— Я об этом не подумал.
— Ответ простой, — заверил хозяина Рамон.
— Ответь, если можешь! — потребовала хозяйка.
— Кто я такой? Пыль под ногами! — пояснил Рамон. — Человек без имени. Так, дунь — и нет меня. А вот Томаса Глостера они боятся как огня! Они взяли меня живьем, потому что надеялись выведать у меня, где его найти. Она, сеньор, стояла надо мной и сама меня допрашивала!
Дрожащей от ненависти рукой он указал на Беатрис. У Дэвида Пэрри перехватило дыхание.
— Можешь себе представить? — изобразила она на лице удивление. — Неужели ты поверишь этой твари, Дэвид?
Рамон откинул назад спадавшие на лоб длинные влажные космы и показал багровый рубец.
— Кто это тебя? — задал вопрос хозяин.
— Они закручивали у меня на лбу веревку, — объяснил Рамон. — Веревка врезалась до костей, а вот она стояла рядом и говорила, что, если скажу, больше не будет больно. Но я помнил своего доброго святого и не забыл, что моя жизнь дважды была в руках дона Томазо и он дважды пощадил меня. Услышав мои молитвы, святой Христофор дал мне сил, и я, сжав зубы, не произнес ни слова. — Гаучо вздохнул и устало закрыл глаза.
Беатрис, будто что-то вспомнив, крикнула:
— Теперь ты понимаешь, в чем дело, Дэвид? Эти исчадия ада подослали парня, который, несомненно, побывал в руках индейцев, чтобы он выложил нам эту небылицу и отвлек наше внимание, пока они удирают, захватив Роджера! Разве не так? Что может быть яснее? Ну скажи, Дэвид!
Пэрри опять заколебался. Козлиная физиономия Рамона выражала готовность бедняги ко всему.
— Здорово меня замаскировали! — ухмыльнулся проводник. — Даже выкрасили кровью!
— Не слушай его! — вмешалась Беатрис Пэрри. — Кому не известно, что эти гаучо только и знают, что драться между собой, разве не так?
— Похоже, так, — согласился муж.
— Тогда выходит, этого малого порезал в драке один из сообщников. А когда они увидели, что его придется оставить, он им сказал: «Пошлите меня в дом, и я стану там вроде колпака на соколе!» Именно этого и добился, в то время как Глостер с остальными скачут прочь с моим бедным Роджером. Но какое тебе до этого дело, Дэвид?
Она говорила не повышая голоса, отчего ее слова казались вполне убедительными. Дэвид Пэрри бросился к ней.
— Мне в этом не разобраться! — воскликнул он. — Не буду даже и пытаться. Кажется, ты права. Я устал во всем сомневаться. Поэтому намерен отыскать моего мальчика, и помоги тому Бог, кто его схватил!
— О, дорогой! — прильнув к мужу, пропела Беатрис, злобно глядя через его плечо на Алисию, как бы обещая, что ее еще ждет отмщение.
Глава 41
Глава 42
Глава 43
— Ответ простой, — заверил хозяина Рамон.
— Ответь, если можешь! — потребовала хозяйка.
— Кто я такой? Пыль под ногами! — пояснил Рамон. — Человек без имени. Так, дунь — и нет меня. А вот Томаса Глостера они боятся как огня! Они взяли меня живьем, потому что надеялись выведать у меня, где его найти. Она, сеньор, стояла надо мной и сама меня допрашивала!
Дрожащей от ненависти рукой он указал на Беатрис. У Дэвида Пэрри перехватило дыхание.
— Можешь себе представить? — изобразила она на лице удивление. — Неужели ты поверишь этой твари, Дэвид?
Рамон откинул назад спадавшие на лоб длинные влажные космы и показал багровый рубец.
— Кто это тебя? — задал вопрос хозяин.
— Они закручивали у меня на лбу веревку, — объяснил Рамон. — Веревка врезалась до костей, а вот она стояла рядом и говорила, что, если скажу, больше не будет больно. Но я помнил своего доброго святого и не забыл, что моя жизнь дважды была в руках дона Томазо и он дважды пощадил меня. Услышав мои молитвы, святой Христофор дал мне сил, и я, сжав зубы, не произнес ни слова. — Гаучо вздохнул и устало закрыл глаза.
Беатрис, будто что-то вспомнив, крикнула:
— Теперь ты понимаешь, в чем дело, Дэвид? Эти исчадия ада подослали парня, который, несомненно, побывал в руках индейцев, чтобы он выложил нам эту небылицу и отвлек наше внимание, пока они удирают, захватив Роджера! Разве не так? Что может быть яснее? Ну скажи, Дэвид!
Пэрри опять заколебался. Козлиная физиономия Рамона выражала готовность бедняги ко всему.
— Здорово меня замаскировали! — ухмыльнулся проводник. — Даже выкрасили кровью!
— Не слушай его! — вмешалась Беатрис Пэрри. — Кому не известно, что эти гаучо только и знают, что драться между собой, разве не так?
— Похоже, так, — согласился муж.
— Тогда выходит, этого малого порезал в драке один из сообщников. А когда они увидели, что его придется оставить, он им сказал: «Пошлите меня в дом, и я стану там вроде колпака на соколе!» Именно этого и добился, в то время как Глостер с остальными скачут прочь с моим бедным Роджером. Но какое тебе до этого дело, Дэвид?
Она говорила не повышая голоса, отчего ее слова казались вполне убедительными. Дэвид Пэрри бросился к ней.
— Мне в этом не разобраться! — воскликнул он. — Не буду даже и пытаться. Кажется, ты права. Я устал во всем сомневаться. Поэтому намерен отыскать моего мальчика, и помоги тому Бог, кто его схватил!
— О, дорогой! — прильнув к мужу, пропела Беатрис, злобно глядя через его плечо на Алисию, как бы обещая, что ее еще ждет отмщение.
Глава 41
ПРЕЖДЕ ЧЕМ УПАЛ ЗАНАВЕС
Знай Том, что происходит в доме, что Пэрри снова в согласии с женой, в его голове поселились бы самые мрачные мысли. Но почти в то же самое время он торжествовал победу и сердце его пело от радости. Ибо перед ним с сияющей улыбкой на обычно суровом лице стоял юный Дэвид Пэрри.
— Ты меня знаешь, Роджер? — спросил он.
— Конечно знаю, — ответил тот. — Думаю, ты выставишь меня из дому, как это постоянно говорит мама. Ох, как она тебя ненавидит, Дэвид!
— А ты?
— Я больше боюсь, чем ненавижу, потому что теперь понимаю, что ты выиграешь.
— Что я выиграю?
— Да все! Потому что тебе помогает он!
Роджер был поразительно взрослый человек, намного взрослее, чем прежде времени приобретший жизненный опыт юный Дэвид, взрослее самого Тома Глостера. Он обладал необычной способностью с легкостью добираться до сути вещей.
Беззлобно улыбаясь, малыш посмотрел на Тома:
— Мне с тобой было здорово интересно. После того как я перестал бояться, что ты случайно раздавишь меня под мышкой. А потом было очень здорово! До свидания, Томас-дьявол! — И он со смехом убежал.
Странный ребенок — полумладенец, полустарик. Глостер никогда не думал, что вообще может быть на свете такое существо.
Перед ними, отливая металлическим блеском и сверкая словно стеклянными глазами, встали две лошади. Их держал под уздечки человек с перевязанной наспех головой. Повязка лихо съехала на сторону, придавая парню пиратский вид.
— Опять Кристофер Блэк! — узнал его Том Глостер.
— Да, Блэк, — подтвердил тот. — Решил сам привести лошадей, чтобы быть уверенным, что ты поступишь разумно.
— Как?
— Берешь этих коней и спокойно, без помех, уезжаешь с мальчишкой отсюда.
— А-а! — протянул Том.
Юный Дэвид вцепился в мускулистую руку своего спасителя.
— Мы хотим облегчить тебе жизнь, Глостер, — заявил Блэк. — Прежде всего, мы восхищаемся тем, как ты с нами дрался. Победа действительно за тобой, потому что, несмотря на все наши усилия, — Бог свидетель, мы сделали все, что в наших силах! — нам не удалось тебя остановить и ты все же добрался до дома. Но теперь, когда видишь, что тебе не попасть внутрь, мы положимся на твое честное слово, что ты не попытаешься пробраться туда опять и вернешься обратно тем же путем через пампасы, каким приехал. Когда тронешься в этом направлении, тебе не будет угрожать никакая опасность. Понимаешь, Глостер? Никакая опасность. И у меня для тебя тысяча долларов. Вторую тысячу получишь по прибытии в Сан-Франциско.
— Будто им можно верить, Том! — пробормотал мальчишка.
— О, можешь верить, потому что убрать тебя с дороги стоит этих денег. Мы знаем, что можем с тобой справиться и здесь. Но это обойдется во много жизней. Тебя можно взять только так, но нам уже надоело. С нас достаточно.
— Рамон жив? — поинтересовался Том.
— Жив.
— Ведите его сюда и еще одного коня, а я дам вам обещание уехать.
— Рамона? Знаешь ли, его немного поранили. Он не усидит на коне.
— Тогда никаких обещаний! — заявил Глостер.
— Из-за этой крысы, из-за гаучо? Неужели станешь из-за него ввязываться в неприятности?
— Он человек, — гордо заявил Том.
— Который тебя дважды продал.
— А потом за нас дрался, — возразил парень. — Как видишь, выходит так на так.
— Если дело только за ним, то, клянусь, пошлем его следом в целости и сохранности.
— Обещаний не принимаю, — отказался Том. — Ты лжец и убийца. Сколько раз ты хитрил, обманывал, пытался перерезать нам глотки? Если получу Рамона, будем квиты, потому что я не уверен, что сегодня мы сможем попасть в дом. Но если его с нами не будет, попробуем еще раз.
— Слава Богу! — воскликнул мальчик. — Я уже подумал, что ты сдаешься!
Блэк рванулся было вперед, но удержался. Медленно выпрямился.
— Тогда все, — заявил он. — Дурак навсегда дурак. Валяй, Глостер! А я-то думал, ты чему-то научился! Валяй, суй голову в петлю! Она тебя дожидается!
Том с мальчиком вскочили на коней. Правда, не стали выезжать на открытую поляну, а снова скрылись в лесу. Они слышали, как бандит зычным голосом отдавал своим людям команды рассыпаться вправо и влево и открыть огонь, если Глостер попытается приблизиться.
Во всяком случае, одну часть соглашения Блэк выполнил. У Тома с Дэвидом была пара добрых коней, и они, не обращая внимания на газоны и клумбы, пустили резвых животных напрямик через парк. Позади не раздалось даже сделанного наугад выстрела, им удалось благополучно пересечь парк во всю ширину. Натянув поводья, Том обернулся к смело скакавшему мальчугану:
— Как думаешь, Дэвид, что теперь?
— Думаю, если этой ночью я не попаду в дом, то никогда больше не получу возможности отстоять свои права и навсегда их потеряю. Но если вернемся… запахнет кровью.
— Что ты хочешь сказать?
— Кого-то ждет смерть, — со странным спокойствием пояснил мальчик.
Висевшая высоко луна светила во всю силу. Из-за нее лицо Дэвида выглядело мертвенно-белым; к тому же он страшно исхудал, и Тому показалось, что перед ним уже мертвец. Глостер вздрогнул.
Потом спросил:
— Что будешь делать, Дэвид?
— Нет вопроса! Конечно, вернусь обратно. Иначе буду недостоин носить мое имя. Но тебе, Том, нет никакого смысла ехать со мной.
— Покинуть тебя в беде?
— Не в этом дело! Ты сопровождал меня весь долгий путь. Когда я попал к ним в руки, ты меня снова выручил и дал мне еще один шанс. Ты вернул мне жизнь — это больше, чем можно ожидать. Нет, нет! Большего я не имею права требовать от тебя ничего! — И тихо добавил: — Я вел себя довольно отвратительно, Том. Со мной было нелегко. Прости меня за это. Ни у кого не было такого друга, каким ты был для меня!
Глостеру еще не доводилось быть свидетелем такого взрыва чувств мальчугана. И сейчас это было на него не похоже, потому что сказанные, казалось бы от сердца, слова он произнес сдержанным голосом, будто выучил их заранее.
— Вот что, Дэвид, — ответил Том Глостер. — Мы едем вместе. На этот раз должны увидеть твоего отца, даже если придется пробиваться в дом пулями. В какой стороне дом?
В свойственной ему манере мальчишка, воздав должное другу, не стал возражать и, развернув коня, указал направление:
— Вон там! Но чтобы не услышали, лучше спешиться.
Они тут же спешились и, держась мест потемнее, двинулись через высокий кустарник. Ветер стих. Не было слышно ни стука копыт, ни выстрелов, ни голосов. Все поместье погрузилось или делало вид, что погрузилось, в сон. Такая тишина казалась страшнее тысячеголосого рева.
Вскоре перед ними блеснули стекла окон, и они вышли к боковой стороне дома. Шепотом обменялись соображениями.
— Тут сбоку есть дверь, — показывая рукой, возбужденно зашептал мальчик. — Нам, кажется, повезло! В суматохе ее оставили открытой. Как только окажемся внутри, отца найдем без труда. Он скорее всего в библиотеке!
Они постояли, пристально вглядываясь в окружающее дом пространство.
— А если это ловушка? — предположил Том. — Скажем, нарочно оставили дверь открытой, чтобы нас заманить?
— Может быть и так, — согласился мальчуган. — Но я не думаю! Такой случай, Том!
По молчаливому согласию они решительно шагнули вперед.
Ступая как можно тише, подошли к двери. Том Глостер сильной рукой отстранил мальчика назад и с револьверами в обеих руках вошел первым.
Как будто приветствуя его, все пространство от пола до потолка вдруг залило светом. Позади с треском захлопнулась дверь, и в тот же ошеломительный миг в голове Тома зазвенело, он рухнул на пол, лишь успев увидеть перед собой стреляющего с обеих рук Кристофера Блэка, а позади него других людей.
Глостер почувствовал, что проваливается в пылающую пропасть. По лицу текло что-то горячее, мокрое, густое. Понял — это кровь, и удивился, что бешено мелькающие мысли вертятся вокруг такой вещи, как кровь. Но до сознания не доходило, что он ранен, и, возможно, смертельно.
Потом его одолели другие мысли. Во-первых, сожаление, горькое до слез сожаление, что вот наконец судьба привела их с Дэвидом в дом его отца и тут все рухнуло. А во-вторых, еще была надежда, смешанная со страхом, что, может быть, Дэвид прав и потребуется только одна смерть. Его смерть станет ценой за восстановление мальчика в правах.
А принадлежит ли ему это право?
Даже в это заполненное болью, потрясением, ужасом и недоумением бесконечное мгновение мысль, путаясь, продолжала работать.
Он не был без ума от юного Дэвида. Мальчишка упрямый, прямолинейный, далеко не простой. И одновременно храбрый, сильный физически, правдивый… Все это так, но ему бы побольше мягкости, деликатности, а то он будто накрахмаленный или закованный в броню.
Однако Глостер был готов положить жизнь ради завершения этого дела. Более того, ему представлялось, что, останься он у себя дома, не совершил бы ничего важного в жизни.
В свое время Том благодаря матери прочел Гомера. Это была одна из немногих запомнившихся ему книг, она оставила в памяти глубокий след. И в этот миг он подумал, что его судьба схожа с судьбой Ахилла, совершившего великие подвиги и тоже рано погибшего. Не то чтобы он сам совершил какие-то великие подвиги. Нет! При этой мысли он улыбнулся, и тем, кто видел Глостера в этот миг, его улыбка показалась самым непостижимым из его подвигов. Он будто смеялся над струившейся из него кровью, твердо зная, что его ждет.
Разумеется, все случилось в одно мгновение. Открылась дверь; заговорили револьверы; вспыхнул свет; с помощью привязанной веревки захлопнули дверь, и они с Дэвидом оказались беспомощными пленниками. Дэвид, присев на одно колено, выхватил револьверы, открывая ответный огонь.
Глостеру показалось, что по сравнению с бешено мчавшимися мыслями его руки не вскинулись, как обычно, рывком, а страшно медленно поднимаются вверх. И все движения вокруг стали замедленными. А звенящему в ушах испуганному прерывистому, как полощущийся на ветру флаг или непрерывные вспышки молний в ночи, крику Дэвида, казалось, не будет конца. Том увидел, как дернулись руки Криса Блэка и вскинулись вверх стволы револьверов. «А-а, ладно, — пронеслось в голове, — если только успею поднять свои, то не промахнусь!»
И, все еще улыбаясь мысли, что посмел сравнить себя с Ахиллом, он поднял кольт. Первая пуля послала Криса Блэка на землю. Тот, разразившись проклятиями, растянулся во весь рост на полу. После второго выстрела лицо стоявшего позади Блэка парня расплылось красным пятном.
Юный Дэвид, держа револьверы в обеих руках, посылал пулю за пулей поверх головы своего защитника. Это снова вызвало у Тома улыбку, потому что он видел, что все пули мальчишки лишь портят штукатурку и половицы.
— Убью! Всех перебью! Отомщу за тебя, Том! Всех прикончу! — кричал Дэвид, как недавно оперившийся ястребок, еще не отточивший когти.
Тома, отбросив к стене, снова ударило чем-то тяжелым, на этот раз в плечо. Это, лежа на полу с искаженным от боли, побелевшим лицом, последним усилием стрелял Крис Блэк. У Глостера беспомощно повисла правая рука — одного револьвера не стало.
А коридор перегораживали трое парней, стоявших плечом к плечу. Удивительно, сколько выпущено пуль и как мало от них вреда!
В Тома попала еще одна пуля, потом еще. Он слышал глухой звук, ощущал вес полудюймовых кусочков свинца, но не чувствовал никакой боли. Все внимание было на главном мерзавце — Кристофере Блэке.
Глостер прицелился с левой руки и выстрелил. Он видел, как Кристофер Блэк рывком встал на колени, потом, цепляясь за стену, поднялся на ноги и, волоча одну ногу, бросился к нему с ножом в руке.
Том снова поднял револьвер. Но рука отказала — кисть была в крови. Он понял, что это конец. В этот миг было только одно желание: подняться на ноги и встретить смерть стоя. И снова улыбнулся, сожалея, что даже в таком простом желании ему отказано.
Вперед метнулась маленькая фигурка.
Дэвид закрыл его от ножа своей грудью! Дэвид с пустым револьвером, который он все еще сжимал обеими руками!
В этот момент в конце коридора раздался рев. Нет, не человеческий, а рев быка.
Перед глазами Тома опустился темный занавес. Он хотел его отстранить, но руки не поднимались.
— Ты меня знаешь, Роджер? — спросил он.
— Конечно знаю, — ответил тот. — Думаю, ты выставишь меня из дому, как это постоянно говорит мама. Ох, как она тебя ненавидит, Дэвид!
— А ты?
— Я больше боюсь, чем ненавижу, потому что теперь понимаю, что ты выиграешь.
— Что я выиграю?
— Да все! Потому что тебе помогает он!
Роджер был поразительно взрослый человек, намного взрослее, чем прежде времени приобретший жизненный опыт юный Дэвид, взрослее самого Тома Глостера. Он обладал необычной способностью с легкостью добираться до сути вещей.
Беззлобно улыбаясь, малыш посмотрел на Тома:
— Мне с тобой было здорово интересно. После того как я перестал бояться, что ты случайно раздавишь меня под мышкой. А потом было очень здорово! До свидания, Томас-дьявол! — И он со смехом убежал.
Странный ребенок — полумладенец, полустарик. Глостер никогда не думал, что вообще может быть на свете такое существо.
Перед ними, отливая металлическим блеском и сверкая словно стеклянными глазами, встали две лошади. Их держал под уздечки человек с перевязанной наспех головой. Повязка лихо съехала на сторону, придавая парню пиратский вид.
— Опять Кристофер Блэк! — узнал его Том Глостер.
— Да, Блэк, — подтвердил тот. — Решил сам привести лошадей, чтобы быть уверенным, что ты поступишь разумно.
— Как?
— Берешь этих коней и спокойно, без помех, уезжаешь с мальчишкой отсюда.
— А-а! — протянул Том.
Юный Дэвид вцепился в мускулистую руку своего спасителя.
— Мы хотим облегчить тебе жизнь, Глостер, — заявил Блэк. — Прежде всего, мы восхищаемся тем, как ты с нами дрался. Победа действительно за тобой, потому что, несмотря на все наши усилия, — Бог свидетель, мы сделали все, что в наших силах! — нам не удалось тебя остановить и ты все же добрался до дома. Но теперь, когда видишь, что тебе не попасть внутрь, мы положимся на твое честное слово, что ты не попытаешься пробраться туда опять и вернешься обратно тем же путем через пампасы, каким приехал. Когда тронешься в этом направлении, тебе не будет угрожать никакая опасность. Понимаешь, Глостер? Никакая опасность. И у меня для тебя тысяча долларов. Вторую тысячу получишь по прибытии в Сан-Франциско.
— Будто им можно верить, Том! — пробормотал мальчишка.
— О, можешь верить, потому что убрать тебя с дороги стоит этих денег. Мы знаем, что можем с тобой справиться и здесь. Но это обойдется во много жизней. Тебя можно взять только так, но нам уже надоело. С нас достаточно.
— Рамон жив? — поинтересовался Том.
— Жив.
— Ведите его сюда и еще одного коня, а я дам вам обещание уехать.
— Рамона? Знаешь ли, его немного поранили. Он не усидит на коне.
— Тогда никаких обещаний! — заявил Глостер.
— Из-за этой крысы, из-за гаучо? Неужели станешь из-за него ввязываться в неприятности?
— Он человек, — гордо заявил Том.
— Который тебя дважды продал.
— А потом за нас дрался, — возразил парень. — Как видишь, выходит так на так.
— Если дело только за ним, то, клянусь, пошлем его следом в целости и сохранности.
— Обещаний не принимаю, — отказался Том. — Ты лжец и убийца. Сколько раз ты хитрил, обманывал, пытался перерезать нам глотки? Если получу Рамона, будем квиты, потому что я не уверен, что сегодня мы сможем попасть в дом. Но если его с нами не будет, попробуем еще раз.
— Слава Богу! — воскликнул мальчик. — Я уже подумал, что ты сдаешься!
Блэк рванулся было вперед, но удержался. Медленно выпрямился.
— Тогда все, — заявил он. — Дурак навсегда дурак. Валяй, Глостер! А я-то думал, ты чему-то научился! Валяй, суй голову в петлю! Она тебя дожидается!
Том с мальчиком вскочили на коней. Правда, не стали выезжать на открытую поляну, а снова скрылись в лесу. Они слышали, как бандит зычным голосом отдавал своим людям команды рассыпаться вправо и влево и открыть огонь, если Глостер попытается приблизиться.
Во всяком случае, одну часть соглашения Блэк выполнил. У Тома с Дэвидом была пара добрых коней, и они, не обращая внимания на газоны и клумбы, пустили резвых животных напрямик через парк. Позади не раздалось даже сделанного наугад выстрела, им удалось благополучно пересечь парк во всю ширину. Натянув поводья, Том обернулся к смело скакавшему мальчугану:
— Как думаешь, Дэвид, что теперь?
— Думаю, если этой ночью я не попаду в дом, то никогда больше не получу возможности отстоять свои права и навсегда их потеряю. Но если вернемся… запахнет кровью.
— Что ты хочешь сказать?
— Кого-то ждет смерть, — со странным спокойствием пояснил мальчик.
Висевшая высоко луна светила во всю силу. Из-за нее лицо Дэвида выглядело мертвенно-белым; к тому же он страшно исхудал, и Тому показалось, что перед ним уже мертвец. Глостер вздрогнул.
Потом спросил:
— Что будешь делать, Дэвид?
— Нет вопроса! Конечно, вернусь обратно. Иначе буду недостоин носить мое имя. Но тебе, Том, нет никакого смысла ехать со мной.
— Покинуть тебя в беде?
— Не в этом дело! Ты сопровождал меня весь долгий путь. Когда я попал к ним в руки, ты меня снова выручил и дал мне еще один шанс. Ты вернул мне жизнь — это больше, чем можно ожидать. Нет, нет! Большего я не имею права требовать от тебя ничего! — И тихо добавил: — Я вел себя довольно отвратительно, Том. Со мной было нелегко. Прости меня за это. Ни у кого не было такого друга, каким ты был для меня!
Глостеру еще не доводилось быть свидетелем такого взрыва чувств мальчугана. И сейчас это было на него не похоже, потому что сказанные, казалось бы от сердца, слова он произнес сдержанным голосом, будто выучил их заранее.
— Вот что, Дэвид, — ответил Том Глостер. — Мы едем вместе. На этот раз должны увидеть твоего отца, даже если придется пробиваться в дом пулями. В какой стороне дом?
В свойственной ему манере мальчишка, воздав должное другу, не стал возражать и, развернув коня, указал направление:
— Вон там! Но чтобы не услышали, лучше спешиться.
Они тут же спешились и, держась мест потемнее, двинулись через высокий кустарник. Ветер стих. Не было слышно ни стука копыт, ни выстрелов, ни голосов. Все поместье погрузилось или делало вид, что погрузилось, в сон. Такая тишина казалась страшнее тысячеголосого рева.
Вскоре перед ними блеснули стекла окон, и они вышли к боковой стороне дома. Шепотом обменялись соображениями.
— Тут сбоку есть дверь, — показывая рукой, возбужденно зашептал мальчик. — Нам, кажется, повезло! В суматохе ее оставили открытой. Как только окажемся внутри, отца найдем без труда. Он скорее всего в библиотеке!
Они постояли, пристально вглядываясь в окружающее дом пространство.
— А если это ловушка? — предположил Том. — Скажем, нарочно оставили дверь открытой, чтобы нас заманить?
— Может быть и так, — согласился мальчуган. — Но я не думаю! Такой случай, Том!
По молчаливому согласию они решительно шагнули вперед.
Ступая как можно тише, подошли к двери. Том Глостер сильной рукой отстранил мальчика назад и с револьверами в обеих руках вошел первым.
Как будто приветствуя его, все пространство от пола до потолка вдруг залило светом. Позади с треском захлопнулась дверь, и в тот же ошеломительный миг в голове Тома зазвенело, он рухнул на пол, лишь успев увидеть перед собой стреляющего с обеих рук Кристофера Блэка, а позади него других людей.
Глостер почувствовал, что проваливается в пылающую пропасть. По лицу текло что-то горячее, мокрое, густое. Понял — это кровь, и удивился, что бешено мелькающие мысли вертятся вокруг такой вещи, как кровь. Но до сознания не доходило, что он ранен, и, возможно, смертельно.
Потом его одолели другие мысли. Во-первых, сожаление, горькое до слез сожаление, что вот наконец судьба привела их с Дэвидом в дом его отца и тут все рухнуло. А во-вторых, еще была надежда, смешанная со страхом, что, может быть, Дэвид прав и потребуется только одна смерть. Его смерть станет ценой за восстановление мальчика в правах.
А принадлежит ли ему это право?
Даже в это заполненное болью, потрясением, ужасом и недоумением бесконечное мгновение мысль, путаясь, продолжала работать.
Он не был без ума от юного Дэвида. Мальчишка упрямый, прямолинейный, далеко не простой. И одновременно храбрый, сильный физически, правдивый… Все это так, но ему бы побольше мягкости, деликатности, а то он будто накрахмаленный или закованный в броню.
Однако Глостер был готов положить жизнь ради завершения этого дела. Более того, ему представлялось, что, останься он у себя дома, не совершил бы ничего важного в жизни.
В свое время Том благодаря матери прочел Гомера. Это была одна из немногих запомнившихся ему книг, она оставила в памяти глубокий след. И в этот миг он подумал, что его судьба схожа с судьбой Ахилла, совершившего великие подвиги и тоже рано погибшего. Не то чтобы он сам совершил какие-то великие подвиги. Нет! При этой мысли он улыбнулся, и тем, кто видел Глостера в этот миг, его улыбка показалась самым непостижимым из его подвигов. Он будто смеялся над струившейся из него кровью, твердо зная, что его ждет.
Разумеется, все случилось в одно мгновение. Открылась дверь; заговорили револьверы; вспыхнул свет; с помощью привязанной веревки захлопнули дверь, и они с Дэвидом оказались беспомощными пленниками. Дэвид, присев на одно колено, выхватил револьверы, открывая ответный огонь.
Глостеру показалось, что по сравнению с бешено мчавшимися мыслями его руки не вскинулись, как обычно, рывком, а страшно медленно поднимаются вверх. И все движения вокруг стали замедленными. А звенящему в ушах испуганному прерывистому, как полощущийся на ветру флаг или непрерывные вспышки молний в ночи, крику Дэвида, казалось, не будет конца. Том увидел, как дернулись руки Криса Блэка и вскинулись вверх стволы револьверов. «А-а, ладно, — пронеслось в голове, — если только успею поднять свои, то не промахнусь!»
И, все еще улыбаясь мысли, что посмел сравнить себя с Ахиллом, он поднял кольт. Первая пуля послала Криса Блэка на землю. Тот, разразившись проклятиями, растянулся во весь рост на полу. После второго выстрела лицо стоявшего позади Блэка парня расплылось красным пятном.
Юный Дэвид, держа револьверы в обеих руках, посылал пулю за пулей поверх головы своего защитника. Это снова вызвало у Тома улыбку, потому что он видел, что все пули мальчишки лишь портят штукатурку и половицы.
— Убью! Всех перебью! Отомщу за тебя, Том! Всех прикончу! — кричал Дэвид, как недавно оперившийся ястребок, еще не отточивший когти.
Тома, отбросив к стене, снова ударило чем-то тяжелым, на этот раз в плечо. Это, лежа на полу с искаженным от боли, побелевшим лицом, последним усилием стрелял Крис Блэк. У Глостера беспомощно повисла правая рука — одного револьвера не стало.
А коридор перегораживали трое парней, стоявших плечом к плечу. Удивительно, сколько выпущено пуль и как мало от них вреда!
В Тома попала еще одна пуля, потом еще. Он слышал глухой звук, ощущал вес полудюймовых кусочков свинца, но не чувствовал никакой боли. Все внимание было на главном мерзавце — Кристофере Блэке.
Глостер прицелился с левой руки и выстрелил. Он видел, как Кристофер Блэк рывком встал на колени, потом, цепляясь за стену, поднялся на ноги и, волоча одну ногу, бросился к нему с ножом в руке.
Том снова поднял револьвер. Но рука отказала — кисть была в крови. Он понял, что это конец. В этот миг было только одно желание: подняться на ноги и встретить смерть стоя. И снова улыбнулся, сожалея, что даже в таком простом желании ему отказано.
Вперед метнулась маленькая фигурка.
Дэвид закрыл его от ножа своей грудью! Дэвид с пустым револьвером, который он все еще сжимал обеими руками!
В этот момент в конце коридора раздался рев. Нет, не человеческий, а рев быка.
Перед глазами Тома опустился темный занавес. Он хотел его отстранить, но руки не поднимались.
Глава 42
КРУШЕНИЕ НАДЕЖД
Сознание еще теплилось, однако в голове все перепуталось.
Стрельба продолжалась. Воздух пропитался порохом. К нему прикоснулись чьи-то руки.
— Ой! — воскликнул незнакомый голос. — Смотрите, как его изрешетили! Кто это?
Ответил знакомый девичий голос:
— Этого человека надо спасать в первую очередь. Он стоит всех вас. Всех вас, вместе взятых! А его бросили. Это же Томас Глостер!
«Как славно, — мелькнула мысль в самой глубине сознания раненого, — слышать из этих уст такие слова… Если бы еще хоть раз ее увидеть».
Поднялась суматоха. Его куда-то понесли. Откуда-то взялась адская боль, словно тело поджаривали на огне. Том почувствовал, как течет кровь, течет широким потоком, унося с собой остатки жизненных сил.
— Сюда… осторожно! Бедняга! Полегче через эту дверь… Ровнее, ровнее, ему же больно от малейшего движения! Подумать только — один против всех! Один…
Вот с таким благоговением и нежностью говорили о нем.
Одна часть души с радостным удивлением впитывала эти приятные ему слова. Другая же плавала в мире, где даже просто дышать было невыносимой пыткой.
— Как ты себя чувствуешь? Узнаешь меня? Можешь говорить?
Это был ее голос.
Тома положили.
— Это вы, Алисия, — прошептал он. — Я вас не вижу. Может быть, потом… Хочу увидеть, прежде чем умру.
Она начала было говорить, но голос ей отказал. Снова заревел бык, но теперь потише.
— Алисия, ты жалкая истеричка! Отойди-ка! Займемся делом!
И Томом занялись. Содрали всю одежду, промыли раны. Каждое прикосновение причиняло такую боль, будто в него все глубже вонзали раскаленный кинжал. Глостер удивился, что его плоть не превращается в пепел, и слабо улыбнулся.
В рот влили обжигающего бренди.
В глазах прояснилось. Показалось, даже пропала боль.
— Гляди-ка, — удивленно произнес Том, — до чего же хорошо! Вы все так добры ко мне.
Он увидел лицо владельца бычьего голоса и понял, что перед ним большой Дэвид Пэрри и это именно его появление заставило броситься врассыпную напавших на него мерзавцев. Потом разглядел остальных — юного Дэвида, с осунувшимся посеревшим лицом… Алисию… Рамона, который прислонился к стене с накинутым на голову пончо и не переставая шептал молитвы своему святому Христофору.
Глостер почувствовал, будто его заковали в броню — так туго спеленали широкими бинтами. Бренди проникало все глубже, по телу разливалось блаженство, с каким приятно и жить и умирать.
Вдруг увидел приблизившуюся к нему Беатрис Пэрри.
— Бедняга! — проговорила она. — О Дэвид, видя его страдания, я готова простить ему все зло, которое он пытался причинить!
— Это он-то пытался причинить зло? — грозно крикнул муж. — Мы еще об этом поговорим, дорогая! А может, лучше прямо сейчас? Оказывается, все слухи оправдались — вот он, мой старший. Вернулся ко мне. Что ты на это скажешь, Беатрис?
— Твой старший?
Пэрри молчал.
— Вижу, ты все еще веришь старой сказке, — усмехнулась она. — Тогда давай внесем ясность, не откладывая. Слава Богу, мне удалось наконец отыскать настоящую мать. Она здесь, в этом доме. Сейчас ты ее увидишь! Эта женщина клянется, что она его родила. Она же была и кормилицей и нянькой!
Беатрис позвала прислугу.
Окружающие чуть отступили от кушетки с Томом Глостером, словно понимая, что для него это тоже представляет огромный интерес. Большой Дэвид, расставив ноги и пуще прежнего набычившись, встал у камина; юный Дэвид, напрягшись и вскинув голову, встал в ногах у Тома. Только Алисия, не обращая ни на кого внимания, осталась сидеть рядом. Рамон, опираясь от слабости о стену, продолжал молиться.
Вскоре в комнату вошла женщина средних лет, в синем платье, с накинутой на плечи шалью. При первом же взгляде на нее у Тома защемило сердце, потому что перед ним было такое же, как у младшего Дэвида, смуглое, с грубыми чертами лицо. Женщина, как видно, не привыкшая приветливо улыбаться, встала в дверях, настороженно оглядывая присутствующих.
Старший Дэвид, тяжело ступая, медленно подошел к ней:
— Ты кто?
— Хуанита Альварес.
— Зачем ты здесь?
— Пришла увидеть своего мальчика.
— Где он?
— Вот он!
— Какие у тебя доказательства?
Тут женщина наконец улыбнулась. Мгновенной, суровой, язвительной улыбкой.
— Зачем мне доказательства? Он в хорошем доме. Здесь ему куда лучше, чем у меня.
— Тогда зачем ты заявляешь на него права?
— Потому что сеньора сказала, что я должна говорить правду. Вот я и говорю.
— Припоминаю твое лицо, — сказал Дэвид Пэрри. — Ты нянчила мальчика. Правильно?
— Правильно, сеньор.
— Больше ни слова! Стой на месте! Дэвид, встань рядом!
Мальчик медленно подошел к женщине. Встал рядом, глядя на Дэвида-старшего. Великан, тяжко вздохнув, отвернулся — так велико было сходство! Не оборачиваясь, произнес:
— И все же я хотел бы, чтобы в тебе была моя кровь! Чья бы она ни была, в тебе кровь настоящего мужчины!
Тут вмешалась Алисия:
— Ты помнишь, что сказал тебе человек, которого сегодня убили в этой комнате? Женщина в синем платье, Дэвид! Вот она!
Великан вздрогнул. Подошел к угрюмой жительнице гор и неожиданно сорвал с нее обвивающий талию кушак.
Громко вскрикнув, она попыталась выхватить вещь, но Пэрри легко отстранил ее. Внутри кушака что-то зазвенело.
Женщина сразу пришла в себя — сложив на груди руки, встала у стены. В комнате воцарилась мертвая тишина. Все чувствовали приближение развязки, не зная, какой она будет.
Дэвид-старший развернул кушак и высыпал большую пригоршню золотых монет.
— Больше ничего, — сказал он.
— Откуда они у тебя? — поинтересовалась Алисия у женщины. — Откуда у тебя столько золота, Хуанита?
— Дорогая сеньорита! — нежным голосом пропела та. — Если бедняк усердно работает, он не швыряется деньгами. Я работала всю жизнь — вот и скопила за много лет!
— Как же тогда получается, — взревел вдруг Дэвид-старший, — что все монеты одного года чеканки, — одного года, женщина, ты слышишь?
Она не дрогнула, только метнула взгляд в сторону Беатрис Пэрри и испуганно расширила ноздри.
— Слышишь, что тебе говорят? — нажимал великан. — Я хочу знать, у кого ты украла эти деньги?
— Я их не стащила! — завизжала Хуанита.
— Посмотрим, что скажет суд. Здесь, в кушаке, у такой, как ты, сотня монет. Суд выжмет из тебя правду!
Она вдруг повернулась к нему спиной, с отчаянием и злобой уставилась на Беатрис:
— Говорила же я вам, что будет! Говорила, что они доберутся до правды! Кто бы мог подумать, что этот безгласный металл заговорит против меня?
Красавица Беатрис прикусила губу.
— Ничего не понимаю, — фыркнула она. — Не понимаю, Дэвид. Что она говорит?
— Она говорит, — с расстановкой произнес муж, — что деньги получила от тебя. Не скажешь ли, за что ты ей заплатила?
— Я? Она не получила от меня ни песо!
— Лжешь! — завизжала Хуанита. — Все до единой монеты я получила из твоих рук. Ты поклялась, если я скажу, что мальчик мой сын…
— Тварь! — процедила сквозь зубы Беатрис Пэрри.
Она сказала это спокойно, но все замолчали. Беатрис оглянулась вокруг, отметив жалость и отвращение на лице Алисии, злорадное торжество Дэвида-младшего, ужас и смятение мужа. Повернулась к двери, но нервы отказали, и, охваченная стыдом и страхом, она побежала прочь.
В одно мгновение рухнули все мечты, рассыпались в пыль все хитросплетения лжи и преступлений!
Но Дэвид Пэрри все же обратился к Хуаните:
— Ты ходила за мальчиком. Можешь сказать, кто его мать?
— Ты что, сумасшедший?! — яростно крикнула она. — А еще был мужем бедной госпожи! Могла ли такая святая женщина тебе солгать? Нет, даже за гору бриллиантов!
Дэвид Пэрри неловко поглядел на сына. Побледневшего юного Дэвида била дрожь. Отец внезапно расплылся в улыбке.
— Прекрасно, — произнес он. — Томас Великий наконец-то довез тебя до дому, сынок!
Стрельба продолжалась. Воздух пропитался порохом. К нему прикоснулись чьи-то руки.
— Ой! — воскликнул незнакомый голос. — Смотрите, как его изрешетили! Кто это?
Ответил знакомый девичий голос:
— Этого человека надо спасать в первую очередь. Он стоит всех вас. Всех вас, вместе взятых! А его бросили. Это же Томас Глостер!
«Как славно, — мелькнула мысль в самой глубине сознания раненого, — слышать из этих уст такие слова… Если бы еще хоть раз ее увидеть».
Поднялась суматоха. Его куда-то понесли. Откуда-то взялась адская боль, словно тело поджаривали на огне. Том почувствовал, как течет кровь, течет широким потоком, унося с собой остатки жизненных сил.
— Сюда… осторожно! Бедняга! Полегче через эту дверь… Ровнее, ровнее, ему же больно от малейшего движения! Подумать только — один против всех! Один…
Вот с таким благоговением и нежностью говорили о нем.
Одна часть души с радостным удивлением впитывала эти приятные ему слова. Другая же плавала в мире, где даже просто дышать было невыносимой пыткой.
— Как ты себя чувствуешь? Узнаешь меня? Можешь говорить?
Это был ее голос.
Тома положили.
— Это вы, Алисия, — прошептал он. — Я вас не вижу. Может быть, потом… Хочу увидеть, прежде чем умру.
Она начала было говорить, но голос ей отказал. Снова заревел бык, но теперь потише.
— Алисия, ты жалкая истеричка! Отойди-ка! Займемся делом!
И Томом занялись. Содрали всю одежду, промыли раны. Каждое прикосновение причиняло такую боль, будто в него все глубже вонзали раскаленный кинжал. Глостер удивился, что его плоть не превращается в пепел, и слабо улыбнулся.
В рот влили обжигающего бренди.
В глазах прояснилось. Показалось, даже пропала боль.
— Гляди-ка, — удивленно произнес Том, — до чего же хорошо! Вы все так добры ко мне.
Он увидел лицо владельца бычьего голоса и понял, что перед ним большой Дэвид Пэрри и это именно его появление заставило броситься врассыпную напавших на него мерзавцев. Потом разглядел остальных — юного Дэвида, с осунувшимся посеревшим лицом… Алисию… Рамона, который прислонился к стене с накинутым на голову пончо и не переставая шептал молитвы своему святому Христофору.
Глостер почувствовал, будто его заковали в броню — так туго спеленали широкими бинтами. Бренди проникало все глубже, по телу разливалось блаженство, с каким приятно и жить и умирать.
Вдруг увидел приблизившуюся к нему Беатрис Пэрри.
— Бедняга! — проговорила она. — О Дэвид, видя его страдания, я готова простить ему все зло, которое он пытался причинить!
— Это он-то пытался причинить зло? — грозно крикнул муж. — Мы еще об этом поговорим, дорогая! А может, лучше прямо сейчас? Оказывается, все слухи оправдались — вот он, мой старший. Вернулся ко мне. Что ты на это скажешь, Беатрис?
— Твой старший?
Пэрри молчал.
— Вижу, ты все еще веришь старой сказке, — усмехнулась она. — Тогда давай внесем ясность, не откладывая. Слава Богу, мне удалось наконец отыскать настоящую мать. Она здесь, в этом доме. Сейчас ты ее увидишь! Эта женщина клянется, что она его родила. Она же была и кормилицей и нянькой!
Беатрис позвала прислугу.
Окружающие чуть отступили от кушетки с Томом Глостером, словно понимая, что для него это тоже представляет огромный интерес. Большой Дэвид, расставив ноги и пуще прежнего набычившись, встал у камина; юный Дэвид, напрягшись и вскинув голову, встал в ногах у Тома. Только Алисия, не обращая ни на кого внимания, осталась сидеть рядом. Рамон, опираясь от слабости о стену, продолжал молиться.
Вскоре в комнату вошла женщина средних лет, в синем платье, с накинутой на плечи шалью. При первом же взгляде на нее у Тома защемило сердце, потому что перед ним было такое же, как у младшего Дэвида, смуглое, с грубыми чертами лицо. Женщина, как видно, не привыкшая приветливо улыбаться, встала в дверях, настороженно оглядывая присутствующих.
Старший Дэвид, тяжело ступая, медленно подошел к ней:
— Ты кто?
— Хуанита Альварес.
— Зачем ты здесь?
— Пришла увидеть своего мальчика.
— Где он?
— Вот он!
— Какие у тебя доказательства?
Тут женщина наконец улыбнулась. Мгновенной, суровой, язвительной улыбкой.
— Зачем мне доказательства? Он в хорошем доме. Здесь ему куда лучше, чем у меня.
— Тогда зачем ты заявляешь на него права?
— Потому что сеньора сказала, что я должна говорить правду. Вот я и говорю.
— Припоминаю твое лицо, — сказал Дэвид Пэрри. — Ты нянчила мальчика. Правильно?
— Правильно, сеньор.
— Больше ни слова! Стой на месте! Дэвид, встань рядом!
Мальчик медленно подошел к женщине. Встал рядом, глядя на Дэвида-старшего. Великан, тяжко вздохнув, отвернулся — так велико было сходство! Не оборачиваясь, произнес:
— И все же я хотел бы, чтобы в тебе была моя кровь! Чья бы она ни была, в тебе кровь настоящего мужчины!
Тут вмешалась Алисия:
— Ты помнишь, что сказал тебе человек, которого сегодня убили в этой комнате? Женщина в синем платье, Дэвид! Вот она!
Великан вздрогнул. Подошел к угрюмой жительнице гор и неожиданно сорвал с нее обвивающий талию кушак.
Громко вскрикнув, она попыталась выхватить вещь, но Пэрри легко отстранил ее. Внутри кушака что-то зазвенело.
Женщина сразу пришла в себя — сложив на груди руки, встала у стены. В комнате воцарилась мертвая тишина. Все чувствовали приближение развязки, не зная, какой она будет.
Дэвид-старший развернул кушак и высыпал большую пригоршню золотых монет.
— Больше ничего, — сказал он.
— Откуда они у тебя? — поинтересовалась Алисия у женщины. — Откуда у тебя столько золота, Хуанита?
— Дорогая сеньорита! — нежным голосом пропела та. — Если бедняк усердно работает, он не швыряется деньгами. Я работала всю жизнь — вот и скопила за много лет!
— Как же тогда получается, — взревел вдруг Дэвид-старший, — что все монеты одного года чеканки, — одного года, женщина, ты слышишь?
Она не дрогнула, только метнула взгляд в сторону Беатрис Пэрри и испуганно расширила ноздри.
— Слышишь, что тебе говорят? — нажимал великан. — Я хочу знать, у кого ты украла эти деньги?
— Я их не стащила! — завизжала Хуанита.
— Посмотрим, что скажет суд. Здесь, в кушаке, у такой, как ты, сотня монет. Суд выжмет из тебя правду!
Она вдруг повернулась к нему спиной, с отчаянием и злобой уставилась на Беатрис:
— Говорила же я вам, что будет! Говорила, что они доберутся до правды! Кто бы мог подумать, что этот безгласный металл заговорит против меня?
Красавица Беатрис прикусила губу.
— Ничего не понимаю, — фыркнула она. — Не понимаю, Дэвид. Что она говорит?
— Она говорит, — с расстановкой произнес муж, — что деньги получила от тебя. Не скажешь ли, за что ты ей заплатила?
— Я? Она не получила от меня ни песо!
— Лжешь! — завизжала Хуанита. — Все до единой монеты я получила из твоих рук. Ты поклялась, если я скажу, что мальчик мой сын…
— Тварь! — процедила сквозь зубы Беатрис Пэрри.
Она сказала это спокойно, но все замолчали. Беатрис оглянулась вокруг, отметив жалость и отвращение на лице Алисии, злорадное торжество Дэвида-младшего, ужас и смятение мужа. Повернулась к двери, но нервы отказали, и, охваченная стыдом и страхом, она побежала прочь.
В одно мгновение рухнули все мечты, рассыпались в пыль все хитросплетения лжи и преступлений!
Но Дэвид Пэрри все же обратился к Хуаните:
— Ты ходила за мальчиком. Можешь сказать, кто его мать?
— Ты что, сумасшедший?! — яростно крикнула она. — А еще был мужем бедной госпожи! Могла ли такая святая женщина тебе солгать? Нет, даже за гору бриллиантов!
Дэвид Пэрри неловко поглядел на сына. Побледневшего юного Дэвида била дрожь. Отец внезапно расплылся в улыбке.
— Прекрасно, — произнес он. — Томас Великий наконец-то довез тебя до дому, сынок!
Глава 43
ЦЕЛОЕ ЦАРСТВО
Отпустив поводья, они не спеша ехали наугад. Умные животные, получив свободу, тихо брели, временами касаясь головами, но по большей части пугливо оглядываясь по сторонам, потому что уже стемнело, а в это время все люди и все животные боятся умирающего дня, ибо на охоту выходят дикие звери.
— Вот и приехали, — вздохнул Том. — Вот мы и дома. И время дня почти то же самое, как год назад. Чувствуешь, как пахнет викой? А я уж было забыл этот запах.
Бок о бок поехали дальше. Она протянула ему руку, он оставил ее в своей ладони.
— Даже немножко страшно, — поделился Том Глостер. — Немножко страшно возвращаться в старую жизнь. Страшно потерять тебя, Алисия.
— Нет уж, Том, — пошутила она, — теперь я от тебя ни за что не отцеплюсь!
Дорога повернула. Внизу темнела небольшая долина.
— Вот здесь я корчевал кустарник, и получилась хорошая пахотная земля.
— Они, наверно, никогда не забудут, что ты для них сделал, Том.
— Они? О, они-то забудут! Они умеют забывать.
— И тебя это не огорчает?
— О нет! Как я могу огорчаться, если судьба послала мне такую женщину, как ты, Алисия? Не снится ли мне такое, а? Неужели это ты, а не кто-нибудь другой?
— Какие странные речи. Что ты хочешь сказать?
— Как будто в книжке… с волшебными сказками. Знаешь, в них герои получают в награду огромные вещи — полцарства и всякое такое.
— Знаю, это награды, которые полагаются… героям!
Том попросил, чтобы она замолчала. Он был убежден, что не достоин ни ее, ни того, что получил от жизни. Для него было неразрешимой загадкой, за что ему привалило такое счастье.
Они подъехали к маленькому домику, окруженному огромными деревьями.
— Это вяз, а это смоковница, — сразу угадала Алисия.
— Да, это они.
— Перед домом слышно много голосов. Кажется, гитара?
— Это младшая сестра. Она играет на гитаре. Давай объедем кругом и зайдем с заднего крыльца.
Тихо объехав дом, лишь шурша копытами по стерне, они спешились и вошли в задний дворик.
Кругом было тихо, ветер относил звуки гитары в сторону, пахло люцерной. Слышалось лишь жужжание ветряка и звяканье его механизма.
Они тихонько поднялись по ступенькам и, остановившись в дверях, заглянули за занавеску.
Выкрутив грязноватую посудную тряпку, мать развешивала ее на двух гвоздях у печки. Затем, не вытирая рук, взялась за веник, принялась подметать.
— Теперь видишь, откуда я, — прошептал Том Глостер.
— Любимый мой! О мой самый-самый любимый! — сдавленным от слез голосом произнесла девушка и, распахнув дверь, решительно шагнула через порог.
— Вот и приехали, — вздохнул Том. — Вот мы и дома. И время дня почти то же самое, как год назад. Чувствуешь, как пахнет викой? А я уж было забыл этот запах.
Бок о бок поехали дальше. Она протянула ему руку, он оставил ее в своей ладони.
— Даже немножко страшно, — поделился Том Глостер. — Немножко страшно возвращаться в старую жизнь. Страшно потерять тебя, Алисия.
— Нет уж, Том, — пошутила она, — теперь я от тебя ни за что не отцеплюсь!
Дорога повернула. Внизу темнела небольшая долина.
— Вот здесь я корчевал кустарник, и получилась хорошая пахотная земля.
— Они, наверно, никогда не забудут, что ты для них сделал, Том.
— Они? О, они-то забудут! Они умеют забывать.
— И тебя это не огорчает?
— О нет! Как я могу огорчаться, если судьба послала мне такую женщину, как ты, Алисия? Не снится ли мне такое, а? Неужели это ты, а не кто-нибудь другой?
— Какие странные речи. Что ты хочешь сказать?
— Как будто в книжке… с волшебными сказками. Знаешь, в них герои получают в награду огромные вещи — полцарства и всякое такое.
— Знаю, это награды, которые полагаются… героям!
Том попросил, чтобы она замолчала. Он был убежден, что не достоин ни ее, ни того, что получил от жизни. Для него было неразрешимой загадкой, за что ему привалило такое счастье.
Они подъехали к маленькому домику, окруженному огромными деревьями.
— Это вяз, а это смоковница, — сразу угадала Алисия.
— Да, это они.
— Перед домом слышно много голосов. Кажется, гитара?
— Это младшая сестра. Она играет на гитаре. Давай объедем кругом и зайдем с заднего крыльца.
Тихо объехав дом, лишь шурша копытами по стерне, они спешились и вошли в задний дворик.
Кругом было тихо, ветер относил звуки гитары в сторону, пахло люцерной. Слышалось лишь жужжание ветряка и звяканье его механизма.
Они тихонько поднялись по ступенькам и, остановившись в дверях, заглянули за занавеску.
Выкрутив грязноватую посудную тряпку, мать развешивала ее на двух гвоздях у печки. Затем, не вытирая рук, взялась за веник, принялась подметать.
— Теперь видишь, откуда я, — прошептал Том Глостер.
— Любимый мой! О мой самый-самый любимый! — сдавленным от слез голосом произнесла девушка и, распахнув дверь, решительно шагнула через порог.