— Спасибо, — сказал Чарли Ди. — Это благородно с вашей стороны.
— Хочу спросить еще одно, — сказал Райннон. — Я считаю вас настоящим мужчиной, Ди. Вы не производите впечатление подонка, который стал бы издеваться над женщиной. Можете не отвечать, но мне хочется узнать, почему вы так обошлись с Нэнси Морган?
— Тому есть две причины, — немедленно ответил его собеседник. — Во-первых, она — Морган. А у нас с ними давние счеты. Во вторых, на кону стоит куча денег. Примерно с четверть миллиона.
— Не понимаю, при чем здесь деньги.
Глаза Чарли слегка заблестели.
— Может быть, когда-нибудь поймете, — спокойно ответил он.
Тем временем ветер за окном шумел все неистовее, и вдруг в щели прорвался порыв сквозняка и заставил заплясать огонек лампы.
— Кто-то идет. Где-то в доме открылась дверь… или окно.
Райннон задержался лишь на секунду.
— Вы даете слово, Чарли?
— Даю, — ответил Чарли Ди и посмотрел в глаза Райннона невидящим взглядом глубоко задумавшегося человека.
Райннон открыл дверь. Нэнси посмотрела на него — мимолетный взгляд, в котором отражались страх, сомнения и надежда, как показалось ему. Затем быстро вышла.
Он закрыл дверь и лучом лампы нашел выход в коридор. Он нес ее в левой руке, в правой он держал наготове револьвер. И когда они подошли к двери из комнаты, он чуть не пустил его в ход.
Потому что в коридоре мелькнул и погас свет. Потом он услышал мужской голос — Оливера Ди. Ему ответил другой, и еще один. По коридору шли трое мужчин.
Райннон посветил. На окне стояли крепкие ставни. У них не было времени, чтобы взломать их и сбежать через окно — даже если они смогли бы спуститься по гладкой стене дома.
Выход нашла Нэнси Морган.
Она схватила его за руку и потащила в угол рядом с дверью, прошептав ему на ухо:
— Подождите… не стреляйте! Ради Бога, не стреляйте!
А затем в дверь ворвался поток света и наполнил комнату!
Райннону, замершему с револьвером в руке, показалось, что глаза за лампой в темноте смотрят прямо на него, но лампа погасла, и три тени прошли мимо него.
— Посмотрим, как там Чарли, — сказал Оливер Ди. — В такую ночь всякое может случиться.
Они подошли к дальней двери, сквозь трещины которой пробивались лучики света. Нэнси Морган опять сориентировалась быстрее, тихонько скользнув в коридор, как только трое вошедших прошли через порог. Райннон последовал за ней в коридор… к лестнице… на первый этаж.
Он не переставал удивляться ей. В ту ночь на холме он встретил испуганную, находящуюся на грани истерики девушку. А теперь она была осторожной и хладнокровной, как охотящаяся пантера.
В удивлении и шевельнувшемся подозрении он закусил губу. Но в эти последние сумасшедшие дни под подозрение попадали все. И прежде всего шериф. Потом Ричардс-Морган, Караччи, все представители семейства Ди и наконец Нэнси Морган.
У него не было времени додумать, потому что когда они спустились, наверху раздался грохот, громкие крики и возбужденные мужские голоса.
— Сюда! — позвал Райннон и, открыв заслонку лампы, осветил дорогу к комнате, через которую проник в дом. Он выдернул оконную панель, отшвырнул ее в сторону, поднял Нэнси и перенес ее через подоконник в дождливую и ветреную ночь.
Он не теряя ни секунды выпрыгнул вслед за ней. В доме на лестнице раздавалось торопливое громыхание ног, прогремел выстрел — несомненно сигнал.
— Бегите, — сказал Райннон и бросился сквозь мокрую тьму к деревьям.
Он побежал в полсилы. Тут же рядом с ним оказалась гибкая фигурка.
— Быстрее! — позвала она.
Она бежала стремительно и легко, как олень; они вместе кинулись в кусты, за которыми ждали мул и конь. Старый жеребец, увидев Райннона, приветственно заржал.
Райннон бросил девушку в седло коня, словно она была мешком с ячменем, а сам прыгнул на мула — мул против чистокровных скакунов Ди!
Они едва уселись верхом, как мимо, смутными силуэтами за завесой дождя, далеко разбрызгивая воду и комья грязи, промчались два всадника,.
Райннон поехал первым и направился прямо в низину. Девушка отчаянно держалась рядом. Она хорошо держалась в седле, и пока конь шел галопом, наклонилась и прокричала:
— Мы едем в ловушку!
— В дыру-в-стене, — отозвался он.
Она что-то сказала в ответ, он не разобрал что, взмах руки подсказал, что именно это ей и нужно. Они скакали вместе: Райннон во весь опор, девушка — сдерживая коня, чтобы не отстал мул.
Им пришлось проехать сравнительно недалеко от входной двери дома, одновременно распахнулись ставни и из окна протянулся сноп света. Нэнси Морган, на корпус впереди Райннона, попала в него, и он увидел влажный блеск ее соломенных волос, почерневшую от ливня одежду. Сам он не успел отвернуть мула от предательского света.
Кто-то крикнул, раздался выстрел, и над их головами просвистела пуля. Их заметили. Вот теперь предстоит настоящая погоня!
Райннон вонзил шпоры в бока мула. Каждая секунда без преследователей означала, что заветная цель была на несколько драгоценных ярдов ближе; Но оглянувшись через плечо, он увидел, как из ворот патио на высокой скорости вырвались тени, свернули направо и бросились за ними — всадники, скачущие во всю прыть!
Тогда он вспомнил, что сказал шериф: стоит Оливеру Ди свистнуть, и холмы заполнятся вооруженными людьми.
Этой ночью он явно расставил вокруг дома армию. Как Оливер Ди узнал, что нападение произойдет именно в это время?
Неужели он действительно думал, что серьезно раненый Морган вернется и повторит свою попытку?
Нэнси пронзительно закричала, показывая напряженно вытянутой рукой вправо, и Райннон увидел, как из деревьев выскочил всадник и помчался к ним.
— Помоги ему Господь, — сказал Райннон.
Он выстрелил. Лошадь высоко подпрыгнула и упала, а всадник покатился по земле. Перед ними вставала стена Маунт-Лорел.
Глава 32
Глава 33
Глава 34
— Хочу спросить еще одно, — сказал Райннон. — Я считаю вас настоящим мужчиной, Ди. Вы не производите впечатление подонка, который стал бы издеваться над женщиной. Можете не отвечать, но мне хочется узнать, почему вы так обошлись с Нэнси Морган?
— Тому есть две причины, — немедленно ответил его собеседник. — Во-первых, она — Морган. А у нас с ними давние счеты. Во вторых, на кону стоит куча денег. Примерно с четверть миллиона.
— Не понимаю, при чем здесь деньги.
Глаза Чарли слегка заблестели.
— Может быть, когда-нибудь поймете, — спокойно ответил он.
Тем временем ветер за окном шумел все неистовее, и вдруг в щели прорвался порыв сквозняка и заставил заплясать огонек лампы.
— Кто-то идет. Где-то в доме открылась дверь… или окно.
Райннон задержался лишь на секунду.
— Вы даете слово, Чарли?
— Даю, — ответил Чарли Ди и посмотрел в глаза Райннона невидящим взглядом глубоко задумавшегося человека.
Райннон открыл дверь. Нэнси посмотрела на него — мимолетный взгляд, в котором отражались страх, сомнения и надежда, как показалось ему. Затем быстро вышла.
Он закрыл дверь и лучом лампы нашел выход в коридор. Он нес ее в левой руке, в правой он держал наготове револьвер. И когда они подошли к двери из комнаты, он чуть не пустил его в ход.
Потому что в коридоре мелькнул и погас свет. Потом он услышал мужской голос — Оливера Ди. Ему ответил другой, и еще один. По коридору шли трое мужчин.
Райннон посветил. На окне стояли крепкие ставни. У них не было времени, чтобы взломать их и сбежать через окно — даже если они смогли бы спуститься по гладкой стене дома.
Выход нашла Нэнси Морган.
Она схватила его за руку и потащила в угол рядом с дверью, прошептав ему на ухо:
— Подождите… не стреляйте! Ради Бога, не стреляйте!
А затем в дверь ворвался поток света и наполнил комнату!
Райннону, замершему с револьвером в руке, показалось, что глаза за лампой в темноте смотрят прямо на него, но лампа погасла, и три тени прошли мимо него.
— Посмотрим, как там Чарли, — сказал Оливер Ди. — В такую ночь всякое может случиться.
Они подошли к дальней двери, сквозь трещины которой пробивались лучики света. Нэнси Морган опять сориентировалась быстрее, тихонько скользнув в коридор, как только трое вошедших прошли через порог. Райннон последовал за ней в коридор… к лестнице… на первый этаж.
Он не переставал удивляться ей. В ту ночь на холме он встретил испуганную, находящуюся на грани истерики девушку. А теперь она была осторожной и хладнокровной, как охотящаяся пантера.
В удивлении и шевельнувшемся подозрении он закусил губу. Но в эти последние сумасшедшие дни под подозрение попадали все. И прежде всего шериф. Потом Ричардс-Морган, Караччи, все представители семейства Ди и наконец Нэнси Морган.
У него не было времени додумать, потому что когда они спустились, наверху раздался грохот, громкие крики и возбужденные мужские голоса.
— Сюда! — позвал Райннон и, открыв заслонку лампы, осветил дорогу к комнате, через которую проник в дом. Он выдернул оконную панель, отшвырнул ее в сторону, поднял Нэнси и перенес ее через подоконник в дождливую и ветреную ночь.
Он не теряя ни секунды выпрыгнул вслед за ней. В доме на лестнице раздавалось торопливое громыхание ног, прогремел выстрел — несомненно сигнал.
— Бегите, — сказал Райннон и бросился сквозь мокрую тьму к деревьям.
Он побежал в полсилы. Тут же рядом с ним оказалась гибкая фигурка.
— Быстрее! — позвала она.
Она бежала стремительно и легко, как олень; они вместе кинулись в кусты, за которыми ждали мул и конь. Старый жеребец, увидев Райннона, приветственно заржал.
Райннон бросил девушку в седло коня, словно она была мешком с ячменем, а сам прыгнул на мула — мул против чистокровных скакунов Ди!
Они едва уселись верхом, как мимо, смутными силуэтами за завесой дождя, далеко разбрызгивая воду и комья грязи, промчались два всадника,.
Райннон поехал первым и направился прямо в низину. Девушка отчаянно держалась рядом. Она хорошо держалась в седле, и пока конь шел галопом, наклонилась и прокричала:
— Мы едем в ловушку!
— В дыру-в-стене, — отозвался он.
Она что-то сказала в ответ, он не разобрал что, взмах руки подсказал, что именно это ей и нужно. Они скакали вместе: Райннон во весь опор, девушка — сдерживая коня, чтобы не отстал мул.
Им пришлось проехать сравнительно недалеко от входной двери дома, одновременно распахнулись ставни и из окна протянулся сноп света. Нэнси Морган, на корпус впереди Райннона, попала в него, и он увидел влажный блеск ее соломенных волос, почерневшую от ливня одежду. Сам он не успел отвернуть мула от предательского света.
Кто-то крикнул, раздался выстрел, и над их головами просвистела пуля. Их заметили. Вот теперь предстоит настоящая погоня!
Райннон вонзил шпоры в бока мула. Каждая секунда без преследователей означала, что заветная цель была на несколько драгоценных ярдов ближе; Но оглянувшись через плечо, он увидел, как из ворот патио на высокой скорости вырвались тени, свернули направо и бросились за ними — всадники, скачущие во всю прыть!
Тогда он вспомнил, что сказал шериф: стоит Оливеру Ди свистнуть, и холмы заполнятся вооруженными людьми.
Этой ночью он явно расставил вокруг дома армию. Как Оливер Ди узнал, что нападение произойдет именно в это время?
Неужели он действительно думал, что серьезно раненый Морган вернется и повторит свою попытку?
Нэнси пронзительно закричала, показывая напряженно вытянутой рукой вправо, и Райннон увидел, как из деревьев выскочил всадник и помчался к ним.
— Помоги ему Господь, — сказал Райннон.
Он выстрелил. Лошадь высоко подпрыгнула и упала, а всадник покатился по земле. Перед ними вставала стена Маунт-Лорел.
Глава 32
Сразу у подножья горы лежала небольшая россыпь обвалившихся камней всех размеров. Некоторые из них были такими же громадными, как дом. Время и непогода растрескали их, в трещинах накопилась земля, и сейчас в конце долины поднималось облако кустов и молодой поросли.
Сразу на границе этих деревьев Райннон свернул, затем осадил мула и спрыгнул. Как ни торопился он, Нэнси тут же очутилась рядом. Девушка была полна энергии и яростной решимости.
Бросив взгляд назад, Райннон увидел, как быстро приближаются едва различимые тени всадников Ди, однако для меткого выстрела они были еще достаточно далеко. Он развернул мула и коня головами на север, огрел их плеткой, и они, фыркая, исчезли в кустах.
Тени позади немедленно свернули наперехват предполагаемым беглецам, а Райннон направился в кустарник. Девушка последовала за ним, держась одной рукой за полу его пальто, чтобы не потеряться в этой абсолютно черной темноте, среди хлещущих веток.
Они вышли на берег быстрого и гладкого потока на границе гигантского нагромождения камней, потому что в этом месте лежали самые большие валуны.
Нэнси еле держалась на ногах. Ветер, отражавшийся от полированной поверхности утеса, рвал одежду цепкими руками и завывал с человеческим бешенством.
Райннон поднял ее на руки и ступил в поток. Он был настолько сильным, что он вынужден был наклониться. Каждый шаг давался с трудом: чтобы не упасть, приходилось тщательно нащупывать дно. Он прошел по ручью сорок или пятьдесят ярдов и приблизился к большущему черному валуну. Райннон нагнулся под его краем. Половина одежды Нэнси оказалась в воде, хотя он держал ее так высоко, что она повернула голову набок, чтобы не задеть нижний край валуна.
Райннон прошел десять-двенадцать шагов, потом поднялся из воды в спокойный, теплый воздух. Он опустил Нэнси, и под их ногами заскрипел песок.
Они вошли в дыру-в-стене.
— Вот и все, — сказал Райннон со вздохом. — Было немножко горячее, чем я ожидал, но все закончилось.
Он зажег свою лампу и встал перед ней. С его одежды капала вода, но на губах играла жесткая улыбка победителя.
А Нэнси Морган предстала перед ним не как дрожащий, испуганный ребенок, но как торжествующая женщина с радостью в глазах и порозовевшими щеками. Она даже засмеялась.
— И они думали, что смогут с вами совладать! — сказала она.
— Они говорили обо мне? — резко спросил Райннон.
Она, казалось, слегка поморщилась.
— Говорили, что вы должны прийти, — сказал Нэнси Морган. — Они ничего не боялись. Чарли Ди, сказал, что никто в мире не смог бы ко мне сегодня пробраться. Сказал, что охраняется каждый квадратный дюйм долины. Даже Райннон не смог бы ничего сделать, — сказал Чарли! Но вы смогли! И мы здесь! А это… это дыра-в-стене!
В ее голосе звучало неистовое, звенящее торжество. Она взяла его руку с лампой и повела ею из стороны в сторону, осветив длинные, наклонные стены пещеры и иззубренный потолок. Наконец остановила у открывающегося перед ними узким проходом шириной не больше трех футов, который, очевидно, прокладывал себе путь через темное сердце горы.
Он смотрел на нее сверху вниз с удивлением — и с сомнением тоже. Это упоминание его имени и ее гримаска, когда он задал свой торопливый вопрос — все это ему не нравилось! Но Райннон откинул сомнения. Он чувствовал, что сходит с ума. Разве убеждение, что весь мир против тебя, не есть первый признак сумасшествия?
— Это выход? — спросила она.
— Это выход, — ответил он. — Может быть, вначале я разведу костер, чтобы обсушиться?
Он указал на кучу сухого хвороста, сложенного в углу как раз для такого случая.
Но она ответила:
— Нет, нет! Пойдемте дальше… Давайте пойдем дальше! Мы находимся лишь на границе тайны. Давайте двинемся к ее сердцу!
— Какой тайны? — резко спросил он.
Она подняла к нему лицо и рассмеялась — она была переполнена смехом, она не могла сдерживать его в себе! А ее глаза посреди этого веселья были такими же блестящими и холодными, как сталь.
Он не знает ее — это было ясно. Она не была той, какую он представлял себе, с таким же успехом можно было сравнивать домашнюю кошку и горного льва!
Да, красивая. Наверное, слишком красивая с этими постоянно меняющимися, сверкающими, задумчивыми глазами. Он никогда в жизни не видел таких глаз, — за исключением глаз Чарли Ди, когда этот молодой джентльмен был взволнован.
— Идите вперед, — сказал он, — а я буду светить над вашим плечом.
— Вперед?
Она заколебалась.
— А почему нет? — удивился он.
— Идите сначала вы, — сказала она с волнением. — Идите впереди… Знаете, мне не хочется первой идти в эту… эту темноту.
Райннон в душе понимал, что она лжет ему в глаза, он почувствовал отвращение и отчаяние, потому что все, чего он касался, — точнее, все, кого он касался — становились лживыми и ненастоящими.
Она, Ричардс-Морган, Караччи, даже Оуэн Каредек, чью жизнь он держал в своих руках и вернул ему по собственной воле. Даже Оуэн Каредек в конце концов оказался предателем!
И поэтому, ничего не замечая от поглотившей его печали и усталости, Райннон отвернулся от девушки и направился с лампой впереди нее.
— Держитесь поближе ко мне, — вот и все, что он ей сказал.
— Да, да, — ответила она.
В ее голосе слышалось нетерпение. И тогда ему пришло в голову, что она не произнесла ни слова благодарности. Конечно, она была возбуждена и довольна, однако ее внимание было целиком направлено на то, что лежало впереди.
И на это, возможно, были причины.
Он не заговорил с ней о человеке, называвшем себя ее братом. Он прибережет это на потом. Подождет, пока пройдет обида.
Он шагал до тех пор, пока проход не сузился и стал ниже.
— Вот что интересно, — сказал Райннон девушке, не поворачивая головы, — посмотрите на стены и увидите, что они сделаны человеком с помощью кирки и динамита. Давным-давно здесь проложили вентиляционный ствол или шахту. Подумать только, какую работу они проделали! И все ради того, чтобы дать мне дыру-в-стене!
Она не ответила. Он остановился. Позади не слышалось ни звука и, повернувшись, он увидел, что в двадцати или тридцати ярдах девушка склонилась у стены над ярким лучом света.
Странно, что у нее оказался электрический фонарь, да еще такой мощности! Еще удивительней, что в этом тоннеле она нашла что-то очень ее заинтересовавшее.
Как она обнаружила это в полной темноте за его широкими плечами?
— Нэнси! — позвал он, и узкий тоннель подхватил его голос и усилил, как мегафон. — Нэнси, в чем дело?
Она выпрямилась, и ее смех донесся до нее, как звон колокольчика — правда, был он такой же твердый, как металл.
— Ни в чем! — сказала Нэнси, — Но вы подарили мне билет, и теперь я досмотрю спектакль до конца!
Он двинулся к ней, но она выбросила вперед руку.
— Отойдите, отойдите, Райннон! — вскрикнула она.
Он замер.
— Что случилось, Нэнси?
— Говорю вам, — воскликнула девушка в сильном волнении, — отойдите сейчас же, или вы мертвец, Райннон. Отойдите, идиот! — Добавила она в приступе нетерпения.
Он чуть отошел.
— Нэнси, что с вами?
— Вы дурак! — закричала она. — Вам грозит смерть! Отойдите назад… или помоги вам Господь!
У Райннона закружилась голова.
— Я подойду, и выясню, в чем дело!
— Вы никогда больше меня не увидите! — зазвенел твердый голос Нэнси Морган. Затем, когда он направился к ней: — Так получите же, и да поможет вам Бог! Идиот!
Она яростно дернула за что-то, чего он не мог разглядеть. Ему показалось, что это было кольцо, укрепленное в стене. И тут же прямо пере лицом Райннона с грохотом упал огромный осколок скалы. Он едва успел увернуться; он перерезал бы его пополам, как мясницкий нож перерезает кусок мяса!
Тоннель наверху гневно задрожал. Сверху посыпался дождь мелких камней и пыли, и Райннон повернулся и бросился прочь, а с потолка, чуть не задев каблуки, бухнул еще один обломок!
Райннон, полуживой и изумленный, прислонился к стене и при свете лампы осмотрел завал.
Дыры-в-стене не было. Секрет чудесного спасения, который так долго принадлежал ему, больше не существовал. Но ему было все равно.
На душе свинцовой тяжестью висело понимание того, что голубоглазая Нэнси Морган, прекрасная, хрупкая Нэнси пыталась отнять у него жизнь и похоронить под бессчетными тоннами скал.
И что? Какая ей от этого польза?
Сразу на границе этих деревьев Райннон свернул, затем осадил мула и спрыгнул. Как ни торопился он, Нэнси тут же очутилась рядом. Девушка была полна энергии и яростной решимости.
Бросив взгляд назад, Райннон увидел, как быстро приближаются едва различимые тени всадников Ди, однако для меткого выстрела они были еще достаточно далеко. Он развернул мула и коня головами на север, огрел их плеткой, и они, фыркая, исчезли в кустах.
Тени позади немедленно свернули наперехват предполагаемым беглецам, а Райннон направился в кустарник. Девушка последовала за ним, держась одной рукой за полу его пальто, чтобы не потеряться в этой абсолютно черной темноте, среди хлещущих веток.
Они вышли на берег быстрого и гладкого потока на границе гигантского нагромождения камней, потому что в этом месте лежали самые большие валуны.
Нэнси еле держалась на ногах. Ветер, отражавшийся от полированной поверхности утеса, рвал одежду цепкими руками и завывал с человеческим бешенством.
Райннон поднял ее на руки и ступил в поток. Он был настолько сильным, что он вынужден был наклониться. Каждый шаг давался с трудом: чтобы не упасть, приходилось тщательно нащупывать дно. Он прошел по ручью сорок или пятьдесят ярдов и приблизился к большущему черному валуну. Райннон нагнулся под его краем. Половина одежды Нэнси оказалась в воде, хотя он держал ее так высоко, что она повернула голову набок, чтобы не задеть нижний край валуна.
Райннон прошел десять-двенадцать шагов, потом поднялся из воды в спокойный, теплый воздух. Он опустил Нэнси, и под их ногами заскрипел песок.
Они вошли в дыру-в-стене.
— Вот и все, — сказал Райннон со вздохом. — Было немножко горячее, чем я ожидал, но все закончилось.
Он зажег свою лампу и встал перед ней. С его одежды капала вода, но на губах играла жесткая улыбка победителя.
А Нэнси Морган предстала перед ним не как дрожащий, испуганный ребенок, но как торжествующая женщина с радостью в глазах и порозовевшими щеками. Она даже засмеялась.
— И они думали, что смогут с вами совладать! — сказала она.
— Они говорили обо мне? — резко спросил Райннон.
Она, казалось, слегка поморщилась.
— Говорили, что вы должны прийти, — сказал Нэнси Морган. — Они ничего не боялись. Чарли Ди, сказал, что никто в мире не смог бы ко мне сегодня пробраться. Сказал, что охраняется каждый квадратный дюйм долины. Даже Райннон не смог бы ничего сделать, — сказал Чарли! Но вы смогли! И мы здесь! А это… это дыра-в-стене!
В ее голосе звучало неистовое, звенящее торжество. Она взяла его руку с лампой и повела ею из стороны в сторону, осветив длинные, наклонные стены пещеры и иззубренный потолок. Наконец остановила у открывающегося перед ними узким проходом шириной не больше трех футов, который, очевидно, прокладывал себе путь через темное сердце горы.
Он смотрел на нее сверху вниз с удивлением — и с сомнением тоже. Это упоминание его имени и ее гримаска, когда он задал свой торопливый вопрос — все это ему не нравилось! Но Райннон откинул сомнения. Он чувствовал, что сходит с ума. Разве убеждение, что весь мир против тебя, не есть первый признак сумасшествия?
— Это выход? — спросила она.
— Это выход, — ответил он. — Может быть, вначале я разведу костер, чтобы обсушиться?
Он указал на кучу сухого хвороста, сложенного в углу как раз для такого случая.
Но она ответила:
— Нет, нет! Пойдемте дальше… Давайте пойдем дальше! Мы находимся лишь на границе тайны. Давайте двинемся к ее сердцу!
— Какой тайны? — резко спросил он.
Она подняла к нему лицо и рассмеялась — она была переполнена смехом, она не могла сдерживать его в себе! А ее глаза посреди этого веселья были такими же блестящими и холодными, как сталь.
Он не знает ее — это было ясно. Она не была той, какую он представлял себе, с таким же успехом можно было сравнивать домашнюю кошку и горного льва!
Да, красивая. Наверное, слишком красивая с этими постоянно меняющимися, сверкающими, задумчивыми глазами. Он никогда в жизни не видел таких глаз, — за исключением глаз Чарли Ди, когда этот молодой джентльмен был взволнован.
— Идите вперед, — сказал он, — а я буду светить над вашим плечом.
— Вперед?
Она заколебалась.
— А почему нет? — удивился он.
— Идите сначала вы, — сказала она с волнением. — Идите впереди… Знаете, мне не хочется первой идти в эту… эту темноту.
Райннон в душе понимал, что она лжет ему в глаза, он почувствовал отвращение и отчаяние, потому что все, чего он касался, — точнее, все, кого он касался — становились лживыми и ненастоящими.
Она, Ричардс-Морган, Караччи, даже Оуэн Каредек, чью жизнь он держал в своих руках и вернул ему по собственной воле. Даже Оуэн Каредек в конце концов оказался предателем!
И поэтому, ничего не замечая от поглотившей его печали и усталости, Райннон отвернулся от девушки и направился с лампой впереди нее.
— Держитесь поближе ко мне, — вот и все, что он ей сказал.
— Да, да, — ответила она.
В ее голосе слышалось нетерпение. И тогда ему пришло в голову, что она не произнесла ни слова благодарности. Конечно, она была возбуждена и довольна, однако ее внимание было целиком направлено на то, что лежало впереди.
И на это, возможно, были причины.
Он не заговорил с ней о человеке, называвшем себя ее братом. Он прибережет это на потом. Подождет, пока пройдет обида.
Он шагал до тех пор, пока проход не сузился и стал ниже.
— Вот что интересно, — сказал Райннон девушке, не поворачивая головы, — посмотрите на стены и увидите, что они сделаны человеком с помощью кирки и динамита. Давным-давно здесь проложили вентиляционный ствол или шахту. Подумать только, какую работу они проделали! И все ради того, чтобы дать мне дыру-в-стене!
Она не ответила. Он остановился. Позади не слышалось ни звука и, повернувшись, он увидел, что в двадцати или тридцати ярдах девушка склонилась у стены над ярким лучом света.
Странно, что у нее оказался электрический фонарь, да еще такой мощности! Еще удивительней, что в этом тоннеле она нашла что-то очень ее заинтересовавшее.
Как она обнаружила это в полной темноте за его широкими плечами?
— Нэнси! — позвал он, и узкий тоннель подхватил его голос и усилил, как мегафон. — Нэнси, в чем дело?
Она выпрямилась, и ее смех донесся до нее, как звон колокольчика — правда, был он такой же твердый, как металл.
— Ни в чем! — сказала Нэнси, — Но вы подарили мне билет, и теперь я досмотрю спектакль до конца!
Он двинулся к ней, но она выбросила вперед руку.
— Отойдите, отойдите, Райннон! — вскрикнула она.
Он замер.
— Что случилось, Нэнси?
— Говорю вам, — воскликнула девушка в сильном волнении, — отойдите сейчас же, или вы мертвец, Райннон. Отойдите, идиот! — Добавила она в приступе нетерпения.
Он чуть отошел.
— Нэнси, что с вами?
— Вы дурак! — закричала она. — Вам грозит смерть! Отойдите назад… или помоги вам Господь!
У Райннона закружилась голова.
— Я подойду, и выясню, в чем дело!
— Вы никогда больше меня не увидите! — зазвенел твердый голос Нэнси Морган. Затем, когда он направился к ней: — Так получите же, и да поможет вам Бог! Идиот!
Она яростно дернула за что-то, чего он не мог разглядеть. Ему показалось, что это было кольцо, укрепленное в стене. И тут же прямо пере лицом Райннона с грохотом упал огромный осколок скалы. Он едва успел увернуться; он перерезал бы его пополам, как мясницкий нож перерезает кусок мяса!
Тоннель наверху гневно задрожал. Сверху посыпался дождь мелких камней и пыли, и Райннон повернулся и бросился прочь, а с потолка, чуть не задев каблуки, бухнул еще один обломок!
Райннон, полуживой и изумленный, прислонился к стене и при свете лампы осмотрел завал.
Дыры-в-стене не было. Секрет чудесного спасения, который так долго принадлежал ему, больше не существовал. Но ему было все равно.
На душе свинцовой тяжестью висело понимание того, что голубоглазая Нэнси Морган, прекрасная, хрупкая Нэнси пыталась отнять у него жизнь и похоронить под бессчетными тоннами скал.
И что? Какая ей от этого польза?
Глава 33
Контора Каредека находилась в тюрьме Лорела, но он редко пользовался этой комнатой. Он предпочитал работать в своей собственной хибаре на углу Четвертой улицы. По обеим сторонам и позади дома были пустыри. Напротив располагалась мастерская плотника, точно так же окруженная пустырями. И все потому, что Лорел был городом-однодневкой из прошлого. Его распланировали с размахом — с общественными парками, почтой, ратушей и другими очень важными зданиями, которые так и не построили. Те, кто купил здесь земельные участки, выстроили каркасные дома и обнаружили, что ближайший сосед живет в четверти мили. Вообще-то Лорел выглядел как сгоревший и частью отстроенный город, который никогда не будет восстановлен полностью. Он стоял в руинах — руинах собственных надежд.
Но шерифа такое расположение устраивало. Отсюда он хорошо просматривал прилегающие участки земли, а днем это было большим преимуществом, поскольку народ весьма уважал его оружие и меткость стрельбы. Ночью он выпускал свору свирепых бультерьеров, которых рисковые люди боялись пуще оружия! В его хибаре, где он родился и вырос, было всего две комнаты. Одна, позади, была кухней, гостиной, столовой и спальней одновременно. Вторая служила офисом.
Именно туда, забрав с почты корреспонденцию, направился шериф.
Он шел широким, свободным шагом с высоко поднятой головой, насвистывая по пути. И он предпочитал не замечать, что люди приветствуют его неловкими, холодными кивками. Предпочитал не замечать, — но видел краем глаза — что за его спиной они останавливались и внимательно рассматривали, как будто никогда раньше его не встречали.
Шериф засвистел громче и слегка сдвинул сомбреро на затылок. Но глаза его потемнели.
Он проходил мимо входа в банк, когда оттуда выбежал толстый, лысый человечек, чья голова болталась на худой, слабой шее. Толстый, мягкий животик с каждым шагом тоже прыгал вверх и вниз. Подойдя, он погрозил шерифу мясистым пальцем.
— Что ты наделал, Оуэн Каредек? — спросил он. — Что ты сделал с собой?
— Не знаю, — сказал Каредек и остановился, возвышаясь над банкиром.
— Тогда я тебе объясню! — сказал тот. — Ты выкинул себя с работы, если хочешь знать.
— Я не просил, чтобы мне объясняли, — ответил Оуэн Каредек. — Могу я спросить, откуда у вас эта информация? И кто собирается меня выкидывать?
— Весь народ округа! — заявил президент банка. — Они попросят тебя уйти, а если откажешься…
— Это мне не важно, — сказал Каредек. — В других местах полно работы. Это не самый большой город в мире, и уж наверняка не самый лучший!
— Значит, ты так разговариваешь? — воскликнул банкир. — Оуэн, Оуэн, как тебе не стыдно, ведь это город, который тебя вырастил. А что делать мне, когда ты уедешь? Кто будет охранять банк? Мне придется купить новый сейф и нанять двух ночных сторожей — и все потому что ты был и показал себя таким дураком!
— Правда? — спросил Каредек.
— Правда? — воскликнул банкир. — Ты же вступил в сговор с Энненом Райнноном, так?
— Так, — сказал шериф.
— Ты подарил ему ферму. Ты обращался с ним, как с братом.
— Он на ферме проявил себя с хорошей стороны или с плохой? — спросил шериф.
— Не в этом дело! Вопрос в том, за что народ округа платит тебе деньги и…
— Ладно, — сказал Каредек. — Замнем этот вопрос.
Он пошел дальше, а маленький человечек направился за ним, дергая его за рукав.
— Но я же хочу помочь тебе, Оуэн! Я не хочу, чтобы ты уходил. Если мы выберем другого шерифа, это будет стоить мне несколько тысяч долларов. Это ты очистил округ от бандитов.
— Но не от Райннона, — ответил шериф.
— Да к черту Райннона! — воскликнул банкир. — Что он вообще такого сделал? Ну, пару раз ограбил по мелочи! Так это всего лишь по мелочи. Это даже принесло нам пользу. Он не дал городу зажиреть, когда мы стали слишком спокойны. Но что тебя заставило это сделать? Ты мне скажешь?
— Вы ведь и так все знаете, — сухо ответил шериф.
— Ди говорят, — сказал банкир, — что Джон Гвинн — это ни кто иной, как Райннон.
— Ладно, — сказал шериф. — А вам не пришло в голову, что Эннен Райннон — это ни кто иной, как Джон Гвинн?
Он пошел дальше, все так же предпочитая не замечать ничего странного в приветствиях, которыми его встречали люди. Подойдя к домику, немного постоял у калитки в сад, восхищаясь участком.
У сада не было другого входа. Внутри лежала ровная, слежавшаяся земля, из которой росли чахлые остатки розовых кустов. В это время на них не было ничего, кроме колючек, но Каредек держал их ради сентиментальных воспоминаний о своей матери. Потому что когда она была жива, здесь, на дворе густо цвели самые разные цветы. И никогда работа по дому не занимала у нее столько времени, чтобы не оставалось на тяжкую и грязную работу в саду — пока он с братишками играл в уличной пыли.
Шериф подумал об этом, когда посмотрел на спекшуюся, твердую землю сада.
Он был жестким человеком, но что-то смутное зашевелилось в его душе и поднялось к горлу, что-то похожее на невысказанные навеки слова.
Слева виднелись руины дома — трех комнат, сгоревших, когда он был мальчишкой. Шок от пожара убил мать. Он всегда считал, что ей было жалко не столько дом с обстановкой, сколько гибель ее любимых вьющихся роз, которые дважды в год закрывали дом благоухающей сетью белых и темно-красных цветов. Осталось лишь несколько коротких обломков лоз, вот и все.
Для прохожего этот побитый солнцем и ветром дом, вечно невыкрашенный, окруженный пустой землей, был типичным отражением характера шерифа. Но для Каредека он значил совсем иное и казался тем, чем он был — просто домом холостяка, достаточно просторным, чтобы в нем можно было легко убираться, а потому идеальным — а в некоторой степени он был для Каредека частью единого целого. В нем жили призраки: людей, цветов и голосов.
Однажды — это было всего лишь прошлой зимой — он вышел и ощутил колючий январский воздух.
— Мороз не принесет розам добра, — сказал тогда шериф.
Вспомнив это, он осмотрелся и улыбнулся. Конечно, розы погибли, но на их месте гуляли полдюжины бультерьеров, они резвились на солнце, гладкие и блестящие, как белые морские львы.
Он вошел за ограду сада, они, резко, отрывисто лая, бросились к нему, но когда подбежали, то прижали уши и, извиваясь и размахивая хвостами, подползли, чтобы полизать его тяжелые, сильные руки.
Шериф отодвинул их в сторону и поднялся на крыльцо. Там он обернулся и посмотрел на шестерых белых охранников. Ни одна собака не заходила к нему на двор. А если и заходили, то их тут же сбивали белые молнии. Люди тоже не заходили, пока он, Каредек, свистом не отзывал собак.
Будь что будет, но шериф был доволен жизнью… и все же не совсем доволен.
Он торопливо отделался от назойливых мыслей и вошел в контору. Здесь он распечатал письма и прочитал их. Писем было по меньшей мере дюжина и все они были от местных ранчеров. Во всех задавался один и тот же вопрос: правда ли что шериф на самом деле укрывал у себя на ферме отъявленного бандита и убийцу Райннона.
Шериф одно за другим смял письма и бросил их в мусорную корзину. Потом поднял, разгладил и снова прочитал с очевидным наслаждением.
Он задумчиво огляделся.
Эта комната была его воплощением идеальной конторы. В ней стояло вращающееся кресло и письменный стол из кленового дерева, отполированного до ослепительной яркости. Шерифу он был дороже золота. Еще на полу лежал яркий коврик. За него он заплатил пятьдесят долларов, и редко входил в комнату, не наклонившись, чтобы пощупать его фактуру и не восхититься прямизной длинных швов. В углу высилось узкое бюро, тоже из полированного дерева, в нем он держал бумаги, которые не помещались в письменном столе. В двух других углах стояли два стула с жесткими спинками для посетителей. Нельзя, чтобы человек чувствовал себя удобно. Если хочешь добиться от него правды, он должен ерзать и не находить себе места.
Шериф, обозрев свою собственность, откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол. Длинные шпоры проделали на нем глубокие борозды, превратив полировку в белую пыль. Он лежал в кресле, курил одну сигарету за другой и бросал окурки на пол. Один из них упал на ковер, прожег в нем дыру и наконец погас.
Шериф все еще курил, когда раздался голос:
— Эй, Каредек! Шериф Каредек!
Он выпрямился и увидел в окно веселого молодого человека, ждавшего у калитки. Это был секретарь губернатора и его правая рука. Каредек знал, зачем он здесь.
— Эй, Каредек, отзови своих волкодавов!
Каредек свистнул. Белая свора утихомирилась и пошла вслед за незнакомцем, обнюхивая его икры и жадно скаля клыки.
Но шерифа такое расположение устраивало. Отсюда он хорошо просматривал прилегающие участки земли, а днем это было большим преимуществом, поскольку народ весьма уважал его оружие и меткость стрельбы. Ночью он выпускал свору свирепых бультерьеров, которых рисковые люди боялись пуще оружия! В его хибаре, где он родился и вырос, было всего две комнаты. Одна, позади, была кухней, гостиной, столовой и спальней одновременно. Вторая служила офисом.
Именно туда, забрав с почты корреспонденцию, направился шериф.
Он шел широким, свободным шагом с высоко поднятой головой, насвистывая по пути. И он предпочитал не замечать, что люди приветствуют его неловкими, холодными кивками. Предпочитал не замечать, — но видел краем глаза — что за его спиной они останавливались и внимательно рассматривали, как будто никогда раньше его не встречали.
Шериф засвистел громче и слегка сдвинул сомбреро на затылок. Но глаза его потемнели.
Он проходил мимо входа в банк, когда оттуда выбежал толстый, лысый человечек, чья голова болталась на худой, слабой шее. Толстый, мягкий животик с каждым шагом тоже прыгал вверх и вниз. Подойдя, он погрозил шерифу мясистым пальцем.
— Что ты наделал, Оуэн Каредек? — спросил он. — Что ты сделал с собой?
— Не знаю, — сказал Каредек и остановился, возвышаясь над банкиром.
— Тогда я тебе объясню! — сказал тот. — Ты выкинул себя с работы, если хочешь знать.
— Я не просил, чтобы мне объясняли, — ответил Оуэн Каредек. — Могу я спросить, откуда у вас эта информация? И кто собирается меня выкидывать?
— Весь народ округа! — заявил президент банка. — Они попросят тебя уйти, а если откажешься…
— Это мне не важно, — сказал Каредек. — В других местах полно работы. Это не самый большой город в мире, и уж наверняка не самый лучший!
— Значит, ты так разговариваешь? — воскликнул банкир. — Оуэн, Оуэн, как тебе не стыдно, ведь это город, который тебя вырастил. А что делать мне, когда ты уедешь? Кто будет охранять банк? Мне придется купить новый сейф и нанять двух ночных сторожей — и все потому что ты был и показал себя таким дураком!
— Правда? — спросил Каредек.
— Правда? — воскликнул банкир. — Ты же вступил в сговор с Энненом Райнноном, так?
— Так, — сказал шериф.
— Ты подарил ему ферму. Ты обращался с ним, как с братом.
— Он на ферме проявил себя с хорошей стороны или с плохой? — спросил шериф.
— Не в этом дело! Вопрос в том, за что народ округа платит тебе деньги и…
— Ладно, — сказал Каредек. — Замнем этот вопрос.
Он пошел дальше, а маленький человечек направился за ним, дергая его за рукав.
— Но я же хочу помочь тебе, Оуэн! Я не хочу, чтобы ты уходил. Если мы выберем другого шерифа, это будет стоить мне несколько тысяч долларов. Это ты очистил округ от бандитов.
— Но не от Райннона, — ответил шериф.
— Да к черту Райннона! — воскликнул банкир. — Что он вообще такого сделал? Ну, пару раз ограбил по мелочи! Так это всего лишь по мелочи. Это даже принесло нам пользу. Он не дал городу зажиреть, когда мы стали слишком спокойны. Но что тебя заставило это сделать? Ты мне скажешь?
— Вы ведь и так все знаете, — сухо ответил шериф.
— Ди говорят, — сказал банкир, — что Джон Гвинн — это ни кто иной, как Райннон.
— Ладно, — сказал шериф. — А вам не пришло в голову, что Эннен Райннон — это ни кто иной, как Джон Гвинн?
Он пошел дальше, все так же предпочитая не замечать ничего странного в приветствиях, которыми его встречали люди. Подойдя к домику, немного постоял у калитки в сад, восхищаясь участком.
У сада не было другого входа. Внутри лежала ровная, слежавшаяся земля, из которой росли чахлые остатки розовых кустов. В это время на них не было ничего, кроме колючек, но Каредек держал их ради сентиментальных воспоминаний о своей матери. Потому что когда она была жива, здесь, на дворе густо цвели самые разные цветы. И никогда работа по дому не занимала у нее столько времени, чтобы не оставалось на тяжкую и грязную работу в саду — пока он с братишками играл в уличной пыли.
Шериф подумал об этом, когда посмотрел на спекшуюся, твердую землю сада.
Он был жестким человеком, но что-то смутное зашевелилось в его душе и поднялось к горлу, что-то похожее на невысказанные навеки слова.
Слева виднелись руины дома — трех комнат, сгоревших, когда он был мальчишкой. Шок от пожара убил мать. Он всегда считал, что ей было жалко не столько дом с обстановкой, сколько гибель ее любимых вьющихся роз, которые дважды в год закрывали дом благоухающей сетью белых и темно-красных цветов. Осталось лишь несколько коротких обломков лоз, вот и все.
Для прохожего этот побитый солнцем и ветром дом, вечно невыкрашенный, окруженный пустой землей, был типичным отражением характера шерифа. Но для Каредека он значил совсем иное и казался тем, чем он был — просто домом холостяка, достаточно просторным, чтобы в нем можно было легко убираться, а потому идеальным — а в некоторой степени он был для Каредека частью единого целого. В нем жили призраки: людей, цветов и голосов.
Однажды — это было всего лишь прошлой зимой — он вышел и ощутил колючий январский воздух.
— Мороз не принесет розам добра, — сказал тогда шериф.
Вспомнив это, он осмотрелся и улыбнулся. Конечно, розы погибли, но на их месте гуляли полдюжины бультерьеров, они резвились на солнце, гладкие и блестящие, как белые морские львы.
Он вошел за ограду сада, они, резко, отрывисто лая, бросились к нему, но когда подбежали, то прижали уши и, извиваясь и размахивая хвостами, подползли, чтобы полизать его тяжелые, сильные руки.
Шериф отодвинул их в сторону и поднялся на крыльцо. Там он обернулся и посмотрел на шестерых белых охранников. Ни одна собака не заходила к нему на двор. А если и заходили, то их тут же сбивали белые молнии. Люди тоже не заходили, пока он, Каредек, свистом не отзывал собак.
Будь что будет, но шериф был доволен жизнью… и все же не совсем доволен.
Он торопливо отделался от назойливых мыслей и вошел в контору. Здесь он распечатал письма и прочитал их. Писем было по меньшей мере дюжина и все они были от местных ранчеров. Во всех задавался один и тот же вопрос: правда ли что шериф на самом деле укрывал у себя на ферме отъявленного бандита и убийцу Райннона.
Шериф одно за другим смял письма и бросил их в мусорную корзину. Потом поднял, разгладил и снова прочитал с очевидным наслаждением.
Он задумчиво огляделся.
Эта комната была его воплощением идеальной конторы. В ней стояло вращающееся кресло и письменный стол из кленового дерева, отполированного до ослепительной яркости. Шерифу он был дороже золота. Еще на полу лежал яркий коврик. За него он заплатил пятьдесят долларов, и редко входил в комнату, не наклонившись, чтобы пощупать его фактуру и не восхититься прямизной длинных швов. В углу высилось узкое бюро, тоже из полированного дерева, в нем он держал бумаги, которые не помещались в письменном столе. В двух других углах стояли два стула с жесткими спинками для посетителей. Нельзя, чтобы человек чувствовал себя удобно. Если хочешь добиться от него правды, он должен ерзать и не находить себе места.
Шериф, обозрев свою собственность, откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол. Длинные шпоры проделали на нем глубокие борозды, превратив полировку в белую пыль. Он лежал в кресле, курил одну сигарету за другой и бросал окурки на пол. Один из них упал на ковер, прожег в нем дыру и наконец погас.
Шериф все еще курил, когда раздался голос:
— Эй, Каредек! Шериф Каредек!
Он выпрямился и увидел в окно веселого молодого человека, ждавшего у калитки. Это был секретарь губернатора и его правая рука. Каредек знал, зачем он здесь.
— Эй, Каредек, отзови своих волкодавов!
Каредек свистнул. Белая свора утихомирилась и пошла вслед за незнакомцем, обнюхивая его икры и жадно скаля клыки.
Глава 34
— Привет, — поздоровался от двери Сэм Ниринг. — Я смотрю, та старая сука все еще у вас?
— Да, все еще у меня. Проходите, садитесь.
— Если бы она еще немного поскалилась, она бы у меня получила, — сказал секретарь губернатора.
Он знал бультерьеров, а потому хорошо знал Каредека.
— И молодой кобель у вас остался. Я думал вы его продадите. Он не чета остальным.
— Меня устраивает, — сказал шериф.
— Конечно, устраивает, — ответил Сэм Ниринг. — Вам нужны собаки, а не картинки.
Шериф ждал. Он понимал, что это было прелюдией к серьезному разговору, и понимал, о чем будет вестись этот разговор.
— Вы специально ехали, чтобы повидать меня? — наконец спросил он.
— Да, — сказал Ниринг. — Губернатор попросил меня посмотреть, как идут дела в этой части штата и доложить ему…
— О Райнноне? — спросил шериф.
Он протянул молодому человеку кисет и бумагу?
— Закурите?
— С удовольствием, — сказал Ниринг.
Ловкими пальцами он быстро скрутил сигарету, прикурил ее и неожиданно сквозь дым сказал:
— Да, я приехал насчет Райннона.
— Что насчет него?
— Если это правда, он хочет, чтобы вы подали в отставку.
Шериф слегка улыбнулся. Такая откровенность от занятого человека ему льстила.
— Это правда, — сказал Каредек.
— Естественно, правда, — продолжил Ниринг. Самые странные вещи всегда оказываются правдой. Но губернатору нужна полная правда, а не ее огрызки.
Шериф подумал и покачал головой.
На это Ниринг ответил:
— Вы — один из лучших в обойме губернатора.
— На кой я ему нужен? — спросил Каредек в лоб.
— Вы поддерживаете порядок в половине штата, — сказал Ниринг. — Убийства вызывают недовольство. Когда шериф Каредек поблизости, убийств не бывает.
— Спасибо, — сказал шериф.
— Поэтому он и хочет, чтобы вы все рассказали. Речь произносить не обязательно.
Каредек постучал пальцем о поцарапанную поверхность стола. Он смотрел в окно, но секретарь смотрел на стол. Он увидел, что царапины были совсем недавними. По краям еще лежала белая пыль.
— Речь произносить не обязательно… — повторил шериф. — Конечно, не обязательно. Я и не буду.
— Не можете все объяснить, Каредек?
— Нет. Люди знают правду. Я пригрел бандита. Я шериф. Таковы факты.
— Не все факты.
— Да, все еще у меня. Проходите, садитесь.
— Если бы она еще немного поскалилась, она бы у меня получила, — сказал секретарь губернатора.
Он знал бультерьеров, а потому хорошо знал Каредека.
— И молодой кобель у вас остался. Я думал вы его продадите. Он не чета остальным.
— Меня устраивает, — сказал шериф.
— Конечно, устраивает, — ответил Сэм Ниринг. — Вам нужны собаки, а не картинки.
Шериф ждал. Он понимал, что это было прелюдией к серьезному разговору, и понимал, о чем будет вестись этот разговор.
— Вы специально ехали, чтобы повидать меня? — наконец спросил он.
— Да, — сказал Ниринг. — Губернатор попросил меня посмотреть, как идут дела в этой части штата и доложить ему…
— О Райнноне? — спросил шериф.
Он протянул молодому человеку кисет и бумагу?
— Закурите?
— С удовольствием, — сказал Ниринг.
Ловкими пальцами он быстро скрутил сигарету, прикурил ее и неожиданно сквозь дым сказал:
— Да, я приехал насчет Райннона.
— Что насчет него?
— Если это правда, он хочет, чтобы вы подали в отставку.
Шериф слегка улыбнулся. Такая откровенность от занятого человека ему льстила.
— Это правда, — сказал Каредек.
— Естественно, правда, — продолжил Ниринг. Самые странные вещи всегда оказываются правдой. Но губернатору нужна полная правда, а не ее огрызки.
Шериф подумал и покачал головой.
На это Ниринг ответил:
— Вы — один из лучших в обойме губернатора.
— На кой я ему нужен? — спросил Каредек в лоб.
— Вы поддерживаете порядок в половине штата, — сказал Ниринг. — Убийства вызывают недовольство. Когда шериф Каредек поблизости, убийств не бывает.
— Спасибо, — сказал шериф.
— Поэтому он и хочет, чтобы вы все рассказали. Речь произносить не обязательно.
Каредек постучал пальцем о поцарапанную поверхность стола. Он смотрел в окно, но секретарь смотрел на стол. Он увидел, что царапины были совсем недавними. По краям еще лежала белая пыль.
— Речь произносить не обязательно… — повторил шериф. — Конечно, не обязательно. Я и не буду.
— Не можете все объяснить, Каредек?
— Нет. Люди знают правду. Я пригрел бандита. Я шериф. Таковы факты.
— Не все факты.