Страница:
— Ехать быстрее я не могу. Я ношу ребенка Верховного короля — и не смею подвергать его опасности.
И снова ей почудилось, будто рыцарь — то был Грифлет, муж ее придворной дамы Мелеас, — оборвал себя на полуслове, с лязгом сомкнув челюсти. И наконец проговорил, скрывая нетерпение:
— Тогда, госпожа, пожалуй, лучше будет сопроводить тебя в Тинтагель, или в любой другой укрепленный замок в здешних краях, или обратно в монастырь, чтобы сами мы поехали быстрее и добрались до Каэрлеона еще до рассвета. Если ты носишь ребенка, конечно же, скакать всю ночь ты не сможешь! Дозволишь ли ты одному из нас отвезти тебя и твою прислужницу назад в Тинтагель или, скажем, в монастырь?
«Сама бы я не прочь вновь оказаться под защитой стен, если округа кишит саксами… но нельзя мне быть трусихой, никак нельзя! Артуру должно узнать о сыне».
— А отчего бы одному из вас не поскакать в Каэрлеон, а остальные поедут, подлаживаясь под мой шаг, — упрямо возразила она. — Или, скажем, разве нельзя нанять гонца, чтобы тот доставил вести как можно скорее?
Судя по выражению его лица, Грифлет с трудом сдержался, чтобы не выругаться.
— В этой земле никакому наемному гонцу я бы доверять не стал, госпожа, а нас слишком мало даже для мирных мест — мы для вас не лучшая защита. Ну что ж, пусть так; наверняка до Артуровых людей вести уже дошли. — Грифлет отвернулся — зубы стиснуты, лицо побелело, — и видя, как он рассержен, Гвенвифар с трудом удержалась, чтобы не окликнуть его и не согласиться на все, что он предлагает. «Не трусь», — твердо повторила себе Гвенвифар. Теперь, когда ей предстоит родить королевского наследника, должно ей вести себя так, как подобает королеве, и храбро ехать вперед.
«Если я окажусь в Тинтагеле, а округу заполонят саксы, тогда сидеть мне там до тех пор, пока война не закончится и в земле опять не воцарится мир, а ведь это, возможно, произойдет не скоро… а если Артур даже не знает, что я беременна, он, чего доброго, оставит меня там на веки вечные. В самом деле, зачем бы ему везти бесплодную королеву в свой новый замок в Камелоте? Надо думать, он прислушается к советам старика-друида, этого своего деда, Талиесина, который ненавидит меня всем сердцем, и откажется от меня ради какой-нибудь женщины, способной рожать ему здорового мальца каждые десять лун или вроде того…
Но, как только Артур узнает, все будет хорошо…»
Гвенвифар казалось, что ледяной ветер, проносящийся над вересковыми нагорьями, пробирает ее до костей. Спустя какое-то время она взмолилась об остановке и попросила подать ей носилки… езда верхом совсем ее растрясла. Грифлет сердито нахмурился, и мгновение королеве казалось, что он, того и гляди, позабудет про учтивость и накричит на нее, но рыцарь лишь отдал необходимые распоряжения, и королева, благодаря судьбу, забилась в носилки, радуясь тому, что кони пошли еще медленнее и что задернутый полог закрывает от нее страшное небо.
С наступлением сумерек дождь ненадолго прекратился и проглянуло солнце: стояло оно совсем низко, роняя косые лучи на унылую пустошь.
— Здесь мы встанем лагерем, — объявил Грифлет. — Тут, на равнине, хотя бы видно далеко. А завтра мы доберемся до старой римской дороги — и сможем ехать быстрее. — А затем, понизив голос, сказал что-то прочим рыцарям, чего Гвенвифар не расслышала, однако так и сжалась от страха, зная: Грифлет злится на то, что они вынуждены плестись так медленно. Но ведь всем и каждому известно: быстрая езда верхом для беременной женщины чревата выкидышем; а с ней такое уже приключалось: они что, хотят, чтобы она и на сей раз потеряла Артурова сына?
Спалось королеве в шатре крайне плохо: земля казалась непомерно жесткой для ее хрупкого тела, плащ и одеяла отсырели насквозь, спина ныла: к верховой езде Гвенвифар была непривычна.
Однако спустя какое-то время она все-таки уснула, невзирая на ливень, просачивающийся сквозь ткань шатра. Разбудил ее цокот копыт и резкий, хриплый окрик Грифлета.
— Кто скачет? Стоять!
— Это ты, Грифлет? Я узнаю твой голос, — раздался голос из темноты. — Это Гавейн; я ищу ваш отряд. Королева с вами?
Гвенвифар, набросив плащ поверх ночной рубашки, вышла из шатра.
— Это ты, кузен? Что ты здесь делаешь?
— Я надеялся застать вас еще в монастыре, — отозвался Гавейн, спрыгивая с коня. В темноте за ним маячили еще фигуры: четверо или пятеро Артуровых рыцарей, хотя лиц Гвенвифар не различала. — Раз ты здесь, госпожа, я так понимаю, королева Игрейна покинула земную юдоль…
— Королева испустила дух позапрошлой ночью, — промолвила Гвенвифар. Гавейн вздохнул.
— Что ж, все в воле Божьей. Но земля охвачена войной, госпожа… раз ты здесь и уже проделала большую часть пути, думается мне, должно тебе ехать дальше, в Каэрлеон. Мне, если бы я застал тебя еще в монастыре, было приказано сопроводить тебя и тех сестер, что взыскуют надежного убежища, в замок Тинтагель и наказать тебе оставаться там до тех пор, пока в Британии не воцарится мир.
— А теперь выходит, что съездил ты зря, — не без раздражения отозвалась Гвенвифар, но Гавейн покачал головой.
— Раз поручение мое утратило смысл и, я так понимаю, святые сестры предпочтут укрыться за стенами монастыря, я поскачу с известием в Тинтагель: всем, кто принес присягу Артуру, должно немедленно прибыть к королю. У берегов собираются саксы: пришло более ста кораблей. На маяках зажгли сигнальные огни. Легион сейчас в Каэрлеоне; туда стягиваются войска. Как только вести достигли Лотиана, я сразу поскакал к Артуру, Артур же послал меня гонцом в Тинтагель. — Он перевел дух. — Последние десять дней я так и езжу посланником — куда там мерлину!
— А я ведь убеждал королеву остаться в Тинтагеле, — встрял Грифлет. — Да только назад ехать теперь уже поздно. А раз по дорогам идут воинства… Гавейн, может быть, ты сопроводишь королеву обратно в Тинтагель?
— Нет, — отчетливо произнесла Гвенвифар. — Мне должно вернуться к мужу — и немедленно. Раз меня призывает долг, путешествие меня не страшит. — Ведь в преддверии новой войны Артур тем более обрадуется ее доброй вести…
Гавейн досадливо покачал головой.
— Мешкать из-за женщины я не могу — вот разве что с Владычицей Озера смирился бы, она-то день напролет проскачет верхом, да еще любого всадника обставит! А из тебя, госпожа, наездница никудышная: нет-нет, я не хочу тебя задеть, никто и не ждет, чтобы ты разъезжала в седле под стать рыцарю, просто медлить я не вправе…
— А королева еще и беременна в придачу и ехать может разве что шагом, — столь же раздраженно бросил Грифлет. — Может, попросишь кого-нибудь из самых своих медлительных всадников проводить королеву, а я поскачу с тобой в Тинтагель?
— Никто и не сомневается, что тебе охота быть в центре событий, Грифлет, — улыбнулся Гавейн, — но тебе поручили именно эту миссию, и никто тебе не позавидует. Не угостишь ли меня вином и хлебом? Я поскачу, не останавливаясь, чтобы на рассвете оказаться в Тинтагеле. У меня послание к Марку, военному вождю Корнуолла; он обязан привести своих рыцарей. Возможно, грядет та самая, предсказанная Талиесином великая битва, в которой мы либо погибнем, либо изгоним саксов с нашей земли раз и навсегда! Но только всем и каждому должно сражаться на стороне Артура.
— Теперь даже часть союзных саксов встанет за Артура, — сообщил Грифлет. — Скачи, Гавейн, раз так надо, и да пребудет с тобою Господь. — Рыцари обнялись. — Мы еще встретимся, друг, когда будет на то воля Божья.
Гавейн поклонился королеве. Гвенвифар протянула ему руку.
— Минуту… в добром ли здравии родственница моя Моргауза?
— Как всегда, госпожа.
— А золовка моя Моргейна — благополучна ли она? Я так понимаю, она при дворе Моргаузы?
— Моргейна? — озадаченно переспросил Гавейн. — Нет, госпожа. Родственницу мою Моргейну я не видел вот уже много лет. И в Лотиане она не появлялась, иначе матушка моя не преминула бы мне о том сообщить, — отозвался он учтиво, невзирая на нетерпение. — А теперь мне пора.
— Да пребудет с тобою Господь, — отозвалась Гвенвифар. Цокот копыт затих в ночи, а королева все стояла и глядела вслед всадникам.
— Уже скоро рассветет, — промолвила она наконец, — стоит ли укладываться снова или, может, снимемся с лагеря и поскачем в Каэрлеон?
Грифлет просиял.
— Верно, под таким дождем не очень-то уснешь, — согласился он, — и ежели ты в силах продолжать путь, госпожа, так весьма рад я буду выехать как можно скорее. Один Господь знает, что ждет нас в дороге, прежде чем доберемся мы до Каэрлеона.
Но, когда над вересковыми нагорьями поднялось солнце, ощущение было такое, словно отряд едет через края, уже опустошенные войной. В это время года земледельцам полагалось бы трудиться в полях, но хотя путешественники миновали несколько отдельно стоящих на склонах дворов, здесь не паслись овцы, не лаяли собаки, дети не выбегали на дорогу полюбоваться на всадников, и даже на римской дороге им не встретилось ни души. Дрожа от холода, Гвенвифар поняла: слух о войне уже пронесся по округе, и те, кто не в силах носить оружие, заперлись по домам, спрятавшись от проходящих армий — своих ли или враждебных.
«Повредит ли моему ребенку езда столь быстрая?» Однако теперь приходилось выбирать из двух зол: поставить под угрозу жизнь ребенка и свою из-за этой вынужденной скачки или помешкать в пути и, возможно, угодить в руки саксов. Королева решила про себя: Грифлету впредь не придется жаловаться на то, что она ему обуза. Она ехала верхом, не желая больше прятаться в носилках, во избежание новых упреков, и ей мерещилось, будто повсюду вокруг нее разливается страх.
Бесконечно-долгий день уже клонился к закату, когда впереди показалась сторожевая башня, воздвигнутая Утером в Каэрлеоне. В вышине развевалось величественное алое знамя Пендрагона; проезжая под ним, Гвенвифар осенила себя крестом.
«Ныне, когда всем христианам должно встать против варваров, подобает ли этому символу древней веры друидов стягивать к себе воинства христианского короля?» Некогда королева уже говорила об этом с Артуром, и тот ответствовал, что принес клятву править своим народом как Великий Дракон, не оказывая предпочтения ни христианам, ни язычникам, и, рассмеявшись, вытянул руки, на которых вдоль всей длины красовались вытатуированные варварские змеи. Королеве эти змеи внушали глубочайшее отвращение — не след христианину носить подобные символы! — но Артур был упрям и непреклонен.
— Я ношу их в знак возведения в королевский сан, с тех пор, как заступил в этой земле на место Утера. И более мы к этому разговору возвращаться не станем, госпожа. — И впредь никакие ее доводы не могли заставить Артура обсудить это с нею или хотя бы прислушаться к мнению священника.
— Власть священников — это одно, а королевская власть — совсем другое, моя Гвенвифар. Хотелось бы мне разделять с тобою все, что есть, однако же делить со мною еще и это ты не склонна, так что говорить с тобою о подобных предметах я не могу. Что до священников, это их нисколько не касается. Так что, повторю тебе, оставь. — Говорил Артур твердо, но ничуть не рассерженно, и тем не менее королева склонила голову и покорно умолкла. Однако же теперь, проезжая под знаменем Пендрагона, она задрожала всем телом. «Если нашему сыну суждено править христианской землей, подобает ли, чтобы над замком его отца развевалось знамя друидов?»
Отряд медленно ехал по равнине перед Каэрлеоном, где встали лагерем бесчисленные воинства. Рыцари, хорошо знавшие Гвенвифар, выходили ей навстречу и радостно приветствовали королеву; она улыбалась, махала рукой. Всадники миновали знамя Лота и лагерь людей Лотиана, северян, вооруженных пиками и боевыми топорами, закутанных в плащи из ярко крашенных тканей; над их стоянкой развевалось знамя Морриган, Великой госпожи Ворон, богини войны. Из одного из шатров вышел брат Гавейна, Гахерис, поклонился королеве и зашагал в замок вместе с ними, держась у стремени Грифлета.
— Грифлет, отыскал ли тебя мой брат? У него было послание к королеве…
— Мы повстречались с ним уже на исходе первого дня пути, так что проще было ехать дальше, — отвечала Гвенвифар.
— Я провожу вас до замка: все Артуровы соратники приглашены отужинать с королем, — сообщил Гахерис. — Гавейн страшно злился, что его выслали с поручениями, однако же гонца быстрее в целом свете не сыщешь. Твоя супруга здесь, Грифлет, но собирается перебираться в новый замок вместе с ребенком: Артур сказал, что всем женщинам должно уехать, там их защищать проще, а у него каждый человек на счету.
В Камелот! У Гвенвифар упало сердце: она-то мчалась от самого Тинтагеля, чтобы сообщить Артуру добрую весть о ребенке, а теперь он отошлет ее в Камелот, словно тюк какой-нибудь?
— Этого знамени я не знаю, — обронил Грифлет, глядя на золотого орла на шесте, — казалось, он того и гляди оживет. Знамя выглядело очень древним.
— Это — стяг Северного Уэльса, — пояснил Гахерис. — Уриенс тоже здесь, вместе с сыном Аваллохом. Уриенс утверждает, будто отец его отбил это знамя у римлян более ста лет назад. И очень может быть, что это — чистая правда! Люди холмов — славные бойцы, хотя в лицо им я этого не скажу.
— А это чье знамя? — полюбопытствовал Грифлет, но на сей раз, хотя Гахерис уже открыл рот, ответила ему Гвенвифар.
— Это — знамя моего отца Леодегранса, золотой крест на синем поле. — Она сама, еще совсем юной девушкой, живя в Летней стране, помогала прислужницам своей матери вышивать это знамя для короля. Говорили, будто ее отец выбрал для себя такой герб, услышав предание о том, как один из римских императоров накануне битвы узрел в небесах крест. «Вот под каким символом должно нам ныне драться, а не под змеями Авалона!» Королева поежилась, и Гахерис встревоженно оглядел свою спутницу.
— Ты замерзла, госпожа? Надо бы ехать прямо в замок, Грифлет; Артур, верно, уже заждался свою супругу.
— Ты, должно быть, очень устала, моя королева, — сочувственно промолвил Грифлет. — Скоро твои прислужницы позаботятся о тебе.
Отряд уже подъезжал к дверям замка; многие знакомые ей Артуровы соратники приветственно махали ей и по-дружески, запросто ее окликали. «На следующий год в это же самое время они выйдут приветствовать своего принца», — думала про себя Гвенвифар.
Дюжий, здоровенный увалень в кожаном доспехе и стальном шлеме, якобы споткнувшись, пошатнулся — и словно ненароком оказался на пути ее коня и поклонился королеве. Однако Гвенвифар видела: все произошло нарочно, незнакомец намеренно сделал так, чтобы столкнуться с королевой лицом к лицу.
— Госпожа сестра моя, — промолвил он, — ты разве не узнаешь меня?
Гвенвифар нахмурилась, внимательно вгляделась в лицо незнакомца — а в следующий миг поняла, кто перед нею.
— А, это ты…
— Мелеагрант, — представился увалень. — Я приехал сражаться под знаменами нашего отца и в войске твоего супруга, сестрица.
Грифлет приветливо улыбнулся.
— Я и не знал, что у отца твоего есть сын, моя королева. Но в войске Артура рады всем новоприбывшим…
— Может, ты замолвила бы за меня словечко перед королем, сестрица, — промолвил Мелеагрант. При взгляде на него Гвенвифар испытала легкое отвращение. Экая громадина, просто-таки великан; и, подобно многим рослым здоровякам, выглядит уродом, как если бы одна половина его тела отчего-то оказалась крупнее другой. Один глаз, во всяком случае, и впрямь был больше второго, да еще и косил в придачу. Однако, думала про себя Гвенвифар, пытаясь быть справедливой, не его вина, что бедняга уродился таким безобразным, а в упрек ему поставить вроде бы нечего. Однако что за наглость — назвать ее сестрой перед всеми рыцарями! А теперь вот он еще, не дожидаясь дозволения, схватил ее руку — и поцеловать норовит. Гвенвифар сжала кулачок и резко высвободила кисть.
— Вне всякого сомнения, когда ты того заслужишь, Мелеагрант, мой отец поговорит о тебе с Артуром, и король произведет тебя в рыцари, — проговорила королева, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. — Я — лишь женщина и обещать тебе ничего не могу. Мой отец здесь?
— Он в замке, у Артура, — угрюмо буркнул Мелеагрант. — А меня бросил тут, словно пса, при лошадях!
— Не вижу, Мелеагрант, с какой стати тебе претендовать на большее, — твердо проговорила Гвенвифар. — Отец взял тебя в свиту, раз уж твоя мать некогда была его любовницей…
— Да все окрестные жители знают не хуже моей матери, что я — сын короля, и притом единственный! — хрипло выкрикнул Мелеагрант. — Сестрица, заступись за меня перед отцом!
Здоровяк вновь попытался схватить ее за руку, и Гвенвифар поспешно отстранилась.
— Пропусти меня, Мелеагрант! Мой отец уверяет, что ты ему не сын; как могу я утверждать иное? Матери твоей я не знала; это вам с отцом промеж себя решать!
— Но послушай же, — не отступался Мелеагрант, дергая ее за руку. Но тут между ним и Гвенвифар вклинился подоспевший Грифлет.
— Эй, эй, парень, не смей так разговаривать с королевой, а не то Артур прикажет отрубить тебе голову и подать за обедом на блюде! Будь уверен, лорд наш и король поступит с тобою по справедливости и, ежели ты отличишься в битве, несомненно, рад будет причислить тебя к своим соратникам. Но досаждать королеве и думать не моги!
Мелеагрант, развернувшись, навис над Грифлетом: рядом с ним высокий и мускулистый молодой рыцарь казался сущим ребенком.
— Ты еще будешь учить меня, как мне разговаривать с собственной сестрой, жалкий хлыщ? — прорычал великан. Грифлет взялся за рукоять меча.
— Мне поручено сопровождать и оберегать королеву, парень, и Артурово поручение я исполню. Прочь с дороги, или я тебя силой заставлю!
— Ты — а еще кто? — издевался Мелеагрант с гнусной ухмылкой.
— Я, например, — отозвался Гахерис, вставая рядом с Грифлетом. Подобно Гавейну, он отличался могучим, крепким сложением, превосходя стройного Грифлета по меньшей мере вдвое.
— И я, — раздался из темноты голос Ланселета. Рыцарь стремительно подошел к коню королевы, и Гвенвифар едва не разрыдалась от облегчения. Никогда прежде не казался он ей столь прекрасным; и, несмотря на все его хрупкое изящество, при его появлении Мелеагрант отпрянул назад. — Этот человек докучает тебе, госпожа Гвенвифар?
Королева судорожно сглотнула и кивнула, с ужасом осознав, что не в силах выговорить ни слова.
— А ты еще кто такой, парень? — грозно насупился Мелеагрант.
— Остерегись, — промолвил Гахерис, — или ты не знаешь лорда Ланселета?
— Я — Артуров конюший, — протянул Ланселет лениво, словно забавляясь, — и паладин королевы. Тебе есть что сказать мне?
— У меня дело к сестре, — буркнул Мелеагрант.
— Я ему не сестра! — резко и пронзительно взвизгнула Гвенвифар. — Этот человек называет себя сыном моего отца, потому что его мать одно время была у короля в полюбовницах! Но никакой он не королевский сын, а низкорожденный мужлан, коему место на скотном дворе, хотя отец мой по доброте душевной и взял его в дом!
— А не пошел бы ты прочь, — промолвил Ланселет, с презрением оглядывая Мелеагранта. Видно было: Мелеагрант отлично знает, кто такой Ланселет, и отнюдь не стремится вступать с ним в спор.
Здоровяк попятился назад, угрюмо буркнув:
— Однажды ты об этом горько пожалеешь, Гвенвифар, — однако ж, кипя от ярости, посторонился, пропуская всадников вперед.
Ланселет, как всегда, одет был с безупречным вкусом — в алую тунику и плащ; волосы аккуратно подстрижены и расчесаны, лицо чисто выбрито. Руки его казались белыми и гладкими, под стать изящным ручкам самой Гвенвифар, и однако же королева знала, как крепки и сильны эти железные пальцы. И красив он так, что просто дух захватывает. И, как всегда, подоспел вовремя, чтобы спасти ее от неприятного столкновения с Мелеагрантом. Гвенвифар улыбнулась — просто-таки сдержаться не могла; ощущение было такое, будто у нее сердце в груди переворачивается.
«Нет, не должно мне теперь смотреть на него такими глазами, мне предстоит стать матерью Артурова сына…»
— Не стоит тебе проходить через парадный зал, госпожа, в грязных, промокших дорожных одеждах, — промолвил Ланселет. — Неужто дождь так и лил всю дорогу? Позволь, я отведу вас со служанкой к боковой двери; ты поднимешься прямо к себе в покои, отдохнешь, переоденешься и встретишь лорда моего Артура в зале, облекшись в свежее платье, согревшись и обсохнув… да ты вся дрожишь? Тебе холодно под ветром, Гвенвифар?
Ланселет давно уже пользовался правом называть ее по имени, не прибавляя официального «моя королева» или «госпожа», но никогда еще имя это не звучало в его устах так сладостно.
— Ты неизменно заботлив, — отозвалась Гвенвифар, позволяя ему вести своего коня в поводу.
— Грифлет, а ты ступай скажи королю, что супруга его в безопасности и поднялась к себе в покои. И ты, Гахерис, тоже: вижу, тебе не терпится вернуться к соратникам. Я сам провожу мою королеву.
У двери Ланселет помог ей спешиться; казалось, все её существо отзывается на прикосновения его рук. Гвенвифар потупилась, не смея поднять взгляда.
— В парадном зале толпятся Артуровы соратники, — сообщил Ланселет. — Везде — — сплошная неразбериха; не далее как три дня назад Круглый Стол отправили в Камелот на трех телегах, под надзором Кэя; ему предстояло установить Стол в новом зале. А теперь в спешке выслали гонца призвать Кэя назад, а вместе с ним — всех мужей Летней страны, способных носить оружие…
Гвенвифар испуганно вскинула глаза.
— Гавейн рассказал нам о высадке саксов… значит, в самом деле началась та самая война, которой страшился Артур?
— Гвен, мы вот уже много лет живем с мыслью о том, что рано или поздно такое случится, — тихо проговорил Ланселет. — Ради этого Артур создавал свой легион, а я готовил конницу. А когда война закончится, мы, пожалуй, обретем долгожданный мир — то, чего я ждал всю жизнь, и Утер тоже.
Внезапно королева обвила его руками за шею.
— Тебя могут убить, — прошептала она. Впервые осмелилась она на такое. Она прижалась к Ланселету, уткнулась лицом ему в плечо; Ланселет сомкнул объятия. Даже сквозь страх она ощущала неизъяснимое блаженство этой близости.
— Мы все знали, что очень скоро час пробьет, дорогая моя, — срывающимся голосом проговорил Ланселет. — По счастью, у нас было несколько лет, чтобы подготовиться толком, и поведет нас Артур — ведь даже ты наверняка не знаешь, что он за великий вождь и как он всем нам дорог? Он молод, но он — величайший из Верховных королей со времен римлян; пока Артур стоит во главе войска, мы всенепременно выдворим саксов с наших земель, а что до остального, Гвенвифар, — все в воле Божьей. — Он ласково потрепал ее по плечу, приговаривая:
— Бедная девочка, ты так устала, позволь, я отведу тебя к твоим дамам. — Однако королева чувствовала, как дрожат его руки, и вдруг преисполнилась жгучего стыда: подумать только, она бросилась ему на шею, точно блудница из тех, что таскаются за обозами!
В покоях королевы царила суматоха. Мелеас укладывала одежду в коробки, Элейна распоряжалась служанками. Завидев вошедшую королеву, Элейна кинулась к ней и крепко обняла, восклицая:
— Ох, родственница, а мы-то просто извелись от тревоги, гадая, как ты там, в дороге… Мы так надеялись, что известия застанут тебя еще в монастыре и ты укроешься в безопасном Тинтагеле…
— Нет, — покачала головой Гвенхивар. — Игрейна умерла. Мы уже целый день ехали, когда нас встретил Гавейн; кроме того, мое место — рядом с мужем.
— А Грифлет вернулся вместе с тобой, госпожа? — спросила Мелеас.
— Он довез меня до самого Каэрлеона, — кивнула Гвенвифар. — Думаю, вы увидитесь за трапезой… Гахерис говорил, что все Артуровы соратники приглашены отужинать с королем…
— Тоже мне, трапеза, — фыркнула Мелеас. — Жевать второпях солдатские пайки — вот как это называется; замок превратился в военный лагерь, а ведь, пока все не наладится, лучшего и не жди. Правда, мы с Элейной из сил выбиваемся, поддерживая хоть какое-то подобие порядка. — Эта обычно улыбчивая, молоденькая толстушка теперь выглядела встревоженной и усталой. — Я сложила в коробки все твои платья и все, что понадобится тебе на лето; так что ты сможешь выехать в Камелот уже на рассвете. Король говорил, мы отправимся все вместе, и замок, трудами Кэя, вполне готов принять нас. Но вот уж не думали мы, что переселяться будем в такой спешке, едва ли не прорываясь сквозь осаду.
«Нет уж, — подумала Гвенвифар. — Я уже сколько дней провела в седле; никуда я больше не поеду! Мое место здесь, и сын мой имеет право родиться в замке своего отца. Не позволю больше отправлять меня туда и сюда, точно вещь какую-нибудь или суму переметную!»
— Успокойся, Мелеас, может статься, торопиться и ни к чему. Пошли кого-нибудь за водой для умывания и подай мне платье — любое, лишь бы не промокшее насквозь и не забрызганное дорожной грязью! А кто все эти женщины?
«Эти женщины», как выяснилось, были женами соратников и подвластных Артуру королей; им тоже предстояло отправиться в Камелот: проще было ехать всем вместе, под охраной; а в Камелоте все они окажутся в безопасности.
— Камелот же совсем близко от твоего дома, — напомнила Элейна, словно одно это должно было переубедить Гвенвифар раз и навсегда. — Ты сможешь навещать супругу твоего отца и твоих маленьких сестер и братьев. Или, пока Леодегранс на войне, твоя мачеха согласится пожить с нами в Камелоте.
И снова ей почудилось, будто рыцарь — то был Грифлет, муж ее придворной дамы Мелеас, — оборвал себя на полуслове, с лязгом сомкнув челюсти. И наконец проговорил, скрывая нетерпение:
— Тогда, госпожа, пожалуй, лучше будет сопроводить тебя в Тинтагель, или в любой другой укрепленный замок в здешних краях, или обратно в монастырь, чтобы сами мы поехали быстрее и добрались до Каэрлеона еще до рассвета. Если ты носишь ребенка, конечно же, скакать всю ночь ты не сможешь! Дозволишь ли ты одному из нас отвезти тебя и твою прислужницу назад в Тинтагель или, скажем, в монастырь?
«Сама бы я не прочь вновь оказаться под защитой стен, если округа кишит саксами… но нельзя мне быть трусихой, никак нельзя! Артуру должно узнать о сыне».
— А отчего бы одному из вас не поскакать в Каэрлеон, а остальные поедут, подлаживаясь под мой шаг, — упрямо возразила она. — Или, скажем, разве нельзя нанять гонца, чтобы тот доставил вести как можно скорее?
Судя по выражению его лица, Грифлет с трудом сдержался, чтобы не выругаться.
— В этой земле никакому наемному гонцу я бы доверять не стал, госпожа, а нас слишком мало даже для мирных мест — мы для вас не лучшая защита. Ну что ж, пусть так; наверняка до Артуровых людей вести уже дошли. — Грифлет отвернулся — зубы стиснуты, лицо побелело, — и видя, как он рассержен, Гвенвифар с трудом удержалась, чтобы не окликнуть его и не согласиться на все, что он предлагает. «Не трусь», — твердо повторила себе Гвенвифар. Теперь, когда ей предстоит родить королевского наследника, должно ей вести себя так, как подобает королеве, и храбро ехать вперед.
«Если я окажусь в Тинтагеле, а округу заполонят саксы, тогда сидеть мне там до тех пор, пока война не закончится и в земле опять не воцарится мир, а ведь это, возможно, произойдет не скоро… а если Артур даже не знает, что я беременна, он, чего доброго, оставит меня там на веки вечные. В самом деле, зачем бы ему везти бесплодную королеву в свой новый замок в Камелоте? Надо думать, он прислушается к советам старика-друида, этого своего деда, Талиесина, который ненавидит меня всем сердцем, и откажется от меня ради какой-нибудь женщины, способной рожать ему здорового мальца каждые десять лун или вроде того…
Но, как только Артур узнает, все будет хорошо…»
Гвенвифар казалось, что ледяной ветер, проносящийся над вересковыми нагорьями, пробирает ее до костей. Спустя какое-то время она взмолилась об остановке и попросила подать ей носилки… езда верхом совсем ее растрясла. Грифлет сердито нахмурился, и мгновение королеве казалось, что он, того и гляди, позабудет про учтивость и накричит на нее, но рыцарь лишь отдал необходимые распоряжения, и королева, благодаря судьбу, забилась в носилки, радуясь тому, что кони пошли еще медленнее и что задернутый полог закрывает от нее страшное небо.
С наступлением сумерек дождь ненадолго прекратился и проглянуло солнце: стояло оно совсем низко, роняя косые лучи на унылую пустошь.
— Здесь мы встанем лагерем, — объявил Грифлет. — Тут, на равнине, хотя бы видно далеко. А завтра мы доберемся до старой римской дороги — и сможем ехать быстрее. — А затем, понизив голос, сказал что-то прочим рыцарям, чего Гвенвифар не расслышала, однако так и сжалась от страха, зная: Грифлет злится на то, что они вынуждены плестись так медленно. Но ведь всем и каждому известно: быстрая езда верхом для беременной женщины чревата выкидышем; а с ней такое уже приключалось: они что, хотят, чтобы она и на сей раз потеряла Артурова сына?
Спалось королеве в шатре крайне плохо: земля казалась непомерно жесткой для ее хрупкого тела, плащ и одеяла отсырели насквозь, спина ныла: к верховой езде Гвенвифар была непривычна.
Однако спустя какое-то время она все-таки уснула, невзирая на ливень, просачивающийся сквозь ткань шатра. Разбудил ее цокот копыт и резкий, хриплый окрик Грифлета.
— Кто скачет? Стоять!
— Это ты, Грифлет? Я узнаю твой голос, — раздался голос из темноты. — Это Гавейн; я ищу ваш отряд. Королева с вами?
Гвенвифар, набросив плащ поверх ночной рубашки, вышла из шатра.
— Это ты, кузен? Что ты здесь делаешь?
— Я надеялся застать вас еще в монастыре, — отозвался Гавейн, спрыгивая с коня. В темноте за ним маячили еще фигуры: четверо или пятеро Артуровых рыцарей, хотя лиц Гвенвифар не различала. — Раз ты здесь, госпожа, я так понимаю, королева Игрейна покинула земную юдоль…
— Королева испустила дух позапрошлой ночью, — промолвила Гвенвифар. Гавейн вздохнул.
— Что ж, все в воле Божьей. Но земля охвачена войной, госпожа… раз ты здесь и уже проделала большую часть пути, думается мне, должно тебе ехать дальше, в Каэрлеон. Мне, если бы я застал тебя еще в монастыре, было приказано сопроводить тебя и тех сестер, что взыскуют надежного убежища, в замок Тинтагель и наказать тебе оставаться там до тех пор, пока в Британии не воцарится мир.
— А теперь выходит, что съездил ты зря, — не без раздражения отозвалась Гвенвифар, но Гавейн покачал головой.
— Раз поручение мое утратило смысл и, я так понимаю, святые сестры предпочтут укрыться за стенами монастыря, я поскачу с известием в Тинтагель: всем, кто принес присягу Артуру, должно немедленно прибыть к королю. У берегов собираются саксы: пришло более ста кораблей. На маяках зажгли сигнальные огни. Легион сейчас в Каэрлеоне; туда стягиваются войска. Как только вести достигли Лотиана, я сразу поскакал к Артуру, Артур же послал меня гонцом в Тинтагель. — Он перевел дух. — Последние десять дней я так и езжу посланником — куда там мерлину!
— А я ведь убеждал королеву остаться в Тинтагеле, — встрял Грифлет. — Да только назад ехать теперь уже поздно. А раз по дорогам идут воинства… Гавейн, может быть, ты сопроводишь королеву обратно в Тинтагель?
— Нет, — отчетливо произнесла Гвенвифар. — Мне должно вернуться к мужу — и немедленно. Раз меня призывает долг, путешествие меня не страшит. — Ведь в преддверии новой войны Артур тем более обрадуется ее доброй вести…
Гавейн досадливо покачал головой.
— Мешкать из-за женщины я не могу — вот разве что с Владычицей Озера смирился бы, она-то день напролет проскачет верхом, да еще любого всадника обставит! А из тебя, госпожа, наездница никудышная: нет-нет, я не хочу тебя задеть, никто и не ждет, чтобы ты разъезжала в седле под стать рыцарю, просто медлить я не вправе…
— А королева еще и беременна в придачу и ехать может разве что шагом, — столь же раздраженно бросил Грифлет. — Может, попросишь кого-нибудь из самых своих медлительных всадников проводить королеву, а я поскачу с тобой в Тинтагель?
— Никто и не сомневается, что тебе охота быть в центре событий, Грифлет, — улыбнулся Гавейн, — но тебе поручили именно эту миссию, и никто тебе не позавидует. Не угостишь ли меня вином и хлебом? Я поскачу, не останавливаясь, чтобы на рассвете оказаться в Тинтагеле. У меня послание к Марку, военному вождю Корнуолла; он обязан привести своих рыцарей. Возможно, грядет та самая, предсказанная Талиесином великая битва, в которой мы либо погибнем, либо изгоним саксов с нашей земли раз и навсегда! Но только всем и каждому должно сражаться на стороне Артура.
— Теперь даже часть союзных саксов встанет за Артура, — сообщил Грифлет. — Скачи, Гавейн, раз так надо, и да пребудет с тобою Господь. — Рыцари обнялись. — Мы еще встретимся, друг, когда будет на то воля Божья.
Гавейн поклонился королеве. Гвенвифар протянула ему руку.
— Минуту… в добром ли здравии родственница моя Моргауза?
— Как всегда, госпожа.
— А золовка моя Моргейна — благополучна ли она? Я так понимаю, она при дворе Моргаузы?
— Моргейна? — озадаченно переспросил Гавейн. — Нет, госпожа. Родственницу мою Моргейну я не видел вот уже много лет. И в Лотиане она не появлялась, иначе матушка моя не преминула бы мне о том сообщить, — отозвался он учтиво, невзирая на нетерпение. — А теперь мне пора.
— Да пребудет с тобою Господь, — отозвалась Гвенвифар. Цокот копыт затих в ночи, а королева все стояла и глядела вслед всадникам.
— Уже скоро рассветет, — промолвила она наконец, — стоит ли укладываться снова или, может, снимемся с лагеря и поскачем в Каэрлеон?
Грифлет просиял.
— Верно, под таким дождем не очень-то уснешь, — согласился он, — и ежели ты в силах продолжать путь, госпожа, так весьма рад я буду выехать как можно скорее. Один Господь знает, что ждет нас в дороге, прежде чем доберемся мы до Каэрлеона.
Но, когда над вересковыми нагорьями поднялось солнце, ощущение было такое, словно отряд едет через края, уже опустошенные войной. В это время года земледельцам полагалось бы трудиться в полях, но хотя путешественники миновали несколько отдельно стоящих на склонах дворов, здесь не паслись овцы, не лаяли собаки, дети не выбегали на дорогу полюбоваться на всадников, и даже на римской дороге им не встретилось ни души. Дрожа от холода, Гвенвифар поняла: слух о войне уже пронесся по округе, и те, кто не в силах носить оружие, заперлись по домам, спрятавшись от проходящих армий — своих ли или враждебных.
«Повредит ли моему ребенку езда столь быстрая?» Однако теперь приходилось выбирать из двух зол: поставить под угрозу жизнь ребенка и свою из-за этой вынужденной скачки или помешкать в пути и, возможно, угодить в руки саксов. Королева решила про себя: Грифлету впредь не придется жаловаться на то, что она ему обуза. Она ехала верхом, не желая больше прятаться в носилках, во избежание новых упреков, и ей мерещилось, будто повсюду вокруг нее разливается страх.
Бесконечно-долгий день уже клонился к закату, когда впереди показалась сторожевая башня, воздвигнутая Утером в Каэрлеоне. В вышине развевалось величественное алое знамя Пендрагона; проезжая под ним, Гвенвифар осенила себя крестом.
«Ныне, когда всем христианам должно встать против варваров, подобает ли этому символу древней веры друидов стягивать к себе воинства христианского короля?» Некогда королева уже говорила об этом с Артуром, и тот ответствовал, что принес клятву править своим народом как Великий Дракон, не оказывая предпочтения ни христианам, ни язычникам, и, рассмеявшись, вытянул руки, на которых вдоль всей длины красовались вытатуированные варварские змеи. Королеве эти змеи внушали глубочайшее отвращение — не след христианину носить подобные символы! — но Артур был упрям и непреклонен.
— Я ношу их в знак возведения в королевский сан, с тех пор, как заступил в этой земле на место Утера. И более мы к этому разговору возвращаться не станем, госпожа. — И впредь никакие ее доводы не могли заставить Артура обсудить это с нею или хотя бы прислушаться к мнению священника.
— Власть священников — это одно, а королевская власть — совсем другое, моя Гвенвифар. Хотелось бы мне разделять с тобою все, что есть, однако же делить со мною еще и это ты не склонна, так что говорить с тобою о подобных предметах я не могу. Что до священников, это их нисколько не касается. Так что, повторю тебе, оставь. — Говорил Артур твердо, но ничуть не рассерженно, и тем не менее королева склонила голову и покорно умолкла. Однако же теперь, проезжая под знаменем Пендрагона, она задрожала всем телом. «Если нашему сыну суждено править христианской землей, подобает ли, чтобы над замком его отца развевалось знамя друидов?»
Отряд медленно ехал по равнине перед Каэрлеоном, где встали лагерем бесчисленные воинства. Рыцари, хорошо знавшие Гвенвифар, выходили ей навстречу и радостно приветствовали королеву; она улыбалась, махала рукой. Всадники миновали знамя Лота и лагерь людей Лотиана, северян, вооруженных пиками и боевыми топорами, закутанных в плащи из ярко крашенных тканей; над их стоянкой развевалось знамя Морриган, Великой госпожи Ворон, богини войны. Из одного из шатров вышел брат Гавейна, Гахерис, поклонился королеве и зашагал в замок вместе с ними, держась у стремени Грифлета.
— Грифлет, отыскал ли тебя мой брат? У него было послание к королеве…
— Мы повстречались с ним уже на исходе первого дня пути, так что проще было ехать дальше, — отвечала Гвенвифар.
— Я провожу вас до замка: все Артуровы соратники приглашены отужинать с королем, — сообщил Гахерис. — Гавейн страшно злился, что его выслали с поручениями, однако же гонца быстрее в целом свете не сыщешь. Твоя супруга здесь, Грифлет, но собирается перебираться в новый замок вместе с ребенком: Артур сказал, что всем женщинам должно уехать, там их защищать проще, а у него каждый человек на счету.
В Камелот! У Гвенвифар упало сердце: она-то мчалась от самого Тинтагеля, чтобы сообщить Артуру добрую весть о ребенке, а теперь он отошлет ее в Камелот, словно тюк какой-нибудь?
— Этого знамени я не знаю, — обронил Грифлет, глядя на золотого орла на шесте, — казалось, он того и гляди оживет. Знамя выглядело очень древним.
— Это — стяг Северного Уэльса, — пояснил Гахерис. — Уриенс тоже здесь, вместе с сыном Аваллохом. Уриенс утверждает, будто отец его отбил это знамя у римлян более ста лет назад. И очень может быть, что это — чистая правда! Люди холмов — славные бойцы, хотя в лицо им я этого не скажу.
— А это чье знамя? — полюбопытствовал Грифлет, но на сей раз, хотя Гахерис уже открыл рот, ответила ему Гвенвифар.
— Это — знамя моего отца Леодегранса, золотой крест на синем поле. — Она сама, еще совсем юной девушкой, живя в Летней стране, помогала прислужницам своей матери вышивать это знамя для короля. Говорили, будто ее отец выбрал для себя такой герб, услышав предание о том, как один из римских императоров накануне битвы узрел в небесах крест. «Вот под каким символом должно нам ныне драться, а не под змеями Авалона!» Королева поежилась, и Гахерис встревоженно оглядел свою спутницу.
— Ты замерзла, госпожа? Надо бы ехать прямо в замок, Грифлет; Артур, верно, уже заждался свою супругу.
— Ты, должно быть, очень устала, моя королева, — сочувственно промолвил Грифлет. — Скоро твои прислужницы позаботятся о тебе.
Отряд уже подъезжал к дверям замка; многие знакомые ей Артуровы соратники приветственно махали ей и по-дружески, запросто ее окликали. «На следующий год в это же самое время они выйдут приветствовать своего принца», — думала про себя Гвенвифар.
Дюжий, здоровенный увалень в кожаном доспехе и стальном шлеме, якобы споткнувшись, пошатнулся — и словно ненароком оказался на пути ее коня и поклонился королеве. Однако Гвенвифар видела: все произошло нарочно, незнакомец намеренно сделал так, чтобы столкнуться с королевой лицом к лицу.
— Госпожа сестра моя, — промолвил он, — ты разве не узнаешь меня?
Гвенвифар нахмурилась, внимательно вгляделась в лицо незнакомца — а в следующий миг поняла, кто перед нею.
— А, это ты…
— Мелеагрант, — представился увалень. — Я приехал сражаться под знаменами нашего отца и в войске твоего супруга, сестрица.
Грифлет приветливо улыбнулся.
— Я и не знал, что у отца твоего есть сын, моя королева. Но в войске Артура рады всем новоприбывшим…
— Может, ты замолвила бы за меня словечко перед королем, сестрица, — промолвил Мелеагрант. При взгляде на него Гвенвифар испытала легкое отвращение. Экая громадина, просто-таки великан; и, подобно многим рослым здоровякам, выглядит уродом, как если бы одна половина его тела отчего-то оказалась крупнее другой. Один глаз, во всяком случае, и впрямь был больше второго, да еще и косил в придачу. Однако, думала про себя Гвенвифар, пытаясь быть справедливой, не его вина, что бедняга уродился таким безобразным, а в упрек ему поставить вроде бы нечего. Однако что за наглость — назвать ее сестрой перед всеми рыцарями! А теперь вот он еще, не дожидаясь дозволения, схватил ее руку — и поцеловать норовит. Гвенвифар сжала кулачок и резко высвободила кисть.
— Вне всякого сомнения, когда ты того заслужишь, Мелеагрант, мой отец поговорит о тебе с Артуром, и король произведет тебя в рыцари, — проговорила королева, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. — Я — лишь женщина и обещать тебе ничего не могу. Мой отец здесь?
— Он в замке, у Артура, — угрюмо буркнул Мелеагрант. — А меня бросил тут, словно пса, при лошадях!
— Не вижу, Мелеагрант, с какой стати тебе претендовать на большее, — твердо проговорила Гвенвифар. — Отец взял тебя в свиту, раз уж твоя мать некогда была его любовницей…
— Да все окрестные жители знают не хуже моей матери, что я — сын короля, и притом единственный! — хрипло выкрикнул Мелеагрант. — Сестрица, заступись за меня перед отцом!
Здоровяк вновь попытался схватить ее за руку, и Гвенвифар поспешно отстранилась.
— Пропусти меня, Мелеагрант! Мой отец уверяет, что ты ему не сын; как могу я утверждать иное? Матери твоей я не знала; это вам с отцом промеж себя решать!
— Но послушай же, — не отступался Мелеагрант, дергая ее за руку. Но тут между ним и Гвенвифар вклинился подоспевший Грифлет.
— Эй, эй, парень, не смей так разговаривать с королевой, а не то Артур прикажет отрубить тебе голову и подать за обедом на блюде! Будь уверен, лорд наш и король поступит с тобою по справедливости и, ежели ты отличишься в битве, несомненно, рад будет причислить тебя к своим соратникам. Но досаждать королеве и думать не моги!
Мелеагрант, развернувшись, навис над Грифлетом: рядом с ним высокий и мускулистый молодой рыцарь казался сущим ребенком.
— Ты еще будешь учить меня, как мне разговаривать с собственной сестрой, жалкий хлыщ? — прорычал великан. Грифлет взялся за рукоять меча.
— Мне поручено сопровождать и оберегать королеву, парень, и Артурово поручение я исполню. Прочь с дороги, или я тебя силой заставлю!
— Ты — а еще кто? — издевался Мелеагрант с гнусной ухмылкой.
— Я, например, — отозвался Гахерис, вставая рядом с Грифлетом. Подобно Гавейну, он отличался могучим, крепким сложением, превосходя стройного Грифлета по меньшей мере вдвое.
— И я, — раздался из темноты голос Ланселета. Рыцарь стремительно подошел к коню королевы, и Гвенвифар едва не разрыдалась от облегчения. Никогда прежде не казался он ей столь прекрасным; и, несмотря на все его хрупкое изящество, при его появлении Мелеагрант отпрянул назад. — Этот человек докучает тебе, госпожа Гвенвифар?
Королева судорожно сглотнула и кивнула, с ужасом осознав, что не в силах выговорить ни слова.
— А ты еще кто такой, парень? — грозно насупился Мелеагрант.
— Остерегись, — промолвил Гахерис, — или ты не знаешь лорда Ланселета?
— Я — Артуров конюший, — протянул Ланселет лениво, словно забавляясь, — и паладин королевы. Тебе есть что сказать мне?
— У меня дело к сестре, — буркнул Мелеагрант.
— Я ему не сестра! — резко и пронзительно взвизгнула Гвенвифар. — Этот человек называет себя сыном моего отца, потому что его мать одно время была у короля в полюбовницах! Но никакой он не королевский сын, а низкорожденный мужлан, коему место на скотном дворе, хотя отец мой по доброте душевной и взял его в дом!
— А не пошел бы ты прочь, — промолвил Ланселет, с презрением оглядывая Мелеагранта. Видно было: Мелеагрант отлично знает, кто такой Ланселет, и отнюдь не стремится вступать с ним в спор.
Здоровяк попятился назад, угрюмо буркнув:
— Однажды ты об этом горько пожалеешь, Гвенвифар, — однако ж, кипя от ярости, посторонился, пропуская всадников вперед.
Ланселет, как всегда, одет был с безупречным вкусом — в алую тунику и плащ; волосы аккуратно подстрижены и расчесаны, лицо чисто выбрито. Руки его казались белыми и гладкими, под стать изящным ручкам самой Гвенвифар, и однако же королева знала, как крепки и сильны эти железные пальцы. И красив он так, что просто дух захватывает. И, как всегда, подоспел вовремя, чтобы спасти ее от неприятного столкновения с Мелеагрантом. Гвенвифар улыбнулась — просто-таки сдержаться не могла; ощущение было такое, будто у нее сердце в груди переворачивается.
«Нет, не должно мне теперь смотреть на него такими глазами, мне предстоит стать матерью Артурова сына…»
— Не стоит тебе проходить через парадный зал, госпожа, в грязных, промокших дорожных одеждах, — промолвил Ланселет. — Неужто дождь так и лил всю дорогу? Позволь, я отведу вас со служанкой к боковой двери; ты поднимешься прямо к себе в покои, отдохнешь, переоденешься и встретишь лорда моего Артура в зале, облекшись в свежее платье, согревшись и обсохнув… да ты вся дрожишь? Тебе холодно под ветром, Гвенвифар?
Ланселет давно уже пользовался правом называть ее по имени, не прибавляя официального «моя королева» или «госпожа», но никогда еще имя это не звучало в его устах так сладостно.
— Ты неизменно заботлив, — отозвалась Гвенвифар, позволяя ему вести своего коня в поводу.
— Грифлет, а ты ступай скажи королю, что супруга его в безопасности и поднялась к себе в покои. И ты, Гахерис, тоже: вижу, тебе не терпится вернуться к соратникам. Я сам провожу мою королеву.
У двери Ланселет помог ей спешиться; казалось, все её существо отзывается на прикосновения его рук. Гвенвифар потупилась, не смея поднять взгляда.
— В парадном зале толпятся Артуровы соратники, — сообщил Ланселет. — Везде — — сплошная неразбериха; не далее как три дня назад Круглый Стол отправили в Камелот на трех телегах, под надзором Кэя; ему предстояло установить Стол в новом зале. А теперь в спешке выслали гонца призвать Кэя назад, а вместе с ним — всех мужей Летней страны, способных носить оружие…
Гвенвифар испуганно вскинула глаза.
— Гавейн рассказал нам о высадке саксов… значит, в самом деле началась та самая война, которой страшился Артур?
— Гвен, мы вот уже много лет живем с мыслью о том, что рано или поздно такое случится, — тихо проговорил Ланселет. — Ради этого Артур создавал свой легион, а я готовил конницу. А когда война закончится, мы, пожалуй, обретем долгожданный мир — то, чего я ждал всю жизнь, и Утер тоже.
Внезапно королева обвила его руками за шею.
— Тебя могут убить, — прошептала она. Впервые осмелилась она на такое. Она прижалась к Ланселету, уткнулась лицом ему в плечо; Ланселет сомкнул объятия. Даже сквозь страх она ощущала неизъяснимое блаженство этой близости.
— Мы все знали, что очень скоро час пробьет, дорогая моя, — срывающимся голосом проговорил Ланселет. — По счастью, у нас было несколько лет, чтобы подготовиться толком, и поведет нас Артур — ведь даже ты наверняка не знаешь, что он за великий вождь и как он всем нам дорог? Он молод, но он — величайший из Верховных королей со времен римлян; пока Артур стоит во главе войска, мы всенепременно выдворим саксов с наших земель, а что до остального, Гвенвифар, — все в воле Божьей. — Он ласково потрепал ее по плечу, приговаривая:
— Бедная девочка, ты так устала, позволь, я отведу тебя к твоим дамам. — Однако королева чувствовала, как дрожат его руки, и вдруг преисполнилась жгучего стыда: подумать только, она бросилась ему на шею, точно блудница из тех, что таскаются за обозами!
В покоях королевы царила суматоха. Мелеас укладывала одежду в коробки, Элейна распоряжалась служанками. Завидев вошедшую королеву, Элейна кинулась к ней и крепко обняла, восклицая:
— Ох, родственница, а мы-то просто извелись от тревоги, гадая, как ты там, в дороге… Мы так надеялись, что известия застанут тебя еще в монастыре и ты укроешься в безопасном Тинтагеле…
— Нет, — покачала головой Гвенхивар. — Игрейна умерла. Мы уже целый день ехали, когда нас встретил Гавейн; кроме того, мое место — рядом с мужем.
— А Грифлет вернулся вместе с тобой, госпожа? — спросила Мелеас.
— Он довез меня до самого Каэрлеона, — кивнула Гвенвифар. — Думаю, вы увидитесь за трапезой… Гахерис говорил, что все Артуровы соратники приглашены отужинать с королем…
— Тоже мне, трапеза, — фыркнула Мелеас. — Жевать второпях солдатские пайки — вот как это называется; замок превратился в военный лагерь, а ведь, пока все не наладится, лучшего и не жди. Правда, мы с Элейной из сил выбиваемся, поддерживая хоть какое-то подобие порядка. — Эта обычно улыбчивая, молоденькая толстушка теперь выглядела встревоженной и усталой. — Я сложила в коробки все твои платья и все, что понадобится тебе на лето; так что ты сможешь выехать в Камелот уже на рассвете. Король говорил, мы отправимся все вместе, и замок, трудами Кэя, вполне готов принять нас. Но вот уж не думали мы, что переселяться будем в такой спешке, едва ли не прорываясь сквозь осаду.
«Нет уж, — подумала Гвенвифар. — Я уже сколько дней провела в седле; никуда я больше не поеду! Мое место здесь, и сын мой имеет право родиться в замке своего отца. Не позволю больше отправлять меня туда и сюда, точно вещь какую-нибудь или суму переметную!»
— Успокойся, Мелеас, может статься, торопиться и ни к чему. Пошли кого-нибудь за водой для умывания и подай мне платье — любое, лишь бы не промокшее насквозь и не забрызганное дорожной грязью! А кто все эти женщины?
«Эти женщины», как выяснилось, были женами соратников и подвластных Артуру королей; им тоже предстояло отправиться в Камелот: проще было ехать всем вместе, под охраной; а в Камелоте все они окажутся в безопасности.
— Камелот же совсем близко от твоего дома, — напомнила Элейна, словно одно это должно было переубедить Гвенвифар раз и навсегда. — Ты сможешь навещать супругу твоего отца и твоих маленьких сестер и братьев. Или, пока Леодегранс на войне, твоя мачеха согласится пожить с нами в Камелоте.