— Бурил — это владение Гарранона в Оранстоне, — пояснил я. Мне приходили мысли обойти Бурил стороной, но я не мог знать наверняка, что должен это сделать.
   — Итак, как ты намерен действовать дальше? — спросил Тостен. По его лицу двигались отбрасываемые костром тени, и было трудно определить, о чем он думает.
   — Намереваюсь участвовать в войне с ворсагцами в Оранстоне.
   Подобно Аксиэлю, Тостен лишь кивнул мне в ответ головой.
   — Верное решение. От покрытых славой воинов-героев избавиться не так-то просто. — Он сказал об этом так, будто ни секунды не сомневался в том, что я стану героем.
   Я едва заметно улыбнулся.
   — Я подумал о том же самом.
   Тостен склонил голову, и ему на лоб упала длинная прядь светлых волос.
   — Я хочу пойти с тобой.
   В нем говорило чувство вины. Он обидел меня и пытался все исправить, я не сомневался в этом.
   — Поезжай-ка лучше в Эстиан и займись учебой. У меня достаточно воинов.
   — Но я смогу оказать тебе помощь, Вард! Ты ведь меня знаешь.
   В бою он был весьма неплох. Конечно, дрался не так, как я или отец, но выигрывал за счет скорости и проворности, поэтому действительно оказался бы совсем не лишним в рядах моего войска. С ним оно насчитывало бы пятерых бойцов и колдунью. Лишь Сиарру нельзя было считать за солдата… Но я не мог ответить брату согласием.
   — Если ты так страстно желаешь помочь мне, то поедешь в Эстиан вместе с Сиаррой. Будешь заботиться о ней.
   Тостен приподнял голову, а во взгляде его засветилось упрямство. Он смотрел на меня точь-в-точь, как иногда смотрела Сиарра.
   — В Эстиан я не собираюсь, — твердо сказал он. — Можешь запретить мне присоединиться к твоему отряду. Я все равно поеду за вами следом. Не забывай, что денег у меня предостаточно.
   На мгновение я закрыл глаза. У меня имелось множество причин на то, чтобы принять брата, и лишь одна — чтобы запретить ему следовать за мной: я боялся подвергать его жизнь столь страшной опасности.
   Ладно, подумал я про себя. Доедем до Оранстона, посмотрим, насколько там опасно, а потом решим, что делать. Я в любой момент смогу отправить Тостена назад вместе с сестрой. Скажу, что он обязан подумать о ее спасении.
   — Бери свой матрас и пойдем к нам, — велел я брату.
   Мы вместе погасили костер и собрали вещи.
 
   На рассвете я организовал небольшое собрание.
   Сиарра сидела рядом с Тостеном и время от времени трепетно гладила его по руке, словно не верила, что перед ней действительно ее брат. Тостен периодически бросал недоуменные взгляды в сторону Орега.
   — С настоящего момента все мы — единая, сплоченная команда, — начал я. — Мы обязаны помогать друг другу и поддерживать друг друга. Каждое утро нам следует тренироваться. На сегодня план таков: Аксиэль займется обучением Орега, Бастиллы, Сиарры и Тостена.
   О способностях и умениях Орега и Бастиллы я ничего не знаю. Сиарра — новичок в военном деле, а о талантах Тостена ты, Аксиэль, наверное, помнишь. Он прекрасно владеет ножом и великолепен в рукопашном бою. А мы тем временем поупражняемся с Пенродом. Вечером устроим два поединка: я буду бороться с Аксиэлем, а Пенрод — с Тостеном. В постоянной тренировке наша сила. Нам следует двигаться вперед и учиться быть непобедимыми.
 
   Темп, который я задал своей команде в продвижении вперед — и в обучении военному делу, и в дороге, — был поистине жестоким. Мы все похудели, включая лошадей. Но за неделю путешествия находились уже в трех днях пути от Эстиана.
   — Активнее работай локтем, Бастилла, — крикнул я, наблюдая за схваткой сестры с Бастиллой.
   Эта женщина кое-что знала о методах ведения боя, не зря об обитателях Колитской обители рассказывали так много интересного. Но у Бастиллы никогда не было такой тетки, как у Сиарры. Особенно плохо она работала ногами, но скорее всего потому, что они у нее все еще болели. У Сиарры, более молодой и подвижной, не такой высокой, получалось весьма недурно владеть мечом.
   Теперь моя сестра выглядела вовсе не нежной Надоедой, как в Хуроге. Во время ведения тренировочного боя ее мускулы на руках и плечах напрягались, лицо становилось более жестким, и она ловко отражала удары Бастиллы.
   Я увлеченно наблюдал за женским поединком, когда ко мне подошел Пенрод.
   — Взгляните-ка, — сказал он и кивнул в ту сторону, где боролись Орег и Тостен.
   Я повернул голову, нахмурился и пошел по направлению к ним.
   Подобно Сиарре, Орег многому научился во время путешествия. Теперь он умел управлять почти любой из имевшихся у нас лошадей, неплохо смотрелся и в поединке.
   Наблюдать за схваткой Орега и Тостена было все равно что смотреть на две мелькающие тени — золотую и темную. Руки обоих бойцов двигались со страшной скоростью.
   Поначалу движения моего брата были несколько неуверенными, но он очень быстро сумел вспомнить все, чему научился у Стейлы.
   Главной его проблемой было отношение к окружающим — в особенности к Орегу. Как и все остальные, он сразу поверил в то, что Орег доводится нам родственником, но появился на свет незаконно. Но это лишь усилило его неприязнь к нему.
   Он почти ни с кем не разговаривал, кроме Сиарры, а Орега попросту презирал. Если бы Орег был обычным юношей, я уже начал бы беспокоиться за него. В данной же ситуации меня тревожило состояние Тостена.
   В поединке с Тостеном Орегу приходилось быть предельно внимательным, чтобы не получить ранение острым лезвием меча.
   — Это всего лишь учебный бой, Тостен! Не забывай об этом! — крикнул я, с беспокойством глядя на брата.
   Постепенно ярость, с которой он наносил удары, ослабла.
   Аксиэль, занимавшийся приготовлением завтрака, поднял голову и кивнул в подтверждение моих слов.
   — Аксиэль, расскажи нам о сражении у замка Фар-ниш, — попросил я, продолжая напряженно следить за Орегом и Тостеном.
   — Опять про Фарниш! — выкрикнул на выдохе Орег, ловко уклоняясь от очередного удара Тостена. — Что угодно, только не это!
   Аксиэль был отличным бойцом, лучше, чем Стейла. Благодаря ему я тоже многому научился. Кроме того, он прекрасно разбирался в тактике ведения военных операций.
   Пенрод был быстр и умен. В тренировочных поединках со мной он нередко оказывался победителем.
   При каждой удобной возможности я просил их обоих рассказать нам что-нибудь важное о тех войнах в Оранстоне, в которых они принимали участие, о других сражениях, о стратегии и правилах ведения войны.
   Они добродушно посмеивались надо мной, но тем не менее охотно рассказывали, о чем я просил. Причем рассказывали много и понятно.
   Я внимал каждому их слову и пытался все запомнить.
   После завтрака и очередной выслушанной военной истории мы вновь отправлялись в дорогу. В этих местах пейзаж отличался невыносимым однообразием. Это затрудняло путь. Казалось, сегодняшний день ничем не отличается от вчерашнего, и завтра все в точности повторится.
   После ужина и вечерней тренировки, когда до наступления темноты оставалось около часа, я отправлялся на прогулку на Нарциссе. Иногда я использовал это время для охоты, иногда — для тренировок с жеребцом: учил его разным командам, в том числе и тем, которые обязаны знать лошади, которым предстоит участвовать в реальном бою.
   Эти прогулки помогали мне сохранять бодрость и давали возможность побыть самим собой — кем бы я ни был на самом деле.
   С членами своей команды я вел себя как Селег, мой отважный кумир, герой из легенд. Я заимствовал у него уравновешенность и умение командовать, и лишь один Орег замечал, саркастически улыбаясь, что происходит.
   Когда мы подошли к Эстиану, я с удивлением отметил, что моя команда держится с той же уверенностью, с какой я управляю ею. Всем бойцам, даже Орегу, передалось спокойствие и хладнокровие Селега. Один Нарцисс чувствовал, что меня одолевают сомнения.
 
   — Итак, Аксиэль, что ты скажешь о нас как о воинской единице? — спросил я, лежа на земле, тяжело дыша после тренировочной схватки с Аксиэлем и наблюдая за борьбой Сиарры и Орега. — Годимся ли мы для вступления в настоящую войну или кому-то из нас все же следует сходить в Эстиан и нанять кого-нибудь еще?
   — У меня создается впечатление, что этого парня готовили когда-то для роли убийцы-наемника, — заметил Аксиэль, кивая в сторону Орега.
   Аксиэль не был настолько вымотан, как я, но его одежды промокли от пота, и это меня несколько утешало.
   — Орег — убийца-наемник? — переспросил я и принялся пристальнее следить за Орегом.
   — С Сиаррой он ведет себя осторожнее. Но каждое его движение — движение убийцы. Где ты нашел его? Профессионально подготовленные душегубы, к тому же маги, на дороге не валяются, — заметил Аксиэль.
   — Орег сам меня нашел, — честно признался я. — Он — Хурог. Незаконнорожденный Надоеда, но все равно Хурог. Мне известно очень немногое о его происхождении, но будь я проклят, если стану обращаться с ним, как когда-то обращался мой отец.
   — А-а, — ответил Аксиэль и помолчал. — Полагаю, нам больше никто не нужен. Внезапная атака и быстрый отход, ночные набеги — вот лучшая тактика ведения боя для нас. Максимум мастерства и минимум шансов на то, что понесем потери.
   — И минимум славы, — добавил я. — Хотя я вовсе не собираюсь вступать в ближний бой с противником, явно уступающим мне по численности. А потом гордиться победой.
   — Мудрый генерал никогда не заставит свое войско вступать врукопашную, — согласился Аксиэль, цитируя мою тетку.
   — Бей врага по слабым местам, — продолжил я вспоминать слова Стейлы.
   — И избегай столкновения с ним, если он явно сильнее, — закончил мысль Тостен, отходя от костра и приближаясь к нам. — Уничтожь их провизию и припасы…
   Борьба Орега с Сиаррой превратилась в игру. Он метал в ее сторону обиженные взгляды, а она звонко хихикала. Я улыбнулся, а когда Орег перекинул Сиарру через плечо и закружил с ней по поляне, добродушно рассмеялся.

Глава 6
ЭСТИАН: ЭРДРИК, БЕКРАМ и ГАРРАНОН

   Это была не только моя история. Кое-что я узнал лишь гораздо позднее. Те события, которые происходили в Эстиане, когда мы только подъезжали к нему, сыграли значительную роль в развитии событий дальнейших.

 
   Обычно трактаты, которые Эрдрик брал в королевской библиотеке, увлекали его настолько, что он ни о чем больше не думал. Сегодня же ему никак не удавалось сконцентрировать внимание на чтении: звуки, доносившиеся из соседней комнаты, жутко ему мешали.
   Он раздраженно перевернулся на другой бок в своей кровати и перелистнул страницу.
   — Могли бы вести себя и потише! — слетело с его губ, когда из-за стены послышался пронзительный женский визг. — Какая мерзость!..
   Королева была старше их матери. Хотя и гораздо красивее.
   То, чем занимался брат, не волновало Эрдрика: он уже привык к любовным приключениям Бекрама. Они тянулись нескончаемой вереницей с того самого момента, когда служанка их матери соблазнила его в ранней юности.
   Эрдрик тревожился о другом: о том, как бы после интрижки с королевой голова Бекрама не оказалась на плахе. Бекрам обожал играть с огнем, а Эрдрик, как обычно, не находил себе места, думая о возможных последствиях шалостей брата.
   Вспомнив, как сегодня вечером королева перепутала его с Бекрамом и прямо в присутствии придворных коснулась его руки, Эрдрик с отвращением фыркнул.
   Сначала удостоверилась бы, что не ошиблась, а потом приставала бы, раздраженно подумал он и тяжело вздохнул. Если об их связи станет известно королю, то не один Бекрам лишится жизни. Королеву за супружескую измену муженек задушит собственными руками.
   Хотя король наверняка уже догадывался о том, что происходит. На протяжении всей прошедшей недели Эрдрик не раз ловил на себе его внимательный взгляд. Вряд ли этот взгляд означал упрек за слишком частое посещение королевской библиотеки. Скорее всего король просто принимал Эрдрика за брата. Утешало лишь то обстоятельство, что в выражении королевских глаз не было злости. Лишь задумчивость.
 
   * * *
 
   Гарранон приподнял голову с мягкой подушки, чтобы взглянуть в глаза убийце своего отца. И заговорил с ним мягко и спокойно:
   — Я получил известие из своих владений. На западе учащаются набеги ворсагских банд.
   Джаковен, Король Пяти Королевств Толвена, безразлично махнул рукой, поднял с пола край упавшего с кровати бархатного покрывала с замысловатой вышивкой и закинул его обратно.
   — Ворсагцы там надолго не задержатся. Земли их не интересуют, для них они — ничто. Они ведь не фермеры, а всего лишь разбойники.
   — Ваше величество, ворсагцы убивают людей. Ваших и моих, — возразил Гарранон.
   Он встревожился, но пытался сохранять внешнее спокойствие.
   — Мальчик мой, — добродушно произнес король. — Ты слишком сгущаешь краски. На самом деле не происходит ничего страшного. Лучше засыпай. И мне не мешай отдыхать.
   Гарранон уткнулся лицом в подушку, постарался расслабиться и загнал терзавшие душу ненависть и боль в дальний уголок души. Туда, где научился прятать все переживания, тревоги и печали с того самого момента, когда был привезен в Эстиан двенадцатилетним мальчишкой вместе с восьмилетним братом. О Ландислоу он начал заботиться, подобно любящему отцу, с тех самых пор, потому что все остальные из родственников были мертвы.
   Гарранон рано осознал, что отсутствие или недостаток осторожности может повлечь за собой страшные последствия, например, насилие и убийство.
   Он давно решил не следовать примеру отца. Каждый его шаг был продуман и просчитан. Благополучие брата — вот что являлось для него основной целью в жизни. Собственные душевные страдания казались по сравнению с этим не столь важными.
   А самому Гарранону нередко приходилось страдать. В данный момент его мучили угрызения совести. Было жутко думать о том, как он испортил жизнь бедняге Варду из Хурога. И, как выяснилось впоследствии, совершенно напрасно. Парень сбежал вместе с рабыней Сирнэка.
   Если бы у Гарранона была такая возможность, он сказал бы королю, что еще никому не показывал указа о заточении Варда в сумасшедший дом. Тогда Джаковен позволил бы ему действовать по своему усмотрению.
   Теперь же было слишком поздно. Вездесущие шпионы разнесли весть о том, что Вардвика должны упрятать в скорбный приют, повсюду. А Гарранону приходилось считать каждую монетку после расплаты с Сирнэком — типом весьма ненадежным, который, даже получив денежки, мог припомнить Ландислоу затаенную на него обиду.
   Сердце сжалось в груди Гарранона так сильно, что он почувствовал боль. Джаковену было в общем-то все равно, кто правит Хурогом — замком небольшим и бедным. После смерти предыдущего Хурогметена — бесстрашного воина, способного нагнать ужас на кого угодно — король потерял всякий интерес к Хурогу. Но Гарранон значил для него немало.
   Если бы Гарранон попросил Джаковена пощадить Варда, тот непременно уничтожил бы парнишку. Король ревновал Гарранона ко всем абсолютно.
   Джаковен мерно сопел, лежа рядом на кровати, а Гарранон напряженно обдумывал, правильный ли выбрал путь. А еще он размышлял об Оранстоне и о том, что не в силах помочь родным землям.
   Что бы ни говорил король во время публичных выступлений и самому Гарранону, он определенно знал, что ворсагцы стремятся захватить весь Оранстон. Джаковен хотел дождаться того момента, когда Оранстон падет, а ворсагцы приблизятся к горным перевалам Сифорда и Толвена. Здесь-то их и встретило бы объединенное войско четырех оставшихся земель.
   Оранстонское восстание было подавлено всего лишь пятнадцать лет назад. Слишком многие помнили те страшные времена, поэтому не спешили защищать Оранстон от «незначительных» набегов бандитов. На нынешнюю войну отправлялись бы с большой неохотой, пока она не вышла бы за пределы Оранстона.
   А уж тогда-то благородных воинов охватила бы ярость, и они с готовностью отозвались бы на призыв короля очистить свои земли от неприятеля.
   Прекрасная стратегия, если не принимать во внимание тот факт, что все позабыли о ни в чем не повинных людях Оранстона.
   Отправляя Ландислоу домой, Гарранон велел ему начать подготовку людей к обороне Бурила, а также поручил в случае возникновения необходимости вывезти из имения все ценное.
   Если бы убийство короля помогло спасти Оранстон, Гарранон давно убил бы его. Но он четко уяснил себе ещё в детские годы, что подобным поступком ничего не добьешься, кроме собственной смерти.
   Использовать короля в своих интересах куда полезнее, чем быть казненным за убийство, считал Гарранон. Хотя прекрасно понимал, что его отец никогда не согласился бы с ним. Если бы ему требовалось одобрение отца, то у него был один выход — наложить на себя руки, как когда-то сделала его мать.
   А если бы отец мог видеть сейчас, что его старший сын находится с королем в постели в качестве шлюхи, то собственноручно придушил бы его.
   Гарранон долго не мог сомкнуть глаз. Он лежал, уставившись в мягкий ковер, устилавший пол в королевских палатах.
   А Джаковен безмятежно спал.
 
   — У меня новости, Эрдрик, — сообщил Бекрам, как только брат открыл дверь в его комнату.
   Бекрам держал в руке пергамент. Его лицо выглядело настолько встревоженным, что Эрдрик не удивился бы, узнай он, что королю стало известно о проделках Бекрама и внизу у дверей его уже ожидает отряд солдат для препровождения негодяя в темницу.
   — В чем дело?
   Бекрам протянул брату пергамент.
   Эрдрик сразу узнал почерк — письмо от отца. Он прочел его дважды.
   И по-настоящему опечалился. Известие о том, что Варда собираются упрятать в сумасшедший дом, буквально потрясло его. Вард хоть и не блистал умом, но обожал Хурог и был привязан к нему сотней невидимых нитей.
   Эта страстная любовь к родному замку передавалась от отца к сыну. Ведь и покойный Хурогметен дотянул до дома и умер в стенах Хурога… успев перед смертью еще раз доставить сыну боль. Эрдрик содрогнулся — дядя всегда вызывал в нем страх.
   — Мне очень хотелось бы узнать, откуда отцу стало известно о том, что я сплю с королевой! — агрессивно раздувая ноздри, воскликнул Бекрам.
   — С чего ты взял, что это ему известно? — Эрдрик пожал плечами и еще раз пробежал глазами по строкам письма. — Он ни слова об этом не пишет.
   — Да, но просит меня при помощи связей с королевской семьей, которые у меня имеются, попросить Его величество вернуть Варду право быть Хурогметеном!
   — Отец знает тебя как облупленного, поэтому и решил, что ты уже находишься в тесном контакте с королевской семьей. Точнее, с женской ее половиной. — Эрдрик укоризненно покачал головой. — Ты когда-нибудь допрыгаешься, братец!
   Бекрам пренебрежительно фыркнул.
   — Королю нет дела до супруги. В кровати его ублажает Гарранон. А может, и не только он.
   — Это тебе сказала королева?
   Бекрам искренне улыбнулся. Такое случалось крайне редко, но подобные улыбки всегда напоминали Эрдрику, за что он любит своего брата-близнеца.
   — Нет. Это мне сказал сам король, — ответил Бекрам. — Тогда-то Его величество и дал мне разрешение пользоваться своей женой. Это было даже не разрешение, а приказ.
   Эрдрик не знал, радоваться ему или печалиться. Король вел крайне опасные игры.
   — Тебе следует быть предельно осторожным.
   Бекрам беспечно кивнул.
   — Единственное, чего я не понимаю, так это почему отец так печется о Варде. Всем известно, что он туп, как баран. Разве можно доверять ему управление Хурогом? Даже дяде Фэну временами бывало очень сложно справляться с теми или иными проблемами. — Он помолчал. — И потом… Мне этот Вард никогда не нравился.
   Я даже догадываюсь почему, — подумал Эрдрик. — Вард хоть и туп, как баран, а всегда знает лучше тебя, как поступить правильнее.
   —  Но не могу себе даже представить, что его сажают в сумасшедший дом! — продолжил Бекрам. — Бедняга Вард. Он ведь может прийти в ярость и кого-нибудь там прикончить… Наверняка существует какой-нибудь выход из ситуации.
   — Какой? — спросил Эрдрик.
   Бекрам пожал плечами.
   — А ведь если Варду не избежать этой участи, то Хурог унаследует отец. Тостена, наверное, давно уже нет в живых. И все по милости дяди.
   — Отец не хочет быть Хурогметеном, — заявил Эрдрик, прекрасно зная, что его слова сильно удивят Бекрама.
   Дарах постоянно твердил, что получение титула Хурогметена — предел мечтаний любого мужчины, рожденного в Хуроге.
   — Что?..
   — Отец страшится Хурога. Он убежден, что замок проклят. Помнишь, как умирал дед? Смерть дяди Фэна была еще ужасней. — Эрдрик выдержал многозначительную паузу. — Естественно, отец возьмет на себя эту ответственность — из чувства долга. А ты хотел бы стать однажды Хурогметеном?
   Бекрам задумался.
   — Конечно, в этом есть что-то интригующее, — ответил он, почесывая затылок. — Владеть Хурогом — все равно что быть хозяином чудовища-людоеда. Но для меня этот замок слишком мрачный. Я люблю женщин, а кто из них согласится жить в столь жутком месте? — Он помолчал. — М-да, если Хурог станет собственностью отца, то после его смерти непременно достанется мне. А ты получишь Ифтахар, более богатый и теплый. Что ж, я поговорю с королевой.
 
   Выйдя из спальных покоев и плотно закрыв за собой дверь, Бекрам углубился в безрадостные раздумья. Его нынешнее положение тревожило его самого не меньше, чем Эрдрика, но он ни за что в жизни не признался бы в этом брату.
   Предыдущего любовника королевы нашли мертвым в одном из фонтанов в центральном дворе замка. Об этом рассказывали лишь шепотом, с опаской оглядываясь по сторонам.
   Бекрам не знал, какую оплошность допустил его предшественник, но намеревался не повторить подобной ошибки. Поэтому вел себя крайне осторожно: никогда в беседах с королевой не заводил речь о политике, не обращался к ней с просьбами и не заговаривал о своей любовнице ни с единой живой душой, за исключением Эрдрика. Тем не менее все придворные знали об этой связи.
   Бекрам прекрасно сознавал, что просьба вернуть Варду Хурог могла стоить ему жизни.
   Кто бы мог подумать, — размышлял он, медленно двигаясь по длинному коридору, ведущему в сад, — что однажды я решусь рисковать собственной жизнью ради спасения Варда! Только не стоит рассказывать ему об этом. Когда люди делают ему добро, он обожает заключать их в свои объятия. А от этого так болят кости
 
   * * *
 
   Тегедра Фоэнэ Толвен, королева Толвена и Пяти Королевств, лежала на широкой деревянной скамье, устланной мягкими подушками, в своем любимом уединенном уголке сада. Девушка-служанка расчесывала ей волосы.
   В этот предобеденный час придворные дышали свежим воздухом, но никто из них не смел тревожить королеву: все знали, что, удаляясь в это свое излюбленное местечко, она предпочитала побыть в одиночестве.
   Воздух наполнял сладкий аромат цветущего кустарника. Он действовал на Тегедру успокаивающе, как и руки служанки. Точно такой же куст с бело-розовыми нежными цветами (его название она никогда не могла запомнить) рос под самым окном в ее комнате в родительском доме.
   Тегедра закрыла глаза, и ей почудилось, что она слышит добродушно-ворчливый голос матери и дружеский — отца. На ее губах заиграла блаженная улыбка.
   — Оказывается, моя красавица отдыхает! — послышался чей-то знакомый голос, и королева открыла глаза.
   Улыбка мгновенно сменилась другой, более искусственной. Ей не хотелось, чтобы служанка сообщила королю, что она столь сладко улыбается молодому любовнику.
   — Бекрам, дорогой…
   Он тоже улыбнулся и окинул ее восторженным взглядом.
   Тегедра знала, что хотя бы частично его восхищение ею — искреннее. Она была намного старше этого юноши, но обладала фигурой женщины вдвое моложе своего возраста.
   Почему на этот раз король выбрал для меня именно Бекрама? Вопрос этот не переставал мучить королеву.
   Онев был старше Бекрама и гораздо глупее. С начала их романа не прошло и года, как Джаковен убил его. Тегедра надеялась, что Бекрам проживет дольше. Ей страстно хотелось уберечь его от гибели, но многолетний опыт подсказывал, что это невозможно.
   Поэтому оставалось лишь наслаждаться временем, которое было отведено им двоим… и постараться не привязаться к этому мальчику.
   — Что вы сделали вчера с Эрдриком? — смеясь, спросил Бекрам. — Когда он явился после ужина в спальные покои, на нем не было лица.
   Королева напустила на себя привычный доброжелательно-снисходительный вид.
   — Эрдрик стоял рядом со мной. Я решила, что это ты, и хотела погладить его по руке, только и всего. Он едва не лишился чувств!
   Она насмешливо покачала головой, хотя на самом деле была очень тронута невинностью Эрдрика.
   Бекрам опять рассмеялся, потом с грациозностью, присущей молодым людям его возраста, присел на край скамьи у ног королевы, взял в руку ее ступню и принялся делать ей массаж.
   Тегедра почувствовала прилив настолько приятных чувств, что на мгновение закрыла глаза. Потом снова посмотрела на молодого человека.
   — У кого ты этому научился? — с некоторым удивлением спросила она.
   Лицо Бекрама стало вдруг необычно серьезным. Королеве даже показалось, что в нем сейчас нет ни капли притворства. А при дворе общаться с искренними людьми представлялось практически невозможным — таковых здесь просто не было.