Вдоль нее и стали появляться первые домики, обращенные к ней фасадом. Они жались друг к другу, словно отчаянно желая общества. Когда бы я ни шел по такой улице, мне всегда было интересно: почему это она поворачивает у того места, а не у другого? Может, самому первому волку именно здесь почудилась опасность и он внезапно отскочил в сторону? И так у каждого поворота.
Мне казалось, что любой угол, любой изгиб — это метка, оставленная страхом или подозрительностью какого-нибудь животного. Тем более такое приходило на ум возле острого излома, у которого стояла тюрьма. Что почуял здесь серый хищник? Наверное, то же, что потом проникло в сознание людей и заставило их именно на этом месте построить тюремное здание.
Оно было в виде треугольника со срезанным углом, который огибала дорога. Она не прижималась к стене, а как бы сторонилась ее, отсекая большой кусок пустого пространства. Позади тюрьмы был пустырь, на котором прежде стоял чей-то салун. Но плохие времена и конкуренция Грешама выморили из него владельца. Он подался в другие края, а само здание чуть погодя сгорело дотла — наверное, его поджег какой-нибудь бродяга. Осталась лишь пара обугленных бревен, все остальное заросло сорной травой, которую никогда не скашивали.
С третьей стороны тюрьмы находился дом Тома Меттьюза. Он не примыкал к ней, между стенами высился дощатый забор, по обе стороны от которого шли утоптанные тропинки. Расстояние между двумя зданиями было футов пятнадцать, они никак не сообщались.
Таким образом, можно было считать, что тюрьма стоит особняком. Продумав, как лучше ее охранять, я поставил во внешний караул восемь человек. Четверо из них должны были сидеть не шевелясь на углах здания и смотреть в оба, остальные в это время ходить по кругу, трогая за плечи сидящих, чтобы те не могли задремать. На этой мере предосторожности я настаивал особо, чтобы не допустить выпадения ни одного звена из цепи. Мои люди поклялись исполнить все в точности, и я знал, что могу им верить.
Более сложно было организовать охрану внутри.
Из оставшихся людей я выбрал четверых лучших, и вместе с ними осмотрел тюрьму сверху донизу. Не знаю, почему, но в подвалах и на чердаках всех старых зданий обычно некуда ступить от хлама. Здесь была та же картина, но мы с ребятами как следует перетряхнули весь мусор. Потом прошлись по всем этажам, простукивая стены и полы, осматривая каждый закуток и каждую кладовку. И наконец, вместе с парой помощников я даже поковырялся в земляном полу подвала, чтобы убедиться, что там нет потайного лаза.
Поначалу парни прятали улыбки и подталкивали друг друга локтями, однако, увидев, что я не придаю этому значения, подошли к делу с такой же основательностью, даже начали советовать, что еще можно предпринять, дабы избежать любых вражеских козней.
По нашему общему мнению, враг никак не мог проникнуть в тюрьму. Снаружи путь ему преграждали восемь человек. Но если он все-таки преодолел бы этот кордон, внутри его встретили бы еще четверо. Двое в камере Джунипера, и двое постоянно совершающие обход помещений, проверяющие все двери.
Кроме них, были еще Том Кеньон и Грешам, и эти могли делать все, что им заблагорассудится.
Казалось, более совершенной системы нельзя было придумать. Кто же мог предугадать, что в этот вечер здесь будут убиты двое?
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Мне казалось, что любой угол, любой изгиб — это метка, оставленная страхом или подозрительностью какого-нибудь животного. Тем более такое приходило на ум возле острого излома, у которого стояла тюрьма. Что почуял здесь серый хищник? Наверное, то же, что потом проникло в сознание людей и заставило их именно на этом месте построить тюремное здание.
Оно было в виде треугольника со срезанным углом, который огибала дорога. Она не прижималась к стене, а как бы сторонилась ее, отсекая большой кусок пустого пространства. Позади тюрьмы был пустырь, на котором прежде стоял чей-то салун. Но плохие времена и конкуренция Грешама выморили из него владельца. Он подался в другие края, а само здание чуть погодя сгорело дотла — наверное, его поджег какой-нибудь бродяга. Осталась лишь пара обугленных бревен, все остальное заросло сорной травой, которую никогда не скашивали.
С третьей стороны тюрьмы находился дом Тома Меттьюза. Он не примыкал к ней, между стенами высился дощатый забор, по обе стороны от которого шли утоптанные тропинки. Расстояние между двумя зданиями было футов пятнадцать, они никак не сообщались.
Таким образом, можно было считать, что тюрьма стоит особняком. Продумав, как лучше ее охранять, я поставил во внешний караул восемь человек. Четверо из них должны были сидеть не шевелясь на углах здания и смотреть в оба, остальные в это время ходить по кругу, трогая за плечи сидящих, чтобы те не могли задремать. На этой мере предосторожности я настаивал особо, чтобы не допустить выпадения ни одного звена из цепи. Мои люди поклялись исполнить все в точности, и я знал, что могу им верить.
Более сложно было организовать охрану внутри.
Из оставшихся людей я выбрал четверых лучших, и вместе с ними осмотрел тюрьму сверху донизу. Не знаю, почему, но в подвалах и на чердаках всех старых зданий обычно некуда ступить от хлама. Здесь была та же картина, но мы с ребятами как следует перетряхнули весь мусор. Потом прошлись по всем этажам, простукивая стены и полы, осматривая каждый закуток и каждую кладовку. И наконец, вместе с парой помощников я даже поковырялся в земляном полу подвала, чтобы убедиться, что там нет потайного лаза.
Поначалу парни прятали улыбки и подталкивали друг друга локтями, однако, увидев, что я не придаю этому значения, подошли к делу с такой же основательностью, даже начали советовать, что еще можно предпринять, дабы избежать любых вражеских козней.
По нашему общему мнению, враг никак не мог проникнуть в тюрьму. Снаружи путь ему преграждали восемь человек. Но если он все-таки преодолел бы этот кордон, внутри его встретили бы еще четверо. Двое в камере Джунипера, и двое постоянно совершающие обход помещений, проверяющие все двери.
Кроме них, были еще Том Кеньон и Грешам, и эти могли делать все, что им заблагорассудится.
Казалось, более совершенной системы нельзя было придумать. Кто же мог предугадать, что в этот вечер здесь будут убиты двое?
Глава 17
МЕСТЬ КРАСНОГО КОРШУНА
Кеньон решил быть со мной, когда Джунипер будет давать показания, и я был этому рад. Том страшно нервничал, если бы ему позволили слоняться по коридорам, он бил бы ложную тревогу при малейшем шорохе.
Грешам, напротив, пожелал ходить по этажам. Я объяснил ему, что у нас готовится, предложил вместе со мной допрашивать Джунипера, но Питер, подумав, отказался. Я попробовал его уговорить, сказав, что его присутствие может оказаться полезным. Во-первых, пригодится его авторитет, а во-вторых, мальчишке будет труднее врать, так как Питер лучше меня знаком с историей Коршуна.
— Ты не совсем понимаешь, Шерберн, — возразил он. — Если тебе удастся выйти на след Красного Коршуна, пусть даже ты его не поймаешь, тебя будут считать великим человеком в Эмити. Но если я будут находиться в камере во время допроса, заслугу всецело припишут мне, просто по той причине, что у меня тут немалый авторитет.
Он рассудил как истинный джентльмен. Другого от него нельзя было и ожидать. Этот внушительного роста и мужественного облика человек был деликатен как чувствительная женщина. Настаивать было бесполезно — Грешам не менял своих решений.
Питер отправился в дозор, а я пошел к Дэнни Джуниперу, не сомневаясь, что предстоящему допросу суждено стать одним из самых громких эпизодов в истории Эмити.
Находившихся при мне ребят звали Гарри Уэллз и Стив Баршет. Вместе с нами в камере находился еще и Том. Он сел напротив двери с револьвером в руке. Джунипер был в кандалах, но я решил их снять, подумав, что это будет истолковано им как обещание скорой свободы, поможет ему, развязать язык и избавит от искушения наврать нам с три короба. Кажется, мое действие дало ожидаемый эффект.
Мы уселись, я разложил на коленях блокнот для записи важных сведений и вдруг заметил в потолке люк, прямо над головой нашего пленника.
Это меня не на шутку испугало. Если мы не увидели такую вещь во время тщательного осмотра помещения, то сколько же еще оплошностей допустили по недосмотру? Приступить к допросу я никак не мог — сначала нужно было изучить эту лазейку.
Принесли раскладную лестницу, я забрался под потолок. Дверца была наглухо заколочена, и казалось, большие шляпки гвоздей надежно ее держат. Однако стоило мне слегка надавить, как она легко подалась, да так, что я едва не упал со стремянки.
Гвозди были перекушены давным-давно — потрогав концы, я убедился, что они покрыты ржавчиной. На мгновение мною овладел страх. Я выпрямился, высунув голову на чердак.
Все вокруг показалось мне странным, подозрительна была каждая тень. Но через пару секунд глаза привыкли к темноте, и при свете звезд, которые проглядывали сквозь дыры в крыше, я различил знакомые очертания предметов. Этот хлам мы недавно перебирали, подвоха с чердака можно было не опасаться.
Я слез с лестницы. Присутствующие, уставившись в пол, прятали ухмылки. Они не хотели оскорбить меня насмешками, но, несомненно, считали, что веду я себя как дурак.
Это сильно меня задело. Настолько, что я не нашел в себе мужества вновь взобраться на лестницу и закрыть в потолке зияющую дыру. Было очень неуютно оттого, что на меня смотрело это черное око. Но залезть под потолок и закрыть люк оказалось свыше моих сил! Каждые десять секунд я поглядывал на это отверстие, через которое были видны мерцающие звезды. Далекие тусклые огоньки на черном небе словно нарочно напоминали о том, что где-то в ночи рыщет Красный Коршун.
На душе у меня было неспокойно, и все-таки я решил наконец начать допрос.
— Ну, выкладывай, малыш, и ничего не бойся! — обратился к Джуниперу.
— Я все обдумал, — тихо начал он. — У меня для этого был целый день. Ты, конечно, прав — Красный Коршун никакими силами меня отсюда не вызволит. Но все равно мне страшно.
— Да ты посмотри по сторонам! — воскликнул я. — С тобой четыре человека, все отличные стрелки, каждый готов драться за твою шкуру, как за свою собственную!
Дэн посмотрел на всех по очереди, слегка задержав взгляд на Кеньоне, который, сидя с револьвером у двери, нервно ерзал на стуле.
— Пусть так, — согласился Джунипер. — Не сомневаюсь, что вы будете меня защищать, покуда я вам все не выложу. И не вижу, каким образом Коршун мог бы меня здесь достать, хотя от этого дьявола всего можно ожидать! Но сначала все же хочу знать, что со мной будет после того, как я вам все расскажу.
Я объяснил ему, что он будет находиться под стражей до тех пор, пока не найдут Коршуна, а если его схватят живым, что, впрочем, представлялось маловероятным, — то до момента казни индейца. Джуниперу не понравилось, что придется так долго ждать свободы, однако согласился, но при условии, что его будут содержать в самой надежной тюрьме штата — за толстыми стенами и крепкими решетками! Еще потребовал гарантий, что по освобождении ему вручат билет до Нового Орлеана и достаточно денег, чтобы отплыть к далеким берегам. Он подумывал об Австралии, но сгодился бы и Китай — чем дальше, чем более неожиданная страна, тем лучше. Дэн хотел, чтобы в Новый Орлеан его сопровождали два человека, проверенные в уличных перестрелках, которые должны были с ним расстаться лишь тогда, когда он сядет на пароход.
Я пообещал ему все это, а двое парней взялись в случае чего подтвердить, что Джуниперу были даны соответствующие гарантии.
Тут он полностью переменился. До этого был бледен, дрожал от волнения и однажды даже заявил, что скорее отправится в ад, чем скажет хоть слово правды. На это я пригрозил ему пыткой, и, хотя ребята посмотрели на меня с недоумением, выдержал их взгляды, сохранив суровую мину. Однако, заручившись моими обещаниями, Джунипер перестал трястись и откинулся на стуле. К нему вернулся нормальный цвет лица. Он разжег цигарку и с наслаждением затянулся. Теперь Дэн мог спокойно давать показания, поэтому поинтересовался:
— С чего прикажете начать?
— Откуда ни начни, все будет интересно.
Он подумал, пару раз выпустил дым и приступил к рассказу:
— Во-первых, скажу вам, что в нашей компании нет и не было никакого индейца!
Он замолчал и, глядя в пол, улыбнулся с самодовольством, ожидая, что произнесенные им слова произведут на нас эффект разорвавшейся бомбы. Будьте уверены, так оно и произошло!
На какое-то время я потерял дар речи, но потом, не удержавшись, переспросил:
— Среди вас нет ни одного индейца?
— И никогда не было.
— А Красный Коршун?
— Красный Коршун? — повторил он и рассмеялся.
Я возвел глаза к черному квадрату на потолке и рассеянно отметил про себя, что почему-то больше не вижу звезд, но прежде, чем до меня дошло, что это означает, случилось непоправимое!
Наш пленник снова открыл рот и заговорил:
— Красный Коршун на самом деле такой же индеец, как…
В черной дыре вспыхнуло пламя, и Дэн Джунипер с простреленной головой раскинулся на стуле. Вторая вспышка — и Том Кеньон получил то, чего дожидался в таком страхе.
Открывая огонь, я услышал, как его тело с тяжелым стуком упало на пол. Двое других парней тоже выхватили револьверы, и, когда мы вместе всадили в дыру дюжину пуль, я бросился к лестнице. Ребята карабкались за мной следом. Снаружи раздавались отчаянные крики. Послышался выстрел, другой — казалось, они доносятся издалека, потому что в моей голове крутился сумасшедший хоровод мыслей, а сердце разрывалось от отчаяния — ведь это из-за моей беспросветной глупости два человека лишились жизни!
Не задумываясь об опасности, я влез на чердак и пальнул в темноту. Вспышка на долю секунды осветила помещение, но я увидел, что поблизости никого нет. И в то же мгновение прямо над моей головой открылся кусочек звездного неба. Подскочив, я схватился за края дыры, рывком подтянулся.
На крыше кто-то стоял. В возбуждении я едва не послал пулю в большой темный силуэт, но вдруг заметил, что человек стреляет в сторону дома, стоящего напротив. Я пригляделся — это был Грешам!
Когда я подошел к нему, он в сердцах отбросил свое оружие.
— Черт! — крикнул с досадой. — Не попал! А стрелял, наверное, раза четыре!
— В кого?
— В Красного Коршуна, надо думать. Подбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как он перепрыгнул на ту крышу и повис на карнизе. Стал стрелять, но он спрыгнул, перебежал двор и скрылся вон за тем сараем. Поднимай город! Нам сегодня предстоит долгая прогулка на лошадях!
Поднимать город уже не требовалось. Когда начиналась стрельба, жители Эмити проявляли удивительную легкость на подъем. К тому моменту, как мы выбежали на улицу, там уже собралась толпа людей, палящих куда попало, готовых вскочить на лошадей и скакать хоть на край света, лишь бы им показали, в какой он стороне. Грешам стал немедленно отдавать приказы; я был отодвинут на задний план.
Грешам, напротив, пожелал ходить по этажам. Я объяснил ему, что у нас готовится, предложил вместе со мной допрашивать Джунипера, но Питер, подумав, отказался. Я попробовал его уговорить, сказав, что его присутствие может оказаться полезным. Во-первых, пригодится его авторитет, а во-вторых, мальчишке будет труднее врать, так как Питер лучше меня знаком с историей Коршуна.
— Ты не совсем понимаешь, Шерберн, — возразил он. — Если тебе удастся выйти на след Красного Коршуна, пусть даже ты его не поймаешь, тебя будут считать великим человеком в Эмити. Но если я будут находиться в камере во время допроса, заслугу всецело припишут мне, просто по той причине, что у меня тут немалый авторитет.
Он рассудил как истинный джентльмен. Другого от него нельзя было и ожидать. Этот внушительного роста и мужественного облика человек был деликатен как чувствительная женщина. Настаивать было бесполезно — Грешам не менял своих решений.
Питер отправился в дозор, а я пошел к Дэнни Джуниперу, не сомневаясь, что предстоящему допросу суждено стать одним из самых громких эпизодов в истории Эмити.
Находившихся при мне ребят звали Гарри Уэллз и Стив Баршет. Вместе с нами в камере находился еще и Том. Он сел напротив двери с револьвером в руке. Джунипер был в кандалах, но я решил их снять, подумав, что это будет истолковано им как обещание скорой свободы, поможет ему, развязать язык и избавит от искушения наврать нам с три короба. Кажется, мое действие дало ожидаемый эффект.
Мы уселись, я разложил на коленях блокнот для записи важных сведений и вдруг заметил в потолке люк, прямо над головой нашего пленника.
Это меня не на шутку испугало. Если мы не увидели такую вещь во время тщательного осмотра помещения, то сколько же еще оплошностей допустили по недосмотру? Приступить к допросу я никак не мог — сначала нужно было изучить эту лазейку.
Принесли раскладную лестницу, я забрался под потолок. Дверца была наглухо заколочена, и казалось, большие шляпки гвоздей надежно ее держат. Однако стоило мне слегка надавить, как она легко подалась, да так, что я едва не упал со стремянки.
Гвозди были перекушены давным-давно — потрогав концы, я убедился, что они покрыты ржавчиной. На мгновение мною овладел страх. Я выпрямился, высунув голову на чердак.
Все вокруг показалось мне странным, подозрительна была каждая тень. Но через пару секунд глаза привыкли к темноте, и при свете звезд, которые проглядывали сквозь дыры в крыше, я различил знакомые очертания предметов. Этот хлам мы недавно перебирали, подвоха с чердака можно было не опасаться.
Я слез с лестницы. Присутствующие, уставившись в пол, прятали ухмылки. Они не хотели оскорбить меня насмешками, но, несомненно, считали, что веду я себя как дурак.
Это сильно меня задело. Настолько, что я не нашел в себе мужества вновь взобраться на лестницу и закрыть в потолке зияющую дыру. Было очень неуютно оттого, что на меня смотрело это черное око. Но залезть под потолок и закрыть люк оказалось свыше моих сил! Каждые десять секунд я поглядывал на это отверстие, через которое были видны мерцающие звезды. Далекие тусклые огоньки на черном небе словно нарочно напоминали о том, что где-то в ночи рыщет Красный Коршун.
На душе у меня было неспокойно, и все-таки я решил наконец начать допрос.
— Ну, выкладывай, малыш, и ничего не бойся! — обратился к Джуниперу.
— Я все обдумал, — тихо начал он. — У меня для этого был целый день. Ты, конечно, прав — Красный Коршун никакими силами меня отсюда не вызволит. Но все равно мне страшно.
— Да ты посмотри по сторонам! — воскликнул я. — С тобой четыре человека, все отличные стрелки, каждый готов драться за твою шкуру, как за свою собственную!
Дэн посмотрел на всех по очереди, слегка задержав взгляд на Кеньоне, который, сидя с револьвером у двери, нервно ерзал на стуле.
— Пусть так, — согласился Джунипер. — Не сомневаюсь, что вы будете меня защищать, покуда я вам все не выложу. И не вижу, каким образом Коршун мог бы меня здесь достать, хотя от этого дьявола всего можно ожидать! Но сначала все же хочу знать, что со мной будет после того, как я вам все расскажу.
Я объяснил ему, что он будет находиться под стражей до тех пор, пока не найдут Коршуна, а если его схватят живым, что, впрочем, представлялось маловероятным, — то до момента казни индейца. Джуниперу не понравилось, что придется так долго ждать свободы, однако согласился, но при условии, что его будут содержать в самой надежной тюрьме штата — за толстыми стенами и крепкими решетками! Еще потребовал гарантий, что по освобождении ему вручат билет до Нового Орлеана и достаточно денег, чтобы отплыть к далеким берегам. Он подумывал об Австралии, но сгодился бы и Китай — чем дальше, чем более неожиданная страна, тем лучше. Дэн хотел, чтобы в Новый Орлеан его сопровождали два человека, проверенные в уличных перестрелках, которые должны были с ним расстаться лишь тогда, когда он сядет на пароход.
Я пообещал ему все это, а двое парней взялись в случае чего подтвердить, что Джуниперу были даны соответствующие гарантии.
Тут он полностью переменился. До этого был бледен, дрожал от волнения и однажды даже заявил, что скорее отправится в ад, чем скажет хоть слово правды. На это я пригрозил ему пыткой, и, хотя ребята посмотрели на меня с недоумением, выдержал их взгляды, сохранив суровую мину. Однако, заручившись моими обещаниями, Джунипер перестал трястись и откинулся на стуле. К нему вернулся нормальный цвет лица. Он разжег цигарку и с наслаждением затянулся. Теперь Дэн мог спокойно давать показания, поэтому поинтересовался:
— С чего прикажете начать?
— Откуда ни начни, все будет интересно.
Он подумал, пару раз выпустил дым и приступил к рассказу:
— Во-первых, скажу вам, что в нашей компании нет и не было никакого индейца!
Он замолчал и, глядя в пол, улыбнулся с самодовольством, ожидая, что произнесенные им слова произведут на нас эффект разорвавшейся бомбы. Будьте уверены, так оно и произошло!
На какое-то время я потерял дар речи, но потом, не удержавшись, переспросил:
— Среди вас нет ни одного индейца?
— И никогда не было.
— А Красный Коршун?
— Красный Коршун? — повторил он и рассмеялся.
Я возвел глаза к черному квадрату на потолке и рассеянно отметил про себя, что почему-то больше не вижу звезд, но прежде, чем до меня дошло, что это означает, случилось непоправимое!
Наш пленник снова открыл рот и заговорил:
— Красный Коршун на самом деле такой же индеец, как…
В черной дыре вспыхнуло пламя, и Дэн Джунипер с простреленной головой раскинулся на стуле. Вторая вспышка — и Том Кеньон получил то, чего дожидался в таком страхе.
Открывая огонь, я услышал, как его тело с тяжелым стуком упало на пол. Двое других парней тоже выхватили револьверы, и, когда мы вместе всадили в дыру дюжину пуль, я бросился к лестнице. Ребята карабкались за мной следом. Снаружи раздавались отчаянные крики. Послышался выстрел, другой — казалось, они доносятся издалека, потому что в моей голове крутился сумасшедший хоровод мыслей, а сердце разрывалось от отчаяния — ведь это из-за моей беспросветной глупости два человека лишились жизни!
Не задумываясь об опасности, я влез на чердак и пальнул в темноту. Вспышка на долю секунды осветила помещение, но я увидел, что поблизости никого нет. И в то же мгновение прямо над моей головой открылся кусочек звездного неба. Подскочив, я схватился за края дыры, рывком подтянулся.
На крыше кто-то стоял. В возбуждении я едва не послал пулю в большой темный силуэт, но вдруг заметил, что человек стреляет в сторону дома, стоящего напротив. Я пригляделся — это был Грешам!
Когда я подошел к нему, он в сердцах отбросил свое оружие.
— Черт! — крикнул с досадой. — Не попал! А стрелял, наверное, раза четыре!
— В кого?
— В Красного Коршуна, надо думать. Подбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как он перепрыгнул на ту крышу и повис на карнизе. Стал стрелять, но он спрыгнул, перебежал двор и скрылся вон за тем сараем. Поднимай город! Нам сегодня предстоит долгая прогулка на лошадях!
Поднимать город уже не требовалось. Когда начиналась стрельба, жители Эмити проявляли удивительную легкость на подъем. К тому моменту, как мы выбежали на улицу, там уже собралась толпа людей, палящих куда попало, готовых вскочить на лошадей и скакать хоть на край света, лишь бы им показали, в какой он стороне. Грешам стал немедленно отдавать приказы; я был отодвинут на задний план.
Глава 18
ГРЕШАМ УХОДИТ ПО СЛЕДУ
В ту ночь вместе с десятком других парней я наугад промчался несколько миль, но мы никого не нашли и вернулись в Эмити. У других групп были те же результаты. Они возвращались, наполняя улицу городка грохотом копыт и ругательствами.
Я отправился в тюрьму.
Дэнни Джунипер был мертв, и, наверное, немногие сказали бы, что он не заслуживал смерти. Трагедия была в том, что он умер прежде, чем смог оказать людям неоценимую услугу и тем самым искупить хотя бы часть своих грехов. Разумеется, от этого на душе у меня было нелегко, но мои терзания стали в десять раз сильнее, когда я оказался у изголовья умирающего Кеньона.
Он был ранен в грудь, быстро угасал и уже очень преобразился. Зная, что его ждет, Том держался с невероятным мужеством, ни о чем не просил, ни о чем не сожалел. Страхи и тревоги, одолевавшие Кеньона, пока судьба его была неясна, сразу же ушли, едва он понял, что теперь ему уже нет спасения.
Меня, невольного виновника его погибели, Том встретил со всепрощающей улыбкой, слабо пожал руку.
Разумеется, мне было небезразлично, что станут говорить в Эмити о моей чудовищной промашке. Долго волноваться не пришлось. К моему изумлению, никто не усмотрел за мной никакой вины. Жители городка просто-напросто еще больше укрепились во мнении, что Красный Коршун дьявольски хитер и схватить его поможет разве что чудо.
Я не стал осматривать крышу соседнего дома, с которой, как говорили, убийца перепрыгнул на кровлю тюрьмы. Но другие тщательно изучили место преступления и утверждали, что обнаружили отчетливые следы там, где он разбегался для прыжка. На обратном пути преступник, видимо, едва не сорвался и сильно погнул карниз соседней крыши. Ну а проникнув на чердак тюрьмы, легко обнаружил дверцу в полу, столь любезно открытую мной. Оставалось лишь одним махом убрать свидетеля, чьи показания грозили шайке большими неприятностями, и поквитаться с человеком, дерзнувшим перейти ей дорогу.
Правда, не удалось установить, где именно он потом приземлился, однако это было уже не столь важно с учетом показаний Грешама, который по чистой случайности выбрался на крышу, чтобы охранять единственный незащищенный доступ в здание, где и увидел убегающего негодяя.
По словам Питера, преступник был велик ростом и широк в плечах. Но двигался с таким проворством, каким люди обладают лишь в юности. Данное обстоятельство указывало на то, что им вряд ли был Красный Коршун собственной персоной, поскольку по всем нашим расчетам, это был человек преклонного возраста. Кроме того, незнакомец был в обычном костюме, между тем как Красный Коршун по такому случаю, скорее всего, оказался бы лишь в набедренной повязке.
Все эти детали лишний раз доказывали, что в городе полно его шпионов. Только два человека знали, что готовилось в тот вечер в тюрьме, — Том Кеньон и его супруга. Грешаму я сказал об этом в самый последний момент, да и немыслимо было, чтобы он проболтался. До самого допроса Том Кеньон не отходил от меня ни на шаг, так что в разглашении тайны могла быть виновна одна лишь миссис Кеньон. Однако, когда я пришел к вдове и потребовал ее в этом сознаться, она с рыданиями отрицала свою вину.
Я оставил ее в покое. Видит Бог, бедная женщина и так получила страшный урок. Затем я отправился в гостиницу, где проспал остаток ночи глубоким сном. А когда проснулся, в моей комнате опять сидел Доктор.
По своему обыкновению, он жевал табак и, увидев, что я открыл глаза, молча предложил мне пару листьев. Я сел в постели и потряс головой.
— Что слышно? — был мой первый вопрос.
— Большой опять уехал, — коротко сообщил Доктор.
Это была грустная весть. Я надеялся, что Грешам поуправляет своим хозяйством, пока ко мне не вернется былая наглость, столь необходимая для такой работы; но, очевидно, возможность возобновить охоту по свежему следу была для него важнее. Что он и подтвердил в записке, которую мне вручил Доктор.
«Дорогой Шерберн!
Мне снова приходится уехать. Не смогу спокойно спать, пока не доберусь до этого проклятого индейца. А может, Дженни Лэнгхорн права и он вовсе не индеец? Говорят, перед смертью бедняга Джунипер сказал, что Красный Коршун не краснокожий. Возможно, они оба правы, а я долго заблуждался. Поэтому сейчас меня терзают сомнения. Ведь если Красный Коршун не индеец, то я охочусь не за тем человеком, который пять лет назад обрек на мучительную смерть моего бедного брата.
Хочу предпринять последнюю отчаянную попытку что-либо выяснить и сию минуту верю, что она увенчается успехом!»
Это было все.
— Видно, Грешам почти не спал? — поинтересовался я.
— Да, глаз не сомкнул, — подтвердил Доктор.
— Это он вам велел сюда прийти?
— Попросил тебя поддержать. Я сказал ему, что парню из Луизианы не нужна ничья поддержка, хотя пара теплых слов тебе, конечно, не помешает. А потом он унесся как угорелый, видно, очень торопился.
— Доктор, а вы не слышали, что говорят в городе?
— О тебе?
— Да.
— А то, что ты, должно быть, владеешь колдовством, раз тебе удалось что-то вытянуть из Джунипера.
— И это все?
— Все.
С минуту я размышлял. Все-таки услышанная новость казалась странной. Я ожидал, что после столь грубой оплошности меня окружат презрением. Однако не принял во внимание немаловажный факт, что для местного народца человеческая жизнь во все времена стоила столько же, сколько для других — в военное время.
Доктор спустился вниз вместе со мной.
— Главное, — заметил он по пути, — делай вид, что между тобою и Красным Коршуном дело еще не кончено. Держись так, будто у тебя в рукаве припрятана пара тузов.
Я понял его и содрогнулся. Я и так уже изрядно поводил ребят за нос, но после того, что случилось с Джунипером и Томом Кеньоном, у меня пропала всякая охота к дешевому актерству.
Тем не менее Доктор был абсолютно прав. Та роль, которую я исполнял с момента моего назначения управляющим салуна, и казино, и отеля, не допускала каких-либо промахов, никто не должен был видеть, что меня обвели вокруг пальца.
В это утро в салуне не было ни души, если не считать Сэма, который от нечего делать протирал стаканы.
Заслышав мои шаги, он повернул голову и тотчас уперся руками в стойку, приняв традиционную позу бармена, желающего выяснить, что изволит пить посетитель. Я посмотрел по сторонам, затем убедился, что никто не стоит под окнами, и шепотом попросил у него бутылку имбирного лимонада.
Он налил большой стакан и держал его под стойкой, пока не прекратилось шипение напитка, поэтому, когда я притронулся к нему, со стороны можно было подумать, будто выпиваю мою обычную порцию виски. Я облокотился на стойку и стал пить маленькими глотками, радуясь, что сегодня мне уже не придется тешить публику фокусами с холодным чаем.
— Плохи дела, Сэм! — пожаловался я.
Этот негр был сообразительным малым. Он понимающе кивнул.
— Когда у джентльмена плохи дела, ему остается одно, — важно изрек он.
— Что же?
— Не подавать виду.
Он все правильно понимал, а я пал духом, и это чувствовалось.
— Твоя правда, — признал грустно, — и, клянусь Богом, я буду вести себя так, что комар носа не подточит. Эх, Сэм, я руку отдал бы за то, чтобы мне представился случай хоть издали взять этого дикаря на мушку!
— Мистер Шерберн, — торжественно заявил негр, — я вам верю!
Он подмигнул мне, и как раз вовремя. За моей спиной послышались шаги, я поспешил влить в себя остатки лимонада. Когда посетители приблизились к стойке, Сэм поставил на полку полупустую бутылку «Старой вороны».
Рядом со мной оказались несколько местных парней и какой-то незнакомец, тут же издавший разочарованный стон.
— Еще одну, Шерберн! — стали умолять меня парни наперебой. — Мы тут Айку рассказывали, как ты глушишь виски, а он, хоть убей, не верит! Знакомься, это Айк из Колорадо! Айк, это Кипящий Котелок!
Я пожал ему руку. Передо мной был суровый ковбой, почти черный от загара и словно высушенный на солнце, с морщинистой шеей и жесткой рыжеватой щетиной на щеках.
— Наливай, Шерберн! — потребовал он. — Я приехал за сто двадцать миль, чтобы потом рассказывать ребятам, как на моих глазах один парень пил виски будто воду!
Я чуть не стал извиняться со смущенной улыбкой, хотя улыбчивость никак не входила в мою роль. От меня ждали резкостей и вздорных гримас, и я не имел ни малейшего желания разрушать созданный с таким трудом образ ради этого непрошеного гостя.
Поэтому ударил кулаком по стойке и проревел:
— Убирайся туда, откуда приехал! И скажи у себя в Колорадо, что сюда, в Эмити, вашего брата никто не звал. Понаехало, понимаешь, ротозеев! Да с какой стати я буду пить ради твоего удовольствия? Я пью, когда захочу, а от твоей разинутой пасти у меня жажда не разыграется!
С этими словами повернулся и пошел прочь. Задержись я еще на миг, он схватился бы за револьвер, требуя извинений. Правда, так бы и умер, их добиваясь. Отчалив в нужный момент, я дал ему возможность остыть. Но он все еще горячился и рычал за спиной:
— Пустите! Сейчас я ему покажу! Никто не смеет так со мной разговаривать! Будь я трижды проклят, если это сойдет ему с рук!
Парни, как могли, принялись его успокаивать:
— Да уймись ты, Айк! Это он не со зла, просто манера у него такая!
— Плохая манера! — не унимался тот.
— На самом деле он добрейшей души человек, один недостаток — грубый! Сколько его знаем, он всегда был таким. Да ты не переживай, в другой раз он тут для всей толпы цирк устроит! А что драться с ним хотел, так это ты, брат, напрасно! Просто так он мухи не обидит, а заденешь его — в клочья разорвет! Сам Грешам с ним осторожничает. Думаешь, просто так сделал своим управляющим?
Я продолжал идти, разговор их слышал все тише. Пройдя по коридору, покинул здание через боковой выход. Мне до смерти хотелось побыть одному, но едва я оказался на улице, как на меня насели с вопросами три знакомых ковбоя.
— Ну как, Котелок, что теперь будет с беднягой Красным Коршуном? Говорят, вчера вечером он выложил каре против твоей тройки?
Все трое захохотали.
— У него, подлеца, колода была крапленая, — парировал я. — Но ничего, в следующий раз будет моя очередь сдавать.
— А ты свою-то колоду разметил? — серьезно полюбопытствовал один из парней.
Я подмигнул с многозначительным видом.
— Расскажу, когда дело будет сделано. — И, повернувшись, зашагал по улице.
Я отправился в тюрьму.
Дэнни Джунипер был мертв, и, наверное, немногие сказали бы, что он не заслуживал смерти. Трагедия была в том, что он умер прежде, чем смог оказать людям неоценимую услугу и тем самым искупить хотя бы часть своих грехов. Разумеется, от этого на душе у меня было нелегко, но мои терзания стали в десять раз сильнее, когда я оказался у изголовья умирающего Кеньона.
Он был ранен в грудь, быстро угасал и уже очень преобразился. Зная, что его ждет, Том держался с невероятным мужеством, ни о чем не просил, ни о чем не сожалел. Страхи и тревоги, одолевавшие Кеньона, пока судьба его была неясна, сразу же ушли, едва он понял, что теперь ему уже нет спасения.
Меня, невольного виновника его погибели, Том встретил со всепрощающей улыбкой, слабо пожал руку.
Разумеется, мне было небезразлично, что станут говорить в Эмити о моей чудовищной промашке. Долго волноваться не пришлось. К моему изумлению, никто не усмотрел за мной никакой вины. Жители городка просто-напросто еще больше укрепились во мнении, что Красный Коршун дьявольски хитер и схватить его поможет разве что чудо.
Я не стал осматривать крышу соседнего дома, с которой, как говорили, убийца перепрыгнул на кровлю тюрьмы. Но другие тщательно изучили место преступления и утверждали, что обнаружили отчетливые следы там, где он разбегался для прыжка. На обратном пути преступник, видимо, едва не сорвался и сильно погнул карниз соседней крыши. Ну а проникнув на чердак тюрьмы, легко обнаружил дверцу в полу, столь любезно открытую мной. Оставалось лишь одним махом убрать свидетеля, чьи показания грозили шайке большими неприятностями, и поквитаться с человеком, дерзнувшим перейти ей дорогу.
Правда, не удалось установить, где именно он потом приземлился, однако это было уже не столь важно с учетом показаний Грешама, который по чистой случайности выбрался на крышу, чтобы охранять единственный незащищенный доступ в здание, где и увидел убегающего негодяя.
По словам Питера, преступник был велик ростом и широк в плечах. Но двигался с таким проворством, каким люди обладают лишь в юности. Данное обстоятельство указывало на то, что им вряд ли был Красный Коршун собственной персоной, поскольку по всем нашим расчетам, это был человек преклонного возраста. Кроме того, незнакомец был в обычном костюме, между тем как Красный Коршун по такому случаю, скорее всего, оказался бы лишь в набедренной повязке.
Все эти детали лишний раз доказывали, что в городе полно его шпионов. Только два человека знали, что готовилось в тот вечер в тюрьме, — Том Кеньон и его супруга. Грешаму я сказал об этом в самый последний момент, да и немыслимо было, чтобы он проболтался. До самого допроса Том Кеньон не отходил от меня ни на шаг, так что в разглашении тайны могла быть виновна одна лишь миссис Кеньон. Однако, когда я пришел к вдове и потребовал ее в этом сознаться, она с рыданиями отрицала свою вину.
Я оставил ее в покое. Видит Бог, бедная женщина и так получила страшный урок. Затем я отправился в гостиницу, где проспал остаток ночи глубоким сном. А когда проснулся, в моей комнате опять сидел Доктор.
По своему обыкновению, он жевал табак и, увидев, что я открыл глаза, молча предложил мне пару листьев. Я сел в постели и потряс головой.
— Что слышно? — был мой первый вопрос.
— Большой опять уехал, — коротко сообщил Доктор.
Это была грустная весть. Я надеялся, что Грешам поуправляет своим хозяйством, пока ко мне не вернется былая наглость, столь необходимая для такой работы; но, очевидно, возможность возобновить охоту по свежему следу была для него важнее. Что он и подтвердил в записке, которую мне вручил Доктор.
«Дорогой Шерберн!
Мне снова приходится уехать. Не смогу спокойно спать, пока не доберусь до этого проклятого индейца. А может, Дженни Лэнгхорн права и он вовсе не индеец? Говорят, перед смертью бедняга Джунипер сказал, что Красный Коршун не краснокожий. Возможно, они оба правы, а я долго заблуждался. Поэтому сейчас меня терзают сомнения. Ведь если Красный Коршун не индеец, то я охочусь не за тем человеком, который пять лет назад обрек на мучительную смерть моего бедного брата.
Хочу предпринять последнюю отчаянную попытку что-либо выяснить и сию минуту верю, что она увенчается успехом!»
Это было все.
— Видно, Грешам почти не спал? — поинтересовался я.
— Да, глаз не сомкнул, — подтвердил Доктор.
— Это он вам велел сюда прийти?
— Попросил тебя поддержать. Я сказал ему, что парню из Луизианы не нужна ничья поддержка, хотя пара теплых слов тебе, конечно, не помешает. А потом он унесся как угорелый, видно, очень торопился.
— Доктор, а вы не слышали, что говорят в городе?
— О тебе?
— Да.
— А то, что ты, должно быть, владеешь колдовством, раз тебе удалось что-то вытянуть из Джунипера.
— И это все?
— Все.
С минуту я размышлял. Все-таки услышанная новость казалась странной. Я ожидал, что после столь грубой оплошности меня окружат презрением. Однако не принял во внимание немаловажный факт, что для местного народца человеческая жизнь во все времена стоила столько же, сколько для других — в военное время.
Доктор спустился вниз вместе со мной.
— Главное, — заметил он по пути, — делай вид, что между тобою и Красным Коршуном дело еще не кончено. Держись так, будто у тебя в рукаве припрятана пара тузов.
Я понял его и содрогнулся. Я и так уже изрядно поводил ребят за нос, но после того, что случилось с Джунипером и Томом Кеньоном, у меня пропала всякая охота к дешевому актерству.
Тем не менее Доктор был абсолютно прав. Та роль, которую я исполнял с момента моего назначения управляющим салуна, и казино, и отеля, не допускала каких-либо промахов, никто не должен был видеть, что меня обвели вокруг пальца.
В это утро в салуне не было ни души, если не считать Сэма, который от нечего делать протирал стаканы.
Заслышав мои шаги, он повернул голову и тотчас уперся руками в стойку, приняв традиционную позу бармена, желающего выяснить, что изволит пить посетитель. Я посмотрел по сторонам, затем убедился, что никто не стоит под окнами, и шепотом попросил у него бутылку имбирного лимонада.
Он налил большой стакан и держал его под стойкой, пока не прекратилось шипение напитка, поэтому, когда я притронулся к нему, со стороны можно было подумать, будто выпиваю мою обычную порцию виски. Я облокотился на стойку и стал пить маленькими глотками, радуясь, что сегодня мне уже не придется тешить публику фокусами с холодным чаем.
— Плохи дела, Сэм! — пожаловался я.
Этот негр был сообразительным малым. Он понимающе кивнул.
— Когда у джентльмена плохи дела, ему остается одно, — важно изрек он.
— Что же?
— Не подавать виду.
Он все правильно понимал, а я пал духом, и это чувствовалось.
— Твоя правда, — признал грустно, — и, клянусь Богом, я буду вести себя так, что комар носа не подточит. Эх, Сэм, я руку отдал бы за то, чтобы мне представился случай хоть издали взять этого дикаря на мушку!
— Мистер Шерберн, — торжественно заявил негр, — я вам верю!
Он подмигнул мне, и как раз вовремя. За моей спиной послышались шаги, я поспешил влить в себя остатки лимонада. Когда посетители приблизились к стойке, Сэм поставил на полку полупустую бутылку «Старой вороны».
Рядом со мной оказались несколько местных парней и какой-то незнакомец, тут же издавший разочарованный стон.
— Еще одну, Шерберн! — стали умолять меня парни наперебой. — Мы тут Айку рассказывали, как ты глушишь виски, а он, хоть убей, не верит! Знакомься, это Айк из Колорадо! Айк, это Кипящий Котелок!
Я пожал ему руку. Передо мной был суровый ковбой, почти черный от загара и словно высушенный на солнце, с морщинистой шеей и жесткой рыжеватой щетиной на щеках.
— Наливай, Шерберн! — потребовал он. — Я приехал за сто двадцать миль, чтобы потом рассказывать ребятам, как на моих глазах один парень пил виски будто воду!
Я чуть не стал извиняться со смущенной улыбкой, хотя улыбчивость никак не входила в мою роль. От меня ждали резкостей и вздорных гримас, и я не имел ни малейшего желания разрушать созданный с таким трудом образ ради этого непрошеного гостя.
Поэтому ударил кулаком по стойке и проревел:
— Убирайся туда, откуда приехал! И скажи у себя в Колорадо, что сюда, в Эмити, вашего брата никто не звал. Понаехало, понимаешь, ротозеев! Да с какой стати я буду пить ради твоего удовольствия? Я пью, когда захочу, а от твоей разинутой пасти у меня жажда не разыграется!
С этими словами повернулся и пошел прочь. Задержись я еще на миг, он схватился бы за револьвер, требуя извинений. Правда, так бы и умер, их добиваясь. Отчалив в нужный момент, я дал ему возможность остыть. Но он все еще горячился и рычал за спиной:
— Пустите! Сейчас я ему покажу! Никто не смеет так со мной разговаривать! Будь я трижды проклят, если это сойдет ему с рук!
Парни, как могли, принялись его успокаивать:
— Да уймись ты, Айк! Это он не со зла, просто манера у него такая!
— Плохая манера! — не унимался тот.
— На самом деле он добрейшей души человек, один недостаток — грубый! Сколько его знаем, он всегда был таким. Да ты не переживай, в другой раз он тут для всей толпы цирк устроит! А что драться с ним хотел, так это ты, брат, напрасно! Просто так он мухи не обидит, а заденешь его — в клочья разорвет! Сам Грешам с ним осторожничает. Думаешь, просто так сделал своим управляющим?
Я продолжал идти, разговор их слышал все тише. Пройдя по коридору, покинул здание через боковой выход. Мне до смерти хотелось побыть одному, но едва я оказался на улице, как на меня насели с вопросами три знакомых ковбоя.
— Ну как, Котелок, что теперь будет с беднягой Красным Коршуном? Говорят, вчера вечером он выложил каре против твоей тройки?
Все трое захохотали.
— У него, подлеца, колода была крапленая, — парировал я. — Но ничего, в следующий раз будет моя очередь сдавать.
— А ты свою-то колоду разметил? — серьезно полюбопытствовал один из парней.
Я подмигнул с многозначительным видом.
— Расскажу, когда дело будет сделано. — И, повернувшись, зашагал по улице.
Глава 19
Я НАВЕДЫВАЮСЬ К ДЖЕННИ ЛЭНГХОРН
Всякое притворство — тяжкий труд. Даже самые великие актеры признают, что их ремесло никогда не давалось им легко. Самое страшное, чем чревата плохая игра на подмостках, — из зала забросают тухлыми яйцами. Но за мое лицедейство в Эмити, не понравься оно местной публике, вознаградили бы свинцовыми пулями из десятка стволов.
Думая об этом, я шел по улице, и, как нетрудно догадаться, настроение у меня было невеселое. Я и так лез из кожи вон, разыгрывая прожженного пьяницу, но дело стало куда серьезнее, когда вмешался в эту историю с Красным Коршуном. В Эмити люди так же быстро зарабатывали авторитет, как его и теряли. С каждым шагом мной все больше овладевало отчаяние. Подмигнув ребятам, я как бы им сказал: «Этот Красный Коршун, с которым тут у вас уже лет пять никто не может справиться, на самом деле полное ничтожество. Я с ним в два счета разделаюсь!»
Теперь было просто необходимо что-то предпринять в этом направлении, поднимая при этом как можно больше пыли, иначе я стал бы посмешищем для всего городка, в мою сторону полетели бы булыжники и кусочки свинца. Разница между брошенным камнем и выпущенной пулей заключается в том, что камень может просвистеть над ухом и разбить дорогое зеркало на стене, в то время как пуля разнесет тебе голову.
Мне хотелось с кем-нибудь посоветоваться. Но к кому обратиться? К старому Доктору? Он всегда был под рукой, но много ли толку от этой развалины? К Грешаму? Нет, Грешам был в отъезде. Оставался Сэм. Но на такой случай от него тоже было мало пользы. И тогда я принял неожиданное решение навестить не кого иного, как обольстительную Дженни Лэнгхорн!
Не то чтобы я был хорошо с нею знаком — видел несколько раз ее мельком, и лишь однажды мы перекинулись парой слов. Но зато я много о ней думал, а она была обо мне наслышана. Поэтому решил, что могу заглянуть к ней без лишних церемоний. Разумеется, я не рассчитывал получить от девушки конкретную помощь, но это был замечательный предлог для того, чтобы с нею повидаться. В глубине души чувствовал, что хочу именно этого — увидеть ее и снова с ней поговорить.
Я подъехал к ее дому. Он стоял на самой окраине Эмити, как и подобает жилищу ранчеро. Подробно описывать мне его не хочется, дабы невзначай не бросить тень на Дженни.
Перед домом росло полдесятка больших, раскидистых шелковиц. В середине лета под этими деревьями обычно бродят цыплята, поклевывая упавшие ягоды. Издали шелковицы очень красивы, но сидеть под ними одно горе: спелые ягоды то и дело падают на голову и за шиворот, а когда встанешь, все штаны окажутся в красных пятнах, особенно в том месте, на котором сидел.
Цыплята были уже тут как тут. Правда, не клевали ягоды, потому что они еще не созрели, но были поглощены другими занятиями, дергая маленькими головками взад-вперед и расхаживая с надменным и ужасно глупым видом, который приобретают, как только вылупятся из яйца, и сохраняют всю жизнь. Иногда они собирались стайкой и выворачивали с корнем какой-нибудь распускающийся цветок, иногда разбредались и принимались объедать бутоны с цветущего кустарника. Удивительно, сколько вреда приносит эта братия! Одна взрослая курица, если ее выпустить в сад на часок, может на целый день загрузить работой шестерых садовников.
Думая об этом, я шел по улице, и, как нетрудно догадаться, настроение у меня было невеселое. Я и так лез из кожи вон, разыгрывая прожженного пьяницу, но дело стало куда серьезнее, когда вмешался в эту историю с Красным Коршуном. В Эмити люди так же быстро зарабатывали авторитет, как его и теряли. С каждым шагом мной все больше овладевало отчаяние. Подмигнув ребятам, я как бы им сказал: «Этот Красный Коршун, с которым тут у вас уже лет пять никто не может справиться, на самом деле полное ничтожество. Я с ним в два счета разделаюсь!»
Теперь было просто необходимо что-то предпринять в этом направлении, поднимая при этом как можно больше пыли, иначе я стал бы посмешищем для всего городка, в мою сторону полетели бы булыжники и кусочки свинца. Разница между брошенным камнем и выпущенной пулей заключается в том, что камень может просвистеть над ухом и разбить дорогое зеркало на стене, в то время как пуля разнесет тебе голову.
Мне хотелось с кем-нибудь посоветоваться. Но к кому обратиться? К старому Доктору? Он всегда был под рукой, но много ли толку от этой развалины? К Грешаму? Нет, Грешам был в отъезде. Оставался Сэм. Но на такой случай от него тоже было мало пользы. И тогда я принял неожиданное решение навестить не кого иного, как обольстительную Дженни Лэнгхорн!
Не то чтобы я был хорошо с нею знаком — видел несколько раз ее мельком, и лишь однажды мы перекинулись парой слов. Но зато я много о ней думал, а она была обо мне наслышана. Поэтому решил, что могу заглянуть к ней без лишних церемоний. Разумеется, я не рассчитывал получить от девушки конкретную помощь, но это был замечательный предлог для того, чтобы с нею повидаться. В глубине души чувствовал, что хочу именно этого — увидеть ее и снова с ней поговорить.
Я подъехал к ее дому. Он стоял на самой окраине Эмити, как и подобает жилищу ранчеро. Подробно описывать мне его не хочется, дабы невзначай не бросить тень на Дженни.
Перед домом росло полдесятка больших, раскидистых шелковиц. В середине лета под этими деревьями обычно бродят цыплята, поклевывая упавшие ягоды. Издали шелковицы очень красивы, но сидеть под ними одно горе: спелые ягоды то и дело падают на голову и за шиворот, а когда встанешь, все штаны окажутся в красных пятнах, особенно в том месте, на котором сидел.
Цыплята были уже тут как тут. Правда, не клевали ягоды, потому что они еще не созрели, но были поглощены другими занятиями, дергая маленькими головками взад-вперед и расхаживая с надменным и ужасно глупым видом, который приобретают, как только вылупятся из яйца, и сохраняют всю жизнь. Иногда они собирались стайкой и выворачивали с корнем какой-нибудь распускающийся цветок, иногда разбредались и принимались объедать бутоны с цветущего кустарника. Удивительно, сколько вреда приносит эта братия! Одна взрослая курица, если ее выпустить в сад на часок, может на целый день загрузить работой шестерых садовников.