивый и грустный вид. Что случилось?
– Да нет, ничего, – заверила Анастасия, улыбаясь и глядя в его темные глаза.
– Пойдемте потанцуем, – предложил он, встав и помогая ей подняться с низкого, позолоченного стульчика.
И опять Максим крепко прижимал ее к себе во время танца, и она ответно льнула к нему. Им обоим было ясно, что их непреодолимо влечет друг к другу.
Всего несколько секунд они были в танце, и он прошептал ей на ухо:
– Иветта – ваша подруга, значит, вы должны хорошо знать, что тут и где. Мы не могли бы куда-нибудь уединиться? Пойти погулять где-нибудь? Когда мы сюда приехали, я заметил, что территория, прилегающая к дому, очень обширная.
– Да, это верно, давайте пойдем прогуляемся, подышим свежим воздухом. Здесь душновато.
Держась за руки, Максим и Анастасия покинули танцевальную площадку. Она повела его через расположенную под тентом часть сада на его открытую территорию, не затененную тремя гигантскими маркизами, возведенными специально по случаю нынешнего торжества.
Ночь стояла прекрасная, тихая, теплая. Чернильно-черное небо мерцало множеством звезд, и блистала, слегка смягченная дымкой, полная луна. Воздух был пропитан ароматами жимолости, роз и несметного количества других летних цветов.
Максим глубоко дышал этим мягким воздухом и шептал:
– Такой дивный вечер, и вы так красивы, моя изумительная, ненаглядная Анастасия. – Положив руку ей на плечо, он нежно поцеловал ее в щеку, и они пошли дальше молча по направлению к старому, обнесенному стеной розарию. Вчера, когда она ему улыбнулась, он ощутил внезапный прилив доселе неизведанного счастья и сразу понял, что она для него тоже что-то неизведанное. Он чувствовал себя сейчас счастливей, чем когда-либо в своей жизни с тех давних пор, когда был еще маленьким, и та его неизбывная грусть, казалось, поубавилась от близости Анастасии.
Они побродили по розарию и сели на грубую железную скамейку. Максим нежно взял ее рукой за лицо и заглянул глубоко в глаза, потом нашел мягкие губы и горячо поцеловал. Она страстно ответила ему. Их взаимное волнение нарастало с каждым все более жарким поцелуем, и мир более не существовал для них, кроме как в объятиях друг друга. Анастасию трясло от внутренней дрожи, от поглотившего ее чувства. Единственное желание овладело ею – оставаться с Максимом, никогда не покидать его, и при всей своей неопытности она знала, нутром чувствовала, что он тот мужчина, который ей нужен. Единственный и навсегда. Единственный, кого она когда-либо могла возжелать. Она поняла это вечером накануне.
Максим мягко отстранился от нее и положил ее голову к себе на плечо. Он словно прочел секунду назад ее мысли, потому что ласково спросил:
– А почему ты тогда сказала, что мы – судьба друг для друга?
– Это было такое очень сильное чувство, оно возникло после того, как я увидела вас в книжном магазине. Я была абсолютно уверена, что мы опять встретимся. У меня часто бывают такие сильные предчувствия по некоторым поводам, иногда почти пророчества. Мама говорит, я экстрасенс, папа говорит – ведьма. – Она вздохнула и погладила его по щеке, а потом прошептала: – Que sera sera.
– Что будет, то будет, – повторил Максим и нежно поцеловал ее, крепко держа в своих объятьях. Нет, он ни за что не хотел ее отпускать. Они оба принадлежали друг другу. Две половины сходятся, чтобы образовать целое.
В тот момент там в розарии между ними возникало нечто, и они оба это поняли, хоть оно и осталось неизреченным.
42
– Я намерен жениться на моей мечтательной красавице, – ни с того ни с сего заявил Максим Алану Трентону. Ранним утренним рейсом они летели в Лондон, возвращаясь в понедельник домой после затянувшегося уик-энда в Париже.
Корешок посмотрел на друга.
– Да, знаю, – сказал он. – Конечно, я знал об этом еще в субботу вечером.
– Боже милостивый! – воскликнул Максим. – Неужели у нас все было так ясно?
– По крайней мере для меня. Любовь я могу опознать с первого взгляда, если coup de foudre, [20]как говорят французы, происходит в моем присутствии.
– Да, старина, меня как молнией шибануло. Я жутко в нее влюбился. Хочу, чтобы она стала моей женой и матерью моих детей, и я намерен прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Поделюсь с тобой секретом, Корешок: от одной мысли, что буду вдали от нее, я делаюсь по-прежнему больным. – Максим покачал головой. – Со мной такого никогда еще не бывало, боюсь, влип я крепко.
– Я все понимаю, Граф, она красивая девочка, у нее симпатичная, теплая и дружелюбная натура. – Корешок поколебался, но потом спокойно добавил: – Она, конечно, очень еще молода.
– Это верно. Зато, с другой стороны, в свои восемнадцать она податлива, можно лепить.
– Я бы на это не слишком рассчитывал. Анастасия может оказаться не столь мягкой и пластичной, какой ты ее себе воображаешь.
Максим вскинул бровь и посмотрел на Корешка своим пронзительным взглядом:
– Что дает тебе повод так думать?
– То, что я наблюдал в субботу вечером. Во-первых, я полагаю, у нее есть характер и сила воли; готов поспорить на что угодно: она упряма, как черт. И потом, девочка умна. Многое мне вспомнилось в этот уик-энд такое, о чем я слышал о дочери Деревенко не впрямую, а косвенно, в разговорах моих родителей. Она блестящая ученица, у нее незаурядный интеллект, она так же художественно одаренная натура, как и ее мать, которая, кстати, если ты этого еще не знаешь, весьма известный и высоко ценимый в Париже дизайнер по интерьерам.
– Анастасия ничего мне об этом не говорила. Боюсь, мы были слишком заняты друг другом.
– Короче, девушка она исключительная, Максим. Я уверен, что она не из податливых.
– Да, да, я с тобой согласен, Корешок, и я рад, что она такая. Податливость вовсе не та добродетель, которую я ценю в женщинах. Ты, как никто, должен бы это знать. Когда я употребил слово «пластичная», я имел в виду, что такой женщине не свойственны косность, душевная неповоротливость, что она гибкая, готова обучаться. Я хочу женщину, которая будет идти вровень со мной, расти вровень со мной. Я не хочу жену из мягкой замазки, из которой можно вылепить в точности то, что мне надо.
„Да неужели?" – подумал Корешок, но сказал другое:
– Тогда, я вижу, ты нашел в Анастасии свой идеал женщины. – Корешок слегка поерзал в кресле и наклонился к Максиму: – Ты говоришь, намерен жениться. А как насчет ее родителей? Им не покажется, что она еще чуточку молода для замужества в этом году?
– Безусловно. Но Анастасия считает, что мы можем наметить это на будущий год, когда ей исполнится девятнадцать.
– Ты, значит, уже сделал ей предложение? – Теперь настала очередь Алана поднять бровь.
Максим хихикнул:
– Более или менее. В субботу вечером, и как бы между прочим. Но она знала, что я об этом всерьез, и я знал, что онатоже всерьез, и она подтвердила это словами. Мы понимаем друг друга, Алан. Правда, это так. – Максим умолк, посмотрел в иллюминатор, затем опять перевел взгляд на друга: – Факт, конечно, весьма экстраординарный, но мы с ней – на одной волне.
– Счастливчик! Надеюсь, глядишь, и у меня будет с женщиной что-нибудь в этом роде, с такой же взаимностью.
– Не сомневаюсь, будет и у тебя. А как с Камиллой Голленд? По-моему, вечером в субботу тебе с ней было очень недурно. Потом у вас было свидание и в воскресенье. Онатебя заинтересовала?
– Меня-то да, будь у меня хоть полшанса. Но ее ко мне лично не тянет нисколечко, хоть тресни.
– Мужчина в ее жизни есть?
– Сдается, что нет и давно не было. Кажется, у нее с кем-то была связь, и даже очень на это похоже, но он умер. Вдруг, скоропостижно скончался. Она интересная женщина, Граф, и вовсе не такая, как можно о ней подумать, учитывая ее шикарный вид и все такое прочее. Она глубока и отзывчива, у нее вполне интеллектуальный склад ума, и в этот уикэнд я обнаружил, что она очень чувствительна в самых разных смыслах и далеко не пустышка блондиночка из кинозвездной мелюзги.
– Я и не считал ее такой. Она слишком хорошая театральная актриса, чтобы быть пустышкой. Но поскольку у нее никого нет, ты мог бы ее еще раз пригласить.
– Уже пригласил, – признался Корешок, смущенно ухмыляясь, – и она согласна. Мы ужинаем в пятницу в «Ле А».
Максим шлепнул друга по руке и засмеялся:
– Спрашивается, почему я всегда думаю, что ты не мастер рвать подметки на ходу?
– Да брось, Граф, я же не такой плейбой, как ты!
– Ты отлично знаешь, что это голая фантазия британской прессы, – запротестовал Максим, как всегда, сразу переходя в оборону, даже если поводом была шутка. В этой области чувство юмора его подводило.
– Да знаю я, знаю, – извиняющимся тоном сказал Корешок, – не заводись. Ты когда возвращаешься в Париж повидаться со своей дамой сердца?
– В этот уик-энд. Но не в Париж. В Канн. Анастасия с матерью отправляются к себе на виллу в четверг, так что я, думаю, подскочу туда самолетом утром в пятницу, устрою себе длинный уик-энд на Лазурном берегу.
– Остановишься у них?
– Не приглашен я, Корешок.
– Если хочешь, можешь остановиться на вилле моих родителей. Кстати, она в полном порядке и наготове, и там нет ни души.
– Спасибо, ценю твое предложение, но – благодарю. Я собираюсь заказать двухкомнатный номер в отеле «Карлтон». Это удобней.
– Если передумаешь, дай знать. – Корешок сидел, откинувшись на спинку кресла, но вдруг резко выпрямился и взглянул на Максима: – Как же ты полетишь утром в пятницу? Я считал, у тебя на этот день назначена встреча в Шеффилде с генеральным директором «Хардкасл Сильверсмит». Насчет приобретения компании.
– Все так, но я собираюсь ее перенести. В Йоркшир я съезжу в среду. Так что никаких осложнений.
– Это уже клинчует! – воскликнул Корешок.
– Что значит «клинчует»? – не понял Максим.
– То и значит, что ты ставишь женщину выше дела. Раньше ты никогда так не поступал. Выходит, Анастасия для тебя означает весь твой мир.
– Так и есть. Тем не менее, если я не повидаю Анастасию в ближайший уик-энд, я не смогу это сделать до начала августа.
– Почему? Ты разве не собираешься пожить с нами на Ривьере в июле?
– Боюсь, Корешок, не получится до конца первой недели августа. Мне очень жаль, но ничего не поделать. Я должен съездить в Берлин повидать тетю Ирину, а из Берлина полечу в Нью-Йорк на встречу с банкирами Уолл-стрит.
– Да, Граф, у тебя в этом месяце напряженное расписание.
– Все не так страшно, и честно говоря, меня это нисколько не выматывает. – Образовалась небольшая пауза, в течение которой Максим внимательно смотрел на Корешка, а потом, ухмыльнувшись, сказал: – Так ты будешь моим главдругом, а?
– Ты еще спрашиваешь! – тоже ухмыльнувшись, воскликнул Корешок.
Максим поджидал Тедди в гриль-баре «Савоя». Этот отель был одним из ее любимых мест, поскольку вызывал весьма романтические ассоциации, что и явилось главной причиной, побудившей его избрать для их встречи «Саввой». Ему хотелось, чтобы она была в соответствующем умонастроении, когда он будет рассказывать ей об Анастасии.
Он пришел первый и, когда она вскоре появилась в дверях бара, невольно восхитился ее видом. В свои сорок Тедди стала по-настоящему интересной женщиной. Годы пощадили ее, и благополучие брака с Марком отразилось на ее лице выражением счастья. Она излучала спокойную уверенность, осуществленность чаяний, удовлетворение, и глаза ее искрились. Тедди, мысленно произнес он, моя дорогая, любимая моя Тедди. Что стало бы со мной, не будь тебя? Пока я рос, ты была главной и единственной опорой в моей жизни, и ты ею навсегда останешься, как бы там ни было. Он очень любил ее, и ее одобрение было для него существенно важно.
Максим заранее встал при ее приближении и обратил внимание, сколько шика в ее внешности и наряде: красивый льняной костюм темно-синего цвета с шелковой розой на плече, очаровательная белая шляпка и белые перчатки.
– Вид у тебя сногсшибательный, Тедди, – сказал он, когда она подошла к столу и он поцеловал ее в щеку.
– Спасибо, Максим, милый, – обрадовалась она, улыбаясь ему ясной, любящей улыбкой, садясь и стягивая перчатки. – Да ты и сам выглядишь не так уж плохо. Должно быть, ты хорошо провел уик-энд в Париже.
Он улыбнулся:
– Ты что хочешь?
Она перевела взгляд на его стакан:
– Если это у тебя тоник, а, по-моему, так оно и есть, то, будь добр, мне тоже.
Заказав для Тедди тоник, он наклонился к ней:
– Примерно через неделю я собираюсь навестить тетю Ирину. Ты не хотела бы вместе со мной побывать в Берлине?
– О, Максим, я бы с огромным удовольствием! – воскликнула Тедди и сделала гримаску. – Если бы только я могла, но, увы, – никак. Мы с Марком запланировали давным-давно маленький отпуск вдвоем без детишек. Поедем в Доунгэл пожить на Дромлохане. Там дом у Пеллов, где мы провели наш медовый месяц. Боюсь, сроки как раз совпадут. Но у меня есть для Ирины кое-какие вещицы, будь добр, захвати, передашь ей.
– Конечно, передам. – Он откашлялся, пытливо посмотрел на нее и сказал: – Тедди, я хочу кое о чем тебе рассказать.
Голос при этом у него был столь серьезен, что Тедди, глядя на него, даже слегка нахмурилась:
– О чем? Что такое, Максим? Что-нибудь стряслось?
– Как тебе сказать… Я тут познакомился с одной… Собираюсь на ней жениться.
Лицо Тедди озарилось радостным светом.
– О, родной мой, как я счастлива за тебя! Кто она? И почему мыс ней незнакомы, если у тебя такие серьезные намерения? Почему ты не пригласил ее домой на обед на Итон-сквер?
– Мы только что познакомились, Тедди.
– Когда? – Она слегка отодвинулась, склонила голову набок и испытующе смотрела на него.
В этот момент официант поставил перед ней стакан тоника. Максим переждал, пока они остались одни, после чего ответил:
– Все это произошло в последний уик-энд. В пятницу. То есть я
Корешок посмотрел на друга.
– Да, знаю, – сказал он. – Конечно, я знал об этом еще в субботу вечером.
– Боже милостивый! – воскликнул Максим. – Неужели у нас все было так ясно?
– По крайней мере для меня. Любовь я могу опознать с первого взгляда, если coup de foudre, [20]как говорят французы, происходит в моем присутствии.
– Да, старина, меня как молнией шибануло. Я жутко в нее влюбился. Хочу, чтобы она стала моей женой и матерью моих детей, и я намерен прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Поделюсь с тобой секретом, Корешок: от одной мысли, что буду вдали от нее, я делаюсь по-прежнему больным. – Максим покачал головой. – Со мной такого никогда еще не бывало, боюсь, влип я крепко.
– Я все понимаю, Граф, она красивая девочка, у нее симпатичная, теплая и дружелюбная натура. – Корешок поколебался, но потом спокойно добавил: – Она, конечно, очень еще молода.
– Это верно. Зато, с другой стороны, в свои восемнадцать она податлива, можно лепить.
– Я бы на это не слишком рассчитывал. Анастасия может оказаться не столь мягкой и пластичной, какой ты ее себе воображаешь.
Максим вскинул бровь и посмотрел на Корешка своим пронзительным взглядом:
– Что дает тебе повод так думать?
– То, что я наблюдал в субботу вечером. Во-первых, я полагаю, у нее есть характер и сила воли; готов поспорить на что угодно: она упряма, как черт. И потом, девочка умна. Многое мне вспомнилось в этот уик-энд такое, о чем я слышал о дочери Деревенко не впрямую, а косвенно, в разговорах моих родителей. Она блестящая ученица, у нее незаурядный интеллект, она так же художественно одаренная натура, как и ее мать, которая, кстати, если ты этого еще не знаешь, весьма известный и высоко ценимый в Париже дизайнер по интерьерам.
– Анастасия ничего мне об этом не говорила. Боюсь, мы были слишком заняты друг другом.
– Короче, девушка она исключительная, Максим. Я уверен, что она не из податливых.
– Да, да, я с тобой согласен, Корешок, и я рад, что она такая. Податливость вовсе не та добродетель, которую я ценю в женщинах. Ты, как никто, должен бы это знать. Когда я употребил слово «пластичная», я имел в виду, что такой женщине не свойственны косность, душевная неповоротливость, что она гибкая, готова обучаться. Я хочу женщину, которая будет идти вровень со мной, расти вровень со мной. Я не хочу жену из мягкой замазки, из которой можно вылепить в точности то, что мне надо.
„Да неужели?" – подумал Корешок, но сказал другое:
– Тогда, я вижу, ты нашел в Анастасии свой идеал женщины. – Корешок слегка поерзал в кресле и наклонился к Максиму: – Ты говоришь, намерен жениться. А как насчет ее родителей? Им не покажется, что она еще чуточку молода для замужества в этом году?
– Безусловно. Но Анастасия считает, что мы можем наметить это на будущий год, когда ей исполнится девятнадцать.
– Ты, значит, уже сделал ей предложение? – Теперь настала очередь Алана поднять бровь.
Максим хихикнул:
– Более или менее. В субботу вечером, и как бы между прочим. Но она знала, что я об этом всерьез, и я знал, что онатоже всерьез, и она подтвердила это словами. Мы понимаем друг друга, Алан. Правда, это так. – Максим умолк, посмотрел в иллюминатор, затем опять перевел взгляд на друга: – Факт, конечно, весьма экстраординарный, но мы с ней – на одной волне.
– Счастливчик! Надеюсь, глядишь, и у меня будет с женщиной что-нибудь в этом роде, с такой же взаимностью.
– Не сомневаюсь, будет и у тебя. А как с Камиллой Голленд? По-моему, вечером в субботу тебе с ней было очень недурно. Потом у вас было свидание и в воскресенье. Онатебя заинтересовала?
– Меня-то да, будь у меня хоть полшанса. Но ее ко мне лично не тянет нисколечко, хоть тресни.
– Мужчина в ее жизни есть?
– Сдается, что нет и давно не было. Кажется, у нее с кем-то была связь, и даже очень на это похоже, но он умер. Вдруг, скоропостижно скончался. Она интересная женщина, Граф, и вовсе не такая, как можно о ней подумать, учитывая ее шикарный вид и все такое прочее. Она глубока и отзывчива, у нее вполне интеллектуальный склад ума, и в этот уикэнд я обнаружил, что она очень чувствительна в самых разных смыслах и далеко не пустышка блондиночка из кинозвездной мелюзги.
– Я и не считал ее такой. Она слишком хорошая театральная актриса, чтобы быть пустышкой. Но поскольку у нее никого нет, ты мог бы ее еще раз пригласить.
– Уже пригласил, – признался Корешок, смущенно ухмыляясь, – и она согласна. Мы ужинаем в пятницу в «Ле А».
Максим шлепнул друга по руке и засмеялся:
– Спрашивается, почему я всегда думаю, что ты не мастер рвать подметки на ходу?
– Да брось, Граф, я же не такой плейбой, как ты!
– Ты отлично знаешь, что это голая фантазия британской прессы, – запротестовал Максим, как всегда, сразу переходя в оборону, даже если поводом была шутка. В этой области чувство юмора его подводило.
– Да знаю я, знаю, – извиняющимся тоном сказал Корешок, – не заводись. Ты когда возвращаешься в Париж повидаться со своей дамой сердца?
– В этот уик-энд. Но не в Париж. В Канн. Анастасия с матерью отправляются к себе на виллу в четверг, так что я, думаю, подскочу туда самолетом утром в пятницу, устрою себе длинный уик-энд на Лазурном берегу.
– Остановишься у них?
– Не приглашен я, Корешок.
– Если хочешь, можешь остановиться на вилле моих родителей. Кстати, она в полном порядке и наготове, и там нет ни души.
– Спасибо, ценю твое предложение, но – благодарю. Я собираюсь заказать двухкомнатный номер в отеле «Карлтон». Это удобней.
– Если передумаешь, дай знать. – Корешок сидел, откинувшись на спинку кресла, но вдруг резко выпрямился и взглянул на Максима: – Как же ты полетишь утром в пятницу? Я считал, у тебя на этот день назначена встреча в Шеффилде с генеральным директором «Хардкасл Сильверсмит». Насчет приобретения компании.
– Все так, но я собираюсь ее перенести. В Йоркшир я съезжу в среду. Так что никаких осложнений.
– Это уже клинчует! – воскликнул Корешок.
– Что значит «клинчует»? – не понял Максим.
– То и значит, что ты ставишь женщину выше дела. Раньше ты никогда так не поступал. Выходит, Анастасия для тебя означает весь твой мир.
– Так и есть. Тем не менее, если я не повидаю Анастасию в ближайший уик-энд, я не смогу это сделать до начала августа.
– Почему? Ты разве не собираешься пожить с нами на Ривьере в июле?
– Боюсь, Корешок, не получится до конца первой недели августа. Мне очень жаль, но ничего не поделать. Я должен съездить в Берлин повидать тетю Ирину, а из Берлина полечу в Нью-Йорк на встречу с банкирами Уолл-стрит.
– Да, Граф, у тебя в этом месяце напряженное расписание.
– Все не так страшно, и честно говоря, меня это нисколько не выматывает. – Образовалась небольшая пауза, в течение которой Максим внимательно смотрел на Корешка, а потом, ухмыльнувшись, сказал: – Так ты будешь моим главдругом, а?
– Ты еще спрашиваешь! – тоже ухмыльнувшись, воскликнул Корешок.
Максим поджидал Тедди в гриль-баре «Савоя». Этот отель был одним из ее любимых мест, поскольку вызывал весьма романтические ассоциации, что и явилось главной причиной, побудившей его избрать для их встречи «Саввой». Ему хотелось, чтобы она была в соответствующем умонастроении, когда он будет рассказывать ей об Анастасии.
Он пришел первый и, когда она вскоре появилась в дверях бара, невольно восхитился ее видом. В свои сорок Тедди стала по-настоящему интересной женщиной. Годы пощадили ее, и благополучие брака с Марком отразилось на ее лице выражением счастья. Она излучала спокойную уверенность, осуществленность чаяний, удовлетворение, и глаза ее искрились. Тедди, мысленно произнес он, моя дорогая, любимая моя Тедди. Что стало бы со мной, не будь тебя? Пока я рос, ты была главной и единственной опорой в моей жизни, и ты ею навсегда останешься, как бы там ни было. Он очень любил ее, и ее одобрение было для него существенно важно.
Максим заранее встал при ее приближении и обратил внимание, сколько шика в ее внешности и наряде: красивый льняной костюм темно-синего цвета с шелковой розой на плече, очаровательная белая шляпка и белые перчатки.
– Вид у тебя сногсшибательный, Тедди, – сказал он, когда она подошла к столу и он поцеловал ее в щеку.
– Спасибо, Максим, милый, – обрадовалась она, улыбаясь ему ясной, любящей улыбкой, садясь и стягивая перчатки. – Да ты и сам выглядишь не так уж плохо. Должно быть, ты хорошо провел уик-энд в Париже.
Он улыбнулся:
– Ты что хочешь?
Она перевела взгляд на его стакан:
– Если это у тебя тоник, а, по-моему, так оно и есть, то, будь добр, мне тоже.
Заказав для Тедди тоник, он наклонился к ней:
– Примерно через неделю я собираюсь навестить тетю Ирину. Ты не хотела бы вместе со мной побывать в Берлине?
– О, Максим, я бы с огромным удовольствием! – воскликнула Тедди и сделала гримаску. – Если бы только я могла, но, увы, – никак. Мы с Марком запланировали давным-давно маленький отпуск вдвоем без детишек. Поедем в Доунгэл пожить на Дромлохане. Там дом у Пеллов, где мы провели наш медовый месяц. Боюсь, сроки как раз совпадут. Но у меня есть для Ирины кое-какие вещицы, будь добр, захвати, передашь ей.
– Конечно, передам. – Он откашлялся, пытливо посмотрел на нее и сказал: – Тедди, я хочу кое о чем тебе рассказать.
Голос при этом у него был столь серьезен, что Тедди, глядя на него, даже слегка нахмурилась:
– О чем? Что такое, Максим? Что-нибудь стряслось?
– Как тебе сказать… Я тут познакомился с одной… Собираюсь на ней жениться.
Лицо Тедди озарилось радостным светом.
– О, родной мой, как я счастлива за тебя! Кто она? И почему мыс ней незнакомы, если у тебя такие серьезные намерения? Почему ты не пригласил ее домой на обед на Итон-сквер?
– Мы только что познакомились, Тедди.
– Когда? – Она слегка отодвинулась, склонила голову набок и испытующе смотрела на него.
В этот момент официант поставил перед ней стакан тоника. Максим переждал, пока они остались одни, после чего ответил:
– Все это произошло в последний уик-энд. В пятницу. То есть я