Брэдфорд Барбара Тейлор. Женщины в его жизни

   После очень затянувшейся паузы, когда он ответил на ее долгий пытливый взгляд своим немигающим, она задала ему вопрос:
   – Чего ты хочешь?
   – Я хочу тебя, Камилла.
   – Надолго ли?
   – На эту ночь. И еще на две недели – пока я в этих местах.
   – А потом?
   – Не знаю.
   – Что ж, по крайней мере, ты честен.
   – Я хочу быть с тобой честным, Камилла. Меньшее тебя не устроит. Тем более теперь. Ведь верно? Ответь мне.
   – Я тоже хочу тебя, не стану отрицать. Но… я боюсь.
   – Не бойся. Обещаю, что я больше тебя не обижу.
   – Ты меня обидишь тем, что будешь меня любить, всколыхнешь мои чувства, а потом уйдешь и не вернешься.
   Он хранил молчание. Ни один мускул не дрогнул на его красивом лице.
   Спокойно молчала и она.
   Они поедали друг друга глазами, сгорая от взаимного желания.
   – Я не стану твоей любовницей.
   – Я знаю, – сказал он. Голос его был так же тих, как ее. Отодвинув стул, он поднялся. – Пойдем, прогуляемся по саду, – предложил он, помогая ей встать.
   Она позволила ему взять себя под руку, чувствуя, как воля покидает ее, едва только дело касается Максимилиана Уэста. Вдруг он остановился, положил руки на ее обнаженные плечи, а затем повернул ее лицо к себе и стал разглядывать, легко прикасаясь к нему пальцами:
   – Ты так прелестна, Камилла, и я страшно хочу тебя. Но не стану себя навязывать. Решение за тобой.
   – Я тоже тебя хочу, Максим, – прошептала она. Он наклонился к ней и слегка поцеловал в губы, но тотчас отпрянул:
   – Может быть, пойдем в дом?
   В ответ Камилла могла лишь кивнуть.
   Максим запер дверь спальни, прислонился к ней спиной и стоял, глядя на Камиллу и изо всех сил сдерживая себя.
   Она вошла первой и теперь, неподвижная, как статуя, стояла посреди комнаты в полосе лунного света, лившегося через распахнутое окно.
   Чем дольше он смотрел на нее, тем сильнее давило у него в груди. Она была очень красивая женщина, настоящая английская роза. Она всегда держалась строго и благородно. Однако за этим фасадом благовоспитанности пряталась земная, чувственная, чрезвычайно желанная женщина. Именно этот контраст в ней больше всего волновал Максима, огнем разливаясь по жилам. С первого же момента их любовной близости он сразу почувствовал ее мощную сексуальность, дававшую ему силу вновь и вновь. С Камиллой он достигал оргазма по нескольку раз за ночь.
   В течение трех месяцев, что они были вместе в прошлом году, она всякий раз полностью удовлетворяла его, когда они занимались любовью, причем так, как не могла ни одна другая женщина, кроме Анастасии, ныне для него потерянной. Он отогнал мысли о своей жене. Экс-жене.Думать о ней сейчас было для него губительно. Если он вызовет образ Стасси, то не сумеет ничего. Но не ради этого он проделал весь этот путь, разыскивая Камиллу, желая вновь быть с ней в постели, вновь разжечь чувства и восстановить связь. Теперь он не имел права завязнуть в раздумьях о прошлом. Меньше всего он сейчас нуждался в осечке такого рода, в душевном разладе. Он и так пребывал в нем на протяжении последних шести месяцев.
   Максим правильно оценил Камиллу. Она была не из тех женщин, что легко меняют сексуальных партнеров, и он не сомневался, что после него в ее жизни других мужчин не было.
   – О, Максим… – тихо произнесла Камилла, глядя в упор на двинувшегося к ней Максимилиана и делая шаг навстречу.
   Он сбросил на стул пиджак, снял галстук и принялся торопливо расстегивать сорочку на ходу. Он остановился перед Камиллой и, улыбаясь, медленно размотал на ее шее длинный шифоновый шарф, вынул серебряные гребни из ее волос, каскадом полившихся на плечи и грудь.
   – Сними это, – мягко велел он, прикоснувшись к лифу ее платья.
   Она послушно сбросила платье и прижалась к Максиму голой грудью.
   Он легким поцелуем коснулся ее губ, затем нагнулся и поцеловал груди. Округлые, упругие и высокие, похожие на груди девочки. Он продолжал осыпать их поцелуями, подводя Камиллу к кровати. Плавно опустил ее, склонился над ней, снял с нее туфли, стянул серые ажурные трусики. Поочередно отстегнул подвязки, осторожно стянул один чулок, затем другой.
   Ее глаза неотрывно смотрели ему в лицо.
   – Я постоянно думал о тебе, постоянно хотел тебя, месяцами. Не желаю сейчас все испортить спешкой.
   – Да, – прошептала она. Сердце у нее учащенно билось, ее трясло. В ней начинал разгораться жар, чего с другими мужчинами у нее никогда не бывало. Только с Максимом Уэстом. Стоило ему взглянуть на нее, и она возбуждалась. Одна его манера снимать с нее белье уже доводила ее до экстаза, распаляла влечение. Она прикрыла глаза и подавила стон вожделения, не желая хотя бы малейшим звуком вызвать срыв напряжения, нараставшего в нем, в них обоих. Я хочу тебя,думала она. Сию минуту. Сразу. Сейчас же. Немедленно. Бери меня. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Максим. Максим, я любила тебя одного. Всю мою жизнь. Я любила одного тебя. Бери меня.
   Он ласкал ее тело, но вдруг остановился и отодвинулся от нее. Она услышала его шаги по плитке пола. Открыв глаза, она увидела, что он расстегивает молнию на брюках. Он стоял возле стула и торопливо раздевался. Она жадно наблюдала за ним, смакуя в воображении каждый контур, каждую линию его тела: широкие плечи, стройные бедра, длинные ноги. Обнаженный, он вернулся к ней. И ее сердце дрогнуло, когда она увидела, как он возбужден.
   Максим лег с ней рядом, обнял ее, поцеловал крепким, долгим поцелуем, горячим ртом вобрав ее губы. Она ощущала его мягкий сладостный язык, глубоко вбирала в себя его дыхание. Их тела слились.
   Камилла лежала на прохладной простыне, блаженно наслаждаясь им. Она же клялась, что больше никогда не подпустит его к себе. А сейчас сама диву давалась: и зачем только она произносила эту клятву? Реальное значение имело лишь то, что происходило сейчас. Вот так, вместе предаваться любви, его рот на ее губах, его руки на ее теле. Его чудесные руки. Они были нежны, порхали по ней, по ее грудям, слетали по бедрам вниз, находя и лаская самую потаенную и нежную часть ее существа.
   Она вновь раскрыла глаза, любуясь им, целующим ее живот, ее бедра, наблюдая за его губами, ласково пощипывающими ее по пути туда, куда они стремились и где, как всегда, наконец замерли. К его губам присоединились и трепетные пальцы, чтобы, вылущивая ядрышко ее женственности, быстро подвести ее к кульминации – он знал, как это сделать. Но, как только она ощутила дрожь приближения конца, она тут же попробовала сдержать себя.
   – Не борись со мной, – прошептал он, на миг приподняв голову.
   И она позволила ему делать с ней все, что он хотел. Уже не сдерживая себя, она в крике исторгла всю свою страсть, усладу и возбуждение.
   – Максим! О, Максим!
   Он взял ее быстро, яростно, войдя мощно, с напором. И входил все глубже, а она выгибалась ему навстречу, ее руки обхватили его широкую спину. Он просунул свои руки под нее, приподнимая ближе к себе ее тело и выше… выше и выше. Она забросила ноги ему на талию, сплавив себя с ним воедино. Они двигались одинаково, в идеальном ритме соития.
   Долгие месяцы тосковавший по ней Максим сейчас жадно наслаждался ею в этом слиянии. То было высочайшее наслаждение. Внезапно его пронизала потребность абсолютного обладания ею: он обязан увлечь ее за собой на ту точку физического экстаза, к которой быстро восходил сам. Толчки его тела делались все чаще, и она принимала их стремительно нараставший темп, ускоряя ритм своих ответных движений.
   Взрыв страсти поразил их внезапно и одновременно. Опять раздался ее крик: Максим!..
   Он же не издал ни звука, до конца отдав себя ей.
   Позднее, когда они лежали рядом в постели, Максим приподнялся на локте, посмотрел на нее, откинул золотую прядь волос с ее лица:
   – Тебя огорчит, если Корешок, я и вся наша компания сегодня нагрянем к вам на ленч?
   – Да, огорчит. Но я могла бы справиться с собой. Никто из вас не узнал бы, что я при этом чувствую. Я хорошая актриса, ты знаешь.
   – Не хорошая – великая. – Он поцеловал ее в нос. – Но этот час ты не играла. Все было настоящим.
   – Было.
   – И я тоже не играл.
   – Я знаю.
   Максим помолчал, затем сказал:
   – Ты можешь мне не поверить, но после тебя я не спал ни с одной женщиной. С тех пор, когда мы расстались в январе.
   Его признание несколько смутило Камиллу.
   – Верю. Какой тебе смысл врать мне сейчас? А почему?
   – Некогда было.
   –  Негодяй!
   В его глазах мелькнула досада.
   – Это лишь часть правды. Хоть я и увяз по уши в делах, я действительно ни с кем не хотел спать, кроме тебя. – Он уткнулся лицом в ее волосы и прошептал ей в ухо: – Ты изумительна, Камилла…
   Она улыбнулась и соскользнула с кровати. Зашла в ванную и появилась вновь с большим полотенцем, остановилась, включила потолочный вентилятор и забралась в постель. Она обтерла сперва Максима, потом себя.
   – Здесь так жарко, мы с тобой оба потные, – сказала она. – Ты не против вентилятора? Я подумала, он остудит нас.
   – Меня он не остудит, пока ты рядом, – сказал он и озорно улыбнулся.
   Понимающая улыбка осветила лицо Камиллы. Она опустилась на колени рядом с ним и принялась ласкать его тело легкими, трепетными касаниями, как это недавно делал он. И вот уже ее руки стали игриво возбуждать его, вот и рот ее включился в игру, а его дыхание стало неглубоким и хриплым. И когда он больше не мог сносить ее ласки, когда почувствовал себя на грани взрыва, он мгновенно перекатился на нее, распластался поверх ее тела и опять овладел ею.
   – Я не слишком тяжел? – спросил Максим.
   – Я люблю ощущать тебя на себе.
   Поцеловав ее в щеку, он скатился с нее и плюхнулся на подушку.
   – Есть тут у тебя бутылка воды, Кам?
   – Да, сейчас принесу. Я сама умираю от жажды. – Камилла подошла к шкафчику у окна, наполнила два стакана и поднесла к постели.
   – Я должен исповедаться тебе, – начал он.
   – В чем?
   – Идея прийти с визитом к Дэвиду принадлежала не Корешку. Это я придумал. Я был в Париже в конце июня. Звонил тебе домой, перед тем как лететь в Монте-Карло за яхтой. Я несколько дней пытался дозвониться до тебя. Наконец застал твою горничную. Она сказала, что ты в Танжере, что остановилась в «Эль Минзахе». Тогда я позвонил в отель, только для того, чтобы мне сказали, что ты выбыла. Я выпытывал у них твой адрес, и они сказали, что ты живешь у Дэвида Мейнса.
   – Зачем ты меня разыскивал?
   – Будто ты не знаешь.
   Она промолчала.
   – Ты же не станешь отрицать, что у нас сильное половое влечение друг к другу.
   – И потому ты приехал?
   – Да.
   – Ты был так крепко во мне уверен, да? – Она пристально посмотрела на него.
   – Не так чтобы очень. Но мне сорок семь лет, тебе столько же, и мы – не дети. Между нами существует сильнейшее физическое притяжение. Если нас оставить на несколько минут вдвоем, мы неизбежно окажемся в постели.
   Она продолжала на него смотреть, не произнося ни слова.
   – Согласись, Камилла. Ты же прекрасно знаешь, как мы сильно возбуждаем друг друга и как хорошо удовлетворяем друг друга в постели.
   – Да, – вымолвила она наконец. Но она его любила. Вот в чем была разница между ними.Однако у нее не было намерения говорить ему о своих чувствах. Очевидно, он ее не любил. Она ему нравилась, она это знала. Но это было все.
   – Была еще и другая причина, по которой я пытался тебя найти. Я хотел пригласить тебя в плавание вместе с нами. – Он протянул руку и провел пальцем по ее щеке, чувственно улыбаясь: – Присоединишься к нам на пару недель?
   – Зачем?
   – Ты нужна мне, Кам.
   – А как долго я буду тебе нужна?
   – Я же тебе сказал, мы будем плавать еще около двух недель.
   – Я не об этом, и ты это прекрасно знаешь, Максим. Я тебе сказала еще раньше, в саду, что я не стану твоей любовницей.
   – Как я понимаю, ты хочешь, чтобы это был брак, но я не могу тебе это обещать. Давай не будем торопиться, поглядим, куда оно повернет, как мы уживемся рядом в течение двух недель на яхте. Пойдешь с нами?
   – Я подумаю.
   Он покачал головой.
   – Ты невыносима, – проворчал он, приближая губы к ее губам. И неторопливо со знанием дела вновь приступил к любовному действу.

53

   – Милая девочка, я страшно рад, что ты согласилась пойти с нами в плавание, – сказал Корешок однажды утром Камилле на шлюпочной палубе, где они расположились выпить кофе. Для них обоих это стало ежедневным ритуалом, с тех пор как яркому утреннему солнцу они предпочли прохладу бара.
   – Я тоже, – отозвалась Камилла с улыбкой. – Последние две недели я просто счастлива здесь.
   – Ты очень хорошо повлияла на Максима. Я заметил, что он гораздо спокойнее и естественнее, когда ты рядом. Ему очень одиноко после развода. Ты такая внимательная к нему, ко всем его нуждам! Ты создаешь ему хорошее самочувствие, скажу я тебе, Камилла.
   – Я люблю его, – вырвалось у нее прежде, чем она сумела остановить себя. – Прости, у меня слишком длинный язык, ты не находишь? Я, Корешок, не собиралась тебе это говорить.
   – А я и сам это знаю уже много лет. Ты влюблена в Графа с пятьдесят девятого года. Точно?
   Камиллу реплика насторожила, и она поспешила спросить:
   – Неужели это было так заметно со стороны?
   – Ничуть. Но тогда тебя совершенно не интересовал я, разумеется, не в смысле секса, когда мы были… по… и вообще. Ты всегда задавала мне всякие вопросы о нем. Шила в мешке не утаишь. Но за свой секрет ты не волнуйся – не сболтну. – Корешок улыбнулся, сжал ей локоть: – Ты хороший парень, Камилла.
   – Как сказать – парень, – рассмеялась она.
   – Я надеюсь, ты еще тут побудешь.
   – Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
   – В смысле после плавания. Жизнь ведь и послене прекращается, как известно, – заметил он с ухмылочкой.
   – Дэвид хочет, чтобы я снималась в картине по сценарию, который он пишет…
   – Знаю, – перебил Корешок. – Он излагает это мне ежедневно за ленчем. И скажу тебе, поблажки он себе не дает, вкалывает даже на увеселительной прогулке. Запрется в каюте с утра и пишет, пишет, как проклятый. Но вообще-то я насчет Максима… я имел в виду, что ты собираешься остаться с ним.
   – Сама не знаю… Понятия не имею, как все будет.
   Корешок внимательно посмотрел на нее:
   – Останься с ним, Камилла. Ты нужна ему.
   Камилла посмотрела на старого друга. На лице ее появилось и пропало задумчивое выражение. Потом она сказала:
   – Если б я знала, какие у него на самом деле чувства ко мне. Максим очень скрытен и в душу к себе не пускает.
   – Он без ума от тебя, всякому видно, – заверил ее Корешок. – Вы оба, по-моему, очень подходите друг другу и, наверное, получаете большое удовольствие, бывая вместе. Ты послушай меня, – Корешок наклонился ближе к собеседнице, – если двое, пробыв вместе несколько недель на яхте, все еще могут друг с другом разговаривать, то, значит, у них дело в шляпе, я так понимаю.
   – Я заметила, Корешок, ты ни разу не употребил слово любовь.
   – Не мелочись, тебе ведь не семнадцать лет и Графу тоже. Вам обоим по сорок семь. И я скажу, вы чертовские везунчики, имея то, чем обладаете вы в этом гнусном мире. Ваша пара имеет уйму такого, чего нет у большинства пар, которые я знаю.
   – Максим когда-нибудь говорил с тобой обо мне? Что-нибудь о своих чувствах?
   – Нет, – покривил душой Корешок. Чуть погодя откашлялся и сказал якобы со всей искренностью: – Максим очень непростой человек, он никогда не станет откровенничать на такие темы, обсуждать в деталях интимные стороны своей жизни. Он, между прочим, джентльмен, скажу я тебе.
   Камилла кивнула:
   – Да это я так… Если честно, Корешок, я не хочу оставаться у него в любовницах. Эта роль не по мне, я слишком его люблю.
   – Понимаю. И все-таки я считаю, ты могла бы остаться при нем. Если не ради Максима, то по другой причине.
   – То есть?
   – Ради самой себя, Камилла. Он к тебе тоже очень хорошо относится. Ты выглядишь замечательно, лучше, чем когда-либо за годы нашего знакомства. В тебе не осталось ни капли от пережитого. Ты в самом расцвете, скажу я тебе. Спроси у Дэвида. Скажет то же самое.
   – О, стало быть, вы за моей спиной меня обсуждали, да? – воскликнула она, но в голосе прозвучала шутливая нотка.
   – И притом с большой любовью.
   Камилла улыбнулась, но ничего не сказала. Она сидела абсолютно умиротворенная, глядя через раскрытую дверь на густую синь Средиземного моря и допуская, что Корешок говорит правду. Максимилиан Уэст хорошо к ней относился.Она никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой. С той минуты, как нога ее ступила на борт «Прекрасной Мечтательницы», Максим держал себя с ней как нельзя лучше, выказывая всяческое уважение. Помимо галантного обхождения он много веселился с ней, вел бесконечные разговоры о самых разных вещах. Они получали максимальное удовольствие от общения друг с другом. А потом были ночи страстной любви. Его желание не слабело. Казалось даже, что он не в состоянии вдоволь насытиться ею. Ее чувства к нему были такими же.
   Постепенно она начала приходить к выводу, что по-настоящему никогда не знала Максимилиана Уэста. Их многолетняя дружба была довольно-таки поверхностной. Он был женатым человеком, ни мало не заинтересованным в ней, и потому свои чувства она от него тщательно скрывала. И в течение трех месяцев их отношений в прошлом году в Нью-Йорке время, проводимое ими вдвоем, тоже было весьма ограниченным. Урывками, по вечерам, раз или два в неделю, или по воскресеньям. Главной причиной нерегулярности их встреч было несовпадение их возможностей во времени. Она играла главную роль в боевике на Бродвее; он стоял во главе деловой империи. Когда он укладывался в постель, она только уходила со сцены, готовая пойти куда-нибудь поужинать и отдохнуть. Все у них шло как-то не в лад в смысле времени.
   Зато две недели, что они плавали по Средиземноморью, они были вместе постоянно, почти все время друг у друга на виду, кроме тех моментов, когда Максиму приходилось работать – с утра и вечером перед ужином. Как следствие, она стала лучше понимать его. Раньше она была влюблена в него, теперь всерьез полюбила, увидела многие его человеческие качества: доброту, порядочность, отзывчивость. Он был хороший человек. Она знала, что он мог бывать жестким и даже чуточку жестоким в бизнесе. Тем не менее он был мужчиной с достоинством и честью, и она восхищалась им.
    Быть может, Корешок прав,думала Камилла. Может, мне следует остаться с Максимом? Он этого хочет, говорил об этом не раз. Да и что худого в том, чтобы быть его любовницей? Сплетни,подумала она. Не хочу, чтобы мне публично перемывали косточки.Ах, да будь оно все неладно! Какое мне дело до того, что думает обо мне свет? Не могу я жить в угоду свету. Я должна быть честна перед самой собой. Я хочу быть с Максимом…
   – Пенни за твою задумчивость, – донесся до нее голос Корешка.
   – Могу поделиться. – Камилла вспыхнула очаровательной улыбкой. – Я думала, что может… что могла бы последовать твоему совету и остаться. В конце концов, какое мне дело до того, что подумает обо мне свет.
   Это рассуждение на миг сбило Корешка с толку.
   – Ты слишком взрослая, чтобы волноваться из-за такой чепухи… Любовь. И притом великая. К тому же Максим на яхте ничем тебя не скомпрометировал. У тебя свой люкс, у него своя каюта…
   – Раз уж об этом зашла речь, то мне хотелось бы задать тебе вопрос, – перебила его Камилла. – Максим, когда я пришла на яхту, перебрался из своего люкса и предоставил его мне. Это очень мило с его стороны. Но не понимаю, что мешает ему тоже занимать каюту-люкс. Насколько мне известно, на яхте три таких.
   – Да, три. Одна у тебя. Мы с Марцией занимаем другую. Третья всегда заперта.
   – Почему?
   – Она принадлежит Анастасии. Ею пользуется только она.
   Камилла недоуменно уставилась на него:
   – И все равно не понимаю.
   – Когда они разводились, Максим сказал ей, что она может себе оставить все, что захочет. Дом в Мейфере, виллу в Больё, апартаменты на Пятой авеню, эту яхту. Буквально все. Любое имущество,какое ей ни заблагорассудится. Но единственное, что она потребовала – это свой люкс на яхте, чтобы пользоваться им, когда она пожелает покататься с Максимом и детьми. Она также сказала, что предпочла бы, чтобы, кроме нее, никто в этой каюте не бывал. Он уважает ее желания. Каюта заперта. Если, конечно, Анастасия не на яхте.
   – Почему только люкс? Почему же она не потребовала всю яхту?
   Корешок приблизил к ней лицо и сказал тихо:
   – Анастасия не захотела от Максима ничего,кроме денег, которых ей хватало бы на комфортную жизнь. Ни его шикарных особняков, ни яхты. Видишь ли, она развелась с ним не потому, что возненавидела его. Она развелась с ним из-за того, что чересчур сильно его любила, и потому вовсе не хотела содрать с него шкуру живьем. Конечно, любовь ее малость чокнутая и жадная. Анастасия всю свою жизнь выстроила вокруг него, сделала его сутью своей жизни и ее концом, центром своего бытия. – Корешок поморщился, грустно качая головой: – Так не годится. Ни для кого. В конце концов она поняла это и оставила его, в некотором смысле спасая себя.
   – Но Максим, должно быть, ее любил. Она же наверняка это знала, – заметила Камилла.
   – Знала. Но все-таки она не могла приспособиться к его жизни, к его бизнесу, к его распорядку. Он не тот, кто отсиживает с девяти до пяти, и никогда таким не был. Если он за что-то берется, то выкладывается, делает свое дело с азартом, с блеском…
   – Для чего ему это? Почему он продолжает приобретать компанию за компанией, бесконечно расширяя свой бизнес?
   – По натуре он создатель империй, основоположник династий. И не может он жить наперекор своему естеству, Камилла. Он и в этом блистателен, как я только что сказал.
   – Но ведь наверняка теперь он достаточно богат. Он же мультимиллионер.
   Корешок улыбнулся:
   – Дело абсолютно не в деньгах. Дело в его потребности создавать, в ощущении того, что все вокруг подвластно тебе. Удовольствие в то и дело возникающих головоломных проблемах, в их решении. Ты пойми, это же все равно, что спросить у альпиниста, почему он хочет влезть на Эверест.
   – И почему же он хочет?
   – Потому что туда надо лезть. Покорять. Максиму тоже надо покорять.
   – А разве Анастасия этого не понимала? – тихо спросила Камилла, приподняв бровь.
   – Думаю, что понимала. Но от понимания ничуть не легче. Во всяком случае, для нее. Я всегда чувствовал, что у нее слишком хрупкая психика. По-моему, женщина, если захочет подладиться под жизнь Максима, должна быть не совсем без норова. – Помедлив, он добавил: – Ты смогла бы. Подладиться смогла бы.
   – Так, по-твоему, я с норовом?! – воскликнула она с вызывающим видом.
   – Молю Бога об этом! Да, в тебе есть некоторая норовистость, Камилла, в воде не тонешь, в огне не горишь. Ты только пойми меня правильно. Когда я говорю «норовистость», я имею в виду умение противостоять, силу, волю и несгибаемость. Не путай слово «нрав» со словом «вздорность». Большая разница. Женщина, у которой есть чуточку норова, может быть и эмоциональной, и тонко чувствующей, и мягкой, и любящей. Все это такие вещи, которых у тебя…
   – Спасибо тебе, Корешок, на добром слове.
   Он улыбнулся:
   – А вот у вздорнойженщины подлинные чувства напрочь отсутствуют. Ее участь – капризы.
   – По твоим словам получается, что Анастасия была недостаточно стойкой, чтобы сдержать натиск бизнеса на жизнь Максима?
   – Именно, если учесть, что он полностью отдается делу. Но это было бы еще полбеды. Как тебе, возможно, известно, перед самым разводом у Анастасии случился нервный срыв, но теперь ей уже намного лучше, она делает грандиозные успехи.
   – Он говорил, они – друзья…
   – Да. Она по-прежнему его любит, целует его следы и все такое… Но это дружба на расстоянии вытянутой руки. И это единственный способ для нее держаться в рамках, при той любви, какая у нее к нему… Я уверен, что у нее нет желания еще раз подвергать себя испытанию его стилем жизни.
   Камилла кивнула, продолжая молчать. Ее подмывало спросить у Корешка, продолжает ли Максим любить Анастасию, но она придержала язык. Она предпочитала не знать о его чувствах к бывшей жене.
   Неожиданно в бар вошел Дэвид Мейнс.
   – Доброе утро! Доброе утро! – воскликнул он и тем самым прекратил дальнейшие разговоры об Анастасии.
   – Чертовски жаркое утро, – сказал Дэвид, отдуваясь. – Испепеляющее.Не возражаете, если я к вам подсяду на чашечку кофе? Или у вас приват-беседа?
   – Да ничего подобного, – возразила Камилла и сразу встала. Она направилась к буфету налить кофе для Дэвида. Поставила чашку на стол рядом с ним.
   – Спасибо, дорогая, – поблагодарил он.
   – Как продвигается сценарий? – полюбопытствовал Корешок.
   Дэвид поднял большие пальцы на обеих руках:
   – Просто колоссально. Я сделал открытие: мне нравится писать на яхте. Полная и блестящая изоляция, ничто не отвлекает.
   В этот момент в проеме двери появился Максим с пачкой бумаг в руках. Прислонился с равнодушным видом к косяку:
   – Всем доброе утро. Я должен несколько часов поработать, но, прежде чем исчезнуть, хочу чтобы вы знали: я прикидываю, как увеличить наше плавание еще на десять дней. Кто за?
   И хотя обращался он ко всем, его блестящие темные глаза смотрели на Камиллу.
   – Я, дорогой мой, – сразу ответила она с милой улыбкой.
   – Пиши меня, шкипер, – сказал Дэвид.