Брэнд Макс. Поющие револьверы

   — Если хотите знать все, мне придется раздеться, чтобы показать шрамы, — сказал Каредек.
   Ниринг проницательно взглянул на него, затем уставился в потолок.
   — Это случилось тогда, когда вы исчезли?
   Каредек кивнул.
   — Это был Райннон?
   Шериф опять кивнул, а Ниринг вежливо ждал.
   — Я бы не стал публиковать это в газетах, — сказал шериф.
   — Конечно, не стал бы, дружище! Считайте, что я ваша мамочка. Губернатор тоже. Ему всего лишь нужно оправдание, чтобы вас поддержать, но у него достаточно сил, чтобы не разглашать причину.
   — Чтобы меня поддержать, нужно прощение для Райннона, — ответил шериф.
   Ниринг состроил недовольную гримасу.
   — Сколько человек убил Райннон? — спросил он.
   — В спину, сбоку, ночью или из засады — ни одного!
   — Но все же убил, и довольно много, — пробормотал Ниринг.
   — Джордж Вашингтон убил гораздо больше.
   — Это точно, — усмехнулся Ниринг. — Я понимаю ваши чувства. Вы можете рассказать что-нибудь еще?
   — Не знаю, стоит ли. — Он задумался. — Это не для газет.
   — Понятно.
   — Я встретил Райннона, и он выиграл схватку. Он меня победил. Я в него тоже стрелял. Естественно, — добавил шериф, — я поцеловал победившую меня руку. Вот и все.
   Ниринг слушал его молча, с необыкновенным тактом, оставаясь внимательным и даже не глядя слишком пристально на осунувшееся лицо шерифа.
   Неожиданно Каредек мягко сказал:
   — Я мог спасти его! Но вместо этого позволил опять сбежать в горы. Я был слишком хитрым. Не сказал то, что знал. В этом моя вина! Я выгнал его в горы!
   Ниринг сидел тихо, как мышка, потому что понимал, что этот человек разговаривает сам с собой.
   Затем шериф продолжил:
   — Я старомодный человек, Ниринг. Он… Он был моим напарником!
   Ниринг невольно чуть наклонился вперед.
   — Вы с ним порвали, Каредек?
   Шериф не услышал.
   — Вы его больше не видите? — спросил Ниринг.
   Каредек медленно повернулся к нему и хрипло рассмеялся. На лбу его вздулись толстые вены.
   — Я его увижу, когда он придет за моим скальпом, — сказал он. — И это случится очень скоро.
   Они долго молча курили, Ниринг сдержанно смотрел в пол, но в конце концов нарушил молчание.
   — Губернатор понимает, что этот случай может стоить вам положения в обществе и должности, равно как…
   Это было начало заранее приготовленной речи. Голос шерифа оборвал ее:
   — Наплевать мне на положение и на должность. На все наплевать! Я беспокоюсь только о нем, а его я потерял!
   — Совершенно ясно, что он мужчина, настоящий мужчина, — сказал мистер Ниринг.
   — Равных ему нет, — заявил шериф. — И вряд ли когда-нибудь будет.
   — Я слышал, он сделал из вашей фермы сад? — произнес Ниринг тем же мягким голосом.
   — Он? — спросил шериф. И бессвязно продолжил: — За садом ухаживала моя мать.
   Однако политики считают себя знатоками человеческой натуры и любят это показать. Поэтому до юного мистера Ниринга дошел смысл сказанного Каредеком. Он ощутил, будто в комнате появился прекрасный призрак. На мгновение глаза секретаря губернатора затуманились, поскольку он вырос на Дальнем Западе, а здесь, к западу от Рокки-Маунтинс, сердца мужчин настолько же мягкие, насколько тверды у них руки.
   Ниринг встал.
   — Нужно подумать, может быть я найду выход, — сказал он и отвернулся к окну.
   — Боже мой! — тут же воскликнул он. — Каредек, отзови их!
   Только что в сад вошла девушка, и на нее набросилась свора из шести белых молний. Они допрыгивали ей до плеч и спадая вниз каскадом фонтанной воды.
   Но в этих шести профессиональных охранниках было не больше злобы, чем в шести белых ангелах. Они лизали руки девушки. Они старались лизнуть ее в лицо. Она шла сквозь них, смеясь и защищаясь, как будто шла сквозь белый ураган.
   Она поднялась по ступенькам.
   Даже Каредек встал со своего кресла.
   — Никчемные животные превратились в комнатных собачек, — сказал Каредек, но его выдавала улыбка. — Смелая девушка, а, Ниринг?
   — Клянусь, она красавица, — сказал Ниринг, изменившись лицом. — Кто она?
   — Она? Дочка Ди.
   — Зачем она пришла?
   — Насчет Райннона, наверное. Все приходят насчет Райннона.
   Ниринг улыбнулся. Он вынул платок и смахнул с рукава пылинки; потом одернул пиджак и махнул ногами, расправляя складки на брюках.
   Шериф наблюдал за ним с улыбкой, которая светилась только в глазах.
   — Вам лучше пройти в другую комнату, — сказал он. — Она пришла не на танцы, а к шерифу округа.
   — Я просто хочу с ней познакомиться, Каредек, — прошептал Ниринг.
   — Убирайтесь, пока я вас не вышвырнул. На плите найдете горячий кофе. Угощайтесь.
   — Прекрасная девушка! — вздохнул Ниринг и медленно вышел на кухню.
   Раздался легкий стук в дверь.
   — Войдите! — заревел шериф.
   Дверь открылась. Он сидел в своей новой позе — ноги на столе, шляпа на затылке.
   — Привет, мисс Ди. Проходите, садитесь. Что вам нужно от меня в такую жару?
   Она взяла стул, на котором сидел Ниринг, и пододвинула его поближе к Оуэну Каредеку. Когда Мисс Ди села, то могла положить руку на край стола. Она так и сделала — положила на стол тонкую, смуглую руку, похожую на руку мексиканки, за исключением ногтей, они у нее были розовыми и белыми. И глаза у нее были такие же темные, как у мексиканки, но без поволоки.
   — Вы пришли спросить насчет Райннона, — хрипло сказал шериф.
   — Да, — ответила она.
   — Ну, — сказал он, — и чего вы хотите?
   — Его, — сказала Изабелла Ди.

Глава 35

   На это откровенное заявление шериф отреагировал, сцепив пальцы и подставив их под подбородок, так что голова его покоилась будто на треножнике, и широко улыбнувшись ей — удивленно и одновременно взбешенно. Сейчас Каредек был похож на примитивное существо, выходца из давних времен, когда тысячелетия еще не облагородили человечество более утонченными чертами лица, более нежными конечностями. Он был просто куском кое-как слепленной плоти и костей. Его огромные, грубые руки смотрелись, как торопливый набросок скульптора. Брови тяжелыми костистыми выступами нависали над глазами, делая их запавшими и от того взгляд его был наполовину задумчивый, наполовину неистовый.
   А Изабелла Ди была девушкой совсем другого типа, продуктом поздней эпохи, выполненным с идеальной изящностью.
   — Вы — и Райннон! — воскликнул шериф.
   Она весело кивнула.
   — Он же неотесанный болван! — сказал шериф.
   — Совершенно верно, — сказала Изабелла.
   — Он же слеплен из того же теста, что и я, — сказал Каредек.
   — Но его еще основательно поперчили, — сказала Изабелла.
   — Ясное дело, — ответил шериф. — Вы можете видеть его и с этой стороны. А что если посмотреть на него как на обычного фермера?
   — Он не обычный, он сгорал внутри, — возразила девушка.
   — Работал постоянно, как заведенный.
   — Да, работал день и ночь — как заведенный механизм, а не как человек.
   — Откуда вы знаете?
   — Об этом все говорили. А из окна чердака видно ферму. Часто свет горел до двух ночи! Как то я приехала с танцев в три часа ночи, а у него в кузнице звенел молот.
   — Когда-нибудь видели, как он размахивает молотом?
   — Чарли видел. Мне не обязательно.
   — Почему не обязательно?
   — Можно догадаться по его виду.
   — Такое впечатление, что он вам небезразличен.
   — Да, он мне небезразличен. Совсем небезразличен!
   — Такие, как он, вам в новинку, — сказал шериф. — Он грубый, а вы нежная.
   — Думаете, я росла среди ягнят? — спросила она.
   — Не знаю, Изабелла. Это свыше моего понимания. Забудьте его. Выкиньте из головы и больше о нем не вспоминайте.
   — Он слишком большой, чтобы я смогла его выкинуть, — рассмеялась Изабелла.
   — Со временем станет меньше, — заявил Каредек. — Заведите себе одного из тех парней, с кем росли.
   — Может быть, потом заведу, — ответила она все так же откровенно. — Но сейчас мне не хочется.
   — Он одичал и никогда не станет ручным, — сказал Каредек с хмурой убежденностью.
   — Послушайте, Оуэн Каредек, — сказала девушка. — Я пришла к вам поплакаться, потому что у меня болит пальчик. Вы должны его перевязать, потом бегать вокруг и говорить, как вам меня жалко. Вместо этого вы говорите, что палец заживет — когда-нибудь. И еще раз по нему бьете. Разве это честно?
   — Вам больно? — спросил Каредек.
   — Очень.
   — По вашему виду этого не скажешь.
   Она открыла сумку и вынула зеркальце, в котором критически осмотрелась, вначале совсем близко, затем на расстоянии вытянутой руки.
   — Ну, — вздохнула она, убирая зеркальце, — во всяком случае, у меня бессонница.
   — Ответьте мне на один вопрос. Как к этому относятся ваши родители?
   — Я с ними не советовалась. Матери это не понравится.
   — Отец, по-моему, тоже не благословит.
   — Он хочет, чтобы я вышла замуж за землевладельца, — сказала она. — В этом единственное препятствие.
   — Ему все равно, что Райннон разгромил его ранчо, а потом ушел от его людей?
   — О, он обещает привязать Райннона над медленным огнем, поджарить, а потом скормить птицам. Папа всегда так разговаривает. У него эмоции бьют через край.
   — Он говорит не серьезно?
   — Конечно, нет. Райннон — мужчина, и папа это знает.
   — Хмм, — сказал Каредек. — Вы рассуждаете, как ребенок.
   — Я могла бы быть еще более похожей на ребенка, — заявила Изабелла. — В эту самую минуту я могу заплакать!
   — Послушайте, — сказал шериф и положил указательный палец с квадратным ногтем на стол, — послушайте, Изабелла. Вы здравомыслящая девушка. Выслушайте меня.
   — Выслушаю, Оуэн. Но разговаривайте попроще. Я уже не школьница.
   — Райннона разыскивают. Во многих штатах. За многие дела. Он ограбил поезд. Он убивал людей!
   — Самооборона, — сказала Изабелла.
   — Само… Черт побери, Изабелла, если вы собираетесь разговаривать со мной таким образом…
   — Не знаю, — печально протянула Изабелла. — Похоже, вы мне не очень помогаете. Естественно, я знаю, что он не мальчик из воскресной школы! Но он может успокоиться. Он доказал это на вашей ферме.
   — Его ферме, — поправил шериф.
   Она удивленно приоткрыла глаза.
   — Если он ее возьмет. Я смог уговорить его взять только половину. Он такой. Но видите ли, Изабелла, у вас никогда не будет возможности выйти за него замуж.
   — Замужество, — сказала она без выражения, — мне не помеха.
   — Что? — воскликнул шериф.
   — Не помеха, если он меня возьмет замуж, — сказала Изабелла.
   Каредек хлопнул ладонью о стол, отозвавшийся громоподобным звуком.
   — Вы и на самом деле так думаете! — сказал он. — Однако Райннон вас не возьмет!
   — Может быть, не возьмет, — вздохнула Изабелла. — Он потерял голову из-за Нэнси Морган. Может быть, он женится на ней?
   — Что вы о ней думаете? — спросил Каредек.
   — Она золотоискательница, — сказала Изабелла. — Естественно, я ее ненавижу за то, что она его забрала.
   — Естественно. Но если она золотоискательница, станет она тратить время на Райннона?
   — Не думаю. Надеюсь, не станет! Просто ей от него что-то нужно.
   — Что?
   — Не знаю.
   — А кто знает?
   — Чарли. Чарли, кажется, знает все обо всех.
   — Вернемся к Райннону. Чем больше он вас полюбит, тем меньше шансов на замужество. Его жизнь не стоит ни гроша, он это знает. И вам не мешает знать.
   — Я поеду к губернатору, — сказала она.
   — И что вы у него будете делать?
   — Упаду на колени и разрыдаюсь.
   — Что это вам даст?
   — Он один из тех самых сильных людей с волевым подбородком, — сказала Изабелла. — Такие люди не выносят девичьих слез. Буду плакать, пока он не подрит Райннону помилование.
   Шериф усмехнулся.
   — Вы на самом деле думаете, что у вас получится?
   — Нет, — ответила она, — но, по крайней мере, это лучше, чем ничего. Я не могу сидеть сложа руки.
   — Что же вы хотите от меня? — спросил шериф.
   — Вы, конечно, скоро его увидите.
   — Вероятно, — сказал шериф и поморщился.
   — Зачем вы так делаете? — спросила она.
   — Просто так, — ответил Каредек. — Продолжайте. Когда я его увижу, что я должен сделать?
   — Скажите, что дверь для него открыта.
   — Ваша или отца?
   — Обе. Сейчас я поеду домой и поговорю с папой.
   — Он вас послушает?
   — Конечно, — сказала Изабелла. — Он ведь в душе ребенок, просто надо знать, как с ним обращаться.
   — Хорошо, — сказал Каредек. — Допустим, добьетесь для Райннона помилования, чего, понятно, вы не сможете сделать. Допустим, вы выйдете за него замуж, в чем я сомневаюсь. И как вы собираетесь жить?
   — С Энненом Райнноном, конечно.
   — Послушайте. Вы воспитанная и образованная девушка. Вы учились на Восточном побережье. Вы настоящая леди.
   — Не такая уж настоящая, — сказала Изабелла. — И не такая воспитанная, иначе к вам не пришла бы.
   — Вам очень хочется поселиться на ферме, доить коров, жарить бекон и делать собственное масло! — насмешливо сказал шериф.
   — Хочется! — сказала Изабелла. — И воспитывать ребенка.
   — Ну, — усмехнулся Каредек, — похоже, вы взглянули на это и с другой, темной стороны.
   — Да, — сказала Изабелла. — А теперь послушайте меня, Оуэн. Расскажите, что все это значит — Нэнси держат в нашем доме и все прочее? Что вы об этом знаете?
   — Дорогая моя, — ответил шериф, — я запутался, как теленок в лассо. Есть кое-какие идеи, но пока их не стоит выкладывать. Я работаю, это все, что могу сказать. Как Мортимер?
   — Поправляется.
   — Это хорошие новости.
   — Я поехала домой, — сказала Изабелла.
   У двери она в нерешительности остановилась.
   — Когда увидите Эннена Райннона… — сказала она.
   — Я все ему объясню.
   — Но помягче, Оуэн. Пожалуйста, помягче!
   Она засмеялась, но когда он провожал ее до калитки, то увидел, что ее лицо очень печально. Бультерьеры снова закружились вокруг Изабеллы, прыгая и лая. Она с усилием открыла калитку и пошла прочь по улице.

Глава 36

   Когда юный мистер Ниринг вышел из комнаты, глаза его горели. Он нервно расхаживал взад и вперед.
   — В жизни не слышал ничего подобного, — сказал он. — Но она прелесть. Принцесса из сказки!
   — Да, — согласился шериф.
   — Она достойна выйти замуж за короля!
   — Или за миллионера, — сказал шериф и зевнул.
   — Черт возьми, — сказал Ниринг. — Нужно что-то делать!
   — Вы о чем?
   — О ней.
   — Ну и что?
   — Нужно открыть ей глаза.
   — Как?
   — Нужно убедить, что она зря потратит жизнь! Она не потратит жизнь на Райннона. Он ее не возьмет.
   — Каредек, будьте благоразумны!
   — Я благоразумен, сынок! Он не возьмет ее. Он не того типа. Разве он сможет поломать ей жизнь? Нет, он просто разобьет ей сердце. Потому что он хороший человек!
   Ниринг яростно ответил:
   — Вы из-за этого парня потеряли голову. Он убийца, Каредек, вор!
   Шериф поднял палец.
   — Вы говорите так, потому что не знаете, — мягко ответил он. — Но больше такого не повторяйте.
   — Господи, Господи, — застонал Ниринг. — Вы действительно ему доверяете?
   — Послушайте! — сказал шериф. — Я охотился за ним несколько лет. Выслеживал его повсюду. Ходил упрашивал, чтобы за его голову назначили награду побольше. Гоняясь за ним, загнал не одну лошадь. Он, убегая от меня, тоже загнал не одну лошадь. Между нами шла война. Я был его единственный серьезный противник. Но наконец он меня достал. В честной драке. И что же он сделал? Он меня выходил! Ухаживал день и ночь. И не ставил никаких условий. Но это, Ниринг, еще не все. Рассказать все я не могу. Могу только сказать, что Райннон — честный человек!
   — Честный грабитель поездов, так что ли?
   — Он начал совсем молодым. Свернул с правильного пути еще юношей. Лет в семнадцать — восемнадцать. Что можно знать в эти годы? Возвращайтесь, и если Изабелла захочет увидеться с губернатором, дайте ей возможность поплакаться, ладно?
   Ниринг со вздохом взял себя в руки.
   — Подумать только, как она говорила. Прямо в лоб. С самого начала — он ей нужен, Райннон. Она его любит. Этого не скроешь. Господи, какая женщина! И уже с поломанной жизнью. Разбитой, уничтоженной. Черт возьми, Каредек, как жаль, что мы ничего не можем поделать!
   — Вроде как жениться на ней — одному из нас? — спросил шериф. — Вот что я вам скажу: мы до нее не доросли!
   Секретарь губернатора призадумался.
   — Понимаю, что вы хотели сказать — произнес наконец он. — Естественно, она на голову выше остальных женщин. Райннон тоже на голову выше остальных бандитов. Ладно, я возвращаюсь и сделаю для него, что смогу.
   — Если вам удастся, — сказал шериф, — я отдам вам одну из своих собак… дешево!
   — Спасибо, — усмехнулся Ниринг. — У них морды маловаты, на мой взгляд. До свиданья, Каредек!
   Бури в душе молодых успокаиваются быстро. Ниринг, шагая по улице, что-то насвистывал себе под нос, а шериф вернулся к работе.
   Он начал приводить в порядок бумаги, которые доставал из ящиков письменного стола и бюро. Он вынимал папки и толстые коричневые конверты, обшитые для прочности материей, доставал из них фотографии, вынимал из папок документы и раскладывал их по порядку. Потом принялся с необыкновенной тщательностью и терпением скалывать их.
   День прошел. Наступал вечер. Он все еще трудился, когда усталость заставила его поднять глаза и увидеть, что сумерки уже сгустились и скоро наступит ночь.
   Каредек пошел на кухню и приготовил ужин. Он был так занят собственными мыслями, что не заметил, как бекон пригорел, а кофе убежал.
   Он сел за стол перед холодной картошкой, жидким кофе и пригорелым мясом и рассеянно поел. Затем вышел на переднее крыльцо и посмотрел на звезды. Серп созвездия Льва висел высоко, Плеяды рассыпались на небе алмазной пылью. Глядя на их далекое сияние, Каредеку полегчало, потому что всякие проявления человечности грузом ложились ему на сердце.
   По дороге, скрипя ободами и грохоча днищем, проехала телега. Она остановилась у его дома. Он услышал, как переговариваются двое мужчин, затем они уехали.
   Будто остановились поглазеть на дом, где произошло убийство. Каким-то образом эта деталь, а не все его раздумья, заставила Каредека осознать, что дело его жизни погибло. Он отдал многие годы и немалое количество крови, чтобы завоевать доверие людей. Его имя было символом смелости и беспорочности на многие десятки миль вокруг; и вот в один момент все пошло насмарку.
   Сейчас, оглядываясь назад, он ясно понял, что план его был заранее обречен на неудачу, поскольку рано или поздно, но Райннона узнали бы.
   Да, он стал неузнаваемым после того, как сбрил бороду, но тем не менее Райннон был из людей того сорта, которые не могли оставаться незаметными. Тот или иной резкий, бурный поступок наверняка выдал бы его.
   Тем временем его жизнь разрушена. Райннона тоже. И в водоворот стало затягивать Изабеллу Ди. Он попытался вспомнить ее беззаботный смех, но не мог выбросить из головы печальное, грустное лицо, каким оно запомнилось напоследок.
   Он махнул рукой перед лицом, словно отгоняя комара. Затем заставил себя обратить внимание на улицу. В глубокой пыли, катаясь и визжа, играли дети. Один из них заплакал. Его забрали в ближайший дом. Но и там через открытое окно продолжали доноситься всхлипывания.
   Такова жизнь, решил шериф; слезы всегда рядом, а счастье — скорее слова, чем реальность. Люди шли и охотились за ним, но никогда не могли достичь его. Это было все равно, что охота на оленя: ты за ним охотишься, но когда получаешь, это уже не олень, а его туша!
   По улице прошел человек, со стуком проведя пальцем по штакетнику забора. Терьеры с яростным рычанием бросились на него, он с восклицанием отскочил.
   — Чертовы звери! — сказал он и поспешил дальше.
   Подошел еще один человек, выделившись огромным силуэтом в ночи. Он наклонился к калитке, и собаки с шумом бросились на него.
   Человек открыл калитку.
   — Осторожней! — вскричал Каредек, вставая.
   Но собаки замолчали и окружили человека смутным белым водоворотом, пока он медленно шел по дорожке к крыльцу. Он поднялся по ступенькам и встал перед Каредеком.
   — Райннон! — сказал шериф.
   — Это я, — ответил Райннон.
   — Возьми стул, — сказал Каредек. — Ты вошел в дом.
   Райннон не взял стул.
   — Я вошел в дом, — повторил он.
   Шериф молчал. Он продумал, что будет говорить, но теперь слова застряли в горле; он хотел их произнести, но не мог. Да и к чему слова? Райннон был человеком действия.
   — Поднялся большой шум, Эннен, — сказал наконец шериф. — За тобой выслали три погони.
   — А почему не участвуешь ты? — спросил Райннон.
   Шериф не ответил.
   — Почему ты не пошел по моему следу? — спросил Райннон.
   И опять шериф промолчал.
   — Света маловато, — сказал Райннон, — но нам, наверное, хватит.
   — Наверное, — сказал шериф.
   — Что выбираешь? — спросил Райннон. — Ножи, револьверы… или кулаки? Каредек вздохнул и посмотрел в небо. Ему показалось, что звезды начали вращаться над ним.
   — Не знаю, — сказал он. — Выбирай сам.
   — Кулаки, — сказал Райннон. — Это займет больше времени.
   — Тогда револьверы, если ты согласен.
   — Ладно, — сказал Райннон. — Где встанем? Здесь?
   — Где хочешь, — сказал шериф.
   Он поднялся с кресла. Слова снова рванулись наружу, но произнести их он не мог.
   — Может быть, во дворе будет лучше, — сказал он. — Там был сад…
   Он остановил себя. Понял, что слова не имели смысла.
   Затем они встали друг напротив друга на расстоянии десяти шагов, неясно различимые в темноте.
   — Начинаем, когда та собака снова завоет, — сказал Райннон.
   — Хорошо, — сказал шериф. И добавил: — Если потом тебе нужна будет лошадь, найдешь их в сарае за домом. Самый лучший — вороной.
   Райннон не ответил.
   А затем вдалеке завыла собака — пронзительно и долго.
   Шериф натренированной рукой выхватил «кольт» и выстрелил от бедра — выстрелил от бедра в далекие Плеяды.
   Ответного выстрела не последовало. Он увидел блеск оружия в руке Райннона, и все.
   — Будь ты проклят, — медленно сказал Райннон. — Будь ты навеки проклят. Неужели ты не закончишь то, что начал?
   И только тогда шериф понял.

Глава 37

   Он не мог произнести заготовленные слова, и только сейчас понял, что Райннон пришел не драться, но умереть — так известный гладиатор шел с мечом и щитом против не менее известного противника, а потом отбрасывал щит, и первый же смертельный выпад пронзал его. Однако пуля Каредека прошила воздух в направлении звезд, и Райннон остался жить.
   Он подошел ближе, но каковы бы ни были его намерения, их прервало хлопанье двери по соседству и неожиданное появление нескольких человек, которые бегом бросились к дому шерифа.
   Каредек поймал друга за руку и потащил его в ночную тень стены.
   — Сейчас сбежится народ! — сказал Каредек.
   — Пусть сбежится, — пробормотал Райннон. — Мне все равно. Это лучший выход… Надо было об этом подумать…
   — Помолчи минуту. Я с ними поговорю, Райннон. А если вообще мне не веришь, тогда я сейчас выну револьвер и отстрелю себе башку!
   От забора громко закричали:
   — Каредек! Каредек! Здесь стреляли! Что случилось? Где ты, Каредек?
   — Я здесь, — сказал шериф. — Ничего не случилось. Я стрелял в койота или собаку, которая лезла под забор.
   Люди медленно отворачивались, совсем не убежденные, что слышат правду, тихо переговариваясь друг с другом. Когда они отошли подальше, шериф сказал:
   — Ты пришел, считая, что я тебя обманул. Так, Эннен?
   Можешь не отвечать, — продолжал Каредек. — Я знаю, что держал тебя в неведении. Думал, так будет лучше. Но ты подозревал, что я тебя предал: нанял Караччи, чтобы за тобой следить, может быть завел дружбу с Ди? Так ты думаешь?
   — Я не думаю, — сказал Райннон. — Я не могу думать.
   — Пошли, — сказал шериф с неожиданной силой, беря бразды правления в свои руки. — Пошли. Выпьем по чашке кофе.
   Он ожидал, что Райннон презрительно откажется. Вместо этого тот подчинился ладони, легшей на его ручищу, и они поднялись на кухню. Там он сел с повисшей головой и невидящим взглядом. Одна рука лежала на колене, вторая болталась у пола. Казалось, что он до крайности устал, что у него нет сил собраться.
   Каредек разжег огонь в маленькой расшатанной печке, наполнил кофейник и, стоя над ним, ждал несколько бесконечно долгих минут, пока он закипит. Он не осмеливался повернуться и взглянуть на осунувшееся лицо и осевшее на стуле тело друга; но по спине его, пока он стоял у печки, лился пот, и не от жары. Наконец, кофе закипел. Он осадил гущу холодной водой и разлил густой черный напиток в две большие чашки.
   — Может быть поешь, Эннен? — спросил он.
   — Не знаю, — сказал Райннон. — Нет, я не голоден.
   Каредек сел за стол.
   — Попробуй кофе, — пригласил он.
   Райннон повертел чашку, но не поднял ее.
   — Пей, — приказал Каредек, и Райннон бездумно послушался. Он осушил чашку, за ней — еще одну такую же.
   — А теперь, сказал Каредек, — ты меня выслушаешь? Во первых, с самого начала поклянусь, что у меня и мысли не было против тебя, и когда ты подслушал мой разговор с Караччи за конюшней…
   Упавшая голова Райннона медленно поднялась, и шериф объяснил:
   — Караччи на следующий день прочитал следы и нашел место, где ты стоял. Я расскажу тебе о нем. Знаю его много лет. Было время, когда он ходил по кривой дорожке. Его зовут не Караччи, как — знаю только я. Но я помог ему выбраться из передряги, и с тех пор он время от времени на меня работает. Он мне был нужен на ферме. Чувствовал, что происходит что-то такое, где может потребоваться его помощь.