Итак, здесь были большие шелковицы и маленькие цыплятки, что, на мой взгляд, не лучшее сочетание, а чуть подальше находился сельский домик — чудовищное сооружение, от начала до конца сляпанное на скорую руку. Посередине стояла глинобитная хижина, а со всех сторон к ней примыкали различные пристройки. Таким образом дом напоминал морскую звезду, у которой одни щупальца длиннее, а другие — короче. Если бы они вдруг ожили, все сооружение стало бы передвигаться как огромный паук, страдающий ужасной хромотой. Было совершенно очевидно, что главный строитель не планировал свою работу дальше, чем на день вперед. Когда внутри становилось тесной ожидались новые жильцы, он говорил: «А ну-ка, ребята, давайте присобачим еще пару комнат вон с того края!»
Мужчина в таком доме, наверное, мог бы чувствовать себя вполне комфортно, но любая женщина, пытаясь навести порядок, рано или поздно сошла бы с ума.
Остальная часть хозяйства была организована точно так же — или вообще не организована, если выразиться точнее. Вероятно, мистер Лэнгхорн время от времени махал на все рукой и уезжал с ранчо, но забросить дела окончательно не мог. Так и парил между небом и землей, то срываясь с места и уезжая на неопределенный срок, то возвращаясь с десятками прикупленных коров и лошадей. Последних я видел в коррале в таком количестве, что их хватило бы для перегона стотысячного стада скота. На территории там и сям стояли амбары, конюшни, дровяные сараи и сеновалы. Между ними деловито сновали люди, создававшие видимость работы, а это, как я уже говорил, и есть самая тяжелая работа на свете.
Здесь была целая орава таких тружеников, устраивавших беспорядок и разгребавших его друг за другом. И всех их надо было кормить. Для этой цели мистер Лэнгхорн держал свиней, овец и коров; еще у него были овощные грядки, пшеничные поля и даже водяная мельница на ручье. Словом, чего здесь только не было!
Развалившись в седле и попыхивая цигаркой, я взирал на все это и думал, какого дьявола здесь делает Дженни, как вдруг по дороге продребезжала двуколка, и, легки на помине, ко мне подъехали Дженни с отцом. Майор Лэнгхорн был не старый еще джентльмен с тонким лицом, немецкими усиками, грозно торчащими вверх, и очень веселыми голубыми глазами. Он все время страшно нервничал. Например, никак не мог оставить в покое своих коней. У него была великолепная пара гнедых, но, когда они стояли смирно, он дергал ослабевшие вожжи, а когда те натягивались и кони снова начинали бить копытами, хлестал их, чтобы не шевелились. Постоянно отвлекаясь на лошадей, он был никудышным собеседником.
— Здравствуйте, — пропела Дженни, — заехали посмотреть на наш зверинец? Папа, это Шерберн!
— Здорово, Шерберн, — сказал майор, — очень рад… Эй, да стой ты спокойно, а не то разнесу твою дурью башку! Шерберн, это хорошо, что ты… Тихо! Тихо, я сказал! Шерберн! Заезжай смелей, гостем будешь… тпр-р-р-у!
Вот так он разговаривал все время, а Дженни смеялась и все больше его злила.
— А ну, вылезай отсюда! — не выдержал он наконец.
Дженни легко перепрыгнула через колесо и встала рядом со мной.
— Эй, Билл! — закричал Лэнгхорн. — Оглох, что ли? Иди сюда, отведи в стойло эту пару гнедых чертей!
Человек, водивший туда-сюда пилой, делая вид, будто пилит, встрепенулся и замедлил движения. Увидев хозяина, он снял шляпу и вытер лоб большим платком, как будто от натуги пот катился с него градом, затем спрятал платок за пазуху, выпрямился и подтянул штаны. Все это проделал, не удостоив майора даже кивком головы.
Когда же наконец подошел, Лэнгхорн был уже вне себя.
— Я для чего тебя нанял?! — заорал он. — Чтобы ты стоял как истукан, украшая собой пейзаж? Или, думаешь, мне твои глазки понравились, наглец ты этакий!
Билл достал из широкого кармана пучок травы и взял коней под уздцы.
— Вы сойдете? — спросил он. — Или вас вместе с ними в стойло поставить?
Лэнгхорн спрыгнул на землю и закричал:
— Осторожней! В них сегодня точно бес вселился, ни минуты покоя с ними не было, что по дороге в город, что обратно!
Билл повернулся спиной к Лэнгхорну и к коням.
— Пошли, ребятишки! — позвал он.
Фырканье, тяжелое сопение и пляски на месте разом прекратились, «ребятишки» послушно двинулись за Биллом, звякая удилами в зубах и вытягивая шеи в направлении конюшни, откуда пахло сеном.
— Видал! — заявил майор, торжествуя. — Ты можешь себе такое представить? Ну и вредные! Целый день мне кровь портили! Думаешь, не умеют себя вести? Так нет же, умеют, просто хотели мне досадить. Никогда еще не встречал таких негодников! Вот что, я их продам! Ей-богу, продам. Найти бы только человека, которому хотелось бы так сильно пожелать зла, что можно было бы с легким сердцем всучить эту парочку!
— Предложи Биллу, он их с радостью возьмет, — посоветовала Дженни.
— Этому олуху? — воскликнул майор. — Шерберн, я много о тебе слышал. Ребята рассказывали, какой ты кремень, а Дженни говорила, как ты хорош собой и…
— Майор Лэнгхорн! — одернула его дочь.
— Словом, ты сделаешь нам честь, если согласишься с нами поужинать.
— Сперва ему неплохо бы пообедать.
— А, черт! Да какая разница, лишь бы мы его накормили! По этому поводу могу рассказать одну историю, которая приключилась с полковником Генри Мортимером из Луисвилла. Ты когда-нибудь… Сто! Это каким дурнем надо быть, чтобы прислонить лестницу к только что выкрашенной стенке? Ух, сейчас я ему задам! Эй, Чарли! Чарли!
Размахивая руками, он побежал за каким-то работником, маячившим вдалеке, и скрылся за углом дома.
Мы с Дженни оказались наедине, и наступила неловкая пауза.
— Он всегда такой неугомонный, — улыбнулась Дженни, глядя вслед отцу. Затем перевела взгляд на меня и спросила: — Хотите вместе со мной осмотреть ранчо?
Я ответил, что рад ее предложению. В ее обществе я был счастлив делать все, что угодно.
— Знаете, — заговорила она уже по дороге, — все считают, что хозяйство у нас очень странное, удивляются, как это мы здесь живем не теряя рассудка. Но мне тут очень нравится. Правда, я далеко не во всем разбираюсь, только папа может объяснить, что у нас к чему, правда, и он не всегда помнит, зачем ему понадобились те или иные вещи!
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Мужчина в таком доме, наверное, мог бы чувствовать себя вполне комфортно, но любая женщина, пытаясь навести порядок, рано или поздно сошла бы с ума.
Остальная часть хозяйства была организована точно так же — или вообще не организована, если выразиться точнее. Вероятно, мистер Лэнгхорн время от времени махал на все рукой и уезжал с ранчо, но забросить дела окончательно не мог. Так и парил между небом и землей, то срываясь с места и уезжая на неопределенный срок, то возвращаясь с десятками прикупленных коров и лошадей. Последних я видел в коррале в таком количестве, что их хватило бы для перегона стотысячного стада скота. На территории там и сям стояли амбары, конюшни, дровяные сараи и сеновалы. Между ними деловито сновали люди, создававшие видимость работы, а это, как я уже говорил, и есть самая тяжелая работа на свете.
Здесь была целая орава таких тружеников, устраивавших беспорядок и разгребавших его друг за другом. И всех их надо было кормить. Для этой цели мистер Лэнгхорн держал свиней, овец и коров; еще у него были овощные грядки, пшеничные поля и даже водяная мельница на ручье. Словом, чего здесь только не было!
Развалившись в седле и попыхивая цигаркой, я взирал на все это и думал, какого дьявола здесь делает Дженни, как вдруг по дороге продребезжала двуколка, и, легки на помине, ко мне подъехали Дженни с отцом. Майор Лэнгхорн был не старый еще джентльмен с тонким лицом, немецкими усиками, грозно торчащими вверх, и очень веселыми голубыми глазами. Он все время страшно нервничал. Например, никак не мог оставить в покое своих коней. У него была великолепная пара гнедых, но, когда они стояли смирно, он дергал ослабевшие вожжи, а когда те натягивались и кони снова начинали бить копытами, хлестал их, чтобы не шевелились. Постоянно отвлекаясь на лошадей, он был никудышным собеседником.
— Здравствуйте, — пропела Дженни, — заехали посмотреть на наш зверинец? Папа, это Шерберн!
— Здорово, Шерберн, — сказал майор, — очень рад… Эй, да стой ты спокойно, а не то разнесу твою дурью башку! Шерберн, это хорошо, что ты… Тихо! Тихо, я сказал! Шерберн! Заезжай смелей, гостем будешь… тпр-р-р-у!
Вот так он разговаривал все время, а Дженни смеялась и все больше его злила.
— А ну, вылезай отсюда! — не выдержал он наконец.
Дженни легко перепрыгнула через колесо и встала рядом со мной.
— Эй, Билл! — закричал Лэнгхорн. — Оглох, что ли? Иди сюда, отведи в стойло эту пару гнедых чертей!
Человек, водивший туда-сюда пилой, делая вид, будто пилит, встрепенулся и замедлил движения. Увидев хозяина, он снял шляпу и вытер лоб большим платком, как будто от натуги пот катился с него градом, затем спрятал платок за пазуху, выпрямился и подтянул штаны. Все это проделал, не удостоив майора даже кивком головы.
Когда же наконец подошел, Лэнгхорн был уже вне себя.
— Я для чего тебя нанял?! — заорал он. — Чтобы ты стоял как истукан, украшая собой пейзаж? Или, думаешь, мне твои глазки понравились, наглец ты этакий!
Билл достал из широкого кармана пучок травы и взял коней под уздцы.
— Вы сойдете? — спросил он. — Или вас вместе с ними в стойло поставить?
Лэнгхорн спрыгнул на землю и закричал:
— Осторожней! В них сегодня точно бес вселился, ни минуты покоя с ними не было, что по дороге в город, что обратно!
Билл повернулся спиной к Лэнгхорну и к коням.
— Пошли, ребятишки! — позвал он.
Фырканье, тяжелое сопение и пляски на месте разом прекратились, «ребятишки» послушно двинулись за Биллом, звякая удилами в зубах и вытягивая шеи в направлении конюшни, откуда пахло сеном.
— Видал! — заявил майор, торжествуя. — Ты можешь себе такое представить? Ну и вредные! Целый день мне кровь портили! Думаешь, не умеют себя вести? Так нет же, умеют, просто хотели мне досадить. Никогда еще не встречал таких негодников! Вот что, я их продам! Ей-богу, продам. Найти бы только человека, которому хотелось бы так сильно пожелать зла, что можно было бы с легким сердцем всучить эту парочку!
— Предложи Биллу, он их с радостью возьмет, — посоветовала Дженни.
— Этому олуху? — воскликнул майор. — Шерберн, я много о тебе слышал. Ребята рассказывали, какой ты кремень, а Дженни говорила, как ты хорош собой и…
— Майор Лэнгхорн! — одернула его дочь.
— Словом, ты сделаешь нам честь, если согласишься с нами поужинать.
— Сперва ему неплохо бы пообедать.
— А, черт! Да какая разница, лишь бы мы его накормили! По этому поводу могу рассказать одну историю, которая приключилась с полковником Генри Мортимером из Луисвилла. Ты когда-нибудь… Сто! Это каким дурнем надо быть, чтобы прислонить лестницу к только что выкрашенной стенке? Ух, сейчас я ему задам! Эй, Чарли! Чарли!
Размахивая руками, он побежал за каким-то работником, маячившим вдалеке, и скрылся за углом дома.
Мы с Дженни оказались наедине, и наступила неловкая пауза.
— Он всегда такой неугомонный, — улыбнулась Дженни, глядя вслед отцу. Затем перевела взгляд на меня и спросила: — Хотите вместе со мной осмотреть ранчо?
Я ответил, что рад ее предложению. В ее обществе я был счастлив делать все, что угодно.
— Знаете, — заговорила она уже по дороге, — все считают, что хозяйство у нас очень странное, удивляются, как это мы здесь живем не теряя рассудка. Но мне тут очень нравится. Правда, я далеко не во всем разбираюсь, только папа может объяснить, что у нас к чему, правда, и он не всегда помнит, зачем ему понадобились те или иные вещи!
Глава 20
НЕУДАЧНОЕ ЗНАКОМСТВО
Мы сидели на верхней перекладине загона. Из всех возможных мест для общения с влюбленным в нее мужчиной Дженни выбрала это, как наименее романтичное.
Сказал ли я Дженни, что влюблен в нее? Нет, но этого и не требовалось. Она настолько привыкла к глупому обожанию со стороны молодых людей, что была бы немало удивлена, если бы со мной дело обстояло иначе. И наверняка научилась мастерски распознавать признаки влюбленности.
Самое досадное, я знал, что она знает. И от этого мне становилось очень неловко. Что же касается Дженни, она не обращала внимания на чужие сантименты, потому что реагировать на такое их множество было бы крайне обременительно.
Поглядывая на нее искоса, я спрашивал себя, почему мужчины так быстро впускают ее в свое сердце? Мое чувство ослепляло меня, и с каждой минутой я все больше терял надежду на прозрение. Всякий раз, когда я на нее смотрел, внутри у меня поднималась какая-то волна, и по телу разливалось приятное тепло.
Здравый смысл подсказывал, что она не так уж и красива. Но голос разума звучал все тише. Теперь уже я находил ее не просто красивой, а обворожительной! И чем более бесшабашно, непринужденно и доброжелательно она себя вела, тем сильнее у меня кружилась голова от восхищения.
К этому времени Дженни уже показала мне ранчо, которое оказалось еще хуже, чем о нем можно было судить с первого взгляда. Казалось, ни одна вещь в этом хозяйстве не пришлась к месту — ни единая! Все было как-то вверх дном и шиворот-навыворот.
В доме я увидел самое нелепое скопление мебели, какое только можно себе представить.
— Ваша матушка, должно быть, много путешествовала, судя по тому, как много здесь таких разных предметов, — деликатно предположил я.
Поскольку я стеснялся Дженни, мне хотелось восхвалять все, что имело к ней отношение. Она не рассмеялась, но улыбнулась.
О да! Эта девушка все понимала! Дженни обладала такой чуткостью, что, даже когда я вел себя как полный осел, не подавала виду. От этого становилось чуть легче.
— Мама ничего из этого не покупала, — пояснила она. — Это все отец накупил.
— Всю эту мебель? — удивился я.
Вот уж это было действительно странно! Я с трудом понимал мужчин, которые сами покупали мебель, помимо стола и стульев для кухни. А почтенный джентльмен Лэнгхорн приобретал изящные лакированные шифоньерки со всякими затейливыми узорчиками. В этом было что-то девичье, недостойное мужчины!
Поперхнувшись, я выговорил неестественным голосом:
— Наверное, это стоило ему больших денег. Так красиво и столько резьбы!
— Неужели вы про этот хлам? — отреагировала она.
Я испытал огромное облегчение от этих слов, даже несмотря на то, что Дженни нелестно отозвалась об отцовском пристрастии.
— Вы, наверное, решили, что это ручная работа? — продолжала она. — Нет, все сделано на станках. Дешевка!
— Мамочки! — воскликнул я, щурясь на сверкающие полированные поверхности в гостиной и столовой. — Быть того не может!
— Уверяю вас. У отца есть каталоги, по которым он выбирает все, что нужно или не нужно, и делает заказы по почте. Кроме того, что вы видите в доме, у нас еще целый сарай забит такой же дребеденью. Избавиться от нее невозможно, хоть на вес продавай! Да и то за сто фунтов никто больше десяти центов не даст.
Больше мне сказать было нечего. Мы с Дженни пошли к корралю, уселись на жердочке и стали смотреть на лошадей.
— Я всегда показываю гостям наш дом, — сообщила девушка. — Он такой несуразный, но это мне как раз и нравится!
Она искоса поглядела на меня с вызовом. Это сбило меня с толку. Я уже считал, что Дженни идеальна, а с общепринятой точки зрения идеальная девушка должна любить порядок. Поэтому решил переменить тему разговора:
— Ваш отец выращивает очень много овощей и зерновых, не правда ли? По-моему, это чересчур для пожилого человека, отошедшего от дел, приходится нанимать много людей себе в помощь.
— Верно, — согласилась Дженни. — Папа перестал работать на себя и теперь трудится в поте лица на своих помощников.
Удивительная девушка! Она нередко заставляла взглянуть на вещи с неожиданной стороны.
Тут я наконец припомнил цель своего визита, хотя уже понял — для того чтобы заехать к Лэнгхорнам, не нужно искать повода, настолько они гостеприимны. Поэтому спросил:
— Вы уже знаете, что нам сообщил Дэнни Джунипер перед самой смертью?
— Да, мне говорили. Кажется, он подтвердил мое предположение о том, что Красный Коршун — не индеец.
— Правильно, — подтвердил я. — А вы не догадываетесь, кто бы это…
— Понятия не имею! — перебила меня Дженни. — Знаю только то, что, если когда-нибудь Красного Коршуна раскроют, им окажется тот, кого мы сейчас подозревали бы в самую последнюю очередь. Этот человек — белый, и он очень, очень умен! А что, вы собираетесь на него охотиться?
— Придется. Мне было поручено охранять Дэнни, а я его не сберег. Теперь вот должен найти того, кто убил Джунипера и Кеньона.
— Я думала, у вас с Грешамом уговор: вы управляете отелем, а он гоняется за Коршуном…
Отчего-то ее тон показался мне резким.
— Теперь вынужден делать и то и другое, — объяснил я.
Дженни повернулась и молча пристально посмотрела на меня. Интересно, о чем она думала? Но тут вдруг закричала:
— Смотрите! Нас решил навестить Оливер Клемент!
Я оглянулся и увидел молодого паренька, подъезжавшего к нам на хорошем коне. Он был со вкусом одет и имел вид человека, который отлично знает, что ему нужно. И, как нетрудно догадаться, нужна ему была Дженни Лэнгхорн.
— Ну что ж, пора мне потихоньку двигаться домой, — нерешительно пробормотал я.
— Нет, сейчас я вас не отпущу! — возразила Дженни. — Хочу вас познакомить. Оливер приехал с Соляных Равнин, у него там ранчо.
К этому моменту Оливер уже остановился рядом с нами и спрыгнул с коня. Он пожал Дженни руку, а когда она представила нас друг другу, он наградил меня весьма недружелюбным взглядом и скупой улыбкой. Парень был хорош собой, очень молодой и чистенький, как породистый жеребчик.
— Я много о вас слышал, — сказал мне холодно.
Его тон меня просто взбесил.
— И что же, я должен сказать тебе за это спасибо?
— Не знаю, — пожал он плечами, — может, и так!
Дженни соскочила с жерди, на которой мы сидели,
— Что это на вас обоих нашло? — спросила строго.
Я со злобой таращился на Оливера.
— Да, в общем, ничего, — ответил он.
— Хм-м, может быть, — сомневаясь, произнесла Дженни. — Давайте поговорим о чем-нибудь веселом. Скажи, в последнее время никто не наведывался в Долину Сверчков?
Это проклятое место было хорошо известно в Эмити. Поговаривали, что, если кому-то хочется примкнуть к возглавляемой Коршуном банде убийц, нужно было с наступлением сумерек отправиться в Долину Сверчков, и если ты слеплен из подходящего теста, то можешь рассчитывать стать у них своим человеком.
Подтвердить правдивость этих слухов было некому. Каждый принятый в шайку оставался с ней до конца — до самой смерти, которая чаще всего наступала от такого распространенного недуга, как огнестрельное ранение. Однако легенда передавалась из уст в уста; желающих пополнить собою ряды преступной группы было хоть отбавляй, и, наверное, Красный Коршун только потому не собрал целую армию, что, должно быть, безжалостно расправлялся с теми, кто возвращался из долины, не выполнив его заданий.
— Я и сам подумываю, не отправиться ли мне в Долину Сверчков, — заявил Оливер Клемент.
— Зачем? — изумилась Дженни.
— Мы с отцом совсем перестали ладить, — пояснил он. — Мне позарез нужна работа.
— И ты попросишь ее у Коршуна?
— А почему бы и нет? — сказал он. — Можно и на него работать, оставаясь при этом образцовым гражданином.
Смысл этой шутки заключался в том, что, по всеобщему убеждению, члены шайки грабили и убивали по ночам, а днем перевоплощались в благонадежных граждан, во всяком случае выглядящих так внешне.
— Счастливо! — прервал я их беседу и взялся за седло. — Меня ждут дела.
— Думаю, мы еще увидимся, — заявил Клемент.
— Когда пожелаешь, — ответил я. — Заходи! Для тебя двери моего дома всегда открыты.
— Спасибо!
— Не за что!
Я поймал взгляд Дженни. Опустив голову, она смотрела на меня исподлобья, словно читала наши мысли.
Наш с Оливером разговор, изложенный на бумаге, может показаться вполне безобидным. Но иногда интонации важнее всяких слов. А тон, в котором мы с Клементом вели беседу, предполагал, что она не обойдется без продолжения. И Дженни это понимала не хуже нас.
По дороге в город я уже раскаялся и сгорал от стыда.
Недостойно затевать с кем бы то ни было ссору на пустом месте. Но делать это в присутствии такой девушки, как Дженни, — тут уж и сказать нечего! Так что, возвращаясь домой, я себя прямо-таки ненавидел!
Войдя в отель, сразу же поднялся в мою комнату. И как обычно, застал в ней Доктора. Он сидел в кресле у окна и играл на губной гармошке, извлекая из нее звуки, похожие на жужжание ос. Я мгновенно одурел от этого шума, мне захотелось схватить гармошку и проломить ею череп старому негодяю. О чем ему и сказал.
Доктор перестал играть, но не спрятал свой инструмент, а повернулся ко мне, держа его наготове у рта.
— Мой старик говаривал… — начал он.
— К черту!
— …что раздражаться — грех, особенно пьющему человеку.
У меня под рукой оказалась книга, которую я тут же в него запустил, но он ловко увернулся, и она выпорхнула в окно, трепеща страницами.
Сказал ли я Дженни, что влюблен в нее? Нет, но этого и не требовалось. Она настолько привыкла к глупому обожанию со стороны молодых людей, что была бы немало удивлена, если бы со мной дело обстояло иначе. И наверняка научилась мастерски распознавать признаки влюбленности.
Самое досадное, я знал, что она знает. И от этого мне становилось очень неловко. Что же касается Дженни, она не обращала внимания на чужие сантименты, потому что реагировать на такое их множество было бы крайне обременительно.
Поглядывая на нее искоса, я спрашивал себя, почему мужчины так быстро впускают ее в свое сердце? Мое чувство ослепляло меня, и с каждой минутой я все больше терял надежду на прозрение. Всякий раз, когда я на нее смотрел, внутри у меня поднималась какая-то волна, и по телу разливалось приятное тепло.
Здравый смысл подсказывал, что она не так уж и красива. Но голос разума звучал все тише. Теперь уже я находил ее не просто красивой, а обворожительной! И чем более бесшабашно, непринужденно и доброжелательно она себя вела, тем сильнее у меня кружилась голова от восхищения.
К этому времени Дженни уже показала мне ранчо, которое оказалось еще хуже, чем о нем можно было судить с первого взгляда. Казалось, ни одна вещь в этом хозяйстве не пришлась к месту — ни единая! Все было как-то вверх дном и шиворот-навыворот.
В доме я увидел самое нелепое скопление мебели, какое только можно себе представить.
— Ваша матушка, должно быть, много путешествовала, судя по тому, как много здесь таких разных предметов, — деликатно предположил я.
Поскольку я стеснялся Дженни, мне хотелось восхвалять все, что имело к ней отношение. Она не рассмеялась, но улыбнулась.
О да! Эта девушка все понимала! Дженни обладала такой чуткостью, что, даже когда я вел себя как полный осел, не подавала виду. От этого становилось чуть легче.
— Мама ничего из этого не покупала, — пояснила она. — Это все отец накупил.
— Всю эту мебель? — удивился я.
Вот уж это было действительно странно! Я с трудом понимал мужчин, которые сами покупали мебель, помимо стола и стульев для кухни. А почтенный джентльмен Лэнгхорн приобретал изящные лакированные шифоньерки со всякими затейливыми узорчиками. В этом было что-то девичье, недостойное мужчины!
Поперхнувшись, я выговорил неестественным голосом:
— Наверное, это стоило ему больших денег. Так красиво и столько резьбы!
— Неужели вы про этот хлам? — отреагировала она.
Я испытал огромное облегчение от этих слов, даже несмотря на то, что Дженни нелестно отозвалась об отцовском пристрастии.
— Вы, наверное, решили, что это ручная работа? — продолжала она. — Нет, все сделано на станках. Дешевка!
— Мамочки! — воскликнул я, щурясь на сверкающие полированные поверхности в гостиной и столовой. — Быть того не может!
— Уверяю вас. У отца есть каталоги, по которым он выбирает все, что нужно или не нужно, и делает заказы по почте. Кроме того, что вы видите в доме, у нас еще целый сарай забит такой же дребеденью. Избавиться от нее невозможно, хоть на вес продавай! Да и то за сто фунтов никто больше десяти центов не даст.
Больше мне сказать было нечего. Мы с Дженни пошли к корралю, уселись на жердочке и стали смотреть на лошадей.
— Я всегда показываю гостям наш дом, — сообщила девушка. — Он такой несуразный, но это мне как раз и нравится!
Она искоса поглядела на меня с вызовом. Это сбило меня с толку. Я уже считал, что Дженни идеальна, а с общепринятой точки зрения идеальная девушка должна любить порядок. Поэтому решил переменить тему разговора:
— Ваш отец выращивает очень много овощей и зерновых, не правда ли? По-моему, это чересчур для пожилого человека, отошедшего от дел, приходится нанимать много людей себе в помощь.
— Верно, — согласилась Дженни. — Папа перестал работать на себя и теперь трудится в поте лица на своих помощников.
Удивительная девушка! Она нередко заставляла взглянуть на вещи с неожиданной стороны.
Тут я наконец припомнил цель своего визита, хотя уже понял — для того чтобы заехать к Лэнгхорнам, не нужно искать повода, настолько они гостеприимны. Поэтому спросил:
— Вы уже знаете, что нам сообщил Дэнни Джунипер перед самой смертью?
— Да, мне говорили. Кажется, он подтвердил мое предположение о том, что Красный Коршун — не индеец.
— Правильно, — подтвердил я. — А вы не догадываетесь, кто бы это…
— Понятия не имею! — перебила меня Дженни. — Знаю только то, что, если когда-нибудь Красного Коршуна раскроют, им окажется тот, кого мы сейчас подозревали бы в самую последнюю очередь. Этот человек — белый, и он очень, очень умен! А что, вы собираетесь на него охотиться?
— Придется. Мне было поручено охранять Дэнни, а я его не сберег. Теперь вот должен найти того, кто убил Джунипера и Кеньона.
— Я думала, у вас с Грешамом уговор: вы управляете отелем, а он гоняется за Коршуном…
Отчего-то ее тон показался мне резким.
— Теперь вынужден делать и то и другое, — объяснил я.
Дженни повернулась и молча пристально посмотрела на меня. Интересно, о чем она думала? Но тут вдруг закричала:
— Смотрите! Нас решил навестить Оливер Клемент!
Я оглянулся и увидел молодого паренька, подъезжавшего к нам на хорошем коне. Он был со вкусом одет и имел вид человека, который отлично знает, что ему нужно. И, как нетрудно догадаться, нужна ему была Дженни Лэнгхорн.
— Ну что ж, пора мне потихоньку двигаться домой, — нерешительно пробормотал я.
— Нет, сейчас я вас не отпущу! — возразила Дженни. — Хочу вас познакомить. Оливер приехал с Соляных Равнин, у него там ранчо.
К этому моменту Оливер уже остановился рядом с нами и спрыгнул с коня. Он пожал Дженни руку, а когда она представила нас друг другу, он наградил меня весьма недружелюбным взглядом и скупой улыбкой. Парень был хорош собой, очень молодой и чистенький, как породистый жеребчик.
— Я много о вас слышал, — сказал мне холодно.
Его тон меня просто взбесил.
— И что же, я должен сказать тебе за это спасибо?
— Не знаю, — пожал он плечами, — может, и так!
Дженни соскочила с жерди, на которой мы сидели,
— Что это на вас обоих нашло? — спросила строго.
Я со злобой таращился на Оливера.
— Да, в общем, ничего, — ответил он.
— Хм-м, может быть, — сомневаясь, произнесла Дженни. — Давайте поговорим о чем-нибудь веселом. Скажи, в последнее время никто не наведывался в Долину Сверчков?
Это проклятое место было хорошо известно в Эмити. Поговаривали, что, если кому-то хочется примкнуть к возглавляемой Коршуном банде убийц, нужно было с наступлением сумерек отправиться в Долину Сверчков, и если ты слеплен из подходящего теста, то можешь рассчитывать стать у них своим человеком.
Подтвердить правдивость этих слухов было некому. Каждый принятый в шайку оставался с ней до конца — до самой смерти, которая чаще всего наступала от такого распространенного недуга, как огнестрельное ранение. Однако легенда передавалась из уст в уста; желающих пополнить собою ряды преступной группы было хоть отбавляй, и, наверное, Красный Коршун только потому не собрал целую армию, что, должно быть, безжалостно расправлялся с теми, кто возвращался из долины, не выполнив его заданий.
— Я и сам подумываю, не отправиться ли мне в Долину Сверчков, — заявил Оливер Клемент.
— Зачем? — изумилась Дженни.
— Мы с отцом совсем перестали ладить, — пояснил он. — Мне позарез нужна работа.
— И ты попросишь ее у Коршуна?
— А почему бы и нет? — сказал он. — Можно и на него работать, оставаясь при этом образцовым гражданином.
Смысл этой шутки заключался в том, что, по всеобщему убеждению, члены шайки грабили и убивали по ночам, а днем перевоплощались в благонадежных граждан, во всяком случае выглядящих так внешне.
— Счастливо! — прервал я их беседу и взялся за седло. — Меня ждут дела.
— Думаю, мы еще увидимся, — заявил Клемент.
— Когда пожелаешь, — ответил я. — Заходи! Для тебя двери моего дома всегда открыты.
— Спасибо!
— Не за что!
Я поймал взгляд Дженни. Опустив голову, она смотрела на меня исподлобья, словно читала наши мысли.
Наш с Оливером разговор, изложенный на бумаге, может показаться вполне безобидным. Но иногда интонации важнее всяких слов. А тон, в котором мы с Клементом вели беседу, предполагал, что она не обойдется без продолжения. И Дженни это понимала не хуже нас.
По дороге в город я уже раскаялся и сгорал от стыда.
Недостойно затевать с кем бы то ни было ссору на пустом месте. Но делать это в присутствии такой девушки, как Дженни, — тут уж и сказать нечего! Так что, возвращаясь домой, я себя прямо-таки ненавидел!
Войдя в отель, сразу же поднялся в мою комнату. И как обычно, застал в ней Доктора. Он сидел в кресле у окна и играл на губной гармошке, извлекая из нее звуки, похожие на жужжание ос. Я мгновенно одурел от этого шума, мне захотелось схватить гармошку и проломить ею череп старому негодяю. О чем ему и сказал.
Доктор перестал играть, но не спрятал свой инструмент, а повернулся ко мне, держа его наготове у рта.
— Мой старик говаривал… — начал он.
— К черту!
— …что раздражаться — грех, особенно пьющему человеку.
У меня под рукой оказалась книга, которую я тут же в него запустил, но он ловко увернулся, и она выпорхнула в окно, трепеща страницами.
Глава 21
ПИСЬМО И НОКАУТ
Я не знал, что скажу мистеру Клементу, когда мы вновь встретимся. Но его визит ко мне состоялся раньше, чем можно было ожидать. Однако до этого произошло другое небезынтересное событие.
Только Доктор ретировался из комнаты, когда книга пролетела в дюйме от его головы, как раздался стук в дверь.
— Это вы, старый болван? — заорал я.
Его голос ответил:
— Да, но на сей раз я не более чем скромный конферансье!
— Чей же выход вы собираетесь объявить?
— К тебе посыльный.
— Что? От кого?
— Он не сказал!
— Так спросите у него, черт вас побери!
— Уже спрашивал. Даже силой пытался выяснить, но он отскочил и стал швыряться камнями.
— Заходите!
Дверь распахнулась, Доктор встал на пороге, прислонившись к косяку, и зевнул, чтобы показать, будто я нисколько ему не страшен. Но при этом глаза его смотрели с опаской и светились озорством.
— Ну кто там пришел? — буркнул я.
— Тоби Макгвайер.
— Кто такой?
— Мальчишка.
Меня умилило, что роль посыльного исполняет какой-то малыш.
— Давайте его сюда!
— Иди, звереныш, — приказал Доктор.
И Тоби шмыгнул в комнату. Это был настоящий чертенок, сорванец, каких я еще не видывал. В его наглых глазенках было больше шкодливости, чем у десятка проказливых эльфов из детских сказок; о его характере можно было судить уже по тому, как во все стороны вздымались вихры его непокорных рыжих волос.
— Кто тебя прислал? — грозно прорычал я.
— Не знаю! — выпалил Тоби.
— Как — не знаешь?! — заорал я.
— Не знаю, пока рядом со мной пасется этот старый козел!
Над головой мальчишки взвилась рука моего друга из Луизианы, но бесенок вовремя отскочил на безопасное расстояние.
— Убирайтесь! — велел я Доктору, и тот исчез, послав мальчишке взгляд, исполненный лютой ненависти. Затем потребовал: — Выкладывай! И говори тихо, а то наш приятель наверняка прислонил ухо к замочной скважине.
— Нужны вы мне! — в ярости закричал Доктор из-за двери, и я услышал его удаляющиеся шаги.
Мальчишка ухмыльнулся, оценив по достоинству этот боевой маневр. Он был в том возрасте, когда ничто на свете не восхищает сильнее, чем умение одерживать верх над противником, не важно, военной хитростью или силой.
— Нечего говорить. Тут все написано, — потянул он мне письмо.
— Ты откуда будешь? — поинтересовался я.
— Я-то? Живу у Лэнгхорна на ранчо.
Этим было все сказано. Я так разволновался, что не сразу сумел вытащить письмо из конверта. И конечно же оно было от Дженни!
Послание начиналось словами: «Дорогой Джон!» Меня порадовало такое обращение.
«Дорогой Джон!
Я стараюсь успокоить Оливера Клемента, но у меня ничего не выходит. Он считает, что задета его честь, и намерен искать с Вами встречи. Я прекрасно понимаю, что это значит, поскольку я уже давно живу среди людей, которые не расстаются с оружием.
Пока отец развлекает гостя, улучила минуту, чтобы написать это письмо, и мне пришли на ум две вещи. Первое, поскольку Вы старше Оливера (хотя по Вашему сегодняшнему поведению этого не скажешь!), Вы должны прислушаться к здравому смыслу и всеми силами попытаться избежать драки. Второе, если от нее не уйти, Вы должны использовать более гуманное оружие, нежели револьверы. Я имею в виду кулаки, они крепкие у вас обоих. Не так ли должны сражаться все мужчины?»
Я оторвал взгляд от письма и посмотрел на руки. Пара костяшек на левой руке была сбита, когда я был еще совсем щенком и не умел как следует сжимать кулаки. Но сейчас они были в превосходной форме, и я не сомневался, что для уважаемого мистера Клемента будут даже чересчур тяжелы.
Подумав так, принялся читать дальше:
«Молю Вас поступить рассудительно. Мне говорили, что в обращении с другими Вы очень суровы. Но суровые и отважные люди должны иногда проявлять и милосердие. Хочу надеяться, что Вы обдумаете мою просьбу и найдете способ не причинить вреда ни себе, ни Оливеру. Если же дело обернется трагедией, то я никогда себе этого не прощу, так как ваша ссора началась здесь, на ранчо.
Дженни Лэнгхорн».
Вот и все, но этого было достаточно. На обороте письма я написал:
«Клянусь честью, что попробую найти какой-нибудь выход из этой передряги, без пролития крови. Простите, что вел себя как двухгодовалый ребенок».
Затем запечатал письмо в новый конверт и вместе с ним дал Тоби полдоллара. Столь крупная сумма так его напугала, что он едва не проговорился, но я его успокоил:
— Ничего, Тоби, если тебе платят в обоих концах, значит, ты этого заслуживаешь.
Он широко улыбнулся и был таков.
Когда спустя мгновение я выглянул из окна, то увидел, как Доктор делает вялую попытку сграбастать мальчугана, — с таким же успехом старый ломовик попытался бы угнаться за молоденьким скаковым жеребцом. Тоби исчез за поворотом, подняв облако пыли, но едва оно стало рассеиваться, как я различил силуэт Оливера Клемента, летящего на коне галопом. Он подъехал к отелю, и та решительность, с которой выпрыгнул из седла и отбросил уздечку, свидетельствовала, что Дженни ничуть его не поколебала своими увещеваниями. Пыль стала ложиться серым покрывалом на потные бока коня, а Оливер исчез под окнами.
Через несколько секунд в дверь снова постучали, и Доктор сообщил, что меня желает видеть мистер Клемент. Я велел ему войти, а Доктору убираться ко всем чертям. Оливер задержался на пороге, отряхивая со штанов пыль и глядя мне в глаза. Стало ясно, что выполнить данное девушке обещание будет нелегко.
— Итак? — было его первое слово.
— Итак? — повторил я и шагнул к нему, с улыбкой протягивая руку.
Это было больше того, на что я был способен. Втайне мне очень хотелось, чтобы Дженни узнала, какую рыцарскую галантность я проявил ради нее по отношению к этому молодому человеку. Но Дженни была далеко, и вместо ее прекрасных глаз я созерцал презрительную усмешку Оливера Клемента.
Моя рука дрогнула и обвисла. Я так разгневался, что едва не поднял ее вновь, направив прямо ему в челюсть.
— Нам есть о чем поговорить, — заявил он.
— Тогда присаживайся, — предложил я.
— Не сяду до тех пор, пока не получу ответа на один интересующий меня вопрос.
— Спрашивай!
— Сегодня… — начал Клемент, и у него перехватило дыхание.
— Продолжай! — приказал я самым любезным тоном.
— Сегодня у Лэнгхорнов мне показалось странным, как ты разговаривал со мной при Дженни.
— Ну?
— И я не совсем понял, что это означало.
Вконец рассердившись, я с трудом держал себя в руках и уже не мог быть приветливым. Мне необходимо было выпустить пар, и наилучшим средством для этого был смех. Чтобы не впасть в бешенство, я разразился хохотом, и мой собеседник побагровел от злости.
— Кажется, я тебя забавляю? — процедил он.
— Не то слово! Не каждый день ко мне заявляются такие нахальные молодые люди.
— Выходит, по-твоему, я нахал?
— Еще какой! У самого молоко на губах не обсохло, а разговариваешь как мужчина! Я так понимаю, ты пришел ко мне авторитет зарабатывать? Так вот что тебе скажу: сначала заработай его в другом месте и тогда, уж так и быть, заходи, если жизнь не мила!
Он закусил губу и покачал головой:
— Не выйдет. Не думай, что ты можешь отшутиться. Шерберн, ты хотел меня унизить перед Дженни!
— Ну и дурак же ты, братец! — констатировал я. — С какой стати мне тебя унижать? Неужели я похож на человека, который воюет с младенцами? Нет, малыш, я могу соперничать лишь со взрослыми людьми, которые умеют не только трепать языком, но и отвечать за свои слова!
Разумеется, столь язвительная речь привела его в ярость. Забыв про револьвер, Оливер послал свой кулак по кратчайшему пути к моей челюсти, точнее, по прямой.
Движение было и сильным, и быстрым, Клемент вложил в него всю свою массу, но я был слишком опытен, чтобы пропустить такой простой удар. Его кулак проскочил в стороне от моего подбородка, как бейсбольный мяч мимо ловушки. Оливер потерял равновесие, а я в этот момент хорошенько поддел его челюсть кулаком.
Каков был результат, догадаться нетрудно. Голова моего противника резко дернулась назад, и на миг мне стало страшно, что она оторвется. Его ступни поднялись над полом, и тут же он стал плавно оседать. Я хотел было его подхватить, но обмякшее тело проскользнуло в моих руках.
Отступив на шаг, я смерил противника долгим взглядом. Ох и досталось же парню! У меня даже заболела рука. Было ясно, что очухается он не скоро.
К тому времени, как Оливер открыл глаза, я успел скрутить цигарку и зажечь ее. А когда он наконец сел и посмотрел на меня, не узнавая, я уже выкурил ее наполовину.
Только Доктор ретировался из комнаты, когда книга пролетела в дюйме от его головы, как раздался стук в дверь.
— Это вы, старый болван? — заорал я.
Его голос ответил:
— Да, но на сей раз я не более чем скромный конферансье!
— Чей же выход вы собираетесь объявить?
— К тебе посыльный.
— Что? От кого?
— Он не сказал!
— Так спросите у него, черт вас побери!
— Уже спрашивал. Даже силой пытался выяснить, но он отскочил и стал швыряться камнями.
— Заходите!
Дверь распахнулась, Доктор встал на пороге, прислонившись к косяку, и зевнул, чтобы показать, будто я нисколько ему не страшен. Но при этом глаза его смотрели с опаской и светились озорством.
— Ну кто там пришел? — буркнул я.
— Тоби Макгвайер.
— Кто такой?
— Мальчишка.
Меня умилило, что роль посыльного исполняет какой-то малыш.
— Давайте его сюда!
— Иди, звереныш, — приказал Доктор.
И Тоби шмыгнул в комнату. Это был настоящий чертенок, сорванец, каких я еще не видывал. В его наглых глазенках было больше шкодливости, чем у десятка проказливых эльфов из детских сказок; о его характере можно было судить уже по тому, как во все стороны вздымались вихры его непокорных рыжих волос.
— Кто тебя прислал? — грозно прорычал я.
— Не знаю! — выпалил Тоби.
— Как — не знаешь?! — заорал я.
— Не знаю, пока рядом со мной пасется этот старый козел!
Над головой мальчишки взвилась рука моего друга из Луизианы, но бесенок вовремя отскочил на безопасное расстояние.
— Убирайтесь! — велел я Доктору, и тот исчез, послав мальчишке взгляд, исполненный лютой ненависти. Затем потребовал: — Выкладывай! И говори тихо, а то наш приятель наверняка прислонил ухо к замочной скважине.
— Нужны вы мне! — в ярости закричал Доктор из-за двери, и я услышал его удаляющиеся шаги.
Мальчишка ухмыльнулся, оценив по достоинству этот боевой маневр. Он был в том возрасте, когда ничто на свете не восхищает сильнее, чем умение одерживать верх над противником, не важно, военной хитростью или силой.
— Нечего говорить. Тут все написано, — потянул он мне письмо.
— Ты откуда будешь? — поинтересовался я.
— Я-то? Живу у Лэнгхорна на ранчо.
Этим было все сказано. Я так разволновался, что не сразу сумел вытащить письмо из конверта. И конечно же оно было от Дженни!
Послание начиналось словами: «Дорогой Джон!» Меня порадовало такое обращение.
«Дорогой Джон!
Я стараюсь успокоить Оливера Клемента, но у меня ничего не выходит. Он считает, что задета его честь, и намерен искать с Вами встречи. Я прекрасно понимаю, что это значит, поскольку я уже давно живу среди людей, которые не расстаются с оружием.
Пока отец развлекает гостя, улучила минуту, чтобы написать это письмо, и мне пришли на ум две вещи. Первое, поскольку Вы старше Оливера (хотя по Вашему сегодняшнему поведению этого не скажешь!), Вы должны прислушаться к здравому смыслу и всеми силами попытаться избежать драки. Второе, если от нее не уйти, Вы должны использовать более гуманное оружие, нежели револьверы. Я имею в виду кулаки, они крепкие у вас обоих. Не так ли должны сражаться все мужчины?»
Я оторвал взгляд от письма и посмотрел на руки. Пара костяшек на левой руке была сбита, когда я был еще совсем щенком и не умел как следует сжимать кулаки. Но сейчас они были в превосходной форме, и я не сомневался, что для уважаемого мистера Клемента будут даже чересчур тяжелы.
Подумав так, принялся читать дальше:
«Молю Вас поступить рассудительно. Мне говорили, что в обращении с другими Вы очень суровы. Но суровые и отважные люди должны иногда проявлять и милосердие. Хочу надеяться, что Вы обдумаете мою просьбу и найдете способ не причинить вреда ни себе, ни Оливеру. Если же дело обернется трагедией, то я никогда себе этого не прощу, так как ваша ссора началась здесь, на ранчо.
Дженни Лэнгхорн».
Вот и все, но этого было достаточно. На обороте письма я написал:
«Клянусь честью, что попробую найти какой-нибудь выход из этой передряги, без пролития крови. Простите, что вел себя как двухгодовалый ребенок».
Затем запечатал письмо в новый конверт и вместе с ним дал Тоби полдоллара. Столь крупная сумма так его напугала, что он едва не проговорился, но я его успокоил:
— Ничего, Тоби, если тебе платят в обоих концах, значит, ты этого заслуживаешь.
Он широко улыбнулся и был таков.
Когда спустя мгновение я выглянул из окна, то увидел, как Доктор делает вялую попытку сграбастать мальчугана, — с таким же успехом старый ломовик попытался бы угнаться за молоденьким скаковым жеребцом. Тоби исчез за поворотом, подняв облако пыли, но едва оно стало рассеиваться, как я различил силуэт Оливера Клемента, летящего на коне галопом. Он подъехал к отелю, и та решительность, с которой выпрыгнул из седла и отбросил уздечку, свидетельствовала, что Дженни ничуть его не поколебала своими увещеваниями. Пыль стала ложиться серым покрывалом на потные бока коня, а Оливер исчез под окнами.
Через несколько секунд в дверь снова постучали, и Доктор сообщил, что меня желает видеть мистер Клемент. Я велел ему войти, а Доктору убираться ко всем чертям. Оливер задержался на пороге, отряхивая со штанов пыль и глядя мне в глаза. Стало ясно, что выполнить данное девушке обещание будет нелегко.
— Итак? — было его первое слово.
— Итак? — повторил я и шагнул к нему, с улыбкой протягивая руку.
Это было больше того, на что я был способен. Втайне мне очень хотелось, чтобы Дженни узнала, какую рыцарскую галантность я проявил ради нее по отношению к этому молодому человеку. Но Дженни была далеко, и вместо ее прекрасных глаз я созерцал презрительную усмешку Оливера Клемента.
Моя рука дрогнула и обвисла. Я так разгневался, что едва не поднял ее вновь, направив прямо ему в челюсть.
— Нам есть о чем поговорить, — заявил он.
— Тогда присаживайся, — предложил я.
— Не сяду до тех пор, пока не получу ответа на один интересующий меня вопрос.
— Спрашивай!
— Сегодня… — начал Клемент, и у него перехватило дыхание.
— Продолжай! — приказал я самым любезным тоном.
— Сегодня у Лэнгхорнов мне показалось странным, как ты разговаривал со мной при Дженни.
— Ну?
— И я не совсем понял, что это означало.
Вконец рассердившись, я с трудом держал себя в руках и уже не мог быть приветливым. Мне необходимо было выпустить пар, и наилучшим средством для этого был смех. Чтобы не впасть в бешенство, я разразился хохотом, и мой собеседник побагровел от злости.
— Кажется, я тебя забавляю? — процедил он.
— Не то слово! Не каждый день ко мне заявляются такие нахальные молодые люди.
— Выходит, по-твоему, я нахал?
— Еще какой! У самого молоко на губах не обсохло, а разговариваешь как мужчина! Я так понимаю, ты пришел ко мне авторитет зарабатывать? Так вот что тебе скажу: сначала заработай его в другом месте и тогда, уж так и быть, заходи, если жизнь не мила!
Он закусил губу и покачал головой:
— Не выйдет. Не думай, что ты можешь отшутиться. Шерберн, ты хотел меня унизить перед Дженни!
— Ну и дурак же ты, братец! — констатировал я. — С какой стати мне тебя унижать? Неужели я похож на человека, который воюет с младенцами? Нет, малыш, я могу соперничать лишь со взрослыми людьми, которые умеют не только трепать языком, но и отвечать за свои слова!
Разумеется, столь язвительная речь привела его в ярость. Забыв про револьвер, Оливер послал свой кулак по кратчайшему пути к моей челюсти, точнее, по прямой.
Движение было и сильным, и быстрым, Клемент вложил в него всю свою массу, но я был слишком опытен, чтобы пропустить такой простой удар. Его кулак проскочил в стороне от моего подбородка, как бейсбольный мяч мимо ловушки. Оливер потерял равновесие, а я в этот момент хорошенько поддел его челюсть кулаком.
Каков был результат, догадаться нетрудно. Голова моего противника резко дернулась назад, и на миг мне стало страшно, что она оторвется. Его ступни поднялись над полом, и тут же он стал плавно оседать. Я хотел было его подхватить, но обмякшее тело проскользнуло в моих руках.
Отступив на шаг, я смерил противника долгим взглядом. Ох и досталось же парню! У меня даже заболела рука. Было ясно, что очухается он не скоро.
К тому времени, как Оливер открыл глаза, я успел скрутить цигарку и зажечь ее. А когда он наконец сел и посмотрел на меня, не узнавая, я уже выкурил ее наполовину.
Глава 22
УГОВОР С КЛЕМЕНТОМ
Возможно, я покажусь вам жестоким человеком — надо же, вот так преспокойно сидеть на стуле и курить, глядя, как побитый противник понемногу приходит в себя. Но мое поведение объяснимо. Единственный раз в жизни я хотел уклониться от драки, а чертов юнец с его горячностью не дал мне этого сделать. Попробуйте пережить такое потрясение!