Оба приятеля ехали рядом.
   — Теперь я все понял, — сказал мальчик Глостеру. — Они купили Рамона, а ты его перекупил — и не за деньги! Знаешь, Том, если я снова когда-нибудь плохо о тебе подумаю, побей меня! Проводник снова с нами, и пускай они попробуют снова его купить. Ну уж теперь-то он с нами душой и телом. Те будут считать, что он их предал, станут жаждать его крови. Но в горах они до нас не доберутся!
   — Все это дело случая, с начала до конца, — разуверил его Том. — У меня и в голове такого не было, просто получилось само собой. Повезло, Дэвид, просто повезло. Смотри-ка, как скачет этот малый, ну прямо горный козел!
   Они вступили в извилистое ущелье, которое миновали вскоре после полудня, и стали спускаться вниз по склону, затем пересекли долину и в конце ее резко свернули влево.
   — Кажется, мы повернули в другую сторону, — заметил Том.
   — В общем, да, — подтвердил проводник, — но время от времени приходится сворачивать, когда кажется, что вроде бы и не нужно. Положитесь на меня, я веду вас самым легким путем. — И неутомимо затрусил дальше.
   — Знаешь что? — обратился к другу Дэвид. — Этот легкий для него путь, возможно, самый трудный для нас и для мулов, но сейчас нам важнее не самый короткий, а самый надежный. Смотри, как он переменился, Том! Словно кот на охоте — оглядывается по сторонам…
   Проводник именно так теперь держался в горах, и не только в тот день, но и в последующие. Ежедневно они совершали трудные длинные переходы. Багаж переложили, часть вещей побросали, чтобы освободить Рамону место на одном из мулов. И упрямо шли дальше.
   Постепенно прошли сквозь скалы, миновали самую высокую точку, стали спускаться на аргентинскую сторону, вступив в новые края, где горы казались не такими огромными и древними, а выглядели потемнее, помоложе, почище и становились все ниже, будто, обдуваемые ветром, таяли на глазах странников.
   Да и путь стал полегче. Все еще было много подъемов, но в целом дорога шла вниз, и настал день, когда они увидели протянувшиеся к востоку равнины Аргентины.
   Для них это была земля обетованная. Не важно, какие опасности лежали впереди, — они знали, что большая часть долгого путешествия осталась позади, и когда подъем тропы позволял мельком увидеть вдалеке синюю полоску моря, переглядывались, не в силах сдержать улыбок. Возможно, знай, что их ждет, путники меньше бы улыбались и чаще недоверчиво пожимали плечами, но сейчас их это не очень волновало. С каждым днем они спускались все ниже, сначала на голые склоны верхних Анд, затем в пояс карликовых деревьев, еще ниже — хвойных гигантов, а потом в темные широколиственные заросли, за которыми протянулись бесконечные почти безлесные равнины Аргентины.
   Однажды вечером, увидев дым, путешественники остановились.
   — Там, — указал рукой Рамон, — живут люди. Хотите туда?
   — Мулы отощали, да и мы сами устали, — отозвался Дэвид. — Давайте заедем и поищем пристанище.
   — В этом мире где люди, там неприятности, — мрачно заметил проводник. — Ладно, поехали. Карты перетасованы, а кто мы такие, чтобы изменить расклад? Поехали, друзья, да хранит нас святой Христофор!
   Том и Дэвид удивились, увидев гаучо таким мрачным и серьезным, но тронули мулов в сторону затянутого дымом селения.

Глава 22
ДА ЭТО КРИСТОФЕР БЛЭК!

   Этот дым был не просто дымом из множества труб, хотя, когда они подъехали ближе, к нему примешивался запах стряпни. Глостер понял, что даже три или четыре огромные заводские трубы не смогут создать над городом такого чудовищного облака. Оказывается, оно состояло главным образом из песка. Когда пастбища раскинуты на песчаной почве, то скрепляющие ее корни травы, крупные и мелкие, разрушаются копытами и ветер выдувает песок. Взметаются такие пыльные хвосты, которые видно за десятки миль. Тома поразило, что удушливое облако, которое заволокло окрестности, состояло не только из дыма.
   Эта странная незнакомая страна теперь ему стала казаться вдвойне странной, потому что у него на родине природу уродовала рука человека, а здесь сама природа обрушилась песочным зарядом на маленький городишко, стремясь сдуть его с лица земли.
   Городок открылся им правильно спланированными широкими улицами. Но на этом его привлекательность и заканчивалась. Вокруг не было ни деревца, ни кустика, ни травинки, разумеется, никаких огородов. Не было тут и ни одного сложенного из камня дома. Только песок, пыль, бесплодная земля, кирпич и рифленое железо.
   Все дома, выходящие на улицу, украшали декоративные фасады, но, поскольку строения были поставлены далеко друг от друга и между ними находились открытые пространства, они смотрелись как черные волосы на голове рыжеусого мужчины. Более того, фасады создавали впечатление недолговечности и дешевой претенциозности. Сточные канавы были забиты мусором, присыпанным пылью. Но больше всего поражало обилие рифленого железа. Жители таких временных городков всегда отдавали этому дешевому, прочному, простому в сборке материалу предпочтение, совершенно забывая об элементарных человеческих удобствах, ибо летом сооружения из него становились раскаленной печью, а зимой — рефрижераторами. Железо использовали всюду — и в качестве кровли, и, что совсем дико, для строительства сараев, разных пристроек к кирпичным домам.
   В городке царила атмосфера ленивой безмятежности. Его жители и гости работали охотно и много, но только не здесь. Они трудились на бесконечных равнинах, которые приносили им постоянный заработок. В город же приезжали гульнуть и пополнить запасы. Так что городок представлял собой нечто вроде сочетания лавки и салуна для обширного окружающего его края.
   Подъехав к первой же фонде, как называют в Аргентине постоялые дворы, путники прошли через подобие бара, где у стоек пили или перекусывали пеоны победнее, затем через обеденный зал получше, и вышли в патио — внутренний дворик, окруженный номерами для постояльцев. Во всем городе Глостер не заметил ни одного двухэтажного здания. Словно строители боялись, что верхние этажи унесет ветром.
   Здесь путники узнали, что могут остановиться. Мулов отвели в конюшню, а их самих проводили в номера. Комната, доставшаяся Тому с Дэвидом, была наглухо закупорена, окно закрыто ставнями, дверь заперта на замок, и все же висевшая над городом пыль повсюду была и внутри, наподобие того, как запах копоти лезет во все щели поезда или парохода. Она лежала на простынях, сероватом полу и крышках столов.
   Дэвид, улыбаясь во весь рот, присел на краешек койки:
   — Удивляешься, Том?
   — Чему, Дэвид?
   — Ну, скажем, мне!
   — Почему тебе, Дэвид?
   — Мне и каждому, кто так хочет вернуться в Аргентину. Разве не так?
   Том чуть улыбнулся. Он уже привык к тому, что этот дотошный малый угадывал его мысли.
   — Здесь мне все незнакомо, — пробормотал, — никогда не видел ничего подобного.
   — А станешь ты судить о своих краях по ближайшему ковбойскому городку?
   — Нет, — признался Том.
   — То же самое и здесь! Когда узнаешь, что такое пампасы, не сможешь свободно дышать ни в каком другом месте!
   — Как я понимаю, они очень широкие, — предположил Том, — и очень ровные — хороши для доброй езды.
   Мальчик пожал плечами:
   — Представь ваш Запад. Там много места, верно? Но для аргентинца он мал! Погляди на карту своей страны — вся испещрена горными хребтами и изрезана на куски реками! Никакого простора! А здесь все по-другому. Можно скакать на перекладных по сотне миль в день, и не хватит жизни, чтобы объехать все. Вот какая эта страна, Том. Здесь есть где раскинуть руки.
   — Думаю, так оно и есть, — простодушно согласился Глостер. — Только тебе нет нужды доказывать это мне, Дэвид. Я верю всему, что ты мне рассказываешь. А теперь нам первым делом надо подумать, как сбыть мулов и достать вместо них лошадей. В такой стране, которую не объехать на коне, мулы вряд ли помогут уйти от опасности.
   В дверь тяжело постучали. Они открыли, и в комнату, ошалело глядя на них, влетел Рамон.
   Дэвид понял все без слов. Вскочив на ноги, он забегал по комнате, стал стучать кулаками по своей голове, размахивать ими перед лицом проводника, к тому же разразился страшными проклятиями:
   — Ты как ворона! Где ни появишься, обязательно что-то накаркаешь! Приносил ли хоть раз в жизни хорошие вести? Ну, что скажешь? Это правда?
   — Что — правда? — угрюмо переспросил Рамон.
   — Что ты опять видел кого-то из них.
   — Кого-то из них? Да я видел его самого!
   — Кого — его?
   — Сеньора Негро.
   — Сеньора Негро? А это еще кто, черт возьми?
   Рамон удивленно раскрыл глаза:
   — А от кого ты удирал по горам, если не от него? Он упустил тебя там, чтобы схватить на равнине.
   — Негро?
   — Да, да! Ты же из Аргентины. Живешь здесь и не знаешь этого имени?
   — Негро? Христофоро Негро? А-а, теперь вспомнил! — воскликнул мальчик. — И… Том, Том, понимаешь, в чем дело? Это же так здесь зовут Кристофера Блэка! 1 Значит, ты видел Кристофера Блэка, Рамон? Человека с худым лицом и большим носом?..
   — Верно, как у орла. Это сеньор Негро.
   — Но ведь Негро знаменитый человек, — припомнил Дэвид. — Знаменитый бандит, у которого под началом тысячи людей. Он, говорили, участвовал в революциях, совершал революции. Его везде знают!
   — Что ж, — пожал плечами гаучо, — теперь, значит, собирается укокошить тебя. Выходит, есть люди, готовые заплатить сумму, устраивающую даже Негро.
   — Кристофер Блэк, — вздохнул Глостер. — Как же он меня одурачил, Дэвид! А я-то думал, что он американец, такой же, как я!
   — Американец? Некоторые говорят, что так оно и есть, — заметил Рамон. — Он может быть, кем пожелает, — американцем, англичанином, французом, аргентинцем, но при этом всегда останется тем, кто он есть на самом деле, — страшным чудовищем!
   Проводник закрыл глаза и со стоном припал к стене, став похожим на испуганную обезьянку. Потом рассказал:
   — Он стоял у входа в конюшню. Опустив глаза, набивал и раскуривал трубку. Но я всем телом почувствовал, что он все время за мной следит. Ох, это не человек, а зверь! Любой перед ним как мышь!
   У Дэвида вдруг изменилось настроение. Хлопая в ладоши, он пустился в пляс. Шлепнул Тома по мускулистому плечу:
   — Теперь видишь, какие мы молодцы?! Оставили в дураках знаменитого Негро! Во всей Аргентине, от Патагонии до Буэнос-Айреса, не найдется человека, у которого не затряслись бы поджилки, кто не позеленел бы от страха, узнав, что за ним охотится Негро. Видишь, что мы наделали? Послушай, Рамон! Мы ушли от него и четверых его людей, когда ехали к морю. Слышишь, Рамон? Ушли от него и его четырех гончих! У него ничего не вышло с ядом на корабле, а теперь назло ему мы прошли через горы!
   Глостер уточнил:
   — Только потому, что с нами был Рамон, показал самый лучший путь.
   Том и гаучо обменялись взглядами. В комнате повисло молчание. Проводник густо покраснел, но потом выпрямился и несколько расслабился.
   — Сдается, — усмехнулся он, — вы можете рассказать обо мне больше, чем я вам о Негро.
   — Может, кое-что видели и слышали, — вставил Дэвид.
   А Глостер спросил напрямик:
   — Выходит, это и был он, этот знаменитый бандит Негро, которого ты не побоялся и от которого увел нас в горах? Ты уже тогда знал?
   — Конечно знал. Ведь это он приставил меня к вам! Благодарю Всевышнего, что не дал мне сделать вам ничего плохого, после того как ты меня спас. — Потом, горестно разведя руками, добавил: — О, друзья мои, я от всей души желаю вам добра! Теперь я с вами и готов отдать за вас жизнь. Но сеньор Негро здесь. Как нам от него уйти? Ведь в пампасах ему служит каждая травинка!

Глава 23
«ГЕНЕРАЛ» ДУКОС

   Однако даже свалившаяся на всех троих угроза не лишила их аппетита, разыгравшегося в результате долгой езды в тот день и недоедания во время многодневного путешествия.
   Опять же гаучо весело заявил:
   — Уж если помирать, друзья, то лучше на сытый желудок!
   Они отправились в обеденный зал, где лишь за тремя-четырьмя столиками сидели компании с ближайших пастбищ. Путники выбрали места в углу, ибо, как заметил Рамон, под боком будет по крайней мере еще двое друзей — две стены.
   Когда они вошли, все обернулись в их сторону, но потом отвели глаза и ни разу больше не взглянули. Рамон с не присущей ему беспечностью бросил:
   — Глазеют на людей, которых будут убивать, а вообще-то им наплевать. Но этим псам официантам следовало бы быть с нами пообходительнее! — И, ухватив за рукав пробегавшего мимо подавальщика, приказал: — Мяса! Мяса! И имей в виду, можем справиться с целым теленком!
   Официант, изменившись в лице, сделал вид, что вырывается. Тогда Рамон добавил:
   — Если даешь пожрать голодному псу, это еще не значит, что ты его друг или хозяин. — Отпустив парня, объяснил приятелям: — Боится, что, если проявит к нам внимание, ему выпрямят шею сыромятным ремешком! Я же вам говорил, что сеньору Негро подчиняется каждая травинка в пампасах. Посмотрите вокруг себя! Никто не поднимает глаз, будто, глядя на нас, можно подцепить лихорадку! — И хрипло, отрывисто засмеялся, будто заблеял козел.
   Но его и в самом деле забавляло положение, в которое они попали. Дэвид кисло заметил:
   — Первый раз вижу, что тебе весело. Ни разу не слыхал, как ты смеешься.
   — Нечему было веселиться, — откликнулся гаучо. — Мне чаще приходилось бывать дичью, чем охотником. Так что почему бы не повеселиться теперь? Тем самым я беру верх над Негро. Куда лучше весело помереть, чем жить в унынии.
   — Почему ты был больше дичью, чем охотником? — поинтересовался Глостер.
   — Сейчас скажу, — пообещал проводник. — Если псу позволяют поиграть вместе с волками, через какое-то время тот начинает думать, что он тоже волк. Но все равно не волк. У него не такие острые зубы, он не может подолгу бегать и скоро подохнет от голода. Я тоже играл с волками и считал себя одним из них. Как они, был готов перегрызть глотку каждому. Но когда до этого дошло, не хватило пороху. Убежал в горы. С тех пор там и живу. У меня довольно жалкая жизнь. Да вы сами знаете, когда подвернулась возможность разбогатеть и попасть в круг сильных, в круг волков, я отказался. Предпочел связаться с парой домашних псов — прошу прощения, друзья! — потому что они ближе мне по породе. Вот причина, почему мне сегодня весело. Умру не как вор, а как честный человек, а добрая смерть даже лучше хорошей жизни. Во всяком случае, так говорил мне один мудрый человек. Правда, мне всегда казалось странным, как десять секунд покаяния могут снять грех полусотни лет преступной жизни.
   В уши Тома и Дэвида снова ударил язвительный смех проводника.
   Принесли еду и затхлое красное вино. Дэвид не решался начать.
   — Нас уже однажды чуть не отравили, — пояснил он.
   Рамон затряс головой:
   — Даже Негро не посмеет этого сделать здесь, среди своих. В один миг лишится всего своего могущества, если пойдет на такое. Там, на корабле, где океан принял бы тебя, — совсем другое дело! А тут на карте престиж благородного гаучо и бесстрашного бойца. Здесь этим гордятся, как нигде в мире. Он в этом городке что твой генерал!
   В этот момент, как бы придавая убедительности сказанному Рамоном, в дверях появился вооруженный до зубов, увешанный военными знаками отличия рослый молодой красавчик. Остановился в дверях и, опершись на длинноствольную винтовку, внимательно, но с нескрываемым презрением оглядел зал. Затем прошел к стоявшему в углу столу и сел в окружении дюжины сопровождавших его людей. К ним поспешили двое официантов.
   — Будто Негро собственной персоной, — мрачно заметил Дэвид. — Что за генерал?
   — Был генералом в последнюю революцию. Только вот забыл, на чьей стороне он воевал. Да какое это имеет значение во время революций?! Главное, от души повоевать. Я сам участвовал в трех.
   — Но ты говорил, что никогда не веселился? — ухмыльнулся Дэвид.
   — Это было сказано лишь для красного словца, — ухмыльнулся гаучо. — Если волью в себя побольше этой гадости, появятся мысли и посмешнее.
   — И хорошим был генералом? — продолжал расспрашивать Дэвид.
   — Да он совсем и не генерал! Могу рассказать, как он получил это звание. Однажды его партию разбили. Они бежали. Той же ночью этот Карлос Дукос вернулся, пробрался в тыл врага, разыскал командовавшего той армией генерала и прострелил ему голову. Потом захватил генеральского коня и вернулся к своим. После этого и объявил себя генералом. Никто не осмелился оспаривать его право на это звание. А он ходит надутый как павлин. Представляете, называет себя генералом только потому, что убил человека, по праву носившего это звание! Такого только могила исправит! Так что этот Карлос Дукос простой мошенник, но довольно забавный. Множество гаучо любят его зато, что он способен на самые невероятные поступки. Я мог бы рассказать о нем уйму историй. Был такой городишко — Сан-Кастельяр. Кое-кто из жителей невзлюбил Карлоса Дукоса. Они устроили ему ловушку, но он сумел удрать и вернулся с сотней таких же, как сам, молодых головорезов. Сан-Кастельяр сожгли дотла. «Не могу спокойно дышать, если в воздухе не пахнет дымком», — объявил Дукос. Я вам это рассказываю, чтобы вы сами могли судить, что за человек перед вами. Посмотрите на него! Сидит в окружении зверей, и никакого на них внимания. Словно орел среди ястребов.
   — А с Негро он дружит?
   Вопрос задал Дэвид. Гаучо с набитым ртом затряс головой. Проглотив, пояснил:
   — Он ни с кем не дружит. Слишком вольная птица для этого.
   — Как это понять? — не отступал дотошный малый.
   — Иметь друга — все равно что стоять с накинутой на шею петлей, а тебя еще кто-то держит за руки. Так говорит сеньор Дукос!
   Один человек из окружения «генерала» встал из-за стола и направился через зал к ним. Подошел к Тому и с расстановкой произнес по-английски:
   — Чего глазеешь? Мы тебе что, рыба в речке? Думаешь подцепить нас на крючок?
   Весь зал в страхе замер. Том недоуменно смотрел на парня.
   Вмешался гаучо:
   — Ради Бога, сеньор, что плохого в том, что он посмотрел в вашу сторону?
   Подошедший бросил на Рамона надменный презрительный взгляд.
   — С каких это пор, — произнес он, — такому дерьму дозволено сидеть за одним столом с людьми?
   Глостер увидел, как в руке Рамона блеснул нож. Железной хваткой сжал ему руку.
   — Так не годится! — удержал его. — Обратились ко мне. Мои неприятности я решаю сам.
   Он спокойно встал из-за стола. Посланец «генерала» Дукоса остался стоять на месте, преграждая ему путь. Но Тома больше беспокоило бледное испуганное лицо не сводившего с них глаз Дэвида.
   — Если есть что сказать, — заявил посланец, — вот мои уши. Или давай выйдем — там места много.
   Глаза Глостера заволокло красным туманом. Взяв молодого шутника за обе руки, он легко приподнял его и отставил в сторону. Тот так и остался стоять с побледневшим от боли лицом, потому что железные пальцы Тома сдавили его предплечья до костей. Том Глостер шагнул вперед. Гаучо неожиданно пристроился к нему сбоку. За столом Дукоса угрюмо следили за приближением этих двоих. В зале повисла тишина. Лишь «генерал» сохранил на лице улыбку.
   Том остановился у стола.
   — Сеньор, — обратился он к Дукосу, — я из простых людей. Я не собирался вас оскорбить, но, кажется, чем-то не угодил. Однако, если есть недоразумение, оно должно разрешаться между нами, а не между мной и одним из ваших приближенных.
   От такого прямого и в то же время вежливого вызова тонкие черные брови «генерала» удивленно поползли вверх. А тут еще в показном или настоящем гневе вмешался гаучо:
   — Сеньор генерал, неужели, чтобы разделаться с нами, у Негро не хватает своих людей? Неужели настало время, когда генерал Дукос нанимается на службу к бандитам?
   Дрожа от ярости, «генерал» вскочил со стула. Поднялись и остальные. Рамон отступил на полшага и воскликнул, обращаясь к Глостеру:
   — Держись, сеньор! Нам вот-вот будет конец, но лучше умереть от руки человека, который когда-то был великим, чем погибнуть от руки такого чудовища, как Негро!
   От такого дерзкого вызова с хитрой примесью лести Дукос заколебался.
   — Пес, — обратился он к Рамону, — прежде чем покончить с тобой, даю время объяснить, откуда ты набрался таких небылиц? Это я-то наемник? Наемник того бандита, Негро?
   Так получилось, что в этот момент между двумя своими друзьями появился страшно напуганный Дэвид. Рамон, положив руку мальчику на плечо, ответил:
   — А что еще я могу подумать, сеньор? Нам, бросившим вызов Негро ради этого мальчугана, хорошо известно, что фонда окружена его людьми во главе с ним самим. А внутри на нас нападают ваши люди. Что еще нам остается думать, кроме того, что он вас нанял? — И грустно добавил: — Жаль, что лев поступил на содержание питающегося падалью шакала!

Глава 24
ОСТАЕТСЯ ЖДАТЬ И СЛУШАТЬ

   Ярость Карлоса Дукоса поутихла, и он даже соизволил заговорить с хитрецом:
   — Ты наплел такого, чего я не слыхал за всю свою жизнь. Правда, со страху чего не наговоришь! А что до того, что меня наняли, то во всем Буэнос-Айресе не хватит золота, чтобы меня купить. Только дураки этого не знают.
   — Сеньор, — сказал Рамон с легким поклоном, — если бы я был в своем уме, то так бы не подумал и ни за что не сказал. Но нам здесь нож приставили к горлу. Поневоле станешь подозревать каждого.
   Дукос тонкими пальцами потер подбородок.
   — Негро? — повторил он. — Здесь, в этом городе?
   — Да, здесь.
   — По вашу душу?
   — Этого мальчика, сеньор.
   — Этого мальчишки?
   — Чтобы убить его, Негро ездил в Соединенные Штаты, потом преследовал его на море, охотился за ним в горах и наконец нагнал здесь.
   — А при чем вы двое?
   — Мы стараемся его спасти и теперь готовы за него умереть!
   В ответ на эту мелодраматическую клятву «генерал» лишь пожал плечами:
   — Ступайте к своему столу. Потом…
   Они вернулись на место. В зале воцарился покой. Только слышался тихий гул — присутствующие обсуждали чуть было не разразившееся сражение.
   Глаза Рамона горели огнем… или светились, как у кота в темноте.
   — Слушайте, друзья, — тихо проговорил он, — у нас есть шанс. Совсем маленький шанс спастись!
   Дэвид покачал головой:
   — Я слышал о генерале Дукосе. Знаю, что он храбрый человек. Но что он значит здесь? Здесь правит Негро. Ты сам это говорил. Если Дукос попробует влезть в это дело, ему тоже перережут глотку, только и всего!
   — Ты говоришь как глупый мальчишка, — возразил гаучо. — Теперь за тебя будет думать Рамон. — Он с наслаждением вздохнул и неожиданно воскликнул: — Жизнь! Жизнь! Ты как маленький уголек снова теплишься в моих руках! Я снова за нее держусь! Выхватил из огня. Вы меня слышали, друзья? Когда Дукос набросился на меня словно зверь, а он и есть зверь, у меня нашлись нужные слова. Наемник Негро! «Генерал» проснется среди ночи и позеленеет от злости, вспомнив, что я говорил. Наемник, головорез! Теперь понимаете? Он сделает все, чтобы нас спасти, иначе станут говорить, что его купили, наняли нас убить.
   — Рамон! — испуганно шепнул мальчуган.
   — Ничего не понимаю, — пробормотал бедняга Глостер, изо всех сил стараясь разобраться в хитросплетениях мыслей проводника.
   — Тише, тише! — повторял Дэвид. — Я начинаю понимать. Рамон, дружище, твои мозги дороже самого богатого поместья в Аргентине!
   — Продаю их за полцены. Теперь видишь, какой я порядочный и скромный человек? — воскликнул Рамон.
   — Он нас спасет? — недоумевал Том, не уловивший перемены в поведении и словах «генерала».
   — Потому что увидел — ты настоящий мужчина, и еще Рамон догадался вовремя повернуться к огню другим боком, — со значением подчеркнул гаучо. — Так что считайте, мы только хорошо поджарились, но не сгорели.
   Его широкая улыбка заставила Дэвида облегченно вздохнуть и весело расхохотаться.
   — Ты думаешь, он к нам придет? — полюбопытствовал Том.
   — Уверен! — кивнул Рамон. — Или позовет к себе.
   Сбылось первое. Едва после ужина все трое вернулись в номер Тома и мальчика, как «генерал» без стука распахнул дверь и решительно шагнул внутрь, бросив с порога:
   — К вам, сеньор!
   Глостер поднялся навстречу.
   — Надо поторопиться, — сказал «генерал». — Я выяснил, что Негро действительно здесь. Что нужно Христофоро Негро в этом городе?
   — Вам же сказали, сеньор.
   — Кто поверит, что этот мальчуган, эта кроха, стоит того, чтобы за ним гоняться двенадцать тысяч миль по суше и по морю?
   — Мой отец не генерал, — вмешался Дэвид, — но вы, возможно, слышали о сеньоре Дэвиде Пэрри?
   Дукос оживился:
   — Так, так, так! Открыл одну тайну, и сразу нашлась другая. Зачем сыну Дэвида Пэрри от кого-то бегать?
   — Потому что он видит в небе ястребов, сеньор генерал.
   — Ястребы не могут достать сквозь крышу или оконное стекло, мой мальчик.
   — А если кто-то захочет оставить окно открытым, сеньор генерал?
   Дукос пристально посмотрел на Дэвида, затем кивнул:
   — Совсем еще малец, а на ум остер.
   — Потри нож о камень, он станет лишь острее, не так ли, сеньор? — вставил слово гаучо.