Алисия опустила взгляд на свои руки.
– Ваш злодей был хорошим учителем.
Она подняла глаза и наконец увидела, что он смотрит на нее.
– Да, – сказал он. – Мы все многому научились у него.
Она вздохнула.
– Уиндем, скажите же мне, почему вы выглядите таким мрачным.
Он слабо улыбнулся:
– Я не мрачный.
– Вы выглядите так, будто пришли ко мне, чтобы сообщить, что у вас неизлечимая болезнь и вам осталось жить всего три месяца.
– На самом деле я пришел просить вас стать моей женой.
Она отпрянула назад, испуганная. Он не мог сказать это с выражением такой мрачной решимости на лице.
Это из-за того, что она спасла ему жизнь и он теперь чувствует себя обязанным ей?
Ну, так она спасет их обоих от его извращенного понятия о благородстве.
– Нет!
Глава 35
Глава 36
Эпилог
– Ваш злодей был хорошим учителем.
Она подняла глаза и наконец увидела, что он смотрит на нее.
– Да, – сказал он. – Мы все многому научились у него.
Она вздохнула.
– Уиндем, скажите же мне, почему вы выглядите таким мрачным.
Он слабо улыбнулся:
– Я не мрачный.
– Вы выглядите так, будто пришли ко мне, чтобы сообщить, что у вас неизлечимая болезнь и вам осталось жить всего три месяца.
– На самом деле я пришел просить вас стать моей женой.
Она отпрянула назад, испуганная. Он не мог сказать это с выражением такой мрачной решимости на лице.
Это из-за того, что она спасла ему жизнь и он теперь чувствует себя обязанным ей?
Ну, так она спасет их обоих от его извращенного понятия о благородстве.
– Нет!
Глава 35
Стентон почувствовал, как внутри у него все похолодело. Он собирался произнести хорошую речь, но зачем тратить на это силы, если хватит и холодного размышления?
– Не понимаю, почему вы мне отказываете. Я вам многим обязан. Если вы выйдете за меня, то о вашей дурной репутации вскоре забудут. Вашей семье такие родственные связи пойдут только на пользу и… мы оба уже знаем, что в спальне мы вполне совместимы.
Она уставилась на него так, будто он предложил ей съесть ящерицу. Он наклонился вперед. Он должен убедить ее, что это необходимо.
– Я честно верю в то, что вам пошло бы на пользу немного стабильности и респектабельности, Алисия. Вы слишком необузданны, слишком склонны пренебрегать мнением высшего света. Я мог бы вам помочь.
Она, потрясенная, рассмеялась.
– Уверена, вы могли бы это сделать.
Она глубоко вздохнула и посмотрела на него с каким-то новым выражением, которое и согрело, и ранило его одновременно.
– Стентон, я люблю вас. Я сама удивлена, как сильно я люблю вас. – Она долго смотрела на него.
Он выдержал ее взгляд, но ответа она от него не дождалась. Его чувства с самого начала, когда они впервые встретились, пришли в хаотическое состояние. Он слишком погрузился в себя, он не сумел отделить свои любовные ощущения от своей интеллектуальной поисковой работы. То, что, встретив Алисию, он утратил свой таинственный дар, и вовсе лишило его душевного равновесия.
Леди Алисия вздохнула.
– Все, чего я всегда хотела, – оставаться собой. Так что, если я стану леди Уиндем, от меня будут ждать, чтобы я вела себя как ваша маркиза, за мной будут постоянно доглядывать, мне придется до конца жизни ходить медленно и чопорно, а это не в моем характере, мне придется безропотно выслушивать бесконечные, безжалостные слова осуждения, на которые я не смогу ответить. Нет, этого я вынести не в силах. – Она наклонилась вперед, превозмогая на боль. – Один из нас всегда будет ошибаться – разве вы этого не видите? И боюсь, очень похоже, что всегда это буду я. Или вы разрушите меня, или я сама разрушу себя ради вас.
– В каждом браке компромиссы неизбежны. – Стентон не смягчался, не мог смягчиться. Она должна выйти за него. Это решит все проблемы.
– Компромиссы. Слишком мягкое слово для определения этого процесса разрушения человеческой личности. И в чем вы готовы пойти на компромисс, Уиндем? Вы готовы ради меня разрушить стену вокруг вашего сердца?
Она зашла слишком далеко.
– Мое сердце не имеет никакого отношения к нашему браку.
Она резко откинулась назад, как от удара. Потом поджала губы, и на пепельно-сером лице запылали щеки.
– Тогда я освобождаю вас от всех обязательств в отношении меня. Мы заключили сделку, и я поймала вашего заговорщика. Нам нет необходимости иметь что-нибудь общее друг с другом. Уходите, пожалуйста.
– Алисия, я пытаюсь все сделать правильно. – Он потерял контроль над собой. – Вы жестокая, бескомпромиссная…
Леди Алисия обернулась к нему:
– А почему бы мне и не быть такой? Что до сих пор принесла мне готовность идти на компромиссы, кроме несчастий? Когда мои родители врали насчет моего приданого и заставляли меня впустить Алмонта…
Алисия замолчала, у нее перехватило дыхание, лицо потеряло всякое выражение.
Стентон похолодел, вспоминая свою встречу с лордом и леди Сазерленд.
– Они заставили вас сделать это, а потом вышвырнули из дома?
Она смотрела в сторону, но губы ее едва заметно дрожали.
– Алмонт был слишком умен, чтобы его поймали, понимаете? Когда я призналась ему, что приданого у меня нет, прямо после этого он поцеловал меня, сказал, что это не имеет никакого значения, и велел идти спать. К тому времени как я проснулась, Алмонт уже устроил все таким образом, чтобы никто никогда не поверил ни единому моему слову.
Алмонт использовал ее и отделался от нее. Как и ее родители. Вокруг этого было много шума. Свет не поверил ей. Это оказалось заразительным.
Стентон только сейчас ощутил трагичность этого чувства безысходности.
Алисия отвернулась и натянула одеяло до горла.
Он зарычал:
– Алисия…
– Мне кажется, миледи попросила вас удалиться.
Стентон поднял глаза и увидел в дверях Гаррета с подносом в руках и угрозой в синих глазах. Гаррет был чем-то вроде горничной, но Стентон не сомневался, что эта горничная будет сражаться за леди Алисию до последней капли крови.
Он встал и пошел к двери. Гаррет отодвинулся, но, кажется, был полностью готов защищать свою хозяйку, хотя бы чашкой горячего чаю и бисквитами в качестве метательных орудий.
– Гаррет, поговорите с ней. Пусть она поймет…
На этих словах дверь захлопнулась.
Он не знал, что сказать ей. Чего она ожидала? Что он расскажет ей все свои секреты в прекрасных стихах и откроет свое сердце, чтобы она его внимательно прочитала?
Он предложил совершенно логичный план, который гарантировал бы им обоим удовлетворительное устройство жизни в будущем.
Что тут неправильно?
Он провел руками по лицу, пытаясь обуздать тот сумасшедший хаос чувств, который всегда вызывала в нем особая логика Алисии. Она необъяснима и непредсказуема. Все, чего ему хочется от Алисии, – чтобы она обуздала свою буйную природу и добавила бы несколько дюймов ткани к корсажам своих платьев и, возможно, сделала бы что-нибудь более скромное и непритязательное из своих волос…
Женщина, которую он нарисовал в уме, была прелестна, элегантна, сдержанна и имела почти королевские манеры.
У нее не было никакого сходства с леди Алисией Лоуренс. Но она ему совсем не нравилась.
Дьявол побери!
– Не понимаю, почему вы мне отказываете. Я вам многим обязан. Если вы выйдете за меня, то о вашей дурной репутации вскоре забудут. Вашей семье такие родственные связи пойдут только на пользу и… мы оба уже знаем, что в спальне мы вполне совместимы.
Она уставилась на него так, будто он предложил ей съесть ящерицу. Он наклонился вперед. Он должен убедить ее, что это необходимо.
– Я честно верю в то, что вам пошло бы на пользу немного стабильности и респектабельности, Алисия. Вы слишком необузданны, слишком склонны пренебрегать мнением высшего света. Я мог бы вам помочь.
Она, потрясенная, рассмеялась.
– Уверена, вы могли бы это сделать.
Она глубоко вздохнула и посмотрела на него с каким-то новым выражением, которое и согрело, и ранило его одновременно.
– Стентон, я люблю вас. Я сама удивлена, как сильно я люблю вас. – Она долго смотрела на него.
Он выдержал ее взгляд, но ответа она от него не дождалась. Его чувства с самого начала, когда они впервые встретились, пришли в хаотическое состояние. Он слишком погрузился в себя, он не сумел отделить свои любовные ощущения от своей интеллектуальной поисковой работы. То, что, встретив Алисию, он утратил свой таинственный дар, и вовсе лишило его душевного равновесия.
Леди Алисия вздохнула.
– Все, чего я всегда хотела, – оставаться собой. Так что, если я стану леди Уиндем, от меня будут ждать, чтобы я вела себя как ваша маркиза, за мной будут постоянно доглядывать, мне придется до конца жизни ходить медленно и чопорно, а это не в моем характере, мне придется безропотно выслушивать бесконечные, безжалостные слова осуждения, на которые я не смогу ответить. Нет, этого я вынести не в силах. – Она наклонилась вперед, превозмогая на боль. – Один из нас всегда будет ошибаться – разве вы этого не видите? И боюсь, очень похоже, что всегда это буду я. Или вы разрушите меня, или я сама разрушу себя ради вас.
– В каждом браке компромиссы неизбежны. – Стентон не смягчался, не мог смягчиться. Она должна выйти за него. Это решит все проблемы.
– Компромиссы. Слишком мягкое слово для определения этого процесса разрушения человеческой личности. И в чем вы готовы пойти на компромисс, Уиндем? Вы готовы ради меня разрушить стену вокруг вашего сердца?
Она зашла слишком далеко.
– Мое сердце не имеет никакого отношения к нашему браку.
Она резко откинулась назад, как от удара. Потом поджала губы, и на пепельно-сером лице запылали щеки.
– Тогда я освобождаю вас от всех обязательств в отношении меня. Мы заключили сделку, и я поймала вашего заговорщика. Нам нет необходимости иметь что-нибудь общее друг с другом. Уходите, пожалуйста.
– Алисия, я пытаюсь все сделать правильно. – Он потерял контроль над собой. – Вы жестокая, бескомпромиссная…
Леди Алисия обернулась к нему:
– А почему бы мне и не быть такой? Что до сих пор принесла мне готовность идти на компромиссы, кроме несчастий? Когда мои родители врали насчет моего приданого и заставляли меня впустить Алмонта…
Алисия замолчала, у нее перехватило дыхание, лицо потеряло всякое выражение.
Стентон похолодел, вспоминая свою встречу с лордом и леди Сазерленд.
– Они заставили вас сделать это, а потом вышвырнули из дома?
Она смотрела в сторону, но губы ее едва заметно дрожали.
– Алмонт был слишком умен, чтобы его поймали, понимаете? Когда я призналась ему, что приданого у меня нет, прямо после этого он поцеловал меня, сказал, что это не имеет никакого значения, и велел идти спать. К тому времени как я проснулась, Алмонт уже устроил все таким образом, чтобы никто никогда не поверил ни единому моему слову.
Алмонт использовал ее и отделался от нее. Как и ее родители. Вокруг этого было много шума. Свет не поверил ей. Это оказалось заразительным.
Стентон только сейчас ощутил трагичность этого чувства безысходности.
Алисия отвернулась и натянула одеяло до горла.
Он зарычал:
– Алисия…
– Мне кажется, миледи попросила вас удалиться.
Стентон поднял глаза и увидел в дверях Гаррета с подносом в руках и угрозой в синих глазах. Гаррет был чем-то вроде горничной, но Стентон не сомневался, что эта горничная будет сражаться за леди Алисию до последней капли крови.
Он встал и пошел к двери. Гаррет отодвинулся, но, кажется, был полностью готов защищать свою хозяйку, хотя бы чашкой горячего чаю и бисквитами в качестве метательных орудий.
– Гаррет, поговорите с ней. Пусть она поймет…
На этих словах дверь захлопнулась.
Он не знал, что сказать ей. Чего она ожидала? Что он расскажет ей все свои секреты в прекрасных стихах и откроет свое сердце, чтобы она его внимательно прочитала?
Он предложил совершенно логичный план, который гарантировал бы им обоим удовлетворительное устройство жизни в будущем.
Что тут неправильно?
Он провел руками по лицу, пытаясь обуздать тот сумасшедший хаос чувств, который всегда вызывала в нем особая логика Алисии. Она необъяснима и непредсказуема. Все, чего ему хочется от Алисии, – чтобы она обуздала свою буйную природу и добавила бы несколько дюймов ткани к корсажам своих платьев и, возможно, сделала бы что-нибудь более скромное и непритязательное из своих волос…
Женщина, которую он нарисовал в уме, была прелестна, элегантна, сдержанна и имела почти королевские манеры.
У нее не было никакого сходства с леди Алисией Лоуренс. Но она ему совсем не нравилась.
Дьявол побери!
Глава 36
Принц-регент предложил Алисии подвезти ее в Лондон в своей карете. Она согласилась, потому что к ним собирался присоединиться Форсайт, да и пружины в королевской карете достаточно хороши, чтобы путешествие для нее, раненой, оказалось приятным.
К несчастью, мистер Форсайт под действием настойки опия уснул вскоре после того, как они покинули поместье Кросса, оставив Алисию наедине с человеком, которому на глазах сотни свидетелей она влепила пощечину по его королевской щеке.
Ни иронии, ни остроумия Георгу было не занимать.
– Я, конечно, буду во весь голос и неустанно утверждать, будто между нами во время путешествия ничего не произошло. Конечно, это возымеет обратное действие. Ваша репутация будет погублена, а моя – спасена. – Он удрученно потер лицо. – Мне кажется, что получить пощечину от такой очаровательной женщины в некотором роде даже почетно… – Он лукаво покосился на нее.
Алисия осторожно откинулась на бархатные мягкие подушки и закрыла глаза.
– Я еще раз приношу вам свои глубочайшие извинения, ваше высочество.
Георг пожал плечами:
– Вы спасли моих самых лучших и честных людей. Так что я не могу на вас обижаться. Вы немного переборщили, но это понятно, в такой острый момент.
– Простите меня, ваше высочество. – Алисия могла бы сказать, что собиралась произнести эти слова много раз в течение ближайших часов.
– Вы должны остановиться со мной в Карлтон-Хаусе, – сказал Георг. – Я хочу устроить прием в вашу честь, который упрочит ваше положение в свете. В будущем, говоря о леди Алисии Лоуренс, люди будут интересоваться только тем, получат ли они приглашение в ваш кружок близких друзей.
Алисия покачала головой:
– Ваше высочество, в этом нет никакой необходимости.
Георг развел руками:
– Ну конечно, это необходимо! Подумайте о своих милых сестрах, миледи. Если вы станете королевой высшего света, кто осмелится клеветать на ваших сестер? – Он задумчиво похлопал себя по подбородку. – Леди Альберта довольно мила, не правда ли? Как вы думаете?.. – Он заметил выражение лица Алисии, и его рука непроизвольно коснулась щеки. – Возможно, нет… – Однако он быстро пришел в себя. – Я наградил бы вас медалью, но как чествовать вас, если это дело строго секретное, касающееся национальной безопасности? Сведения о смерти Химеры дойдут до Наполеона. Но мы постараемся заставить его поверить в то, что мы успели выжать из его агента некоторые секреты.
Алисия хлопнула себя по губам.
– Ах да. – Она убрала руку, но глаза ее были очень красноречивы. – Мне нельзя было… нельзя было сразу убивать его! Мне нужно было бы сообразить, что у вас к нему будут вопросы… ах, Господи…
Георг насмешливо взглянул на нее:
– Леди Алисия, неужели вы извиняетесь передо мной за то, что не притащили на руках живого шпиона, возможно, самого опасного в истории Англии, и не бросили к моим ногам, как кошка притаскивает мышку к ногам своего хозяина?
Алисия нахмурилась.
– Вот как? – Она сморщила нос. – Это звучит не очень приятно, правда?
Хохот Георга мог бы разбудить Форсайта. Алисия улыбнулась, но в душе пожелала, чтобы путешествие закончилось как можно скорее. Чем скорее она сможет собрать вещи и вместе с Милли и Гарретом покинуть Лондон, тем скорее она сможет быть уверена в том, что никогда больше не увидит Стентона.
Карлтон-Хаус, будучи королевской резиденцией, был, конечно, очень красивым и уютным, а весь персонал безукоризненно приветливым и обязательным. Гаррет чувствовал себя на седьмом небе, а Милли, которую Георг уже велел доставить к Алисии, была просто в экстазе. Алисию посещал личный врач Георга, прописавший ей покой и пребывание в постели.
От Альберты пришло письмо, в котором сестра сообщала о своей страсти к лорду Фаррингтону и предстоящей свадьбе. Антония тоже написала письмо, сдержанное, но приятное, в котором не было ни извинений, ни обвинений. У родителей все хорошо, отец скоро попросит заем у Фаррингтона и так далее.
Все хорошо. Рана ее быстро заживала. Все плохое, что случилось пять лет назад, теперь исправлено. Алисия должна была бы чувствовать себя счастливой.
К несчастью, ее сердце, кажется, осталось возле Стентона, потому что она его совсем не чувствовала. Несколько следующих дней она провела в состоянии полного оцепенения и депрессии. В тот вечер, когда Георг давал прием в ее честь, Алисия позволила Гаррету одеть себя и минут десять равнодушно прислушивалась к спору Гаррета с Милли о том, какую ей стоит сделать прическу, прежде чем вмешалась сама.
На прием она отправилась с ощущением, будто наблюдает за всем со стороны. Георг и его любовница, большая грудастая женщина, приветствовавшая Алисию душевным объятием, за ужином усадили ее между собой. Алисия смутно сознавала, какой чести удостоена, и вела себя очень сдержанно – какое значение могло иметь то, что джентльмен напротив оказался полным идиотом, а его спутница – ехидной и недоброй? У Алисии не осталось ни сил, ни желания раздражаться по этому поводу. Она улыбалась, кивала, поддерживала пустую беседу.
Какая насмешка судьбы: теперь, когда она рассталась со Стентоном, она вела себя как идеальная, похожая на куклу маркиза.
После того как подали еду, принц-регент откашлялся.
– У меня есть письмо, написанное джентльменом к даме его сердца. Он попросил меня зачитать его ей публично, так, чтобы все смогли узнать, насколько она ему нравится. «Леди Алисии…»
Алисия заморгала. Нет. Неужели это один из этих вилявших перед ней хвостом обожателей с приема у Кросса? Какой абсурд! Она вздохнула, готовая выслушать письмо с легкой улыбкой, ни к чему не обязывающей, и затем вежливо что-нибудь ответить. Потом она сможет извиниться и, оправдываясь своим нездоровьем, покинуть прием.
Георг продолжил:
– «Леди Алисии.
Уже в своем первом письме вы поразили меня быстрым умом и остроумием. При нашей первой встрече я был поражен вашими очаровательными глазами и вашей грацией. С первого дня, часа, мига для меня все было впервые. Я впервые услышал ваш смех. Я впервые заставил вас плакать. Впервые ощутил вкус ваших губ. Впервые ласкал вашу кожу. Впервые согрелось мое сердце, которое так долго пребывало в холоде и мраке.
Я не понимал, что со мной происходит, потому что слишком долго жил один. Щедрость я принял за безрассудство. Доверие – за манипуляцию. Там, где была любовь, я видел ложь.
Я держал в руках сверкающее золото и обращался с ним как с желтой медью».
Алисия слышала, как стучит ее сердце, почти заглушая слова сидящей рядом с ней женщины.
– Как красиво! – вздохнула женщина. – Так страстно!
Георг продолжал чтение:
– «Мне казалось, будто я добился своего, совершенный человек, контролирующий свое окружение. Но я был холоден, холоден настолько, что внутри у меня все превратилось в лед.
Ваше яркое горение пугало меня, заставляло нервничать, лишало мужества. Я боялся сгореть в этом пламени без остатка и все-таки не мог удержаться. Как беспомощная мошка, летящая на пламя свечи, я не мог остановиться и не общаться с вами.
Слишком поздно я понял: и пытаться не стоило. Своим пламенем вы создали из меня нечто новое, кого-то, кто должен выжить и процветать вблизи горящей лавы внутри вас.
Я хочу от вас больше, чем вправе требовать, но без меня вам будет лучше, чем со мной, поэтому я не стану докучать вам просьбами. Я только хочу сказать вам: вы оставили меня изменившимся. Мир не узнает меня, настолько я стал другим человеком. Миру это пойдет на пользу, как я полагаю, а я всегда буду обязан вам, ведь благодаря вам в моем сердце растаял лед.
Желаю вам вечного радостного лета, которого вы заслуживаете, и не виню вас за бегство от суровой зимы, какую вы видели во мне.
Прощайте.
Навеки ваш, Алисия, любимая.
Уиндем».
Алисия не могла свободно дышать, настолько захватили ее чувства. В буре эмоций исчезло все ее оцепенение. Стентон так долго заставлял ее ощущать себя несчастной, что у нее не было сил во всей полноте осознать свою радость. И внезапно, неудержимо ее заполнило такое всеохватывающее чувство великой надежды, что она даже не осмеливалась пошевелиться, опасаясь пробудиться от этого сна.
Леди Алисия осторожно положила салфетку на тарелку.
– Где он, ваше высочество? Уиндем здесь, где-то здесь, я знаю.
– Я представить себе не могу, почему вы так думаете, – ласково сказал Георг.
Алисия посмотрела на него, насмешливо подняв бровь:
– Ваше высочество, мне все равно, каким образом Стентону удалось заставить вас так поступать. Но я хочу знать, где он. Думаю, вы сознаете, что вам придется сказать мне, где он.
Георг отшатнулся.
– А… он в музыкальном салоне. – Он показал рукой в сторону двери, непроизвольно прикрывая другой рукой щеку.
– Благодарю вас, ваше высочество. – Она встала, отодвинув стул. – Я не могу оставаться здесь, – сообщила она всем присутствующим. – Мой любимый ждет меня. Вы простите меня, ваше высочество? – Она поклонилась принцу.
Обежав стол, она выскользнула за дверь в музыкальный салон.
Стентон был здесь, высокий и восхитительный, и ее навеки. Он взволнованно расхаживал по комнате. Как будто она могла отказать ему!
Он обернулся на шум и едва успел схватить ее в свои объятия. Они рухнули на королевский диванчик, потом скатились вместе на королевский ковер.
Наконец он оказался там, где ей всегда хотелось, чтобы он был: под ней, а она покрывала его лицо поцелуями.
– Я не… все это… ты сказал… – шептала она между поцелуями.
– Конечно, нет. – Он взял ее лицо в свои большие ладони и на мгновение остановил ее. – Ты – больше.
Она покачала головой:
– Ты дурак, если так думаешь.
Он медленно улыбнулся:
– Думаю, так и есть – из-за тебя.
Она поморгала, прогоняя жгущие глаза слезы.
– Не заставляй меня плакать, когда я так ужасно счастлива.
Он поцеловал ее таким долгим и глубоким поцелуем, что ноги у нее стали ватными, а все остальные части запели от радости.
– Я люблю тебя, – прошептал он ей в волосы, – если ты позволишь мне встать, то я сделаю тебе предложение руки и сердца, как полагается.
Алисия покачала головой:
– Нет. Нет и нет. Все, что ты хочешь сказать, ты можешь сказать и лежа на спине.
Стентон громко рассмеялся, легким и открытым смехом, который ей редко доводилось слышать, но который ей так нравился. Она закрыла глаза и просто слушала, чувствуя, как гул глубоко у него в груди отдается во всем ее теле. Он действительно был счастлив.
– Ну хорошо, – с ухмылкой сказал он. – Я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться. Я хочу, чтобы ты была такой, какая есть, каждый миг, каждый день… только можем мы иногда надевать костюмы в постель? Я всегда воображал тебя в костюме разбойника с большой дороги, всю в черном.
Медленная, горячая улыбка осветила его лицо. Быстрым движением он перекатил ее и лег сверху, тяжелый и восхитительный.
– Сдавайся! – прорычал он.
Алисия обвила его шею руками, запустив пальцы в густые волосы.
– Конечно, лорд разбойник, но тебе не кажется, что сначала нам стоило бы закрыть дверь?
К несчастью, мистер Форсайт под действием настойки опия уснул вскоре после того, как они покинули поместье Кросса, оставив Алисию наедине с человеком, которому на глазах сотни свидетелей она влепила пощечину по его королевской щеке.
Ни иронии, ни остроумия Георгу было не занимать.
– Я, конечно, буду во весь голос и неустанно утверждать, будто между нами во время путешествия ничего не произошло. Конечно, это возымеет обратное действие. Ваша репутация будет погублена, а моя – спасена. – Он удрученно потер лицо. – Мне кажется, что получить пощечину от такой очаровательной женщины в некотором роде даже почетно… – Он лукаво покосился на нее.
Алисия осторожно откинулась на бархатные мягкие подушки и закрыла глаза.
– Я еще раз приношу вам свои глубочайшие извинения, ваше высочество.
Георг пожал плечами:
– Вы спасли моих самых лучших и честных людей. Так что я не могу на вас обижаться. Вы немного переборщили, но это понятно, в такой острый момент.
– Простите меня, ваше высочество. – Алисия могла бы сказать, что собиралась произнести эти слова много раз в течение ближайших часов.
– Вы должны остановиться со мной в Карлтон-Хаусе, – сказал Георг. – Я хочу устроить прием в вашу честь, который упрочит ваше положение в свете. В будущем, говоря о леди Алисии Лоуренс, люди будут интересоваться только тем, получат ли они приглашение в ваш кружок близких друзей.
Алисия покачала головой:
– Ваше высочество, в этом нет никакой необходимости.
Георг развел руками:
– Ну конечно, это необходимо! Подумайте о своих милых сестрах, миледи. Если вы станете королевой высшего света, кто осмелится клеветать на ваших сестер? – Он задумчиво похлопал себя по подбородку. – Леди Альберта довольно мила, не правда ли? Как вы думаете?.. – Он заметил выражение лица Алисии, и его рука непроизвольно коснулась щеки. – Возможно, нет… – Однако он быстро пришел в себя. – Я наградил бы вас медалью, но как чествовать вас, если это дело строго секретное, касающееся национальной безопасности? Сведения о смерти Химеры дойдут до Наполеона. Но мы постараемся заставить его поверить в то, что мы успели выжать из его агента некоторые секреты.
Алисия хлопнула себя по губам.
– Ах да. – Она убрала руку, но глаза ее были очень красноречивы. – Мне нельзя было… нельзя было сразу убивать его! Мне нужно было бы сообразить, что у вас к нему будут вопросы… ах, Господи…
Георг насмешливо взглянул на нее:
– Леди Алисия, неужели вы извиняетесь передо мной за то, что не притащили на руках живого шпиона, возможно, самого опасного в истории Англии, и не бросили к моим ногам, как кошка притаскивает мышку к ногам своего хозяина?
Алисия нахмурилась.
– Вот как? – Она сморщила нос. – Это звучит не очень приятно, правда?
Хохот Георга мог бы разбудить Форсайта. Алисия улыбнулась, но в душе пожелала, чтобы путешествие закончилось как можно скорее. Чем скорее она сможет собрать вещи и вместе с Милли и Гарретом покинуть Лондон, тем скорее она сможет быть уверена в том, что никогда больше не увидит Стентона.
Карлтон-Хаус, будучи королевской резиденцией, был, конечно, очень красивым и уютным, а весь персонал безукоризненно приветливым и обязательным. Гаррет чувствовал себя на седьмом небе, а Милли, которую Георг уже велел доставить к Алисии, была просто в экстазе. Алисию посещал личный врач Георга, прописавший ей покой и пребывание в постели.
От Альберты пришло письмо, в котором сестра сообщала о своей страсти к лорду Фаррингтону и предстоящей свадьбе. Антония тоже написала письмо, сдержанное, но приятное, в котором не было ни извинений, ни обвинений. У родителей все хорошо, отец скоро попросит заем у Фаррингтона и так далее.
Все хорошо. Рана ее быстро заживала. Все плохое, что случилось пять лет назад, теперь исправлено. Алисия должна была бы чувствовать себя счастливой.
К несчастью, ее сердце, кажется, осталось возле Стентона, потому что она его совсем не чувствовала. Несколько следующих дней она провела в состоянии полного оцепенения и депрессии. В тот вечер, когда Георг давал прием в ее честь, Алисия позволила Гаррету одеть себя и минут десять равнодушно прислушивалась к спору Гаррета с Милли о том, какую ей стоит сделать прическу, прежде чем вмешалась сама.
На прием она отправилась с ощущением, будто наблюдает за всем со стороны. Георг и его любовница, большая грудастая женщина, приветствовавшая Алисию душевным объятием, за ужином усадили ее между собой. Алисия смутно сознавала, какой чести удостоена, и вела себя очень сдержанно – какое значение могло иметь то, что джентльмен напротив оказался полным идиотом, а его спутница – ехидной и недоброй? У Алисии не осталось ни сил, ни желания раздражаться по этому поводу. Она улыбалась, кивала, поддерживала пустую беседу.
Какая насмешка судьбы: теперь, когда она рассталась со Стентоном, она вела себя как идеальная, похожая на куклу маркиза.
После того как подали еду, принц-регент откашлялся.
– У меня есть письмо, написанное джентльменом к даме его сердца. Он попросил меня зачитать его ей публично, так, чтобы все смогли узнать, насколько она ему нравится. «Леди Алисии…»
Алисия заморгала. Нет. Неужели это один из этих вилявших перед ней хвостом обожателей с приема у Кросса? Какой абсурд! Она вздохнула, готовая выслушать письмо с легкой улыбкой, ни к чему не обязывающей, и затем вежливо что-нибудь ответить. Потом она сможет извиниться и, оправдываясь своим нездоровьем, покинуть прием.
Георг продолжил:
– «Леди Алисии.
Уже в своем первом письме вы поразили меня быстрым умом и остроумием. При нашей первой встрече я был поражен вашими очаровательными глазами и вашей грацией. С первого дня, часа, мига для меня все было впервые. Я впервые услышал ваш смех. Я впервые заставил вас плакать. Впервые ощутил вкус ваших губ. Впервые ласкал вашу кожу. Впервые согрелось мое сердце, которое так долго пребывало в холоде и мраке.
Я не понимал, что со мной происходит, потому что слишком долго жил один. Щедрость я принял за безрассудство. Доверие – за манипуляцию. Там, где была любовь, я видел ложь.
Я держал в руках сверкающее золото и обращался с ним как с желтой медью».
Алисия слышала, как стучит ее сердце, почти заглушая слова сидящей рядом с ней женщины.
– Как красиво! – вздохнула женщина. – Так страстно!
Георг продолжал чтение:
– «Мне казалось, будто я добился своего, совершенный человек, контролирующий свое окружение. Но я был холоден, холоден настолько, что внутри у меня все превратилось в лед.
Ваше яркое горение пугало меня, заставляло нервничать, лишало мужества. Я боялся сгореть в этом пламени без остатка и все-таки не мог удержаться. Как беспомощная мошка, летящая на пламя свечи, я не мог остановиться и не общаться с вами.
Слишком поздно я понял: и пытаться не стоило. Своим пламенем вы создали из меня нечто новое, кого-то, кто должен выжить и процветать вблизи горящей лавы внутри вас.
Я хочу от вас больше, чем вправе требовать, но без меня вам будет лучше, чем со мной, поэтому я не стану докучать вам просьбами. Я только хочу сказать вам: вы оставили меня изменившимся. Мир не узнает меня, настолько я стал другим человеком. Миру это пойдет на пользу, как я полагаю, а я всегда буду обязан вам, ведь благодаря вам в моем сердце растаял лед.
Желаю вам вечного радостного лета, которого вы заслуживаете, и не виню вас за бегство от суровой зимы, какую вы видели во мне.
Прощайте.
Навеки ваш, Алисия, любимая.
Уиндем».
Алисия не могла свободно дышать, настолько захватили ее чувства. В буре эмоций исчезло все ее оцепенение. Стентон так долго заставлял ее ощущать себя несчастной, что у нее не было сил во всей полноте осознать свою радость. И внезапно, неудержимо ее заполнило такое всеохватывающее чувство великой надежды, что она даже не осмеливалась пошевелиться, опасаясь пробудиться от этого сна.
Леди Алисия осторожно положила салфетку на тарелку.
– Где он, ваше высочество? Уиндем здесь, где-то здесь, я знаю.
– Я представить себе не могу, почему вы так думаете, – ласково сказал Георг.
Алисия посмотрела на него, насмешливо подняв бровь:
– Ваше высочество, мне все равно, каким образом Стентону удалось заставить вас так поступать. Но я хочу знать, где он. Думаю, вы сознаете, что вам придется сказать мне, где он.
Георг отшатнулся.
– А… он в музыкальном салоне. – Он показал рукой в сторону двери, непроизвольно прикрывая другой рукой щеку.
– Благодарю вас, ваше высочество. – Она встала, отодвинув стул. – Я не могу оставаться здесь, – сообщила она всем присутствующим. – Мой любимый ждет меня. Вы простите меня, ваше высочество? – Она поклонилась принцу.
Обежав стол, она выскользнула за дверь в музыкальный салон.
Стентон был здесь, высокий и восхитительный, и ее навеки. Он взволнованно расхаживал по комнате. Как будто она могла отказать ему!
Он обернулся на шум и едва успел схватить ее в свои объятия. Они рухнули на королевский диванчик, потом скатились вместе на королевский ковер.
Наконец он оказался там, где ей всегда хотелось, чтобы он был: под ней, а она покрывала его лицо поцелуями.
– Я не… все это… ты сказал… – шептала она между поцелуями.
– Конечно, нет. – Он взял ее лицо в свои большие ладони и на мгновение остановил ее. – Ты – больше.
Она покачала головой:
– Ты дурак, если так думаешь.
Он медленно улыбнулся:
– Думаю, так и есть – из-за тебя.
Она поморгала, прогоняя жгущие глаза слезы.
– Не заставляй меня плакать, когда я так ужасно счастлива.
Он поцеловал ее таким долгим и глубоким поцелуем, что ноги у нее стали ватными, а все остальные части запели от радости.
– Я люблю тебя, – прошептал он ей в волосы, – если ты позволишь мне встать, то я сделаю тебе предложение руки и сердца, как полагается.
Алисия покачала головой:
– Нет. Нет и нет. Все, что ты хочешь сказать, ты можешь сказать и лежа на спине.
Стентон громко рассмеялся, легким и открытым смехом, который ей редко доводилось слышать, но который ей так нравился. Она закрыла глаза и просто слушала, чувствуя, как гул глубоко у него в груди отдается во всем ее теле. Он действительно был счастлив.
– Ну хорошо, – с ухмылкой сказал он. – Я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться. Я хочу, чтобы ты была такой, какая есть, каждый миг, каждый день… только можем мы иногда надевать костюмы в постель? Я всегда воображал тебя в костюме разбойника с большой дороги, всю в черном.
Медленная, горячая улыбка осветила его лицо. Быстрым движением он перекатил ее и лег сверху, тяжелый и восхитительный.
– Сдавайся! – прорычал он.
Алисия обвила его шею руками, запустив пальцы в густые волосы.
– Конечно, лорд разбойник, но тебе не кажется, что сначала нам стоило бы закрыть дверь?
Эпилог
Алисия прыгала на одной ноге, пока Стентон поспешно застегивал ей платье.
– Черт! – ругалась она. – Куда я дела другую туфлю?
– Мой жилет оказался на канделябре, но трудно сказать, где может быть твоя туфля.
Стентон нашел туфельку под туалетным столиком, рядом со своим шейным платком. Он нахмурился при виде мятого платка:
– Думаю, мне придется позвать Герберта.
Алисия подхватила туфлю и надела ее. Потом склонилась к зеркалу, приводя волосы в порядок.
– Но если он придет, тогда и Гаррет явится, а Гаррет ни за что на свете не позволит мне выйти, не переодевшись и не причесавшись, а мы и так уже опаздываем! Альберта никогда не простит мне, если мы не явимся вовремя, чтобы встретить ее жениха!
Уиндем помахал своим бесполезным шейным платком:
– Но я совсем не знаю, как повязывают эту штуку.
Она оглянулась через плечо.
– Ты это серьезно?
Он пожал плечами.
– В этом никогда необходимости не было.
Алисия повернулась и уперла руки в бока.
– Ну, если бы ты не целовал так мою шею…
Он передразнил ее позу.
– Ну, если бы ты не заполняла корсаж так… – Глаза у него потемнели, когда он взглянул на нее. – И ты все еще так и делаешь.
Она скрестила руки на груди и вздохнула:
– Что делаю?
Челюсти у него задвигались.
– Иди сюда.
Она отступила на шаг.
– Поймай меня.
Ей хватило времени только на то, чтобы хихикнуть, прежде чем он схватил ее. Ужин в Сазерленд-Хаусе может и подождать.
За дверью Доббинз остановился с подносом в руках. Другой слуга шел по коридору и увидел, что он стоит в нерешительности у двери.
– Все то же, да? Медовый месяц ведь уже давно позади.
Доббинз кивнул:
– Он просто не такой человек, как все остальные.
– И никогда им не был, – восхищенно покачал головой его собеседник. – Везучий, дьявол.
Доббинз вздохнул и повернул на кухню. Лучше ему приготовить другой поднос с чаем. Его светлость может быть страшен в гневе, если не получит свой чай.
– Черт! – ругалась она. – Куда я дела другую туфлю?
– Мой жилет оказался на канделябре, но трудно сказать, где может быть твоя туфля.
Стентон нашел туфельку под туалетным столиком, рядом со своим шейным платком. Он нахмурился при виде мятого платка:
– Думаю, мне придется позвать Герберта.
Алисия подхватила туфлю и надела ее. Потом склонилась к зеркалу, приводя волосы в порядок.
– Но если он придет, тогда и Гаррет явится, а Гаррет ни за что на свете не позволит мне выйти, не переодевшись и не причесавшись, а мы и так уже опаздываем! Альберта никогда не простит мне, если мы не явимся вовремя, чтобы встретить ее жениха!
Уиндем помахал своим бесполезным шейным платком:
– Но я совсем не знаю, как повязывают эту штуку.
Она оглянулась через плечо.
– Ты это серьезно?
Он пожал плечами.
– В этом никогда необходимости не было.
Алисия повернулась и уперла руки в бока.
– Ну, если бы ты не целовал так мою шею…
Он передразнил ее позу.
– Ну, если бы ты не заполняла корсаж так… – Глаза у него потемнели, когда он взглянул на нее. – И ты все еще так и делаешь.
Она скрестила руки на груди и вздохнула:
– Что делаю?
Челюсти у него задвигались.
– Иди сюда.
Она отступила на шаг.
– Поймай меня.
Ей хватило времени только на то, чтобы хихикнуть, прежде чем он схватил ее. Ужин в Сазерленд-Хаусе может и подождать.
За дверью Доббинз остановился с подносом в руках. Другой слуга шел по коридору и увидел, что он стоит в нерешительности у двери.
– Все то же, да? Медовый месяц ведь уже давно позади.
Доббинз кивнул:
– Он просто не такой человек, как все остальные.
– И никогда им не был, – восхищенно покачал головой его собеседник. – Везучий, дьявол.
Доббинз вздохнул и повернул на кухню. Лучше ему приготовить другой поднос с чаем. Его светлость может быть страшен в гневе, если не получит свой чай.