Страница:
Итак, Франция в очередной раз оказывалась в опасней ситуации из-за пылкой и амбициозной красавицы.
ВОЙНА ФРАНЦИИ С РОССИЕЙ НАЧАЛАСЬ ИЗ-ЗА ЖЕНЩИНЫ
Адепты, традиционной исторической школы, отрицающие какую бы то ни было роль женщин в истории, объясняют конфликт между Наполеоном и русским царем политическими мотивами.
Сия официальная версия годится разве что для тупоголовых политиков, закоренелых консерваторов, да профессоров-педантов, которые ищут в жизни лишь подтверждения своих теорий. Те же, кто знает, что первопричиной почти всех событий является женщина, категорически эту версию отрицают.
И они безусловно правы.
Разногласия между Россией и Францией вновь заставили Александра предоставить Англии преимущество в торговле, а Наполеона — начать самую разрушительную военную кампанию за всю нашу историю. Так вот, истинной виновницей этих разногласий была одна восхитительная, как выразился Сен-Симон, «сеятельница раздора».
Это признал, в один прекрасный день, и сам император:
— Царь был оскорблен тем, что я женился на австрийской эрцгерцогине, и мы вступили в войну.
Тут надлежало бы вспомнить Эрфуртское свидание двух императоров, ознаменовавшее начало конфликта между ними. Дело в том, что Наполеон, очарованный русским царем, олицетворявшим в его представлении славянский тип красоты, дал ему понять, что готов развестись с Жозефиной и жениться на его сестре.
Александру эта идея очень понравилась, и он, недолго думая, написал великой княжне Екатерине Павловне об ожидавшем ее великом счастье. Но увы, вернувшись во Францию, Наполеон передумал.
Можно представить себе, с каким негодованием отнеслась к такому обороту дела юная русская княжна, уже считавшая себя невестой французского императора. Хитрая и упорная, она добилась того, что и брат стал разделять ее чувства к Наполеону.
Она была словно вне себя и, появляясь в гостиных, стонала, с отрешенным видом полулежала на диване или падала на ковер, изображая обморок, и надо отдать ей должное, делала это не хуже какой-нибудь драматической актрисы. Она так искусно разыгрывала неподдельное горе, что Александр счел, что задета их фамильная честь, и публично обозвал Наполеона хамом и порядочной свиньей; эти эпитеты явно не выражали симпатии. Дело кончилось тем, что он вскоре выдал сестру за герцога Ольденбургского.
«Женщина — извечная причина раздоров, — пишет Александр Маан, — вновь поссорила двух государей. С этого момента все пошло наперекосяк. Спустя некоторое время Наполеон сделал попытку завоевать расположение царя, выразив желание жениться на его младшей сестре Анне, но это не улучшило их отношений, и вскоре обстоятельства сложились так, что война между Францией и Россией стала неизбежной»
А брак Наполеона с Марией-Луизой лишь усугубил ситуацию, к вящей радости австрийского императора Франца I, ратовавшего за осуществление своего плана.
В конце 1811 года Наполеон, раздосадованный поспешным замужеством Екатерины, присоединил Ольденбург к своим владениям, лишив тем самым мужа той, на которой сам намеревался жениться, его не слишком обширного герцогства. Этот поступок вызвал еще большее недовольство русской императорской семьи позицией Франции.
Прекрасно понимая, что чувства, испытываемые к нему сейчас в Санкт-Петербурге, нельзя назвать дружественными, Наполеон начал стягивать к польской границе четырехсоттысячное войско.
25 апреля 1812 года царь потребовал, чтобы он отвел войска от границы. Ничего не ответив. Наполеон 5 мая в сопровождении Марии-Луизы внезапно выехал в Дрезден.
Там его встретили как повелителя Европы австрийский император, короли Пруссии, Баварии, Саксонни и целая орава великих герцогов, прибывших засвидетельствовать ему свою преданность.
Зрелище коронованной свиты, склоняющей перед ним обнаженные головы, преисполнило его гордостью и верой в то, что он непобедим. И уже 29 мая, когда Франц I отправился в Прагу насладиться обществом своей дорогой, вновь обретенной дочери, Наполеон выехал принимать командование войсками, выступившими против России.
Очень скоро Наполеон заметил, что русские избегают сколько-нибудь серьезного сражения.
— Да они трусы! — воскликнул он.
На самом деле это был коварный маневр. Русские, отступая, вынуждали его войска все дальше продвигаться в глубь необъятной России, где в скором времени солдаты «великой армии» остановились, скованные зимними холодами.
О героических подвигах мужчин, отличившихся в этом ужасном военном походе, написано много. О женщинах-участницах этой кампании известно меньше, хотя немало их сопровождало войска, днем скрашивая тяготы похода своим кулинарным искусством, а ночью искусством любить. Поэтому мне показалось небезынтересным опубликовать воспоминания одной из них, знаменитой Иды де Сент-Эльм, любовницы маршала Нея.
Вот этот необычный документ, проливающий свет на неизвестную сторону русской кампании 1812 года:
«В армейском обозе находилось довольно много женщин, и мне выпало счастье подружиться с молодой литвинкой, чье восторженное отношение к французам подвигло ее на геройство. Эта мужественная девушка сообщила принцу Евгению очень важные сведения о передвижении отряда Платова и снискала признательность и восхищение солдат. Нидия — так звали ее — не устояла лишь перед иной, более могущественной силой — силой страсти. Увы, ей выпала горькая доля потерять на этой ужасной войне того, кто был вдохновителем ее мужества. Я спросила как-то, зачем она подвергает себя таким страшным опасностям, и она ответила:
— Чтобы заслужить похвалу принца Евгения. Она могла бы также добавить: «И из-за моей любви к генералу Монбрену».
Не стану описывать, что нам пришлось пережить во время этого тяжелого похода, свидетельницами какой отчаянной смелости и упорства мы были.
Мы — четыре женщины, — среди которых только одна была француженка, держались вместе; путешествовать приходилось поочередно в коляске и в санях, а позже — пешком или верхом на лошадях. Двое несчастных погибли. Мы с Нидией оказались более приспособленными к тяготам походной жизни и выжили.
После перехода в тридцать лье через непроходимые болота мы расположились на отдых в красивом замке…
Когда мы вошли в Москву, к тому времени уже занятую нашими войсками, этот необъятный город показался нам огромным кладбищем; зрелище пустынных улиц, покинутых домов, всей этой разрухи было величественным и одновременно печальным…
Расположились мы на Санкт-Петербургской улице, в Мамоновском дворце, в котором квартировал принц Евгений. Вид этого молодого героя, восторженные возгласы боготворивших его солдат, — все это создавало полную иллюзию победы. И мы заснули, убаюканные приятными снами. Но среди ночи нас разбудили ужасные крики, которые могли означать грабеж или нападение неприятельских войск».
По приказу губернатора Ростопчина, отца графини де Сегюр, подожгли город, и Москва полыхала.
«Очень скоро, — продолжала Ида де Сент-Эльм, — солдаты 4-го корпуса вышибли двери нашего временного жилища и заставили нас немедленно покинуть уже занявшийся огнем дворец. Как описать ужасающую сцену, открывшуюся нашему взору?
Без провожатых, брошенные на произвол судьбы, бежали мы через этот бескрайний город, мимо пепелищ, сваленных грудами трупов, подгоняемые толпами бегущих солдат, обезумевших несчастных жителей, спасающих свою жизнь, и поджигающими все подряд ордами негодяев.
У нас с Нидией были пистолеты. Сила и храбрость, которыми мы были наделены от природы, удвоились посреди этого грозного хаоса. За поворотом улицы мы заметили троих мерзавцев, грабивших беззащитного раненого воина. Нидия, не раздумывая, выхватила пистолет и выстрелила в одного из бандитов. Тот упал замертво. Его соучастники, трусливые, как все уголовники, убежали при виде двух женщин. Мы отнесли раненого в ближайшую церковь…»
Пока Наполеон терял драгоценное время в Москве, со дня на день надеясь, что царь вступит с ним в мирные переговоры, наступила зима. За несколько дней дороги покрылись снегом, а температура понизилась до минус 20 градусов. И тогда император, поняв, в какую попал ловушку, решил отвести войска в Польшу. Но чтобы это не выглядело как отступление, он оставил маршала Мортье с десятитысячным гарнизоном в Кремле. 19 октября после 35 -
дневной оккупации французская армия покинула Москву. Тем временем русские, перегруппировав свои силы, ждали Наполеона на Смоленской дороге, с твердым намерением нанести ему сокрушительный удар.
Вновь предоставим слово Иде де Сент-Эльм:
«Этой легендарной эпопее и, в частности, лишениям и нечеловеческим страданиям отступавшей французской армии посвящено немало талантливых произведений. Но никакие художественные приемы не в состоянии воспроизвести все нюансы и цветовые оттенки этой грандиозной трагической картины.
Я видела несчастных женщин, отдававшихся лишь за то, чтобы погреться у костра. Они погибали брошенные, замерзающие в снегах, растоптанные сапогами те», кто не узнавал в них своих вчерашних возлюбленных.
В первое время казаки не нападали на обоз, но вскоре они зашли с тыла. Я не обладала такой отвагой, как Нидия, но при приближении зверя почувствовала, что его надо убивать.
Казаки бросались на наших солдат, но не для того, чтобы сразиться с ними в честном бою, а чтобы ограбить и раздетыми оставить замерзать в снегах. Во время первого налета Нидия восемь раз выстрелила из пистолета, и пять пуль попали в цель. Я старалась не отставать от нее. Какой-то солдат, целившийся из-за моего плеча, сказал:
— У вас дрожит рука… Уж не из жалости ли к этой сволочи?
Я выстрелила.
— Прямое попадание! Молодец! — бросил солдат, скусывая следующий патрон. Эти лаконичные слова одобрения заставили меня содрогнуться.
Нидия в крайней степени возбуждения с карабином в руке уже собиралась ринуться в самую гущу схватки, но шум приближавшейся кавалерии обратил казаков в бегство.
Нидию так хвалили, так ею восхищались, что мне стало стыдно: ведь я не проявила достаточно мужества и тем самым как бы не оправдала ее доверия.
Однако впоследствии было немало случаев исправить это, ибо отряды Платова беспрерывно нападали на наш обоз и, как правило, успешно. Но стоило столкнуться лицом к лицу с этими грязными казаками с Дона, как неведомо откуда появлялись силы, чтобы дать им отпор.
Под Вязьмой Нидия еще раз спасла нас, благодаря силе характера и энергии. Как-то ей пришлось схватиться врукопашную с казаком, и тот, осознав, что перед ним женщина, от вожделения сделался отчаянно смелым. К счастью, судьба послала нам подкрепление, и у казака, равно как и у его товарищей, отпала охота нас преследовать.
Через несколько дней после этого происшествия, во время очередного налета, Нидия, как обычно, вела себя бесстрашно. Она находилась рядом со мной, когда ее ранило в висок. От страха я вдруг снова сделалась простой, слабой женщиной и зарыдала от горя.
— Успокойтесь, — промолвила эта удивительная девушка. — Я погибну, если отстану, поэтому единственное спасение оставаться в седле.
И, превозмогая боль, она так и сделала.
С каждым часом под смертоносным огнем русских батарей толпы отступающих росли».
Отступление французской армии началось.
Итак, из-за того, что Наполеон пренебрег русской княжной, погибло триста тысяч человек.
НАПОЛЕОН НАЗНАЧАЕТ МАРИЮ-ЛУИЗУ РЕГЕНТШЕЙ ИМПЕРИИ
В то время, когда солдаты «великой армии» гибли от голода и холода в русских степях, где температура по ночам опускалась до минус 30 градусов, Мария-Луиза, ничего не подозревая, преспокойно жила во дворце Сен-Клу.
23 октября около 10 часов утра в черной бархатной шляпке и в сером плаще, она, как всегда, вышла в парк, в сопровождении мадам де Монтебелло. Легкий туман не помешал ежедневной прогулке, во время которой они обсудили «отличные новости», ежедневно поступавшие от Наполеона, не желавшего расстраивать императрицу .
Внезапно они увидели, что навстречу бежит князь Альдобрандини, чем-то явно взволнованный. Приблизившись к дамам и сняв шляпу, он произнес:
— Ваше величество! В Париже революция!
Эти слова были подобны грому среди ясного неба. Императрица смертельно побледнела. Она представила себе, как ее волокут в Консьержери, потом на эшафот, как Марию-Антуанетту, и ее охватила дрожь.
— Кто посмел это сделать? — пролепетала она. Князь, будучи сам в большом смятении, сбивчиво объяснил ей, что генерал Мале ночью проник в казарму и огласил сфабрикованное им постановление Сената о назначении его военным комендантом Парижа в связи со смертью императора. Авторитет заговорщика был настолько велик, что офицеры поверили обману. Утром во главе отряда национальной гвардии он явился к министру полиции Савари, арестовал его и заключил в тюрьму Ла Форс . То же самое проделали с префектом парижской полиции.
— Его поддерживает генерал Лагори, и на их сторону перешло несколько полков, — заключил князь. — Они осадили Ратушу, захватили заставы Сен-Мартен и Венсенскую, префектуру, набережную Вольтера, Гревскую и Королевскую площади…
Мария-Луиза была ошеломлена.
— Нужно спасать римского короля, — проговорила она и поспешила во дворец, за ней последовала — вся в слезах — мадам де Монтебелло.
Через четверть часа подали карету, в которой императрица с сыном должна была ехать в Сен-Сир. В нее уже укладывали последний баул, когда какой-то всадник на полном скаку перемахнул через решетку сада.
— Успокойтесь! — закричал он, — все закончилось!.. Его тут же провели к императрице, и кавалерист, посланный военным министром герцогом де Фельтром, объяснил, что произошло.
После того, как Мале выстрелом из пистолета ранил в голову генерала Гулена, усомнившегося в смерти Наполеона, заговорщик направился к начальнику генерального штаба генералу Дусе. Но его провести не удалось. Прочитав сочиненное заговорщиком постановление Сената, он воскликнул:
— Да это фальшивка!..
Мале при этих словах схватился за пистолет, но прежде чем прозвучал выстрел, аджюдан по имени Лаборд бросился на мятежного генерала и связал его.
— Сейчас Мале и его сообщники в тюрьме, — прибавил адъютант герцога де Фельтра. — Министр полиции и префект освобождены из-под стражи, обстановка в Париже спокойная, так что, ваше величество, никаких оснований для волнения нет.
Мария-Луиза облегченно вздохнула.
А спустя какой-нибудь час она, как ни в чем не бывало, шутила с придворными дамами по поводу того, как неприятно быть гильотинированной.
Наполеон отнесся к этому не столь легкомысленно. Когда, 17 дней спустя, курьер сообщил ему о том, что произошло в Париже, император, по свидетельству современников, был «потрясен». Ему никогда даже не приходило в голову, что кто-то может посягнуть на его власть. Оказывается, достаточно одному прыткому генералу объявить о его кончине, и Империи пришел бы конец. Не меньше этого огорчило его и другое: было совершенно очевидно, что при вести о его смерти никто не подумал объявить римского короля его наследником — Наполеоном II.
Встревоженный всем этим, он внезапно принимает решение немедленно вернуться во Францию, до того как там узнают о поражении его армии в России.
Наполеон покинул армию и в сопровождении Коленкура в санях помчался к Березине и на ее берегу приказал генералу Эбле построить мост, по которому и проехал первым. А вслед за ним в панике устремились остатки его армии, спасаясь от преследования казаков.
Вот что рассказывает об этом печальном эпизоде нашей истории возлюбленная маршала Нея Ида де Сент-Эльм:
«Это просто чудо, что маршал Ней сумел навести порядок, чтобы под прикрытием огня отступление вообще стало возможным. Для исхода такого людского потока и трех дней было бы мало. При этом каждый думал о том, как бы спастись самому, и разрывы русских снарядов высвечивали чудовищную свалку на мосту. Рядом с нами, шагах в десяти, упало ядро; я рванулась, как безумная. Но Нидия, эта бесстрашная девушка, успокоила меня, и мы переждали опасность под телегой вместе с маркитанткой и ее двумя детьми. Наконец подоспевшая дивизия генерала Жерара расчистила дорогу — проход был свободен.
— Вперед! — воскликнула Нидия.
Но бедная маркитантка, столько раз рисковавшая жизнью, на этот раз не смогла преодолеть страх.
— Дайте нам одного ребенка, мы переведем его на ту сторону, — предложила я.
— Это невозможно, — ответила женщина, — они оба мне одинаково дороги.
Мы с тяжелым сердцем расстались с ней и присоединились к тем, кто уже был на мосту.
Едва мы достигли противоположного берега, раздался треск. И в следующее мгновение мост рухнул. Душераздирающий, слившийся воедино крик сотен людей и сейчас стоит у меня в ушах всякий раз, когда я вспоминаю об этом. Несчастные, оставшиеся на том берегу, погибли под пулями русских. Только тут нам стало ясно, какая страшная произошла катастрофа. Тонкий лед ломался. Мужчины, женщины, лошади, телеги пошли ко дну».
Ида де Сент-Эльм и ее подруга Нидия оставили далеко позади Березину.
«С помощью золота нам посчастливилось раздобыть жалкую колымагу, на которой мы добрались до польских земель. Тут мы и расстались с Нидией, этой храброй девочкой, погибшей, как мне случайно стало известно, при переправе через Эльбу, в Торгау. Но прежде чем мы расстались с маленькой литвинкой, мы догнали дивизию Гудена, которая, в свою очередь, соединилась с 3-м корпусом под командованием Нея.
Есть признания, оскорбительные для женской гордости. Моя одежда была в таком ужасном виде, что смахивала на маскарадный костюм, и во мне трудно было распознать женщину. Но Нею достаточно было одного взгляда, чтобы моментально узнать меня. Я уже готова была броситься к нему, но он остановил меня окриком:
«Вы что здесь делаете? Сейчас же убирайтесь отсюда!..»
Я что-то пролепетала, но он меня не слушал. Рассерженный тем, что увидел меня здесь, он позволил себе столь резкие выражения, что я испугалась, как бы в припадке ярости он не зашвырнул меня на другой берег Днепра. Огорошенная таким приемом, я застыла на месте и устремила взор в туманную даль, в надежде еще раз увидеть, его, но он исчез».
В то время, когда Иду де Сент-Эльм постигло разочарование, Наполеон сделал остановку во дворце Валевских, чтобы прижать к груди Марию Валевскую. Проведя с ней ночь, ублаготворенный, он на следующий день продолжал путь.
Проехав через всю Европу в санях. Наполеон в Дрездене пересел в экипаж и прибыл в Тюильри в полночь 18 декабря. Там его никто не ждал, и когда он явился во дворец, женщины от неожиданности вскрикнули. Даже императрица не сразу узнала в этом давно не бритом человеке в собольей шапке своего супруга.
Через час, приняв ванну и поцеловав сына, Наполеон вошел в спальню к Марии-Луизе и продемонстрировал ей, что русский мороз не охладил его пыла.
На следующий день Наполеону захотелось узнать, что думают о нем парижане, и он приказал доставить ему все памфлеты и брошюры, распространяемые тайно, невзирая на бдительность полиции Савари.
Очень скоро он имел полную картину. Никогда еще газетные писаки, роялистского и республиканского толка, не обрушивались на него с такой злобой и негодованием. Его называли «мясником», «тираном», «кровожадным людоедом», грозились убить его, «чтобы освободить Францию», сравнивали с Нероном, с гиеной… В нескольких книжонках (уже!) описывалось бегство из России, переправа через Березину, и называлась цифра в шесть тысяч человек оставшихся лежать в снегах…
Наполеон с раздражением перелистывал страницы и вдруг наткнулся на песенку под названием «Достоинства Бонапарта». На полях рукой полицейского была сделана заметка: «Эту песню поет весь Париж. Изъяты сотни копий. Автора пока найти не удалось». Наполеон прочел следующее:
«Он остроумен, у него хороший вкус»,
Так говорят, и мне приятно это слушать.
И хвалят все меня за то, что я
Способен все вокруг себя… разрушить.
Я добр и кроток, это ценит мой народ.
Такой правитель для него — отрада.
Но каждый только одного и ждет
Когда меня нечистый проведет
В ворота ада.
Я в этой грешной, растревоженной стране
Посеял смуту, нищету, раздоры.
И, не хвалясь, скажу, что заслужил вполне,
Чтобы палач петлю на шею мне накинул скоро.
Пошел на убыль счет счастливых дней.
Я пожил славно, всех держал я в страхе.
Осыпан почестями, лаской окружен
Диктатор ваш, любимец нежных жен,
Взойдет на плаху.
Впервые куплеты, исполненные такой злобы, пользовались популярностью народа. Огорченный император вызвал Маршана :
— Разыщите сочинителя этой песни и арестуйте, — приказал Наполеон и, нервно теребя полу сюртука, зашагал по гостиной.
Памфлеты, песенки, анекдоты означали, что народ начинал прозревать. Кое-где в деревнях мужчины уже отказывались идти в армию. Многие умышленно наносили себе увечья. Молодые горожане, помимо прочих ухищрений, ломали себе верхние резцы: ведь без них патрон не скусишь .
В раздумье Наполеон сел перед горящим камином. Он рассчитывал весной вновь перейти в наступление. А для этого надо было позаботиться о безопасности тыла, чтобы какой-нибудь генерал опять не попытался захватить власть. Заговор Мале провалился, но это вовсе не значит, что в другой раз он не увенчается успехом. Поразмыслив, Наполеон решил: во время похода можно гарантировать спокойствие в стране лишь в том случае, если Мария-Луиза будет коронована папой римским.
Устроить это не трудно, поскольку Пий VII уже два года находится в Фонтенбло в качестве узника.
Через несколько дней Наполеон и императрица нанесли визит святому отцу. Битый час Наполеон подольщался к нему, говорил любезности, изо всех сил старался загладить перед ним свою вину.
Казалось, Пий VII был удовлетворен; Тогда Наполеон предложил ему подписать новый конкордат и попросил у своего «узника» совершить богослужение по случаю коронации императрицы.
— Моя династия нуждается в поддержке святой католической Церкви — только это может оградить ее от возможных посягательств, — сказал он. — В Европе все королевские династии пользуются покровительством Римской церкви, а мой малолетний сын и наследник больше, чем кто бы то ни было, нуждается в этом.
Папа посмотрел со злой усмешкой на императора.
— Ваше счастье, что вы не извели меня, и я не умер от горя, как вам того хотелось, ибо мой преемник вряд ли смог бы в такой мороз совершить путешествие из Рима в Париж. …Бог милостив!..
Наполеон всем своим видом изобразил раскаяние. Обмануть папу было трудно, но он подумал: это лучше, чем грубость и хамство.
В конце концов они условились, что коронация состоится в Соборе Парижской богоматери 7 марта.
Вернувшись в Сен-Клу, Наполеон разослал приглашения и приступил к приготовлениям к предстоящему торжеству.
Но через несколько дней Пий VII под нажимом кардиналов, как и он, испытавших множество унижений, сообщил императору, что, поразмыслив, пришел к выводу, что не может совершить обряд коронации.
Поставленный этим в крайне затруднительное положение, Наполеон решил назначить Марию-Луизу на время своего отсутствия регентшей. 30-го он издал указ, где подробно были расписаны права и обязанности его супруги. Какую огромную ответственность Наполеон взвалил на плечи молодой женщины! Ведь ей было всего 21 год, и она никогда раньше не занималась политикой!
«Отныне в Сенате, Государственном совете и Совете министров императрица-регентша будет председательствовать, а также на всех советах, которые сочтет необходимым созвать ее величество. Ей дается право помилования, смягчения наказания, право давать любые отсрочки в осуществлении арестов и исполнении судебных приговоров; подписывать декреты о назначении на не особо важные должности, а в исключительных обстоятельствах и на прочие. К не особо важным относятся назначения: по военному ведомству не выше младшего лейтенанта, лейтенанта и капитана; по морскому — офицеры в звании до лейтенанта включительно, а по гражданским ведомствам — все чиновники, которых мы не укажем по собственному нашему почину».
Это было встречено при дворе по-разному. Одни говорили, что Жозефина никогда не удостаивалась такой чести, и объясняли это тем, что она не принадлежала к королевскому роду. Другие уверяли, что император поступил так, ослепленный любовью. На что им возражали, что, похоже, он, действительно, ослеп.
ВОЙНА ФРАНЦИИ С РОССИЕЙ НАЧАЛАСЬ ИЗ-ЗА ЖЕНЩИНЫ
«Женщина — это божественный дар».
Анатоль Франс
Адепты, традиционной исторической школы, отрицающие какую бы то ни было роль женщин в истории, объясняют конфликт между Наполеоном и русским царем политическими мотивами.
Сия официальная версия годится разве что для тупоголовых политиков, закоренелых консерваторов, да профессоров-педантов, которые ищут в жизни лишь подтверждения своих теорий. Те же, кто знает, что первопричиной почти всех событий является женщина, категорически эту версию отрицают.
И они безусловно правы.
Разногласия между Россией и Францией вновь заставили Александра предоставить Англии преимущество в торговле, а Наполеона — начать самую разрушительную военную кампанию за всю нашу историю. Так вот, истинной виновницей этих разногласий была одна восхитительная, как выразился Сен-Симон, «сеятельница раздора».
Это признал, в один прекрасный день, и сам император:
— Царь был оскорблен тем, что я женился на австрийской эрцгерцогине, и мы вступили в войну.
Тут надлежало бы вспомнить Эрфуртское свидание двух императоров, ознаменовавшее начало конфликта между ними. Дело в том, что Наполеон, очарованный русским царем, олицетворявшим в его представлении славянский тип красоты, дал ему понять, что готов развестись с Жозефиной и жениться на его сестре.
Александру эта идея очень понравилась, и он, недолго думая, написал великой княжне Екатерине Павловне об ожидавшем ее великом счастье. Но увы, вернувшись во Францию, Наполеон передумал.
Можно представить себе, с каким негодованием отнеслась к такому обороту дела юная русская княжна, уже считавшая себя невестой французского императора. Хитрая и упорная, она добилась того, что и брат стал разделять ее чувства к Наполеону.
Она была словно вне себя и, появляясь в гостиных, стонала, с отрешенным видом полулежала на диване или падала на ковер, изображая обморок, и надо отдать ей должное, делала это не хуже какой-нибудь драматической актрисы. Она так искусно разыгрывала неподдельное горе, что Александр счел, что задета их фамильная честь, и публично обозвал Наполеона хамом и порядочной свиньей; эти эпитеты явно не выражали симпатии. Дело кончилось тем, что он вскоре выдал сестру за герцога Ольденбургского.
«Женщина — извечная причина раздоров, — пишет Александр Маан, — вновь поссорила двух государей. С этого момента все пошло наперекосяк. Спустя некоторое время Наполеон сделал попытку завоевать расположение царя, выразив желание жениться на его младшей сестре Анне, но это не улучшило их отношений, и вскоре обстоятельства сложились так, что война между Францией и Россией стала неизбежной»
А брак Наполеона с Марией-Луизой лишь усугубил ситуацию, к вящей радости австрийского императора Франца I, ратовавшего за осуществление своего плана.
В конце 1811 года Наполеон, раздосадованный поспешным замужеством Екатерины, присоединил Ольденбург к своим владениям, лишив тем самым мужа той, на которой сам намеревался жениться, его не слишком обширного герцогства. Этот поступок вызвал еще большее недовольство русской императорской семьи позицией Франции.
Прекрасно понимая, что чувства, испытываемые к нему сейчас в Санкт-Петербурге, нельзя назвать дружественными, Наполеон начал стягивать к польской границе четырехсоттысячное войско.
25 апреля 1812 года царь потребовал, чтобы он отвел войска от границы. Ничего не ответив. Наполеон 5 мая в сопровождении Марии-Луизы внезапно выехал в Дрезден.
Там его встретили как повелителя Европы австрийский император, короли Пруссии, Баварии, Саксонни и целая орава великих герцогов, прибывших засвидетельствовать ему свою преданность.
Зрелище коронованной свиты, склоняющей перед ним обнаженные головы, преисполнило его гордостью и верой в то, что он непобедим. И уже 29 мая, когда Франц I отправился в Прагу насладиться обществом своей дорогой, вновь обретенной дочери, Наполеон выехал принимать командование войсками, выступившими против России.
Очень скоро Наполеон заметил, что русские избегают сколько-нибудь серьезного сражения.
— Да они трусы! — воскликнул он.
На самом деле это был коварный маневр. Русские, отступая, вынуждали его войска все дальше продвигаться в глубь необъятной России, где в скором времени солдаты «великой армии» остановились, скованные зимними холодами.
О героических подвигах мужчин, отличившихся в этом ужасном военном походе, написано много. О женщинах-участницах этой кампании известно меньше, хотя немало их сопровождало войска, днем скрашивая тяготы похода своим кулинарным искусством, а ночью искусством любить. Поэтому мне показалось небезынтересным опубликовать воспоминания одной из них, знаменитой Иды де Сент-Эльм, любовницы маршала Нея.
Вот этот необычный документ, проливающий свет на неизвестную сторону русской кампании 1812 года:
«В армейском обозе находилось довольно много женщин, и мне выпало счастье подружиться с молодой литвинкой, чье восторженное отношение к французам подвигло ее на геройство. Эта мужественная девушка сообщила принцу Евгению очень важные сведения о передвижении отряда Платова и снискала признательность и восхищение солдат. Нидия — так звали ее — не устояла лишь перед иной, более могущественной силой — силой страсти. Увы, ей выпала горькая доля потерять на этой ужасной войне того, кто был вдохновителем ее мужества. Я спросила как-то, зачем она подвергает себя таким страшным опасностям, и она ответила:
— Чтобы заслужить похвалу принца Евгения. Она могла бы также добавить: «И из-за моей любви к генералу Монбрену».
Не стану описывать, что нам пришлось пережить во время этого тяжелого похода, свидетельницами какой отчаянной смелости и упорства мы были.
Мы — четыре женщины, — среди которых только одна была француженка, держались вместе; путешествовать приходилось поочередно в коляске и в санях, а позже — пешком или верхом на лошадях. Двое несчастных погибли. Мы с Нидией оказались более приспособленными к тяготам походной жизни и выжили.
После перехода в тридцать лье через непроходимые болота мы расположились на отдых в красивом замке…
Когда мы вошли в Москву, к тому времени уже занятую нашими войсками, этот необъятный город показался нам огромным кладбищем; зрелище пустынных улиц, покинутых домов, всей этой разрухи было величественным и одновременно печальным…
Расположились мы на Санкт-Петербургской улице, в Мамоновском дворце, в котором квартировал принц Евгений. Вид этого молодого героя, восторженные возгласы боготворивших его солдат, — все это создавало полную иллюзию победы. И мы заснули, убаюканные приятными снами. Но среди ночи нас разбудили ужасные крики, которые могли означать грабеж или нападение неприятельских войск».
По приказу губернатора Ростопчина, отца графини де Сегюр, подожгли город, и Москва полыхала.
«Очень скоро, — продолжала Ида де Сент-Эльм, — солдаты 4-го корпуса вышибли двери нашего временного жилища и заставили нас немедленно покинуть уже занявшийся огнем дворец. Как описать ужасающую сцену, открывшуюся нашему взору?
Без провожатых, брошенные на произвол судьбы, бежали мы через этот бескрайний город, мимо пепелищ, сваленных грудами трупов, подгоняемые толпами бегущих солдат, обезумевших несчастных жителей, спасающих свою жизнь, и поджигающими все подряд ордами негодяев.
У нас с Нидией были пистолеты. Сила и храбрость, которыми мы были наделены от природы, удвоились посреди этого грозного хаоса. За поворотом улицы мы заметили троих мерзавцев, грабивших беззащитного раненого воина. Нидия, не раздумывая, выхватила пистолет и выстрелила в одного из бандитов. Тот упал замертво. Его соучастники, трусливые, как все уголовники, убежали при виде двух женщин. Мы отнесли раненого в ближайшую церковь…»
Пока Наполеон терял драгоценное время в Москве, со дня на день надеясь, что царь вступит с ним в мирные переговоры, наступила зима. За несколько дней дороги покрылись снегом, а температура понизилась до минус 20 градусов. И тогда император, поняв, в какую попал ловушку, решил отвести войска в Польшу. Но чтобы это не выглядело как отступление, он оставил маршала Мортье с десятитысячным гарнизоном в Кремле. 19 октября после 35 -
дневной оккупации французская армия покинула Москву. Тем временем русские, перегруппировав свои силы, ждали Наполеона на Смоленской дороге, с твердым намерением нанести ему сокрушительный удар.
Вновь предоставим слово Иде де Сент-Эльм:
«Этой легендарной эпопее и, в частности, лишениям и нечеловеческим страданиям отступавшей французской армии посвящено немало талантливых произведений. Но никакие художественные приемы не в состоянии воспроизвести все нюансы и цветовые оттенки этой грандиозной трагической картины.
Я видела несчастных женщин, отдававшихся лишь за то, чтобы погреться у костра. Они погибали брошенные, замерзающие в снегах, растоптанные сапогами те», кто не узнавал в них своих вчерашних возлюбленных.
В первое время казаки не нападали на обоз, но вскоре они зашли с тыла. Я не обладала такой отвагой, как Нидия, но при приближении зверя почувствовала, что его надо убивать.
Казаки бросались на наших солдат, но не для того, чтобы сразиться с ними в честном бою, а чтобы ограбить и раздетыми оставить замерзать в снегах. Во время первого налета Нидия восемь раз выстрелила из пистолета, и пять пуль попали в цель. Я старалась не отставать от нее. Какой-то солдат, целившийся из-за моего плеча, сказал:
— У вас дрожит рука… Уж не из жалости ли к этой сволочи?
Я выстрелила.
— Прямое попадание! Молодец! — бросил солдат, скусывая следующий патрон. Эти лаконичные слова одобрения заставили меня содрогнуться.
Нидия в крайней степени возбуждения с карабином в руке уже собиралась ринуться в самую гущу схватки, но шум приближавшейся кавалерии обратил казаков в бегство.
Нидию так хвалили, так ею восхищались, что мне стало стыдно: ведь я не проявила достаточно мужества и тем самым как бы не оправдала ее доверия.
Однако впоследствии было немало случаев исправить это, ибо отряды Платова беспрерывно нападали на наш обоз и, как правило, успешно. Но стоило столкнуться лицом к лицу с этими грязными казаками с Дона, как неведомо откуда появлялись силы, чтобы дать им отпор.
Под Вязьмой Нидия еще раз спасла нас, благодаря силе характера и энергии. Как-то ей пришлось схватиться врукопашную с казаком, и тот, осознав, что перед ним женщина, от вожделения сделался отчаянно смелым. К счастью, судьба послала нам подкрепление, и у казака, равно как и у его товарищей, отпала охота нас преследовать.
Через несколько дней после этого происшествия, во время очередного налета, Нидия, как обычно, вела себя бесстрашно. Она находилась рядом со мной, когда ее ранило в висок. От страха я вдруг снова сделалась простой, слабой женщиной и зарыдала от горя.
— Успокойтесь, — промолвила эта удивительная девушка. — Я погибну, если отстану, поэтому единственное спасение оставаться в седле.
И, превозмогая боль, она так и сделала.
С каждым часом под смертоносным огнем русских батарей толпы отступающих росли».
Отступление французской армии началось.
Итак, из-за того, что Наполеон пренебрег русской княжной, погибло триста тысяч человек.
НАПОЛЕОН НАЗНАЧАЕТ МАРИЮ-ЛУИЗУ РЕГЕНТШЕЙ ИМПЕРИИ
«Он был ослеплен любовью к ней».
Г. Флейшман
В то время, когда солдаты «великой армии» гибли от голода и холода в русских степях, где температура по ночам опускалась до минус 30 градусов, Мария-Луиза, ничего не подозревая, преспокойно жила во дворце Сен-Клу.
23 октября около 10 часов утра в черной бархатной шляпке и в сером плаще, она, как всегда, вышла в парк, в сопровождении мадам де Монтебелло. Легкий туман не помешал ежедневной прогулке, во время которой они обсудили «отличные новости», ежедневно поступавшие от Наполеона, не желавшего расстраивать императрицу .
Внезапно они увидели, что навстречу бежит князь Альдобрандини, чем-то явно взволнованный. Приблизившись к дамам и сняв шляпу, он произнес:
— Ваше величество! В Париже революция!
Эти слова были подобны грому среди ясного неба. Императрица смертельно побледнела. Она представила себе, как ее волокут в Консьержери, потом на эшафот, как Марию-Антуанетту, и ее охватила дрожь.
— Кто посмел это сделать? — пролепетала она. Князь, будучи сам в большом смятении, сбивчиво объяснил ей, что генерал Мале ночью проник в казарму и огласил сфабрикованное им постановление Сената о назначении его военным комендантом Парижа в связи со смертью императора. Авторитет заговорщика был настолько велик, что офицеры поверили обману. Утром во главе отряда национальной гвардии он явился к министру полиции Савари, арестовал его и заключил в тюрьму Ла Форс . То же самое проделали с префектом парижской полиции.
— Его поддерживает генерал Лагори, и на их сторону перешло несколько полков, — заключил князь. — Они осадили Ратушу, захватили заставы Сен-Мартен и Венсенскую, префектуру, набережную Вольтера, Гревскую и Королевскую площади…
Мария-Луиза была ошеломлена.
— Нужно спасать римского короля, — проговорила она и поспешила во дворец, за ней последовала — вся в слезах — мадам де Монтебелло.
Через четверть часа подали карету, в которой императрица с сыном должна была ехать в Сен-Сир. В нее уже укладывали последний баул, когда какой-то всадник на полном скаку перемахнул через решетку сада.
— Успокойтесь! — закричал он, — все закончилось!.. Его тут же провели к императрице, и кавалерист, посланный военным министром герцогом де Фельтром, объяснил, что произошло.
После того, как Мале выстрелом из пистолета ранил в голову генерала Гулена, усомнившегося в смерти Наполеона, заговорщик направился к начальнику генерального штаба генералу Дусе. Но его провести не удалось. Прочитав сочиненное заговорщиком постановление Сената, он воскликнул:
— Да это фальшивка!..
Мале при этих словах схватился за пистолет, но прежде чем прозвучал выстрел, аджюдан по имени Лаборд бросился на мятежного генерала и связал его.
— Сейчас Мале и его сообщники в тюрьме, — прибавил адъютант герцога де Фельтра. — Министр полиции и префект освобождены из-под стражи, обстановка в Париже спокойная, так что, ваше величество, никаких оснований для волнения нет.
Мария-Луиза облегченно вздохнула.
А спустя какой-нибудь час она, как ни в чем не бывало, шутила с придворными дамами по поводу того, как неприятно быть гильотинированной.
Наполеон отнесся к этому не столь легкомысленно. Когда, 17 дней спустя, курьер сообщил ему о том, что произошло в Париже, император, по свидетельству современников, был «потрясен». Ему никогда даже не приходило в голову, что кто-то может посягнуть на его власть. Оказывается, достаточно одному прыткому генералу объявить о его кончине, и Империи пришел бы конец. Не меньше этого огорчило его и другое: было совершенно очевидно, что при вести о его смерти никто не подумал объявить римского короля его наследником — Наполеоном II.
Встревоженный всем этим, он внезапно принимает решение немедленно вернуться во Францию, до того как там узнают о поражении его армии в России.
Наполеон покинул армию и в сопровождении Коленкура в санях помчался к Березине и на ее берегу приказал генералу Эбле построить мост, по которому и проехал первым. А вслед за ним в панике устремились остатки его армии, спасаясь от преследования казаков.
Вот что рассказывает об этом печальном эпизоде нашей истории возлюбленная маршала Нея Ида де Сент-Эльм:
«Это просто чудо, что маршал Ней сумел навести порядок, чтобы под прикрытием огня отступление вообще стало возможным. Для исхода такого людского потока и трех дней было бы мало. При этом каждый думал о том, как бы спастись самому, и разрывы русских снарядов высвечивали чудовищную свалку на мосту. Рядом с нами, шагах в десяти, упало ядро; я рванулась, как безумная. Но Нидия, эта бесстрашная девушка, успокоила меня, и мы переждали опасность под телегой вместе с маркитанткой и ее двумя детьми. Наконец подоспевшая дивизия генерала Жерара расчистила дорогу — проход был свободен.
— Вперед! — воскликнула Нидия.
Но бедная маркитантка, столько раз рисковавшая жизнью, на этот раз не смогла преодолеть страх.
— Дайте нам одного ребенка, мы переведем его на ту сторону, — предложила я.
— Это невозможно, — ответила женщина, — они оба мне одинаково дороги.
Мы с тяжелым сердцем расстались с ней и присоединились к тем, кто уже был на мосту.
Едва мы достигли противоположного берега, раздался треск. И в следующее мгновение мост рухнул. Душераздирающий, слившийся воедино крик сотен людей и сейчас стоит у меня в ушах всякий раз, когда я вспоминаю об этом. Несчастные, оставшиеся на том берегу, погибли под пулями русских. Только тут нам стало ясно, какая страшная произошла катастрофа. Тонкий лед ломался. Мужчины, женщины, лошади, телеги пошли ко дну».
Ида де Сент-Эльм и ее подруга Нидия оставили далеко позади Березину.
«С помощью золота нам посчастливилось раздобыть жалкую колымагу, на которой мы добрались до польских земель. Тут мы и расстались с Нидией, этой храброй девочкой, погибшей, как мне случайно стало известно, при переправе через Эльбу, в Торгау. Но прежде чем мы расстались с маленькой литвинкой, мы догнали дивизию Гудена, которая, в свою очередь, соединилась с 3-м корпусом под командованием Нея.
Есть признания, оскорбительные для женской гордости. Моя одежда была в таком ужасном виде, что смахивала на маскарадный костюм, и во мне трудно было распознать женщину. Но Нею достаточно было одного взгляда, чтобы моментально узнать меня. Я уже готова была броситься к нему, но он остановил меня окриком:
«Вы что здесь делаете? Сейчас же убирайтесь отсюда!..»
Я что-то пролепетала, но он меня не слушал. Рассерженный тем, что увидел меня здесь, он позволил себе столь резкие выражения, что я испугалась, как бы в припадке ярости он не зашвырнул меня на другой берег Днепра. Огорошенная таким приемом, я застыла на месте и устремила взор в туманную даль, в надежде еще раз увидеть, его, но он исчез».
В то время, когда Иду де Сент-Эльм постигло разочарование, Наполеон сделал остановку во дворце Валевских, чтобы прижать к груди Марию Валевскую. Проведя с ней ночь, ублаготворенный, он на следующий день продолжал путь.
Проехав через всю Европу в санях. Наполеон в Дрездене пересел в экипаж и прибыл в Тюильри в полночь 18 декабря. Там его никто не ждал, и когда он явился во дворец, женщины от неожиданности вскрикнули. Даже императрица не сразу узнала в этом давно не бритом человеке в собольей шапке своего супруга.
Через час, приняв ванну и поцеловав сына, Наполеон вошел в спальню к Марии-Луизе и продемонстрировал ей, что русский мороз не охладил его пыла.
На следующий день Наполеону захотелось узнать, что думают о нем парижане, и он приказал доставить ему все памфлеты и брошюры, распространяемые тайно, невзирая на бдительность полиции Савари.
Очень скоро он имел полную картину. Никогда еще газетные писаки, роялистского и республиканского толка, не обрушивались на него с такой злобой и негодованием. Его называли «мясником», «тираном», «кровожадным людоедом», грозились убить его, «чтобы освободить Францию», сравнивали с Нероном, с гиеной… В нескольких книжонках (уже!) описывалось бегство из России, переправа через Березину, и называлась цифра в шесть тысяч человек оставшихся лежать в снегах…
Наполеон с раздражением перелистывал страницы и вдруг наткнулся на песенку под названием «Достоинства Бонапарта». На полях рукой полицейского была сделана заметка: «Эту песню поет весь Париж. Изъяты сотни копий. Автора пока найти не удалось». Наполеон прочел следующее:
«Он остроумен, у него хороший вкус»,
Так говорят, и мне приятно это слушать.
И хвалят все меня за то, что я
Способен все вокруг себя… разрушить.
Я добр и кроток, это ценит мой народ.
Такой правитель для него — отрада.
Но каждый только одного и ждет
Когда меня нечистый проведет
В ворота ада.
Я в этой грешной, растревоженной стране
Посеял смуту, нищету, раздоры.
И, не хвалясь, скажу, что заслужил вполне,
Чтобы палач петлю на шею мне накинул скоро.
Пошел на убыль счет счастливых дней.
Я пожил славно, всех держал я в страхе.
Осыпан почестями, лаской окружен
Диктатор ваш, любимец нежных жен,
Взойдет на плаху.
Впервые куплеты, исполненные такой злобы, пользовались популярностью народа. Огорченный император вызвал Маршана :
— Разыщите сочинителя этой песни и арестуйте, — приказал Наполеон и, нервно теребя полу сюртука, зашагал по гостиной.
Памфлеты, песенки, анекдоты означали, что народ начинал прозревать. Кое-где в деревнях мужчины уже отказывались идти в армию. Многие умышленно наносили себе увечья. Молодые горожане, помимо прочих ухищрений, ломали себе верхние резцы: ведь без них патрон не скусишь .
В раздумье Наполеон сел перед горящим камином. Он рассчитывал весной вновь перейти в наступление. А для этого надо было позаботиться о безопасности тыла, чтобы какой-нибудь генерал опять не попытался захватить власть. Заговор Мале провалился, но это вовсе не значит, что в другой раз он не увенчается успехом. Поразмыслив, Наполеон решил: во время похода можно гарантировать спокойствие в стране лишь в том случае, если Мария-Луиза будет коронована папой римским.
Устроить это не трудно, поскольку Пий VII уже два года находится в Фонтенбло в качестве узника.
Через несколько дней Наполеон и императрица нанесли визит святому отцу. Битый час Наполеон подольщался к нему, говорил любезности, изо всех сил старался загладить перед ним свою вину.
Казалось, Пий VII был удовлетворен; Тогда Наполеон предложил ему подписать новый конкордат и попросил у своего «узника» совершить богослужение по случаю коронации императрицы.
— Моя династия нуждается в поддержке святой католической Церкви — только это может оградить ее от возможных посягательств, — сказал он. — В Европе все королевские династии пользуются покровительством Римской церкви, а мой малолетний сын и наследник больше, чем кто бы то ни было, нуждается в этом.
Папа посмотрел со злой усмешкой на императора.
— Ваше счастье, что вы не извели меня, и я не умер от горя, как вам того хотелось, ибо мой преемник вряд ли смог бы в такой мороз совершить путешествие из Рима в Париж. …Бог милостив!..
Наполеон всем своим видом изобразил раскаяние. Обмануть папу было трудно, но он подумал: это лучше, чем грубость и хамство.
В конце концов они условились, что коронация состоится в Соборе Парижской богоматери 7 марта.
Вернувшись в Сен-Клу, Наполеон разослал приглашения и приступил к приготовлениям к предстоящему торжеству.
Но через несколько дней Пий VII под нажимом кардиналов, как и он, испытавших множество унижений, сообщил императору, что, поразмыслив, пришел к выводу, что не может совершить обряд коронации.
Поставленный этим в крайне затруднительное положение, Наполеон решил назначить Марию-Луизу на время своего отсутствия регентшей. 30-го он издал указ, где подробно были расписаны права и обязанности его супруги. Какую огромную ответственность Наполеон взвалил на плечи молодой женщины! Ведь ей было всего 21 год, и она никогда раньше не занималась политикой!
«Отныне в Сенате, Государственном совете и Совете министров императрица-регентша будет председательствовать, а также на всех советах, которые сочтет необходимым созвать ее величество. Ей дается право помилования, смягчения наказания, право давать любые отсрочки в осуществлении арестов и исполнении судебных приговоров; подписывать декреты о назначении на не особо важные должности, а в исключительных обстоятельствах и на прочие. К не особо важным относятся назначения: по военному ведомству не выше младшего лейтенанта, лейтенанта и капитана; по морскому — офицеры в звании до лейтенанта включительно, а по гражданским ведомствам — все чиновники, которых мы не укажем по собственному нашему почину».
Это было встречено при дворе по-разному. Одни говорили, что Жозефина никогда не удостаивалась такой чести, и объясняли это тем, что она не принадлежала к королевскому роду. Другие уверяли, что император поступил так, ослепленный любовью. На что им возражали, что, похоже, он, действительно, ослеп.