Страница:
Выстрел попал в цель. Стентон чувствовал, как с каждым словом Этана становится все более хладнокровным.
– Я не считаю Джейн списанной в расход, – жестко сказал он. – И она мне не нужна для этой миссии.
Этан откинулся на спинку кресла, немного смягчившись.
– Значит, на этот раз у вас есть кто-то другой, кто пожертвует собой?
– Леди Алисия не собирается приносить себя в жертву, – сухо сказал Стентон. – Она просто источник некой информации, и я совсем не уверен, что эта информация заслуживает дальнейшего расследования.
Этан недоуменно поднял бровь.
– Леди Алисия? Уж не леди ли Алисия Лоуренс?
Стентон кивнул.
– Что вам известно о ней? Я вспомнил, будто она была замешана в какой-то неприятности, которая случилась несколько лет назад.
– Неприятность? Падение, крах, скорее. Она устроила беспорядки во время приема в одном доме в Девоншире, пустив в свою постель троих мужчин за одну ночь, – а было ей тогда всего восемнадцать лет. На самом деле я там был, хотя и пропустил самый большой шум. По всей видимости, ее застали несколько почтенных матрон – во всей красе ее падения, понимаете, – в объятиях помощника конюха.
Стентон молча слушал.
– Сам-то я никогда ничего против нее не имел. Она была очень хорошая до всего этого, всегда готова посмеяться, не против безобидного флирта с простым игроком. И она никогда не выходила за рамки – до той ночи.
Этан помолчал, раздумывая о чем-то.
– Для нее было бы проще, если бы она не отрицала все так яростно. Но она стала клясться, будто приняла помощника конюха за кого-то другого, может быть, за лорда, хотя всем было очевидно, что он всего лишь примитивный лошадник, которому не хватило ума держаться подальше от титулованной леди. Потом выяснилось, что кто-то видел еще двух других парней, которые покинули ее комнату всего через несколько часов. Мужчина, который, как она клялась, был виной всему, лорд Алмонт, вот кто, он отрицал, что имел с ней дело. Явился со свидетельницей, которая утверждала, будто он всю ночь играл в карты.
Этан покачал головой:
– Бедная девушка. Мне кажется, она пыталась спасти себя от худшего, но быть распутницей и так уже плохо, не стоило еще создавать себе репутацию лгуньи высшего класса.
Стентон скорчил гримасу. Все было плохо. Как он себе и представлял. Его расследования основаны на словах хорошо известной обманщицы.
Он потер лицо рукой. Может, ему сразу бросить все это дело о «похищении» в мусорную корзину и навсегда забыть об этой раздражающей леди Алисии?
Но что, если это все правда?
В ее истории достаточно фактов, – фактов, которые она не могла узнать другим путем, – чтобы удержать его на крючке в нерешительности, и, что совершенно ему несвойственно, на длительное время.
Нет. Тут ему помощи ждать не приходится. Он собирается пойти по следу заговорщика, о котором рассказала леди Алисия, или установить, что его не существует.
«Значит, на этот раз у вас есть кто-то другой, кто пожертвует собой?»
Никакой жертвы не будет. Леди Алисия, распутная лгунья или нет, не пострадает.
Он лично присмотрит за этим.
Из любопытства и для того, чтобы проверить факты, – ведь Стентон никогда не принимал сплетни за чистую монету, – он сам отправился в Сазерленд-Хаус, чтобы поговорить с леди Алисией.
Там ее не было. Дворецкий даже изменился в лице при упоминании ее имени и, кажется, подумывал, не разумнее ли будет захлопнуть дверь перед лицом маркиза Уиндема. Стентон лишил его возможности принять такое решение.
– Полагаю, мне стоит связаться с газетами, они, наверное, смогут сообщить мне, где она сейчас пребывает…
Его тут же пригласили войти, и он встретился с краснолицым лордом Сазерлендом и бледной, дрожащей леди Сазерленд.
Отец Алисии, крупный мужчина, который когда-то, очевидно, имел приятную наружность, теперь поседел и располнел. Мать Алисии была худой и выглядела такой усталой, будто держится из последних сил.
Родители сообщили Стентону, что они отреклись от своей опозорившей себя дочери ради того, чтобы защитить двух других прекрасных и добродетельных дочерей от бесстыдного влияния их сестры.
И что интересно, они лгали. Лорд Сазерленд довольно часто отводил взор в сторону, хотя, может быть, просто от стыда. Леди Сазерленд, с другой стороны, смотрела на него прямо, почти не мигая. Может быть, она научилась так лгать, что выглядит при этом правдивой? И все-таки они лгали. Стентон это знал.
Они не рассказали ему ничего, но свою непокорную дочь изгнали.
– Она тогда набросилась на нас с таким видом, – произнес лорд Сазерленд с дрожью в голосе, – будто это мы совершаем преступление, и заявила, что знать нас больше не хочет!
– Так что вы понимаете, почему мы не хотим о ней говорить… – Бледная, едва дыша, леди Сазерленд всплеснула руками, не в состоянии закончить свою речь.
Вот это, по крайней мере, так подсказало ему его чутье, было правдой. И это было очень трагично и достойно сожаления. Стентон утвердился в своем мнении: брак и потомство лучше оставить мужчинам, у которых свободного времени больше, чем у него. Но ответа на свой вопрос он так пока и не получил.
– Где я могу найти леди Алисию?
– Только в этот сезон мы снова осмелились показаться в свете, – со слезами на глазах сказала леди Сазерленд. – Пять лет мы скрывались в деревенской глуши. Теперь наши дочери, славные, добродетельные девушки, может быть, смогут найти себе хорошие партии, но только в том случае, если об Алисии не будет ни слуху ни духу.
Она шмыгнула носом и скорбно поморгала, глядя на Стентона.
– Лорд Уиндем, вы же не собираетесь… вы не собираетесь снова поднимать эту грустную историю? Зачем вы хотите найти Алисию? Что она для вас?
Стентон не мог сказать женщине, что он Сокол, один из древней секретной клики лордов, известной как «Королевская четверка», – той, что возводит на трон и свергает королей.
Эта информация хранилась у очень немногих доверенных лиц, премьер-министр и принц-регент были в их числе. Знание, такое, как это, не для слабых, смертных членов высшего общества в целом.
Поэтому он только сказал:
– Мне нужно обсудить небольшое дельце с леди Алисией.
Он ждал, и леди Сазерленд ответила, как делали обычно люди норовистые и подозрительные под его спокойным взглядом.
– Барроу-стрит, – выпалила она. – В Чипсайде! – И тут же закрыла себе рот рукой и бросила испуганный взгляд на своего сердитого мужа.
Стентон встал и откланялся:
– Благодарю вас. Всего доброго. – Он повернулся и ушел, не очень задумываясь над тем, что сталось с леди. Они оба лжецы, хотя, кажется, не лгали о месте нахождения леди Алисии. Про себя он отметил, что родители леди Алисии могли бы дать ему больше необходимой информации.
После того как лорд Уиндем ушел, лорд и леди Сазерленд долго сидели в напряженном молчании, потом начали шепотом обсуждать визит его светлости.
Испытывать ли им облегчение оттого, что этот человек ушел, или пугаться, что Алисия снова привлекла внимание к себе и, следовательно, к ним?
Они оба, однако, согласились, что поступили правильно, не сказав лорду Уиндему про другого мужчину, который приходил недавно, пытаясь выведать информацию об Алисии.
– Лучше в это дело не вмешиваться.
Если бы им только удалось избавиться от всего этого.
Глава 3
Глава 4
– Я не считаю Джейн списанной в расход, – жестко сказал он. – И она мне не нужна для этой миссии.
Этан откинулся на спинку кресла, немного смягчившись.
– Значит, на этот раз у вас есть кто-то другой, кто пожертвует собой?
– Леди Алисия не собирается приносить себя в жертву, – сухо сказал Стентон. – Она просто источник некой информации, и я совсем не уверен, что эта информация заслуживает дальнейшего расследования.
Этан недоуменно поднял бровь.
– Леди Алисия? Уж не леди ли Алисия Лоуренс?
Стентон кивнул.
– Что вам известно о ней? Я вспомнил, будто она была замешана в какой-то неприятности, которая случилась несколько лет назад.
– Неприятность? Падение, крах, скорее. Она устроила беспорядки во время приема в одном доме в Девоншире, пустив в свою постель троих мужчин за одну ночь, – а было ей тогда всего восемнадцать лет. На самом деле я там был, хотя и пропустил самый большой шум. По всей видимости, ее застали несколько почтенных матрон – во всей красе ее падения, понимаете, – в объятиях помощника конюха.
Стентон молча слушал.
– Сам-то я никогда ничего против нее не имел. Она была очень хорошая до всего этого, всегда готова посмеяться, не против безобидного флирта с простым игроком. И она никогда не выходила за рамки – до той ночи.
Этан помолчал, раздумывая о чем-то.
– Для нее было бы проще, если бы она не отрицала все так яростно. Но она стала клясться, будто приняла помощника конюха за кого-то другого, может быть, за лорда, хотя всем было очевидно, что он всего лишь примитивный лошадник, которому не хватило ума держаться подальше от титулованной леди. Потом выяснилось, что кто-то видел еще двух других парней, которые покинули ее комнату всего через несколько часов. Мужчина, который, как она клялась, был виной всему, лорд Алмонт, вот кто, он отрицал, что имел с ней дело. Явился со свидетельницей, которая утверждала, будто он всю ночь играл в карты.
Этан покачал головой:
– Бедная девушка. Мне кажется, она пыталась спасти себя от худшего, но быть распутницей и так уже плохо, не стоило еще создавать себе репутацию лгуньи высшего класса.
Стентон скорчил гримасу. Все было плохо. Как он себе и представлял. Его расследования основаны на словах хорошо известной обманщицы.
Он потер лицо рукой. Может, ему сразу бросить все это дело о «похищении» в мусорную корзину и навсегда забыть об этой раздражающей леди Алисии?
Но что, если это все правда?
В ее истории достаточно фактов, – фактов, которые она не могла узнать другим путем, – чтобы удержать его на крючке в нерешительности, и, что совершенно ему несвойственно, на длительное время.
Нет. Тут ему помощи ждать не приходится. Он собирается пойти по следу заговорщика, о котором рассказала леди Алисия, или установить, что его не существует.
«Значит, на этот раз у вас есть кто-то другой, кто пожертвует собой?»
Никакой жертвы не будет. Леди Алисия, распутная лгунья или нет, не пострадает.
Он лично присмотрит за этим.
Из любопытства и для того, чтобы проверить факты, – ведь Стентон никогда не принимал сплетни за чистую монету, – он сам отправился в Сазерленд-Хаус, чтобы поговорить с леди Алисией.
Там ее не было. Дворецкий даже изменился в лице при упоминании ее имени и, кажется, подумывал, не разумнее ли будет захлопнуть дверь перед лицом маркиза Уиндема. Стентон лишил его возможности принять такое решение.
– Полагаю, мне стоит связаться с газетами, они, наверное, смогут сообщить мне, где она сейчас пребывает…
Его тут же пригласили войти, и он встретился с краснолицым лордом Сазерлендом и бледной, дрожащей леди Сазерленд.
Отец Алисии, крупный мужчина, который когда-то, очевидно, имел приятную наружность, теперь поседел и располнел. Мать Алисии была худой и выглядела такой усталой, будто держится из последних сил.
Родители сообщили Стентону, что они отреклись от своей опозорившей себя дочери ради того, чтобы защитить двух других прекрасных и добродетельных дочерей от бесстыдного влияния их сестры.
И что интересно, они лгали. Лорд Сазерленд довольно часто отводил взор в сторону, хотя, может быть, просто от стыда. Леди Сазерленд, с другой стороны, смотрела на него прямо, почти не мигая. Может быть, она научилась так лгать, что выглядит при этом правдивой? И все-таки они лгали. Стентон это знал.
Они не рассказали ему ничего, но свою непокорную дочь изгнали.
– Она тогда набросилась на нас с таким видом, – произнес лорд Сазерленд с дрожью в голосе, – будто это мы совершаем преступление, и заявила, что знать нас больше не хочет!
– Так что вы понимаете, почему мы не хотим о ней говорить… – Бледная, едва дыша, леди Сазерленд всплеснула руками, не в состоянии закончить свою речь.
Вот это, по крайней мере, так подсказало ему его чутье, было правдой. И это было очень трагично и достойно сожаления. Стентон утвердился в своем мнении: брак и потомство лучше оставить мужчинам, у которых свободного времени больше, чем у него. Но ответа на свой вопрос он так пока и не получил.
– Где я могу найти леди Алисию?
– Только в этот сезон мы снова осмелились показаться в свете, – со слезами на глазах сказала леди Сазерленд. – Пять лет мы скрывались в деревенской глуши. Теперь наши дочери, славные, добродетельные девушки, может быть, смогут найти себе хорошие партии, но только в том случае, если об Алисии не будет ни слуху ни духу.
Она шмыгнула носом и скорбно поморгала, глядя на Стентона.
– Лорд Уиндем, вы же не собираетесь… вы не собираетесь снова поднимать эту грустную историю? Зачем вы хотите найти Алисию? Что она для вас?
Стентон не мог сказать женщине, что он Сокол, один из древней секретной клики лордов, известной как «Королевская четверка», – той, что возводит на трон и свергает королей.
Эта информация хранилась у очень немногих доверенных лиц, премьер-министр и принц-регент были в их числе. Знание, такое, как это, не для слабых, смертных членов высшего общества в целом.
Поэтому он только сказал:
– Мне нужно обсудить небольшое дельце с леди Алисией.
Он ждал, и леди Сазерленд ответила, как делали обычно люди норовистые и подозрительные под его спокойным взглядом.
– Барроу-стрит, – выпалила она. – В Чипсайде! – И тут же закрыла себе рот рукой и бросила испуганный взгляд на своего сердитого мужа.
Стентон встал и откланялся:
– Благодарю вас. Всего доброго. – Он повернулся и ушел, не очень задумываясь над тем, что сталось с леди. Они оба лжецы, хотя, кажется, не лгали о месте нахождения леди Алисии. Про себя он отметил, что родители леди Алисии могли бы дать ему больше необходимой информации.
После того как лорд Уиндем ушел, лорд и леди Сазерленд долго сидели в напряженном молчании, потом начали шепотом обсуждать визит его светлости.
Испытывать ли им облегчение оттого, что этот человек ушел, или пугаться, что Алисия снова привлекла внимание к себе и, следовательно, к ним?
Они оба, однако, согласились, что поступили правильно, не сказав лорду Уиндему про другого мужчину, который приходил недавно, пытаясь выведать информацию об Алисии.
– Лучше в это дело не вмешиваться.
Если бы им только удалось избавиться от всего этого.
Глава 3
Через несколько часов после того, как покинула дом лорда Уиндема, леди Алисия Лоуренс вошла в свой маленький, убогий домишко. Она швырнула шляпу и вуаль на столик в прихожей с такой силой, что та скользнула по пустой поверхности – никаких приглашений и визитных карточек на столике не было – и упала на пол с другой стороны. Леди Алисия закрыла глаза и долго стояла так, собираясь с силами. Потом она наклонилась, подняла с полу шляпу, одолженную для визита, и осторожно положила ее на столик.
У Милли не так уж много красивых вещей, и хотя эту шляпу в прежние дни Алисия никак не смогла бы назвать красивой, она позаимствовала ее у Милли. Алисия очень любила свою старую гувернантку, несмотря на отсутствие у нее вкуса. Алисия посмотрела на шляпу и вздохнула. Придется лечь спать позже, сначала нужно будет отчистить испачканный древний шелк, это понятно.
Милли проковыляла в прихожую, опираясь на свою клюку, взгляд ее просветлел при виде Алисии.
– Ну, он тебя принял? Он поверил тебе? Он действительно такой красивый, как говорят?
Алисия улыбнулась:
– Да. Не знаю. Похоже, что так.
Милли кивнула и улыбнулась в ответ.
– Тогда очень кстати, что на тебе была моя неотразимая шляпка, правда? – Она осторожно взяла свою шляпу. – Не один парень оглядывался на меня, когда я была в ней.
Алисия подозревала, что оглядывались они, потому что не могли поверить своим глазам, но этого она никогда не произнесла бы вслух.
– Конечно, моему теперешнему другу-джентльмену такая уловка ни к чему. Он говорит, что, как только увидел меня в саду, сразу понял, что я именно та леди, на которую можно положиться. Конечно, сам он собой не очень видный, но я уже давно вышла из того возраста, когда обращают внимание на такие вещи.
Алисия была счастлива тем, что Милли счастлива, даже если «джентльмен-посетитель» был таким же воображаемым, как и их «сад» – пятачок каменистой земли позади дома, где не росли даже сорняки. Воображаемые посетители лучше, чем совсем никаких.
Она повернулась к пятнистому от старости зеркалу, украшающему прихожую, и внимательно посмотрела на свое лицо. Красные прыщики еще были довольно заметны, хотя, слава Богу, пылали меньше, чем прошлой ночью. Лицо у нее все еще было опухшим, к несчастью, а горло воспалено.
Кажется, клубнику придется включить в список продуктов, которые она не может есть. Жаль, конечно, потому что в кладовке было еще несколько банок клубничного джема. Кузина Милли, еще более старая, чем сама Милли, прислала им в подарок джем из своего дома в деревне, и Алисия была этому очень рада. Давно уже она не могла себе позволить потратиться на такую роскошь, как джем.
Она выпрямилась и посмотрела на свое отражение в зеркале. Все ее тело распухло. Ей пришлось одолжить у Милли одежду, потому что собственное платье на ней не сходилось.
Похоже, завтра она уже сможет надеть свою одежду, если будет пить как можно больше воды и сейчас же отправится в постель. Прежде всего, она пошла на кухню, чтобы приготовить пасту из овсяной муки для смягчения зуда.
Паста уже остыла достаточно для того, чтобы ее можно было нанести на горящую кожу, и Алисия с удовольствием намазала ее на лоб и щеки.
Раздался резкий стук в дверь, три раза. Алисия вздрогнула, потому что не привыкла к этому звуку. О Господи!
Она быстро пошла открывать дверь, бесшумно, потому что была в одних чулках.
У двери стоял маркиз Уиндем – шесть футов роста и сплошная мужская краса – и спрашивал ее.
Без вуали, которая ей тоже мешала, она наконец могла увидеть – и одобрить! – его полностью.
Он не был красавцем, по крайней мере, в общепринятом представлении. Темный, суровый, надменный архангел – тип мстителя с мечом.
Высокий рост усиливал это впечатление. Он был также широк в плечах, хотя и не чрезмерно мускулист. Руки – крупные, мужские, хорошей формы, с длинными пальцами – такие руки умеют извлекать музыку из клавиш фортепиано, но они же могут размахивать уже упомянутым выше мечом.
Другими словами, он был полностью во вкусе Алисии.
Очень жаль. Какая потеря! Что она может делать с мужчиной своей мечты – который, конечно, не захочет иметь дела с женщиной с такими мечтами – теперь, когда он, в конце концов, пришел к ней?
Похоже, сам дьявол решил довести земные мучения леди Алисии Лоуренс до последнего предела.
– И как мне себя вести, если я уже попала в ад? – тихо пробормотала она.
И тут он, кажется, впервые разглядел ее и отступил назад. О Господи! Она не закрыла свое лицо. На миг Алисия почувствовала сожаление, что предстала перед таким мужчиной не в самом лучшем виде, но потом гордо вздернула подбородок, давая ему возможность разглядеть себя во всей подпорченной аллергией красе.
Он поморгал, потом поклонился:
– Леди Алисия, счастлив, что вы оказались дома.
Алисия скрестила руки на груди и почесала противную маску на локте.
– Конечно, я дома. Я же вам уже говорила, что у меня нет никаких планов.
– Э…да. Хорошо. – Он выпрямился и долго смотрел на нее. – Вы знатного происхождения, получили хорошее образование, но, кажется, вы не имеете ни малейшего представления о светских правилах приличия.
Алисия опустила голову:
– О, я их знаю. Просто не даю себе труда ими пользоваться. – Она повернулась и пошла прочь, оставив его стоять на пороге. Она уже сидела у скудного огня в гостиной, когда он пришел туда. Она коротко взглянула на него. – Вы все еще здесь?
Стентон с трудом сдержал раздражение. Очевидно, с этой женщиной что-то не так, возможно, она в этом даже и неповинна. Достаточно взглянуть на нее, чтобы это понять. Что за вид – она вся шелушится! Конечно, может, он заблуждается. Он должен был бы пожалеть ее, а не раздражаться.
Алисия вздохнула и откинулась в кресле. Сложив руки на животе, она взглянула на него из-под прикрытых глаз.
– Я очень устала сегодня. Говорите о своем деле или уходите.
Он не мог отвести от нее взгляда. Она чесала сквозь платье живот – очень сильно, насколько он мог судить, но его внимание больше привлекло то, как ткань обтягивала ее тело.
Если он не ошибался, то фигура у женщины как у греческой богини под этой рыбьей чешуей.
На душе у него стало тяжело. Он закрыл глаза. Он здесь не для того, чтобы пялиться на ее формы. Он здесь для того, чтобы добраться до сути этого безумного заговора.
– Почему вы устали? – неожиданно для себя спросил он. Стоп, он же совсем не собирался это говорить. Но любопытство иногда живет своей особой жизнью.
Она откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза.
– Я устала, потому что отсюда до вашего дома целых три проклятых мили, а я не очень хорошо себя чувствовала, чтобы их прошагать.
Стентон удивленно заморгал:
– Вы шли пешком эти три мили? Из Мейфэра?
Она открыла глаза.
– Нет. Как у вас было в школе с математикой? Я прошла шесть миль. Три до Мейфэра и три – назад. Я могла бы показать вам это на пальцах, но у меня их всего пять. – Она закрыла глаза. – Однако я не удивилась бы, если бы у вас оказалось по одному лишнему на каждой руке. Что-то ведь помешало вам учиться.
Стентон не привык к тому, чтобы над ним смеялись. На самом деле у него вообще было очень мало опыта в таких делах. Это было не очень приятно, но каким-то странным образом взбодрило его. Если бы его спросили, то он вынужден был бы признать, что ему не скучно с ней разговаривать.
Алисия вздохнула и потянулась прямо у него на глазах.
– Я устала. Уходите.
Стентону не предложили сесть, и ему казалось, что и не предложат, стой он тут, пока не поседеет. Тогда он сел, возможно, впервые в своей жизни без приглашения.
– Леди Алисия, вы явились ко мне со странной историей о том, как подслушали разговор о заговоре…
Она хрюкнула. Она действительно хрюкнула. Стентон потерял мысль. Потом он стряхнул с себя наваждение и вспомнил о ходе своих мыслей.
– Вы намекнули мне на подробности, а потом развернулись и ушли. Мне потребовалось много времени, чтобы найти вас. Казалось, будто никто не знает, что произошло с вами после… – Он замолчал. Может быть, лучше не вспоминать об этом.
Она широко раскрыла глаза.
– После того как я повела себя как шлюха с этим простым младшим конюхом, хотите вы сказать?
– Я вовсе не хотел вас оскорбить…
– Ах, бросьте. Конечно, вы хотели меня оскорбить! Зачем же еще вспоминать об этом? Просто это не подействовало, потому что попытка была такая жалкая. Ваша мать может гордиться сыном, настолько манерным, что он не может оскорбить, даже если очень постарается. – Леди Алисия с усилием поднялась на ноги, слегка покачнулась, и Стентон быстро вскочил с места, чтобы помочь ей. Она резко отдернула локоть от его руки, когда он попытался поддержать ее. – Не трогайте меня. От этого мне только хуже.
– От чего вам хуже?
Она взглянула на него широко открытыми глазами.
– Боже мой, шестипалый, да к тому же близорукий. Неудивительно, что вы живете один. – Она снова повернулась лицом к огню. – Я больна, неужели вы не видите? В голове стучит, горло горит как в огне, и если вы сейчас не оставите меня в покое, меня может стошнить прямо вам на сапоги.
– Вы так и не сказали мне, каким образом узнали о заговоре.
Она закрыла глаза и осторожно откинула голову на спинку кресла.
– Вы не спрашивали.
С ней нужно иметь железное терпение. Стентон заставил себя проявить твердость.
– Ну, тогда я спрашиваю вас: как вам довелось услышать об этом заговоре?
– Потому что меня рвало.
Камень. Холодный, твердый, непроницаемый.
– И где же это случилось?
Она нахмурила брови, вспоминая.
– Я вышла из дома на улицу, потому что мне было очень плохо.
– А почему вы не попросили свою служанку помочь вам?
Она вытаращила глаза:
– Попросить Милли выйти в темноту, когда она и днем плохо видит? И Милли не служанка. Когда-то она была моей гувернанткой, потом моей компаньонкой, но сейчас она не в услужении у меня. Я поддерживаю ее. Ей некуда было идти, когда меня изгнали. Даже если ее профессиональная репутация не пострадала, когда моя рухнула, она была уже слишком стара, чтобы начать снова.
Значит, она, по крайней мере, отвечает за зависящих от нее людей, это был первый намек на то, что у этого создания есть что-то, чем можно восхищаться.
Пока он молча смотрел на нее, она стерла высохший кусок пасты с носа. Он упал с ее носа, оставив смешной голый, розовый след посреди белой маски. Ему вдруг пришла на ум белая кошка, глядящая на него своими загадочными зелеными глазами. Ей не хватало только усов.
Наверное, не стоит рассматривать ее слишком внимательно, не то он их обнаружит.
– Итак, вы вышли в темноту…
Она сморщила нос. Новые куски засохшей маски упали на пол.
– Да, и пошла по аллее к пивной.
Благородная леди, без сомнения, в ночной рубашке, слабая и больная, спотыкаясь, бредет по заднему двору этой убогой пивной, которую он заметил на углу улицы?
– Вы совсем без ума? Вас же могли убить или сделать еще что-нибудь хуже.
Зеленые кошачьи глаза холодно уставились на него.
– Хуже, чем убить? Вы уверены, что такое есть?
Стентон не смягчился.
– Да, есть. Добродетель леди не имеет цены.
– Вы мне опять надоели. – Он встала. – Уходите.
Стентон автоматически встал. Она засмеялась.
– Вы похожи на марионетку. – Она повернулась и снова уставилась на него своими зелеными глазами. – Интересно, у кого хватило бы сил дергать вас за ниточки?
Такого человека на земле не было, но этой странной женщине знать об этом не следовало. Стентон поклонился:
– Если вы хотите, чтобы я ушел, мне придется это сделать. – Он выпрямился. – Я вернусь завтра.
Она заморгала:
– Правда? Вы будете приходить снова и снова, проделывать этот долгий путь, до тех пор, пока не узнаете всю историю?
Он кивнул:
– Именно так.
– А ваш бедный кучер, который сидит на улице в такую ужасную погоду? Как с ним быть? Как быть с вашим камердинером, которому придется отмывать от грязи ваши сапоги, и с прачкой, которой нужно будет щеткой отчищать грязь с ваших брюк?
Стентон медленно кивнул. Кажется, он обнаружил слабое место у этой женщины. Она слишком заботилась о тех, кто за очень хорошую плату обслуживает его.
– Не забудьте о лошадях, которым приходится стоять на холоде и сырости, и грумах, которым придется счищать грязь с их шерсти…
Бровь, покрытая коркой, насмешливо поднялась.
– Не преувеличивайте, – едко заметила она.
Стентон знал, когда остановиться. Он молча поклонился и подождал. Ему хотелось бы разгадать выражение ее лица. Потом снова, вспомнив ее пятнистое и чешуйчатое лицо, решил, что лучше не надо.
– Ах, ну садитесь же, вы, надоедливый бульдог! – Она снова уселась в свое кресло. – Если вы помолчите целых пять минут подряд, то я расскажу вам, как это все произошло. – Она ткнула в него пальцем. – И никаких вопросов, пока я не закончу рассказ.
Стентон снова кивнул и вернулся на прежнее место. Если он узнает все, что ей известно, то ему, возможно, никогда больше не придется оказываться в обществе этой отвратительной особы.
У Милли не так уж много красивых вещей, и хотя эту шляпу в прежние дни Алисия никак не смогла бы назвать красивой, она позаимствовала ее у Милли. Алисия очень любила свою старую гувернантку, несмотря на отсутствие у нее вкуса. Алисия посмотрела на шляпу и вздохнула. Придется лечь спать позже, сначала нужно будет отчистить испачканный древний шелк, это понятно.
Милли проковыляла в прихожую, опираясь на свою клюку, взгляд ее просветлел при виде Алисии.
– Ну, он тебя принял? Он поверил тебе? Он действительно такой красивый, как говорят?
Алисия улыбнулась:
– Да. Не знаю. Похоже, что так.
Милли кивнула и улыбнулась в ответ.
– Тогда очень кстати, что на тебе была моя неотразимая шляпка, правда? – Она осторожно взяла свою шляпу. – Не один парень оглядывался на меня, когда я была в ней.
Алисия подозревала, что оглядывались они, потому что не могли поверить своим глазам, но этого она никогда не произнесла бы вслух.
– Конечно, моему теперешнему другу-джентльмену такая уловка ни к чему. Он говорит, что, как только увидел меня в саду, сразу понял, что я именно та леди, на которую можно положиться. Конечно, сам он собой не очень видный, но я уже давно вышла из того возраста, когда обращают внимание на такие вещи.
Алисия была счастлива тем, что Милли счастлива, даже если «джентльмен-посетитель» был таким же воображаемым, как и их «сад» – пятачок каменистой земли позади дома, где не росли даже сорняки. Воображаемые посетители лучше, чем совсем никаких.
Она повернулась к пятнистому от старости зеркалу, украшающему прихожую, и внимательно посмотрела на свое лицо. Красные прыщики еще были довольно заметны, хотя, слава Богу, пылали меньше, чем прошлой ночью. Лицо у нее все еще было опухшим, к несчастью, а горло воспалено.
Кажется, клубнику придется включить в список продуктов, которые она не может есть. Жаль, конечно, потому что в кладовке было еще несколько банок клубничного джема. Кузина Милли, еще более старая, чем сама Милли, прислала им в подарок джем из своего дома в деревне, и Алисия была этому очень рада. Давно уже она не могла себе позволить потратиться на такую роскошь, как джем.
Она выпрямилась и посмотрела на свое отражение в зеркале. Все ее тело распухло. Ей пришлось одолжить у Милли одежду, потому что собственное платье на ней не сходилось.
Похоже, завтра она уже сможет надеть свою одежду, если будет пить как можно больше воды и сейчас же отправится в постель. Прежде всего, она пошла на кухню, чтобы приготовить пасту из овсяной муки для смягчения зуда.
Паста уже остыла достаточно для того, чтобы ее можно было нанести на горящую кожу, и Алисия с удовольствием намазала ее на лоб и щеки.
Раздался резкий стук в дверь, три раза. Алисия вздрогнула, потому что не привыкла к этому звуку. О Господи!
Она быстро пошла открывать дверь, бесшумно, потому что была в одних чулках.
У двери стоял маркиз Уиндем – шесть футов роста и сплошная мужская краса – и спрашивал ее.
Без вуали, которая ей тоже мешала, она наконец могла увидеть – и одобрить! – его полностью.
Он не был красавцем, по крайней мере, в общепринятом представлении. Темный, суровый, надменный архангел – тип мстителя с мечом.
Высокий рост усиливал это впечатление. Он был также широк в плечах, хотя и не чрезмерно мускулист. Руки – крупные, мужские, хорошей формы, с длинными пальцами – такие руки умеют извлекать музыку из клавиш фортепиано, но они же могут размахивать уже упомянутым выше мечом.
Другими словами, он был полностью во вкусе Алисии.
Очень жаль. Какая потеря! Что она может делать с мужчиной своей мечты – который, конечно, не захочет иметь дела с женщиной с такими мечтами – теперь, когда он, в конце концов, пришел к ней?
Похоже, сам дьявол решил довести земные мучения леди Алисии Лоуренс до последнего предела.
– И как мне себя вести, если я уже попала в ад? – тихо пробормотала она.
И тут он, кажется, впервые разглядел ее и отступил назад. О Господи! Она не закрыла свое лицо. На миг Алисия почувствовала сожаление, что предстала перед таким мужчиной не в самом лучшем виде, но потом гордо вздернула подбородок, давая ему возможность разглядеть себя во всей подпорченной аллергией красе.
Он поморгал, потом поклонился:
– Леди Алисия, счастлив, что вы оказались дома.
Алисия скрестила руки на груди и почесала противную маску на локте.
– Конечно, я дома. Я же вам уже говорила, что у меня нет никаких планов.
– Э…да. Хорошо. – Он выпрямился и долго смотрел на нее. – Вы знатного происхождения, получили хорошее образование, но, кажется, вы не имеете ни малейшего представления о светских правилах приличия.
Алисия опустила голову:
– О, я их знаю. Просто не даю себе труда ими пользоваться. – Она повернулась и пошла прочь, оставив его стоять на пороге. Она уже сидела у скудного огня в гостиной, когда он пришел туда. Она коротко взглянула на него. – Вы все еще здесь?
Стентон с трудом сдержал раздражение. Очевидно, с этой женщиной что-то не так, возможно, она в этом даже и неповинна. Достаточно взглянуть на нее, чтобы это понять. Что за вид – она вся шелушится! Конечно, может, он заблуждается. Он должен был бы пожалеть ее, а не раздражаться.
Алисия вздохнула и откинулась в кресле. Сложив руки на животе, она взглянула на него из-под прикрытых глаз.
– Я очень устала сегодня. Говорите о своем деле или уходите.
Он не мог отвести от нее взгляда. Она чесала сквозь платье живот – очень сильно, насколько он мог судить, но его внимание больше привлекло то, как ткань обтягивала ее тело.
Если он не ошибался, то фигура у женщины как у греческой богини под этой рыбьей чешуей.
На душе у него стало тяжело. Он закрыл глаза. Он здесь не для того, чтобы пялиться на ее формы. Он здесь для того, чтобы добраться до сути этого безумного заговора.
– Почему вы устали? – неожиданно для себя спросил он. Стоп, он же совсем не собирался это говорить. Но любопытство иногда живет своей особой жизнью.
Она откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза.
– Я устала, потому что отсюда до вашего дома целых три проклятых мили, а я не очень хорошо себя чувствовала, чтобы их прошагать.
Стентон удивленно заморгал:
– Вы шли пешком эти три мили? Из Мейфэра?
Она открыла глаза.
– Нет. Как у вас было в школе с математикой? Я прошла шесть миль. Три до Мейфэра и три – назад. Я могла бы показать вам это на пальцах, но у меня их всего пять. – Она закрыла глаза. – Однако я не удивилась бы, если бы у вас оказалось по одному лишнему на каждой руке. Что-то ведь помешало вам учиться.
Стентон не привык к тому, чтобы над ним смеялись. На самом деле у него вообще было очень мало опыта в таких делах. Это было не очень приятно, но каким-то странным образом взбодрило его. Если бы его спросили, то он вынужден был бы признать, что ему не скучно с ней разговаривать.
Алисия вздохнула и потянулась прямо у него на глазах.
– Я устала. Уходите.
Стентону не предложили сесть, и ему казалось, что и не предложат, стой он тут, пока не поседеет. Тогда он сел, возможно, впервые в своей жизни без приглашения.
– Леди Алисия, вы явились ко мне со странной историей о том, как подслушали разговор о заговоре…
Она хрюкнула. Она действительно хрюкнула. Стентон потерял мысль. Потом он стряхнул с себя наваждение и вспомнил о ходе своих мыслей.
– Вы намекнули мне на подробности, а потом развернулись и ушли. Мне потребовалось много времени, чтобы найти вас. Казалось, будто никто не знает, что произошло с вами после… – Он замолчал. Может быть, лучше не вспоминать об этом.
Она широко раскрыла глаза.
– После того как я повела себя как шлюха с этим простым младшим конюхом, хотите вы сказать?
– Я вовсе не хотел вас оскорбить…
– Ах, бросьте. Конечно, вы хотели меня оскорбить! Зачем же еще вспоминать об этом? Просто это не подействовало, потому что попытка была такая жалкая. Ваша мать может гордиться сыном, настолько манерным, что он не может оскорбить, даже если очень постарается. – Леди Алисия с усилием поднялась на ноги, слегка покачнулась, и Стентон быстро вскочил с места, чтобы помочь ей. Она резко отдернула локоть от его руки, когда он попытался поддержать ее. – Не трогайте меня. От этого мне только хуже.
– От чего вам хуже?
Она взглянула на него широко открытыми глазами.
– Боже мой, шестипалый, да к тому же близорукий. Неудивительно, что вы живете один. – Она снова повернулась лицом к огню. – Я больна, неужели вы не видите? В голове стучит, горло горит как в огне, и если вы сейчас не оставите меня в покое, меня может стошнить прямо вам на сапоги.
– Вы так и не сказали мне, каким образом узнали о заговоре.
Она закрыла глаза и осторожно откинула голову на спинку кресла.
– Вы не спрашивали.
С ней нужно иметь железное терпение. Стентон заставил себя проявить твердость.
– Ну, тогда я спрашиваю вас: как вам довелось услышать об этом заговоре?
– Потому что меня рвало.
Камень. Холодный, твердый, непроницаемый.
– И где же это случилось?
Она нахмурила брови, вспоминая.
– Я вышла из дома на улицу, потому что мне было очень плохо.
– А почему вы не попросили свою служанку помочь вам?
Она вытаращила глаза:
– Попросить Милли выйти в темноту, когда она и днем плохо видит? И Милли не служанка. Когда-то она была моей гувернанткой, потом моей компаньонкой, но сейчас она не в услужении у меня. Я поддерживаю ее. Ей некуда было идти, когда меня изгнали. Даже если ее профессиональная репутация не пострадала, когда моя рухнула, она была уже слишком стара, чтобы начать снова.
Значит, она, по крайней мере, отвечает за зависящих от нее людей, это был первый намек на то, что у этого создания есть что-то, чем можно восхищаться.
Пока он молча смотрел на нее, она стерла высохший кусок пасты с носа. Он упал с ее носа, оставив смешной голый, розовый след посреди белой маски. Ему вдруг пришла на ум белая кошка, глядящая на него своими загадочными зелеными глазами. Ей не хватало только усов.
Наверное, не стоит рассматривать ее слишком внимательно, не то он их обнаружит.
– Итак, вы вышли в темноту…
Она сморщила нос. Новые куски засохшей маски упали на пол.
– Да, и пошла по аллее к пивной.
Благородная леди, без сомнения, в ночной рубашке, слабая и больная, спотыкаясь, бредет по заднему двору этой убогой пивной, которую он заметил на углу улицы?
– Вы совсем без ума? Вас же могли убить или сделать еще что-нибудь хуже.
Зеленые кошачьи глаза холодно уставились на него.
– Хуже, чем убить? Вы уверены, что такое есть?
Стентон не смягчился.
– Да, есть. Добродетель леди не имеет цены.
– Вы мне опять надоели. – Он встала. – Уходите.
Стентон автоматически встал. Она засмеялась.
– Вы похожи на марионетку. – Она повернулась и снова уставилась на него своими зелеными глазами. – Интересно, у кого хватило бы сил дергать вас за ниточки?
Такого человека на земле не было, но этой странной женщине знать об этом не следовало. Стентон поклонился:
– Если вы хотите, чтобы я ушел, мне придется это сделать. – Он выпрямился. – Я вернусь завтра.
Она заморгала:
– Правда? Вы будете приходить снова и снова, проделывать этот долгий путь, до тех пор, пока не узнаете всю историю?
Он кивнул:
– Именно так.
– А ваш бедный кучер, который сидит на улице в такую ужасную погоду? Как с ним быть? Как быть с вашим камердинером, которому придется отмывать от грязи ваши сапоги, и с прачкой, которой нужно будет щеткой отчищать грязь с ваших брюк?
Стентон медленно кивнул. Кажется, он обнаружил слабое место у этой женщины. Она слишком заботилась о тех, кто за очень хорошую плату обслуживает его.
– Не забудьте о лошадях, которым приходится стоять на холоде и сырости, и грумах, которым придется счищать грязь с их шерсти…
Бровь, покрытая коркой, насмешливо поднялась.
– Не преувеличивайте, – едко заметила она.
Стентон знал, когда остановиться. Он молча поклонился и подождал. Ему хотелось бы разгадать выражение ее лица. Потом снова, вспомнив ее пятнистое и чешуйчатое лицо, решил, что лучше не надо.
– Ах, ну садитесь же, вы, надоедливый бульдог! – Она снова уселась в свое кресло. – Если вы помолчите целых пять минут подряд, то я расскажу вам, как это все произошло. – Она ткнула в него пальцем. – И никаких вопросов, пока я не закончу рассказ.
Стентон снова кивнул и вернулся на прежнее место. Если он узнает все, что ей известно, то ему, возможно, никогда больше не придется оказываться в обществе этой отвратительной особы.
Глава 4
Леди Алисия Лоуренс, сидя в ободранной гостиной напротив Стентона, вздохнула.
– Я ела клубничный джем. Иногда я обнаруживаю, что пища, которую я употребляла раньше, вдруг перестает идти мне на пользу. Так случилось с клубникой. Уже через четыре ложки я знала, что это тот самый случай.
Стентон смог разглядеть сожаление на ее лице даже сквозь слой маски.
– Ложки были довольно большие. Не надо мне было так наваливаться, но я уже так давно… – Она покачала головой. Полетели куски засохшей овсянки. – Я вызвала рвоту, надеясь остановить беду…
Какая леди стала бы обсуждать с незнакомым джентльменом такие подробности?
Такая леди есть, скоро понял он. Последовал подробный отчет о ее борьбе со смертоносной клубникой, и вот он уже знал больше, чем ему хотелось бы, об этой болезни.
– Так я оказалась возле уборной «Белой свиньи» и услышала приближающиеся голоса. Как вы можете себе представить, я решила, что лучше мне спрятаться. Там было трое мужчин – я увидела их силуэты в свете фонарей, хотя не могла разглядеть их лица. Один из них раскурил сигару, а двое других не курили. Мне показалось, что они просто хотят покурить, и я приготовилась ждать несколько минут. Мне было очень плохо, и я опасалась, как бы меня опять не вырвало прямо тут, в темноте.
Уиндем наблюдал за ней, пока она рассказывала свою историю, и его замешательство росло. Леди Алисия говорила просто и убедительно, хотя ее рассказ был удивительным. Проблема была не в том, как она излагала историю, и сама история его тоже не потрясла. Что его волновало, так это факт, что он чувствовал себя совершенно слепым… или, вернее сказать, «немым».
Он ничего не мог сказать.
Правда или вымысел, факт или фантазия – он всегда мог это сказать… до этого случая.
Было бы просто обвинить в этом засохшую маску, скрывавшую черты лица, но он видал и худшее. В прошлом мужчины лгали ему, будучи покрыты грязью, кровью и даже угольной пылью, и все-таки Стентону удавалось без труда прочитать правду, написанную на их лицах.
Что она за личность, игнорирующая его способность ставить на колени даже королей? Ее иммунитет к его таланту вынудил его сделать одну вещь. Если она поняла это, то должна была существенно напугаться: теперь он полностью сосредоточился, наблюдая за ней, как ястреб за кроликом.
Леди Алисия продолжила свой рассказ, говорила логично, приводила детали.
– Двое из мужчин, судя по речи, – люди образованные, у одного интонации были как у человека высокого происхождения. Уже одно это удивило меня, ведь рядом такое заведение – «Белая свинья». Другие не называли его милордом, но по тому, как они делали паузы, можно было легко догадаться, что они это имеют в виду. Третий говорил с легким акцентом кокни, было похоже, что он слуга. Без предисловий они начали обсуждать что-то, что мне показалось похожим на план действий. Они говорили о «договоренностях», и «графиках», и «поставке». Я слушала вполуха, потому что к этому времени почувствовала себя еще хуже.
Ее история начинала вызывать волнения в желудке, такое с ним уже случалось. Стентон уже сожалел о том, что так плотно позавтракал.
К счастью, леди Алисия больше не говорила о состоянии своего желудка.
– И только когда кто-то из них упомянул о принце-регенте, поняла, что я слышу, – объяснила она.
Теперь Стентон был начеку.
– Они говорили о приеме в доме лорда Кросса и о предполагаемом присутствии там принца-регента. Они вспоминали, как его высочество отделывается от своей охраны во время таких событий и как можно воспользоваться моментом и приблизиться к нему.
Теперь Стентон был вдвойне обеспокоен. Если то, что она рассказывает, правда, то принц-регент в ужасной опасности.
Если то, что она рассказывает, правда.
Дьявол побери! Его инстинкт никогда не подводил его раньше – но теперь, когда он столкнулся с потенциальной бедой, подвел! Он не мог этого переварить. Спору нет, когда привыкаешь всю жизнь одерживать верх, такое унижение воспринимается вдвойне болезненно.
Но что же здесь может быть правдой? Девушка – известная лгунья. Она живет в этой крысиной норе, в руинах, созданных ею, скучает и, без сомнения, недовольна всем на свете. Только тот, кто отчаянно жаждет внимания и славы, сделал бы то, что сделала она пять лет назад. И это отчаянное желание славы теперь проявилось опять, только на этот раз она пытается втянуть в это дело и его.
Тут еще один вопрос… почему именно его? Ее объяснение, будто он известен как человек широких взглядов, достаточно приемлемо. Одному Богу известно, какую широту взглядов ему пришлось проявить, когда его достойная всего самого лучшего кузина Джейн решила выйти замуж за этого никчемного игрока Этана Деймонта.
Так что для внешнего мира Стентон, вероятно, олицетворяет высшую степень терпимости. И к кому еще обратиться изгою общества, отвергнутому за собственное неподобающее поведение?
– Я ела клубничный джем. Иногда я обнаруживаю, что пища, которую я употребляла раньше, вдруг перестает идти мне на пользу. Так случилось с клубникой. Уже через четыре ложки я знала, что это тот самый случай.
Стентон смог разглядеть сожаление на ее лице даже сквозь слой маски.
– Ложки были довольно большие. Не надо мне было так наваливаться, но я уже так давно… – Она покачала головой. Полетели куски засохшей овсянки. – Я вызвала рвоту, надеясь остановить беду…
Какая леди стала бы обсуждать с незнакомым джентльменом такие подробности?
Такая леди есть, скоро понял он. Последовал подробный отчет о ее борьбе со смертоносной клубникой, и вот он уже знал больше, чем ему хотелось бы, об этой болезни.
– Так я оказалась возле уборной «Белой свиньи» и услышала приближающиеся голоса. Как вы можете себе представить, я решила, что лучше мне спрятаться. Там было трое мужчин – я увидела их силуэты в свете фонарей, хотя не могла разглядеть их лица. Один из них раскурил сигару, а двое других не курили. Мне показалось, что они просто хотят покурить, и я приготовилась ждать несколько минут. Мне было очень плохо, и я опасалась, как бы меня опять не вырвало прямо тут, в темноте.
Уиндем наблюдал за ней, пока она рассказывала свою историю, и его замешательство росло. Леди Алисия говорила просто и убедительно, хотя ее рассказ был удивительным. Проблема была не в том, как она излагала историю, и сама история его тоже не потрясла. Что его волновало, так это факт, что он чувствовал себя совершенно слепым… или, вернее сказать, «немым».
Он ничего не мог сказать.
Правда или вымысел, факт или фантазия – он всегда мог это сказать… до этого случая.
Было бы просто обвинить в этом засохшую маску, скрывавшую черты лица, но он видал и худшее. В прошлом мужчины лгали ему, будучи покрыты грязью, кровью и даже угольной пылью, и все-таки Стентону удавалось без труда прочитать правду, написанную на их лицах.
Что она за личность, игнорирующая его способность ставить на колени даже королей? Ее иммунитет к его таланту вынудил его сделать одну вещь. Если она поняла это, то должна была существенно напугаться: теперь он полностью сосредоточился, наблюдая за ней, как ястреб за кроликом.
Леди Алисия продолжила свой рассказ, говорила логично, приводила детали.
– Двое из мужчин, судя по речи, – люди образованные, у одного интонации были как у человека высокого происхождения. Уже одно это удивило меня, ведь рядом такое заведение – «Белая свинья». Другие не называли его милордом, но по тому, как они делали паузы, можно было легко догадаться, что они это имеют в виду. Третий говорил с легким акцентом кокни, было похоже, что он слуга. Без предисловий они начали обсуждать что-то, что мне показалось похожим на план действий. Они говорили о «договоренностях», и «графиках», и «поставке». Я слушала вполуха, потому что к этому времени почувствовала себя еще хуже.
Ее история начинала вызывать волнения в желудке, такое с ним уже случалось. Стентон уже сожалел о том, что так плотно позавтракал.
К счастью, леди Алисия больше не говорила о состоянии своего желудка.
– И только когда кто-то из них упомянул о принце-регенте, поняла, что я слышу, – объяснила она.
Теперь Стентон был начеку.
– Они говорили о приеме в доме лорда Кросса и о предполагаемом присутствии там принца-регента. Они вспоминали, как его высочество отделывается от своей охраны во время таких событий и как можно воспользоваться моментом и приблизиться к нему.
Теперь Стентон был вдвойне обеспокоен. Если то, что она рассказывает, правда, то принц-регент в ужасной опасности.
Если то, что она рассказывает, правда.
Дьявол побери! Его инстинкт никогда не подводил его раньше – но теперь, когда он столкнулся с потенциальной бедой, подвел! Он не мог этого переварить. Спору нет, когда привыкаешь всю жизнь одерживать верх, такое унижение воспринимается вдвойне болезненно.
Но что же здесь может быть правдой? Девушка – известная лгунья. Она живет в этой крысиной норе, в руинах, созданных ею, скучает и, без сомнения, недовольна всем на свете. Только тот, кто отчаянно жаждет внимания и славы, сделал бы то, что сделала она пять лет назад. И это отчаянное желание славы теперь проявилось опять, только на этот раз она пытается втянуть в это дело и его.
Тут еще один вопрос… почему именно его? Ее объяснение, будто он известен как человек широких взглядов, достаточно приемлемо. Одному Богу известно, какую широту взглядов ему пришлось проявить, когда его достойная всего самого лучшего кузина Джейн решила выйти замуж за этого никчемного игрока Этана Деймонта.
Так что для внешнего мира Стентон, вероятно, олицетворяет высшую степень терпимости. И к кому еще обратиться изгою общества, отвергнутому за собственное неподобающее поведение?