Страница:
Она рассказала Вэлентайну Лэббоку, что хочет переделать все помещения дома: библиотеку, столовую, кабинет Максима, свою комнату и все спальни. Завтра ей предстояла еще одна встреча с Вэлентайном и его командой – они собирались провести целый день, обследуя каждый сантиметр этого… мавзолея.
Она прекрасно знала, что вечером Максим встретит в штыки ее сообщение о том, что она вознамерилась учинить. Но она изложит ему свои резоны, как-нибудь уговорит. Она умела обводить его вокруг пальца и добиваться своего; в особенности когда они бывали в постели. Он становился тогда более открытым, восприимчивым и уязвимым. Она пришла к выводу, что он трудный для понимания человек, скрытный, непознаваемый и неудобный для совместной жизни.
Адриана вздохнула. Дело было в том, что они уже довольно давно не встречались в постели. В последнее время его интерес к ней упал, и она не понимала почему. Когда они познакомились, он был словно молодой жеребец с неутоленными желаниями, и первые полгода их супружества продолжал быть ненасытным. Но вот уже много месяцев подряд он к ней не прикасался. Конечно, он подолгу бывал в отлучке, разъезжая по делам; ей и самой пришлось совершить несколько путешествий в Калифорнию, Техас и Рим, так что разлучались они довольно-таки часто. Однако теперь он пробыл на Манхэттене весь март, и тем не менее не занимался с ней любовью с тех пор, как вернулся из Лондона. Когда же она стала деликатно намекать ему, что, дескать, пора им снова сблизиться, он вежливо уклонился под разными предлогами: он, мол, чересчур занят своим последним важнейшим приобретением, переутомлен или – еще проще – не в настроении. В последние дни, вернее, ночи он отправлялся в свою спальню, а к ней приходить перестал. Ей не нравилась идея раздельных спален, она с самого начала чинила препятствия ее осуществлению, но он настоял, когда они переехали в Нью-Йорк после свадьбы во Франции.
– У меня такой несносный режим, – сказал он. – Встаю на заре, чтобы связаться со своими офисами в Лондоне и Париже. Лучше пусть будет по-моему. Я не хочу мешать тебе спать. – Он чмокнул ее, одарил своей лучезарной улыбкой и промурлыкал: – Будет еще уйма ночей, которые я проведу в твоей постели, Адриана, можешь не сомневаться. Но таков мой образ жизни, он всегда был таким. Мне необходимо иметь свою комнату, и пусть это тебя не волнует.
Да, но ее это как раз волновало. Она не слишком ему верила, когда он пытался убедить ее в том, что с прежними женами он тоже имел свою отдельную спальню. Он наведывался к ней теперь все реже и реже. Если бы она не знала, чем он занят, то могла бы заподозрить, что у него завелась любовница. Но это был его стиль, к тому же он был подлинным трудоголиком, и наверняка у него не оставалось времени для другой женщины.
Ее внимание привлекла слегка покосившаяся картина на стене, и она подошла к ней, чтобы выровнять, но задержалась у полочки, на которой стояла в серебряной рамке их с Максимом свадебная фотография 1985 года. Их бракосочетание состоялось в городской управе Четвертого округа Парижа, потому что там его задержали дела. Она была в голубом туалете от Живанши, и Максим дал ужин на десять человек у «Лассере». Она взяла фото в руки, вспомнив, как он прекрасно выглядел в пятьдесят один год – столько ему было, когда они поженились. Ишь какой стройный и загорелый красавец.
Когда ее банкиры попытались откупить у Максима в 1984 году компанию «Марианна Монтевеккио» и потерпели фиаско, она на время отбросила идею расширения «Импресс Юджиниа». Вместо этого она нацелилась на Максимилиана Уэста, увидев в нем очаровательного и волнующего мужчину. Летом 1985 года ей удалось благодаря одному маневру быть представленной ему в Монте-Карло их общим знакомым. К ее великой радости и удовлетворению, он с ходу влип в нее по уши, очевидно, подзадоренный ее деловой сметкой и в равной мере красивой внешностью и отличной фигурой. На протяжении шести недель у них длился головокружительный роман, завершившийся, к величайшему удивлению его семьи и друзей, их свадьбой в конце лета того же года. Ей было известно, что его сын и дочь отнеслись к ней без особого одобрения и симпатии, но и они в свою очередь не вызывали у нее расположения, поскольку были, по ее мнению, маленькими заносчивыми воображалами. Что же касается этой его экс-супруги Анастасии, то она стала ее настоящей головной болью. Без конца ей надо было о чем-то с ним переговорить или необходимо видеть его по какому-то поводу. И он убегал, как послушная комнатная собачонка. Она попыталась положить конец этим экскурсиям – и лишь вызвала у него приступ ярости. Он в недвусмысленных выражениях велел ей никогда больше не упоминать имени Анастасии. Эта сука знала какой-то способ и держала мужа при себе, в то время как она понятия не имела, как его заполучить насовсем. Скорее всего, дети. Она частенько думала, что такой мужчина, как Максимилиан Уэст, находит в увядшей белобрысой размазне, которая и слова-то в простоте не вымолвит. Вторая его жена, актриса, та, что загремела с лестницы и сломала себе шею, тоже выглядела не намного лучше.
Адриана поставила фото на место, затем поправила на стене небольшую картину Мане и взглянула на часы. Было почти шесть. Максим сказал, что придет домой к семи. Он хотел поесть дома. Была среда, и у повара и дворецкого был выходной день. Обычно Максим водил ее в «Ле Сёрк», в «Ля Гренуй», в «Ля Каравель» или в «Фор Сизонз», а то еще в какой-нибудь шикарный нью-йоркский ресторан. Но перед уходом из дому утром он пояснил, что к завтрашнему дню ему надо переделать целую кучу дел. Поэтому она заказала повару холодный ужин: салат и копченую лососину, холодное мясо и цыплят, сыр и свежие фрукты – все это он очень любил.
Быстро выйдя из гостиной, Адриана прошла по коридору на кухню, открыла холодильник, удостоверилась, что на льду стоят несколько бутылок шампанского «Дом Периньон», изрядное количество икры, затем бросилась бегом в свою спальню. Сняла темный деловой костюм, повесила в гардероб, разделась донага и пошла в ванную. Бросив в ванну пригоршню ароматизаторов своей, особой марки, она пустила воду, подошла к зеркалу, собрала и заколола волосы, раздумывая, во что бы ей сегодня к вечеру нарядиться. Во что-нибудь этакое. Чтоб было призывно. Она сегодня должна соблазнять своим видом, быть сногсшибательной. Она должна одержать над ним верх… во всех смыслах.
В течение нескольких минут ее мысли были сосредоточены на Максиме. Она лежала в благоухающей ванне и блаженствовала. Свой брак с ним она считала союзом века. Так оно и было. Она стала женой одного из самых крупных богачей на свете; он – миллиардер, в расцвете лет и сил, красавец, блестящий ум. Совсем неплохо для довольно заурядной вестчестерской девицы, имевшей типичное для среднего класса воспитание, нудное первое замужество за школьным поклонником и несколько менее нудный второй брак с богатым пожилым человеком.
Мысли ее перелетели на Артура Маклина. Замужество с ним длилось десять лет, пока он не умер в 1983 году от осложнений после инсульта. Ему было семьдесят, ей тридцать один. Она очень любила и уважала Артура. Он был ее трамплином в необъятный новый мир.
После развода с первым мужем Ларри Такером она переехала на Манхэттен, подыскала приличную квартирку и стала фотомоделью.
У нее была деловая хватка, успех не заставил себя долго ждать. После того как ее снимал Скавулло и она сделалась супердевочкой, ее лик можно было увидеть на обложке любого журнала от «Вог»до « Мадемуазель».Вот тогда ее и заприметил Артур Мэклин, дав задание своему рекламному агентству нанять ее на роль «Импресс Юджиниа Гёрл». Спустя полгода ее лицо вдруг стало появляться на рекламных щитах, экранах телевизоров, ее гигантские изображения можно было увидеть в универсальных магазинах. Мимо ее лица невозможно было пройти, не заметив его. Это был точный образ того, что давно искал Артур Мэклин для рекламы своей продукции. Ее образ очаровал и самого владельца компании «Импресс Юджиниа Гёрл». Он начал преследовать ее, ухаживать, баловать подарками, посылая все, от ювелирных украшений до мехов, затем после тридцатилетнего брака развелся с женой и женился на ней прежде, чем она успела перевести дух или отряхнуть вестчестерский прах со своих ног.
Она продолжала оставаться «Импресс Юджиниа Гёрл» еще пару лет, затем стала официальным представителем компании. Артур, человек искушенный, прошедший в бизнесе все этапы, быстро обнаружил у своей первой красавицы наличие мозгов. Поскольку детей у него не было, он ввел ее в бизнес, самолично обучал и готовил к продолжению дела и в своем завещании отписал компанию ей. Когда весной 1983 года его хватил удар, она нежно и старательно выхаживала его и одновременно управляла компанией не менее успешно, чем он. А после его кончины она взяла новый курс и повела «Импресс Юджиниа» к новым высотам успеха. Скупив несколько более мелких компаний по выпуску косметики и слив их со своими, она сменила упаковку товара, парфюмеры из Франции сочинили для нее несколько новых запахов, она наняла химиков для создания целого набора косметических средств на основе трав и натурального сырья. Новому направлению она дала название «Боди Бьютифул» [23]и открыла по всей стране магазинчики под этим же названием. Мало-помалу ее компания обошла многих конкурентов, включая «Марианну Монтевеккио», бывшую отделением «Алландейл Групп», принадлежавшей Максиму. Когда-то она хотела приобрести эту компанию, слить ее с «Импресс Юджиниа», но желание пропало. Странное дело, не так давно Максим начал обвинять ее в конкуренции. Поначалу она смеялась над ним, уверенная в том, что он просто дразнит ее. Но потом поняла, что он говорит серьезно. Она имела склонность к соревнованию и не могла изменить свою сущность. Конечно, она конкурировала с Монтевеккио так же, как делала это с «Лаудер и Арденн» и с «Ревлоном». В этом не было никаких личных мотивов. Он же, по-видимому, думал наоборот. Полгода назад они оба порознь ринулись за одной и той же маленькой фирмой, производившей различные средства для ухода за руками. С ее стороны это носило характер товарищеского соперничества. Она полагала, что все это не более чем остроумная веселая забава. Он думал иначе. Питер Хейлборн, глава его команды по приобретениям, негодовал страшно.
Она, чуть вздрогнув, приподнялась и села в ванне. Неужели Максим ей завидует? Наверняка нет. Она расхохоталась. Наверняка он лишает ее секса не в отместку. Нет, только не это. Он слишком солидный мужчина для таких глупых игр. Он перестал с ней спать, потому что чересчур занят. При всей своей сексуальности и темпераменте он мог быть исключительно дисциплинирован, когда хотел. И мог воздерживаться месяцами, а то и годами.Во время одного из редких порывов откровенности он сказал ей, что хранил невинность на протяжении двух лет после смерти своей второй жены. Это не только потрясло ее, но и явилось для нее иллюстрацией его исключительной силы воли. Моего мужчины,мысленно добавила она, вылезая из ванны.
Подойдя к громадному, от пола до потолка, зеркалу, установленному специально для нее, она полюбовалась собой, поворачиваясь то одним боком, то другим, придирчиво оглядела фигуру. Она по-прежнему была само совершенство, без единого лишнего грамма жира, что отнюдь не означало, что она представляет собой ходячий скелет, подобно кое-каким знакомым ей нью-йоркским дамам. На большинство из них она не могла смотреть без дрожи, в особенности на тех, что едва дотрагивались до еды или вообще не ели, превращая себя бесконечными голоданиями в бесплотных духов. У нее на костях был вполне приличный слой мякоти, но без жира. Поскольку роста она была довольно высокого, то не впадала в панику, набирая иной раз лишний килограмм. Она медленно повернулась еще раз, довольная тем, что гонявший ее дважды в неделю гимнастический тренер приходил не зря. Она была в хорошей форме. Груди, правда, чуточку тяжеловаты, по ее мнению, но формой хороши и достаточно соблазнительны, чтобы возбудить Максима. До нее дошло, что в прошлом году, когда она слишком похудела, ее костлявость охладила его.
Она взяла лосьон с сиреневой отдушкой – продукция «Импресс Юджиниа» – умастила им тело, опрыскалась духами с ароматом сирени, одним из любимых запахов Максима, и расчесала густые каштановые волосы. Надев шелковый халат, она направилась к себе в спальню.
Сидя за туалетным столиком, она изучала свое отражение в зеркале, размышляя, какой макияж мог бы прийтись ему по вкусу сегодня вечером. Придать ли себе нежный девический облик – на розовом тоне румяна и легкие, пастельных тонов тени на глазах, или же сделать из себя женщину вамп.
Наклонясь вперед, она более пристально вгляделась в себя. У нее были широкое полное лицо, широкий лоб, слегка удлиненный разрез глаз, темные хорошей формы брови и округлый подбородок с ямочкой. Буду сама собой, решила она. Взяла миндальный лосьон для основы и стала наносить его на высокие скулы. Влюбился-то он именно в такую Адриану Маклин.В конце концов, наиболее привлекательной я бываю, когда я «ни под кого», то есть самой собой, со всеми своими тридцатью пятью годами.
56
Она прекрасно знала, что вечером Максим встретит в штыки ее сообщение о том, что она вознамерилась учинить. Но она изложит ему свои резоны, как-нибудь уговорит. Она умела обводить его вокруг пальца и добиваться своего; в особенности когда они бывали в постели. Он становился тогда более открытым, восприимчивым и уязвимым. Она пришла к выводу, что он трудный для понимания человек, скрытный, непознаваемый и неудобный для совместной жизни.
Адриана вздохнула. Дело было в том, что они уже довольно давно не встречались в постели. В последнее время его интерес к ней упал, и она не понимала почему. Когда они познакомились, он был словно молодой жеребец с неутоленными желаниями, и первые полгода их супружества продолжал быть ненасытным. Но вот уже много месяцев подряд он к ней не прикасался. Конечно, он подолгу бывал в отлучке, разъезжая по делам; ей и самой пришлось совершить несколько путешествий в Калифорнию, Техас и Рим, так что разлучались они довольно-таки часто. Однако теперь он пробыл на Манхэттене весь март, и тем не менее не занимался с ней любовью с тех пор, как вернулся из Лондона. Когда же она стала деликатно намекать ему, что, дескать, пора им снова сблизиться, он вежливо уклонился под разными предлогами: он, мол, чересчур занят своим последним важнейшим приобретением, переутомлен или – еще проще – не в настроении. В последние дни, вернее, ночи он отправлялся в свою спальню, а к ней приходить перестал. Ей не нравилась идея раздельных спален, она с самого начала чинила препятствия ее осуществлению, но он настоял, когда они переехали в Нью-Йорк после свадьбы во Франции.
– У меня такой несносный режим, – сказал он. – Встаю на заре, чтобы связаться со своими офисами в Лондоне и Париже. Лучше пусть будет по-моему. Я не хочу мешать тебе спать. – Он чмокнул ее, одарил своей лучезарной улыбкой и промурлыкал: – Будет еще уйма ночей, которые я проведу в твоей постели, Адриана, можешь не сомневаться. Но таков мой образ жизни, он всегда был таким. Мне необходимо иметь свою комнату, и пусть это тебя не волнует.
Да, но ее это как раз волновало. Она не слишком ему верила, когда он пытался убедить ее в том, что с прежними женами он тоже имел свою отдельную спальню. Он наведывался к ней теперь все реже и реже. Если бы она не знала, чем он занят, то могла бы заподозрить, что у него завелась любовница. Но это был его стиль, к тому же он был подлинным трудоголиком, и наверняка у него не оставалось времени для другой женщины.
Ее внимание привлекла слегка покосившаяся картина на стене, и она подошла к ней, чтобы выровнять, но задержалась у полочки, на которой стояла в серебряной рамке их с Максимом свадебная фотография 1985 года. Их бракосочетание состоялось в городской управе Четвертого округа Парижа, потому что там его задержали дела. Она была в голубом туалете от Живанши, и Максим дал ужин на десять человек у «Лассере». Она взяла фото в руки, вспомнив, как он прекрасно выглядел в пятьдесят один год – столько ему было, когда они поженились. Ишь какой стройный и загорелый красавец.
Когда ее банкиры попытались откупить у Максима в 1984 году компанию «Марианна Монтевеккио» и потерпели фиаско, она на время отбросила идею расширения «Импресс Юджиниа». Вместо этого она нацелилась на Максимилиана Уэста, увидев в нем очаровательного и волнующего мужчину. Летом 1985 года ей удалось благодаря одному маневру быть представленной ему в Монте-Карло их общим знакомым. К ее великой радости и удовлетворению, он с ходу влип в нее по уши, очевидно, подзадоренный ее деловой сметкой и в равной мере красивой внешностью и отличной фигурой. На протяжении шести недель у них длился головокружительный роман, завершившийся, к величайшему удивлению его семьи и друзей, их свадьбой в конце лета того же года. Ей было известно, что его сын и дочь отнеслись к ней без особого одобрения и симпатии, но и они в свою очередь не вызывали у нее расположения, поскольку были, по ее мнению, маленькими заносчивыми воображалами. Что же касается этой его экс-супруги Анастасии, то она стала ее настоящей головной болью. Без конца ей надо было о чем-то с ним переговорить или необходимо видеть его по какому-то поводу. И он убегал, как послушная комнатная собачонка. Она попыталась положить конец этим экскурсиям – и лишь вызвала у него приступ ярости. Он в недвусмысленных выражениях велел ей никогда больше не упоминать имени Анастасии. Эта сука знала какой-то способ и держала мужа при себе, в то время как она понятия не имела, как его заполучить насовсем. Скорее всего, дети. Она частенько думала, что такой мужчина, как Максимилиан Уэст, находит в увядшей белобрысой размазне, которая и слова-то в простоте не вымолвит. Вторая его жена, актриса, та, что загремела с лестницы и сломала себе шею, тоже выглядела не намного лучше.
Адриана поставила фото на место, затем поправила на стене небольшую картину Мане и взглянула на часы. Было почти шесть. Максим сказал, что придет домой к семи. Он хотел поесть дома. Была среда, и у повара и дворецкого был выходной день. Обычно Максим водил ее в «Ле Сёрк», в «Ля Гренуй», в «Ля Каравель» или в «Фор Сизонз», а то еще в какой-нибудь шикарный нью-йоркский ресторан. Но перед уходом из дому утром он пояснил, что к завтрашнему дню ему надо переделать целую кучу дел. Поэтому она заказала повару холодный ужин: салат и копченую лососину, холодное мясо и цыплят, сыр и свежие фрукты – все это он очень любил.
Быстро выйдя из гостиной, Адриана прошла по коридору на кухню, открыла холодильник, удостоверилась, что на льду стоят несколько бутылок шампанского «Дом Периньон», изрядное количество икры, затем бросилась бегом в свою спальню. Сняла темный деловой костюм, повесила в гардероб, разделась донага и пошла в ванную. Бросив в ванну пригоршню ароматизаторов своей, особой марки, она пустила воду, подошла к зеркалу, собрала и заколола волосы, раздумывая, во что бы ей сегодня к вечеру нарядиться. Во что-нибудь этакое. Чтоб было призывно. Она сегодня должна соблазнять своим видом, быть сногсшибательной. Она должна одержать над ним верх… во всех смыслах.
В течение нескольких минут ее мысли были сосредоточены на Максиме. Она лежала в благоухающей ванне и блаженствовала. Свой брак с ним она считала союзом века. Так оно и было. Она стала женой одного из самых крупных богачей на свете; он – миллиардер, в расцвете лет и сил, красавец, блестящий ум. Совсем неплохо для довольно заурядной вестчестерской девицы, имевшей типичное для среднего класса воспитание, нудное первое замужество за школьным поклонником и несколько менее нудный второй брак с богатым пожилым человеком.
Мысли ее перелетели на Артура Маклина. Замужество с ним длилось десять лет, пока он не умер в 1983 году от осложнений после инсульта. Ему было семьдесят, ей тридцать один. Она очень любила и уважала Артура. Он был ее трамплином в необъятный новый мир.
После развода с первым мужем Ларри Такером она переехала на Манхэттен, подыскала приличную квартирку и стала фотомоделью.
У нее была деловая хватка, успех не заставил себя долго ждать. После того как ее снимал Скавулло и она сделалась супердевочкой, ее лик можно было увидеть на обложке любого журнала от «Вог»до « Мадемуазель».Вот тогда ее и заприметил Артур Мэклин, дав задание своему рекламному агентству нанять ее на роль «Импресс Юджиниа Гёрл». Спустя полгода ее лицо вдруг стало появляться на рекламных щитах, экранах телевизоров, ее гигантские изображения можно было увидеть в универсальных магазинах. Мимо ее лица невозможно было пройти, не заметив его. Это был точный образ того, что давно искал Артур Мэклин для рекламы своей продукции. Ее образ очаровал и самого владельца компании «Импресс Юджиниа Гёрл». Он начал преследовать ее, ухаживать, баловать подарками, посылая все, от ювелирных украшений до мехов, затем после тридцатилетнего брака развелся с женой и женился на ней прежде, чем она успела перевести дух или отряхнуть вестчестерский прах со своих ног.
Она продолжала оставаться «Импресс Юджиниа Гёрл» еще пару лет, затем стала официальным представителем компании. Артур, человек искушенный, прошедший в бизнесе все этапы, быстро обнаружил у своей первой красавицы наличие мозгов. Поскольку детей у него не было, он ввел ее в бизнес, самолично обучал и готовил к продолжению дела и в своем завещании отписал компанию ей. Когда весной 1983 года его хватил удар, она нежно и старательно выхаживала его и одновременно управляла компанией не менее успешно, чем он. А после его кончины она взяла новый курс и повела «Импресс Юджиниа» к новым высотам успеха. Скупив несколько более мелких компаний по выпуску косметики и слив их со своими, она сменила упаковку товара, парфюмеры из Франции сочинили для нее несколько новых запахов, она наняла химиков для создания целого набора косметических средств на основе трав и натурального сырья. Новому направлению она дала название «Боди Бьютифул» [23]и открыла по всей стране магазинчики под этим же названием. Мало-помалу ее компания обошла многих конкурентов, включая «Марианну Монтевеккио», бывшую отделением «Алландейл Групп», принадлежавшей Максиму. Когда-то она хотела приобрести эту компанию, слить ее с «Импресс Юджиниа», но желание пропало. Странное дело, не так давно Максим начал обвинять ее в конкуренции. Поначалу она смеялась над ним, уверенная в том, что он просто дразнит ее. Но потом поняла, что он говорит серьезно. Она имела склонность к соревнованию и не могла изменить свою сущность. Конечно, она конкурировала с Монтевеккио так же, как делала это с «Лаудер и Арденн» и с «Ревлоном». В этом не было никаких личных мотивов. Он же, по-видимому, думал наоборот. Полгода назад они оба порознь ринулись за одной и той же маленькой фирмой, производившей различные средства для ухода за руками. С ее стороны это носило характер товарищеского соперничества. Она полагала, что все это не более чем остроумная веселая забава. Он думал иначе. Питер Хейлборн, глава его команды по приобретениям, негодовал страшно.
Она, чуть вздрогнув, приподнялась и села в ванне. Неужели Максим ей завидует? Наверняка нет. Она расхохоталась. Наверняка он лишает ее секса не в отместку. Нет, только не это. Он слишком солидный мужчина для таких глупых игр. Он перестал с ней спать, потому что чересчур занят. При всей своей сексуальности и темпераменте он мог быть исключительно дисциплинирован, когда хотел. И мог воздерживаться месяцами, а то и годами.Во время одного из редких порывов откровенности он сказал ей, что хранил невинность на протяжении двух лет после смерти своей второй жены. Это не только потрясло ее, но и явилось для нее иллюстрацией его исключительной силы воли. Моего мужчины,мысленно добавила она, вылезая из ванны.
Подойдя к громадному, от пола до потолка, зеркалу, установленному специально для нее, она полюбовалась собой, поворачиваясь то одним боком, то другим, придирчиво оглядела фигуру. Она по-прежнему была само совершенство, без единого лишнего грамма жира, что отнюдь не означало, что она представляет собой ходячий скелет, подобно кое-каким знакомым ей нью-йоркским дамам. На большинство из них она не могла смотреть без дрожи, в особенности на тех, что едва дотрагивались до еды или вообще не ели, превращая себя бесконечными голоданиями в бесплотных духов. У нее на костях был вполне приличный слой мякоти, но без жира. Поскольку роста она была довольно высокого, то не впадала в панику, набирая иной раз лишний килограмм. Она медленно повернулась еще раз, довольная тем, что гонявший ее дважды в неделю гимнастический тренер приходил не зря. Она была в хорошей форме. Груди, правда, чуточку тяжеловаты, по ее мнению, но формой хороши и достаточно соблазнительны, чтобы возбудить Максима. До нее дошло, что в прошлом году, когда она слишком похудела, ее костлявость охладила его.
Она взяла лосьон с сиреневой отдушкой – продукция «Импресс Юджиниа» – умастила им тело, опрыскалась духами с ароматом сирени, одним из любимых запахов Максима, и расчесала густые каштановые волосы. Надев шелковый халат, она направилась к себе в спальню.
Сидя за туалетным столиком, она изучала свое отражение в зеркале, размышляя, какой макияж мог бы прийтись ему по вкусу сегодня вечером. Придать ли себе нежный девический облик – на розовом тоне румяна и легкие, пастельных тонов тени на глазах, или же сделать из себя женщину вамп.
Наклонясь вперед, она более пристально вгляделась в себя. У нее были широкое полное лицо, широкий лоб, слегка удлиненный разрез глаз, темные хорошей формы брови и округлый подбородок с ямочкой. Буду сама собой, решила она. Взяла миндальный лосьон для основы и стала наносить его на высокие скулы. Влюбился-то он именно в такую Адриану Маклин.В конце концов, наиболее привлекательной я бываю, когда я «ни под кого», то есть самой собой, со всеми своими тридцатью пятью годами.
56
Максим подсобрался, перед тем как вставить ключ в замок квартиры на Пятой авеню. Сегодня он безумно много работал и был не в настроении. Разумеется, он был не расположен успешно играть роль супруга Адрианы. Но играть эту роль он был обязан.
Должно быть, Адриана слышала, как он вошел, и выбежала из библиотеки навстречу прежде, чем он успел снять пальто.
– Ты пришел, ангел! – воскликнула она, плывя к нему. Ее пурпурно-золотое одеяние облаком клубилось вокруг нее.
– Привет, Адриана, – сказал он мягко, ставя в прихожей портфель на скамеечку в стиле Людовика XV и нехотя улыбаясь.
Она замкнула свои руки у него на шее и запечатлела на его губах горячий поцелуй.
Он слегка поморщился, скинул пальто и повесил его в холле, затем вернулся за портфелем.
– Шампанское заморожено, и на ужин тебя ждет холодная закуска, – слащаво проворковала Адриана, цепляя его под руку и вышагивая с ним в ногу по просторному холлу. – Я подумала: не открыть ли нам бутылку сразу и не выпить ли по бокалу перед ужином? Тебе не хочется, солнышко?
– Не сейчас, Адриана. Мне надо принять душ, переодеться во что-нибудь поудобнее, и тогда, быть может, я выпью глоток. – Говоря это, он продолжал двигаться в направлении своей спальни. – Я скоро выйду к тебе, – спокойно добавил он.
– Я буду в библиотеке, ангелок.
Она смотрела ему вслед, пока он не исчез за дверью, которую он довольно решительно закрыл за собой. Адриана постояла некоторое время, пытаясь угадать, какое у него в данный момент настроение. Слава Богу, сегодня у него, кажется, не столь скверное расположение духа и он меньше раздражен, чем на протяжении последних нескольких недель после возвращения из Европы. Правда, если он был не в хорошем настроении, это совсем не означало, что непременно в плохом.В нейтральном,подумала она. Она улыбнулась, будучи уверена, что сегодня сумеет отлично управлять им. Немножко ласки, внимания, успокаивающих слов, шампанского, черной икры, негромкой музыки, парочка нежных поцелуйчиков, и она быстренько заставит его согласиться на переделку интерьера. На этот счет у нее не было ни малейшего сомнения. Позднее, когда он несколько расслабится, она пустится во все тяжкие, чтобы затащить его в постель.
Максим разделся, прошел в ванную, принял горячий, почти ошпаривающий душ, вытягивая и сгибая руки над головой, вращая плечами, делая круговые движения головой, пытаясь снять напряжение в шее, расшевелить позвонки. Он думал о своем последнем разговоре с Грэм Лонгдон сегодня перед самым уходом. Она согласилась с тем, что им следует прекратить разработку операции, которой они сейчас занимались, хотя Питер Хейлброн был против каких бы то ни было крутых поворотов до поры, до времени. Давайте не будем действовать поспешно, сказал Питер, провожая Максима к лифту. Он пообещал Питеру, что подумает до завтра. После горячего душа ему необходимо полностью расслабиться. Он не был уверен, что достигнет этого с Адрианой, как никогда раздражавшей его в последнее время. Но вопрос об этой сделке он должен решать на абсолютно свежую, отдохнувшую в течение нескольких часов голову. Пожалуй, было бы нелишне немножко выпить, поглазеть недолго на глуповатую телепрограмму и потом на шесть часов забыться в глубоком сне. Быть завтра с утра свежим – непреложное требование для того, чтобы он мог принять окончательное решение по поводу последнего делового предложения. Он был на полпути к нелегкому успеху, подготовив все, чтобы взять под контроль крупную американскую корпорацию «Пальмира-Кеттельсон», но вдруг утратил уверенность в том, что желает продолжения этой акции.
Максим взял мыло – аромат сирени тотчас заполнил отдельное помещение душа. Да, Адриана явно перестаралась, подумал он. Невесело посмеялся, признав, что иной раз она проявляла чрезмерное усердие, притом в разнообразнейших, а то и пугающих формах. Тем не менее она была одной из самых потрясающих женщин, останавливавших его взгляд; невозможно было пройти мимо ее смуглой экзотической красоты.
В Монте-Карло он был сражен на месте, когда впервые увидел ее. Исполненное чувственности, фантастически прекрасное лицо, совершенное тело, длинные отличной формы ноги и ошеломляющая сексуальность, буквально переливавшаяся через край, привели его в небывалое возбуждение. В то лето, полтора года назад, он представлял легкую добычу, потому что впервые после смерти Камиллы был готов поддаться женским чарам. Ему опять захотелось женщину, он готов был в ней раствориться. Именно это он и сделал с Адрианой. Однажды, в пору шестинедельного ухаживания, они на трое суток заперлись в апартаментах «Карлтон-отеля» в Канне и, будучи не в силах оторваться друг от друга, три дня и три ночи предавались сексу.
Он был вынужден признать, что Адриана явилась для него изменой вкусу, настолько она отличалась от прежних женщин, которых он знал, и от его жен. Он всегда питал слабость к рафинированным, нежного облика блондинкам, она же была темноволосая, черноглазая сирена с весьма экзотическими обертонами. Имела она и другие отличия от его былых дам: у нее было очень приземленное чувство юмора, шутки ее звучали почти непристойно, что поначалу казалось ему даже забавным, но теперь претило, и он быстро обнаружил в ней немало отвратительных черт. Она была самоуверенна, упряма донельзя, груба и заносчива. Более того, ее острая деловая хватка, понимание мира бизнеса и финансов больше не очаровывали его, как это было поначалу. Под всей ее экзотической красотой и шиком скрывалось удивительно много мужского.
Мужского,повторил он про себя. До чего же нелепо употреблять это слово в связи с Адрианой, но, увы, справедливо, осознал он с досадой. Не это ли причина того, что у него пропала эрекция. Его яростное вожделение оказалось быстро удовлетворено. Спустя шесть месяцев после парижского бракосочетания их супружество себя исчерпало, во всяком случае с его стороны. Женитьба на ней была его страшной ошибкой. Он должен был знать, что жгучее желание уложить ее в постель, неуемная жажда обладать ею были распалены ее собственной похотью, а оной суждено было прогореть невероятно скоро. Так и случилось.
Импотенция была для него громом среди ясного неба и поначалу сильно встревожила. Он даже подумывал, не кончился ли он для него и не сходить ли ему к врачу. Но тут ему довелось переспать со старой приятельницей, и он обнаружил, к великому своему утешению, что, каким его натиск был, таким и остался. Причина была явно не в нем, а в Адриане.
От его опасений не осталось и следа. Все его механизмы исправны. Он улыбнулся. У мужчины никогда не возникает эрекция, если для нее нет мысленного и психического настроя, а то и телесного. В своем большинстве мужчины психически более хрупки, чем женщины, в этом причина столь большой разницы между теми и другими. Для эрекции у мужчины должна быть хотя бы самая малость желания, настроенности на секс. А женщина может отдаться и без желания. Все, что от нее требуется, это лечь и ждать действий мужчины. Если он не сумеет, она винит его и никогда себя. Ну да ладно, себя изредка тоже.
Став в отношении Адрианы немощным, он избегал в эти дни какого бы то ни было сексуального контакта с ней, дабы не испытать конфуз. Это было нелегко при ее горячем темпераменте и способности неизменно оказываться у него на пути, однако ему каким-то образом все же удавалось перехитрить ее. В большинстве случаев…
Год назад он собирался объявить о своем намерении развестись с ней, а потом передумал. И до сих пор не сделал этого. Он много времени проводил в поездках, чаще бывал где-нибудь далеко от Нью-Йорка, и в данный момент его устраивало оставаться формально женатым на ней. Наличие жены служило превосходной защитой от посягательств других алчных хищниц. Помимо этого он был по горло занят делом, чтобы еще подвергать себя эмоциональным бурям или катаклизмам.
Он повременит, а там будет видно, разберется и с Адрианой.
Надев темно-серые фланелевые брюки, черный свитер и черный спортивный пиджак из кашемира, Максим вышел из спальни и через холл прошел в библиотеку.
Адрианы нигде не было видно.
Тихо наигрывал магнитофон. На шкафчике в серебряном ведерке со льдом стояла откупоренная бутылка шампанского. Низкий кофейный столик перед горящим камином был накрыт к ужину. То, что Адриана была в эту минуту на кухне, не подлежало сомнению. Очевидно, готовила к подаче на стол черную икру, тосты, нарезала лимон – таково было удручающе однообразное меню их ужинов в отсутствие повара.
Он подошел к шкафчику, взял бутылку, налил себе бокал шампанского и, отхлебнув, долго смаковал «Дом Периньон», прежде чем проглотить. Решив, что темновато, он подошел к письменному столу у окна и включил настольную лампу. Его внимание сразу привлек желтый блокнот. Он стоял и смотрел на него, читая крупные каракули Адрианы. Имя Вэлентайн Лэббокбросилось в глаза. Лэббок был самым дорогим дизайнером в мире. Наклонив голову, Максим уставился в блокнот, продолжая читать составленный Адрианой длинный реестр.
В этот момент из кухни вышла она, неся на подносе икру. Остановилась в дверях как вкопанная, тихонько выругала себя за собственную глупость: надо же было оставить блокнот на столе. Уныние охватило ее. Оно быстро переросло в тревогу, когда он поднял голову и перевел на нее свой взгляд. В нем было столько гневного возмущения, что ей стало страшно.
Черные блестящие глаза Максима сверкали на позеленевшем от злости лице. Он помахал блокнотом:
– Что все это значит?! Задумала коренную переделку квартиры, да?! – решительно и зло потребовал он ответа. В его взгляде сквозил едкий сарказм.
– Да нет, что ты! Ничего подобного. Это я просто…
– Просто – что? – злобно громыхнул он и, не дав ей возможности найтись и ответить, ринулся в атаку: – Ни при каких условиях ты не смеешь делать в этой квартире какие-либо изменения! Она превосходно декорирована, все оформлено с безукоризненным вкусом, и меняв ней все вполне устраивает! Ни одна вещь не должна быть удалена или заменена, ты меня слышишь?
– Не надо кричать. Я только собиралась по-другому оформить твой кабинет.Как подарок к твоему дню рождения, – быстро сымпровизировала она, прошмыгнув в комнату и поставив поднос на кофейный столик. Она подошла ближе к письменному столу, обольстительно улыбнулась Максиму и добавила: – Кабинет уже начинает выглядеть несвежим, Максим, ты должен с этим согласиться.
– С чем?! Да ничуть! А насчет того, что это подарок ко дню рождения – все чушь собачья! Вот здесь, – и он опять помахал блокнотом у нее перед носом, – ты расписала все про каждую комнату. И, как тебе известно, я не такой уж дурак. Моя теща дизайнер…
– Экс-теща! – взорвалась она, пронзая его ледяным взглядом.
Он игнорировал ее замечание.
– И от нее я слышал о Лэббоке, он тоже переезжает в Париж. Он бы и пальцем не пошевелил ради того, чтобы взяться за отделку одной комнаты. Он работает только над оформлением всей квартиры! – Максим брезгливо отшвырнул блокнот на стол. – Ты ничего не усвоила из того, что я тебе сказал: я не желаю, чтобы ты превратила эту квартиру в дорогостоящую, изукрашенную сверх всякой меры, сверкающую имитацию фешенебельного отеля в Майами посредством сверхмодного, сверхдорогого и бесталанного мистера Лэббока! Поздравляю! Вряд ли можно было найти более чванливого, лишенного вкуса и компетентности делягу, чем он.
– Он великолепен!Да в конце-то концов, что ты о себе так много воображаешь? Экий нашелся знаток декоративного искусства! – теряя самообладание, заверещала она истошным голосом. – Тоже мне – эксперт! Мне хватило одного взгляда на эту холодную, бесцветную, старомодную дыру, чтобы понять, что ты ни черта не смыслишь в интерьерах.
Максим, не снизойдя до ответа, лишь бросил на нее злой взгляд.
Дрожа от ярости, обозленная Адриана прошипела:
Должно быть, Адриана слышала, как он вошел, и выбежала из библиотеки навстречу прежде, чем он успел снять пальто.
– Ты пришел, ангел! – воскликнула она, плывя к нему. Ее пурпурно-золотое одеяние облаком клубилось вокруг нее.
– Привет, Адриана, – сказал он мягко, ставя в прихожей портфель на скамеечку в стиле Людовика XV и нехотя улыбаясь.
Она замкнула свои руки у него на шее и запечатлела на его губах горячий поцелуй.
Он слегка поморщился, скинул пальто и повесил его в холле, затем вернулся за портфелем.
– Шампанское заморожено, и на ужин тебя ждет холодная закуска, – слащаво проворковала Адриана, цепляя его под руку и вышагивая с ним в ногу по просторному холлу. – Я подумала: не открыть ли нам бутылку сразу и не выпить ли по бокалу перед ужином? Тебе не хочется, солнышко?
– Не сейчас, Адриана. Мне надо принять душ, переодеться во что-нибудь поудобнее, и тогда, быть может, я выпью глоток. – Говоря это, он продолжал двигаться в направлении своей спальни. – Я скоро выйду к тебе, – спокойно добавил он.
– Я буду в библиотеке, ангелок.
Она смотрела ему вслед, пока он не исчез за дверью, которую он довольно решительно закрыл за собой. Адриана постояла некоторое время, пытаясь угадать, какое у него в данный момент настроение. Слава Богу, сегодня у него, кажется, не столь скверное расположение духа и он меньше раздражен, чем на протяжении последних нескольких недель после возвращения из Европы. Правда, если он был не в хорошем настроении, это совсем не означало, что непременно в плохом.В нейтральном,подумала она. Она улыбнулась, будучи уверена, что сегодня сумеет отлично управлять им. Немножко ласки, внимания, успокаивающих слов, шампанского, черной икры, негромкой музыки, парочка нежных поцелуйчиков, и она быстренько заставит его согласиться на переделку интерьера. На этот счет у нее не было ни малейшего сомнения. Позднее, когда он несколько расслабится, она пустится во все тяжкие, чтобы затащить его в постель.
Максим разделся, прошел в ванную, принял горячий, почти ошпаривающий душ, вытягивая и сгибая руки над головой, вращая плечами, делая круговые движения головой, пытаясь снять напряжение в шее, расшевелить позвонки. Он думал о своем последнем разговоре с Грэм Лонгдон сегодня перед самым уходом. Она согласилась с тем, что им следует прекратить разработку операции, которой они сейчас занимались, хотя Питер Хейлброн был против каких бы то ни было крутых поворотов до поры, до времени. Давайте не будем действовать поспешно, сказал Питер, провожая Максима к лифту. Он пообещал Питеру, что подумает до завтра. После горячего душа ему необходимо полностью расслабиться. Он не был уверен, что достигнет этого с Адрианой, как никогда раздражавшей его в последнее время. Но вопрос об этой сделке он должен решать на абсолютно свежую, отдохнувшую в течение нескольких часов голову. Пожалуй, было бы нелишне немножко выпить, поглазеть недолго на глуповатую телепрограмму и потом на шесть часов забыться в глубоком сне. Быть завтра с утра свежим – непреложное требование для того, чтобы он мог принять окончательное решение по поводу последнего делового предложения. Он был на полпути к нелегкому успеху, подготовив все, чтобы взять под контроль крупную американскую корпорацию «Пальмира-Кеттельсон», но вдруг утратил уверенность в том, что желает продолжения этой акции.
Максим взял мыло – аромат сирени тотчас заполнил отдельное помещение душа. Да, Адриана явно перестаралась, подумал он. Невесело посмеялся, признав, что иной раз она проявляла чрезмерное усердие, притом в разнообразнейших, а то и пугающих формах. Тем не менее она была одной из самых потрясающих женщин, останавливавших его взгляд; невозможно было пройти мимо ее смуглой экзотической красоты.
В Монте-Карло он был сражен на месте, когда впервые увидел ее. Исполненное чувственности, фантастически прекрасное лицо, совершенное тело, длинные отличной формы ноги и ошеломляющая сексуальность, буквально переливавшаяся через край, привели его в небывалое возбуждение. В то лето, полтора года назад, он представлял легкую добычу, потому что впервые после смерти Камиллы был готов поддаться женским чарам. Ему опять захотелось женщину, он готов был в ней раствориться. Именно это он и сделал с Адрианой. Однажды, в пору шестинедельного ухаживания, они на трое суток заперлись в апартаментах «Карлтон-отеля» в Канне и, будучи не в силах оторваться друг от друга, три дня и три ночи предавались сексу.
Он был вынужден признать, что Адриана явилась для него изменой вкусу, настолько она отличалась от прежних женщин, которых он знал, и от его жен. Он всегда питал слабость к рафинированным, нежного облика блондинкам, она же была темноволосая, черноглазая сирена с весьма экзотическими обертонами. Имела она и другие отличия от его былых дам: у нее было очень приземленное чувство юмора, шутки ее звучали почти непристойно, что поначалу казалось ему даже забавным, но теперь претило, и он быстро обнаружил в ней немало отвратительных черт. Она была самоуверенна, упряма донельзя, груба и заносчива. Более того, ее острая деловая хватка, понимание мира бизнеса и финансов больше не очаровывали его, как это было поначалу. Под всей ее экзотической красотой и шиком скрывалось удивительно много мужского.
Мужского,повторил он про себя. До чего же нелепо употреблять это слово в связи с Адрианой, но, увы, справедливо, осознал он с досадой. Не это ли причина того, что у него пропала эрекция. Его яростное вожделение оказалось быстро удовлетворено. Спустя шесть месяцев после парижского бракосочетания их супружество себя исчерпало, во всяком случае с его стороны. Женитьба на ней была его страшной ошибкой. Он должен был знать, что жгучее желание уложить ее в постель, неуемная жажда обладать ею были распалены ее собственной похотью, а оной суждено было прогореть невероятно скоро. Так и случилось.
Импотенция была для него громом среди ясного неба и поначалу сильно встревожила. Он даже подумывал, не кончился ли он для него и не сходить ли ему к врачу. Но тут ему довелось переспать со старой приятельницей, и он обнаружил, к великому своему утешению, что, каким его натиск был, таким и остался. Причина была явно не в нем, а в Адриане.
От его опасений не осталось и следа. Все его механизмы исправны. Он улыбнулся. У мужчины никогда не возникает эрекция, если для нее нет мысленного и психического настроя, а то и телесного. В своем большинстве мужчины психически более хрупки, чем женщины, в этом причина столь большой разницы между теми и другими. Для эрекции у мужчины должна быть хотя бы самая малость желания, настроенности на секс. А женщина может отдаться и без желания. Все, что от нее требуется, это лечь и ждать действий мужчины. Если он не сумеет, она винит его и никогда себя. Ну да ладно, себя изредка тоже.
Став в отношении Адрианы немощным, он избегал в эти дни какого бы то ни было сексуального контакта с ней, дабы не испытать конфуз. Это было нелегко при ее горячем темпераменте и способности неизменно оказываться у него на пути, однако ему каким-то образом все же удавалось перехитрить ее. В большинстве случаев…
Год назад он собирался объявить о своем намерении развестись с ней, а потом передумал. И до сих пор не сделал этого. Он много времени проводил в поездках, чаще бывал где-нибудь далеко от Нью-Йорка, и в данный момент его устраивало оставаться формально женатым на ней. Наличие жены служило превосходной защитой от посягательств других алчных хищниц. Помимо этого он был по горло занят делом, чтобы еще подвергать себя эмоциональным бурям или катаклизмам.
Он повременит, а там будет видно, разберется и с Адрианой.
Надев темно-серые фланелевые брюки, черный свитер и черный спортивный пиджак из кашемира, Максим вышел из спальни и через холл прошел в библиотеку.
Адрианы нигде не было видно.
Тихо наигрывал магнитофон. На шкафчике в серебряном ведерке со льдом стояла откупоренная бутылка шампанского. Низкий кофейный столик перед горящим камином был накрыт к ужину. То, что Адриана была в эту минуту на кухне, не подлежало сомнению. Очевидно, готовила к подаче на стол черную икру, тосты, нарезала лимон – таково было удручающе однообразное меню их ужинов в отсутствие повара.
Он подошел к шкафчику, взял бутылку, налил себе бокал шампанского и, отхлебнув, долго смаковал «Дом Периньон», прежде чем проглотить. Решив, что темновато, он подошел к письменному столу у окна и включил настольную лампу. Его внимание сразу привлек желтый блокнот. Он стоял и смотрел на него, читая крупные каракули Адрианы. Имя Вэлентайн Лэббокбросилось в глаза. Лэббок был самым дорогим дизайнером в мире. Наклонив голову, Максим уставился в блокнот, продолжая читать составленный Адрианой длинный реестр.
В этот момент из кухни вышла она, неся на подносе икру. Остановилась в дверях как вкопанная, тихонько выругала себя за собственную глупость: надо же было оставить блокнот на столе. Уныние охватило ее. Оно быстро переросло в тревогу, когда он поднял голову и перевел на нее свой взгляд. В нем было столько гневного возмущения, что ей стало страшно.
Черные блестящие глаза Максима сверкали на позеленевшем от злости лице. Он помахал блокнотом:
– Что все это значит?! Задумала коренную переделку квартиры, да?! – решительно и зло потребовал он ответа. В его взгляде сквозил едкий сарказм.
– Да нет, что ты! Ничего подобного. Это я просто…
– Просто – что? – злобно громыхнул он и, не дав ей возможности найтись и ответить, ринулся в атаку: – Ни при каких условиях ты не смеешь делать в этой квартире какие-либо изменения! Она превосходно декорирована, все оформлено с безукоризненным вкусом, и меняв ней все вполне устраивает! Ни одна вещь не должна быть удалена или заменена, ты меня слышишь?
– Не надо кричать. Я только собиралась по-другому оформить твой кабинет.Как подарок к твоему дню рождения, – быстро сымпровизировала она, прошмыгнув в комнату и поставив поднос на кофейный столик. Она подошла ближе к письменному столу, обольстительно улыбнулась Максиму и добавила: – Кабинет уже начинает выглядеть несвежим, Максим, ты должен с этим согласиться.
– С чем?! Да ничуть! А насчет того, что это подарок ко дню рождения – все чушь собачья! Вот здесь, – и он опять помахал блокнотом у нее перед носом, – ты расписала все про каждую комнату. И, как тебе известно, я не такой уж дурак. Моя теща дизайнер…
– Экс-теща! – взорвалась она, пронзая его ледяным взглядом.
Он игнорировал ее замечание.
– И от нее я слышал о Лэббоке, он тоже переезжает в Париж. Он бы и пальцем не пошевелил ради того, чтобы взяться за отделку одной комнаты. Он работает только над оформлением всей квартиры! – Максим брезгливо отшвырнул блокнот на стол. – Ты ничего не усвоила из того, что я тебе сказал: я не желаю, чтобы ты превратила эту квартиру в дорогостоящую, изукрашенную сверх всякой меры, сверкающую имитацию фешенебельного отеля в Майами посредством сверхмодного, сверхдорогого и бесталанного мистера Лэббока! Поздравляю! Вряд ли можно было найти более чванливого, лишенного вкуса и компетентности делягу, чем он.
– Он великолепен!Да в конце-то концов, что ты о себе так много воображаешь? Экий нашелся знаток декоративного искусства! – теряя самообладание, заверещала она истошным голосом. – Тоже мне – эксперт! Мне хватило одного взгляда на эту холодную, бесцветную, старомодную дыру, чтобы понять, что ты ни черта не смыслишь в интерьерах.
Максим, не снизойдя до ответа, лишь бросил на нее злой взгляд.
Дрожа от ярости, обозленная Адриана прошипела: