- Иисус и Мария, помилуй нас! - пронзительно вскрикнула Гвенвифар.
   Артур застыл, словно вкопанный, затем повернулся к слугам и громовым голосом вопросил:
   - Откуда здесь взялось это... это... - Он так и не смог подобрать подходящего слова, а потому просто махнул рукой в сторону знамен.
   - Сэр... - заикаясь, пролепетал дворецкий, - когда мы закончили украшать зал, ничего подобного здесь не было. Все было как велено - даже цветы перед троном королевы...
   - Кто последний заходил сюда? - гневно вопросил Артур. Из толпы гостей, прихрамывая, вышел Кэй.
   - Мой лорд и мой брат, последним здесь был я. Я зашел, дабы убедиться, что все в порядке, и Богом клянусь - в тот момент зал был полностью готов к тому, чтобы с честью принять моего короля и его госпожу. И если я только разыщу того мерзкого пса, который прокрался сюда и повесил эту дрянь, я ему голову оторву!
   И руки Кэя дернулись, словно ему не терпелось свернуть виновнику шею.
   - Позаботьтесь о своей госпоже! - отрывисто приказал Артур. Но дамы, дрожа, застыли на месте, а Гвенвифар начала оседать - ей сделалось дурно. Моргейна поддержала ее и негромко, но резко скомандовала:
   - Гвен, не смей доставлять им такого удовольствия! Ты же королева, какое тебе дело до всякой идиотской мазни? Сейчас же возьми себя в руки!
   Гвенвифар расплакалась.
   - Как они... как они могли... за что кто-то так меня возненавидел?
   - Еще ни одному человеку не удалось прожить жизнь, не восстановив против себя пару идиотов, - сказала Моргейна и помогла Гвенвифар дойти до трона. Но троны все еще были накрыты этими омерзительными полотнищами, и Гвенвифар отпрянула, словно случайно прикоснулась к какой-то дряни. Моргейна сбросила полотнище на пол. На столе были расставлены кубки; Моргейна жестом приказала одной из дам Гвенвифар наполнить кубок вином и подала его королеве.
   - Не бери в голову, Гвен. Насколько я понимаю, вон та гадость была предназначена для меня, - сказала она. - Дураки и вправду шепчутся, будто я спала с бесами - так что ж мне теперь, обращать на них внимание?
   - Заберите отсюда эту мерзость и сожгите, - велел Артур. - И принесите ладан, чтобы удалить зловоние зла.
   Слуги поспешно бросились выполнять приказ короля.
   - Мы найдем того, кто это сделал, - сказал Кэй. - Я уверен, это кто-то из слуг захотел сделать мне гадость - я ведь так гордился нынешним убранством зала! - и вернулся сюда, когда я их распустил. Эй, вы там несите вино и эль! Выпьем за посрамление той вонючей гниды, которая попыталась испортить нам праздник. Неужто мы это допустим? Ну, давайте же! Пьем за короля Артура и его леди!
   Присутствующие слегка оживились, а когда Артур и Гвенвифар поклонились гостям - зал заполнился радостными возгласами. Все расселись по своим местам, и Артур сказал:
   - А теперь ведите ко мне всех, кто взывает о правосудии. Первым привели некоего человека с тяжбой о меже - Моргаузе его жалоба показалась дурацкой. Затем последовал какой-то землевладелец, жаловавшийся, что его вассал убил оленя на его землях.
   Моргауза сидела рядом с Гвенвифар. Она наклонилась к королеве и шепотом поинтересовалась:
   - А зачем Артур сам возится с этими делами? С ними мог бы справиться любой его бейлиф, и королю не пришлось бы тратить время на такие пустяки.
   - Я тоже когда-то так думала, - так же тихо отозвалась Гвенвифар. - Но раз в год, на Пятидесятницу, Артур нарочно сам разбирает пару таких дел, чтоб простой люд не думал, что король заботится лишь о знати да своих соратниках.
   Моргауза подумала и решила, что это мудро. Король разобрал еще пару-тройку незатейливых прошений, и гостей начали обносить мясными блюдами. Жонглеры и акробаты принялись потешать пирующих, а фокусник извлекал из самых необычных мест небольших птичек и яйца. Гвенвифар вроде бы успокоилась. Моргаузе было интересно - поймают ли когда-нибудь автора рисунков? Тот из них, что изображал Моргейну в виде шлюхи, уже был достаточно скверен. Но второй, похоже, был еще паршивее - на нем Ланселет попирал короля и королеву. Похоже, сегодня стряслось что-то еще помимо публичного унижения поборника королевы. Правда, потом Ланселет так великодушно отнесся к молодому Гвидиону, - то есть Мордреду, - что это впечатление должно было сгладиться, тем более что противники явно больше не держали друг на друга зла. Но хотя и король и соратники любили Ланселета, очевидно, кто-то не мог смириться с очевидной благосклонностью королевы к своему поборнику.
   - А что будет дальше? - спросила Моргауза у Гвенвифар. Из-за пределов зала донеслось пение рогов. Гвенвифар улыбнулась; что бы там ни готовилось, предстоящее событие явно было ей по сердцу.
   Двери зала распахнулись. Снова пропели рога - грубые рога саксов. В зал Круглого Стола вошли три великана-сакса - меха и кожа, золотые гривны и браслеты, золотые венцы на головах, мечи на поясе и рогатые шлемы в руках. За каждым следовала свита.
   - Мой лорд Артур! - воскликнул один из саксов. - Я - Адельрик, владыка Кента и Англии, а это - мои братья-короли. Мы пришли, чтобы узнать, какую дань мы можем предложить тебе, христианнейший из королей, и навеки заключить договор с тобой и твоим двором!
   - Лот, наверно, сейчас в гробу переворачивается, - заметила Моргауза. - А вот Вивиана порадовалась бы.
   Но Моргейна не ответила.
   Епископ Патриций поднялся со своего места и подошел к саксонским королям, чтоб поприветствовать их, затем обратился к Артуру:
   - Мой лорд, их приход - большая радость для меня, ибо он позволяет положить конец войнам. Умоляю тебя - прими этих королей под свою руку и заключи с ними союз в знак того, что все христианские короли должны быть братьями.
   Лицо Моргейны залила мертвенная бледность. Она попыталась было подняться и что-то сказать, но Уриенс сурово глянул на нее, и Моргейна без сил опустилась обратно.
   - А я еще помню те времена, когда епископы даже отказывались посылать своих людей, чтоб крестить этих варваров, - добродушно заметила Моргауза. Лот рассказывал, будто они клялись не мириться с саксами даже в царствии небесном и потому и не посылали к ним миссонеров - считали, что так будет только лучше, если все саксы в конце концов попадут в ад. Но с тех пор уж минуло тридцать лет!
   - Еще с тех самых пор, как я взошел на трон, я всем сердцем мечтал положить конец войнам, терзающим эту землю. Теперь же мы много лет живем в мире, лорд епископ. И ныне я приглашаю вас, благородные сэры, к моему двору и моему столу.
   - Наш обычай велит клясться на стали, - сказал один из саксов - не Адельрик, а какой-то другой. Моргаузе запомнилось, что на Адельрике был коричневый плащ - а на этом саксе был синий. - Можно ли нам, лорд Артур, принести клятву на перекрестии твоего меча, в знак того, что наш союз - это союз христианских королей и нами правит единый Господь?
   - Да будет так, - негромко отозвался Артур, спустился с возвышения и остановился перед саксами. Он извлек Эскалибур из ножен, и в свете множества факелов и светильников тот сверкнул, подобно молнии. Король поднял меч перед собой, и огромная колеблющаяся тень - тень креста протянулась во всю длину зала; саксонские короли преклонили колени.
   Гвенвифар явно была довольна. Галахад сиял от радости. А вот Моргейна побледнела от гнева, и Моргауза услышала, как она прошептала Уриенсу:
   - Как он смеет использовать подобным образом священный меч Авалона! Я - жрица Авалона, и я не стану молча смотреть на это!
   Она снова привстала, но Уриенс ухватил ее за руку. Моргейна принялась молча вырываться; но Уриенс, несмотря на свои преклонные годы, все-таки был воином, а Моргейна - всего лишь невысокой женщиной. На мгновение Моргаузе показалось, что он сломает Моргейне запястье, но та не издала ни звука. Стиснув зубы, Моргейна как-то умудрилась вырвать руку, а потом произнесла достаточно громко, чтоб ее непременно услышала Гвенвифар:
   - Вивиана умерла, не успев завершить своих трудов! А я бездействовала - и вот теперь дети выросли, превратились в мужчин и стали рыцарями, а Артур подпал под власть священников!
   - Леди, - произнес Акколон, подавшись к Моргейне, - даже тебе не следует омрачать этот святой праздник - иначе с тобой могут обойтись так, как римляне обходились с друидами. Поговори с Артуром наедине, раз ты так нуждаешься в этом, попытайся переубедить его. Я уверен, что мерлин тебя поддержит!
   Моргейна опустила взгляд и с силой прикусила губу. Артур поочередно обнял каждого из саксонских королей, а затем усадил неподалеку от своего трона.
   - Если ваши сыновья покажут, что они достойны того, я рад буду видеть их в числе своих соратников, - сказал он.
   Слуги принесли подарки - мечи и кинжалы хорошей работы, а для Адельрика еще и роскошный плащ. Моргауза взяла липкое от меда печенье и поднесла его к стиснутым губам Моргейны.
   - Ты слишком много постишься, Моргейна, - сказала она. - Съешь-ка это печенье! Только глянь на себя, какая ты бледная. Ты же так можешь потерять сознание.
   - Я бледна не от голода, - сказала Моргейна, но все-таки взяла печенье и положила его в рот. Она глотнула вина из кубка, и Моргауза заметила, что у нее дрожат руки. На запястье отчетливо виднелись темные пятна, оставленные пальцами Уриенса. Затем Моргейна встала и тихо сказала Уриенсу:
   - Не беспокойся, возлюбленный мой супруг. Я не стану говорить ничего такого, что могло бы оскорбить тебя или нашего короля.
   Она повернулась к Артуру и громко произнесла:
   - Мой лорд и брат! Могу ли я попросить тебя о милости?
   - Моя сестра и жена моего доброго друга и верного подданного, Уриенса, может просить меня обо всем, что пожелает, - радушно отозвался Артур.
   - Даже последний из твоих подданных может просить тебя об аудиенции. И я прошу, чтоб ты оказал мне эту милость.
   Артур удивленно приподнял бровь, но на этот раз его тон был таким же сдержанным и церемонным, как и у самой Моргейны.
   - Коли тебе так угодно, я приму тебя сегодня вечером, перед тем, как отойти ко сну - у себя в покоях. Если хочешь, можешь взять с собой своего супруга.
   "Вот бы мне превратиться в муху и послушать, о чем они будут беседовать!" - подумала Моргауза.
   Глава 6
   Когда они вернулись в покои, отведенные королю Уриенсу и его семейству, Моргейна заново причесалась и велела служанке помочь ей переодеться в чистое платье. Уриенс принялся жаловаться, что не предвидел этого приема, а потому слишком плотно покушал на пиру и слишком много выпил.
   - Ну, так ложись спать, - сказала Моргейна. - Это мне нужно кое-что сказать Артуру, а тебе там делать нечего.
   - Ну почему же! - возразил Уриенс. - Я тоже учился на Авалоне. Или ты думаешь, мне приятно смотреть, как священные реликвии приспосабливают для службы богу христиан, не терпящему тех, кто видит мир иначе? Нет, Моргейна, хоть ты и жрица Авалона, но не тебе одной надлежит сейчас высказать свое негодование. Есть еще королевство Северного Уэльса, я - его правитель, и Акколон, что будет править там, когда я уйду.
   - Отец прав, госпожа, - сказал Акколон, взглянув в глаза Моргейне. Наш народ верит, что мы не предадим его и не позволим, чтоб в их священных рощах звонили колокола церквей...
   Ни Моргейна, ни Акколон даже не шелохнулись, но на миг Моргейне почудилось, что они рука об руку стоят в одной из волшебных рощ, соединившись перед ликом Богини. Уриенс, конечно же, ничего не заметил.
   - Пусть Артур знает, Моргейна, - настойчиво произнес он, - что королевство Северного Уэльса не станет безропотно подчиняться христианам.
   Моргейна пожала плечами.
   - Как тебе угодно.
   "Какой же я была дурой, - подумала она. - Я была жрицей на посвящении Артура. Я родила ему сына. Мне следовало воспользоваться той властью, что я имела над королем - и тогда это я, а не Гвенвифар, правила бы из-за его спины. Но пока я, словно зверь, зализывала раны, потеряла Артура навсегда. Некогда я могла приказывать - теперь же мне остается лишь просить. И я даже лишена могущества Владычицы Озера!"
   Моргейна уже повернула было к двери, но тут кто-то постучался к ним в покои. Слуга отворил, и вошел Гвидион. Он до сих пор был опоясан саксонским мечом, что вручил ему при посвящении в рыцари Ланселет; но доспехи Гвидион уже снял, и взамен облачился в роскошный алый наряд. Моргейна и не знала, что ее сын может выглядеть так впечатляюще.
   Гвидион заметил, как сверкнули ее глаза.
   - Это подарок Ланселета. Мы сидели в зале и пили, туда пришел посланник Артура и передал, что король желает видеть меня в своих покоях... Я сказал, что моя единственная приличная туника порвана и запачкана кровью, а Ланселет сказал, что мы с ним одного роста и он мне что-нибудь подберет. Когда я надел этот наряд, Ланселет сказал, что мне он идет больше, чем ему, и чтоб я оставил его себе - что Галахаду досталось от короля множество богатых даров, а я получил слишком мало подарков в честь своего посвящения в рыцари. Он что, знает, что Артур - мой отец, что так говорит?
   Уриенс удивленно уставился на Гвидиона, но промолчал. Акколон покачал головой.
   - Нет, сводный брат. Просто Ланселет - благороднейший из людей. Когда Гарет впервые появился при дворе, даже собственные родичи его не узнали, а Ланселет подарил ему одежду и оружие, чтоб тот мог выглядеть подобающе. Ты, конечно, можешь поинтересоваться, не слишком ли Ланселету нравится видеть свои подарки на красивых молодых людях. Об этом тоже болтали, но я не знаю при этом дворе ни одного мужчины, будь он молод или стар, с которым Ланселет обращался бы иначе как с рыцарской учтивостью.
   - В самом деле? - переспросил Гвидион. Моргейна просто-таки видела, как он ухватил эти сведения и упрятал, как скряга прячет золото в сундук. Теперь я припоминаю одну историю, - медленно произнес он. - Рассказывали, что однажды на пиру у Лота кто-то сунул Ланселету арфу, - а он тогда был совсем юн, - и велел играть, и Ланселет спел какое-то лэ - не то римское, не то оно сохранилось еще со времен Александра, я толком не знаю, - о любви рыцарственных товарищей, и его подняли на смех. С тех пор он поет лишь о красоте нашей королевы или о рыцарских подвигах и драконах.
   Моргейна не могла больше терпеть издевку, звучащую в голосе Гвидиона.
   - Если ты пришел, чтоб потребовать причитающиеся тебе дары, я поговорю с тобой, когда вернусь от Артура, а сейчас мне некогда, - резко произнесла она.
   Гвидион уставился в пол. Моргейна впервые увидела, что и он может лишиться привычной самоуверенности.
   - Мать, король послал и за мной тоже. Можно, я пойду с вами вместе?
   Оказывается, и он способен признаться в собственной уязвимости. Что ж, такой Гвидион нравился ей чуть больше.
   - Артур не желает тебе вреда, сын мой. Если ты явишься к нему вместе с нами, худшее, что он может сделать, - это отослать тебя и сказать, что поговорит с тобой отдельно.
   - Ну что ж, тогда идем, сводный брат, - сказал Акколон, протягивая Гвидиону руку - так, чтоб тот мог увидеть вытатуированных змей у него на запястьях. - Первыми подобает идти королю и его госпоже, а мы с тобой пойдем следом...
   Моргейна встала рядом с Уриенсом. Ее порадовало, что Акколон признал ее сына братом и старается с ним подружиться. И все же ее отчего-то пробрала дрожь. Уриенс коснулся руки жены.
   - Моргейна, тебе холодно? Возьми плащ...
   В королевских покоях горел огонь в камине, и слышались звуки арфы. Артур сидел в деревянном кресле, поверх груды подушек. Гвенвифар вышивала какую-то узкую ленту, поблескивающую позолоченными нитями. Слуга церемонно объявил:
   - Король и королева Северного Уэльса, их сын Акколон и сэр Ланселет!
   Заслышав имя Ланселета, Гвенвифар оторвалась от вышивки, подняла голову - и рассмеялась.
   - Нет - хоть они и очень похожи. Это сэр Мордред, которого сегодня посвятили в рыцари - ведь верно?
   Гвидион поклонился королеве, но не произнес ни слова. Впрочем, Артур был не такой человек, чтоб в родственном кругу цепляться за всякие церемонии.
   - Присаживайтесь! Хотите вина?
   - Артур, я сегодня выпил столько вина, что по нему можно было бы пустить плавать целый корабль! - отозвался Уриенс. - Может, у молодых голова покрепче, а с меня хватит.
   Гвенвифар направилась к Моргейне, и Моргейна поняла, что, если она не заговорит прямо сию секунду, Артур начнет говорить о делах с мужчинами, а от нее будут ждать, что она усядется вместе с королевой где-нибудь в уголке и станет помалкивать или шепотом беседовать о всякой женской чепухе вышивках, помолвках, домашнем хозяйстве...
   Она взмахом руки подозвала слугу, державшего кубок.
   - Я, пожалуй, выпью, - сказала Моргейна и с болью припомнила, как в бытность свою жрицей на Авалоне гордилась тем, что пьет лишь воду из Священного источника. Сделав глоток, она заговорила: - Я глубоко уязвлена тем приемом, который ты оказал представителям саксов. Нет, Артур, - она заметила, что король намерен перебить ее, и вскинула руку, призывая его к молчанию. - Я говорю не как женщина, вмешивающаяся в государственные дела. Я - королева Северного Уэльса и герцогиня Корнуолла, и все, что касается этой земли, касается и меня.
   - Тогда ты должна радоваться миру, - сказал Артур. - Всю свою жизнь, с того самого момента, как я впервые взял в руки меч, я делал все, что мог, чтоб положить конец войнам с саксами. Сперва я считал, что этого можно добиться лишь одним-единственным способом - сбросить саксов обратно в море, откуда они явились. Но мир есть мир, и если он установился благодаря договору с саксами - что ж, значит, так тому и быть. Не обязательно зажаривать быка к пиру. Можно охолостить его и заставить тянуть плуг, и это ничуть не менее полезно.
   - Или, может, сохранить его в качестве племенного для своих коров? Артур, станешь ли ты просить подвластных тебе королей, чтобы они отдавали своих дочерей за саксов?
   - И такое возможно, - отозвался Артур. - Саксы тоже люди. Разве ты не слышала той песни, что пел Ланселет? Они не меньше нас желают мира. Слишком долго их земли опустошались огнем и мечом. Неужто ты хочешь, чтоб я сражался с ними до тех пор, пока последний сакс не умрет или не будет изгнан отсюда? А я-то думал, что женщины стремятся к миру.
   - Да, я стремлюсь к миру и приветствую его - даже мир с саксами, сказала Моргейна. - Но неужто ты потребуешь от них отказаться от своих богов и принять твоего, что ты заставил их клясться на кресте?
   Тут вмешалась Гвенвифар, внимательно прислушивавшаяся к их беседе.
   - Но ведь никаких других богов не существует, Моргейна. Саксы согласились отвергнуть демонов, которым раньше поклонялись и которых звали богами, только и всего. Теперь они почитают единственного истинного Бога и Иисуса Христа, посланного им на землю ради спасения рода человеческого.
   - Если ты и вправду веришь в это, моя госпожа и королева, - сказал Гвидион, - то для тебя это истинно: все боги суть единый Бог, и все богини суть одна Богиня. Но неужто ты действительно предполагаешь, что для всех людей существует лишь одна истина?
   - Предполагаю? Но это и есть истина, - возразила Гвенвифар, - и неизбежно настанет день, когда все люди во всем мире должны будут принять ее.
   - Когда ты так говоришь, я начинаю бояться за свой народ, - сказал король Уриенс. - Я дал клятву, что буду оберегать священные рощи, а когда я уйду, это будет делать мой сын.
   - Но как же так? Я думала, что ты - христианин...
   - Так оно и есть, - согласился Уриенс. - Но я не стану говорить дурно о других богах.
   - Но никаких других богов нет... - начала Гвенвифар. Моргейна открыла было рот, но тут вмешался Артур.
   - Довольно! Я позвал вас сюда не для того, чтоб спорить о теологии! Если вам так уж нравится это занятие, при дворе имеется предостаточно священников, которые и выслушают вас, и поспорят с вами. Идите и переубеждайте их, коли вам не терпится! Зачем ты пришла ко мне, Моргейна? Лишь ради того, чтоб сказать, что не доверяешь саксам, чем бы они ни клялись - хоть крестом, хоть чем иным?
   - Нет, - отозвалась Моргейна. Лишь теперь она заметила, что в покоях присутствует Кевин; он устроился в тени вместе со своей арфой. Прекрасно! Значит, мерлин Британии сможет засвидетельствовать ее протест в защиту Авалона! - Я призываю в свидетели мерлина: ты заставил саксов поклясться на кресте - и ради этого преобразил священный меч Авалона, Эскалибур, в крест! Лорд мерлин, разве это не святотатство?
   - Это был всего жест, - быстро произнес Артур, - и я его сделал, чтоб подействовать на воображение собравшихся, Моргейна. И точно такой же жест сделала Вивиана, когда велела мне во имя Авалона сражаться за мир - вот этим самым мечом.
   Тут послышался низкий, звучный голос мерлина.
   - Моргейна, милая, символ креста куда древнее Христа, и люди почитали его задолго до того, как у Назареянина появились последователи. И на Авалоне были священники, явившиеся туда с мудрым старцем Иосифом Аримафейским, - и друиды глубоко уважали его...
   - Но эти священники не пытались утверждать, что их бог - единственный! - гневно парировала Моргейна. - И я совершенно уверена, что, если бы епископ Патриций мог, он заставил бы их замолчать или проповедовать лишь его фанатичную веру!
   - Моргейна, мы сейчас говорим не о епископе Патриции и его фанатизме, - сказал Кевин. - Пускай непосвященные считают себе, что крест, на котором поклялись саксы, - это исключительно символ самопожертвования и смерти Христа. У нас тоже есть бог, принесший себя в жертву, и какая разница, что служит его символом: крест или ячменный сноп, что должен умереть в земле и вновь воскреснуть из мертвых?
   - Эти ваши боги, принесшие себя в жертву, лорд мерлин, были посланы лишь для того, чтобы приготовить человечество к приходу Христа... - сказала Гвенвифар.
   Артур нетерпеливо взмахнул рукой:
   - Вы все - умолкните! Саксы поклялись заключить мир, и поклялись тем символом, который был для них важен...
   Но Моргейна перебила его:
   - Ты получил этот священный меч на Авалоне и поклялся Авалону хранить и оберегать священные таинства! А теперь ты делаешь из меча таинств крест смерти, орудие казни! Когда Вивиана явилась к твоему двору, она явилась потребовать от тебя исполнения клятвы. Но ее убили! И вот теперь я пришла завершить ее труд и потребовать обратно священный меч Эскалибур, который ты осмелился извратить ради службы своему Христу!
   - Придет день, - сказала Гвенвифар, - когда все ложные боги исчезнут, и все их символы будут служить единственному истинному Богу и его сыну, Иисусу Христу.
   - Я не с тобой разговариваю, дура лицемерная! - яростно огрызнулась Моргейна. - А этот день придет лишь через мой труп! У христиан есть святые и мученики - неужто ты думаешь, что их нет у Авалона?
   Но стоило Моргейне произнести эти слова, как ее пробрала дрожь - и Моргейна осознала, что, сама того не понимая, говорила под воздействием Зрения. Глазам ее предстало тело рыцаря, облаченного в черное и накрытого знаменем с изображением креста... Моргейне отчаянно захотелось броситься в объятия Акколона - но она не могла сделать этого при всех.
   - Моргейна, вечно ты преувеличиваешь! - произнес Артур с неловким смешком. И этот смех так разозлил Моргейну, что она позабыла и о страхе, и о Зрении. Она выпрямилась, чувствуя, что впервые за многие годы ее облекает все могущество и власть жрицы Авалона.
   - Слушай меня, Артур, король Британии! Сила и могущество Авалона возвели тебя на этот трон - но сила и могущество Авалона могут и низринуть тебя! Задумайся о том, как ты осквернил священный меч! Никогда более не смей употреблять его в угоду богу христиан, ибо каждая вещь Силы носит в себе свое проклятие...
   - Довольно! - Артур вскочил с кресла. Гнев его был подобен грозовой туче. - Хоть ты мне и сестра, это еще не дает тебе права приказывать королю всей Британии!
   - Я и говорю не со своим братом, а с королем! - парировала Моргейна. Авалон возвел тебя на трон, Артур, Авалон дал тебе этот меч, который ты теперь употребляешь неподобающим образом, - и теперь я именем Авалона требую, чтобы ты вновь вернул его в число Священных реликвий! Если ты желаешь обращаться с Эскалибуром как с обычным мечом, лучше вели своим кузнецам сковать тебе другой!
   В покоях воцарилась ужасающая тишина, и Моргейне на миг почудилось, будто ее слова упали в огромную гулкую пустоту меж мирами, что вдали, на Авалоне, проснулись друиды, и даже Врана вскрикнула перед лицом такого предательства со стороны Артура. Но первым, что услышала Моргейна, был нервный смех.
   - Что за чепуху ты несешь, Моргейна! - подала голос Гвенвифар. - Ты же знаешь, что Артур не может этого сделать!