Глава клана Чейни поджал губы.
   — Ну, хорошо. Шесть так шесть. Но часть этой суммы придется подождать до завтра. На нее я выпишу чек.
   — Ваш чек будет для меня ценнее огромного слитка золота. Поэтому присядьте и выпишите на мое имя банковский чек на всю сумму, поскольку я не тороплюсь и согласен получить все шесть тысяч завтра утром, — заявил Литтон и повернулся к Стиву. — А ты, чтоб мне было легче следить за вами обоими, встань-ка поближе к Лоррейну.
   Красивый молодой человек, недовольно бурча, занял место рядом с первым пленником.
   Тем временем Судья, припав на одно колено, извлек из внутреннего кармана пиджака банковский чек, химический карандаш и принялся писать.
   — Если я не ошибаюсь, ваше имя Барри Литтон? — уточнил он.
   — Да, это мое имя, — подтвердил Синий Барри.
   — Вот вам мой чек, — поднимаясь, сказал самый старший из семейства Чейни. — Шесть тысяч долларов выписаны на имя получателя. Все правильно?
   — Абсолютно, — ответил юноша. — А теперь повернитесь ко мне спиной — я свяжу вам руки.
   Из угла послышался негодующий возглас Стива, но дядя тотчас успокоил племянника и возмутился, в свою очередь:
   — Так, все понятно. Вы играете не по правилам — поступаете как бандит с большой дороги.
   — Вы, Судья, слишком долго действовали, не соблюдая никаких правил. Зачем же мне их придерживаться? А сейчас, все трое, марш наверх! До Холи-Крика добираться долго.
   — Как, обратно в город? — удивился старший Чейни.
   — Именно это я и сказал.
   Лицо главы клана покрылось потом.
   — Друг мой, — заговорил он проникновенным тоном, — вы совсем не понимаете, что при том положении, которое я занимаю в обществе, мне, человеку, всю жизнь посвятившему честному предпринимательству, и вдруг… Нет, мистер Литтон, я все же считаю, что вы должны учесть…
   — По правде сказать, мистер Чейни, — перебил его Барри, — я не знаю, чем могу вам помочь. К тому же очень сомневаюсь, что вы всю свою жизнь были честным и благородным!
   — Тогда, молодой человек, делаю вам новое предложение. Даю вам десять тысяч. Этой суммой вы сможете обеспечить себе безоблачное будущее. Без нужды и забот!
   — Десять тысяч — деньги огромные, — согласился Литтон, — но мне они не нужны.
   — Что ж, придется повысить ставку, — не сдавался Судья. — Я ее удваиваю. Видимо, недооценил ваши потребности. Теперь понимаю, что вы птица высокого полета. Итак, плачу вам, мистер Литтон, двадцать тысяч. Развяжите мне руки, я выпишу вам новый чек. И знайте, любой банк в округе вам его обналичит!
   Барри улыбнулся.
   — Мой внутренний голос подсказывает, что соглашаться на двадцать тысяч не следует, — заявил он. — Я вполне удовлетворен тем чеком, который вы уже выписали. А почему, узнаете позже.
   — Я вас совсем не понимаю. Могу я надеяться, что вы хоть немного проясните…
   — Вы помните Рыжего Пита? — резко оборвал Судью Литтон.
   — А, тот несчастный молодой человек! — воскликнул Чейни.
   — Он был моим другом, — с болью в сердце произнес юноша. — Может, это заставит вас больше не говорить о деньгах?
   Судья пошевелил губами, но ничего не ответил.
   — Слишком долго кланы Чейни и Морганов правили бал в Холи-Крике. Теперь вам всем придется испытать на себе силу закона. А закон, Судья, не сладкая штука. Ну-ка, все наверх! — приказал Барри и под дулами револьверов вывел трех пленников из подземелья.
   Уже стояла глубокая ночь, и все вокруг было залито серебряным светом луны.
   Виллоу привел из укрытия своего мула и пятнистую кобылу Барри. Затем сбегал в подвал и вывел оттуда быка. Барри и Том усадили пленников в седла и крепко связали им ноги под брюхами лошадей.
   Вскоре караван во главе с Литтоном направился обратно в Холи-Крик.

Глава 11
ОДИН КРУЧЕ ДРУГОГО

   Жители селений, в которых занимаются скотоводством, просыпаются рано, так что когда с первыми лучами солнца конопатый мальчишка верхом на мустанге помчался по улицам Холи-Крика, там уже закипала деловая жизнь.
   — Скорее! Выходите! Барри Литтон сейчас устроит новое смешное представление! Эй, люди, Литтон вот-вот снова появится в нашем городе! — надрывно кричал парнишка на скаку.
   Его высокий, пронзительный голос мог разбудить даже мертвого. Те немногие, кто еще лежали в постелях, сонно протирали глаза, спешно одевались, хватали спящих детей и выбегали с ними на улицу.
   Юнцом, поднявшим на ноги Холи-Крик, конечно же был Джимми Риберн. Всю прошедшую ночь он не спал. Да мог ли мальчишка уснуть, если вдруг обнаружил, что Синий Барри, его приятель Виллоу и бык куда-то исчезли? Еще до первых петухов Джимми оседлал лошадь и, неистово стегая ее плеткой, словно молодой индеец, помчался из города. Вскоре вдали на дороге он увидел кавалькаду всадников, а приглядевшись, распознал их лица. Тогда пацаненок развернул мустанга и понесся обратно в город. Ему не терпелось как можно быстрее передать эту новость другим.
   Процессия во главе с Литтоном въехала в Холи-Крик, когда уже все его население высыпало на улицы. Джимми, не долго думая, подскочил к дому шерифа и истошным воплем поднял его с постели. Разбуженный Дик Вилсон натянул сапоги, схватил шляпу и выскочил на крыльцо.
   — На этот раз Барри Литтон захватил нескольких человек из клана Чейни. Во главе с Судьей, и наверняка с поличным. Теперь бык снова в городе! — радостно прокричал ему Джимми.
   Шериф молча прошел на конюшню, оседлал свою лучшую лошадь и прямиком направился к зданию тюрьмы.
   На улицах в радостном ожидании толпились люди — у них появился кумир, заслуживающий восхищения. Сначала он хорошенько проучил Джерри Дикона, сбил вывески с домов Моргана и Чейни, забрал себе быка, служившего яблоком раздора, засадил троих из клана Моргана за решетку, а теперь захватил еще и людей Чейни! И все это проделал менее чем за сутки. Ну разве такой лихой парень не герой?
   А тем временем кумир жителей Холи-Крика уже ехал по улицам с тремя новыми пленниками, одним из которых был сам глава клана Чейни. Выглядел Судья весьма жалко — его заложенные за спину руки были связаны, ноги стягивала веревка, проходившая под животом лошади.
   Тем не менее голову он держал прямо и, чтобы не видеть насмешливых лиц горожан, глядел прямо перед собой. Чувствовалось, что Судья буквально кипит от ярости. Да, надо сказать, что все называли его Судьей вовсе не потому, что этот человек вершил правосудие, просто надо же было дать ему какое-нибудь громкое прозвище, соответствующее его высокому положению в округе.
   И вот Чейни предстал перед всеми в жутко неприглядном виде!
   Теперь никто из горожан уже не боялся его — некогда всемогущий скотопромышленник был повержен и посрамлен! Люди смотрели на него и улыбались. То там то здесь раздавались ликующие крики: «С властью двух банд гангстеров отныне покончено! С этого дня у нас будет править закон! Да, закон и Барри Литтон! Смерть гангстерам, потому что у них руки в крови!»
   Шериф слушал эти возгласы и скрипел зубами. Он был недоволен происходящими событиями. Легкость, с которой этот синеглазый герой проучил два могущественных клана, восстановил в Холи-Крике мир и справедливость, задевала его самолюбие. Получалось, что он, Дик Вилсон, назначенный следить за порядком в городе, просто бездействовал!
   Шериф встретил кавалькаду всадников и окружившую их толпу на ступеньках тюрьмы. Как только Литтон, держа в руке клочок бумаги, подобно цирковому наезднику, встал на лошади во весь рост, шумевшие до этого люди тотчас стихли. Он поднял руку, требуя к себе внимания.
   — Друзья, когда у нас выкрали быка, мы с моим приятелем бросились в погоню. Следы привели к тому месту где преступники спрятали животное. Злоумышленников, как оказалось, было двое, и оба — из клана Чейни. Все они во главе с предводителем схвачены нами с поличным. Но это еще не все. Судья — вор, пославший своих людей захватить быка. В результате их нападения сильно пострадал Том Виллоу, а меня самого чуть было не пристрелили. Но удивляться здесь нечему — они уже многих поубивали. Вот у меня в руке банковский чек на шесть тысяч долларов, подписанный Чейни, которым он хотел меня подкупить!
   Этого заявления Литтона хватило для того, чтобы толпа взорвалась негодующими криками. Над головами людей высоко вверх поднялись наспех написанные транспаранты, призывавшие строго наказать бандитов. Увидев это, шериф тотчас открыл дверь тюрьмы и затолкал в нее пленников. Поспешность его действий объяснялась тем, что первые ряды собравшихся горожан угрожающе двинулись на преступников. Еще минута, и они расправились бы с захваченной Литтоном троицей.
   Проскользнув внутрь здания, Дик Вилсон быстро захлопнул за собой дверь и запер ее на массивный засов.
   А снаружи толпа продолжала неистовствовать. Слышались крики: «Бандитов к ответу!», «Гангстерам Чейни и Моргана — суд Линча!», «Долой убийц, да здравствует закон!».
   Пока народ изливал свою ненависть к обоим кланам, Литтон и Виллоу незаметно для всех отъехали от здания тюрьмы и направились в сторону усадьбы Си Тернера.
   Немного поутихнув, люди обернулись, чтобы еще раз взглянуть на своих героев, но их уже и след простыл. Тогда в порыве энтузиазма людская толпа, скандируя лозунги, хлынула на центральную улицу. Манифестация продолжалась в Холи-Крике около часа.
   Затем в городе восстановились тишина и порядок. Попавшие за решетку люди, принадлежавшие к враждующим кланам, тоже присмирели. Как-никак, а, перед тем как выйти на свободу, им предстояло заплатить по десять тысяч долларов штрафа!
   В любом случае обвинения арестованным предъявлялись серьезные, самое незначительное среди них было — кража скота. Но в том же списке значились такие преступления, как вооруженное нападение с попыткой преднамеренного убийства, подкуп и шантаж. И люди в Холи-Крике стали понимать, что Морганы и Чейни не так уж и всемогущи — они обычные жители, на которых тоже распространяются законы страны.
   Короче говоря, горожане сразу же себя зауважали и были рады, что в их городке наконец-то появился такой человек, как Барри Литтон.
   Но больше всего изменений произошло в поведении Джимми Риберна. Теперь, когда отец недовольно спрашивал его, почему не наколоты дрова, он гордо отвечал: «Барри просил меня заглянуть к нему, чтобы… « И не важно, для чего его звали, достаточно было произнести имя Литтона, которое в семействе Рибернов стало обладать магической силой.
   Услышав подобный ответ сына, мистер Риберн только улыбался и согласно кивал. И сестра тоже, как отец, улыбалась, но при этом почему-то краснела. Более того, взрослые начали относиться к Джимми как к ровне и наперебой расспрашивали его о новостях, связанных с Синим Барри и его быком.
   Что же касается многострадального животного, то оно отныне стало символом торжества закона и справедливости. Многие даже считали, что если, не дай Бог, с ним произойдет нечто экстраординарное, то правление преступных кланов в городке снова восстановится.
   Однако чем дольше Джимми общался со своим другом-героем, тем больше его настораживало поведение Барри. Ему не нравилось, что Литтон никогда не заводил разговоров ни о своем прошлом, ни о планах на будущее, не высказывал желания заняться, как многие другие, разведением скота. Он вел себя как человек, временно поселившийся в Холи-Крике. И уж совсем мальчишку не устраивало то, что, положив конец войне из-за быка, Синий Барри стал просто спокойно почивать на лаврах славы.
   Короче говоря, Джимми Риберн был озадачен. Явно имея инстинкты подозрительного индейца, он решил выяснить, как Литтон ведет себя в его отсутствие. Не отягощенный по молодости лет ни моральными принципами, ни этическими нормами, он надумал проследить за своим знаменитым другом.
   Как-то под вечер, наблюдая из укрытия, Джимми увидел, что Барри вышел из дома и зашагал через поле в сторону кладбища Бут-Хилл. Крадучись, пацаненок засеменил за ним. Когда Барри вошел на территорию погоста, он тоже юркнул в его ворота и, прячась за надгробиями, короткими перебежками двигался за Литтоном до тех пор, пока тот не присел у почти свежей могилы. Пригнувшись, чтобы его не было видно, мальчик затаился.
   Эта могила ему была хорошо известна. Дело в том, что Джимми давно обследовал кладбище Бут-Хилл до последнего дюйма. В солнечные дни он приходил сюда один и часами разбирал надписи, сделанные на небольших деревянных крестах. Некоторые из них, те, что были выполнены обычным графитовым карандашом, под воздействием солнца и дождя становились неразборчивыми. Обнаружив такую неясную надпись, мальчик слюнявил специально принесенный для этой цели химический карандаш и приступал к ее реставрации. Это занятие доставляло ему удовольствие, хотя одновременно и пугало.
   Литтон присел у могилы, обхватил сильными руками колени и замер, только изредка поднимая глаза на деревянный крест, на котором было выведено: «Здесь покоится Питер Чалмерс, известный как Рыжий Пит, погибший в результате несчастного случая».
   Эту эпитафию Джимми знал наизусть, и ему казалось странным, что Барри, погрузившись в тяжелые раздумья, так долго ее изучает.
   И вдруг мальчика охватило легкое волнение. Он увидел шагающего по кладбищу очень загорелого мужчину, который явно направлялся к Барри.
   Незнакомец был маленького роста и довольно худощав. Широкая черная шляпа и удлиненный пиджак делали его похожим на профессионального игрока в карты. Его ботинки были так надраены, что при каждом шаге мужчины поблескивали на солнце. В левой руке незнакомец держал перчатку, снятую с правой руки. Этот факт Джимми почему-то особенно насторожил.
   Неслышно подойдя к Барри, мужчина остановился. Как ни странно, но Литтон с его обостренным слухом не сразу почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит. И это еще больше обеспокоило мальчика.
   Только спустя некоторое время Барри резко повернул голову, увидел ботинки незнакомца и поднял глаза.
   — Боже милостивый! — воскликнул он. — Стейси!
   Невысокий мужчина улыбнулся и прижал к губам палец-костяшку.
   — Тише, Барри! Не упоминай этого имени!
   — Но его все равно никто не услышит, — возразил Литтон.
   — Хоть вокруг нас и мертвецы, но многие из них при этом имени в гробу перевернутся.
   — Так как же теперь тебя называть? — поднимаясь, поинтересовался Синий Барри.
   — Рэнн Дюваль, — ответил низкорослый мужчина.
   Джимми от неожиданности вздрогнул — Рэнн Дюваль был легендарной личностью, о нем ходили самые невероятные слухи. В сознании многих это имя было связано с коварством и жестокостью.
   — Так, значит, ты и есть Рэнн Дюваль? — произнес Литтон. — И здесь никто не знает, что твое настоящее имя Стейси?
   — Тише! — прикрикнул мужчина, и на его узких губах заиграла леденящая душу улыбка. — Пожалуйста, никогда не называй меня Стейси. С этим именем давно покончено.
   — Однако в других краях о нем все еще помнят. Не так ли?
   — Ну, прошлого и мне никогда не забыть, — мрачно пробурчал Дюваль.
   — Что, туго пришлось?
   — Не то слово. Да и тебе с Чалмером было несладко.
   — Это верно, еле ноги унесли, — согласился Барри.
   — Поэтому вы с ним и решили здесь осесть?
   — Совсем нет. Просто мы с Питом решили поставить на прежней жизни крест. Между нами было много общего, что и сделало нас когда-то напарниками. Боже, сколько лет пролетело!
   — Ну, не так уж и много, — заметил Стейси-Дюваль.
   — Все кончено. Он мертв, — сообщил Литтон.
   Дюваль присвистнул.
   — Совсем плохо! Вы с Рыжим Питом всегда мне противостояли, но он мне нравился. Несмотря ни на что, я его всегда уважал…
   — Из нас двоих Пит был тебе более симпатичен, да? — усмехнулся Барри.
   — Не надо ворошить прошлое, — почти шепотом предложил Дюваль.
   У него был такой тихий голос, что Джимми приходилось напрягать слух. Никогда еще ему не встречался человек, глядя на которого его охватывал бы озноб. Но сейчас мальчик испытывал такое чувство, как если бы он находился в мрачном замке, где обитали привидения.
   — Все верно, — вздохнул Литтон. — В твоем отношении ко мне я никогда не сомневался. Вот только никак не пойму, Стейси… прости, Дюваль, почему ты так меня ненавидишь?
   — Неужели не понял? — едва слышно пробормотал тот.
   — Нет.
   — Сказать?
   — Скажи.
   — Да потому, что ты из тех подонков, которые не знают, что они подонки.
   — Ну, то, что я подонок, мне прекрасно известно, — улыбнулся юноша.
   — Нет, неизвестно. Ты постоянно уверяешь себя, что в скором времени перестанешь им быть и начнешь новую жизнь. Но тебе этого никогда не сделать. Однако ты упрямо твердишь, что исправишься. Поэтому-то и считаешь себя выше остальных головорезов, в том числе и меня.
   — В чем-то ты прав, — признал Барри. — Но если я подонок, скажем, наполовину, то ты, Дюваль — стопроцентный мерзавец.
   — Вот то-то и оно, — хмыкнул Рэнн. — А теперь объясню, почему я здесь объявился — мне надо с тобой переговорить.
   — И о чем же?
   — О твоей жизни в Холи-Крике. Городок этот хоть и большой, но нам с тобой вдвоем в нем будет тесно!

Глава 12
ЧЕЛОВЕК ИЛИ ДЬЯВОЛ?

   Джимми такое заявление тщедушного коротышки показалось неимоверно странным. Как он смеет заявлять самому Барри Литтону, что в одном городе им не ужиться? Услышав сказанное Дювалем, мальчишка чуть было не расхохотался.
   Но, к удивлению пацана, его старший друг даже не улыбнулся, а лишь тревожно посмотрел на собеседника.
   — Раз в Холи-Крике нам вдвоем тесно, мне следует уехать, — отреагировал он. — Так?
   — Я не шериф, чтобы здесь командовать, могу только просить, — протянул Дювалье.
   — Представляю, как тебе это противно, — тихо проговорил Литтон. Нагнувшись, он поднял с земли несколько камешков и стал по одному их бросать.
   Внешне Барри выглядел вполне спокойным, слегка задумчивым, и только по складкам в уголках его губ можно было догадаться, что ему не по себе.
   Джимми был поражен: надо же, его герой не сделал даже попытки прогнать этого омерзительного типа!
   — Верно. Просить мне всегда было противно, — подтвердил Рэнн. — А то, что ты решил уехать, — отличная идея. Когда я тебя искал, то даже не знал, как тебе это предложить.
   — Неужели? — удивился Литтон.
   — Правда.
   — Что-то я тебя не пойму, — буркнул Барри.
   — В самом деле? — отозвался Дюваль. — Тогда послушай. И хотя последний раз вы с Чалмерсом меня здорово накололи — новичкам всегда везет, — я рад встрече с тобой. Должен же я отыграться. Кроме того, приятно встретить человека, с которым можно просто поболтать, ну хотя бы даже о птичках. — Он засмеялся.
   Смех Дюваля был таким же глухим, как и голос, но от него у Джимми Риберна по спине пробежали мурашки.
   — Вот, забрел на кладбище, — говорил между тем Рэнн, — увидел тебя сидящим у могилы Рыжего Пита… Да, дела… — Он повел плечом.
   — Хочешь сказать, что расстроился? Пита пожалел? — с иронией в голосе поинтересовался Литтон. — Ну, это уж вершина лицемерия!
   — Лицемер ты, — огрызнулся хилый коротышка. — Пришел на могилу товарища и изображаешь тут неутешное горе. Ха! Да кто тебе поверит? Здесь же никого, кроме нас, нет! Тоже мне белая кость выискалась! Ты пришел не для того, чтобы отдать Рыжему Питу последний долг, ты ищешь на его могиле утешения!
   — Ты так считаешь?
   — Да. Ты же из тех, кто первый раз удивляется, когда помирает, а второй — когда оказывается в аду.
   — Черт подери! — воскликнул Барри. — Как же ты меня ненавидишь!
   — Хоть я и не люблю этого слова «ненависть», но мое отношение к тебе по-другому не описать.
   — Для меня это не новость.
   — Неужели? — ехидно спросил Стейси-Дюваль, вопросительно подняв брови.
   — Раньше я думал, что у меня осталось хоть немного храбрости, но оказалось, что ее совсем нет, — неожиданно признался Литтон.
   — И в этом ты абсолютно прав, — заметил Рэнн. — Кладбище — единственное место, где можно оставаться самим собой. Здесь нет того конопатого юнца, который ни на шаг тебя не отпускает. Вот поэтому-то я и пришел сюда.
   Услышав это, Джимми Риберн вздрогнул.
   — А один ты и руки-то на меня не поднимешь — стыд не позволит, — продолжил Дюваль. — Теперь что касается твоего предстоящего исчезновения. Не бойся, никто в Холи-Крике ничего не заподозрит. Могу устроить так, что тебе, скажем, из Нью-Йорка, придет телеграммой срочный вызов, и честь твоя будет спасена.
   — Тогда надо сказать шерифу, чтобы забирал у меня быка?
   — Конечно.
   — И вернуть ему бляху помощника шерифа?
   — Можешь оставить ее себе. Единственное, что мне нужно, чтобы ты отсюда исчез.
   — И сколько же тебе, Стейси, за это заплатили? — вдруг задал вопрос Литтон.
   — Об этом лучше не спрашивай. Это мое личное дело, но взялся я за него с превеликим удовольствием.
   — Что ж, благодарю за откровенность. Бьюсь об заклад, что за свои услуги ты содрал одновременно с Моргана и с Чейни по нескольку тысяч, а после моего отъезда заберешь и быка.
   — А это тебя уже не касается, — мягко заметил Дюваль.
   — Разумеется, но все-таки интересно, какой из тебя выйдет ковбой. Вот смеху-то будет! Стейси — и вдруг ковбой! — засмеялся Литтон.
   На душе у Джимми Риберна сразу же полегчало. И все же он не понимал, почему Барри до сих пор не врезал этому мерзавцу. Неужели Дюваль и в самом деле так страшен? Может, он и вправду обладает какой-то загадочной силой?
   — Ну так что, дружище, принимаешь мои условия? — спросил Рэнн.
   — Понимаешь, во всей этой истории меня волнует лишь одно.
   — Скажи что, я все устрою.
   — Бык!
   — Ты шутишь?
   — Совсем нет. Меня интересует только бык, и ничто другое. Если объясню почему — будешь смеяться.
   — Вряд ли. Я же до этого не смеялся…
   — Хочу, чтобы этот бык не достался ни Моргану, ни Чейни. Принципиально. Ты говоришь, что я прожженный лицемер? Возможно, так оно и есть, но, опираясь на силу закона, я жажду воздать по заслугам убийцам Питера Чалмерса. Я уже наполовину очистил мою душу, которой, как ты сказал, место в аду.
   — А по-моему, ты немного сдвинулся, — отреагировал Дюваль. — Объясняю еще раз. Я предлагаю тебе уехать из Холи-Крика и больше сюда не возвращаться. Об истинной причине твоего отъезда знать никто не будет — только мы с тобой и те, кто мне заплатил. А кто они — не важно. Понял?
   — Чего здесь не понять? Все проще простого.
   — А не примешь моего предложения, лежать тебе здесь рядом со своим дружком.
   — И это яснее ясного.
   — Ну так как?
   — До смерти не хочется оставлять быка, — вздохнул Литтон. — Ты, Дюваль, старше и умнее меня. Точнее стреляешь, и реакция у тебя получше. У тебя есть все, что требуется первоклассному убийце. Но…
   — Дорогой мой Барри, — протянул Рэнн, — ты меня разжалобил! Сердце мое кровоточит при виде твоих страданий!
   — Да, я боюсь тебя как черт ладана, но этот бык продолжает меня удерживать.
   — Так, может, ты ему все и объяснишь?
   — Может, и объясню. Понимаешь, у меня не было времени, чтобы обдумать твое предложение.
   — Даю тебе десять минут.
   — Мне нужно час или два.
   — Нет, слишком много.
   — Я прекрасно знаю, что мне тебя, Стейси, не одолеть. Ты опытней и искусней меня. Хоть я и не слабак, но с нашей последней встречи многому научился. Да что говорить, ты об этом и сам знаешь. Пока есть надежда убедить меня, стрелять ты не станешь. Так что дай мне на размышление пару часов. Скажем, до девяти вечера.
   — Ну, хорошо, — согласился Дюваль. — Не пойму только, почему ты так медлишь с ответом. Неужели и впрямь из-за этого быка и ответственности перед обществом?
   — Тебе меня все равно не понять, — отмахнулся Барри. — И ты уже начинаешь действовать мне на нервы.
   — Рад это слышать! — воскликнул Дюваль. — Хоть честно признался.
   — Итак, сейчас я иду домой, а к девяти часам дам тебе знать о моем решении.
   Рэнн посмотрел на опускающееся к горизонту солнце.
   — Отлично, — согласился он. — Около девяти я подойду к твоему дому. Если увижу в окне горящую лампу, значит, ты уезжаешь, если нет — готовься к худшему. Такой вариант устроит?
   — Вполне, — кивнул Литтон.
   — Ну тогда прощай, — пробормотал Дюваль и, развернувшись на каблуках, легкой походкой направился к выходу.
   Джимми был поражен. Конечно, его герой не из тех, кто стреляет противнику в спину, но почему Дюваль в этом уверен? Джимми перевел взгляд на Барри и обомлел — тот держал на уровне бедра огромный, серовато-голубоватого цвета револьвер.
   Глаза мальчика застлало красноватой дымкой — он мгновенно разочаровался в своем кумире и стал ждать, что вот-вот грянет выстрел. Однако его так и не последовало. Джимми вновь впился глазами в Литтона и, поскольку в его руке уже не было револьвера, облегченно вздохнул.
   Тем временем Дюваль уже приблизился к воротам кладбища. Около них он вдруг резко обернулся и, галантно приподняв шляпу, пропел:
   — Спасибо, Барри! — Затем повернулся и, легко поднимаясь на мыски, пружинящей походкой зашагал дальше.
   Наблюдавший за ним Джимми никак не мог взять в толк, откуда в тщедушном теле этого мерзавца столько энергии.
   А Барри так и не тронулся с места. Как только его заклятый враг исчез, он вновь присел у могилы Питера Чалмерса и, обхватив голову руками, погрузился в тяжелые раздумья. Таким образом он неподвижно просидел на кладбище до тех пор, пока на землю не опустилась вечерняя прохлада. Только тогда поднялся и медленно побрел к дому.