Бриггз Патриция. Удар Ворона

   Сэра поймала взгляд Форана и кивком поблагодарила его.
 
   Весь следующий день они паковали и перепаковывали тюки и мешки и уравновешивали их парами, чтобы на следующее утро подвесить к седлам. Камни орденов Сэра уложила в сумку; эта сумка всегда будет с ней. Мерморипогрузили в один из мешков.
   Лер и Джес пошли за лошадьми и вернулись с еще тремя для поездки: двумя гнедыми и одной серой. Не хватало одной лошади, но Джес мог пешком перегнать большинство лошадей. Ни одна из новых лошадей не могла сравниться с Кукурузой Лера, но это были крепкие горные лошади, как раз для такого похода.
   И словно знамение, Бандор и Алина принесли обещанный путевой хлеб на день раньше, чем обещали. – Завтра, – сказал Таер.

Глава 12

   Они оставили ферму, когда солнце еще не взошло. Лошадь Форана приплясывала и делала вид, что боится тюков, свисающих с ее седла. Лошадь Сэры, одна из новых, в ответ вздрагивала и упрямилась.
   Сэра успокаивала ее, разговаривала с ней. Лошадь была неопытная, но с ровным характером и скоро привыкла. В отличие от жеребца Форана.
   – Боевая лошадь, – объяснил Форан, когда его конь наконец пошел, перестав прыгать.
   – Этот тоже, – сказал Таер, показав на Скью, который только ухом дернул в ответ на тревожное поведение других животных. – Если действительно придется идти на войну, подумай о другой лошади.
   Форан улыбнулся.
   – Когда нужно действовать, он успокаивается. Сейчас просто рисуется перед кобылами.
   Таер покачал головой.
   – Фаларн использовал кобыл, чем доставлял нам неприятности, потому что наши дворяне ездили на жеребцах.
   – Я слышал об этом, – сказал Форан. – Но если я поеду на мерине или, того хуже, на кобыле, моего министра протокола удар хватит. – И он стал что-то негромко и безмятежно напевать себе под нос. Его рослый серый встал на дыбы и сделал шаг в сторону. – Может, так и стоило бы сделать. Но Блейд выполняет свою работу, а это значит, что я должен выглядеть хорошим всадником, быть атлетическим и роскошно одетым.
   Говорил он недовольно, но Сэра заметила, что представление нравится ему не меньше, чем его лошади. После нескольких часов хода горячий жеребец Форана успокоился и позволял себе лишь легкие шалости.
 

* * *

 
   Хенна смотрела, как солнце сверкает золотым и красным в волосах Джеса, и думала об этом неожиданном, но желанном подарке.
   Джес шел рядом с лошадью Хенны, у его ног бежала Гура. Ходьба словно нисколько не затрудняла Джеса, хотя лошади двигались быстрым шагом. Хенна не обменялась с ним ни одним словом наедине с того дня, как караулила его сон, но почему-то ей казалось, что они оба признали это новым шагом в их отношениях.
   Теперь он принадлежит ей.
   Естественный ход путешествия привел к образованию нескольких небольших групп: Сэра и Таер во главе; затем Форан, Ринни, Лер и Иелиан; дальше Тоарсен, Кисел и Руфорт; наконец, замыкают Хенна, Джес и собака.
   Хенна слышала звуки разговоров впереди, но могла разобрать изредка лишь отдельные слова. Поскольку они с Джесом двигались последними, а легкий ветер дул им в лицо, никто не услышит, что они скажут друг другу.
   Она не знала, что ему сказать. Она редко испытывала неловкость, но с рядом с Джесом для большинства это обычное состояние. Сама Хенна не говорила много – в отличие от Таера, – но не испытывала неловкости, когда Джес молчал. Вернее, раньше не испытывала. А теперь ей хочется говорить с Джесом, но она не знает, что сказать, и потому молчит.
   Джес потрепал ее по ноге.
   – Не надо так волноваться, – сказал он.
   Это было настолько неожиданно – хотя она опять не понимала, почему: ведь она знала, что он необычайно сильный эмпат, – что Хенна рассмеялась.
   – Попытаюсь не волноваться, – ответила она. Она не видела его лица, не могла прочесть его выражение, но плечи Джеса расслаблены, он спокоен. – Просто я чувствую, что мне нужно много сказать, но когда хочу сказать, слова не выходят из уст.
   – У меня так часто бывает, – серьезно сказал он. – Обычно я жду, чтобы это прошло. Если это важно, рано или поздно оно придет. Помогает бег.
   – Думаю, я просто буду наслаждаться тем, как солнце греет плечи, – сказала она.
   Он повернул голову, и она увидела, что он улыбается.
   – Я тебе говорил о солнце.
   – Иногда ты бываешь очень мудрым. Он рассмеялся.
   – Иногда. Но обычно я глуп.
   Всякое желание смеяться оставило ее.
   – Кто так говорит?
   Он провернулся к ней, идя задом наперед, и улыбнулся.
   – Не надо обнажать кинжал, милая леди. Я так говорю. Большей частью я даже не могу поддержать разговор.
   – Ты не глуп, – сказала она.
   Улыбка сменилась мягким выражением, которое она не смогла понять, но почувствовала, как почему-то ускорился ее пульс.
   – Ну хорошо, – согласился он. – Я не глуп.
   Потом повернулся, и она не знала, что еще сказать. Однако сказать хотелось – чтобы снова увидеть это непонятное выражение его лица.
 
   Лагерь разбили за несколько часов до захода, потому что Таер по опыту знал: в первые дни это занимает много времени. К тому же Лер еще не оправился от болезни, которую подцепил в Колберне, а лошади с низин, на которых ехали Тоарсен и остальные, уставали быстрее, потому что не привыкли к высоте. Несколько дней в первой части пути позволят им акклиматизироваться, а Лер за это время поправится.
   – К тому же, – объяснял он Сэре, улегшись на дерево и положив голову ей на колени; во рту он держал веточку, – мне нравится этот лагерь. На земле почти нет камней, а в озере множество форели на ужин.
   – Мальчикам нравится, – сказала Сэра, когда послышались возбужденные крики бесстрашных рыболовов: Тоарсен дернул свою леску. Но Таер наблюдал за дочерью.
   – Для мужчины, который никогда не общался с детьми, он очень хорошо управляется с Ринни, – заметил он.
   – … не так, Форан, – говорила Ринни, пытаясь научить императора насаживать приманку на крючок. – Если крючок не закрепить, приманка свалится.
   – Он позволяет ей распоряжаться собой, – сухо ответила Сэра. – Думаю, его это забавляет, но ей эта привычка сослужит плохую службу в обращении с братьями.
   Таер достал изо рта веточку и показал ею на Ринни, которая, подбоченясь, что-то раздраженно говорила Форану.
   – Ему стоит быть поосторожней. Я знаю Ринни. Если перестанет притворяться послушным и засмеется, придется ему сушиться.
   Гура залаяла на прыгающую на земле рыбу, которую выудил Тоарсен.
   – Тоарсен рыбачил и раньше, – заметила Сэра. – Кисел тоже.
   – Легей стоит на реке, как и Редерн. – Таер устроился так, чтобы ему было удобнее наблюдать. – Было бы удивительно, если бы Тоарсен не умел рыбачить. А Кисел повторяет все, что делает Тоарсен. Руфорт не умеет рыбачить, но он бывал в лесу. Заметила, как он ловко разжег костер? Такому в городе не научишься. А вот наш Иелиан – типичный горожанин. И весьма чувствительный. Надо держать Ринни подальше от него… ему не покажется забавным, если десятилетняя девочка будет говорить ему, что он делает неверно. Надо поговорить с Лером.
   – Поговори и с Ринни, – посоветовала Сэра. – Она может проявлять сочувствие, если понимает, что тревожит людей.
   – А куда пошли Хенна и Джес?
   Сэра наклонила голову и потерлась щекой о его щеку.
   – У нас больше рыболовов, чем крючков, поэтому Хенна сказала, что они пойдут собирать хворост и зелень.
   Таер вопросительно поднял бровь.
   – Мы могли бы собрать хворост. Она рассмеялась.
   – Мама говорила мне о таких мужчинах, как ты.
   Когда рыба была поймана и съедена, а солнце село, все собрались у костра. Таер настроил лютню, которую привез из Таэлы.
   – Сыграй «Отступление пехотинца», папа, – попросила Ринни.
   Так началось пение. Уже перешли ко второму куплету, когда присоединился мягкий альт Сэры. Таер знал, что она не любит петь на людях, но с ним, когда посторонних не было, она пела. То, что она вообще запела, – показатель того, насколько близким считает она Форана и его парней.
   Мягкие жалобные тона «Отступления пехотинца» сменились задорной «Первой охотой большой собаки». Таер особенно любил эту песню, потому что целый месяц разучивал ее под руководством деда перед самым уходом на войну. Это последняя песня, которой научил его дедушка.
   Лер извлек свой короткий свисток и подыгрывал высоко и тонко, Ринни палочками отбивала ритм. Для парней, которые не знали песню, ритм оказался слишком быстрым, но Тоарсен держался до последних строк, которые исполнялись дважды и так же быстро, как все остальное.
   Затем Таер сыграл балладу, знакомую всем. Во втором куплете был дуэт, который исполнили Лер и Джес. Голоса их почти не различались по тембру, и Таеру всегда нравилось слушать необычную текстуру, которая возникала в результате этой идентичности.
   На третьем куплете пальцы подвели Таера, и он пропустил ноту.
   Он продолжал играть как ни в чем не бывало, и как будто никто ничего не заметил. Он ведь не сфальшивил. Просто пальцы задержались чуть дольше, чем нужно.
   Он исполнял эту балладу сотни раз и ни разу не пропускал ноту – тем не менее это всего одна нота, и беспокоиться не о чем. Так он говорил себе, заканчивая последний куплет и снова переходя к припеву, но не мог не заметить, что на мгновение, когда пальцы остановились, он забыл, кто он и что делает.
   С улыбкой и театральным жестом он закончил песню и отправил всех спать.
   – Утро скоро, а ждать восхода мы не будем, – сказал он.
   Улыбнулся Сэре и пошутил – и тут же забыл, о чем шутил. Скрыл страх за улыбкой, как научился делать на службе в армии. Но сейчас перед ним враг, с которым он не знает, как сражаться.
   Когда Сэра свернулась рядом с ним, он крепко прижал ее к себе. Она поцеловала его, устроилась поудобнее, потрепала его по руке и уснула. А он прижимал к себе жену и надеялся, что тепло ее тела расслабит узлы у него в животе.
   Он так тревожился, как бы не потерять ее, что совсем не думал о том, что может раньше потерять себя.
   Джес встал и подошел к нему. Присел у головы отца.
   – Что случилось, папа?
   Голос его был мягок, как ночной воздух.
   – Все в порядке, – прошептал Таер. – Ложись спать. Джес покачал головой.
   – Ты не считаешь, что все в порядке. Я это чувствую. Таер обнаружил, что хотел бы иметь дело с Защитником, потому что из этих двоих Джес упрямее. И он не уйдет без объяснения, пока чувствует страх отца.
   – Сегодня, когда мы пели, я почувствовал влияние того, что Путь сделал с моим орденом, – сказал он наконец, надеясь, что не разбудит Сэру. – Это длилось недолго и не причинило боли. Просто я испугался.
   Джес кивнул.
   – Хорошо. Особенно не тревожься. Мы не позволим, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.
   Таер улыбнулся. Как ни нелепо, но после разговора с Джесом он почувствовал себя лучше.
   – Знаю. Иди спать.
 
   Два дня спустя, когда Таер рассказывал историю о мальчике, нашедшем яйцо феникса, это произошло снова. Только что они ехали по тропе и Кисел смеялся, а в следующее мгновение лошади стояли и Кисел держал лошадь Таера.
   – Что случилось? – спросил он встревожено.
   Таер покачал головой и улыбнулся, надеясь, что не сделал ничего слишком глупого.
   – Просто забыл следующую часть истории. Наверно, вспомню и закончу вечером за ужином, если хочешь.
   Кисел медленно кивнул.
   – Будет неплохо.
   К ним подъехал Тоарсен.
   – Почему вы остановились?
   – Тебя ждем, – ответил Кисел и, посылая лошадь вперед, начал разговор о сравнительных достоинствах разных типов седел.
   Сэра ехала за Тоарсеном. Она успокоила свою лошадь, и они с Таером поехали рядом.
   – Моя штопка не держит, – сказал Сэра. – Позже попробую снова.
   После ужина она попробовала, но, к ее раздражению, тигровый глаз из кольца Жаворонка ей не помог, и она ничего не смогла сделать.
   Тем не менее Таер взял лютню и сыграл несколько мелодий, не встретив никаких затруднений. Сэра не пела, она сидела рядом с ним и смотрела в темноту.
   Когда настало время ложиться спать, Таер обнял жену и вытер с ее лица слезы.
   – Если я не смогу петь, ты будешь меня любить? – спросил он.
   – Я буду тебя любить, даже если ты не сможешь говорить. – Она слегка постучала его по подбородку. – Может, даже сильней.
   Он сдержал смех, чтобы не разбудить весь лагерь.
   – Я тоже тебя люблю.
 
   В середине следующего дня началась самая трудная часть пути – горный проход, ведущий к Падению Тени. Крутой подъем увеличил расстояние между всадниками, так что в конце концов Таер мог оглянуться назад и увидеть расстояние почти в пол-лиги между собой и Джесом, который шел за последним всадником. В том месте, где тропа немного расширялась, он остановил Скью и отправил Лера, ехавшего с ним, вперед, а сам стал дожидаться остальных.
   Шкура кобылы Лера потемнела от пота, но лошадь дышала легко. Когда Скью остановился, и она должна была идти вперед одна, это ее нисколько не встревожило.
   В нескольких лигах впереди, сразу перед самым трудным и крутым участком пути, была небольшая ровная площадка, на которой Лер уже разбивал лагерь, когда подъехали остальные. Таера беспокоило, как лошади сопровождающих Форана перенесут подъем. Он по опыту знал, что животным в горах тяжелее, чем людям.
   Первой на тропе появилась лошадь Ринни: ведь ее груз был полегче. Ринни остановилась возле Скью, и Гура, довольно отдуваясь, повалилась на землю.
   – Папа, – сказала Ринни. – Впереди штормовой фронт со снегом. Я пытаюсь отвести его в сторону, но мне нужно знать, в каком направлении мы будем двигаться.
   – На восток, – ответил он. – В течение ближайших дней на восток и чуть на север. Если удержишь дня на два, мы уже начнем спуск, и тогда нас ждет не снег, а дождь.
   – В этом направлении на земле уже лежит снег, – сказала она. – Возможно, нам будет трудно возвращаться этим путем.
   – Будем преодолевать трудности, когда столкнемся с ними, – ответил он. – Возможно, вернемся другим путем. Это самый прямой путь, но когда возвращаешься домой, несколько дополнительных недель не в счет.
   Она кивнула. Когда ее лошадь пошла, Таер ей вслед сказал:
   – Я рад, что мы прихватили своего Баклана с собой, а не оставили в Редерне, где он был бы бесполезен.
   Ринни улыбнулась ему и обратила все внимание на неровный склон, по которому поднималась лошадь. Гура поколебалась, посмотрела на Таера и побежала за Ринни.
   Не успела Ринни скрыться из виду, как появилась Сэра. Таер поцеловал ее и рассказал, что Ринни пытается сдержать бурю.
   – Сегодня так и не потеплело, – ответила Сэра. – Когда приедешь в лагерь, тебя будет ждать что-нибудь горячее.
   – Жду с нетерпением, – сказал он. – До вечера. Когда Сэра исчезла, он спешился и убрал удила, чтобы Скью мог пастись. Растительность здесь скудная. На такой высоте растут вечнозеленые деревья, а трава плохо уживается с хвойными. День-два всем лошадям придется немного поголодать.
   Присев на корточки, Таер ждал.
   Следующим появился Форан, и сразу за ним Тоарсен. Жеребец Форана выглядел неплохо, но лошадь Тоарсена дышала тяжело.
   – Для лошадей это тяжело, – сказал Таер. – На крутых участках можно немного пойти пешком.
   Следующего всадника – Иелиана – пришлось ждать долго.
   – Кто-нибудь едет с императором? – спросил он. Таер кивнул.
   – Тоарсен. Кажется, Форану приходится сдерживать Блейда, чтобы Тоарсен не отставал от него.
   – Хорошо, – сказал Иелиан.
   Дальше показалась Хенна.
   – Джес велел мне идти вперед и сказать тебе, что с остальными все в порядке. Кисел и Руфорт поднимаются медленней, чтобы поберечь лошадей. Так им велел Джес.
   – Он прав, – сказал Таер. – Сэра и Лер уже разобьют лагерь, когда все доберутся.
   Когда Таер и остальные увидели впереди огонь костра, стало уже темно.
   – Ну, уже близко, парни, – сказал Таер, вставая на стременах, чтобы снять напряжение коленей, которые начинали неметь.
   – А это что? – спросил Руфорт. – Там, внизу, под нами, видите огоньки? Кто-то следит за нами?
   – Ага, – сказал Таер, останавливаясь. – Я гадал, увидите ли вы.
   – Кого увидим? – спросил Джес.
   – Не кого, а что, я думаю, – ответил Таер. – Когда я поднимался здесь в прошлый раз, были огни, голоса… и другое всю ночь напролет. Сначала я подумал, что это горная болезнь – мы тогда еще не поднялись на самую высоту, но я очень устал.
   – Значит, нам не нужно тревожиться?
   Лошадь Руфорта воспользовалась остановкой и стала тереться носом о колено.
   – Я бы так не сказал, – ответил Таер. – Это Рваные горы, и тут можно столкнуться с любыми неприятностями. Но эти в прошлый раз не причинили вреда, так что будем надеяться на лучшее. Пойдем. Лагерь ждет нас.
   Лагерь был точно таким, каким его помнил Таер, полным мелких камней, готовых наказать спящих, и очень малым количеством травы для лошадей.
   Странные огоньки продолжали мелькать тут и там, как будто в ста ярдах люди несли свечи.
   – Здесь что-то есть, – сказала Сэра, когда Таер рассказал всем об огоньках, которые встречал в прошлый раз. – Это не магия. Здесь нет никакой последовательности.
   В кустах слышалось шуршание, но Джес и Гура уходили туда несколько раз и возвращались разочарованными.
   Все расстелили спальные мешки; Сэра лежала у костра, пытаясь уснуть, как вдруг неожиданно села.
   – Слышали?
   – Нет, – ответил Таер, садясь и оглядываясь.
   – Я ничего не слышал, – сказал Защитник. Сэра забралась в спальный мешок Таера и сказала:
   – Плохо слышать голоса, которых не слышит никто, но еще хуже не понимать, что они говорят.
   – Имена, – сказала Хенна, и Таер понял, что с момента прихода в лагерь она не произнесла ни слова. – Я услышала их еще в сумерках. Ты знаешь, что это за место, Сэра? Когда колдуны, жившие в Колоссе, бежали из города, некоторые духи мертвых последовали за ними. Колдуны привязали их к этому склону, чтобы они охраняли путь. Они назвали это место горой Памяти или горой Имен, и духи остались здесь и мешали другим духам преследовать своих убийц. Огни, шорох, голоса – все это пытается привязать вас к месту своими именами. Магия, державшая их, ослабла и рассеялась, и еще через сто лет здесь не будет ничего.
   Сэра покачала головой.
   – Никогда не слышала эту историю.
   – Я слышал о горе Имен, – сказал Таер, – хотя не знал, что это и где. Хотел бы я в прошлый раз знать, что это магия. Тогда мне показалось, что я теряю рассудок.
   – А зачем ты приходил сюда, папа? – спросил Джес. Нет, понял Таер, слыша голос из темноты, спросил Защитник. – В таком месте много зверей не попадет в твои ловушки.
   – Я возвращался домой, – сказал Таер. – Зима была очень мягкая, поэтому я, добывая мех, зашел дальше, чем обычно. Тогда-то я и наткнулся на Падение Тени. – Он помолчал. – Поняв, где я, я испугался и решил идти домой прямо, а не возвращаться по своему кружному пути. Здесь дорога нелегкая, но любая другая отняла бы у меня несколько недель.
   – Как ты узнал, что это Падение Тени? – спросил Форан.
   – Ничем другим это не могло быть. Поймешь, что я имею в виду, когда сам увидишь. Я ушел оттуда так быстро, как мог идти Скью, и совсем не спал, пока не оказался дома.
   – Ты напугал маму, – сказал Лер. – Я это немного помню. Кажется, я был моложе, чем сейчас Ринни. Ты пришел домой и упал, не сказав ни слова. Мама решила, что ты заболел, и послала меня с Джесом за Карадоком.
   – Ты только раз был здесь? – спросил Иелиан. – Откуда ты знал, куда идти?
   – Вот слова горожанина, – сказал Руфорт, но его замечание не прозвучало обидно. – Тот, кто ходит по горам, быстро научается отличать восток от запада и точно измерять расстояния, иначе просто не выживет.
   – Ты бывал в горах? – спросил его Форан.
   – Я вырос недалеко от Дирхевена. У меня был дядя… ну, точнее, двоюродный брат мамы. Он хорошо знал горы.
   – Таер – Бард, – сказала Сэра, устраиваясь поближе к мужу. – Он умеет запоминать.
   Они снова попытались уснуть – большинство из них. Таер слушал, как затихает лагерь. Джес не стал ложиться, и Таер успокаивал себя тем, что шорох, который он слышит, это Джес, и что он может уснуть. Но Джес не шумит, и поэтому большую часть ночи Таер пролежал без сна.
   На следующее утро он велел всем потеплее одеться и попросил Джеса дважды проверить лошадей, чтобы убедиться, что они смогут идти весь день.
   Вокруг поднимались голые ледяные вершины: путники вступили на самый трудный участок пути. Лер снова пошел первым, потому что вряд ли мог потерять направление: пока не начнут спуск, есть только одна тропа, по которой могут идти лошади.
   Здесь лошадям трудно, и Таер часто шел пешком. Колени его беспокоили не больше, чем после целого дня в седле: ходьбу они переносили даже лучше, чем езду верхом.
   К полудню они увидели снег, но он выпал недели две назад. На этой высоте Таер видел тучи, которые Ринни сдерживала, как могла.
   – Папа, у меня голова болит, – сказала она.
   – У меня тоже, милая. Это высота и блеск солнца на снегу. Закрой глаза, твоя лошадь пойдет за остальными. Через несколько часов будем на вершине. А по другую сторону тебе станет лучше.
   Ринни чуть покачнулась.
   – Буре не нравится, что я ее отталкиваю. Она хочет идти сюда.
   Таер не знал, что она может сделать не рискуя, а Сэра и Хенна ушли далеко вперед.
   – Осторожнее, милая. Сдерживай бурю не очень сильно, совсем немного. Что бы ты ни делала, это помогает.
   Она кивнула и закрыла глаза. Подъехал Иелиан.
   – У меня сильная лошадь, – сказал он. – Девочка может поехать со мной, если это ей поможет.
   – Спасибо. – Таер улыбнулся. – Но впереди, за хребтом, еще один крутой подъем. Лучше пусть она остается на своей лошади.
   Иелиан прикрыл рукой глаза от солнца и посмотрел вперед.
   – Хребет? Я думал, мы уже на вершине. Таер покачал головой и улыбнулся.
   – Еще нет. Думаю, надо проехать еще с лигу до вершины.
   Он ошибся ненамного. Полчаса спустя он прислонился к лошади Ринни и смотрел, как Тоарсен и Кисел начали играть в снежки на вершине горы. Война продолжалась недолго, потому что было очень холодно, но когда начали спуск, все приободрились.
   Они были в часе езды от места, где Таер собирался разбить лагерь, как Ринни постучала его по плечу.
   – Буря идет, – сказала она.
   – Все в порядке. – Он похлопал ее по ноге и поехал рядом. – Можешь поспать.
   Ринни спала, пока не остановились на ночь. Она что-то проворчала, когда Джес снял ее с лошади, и снова уснула, как только он уложил ее и укрыл одеялом.
   Лер приготовил сладкий чай и проследил, чтобы все выпили по две чашки, а Сэра тем временем делала жаркое в небольшом количестве воды из соленого мяса и репы. Нужно было долго кипятить мясо, чтобы оно стало мягче, а чай, хоть и кипел, был совсем не горячим.
   Помня предупреждение Ринни, Таер послал Форана и мальчиков за прочными ветками, а сам приготовил промасленный брезент, который мог хоть немного защитить их во время сна. Буря разразилась ночью и сопровождала их на всем пути с горы, перейдя от снега к дождю, пока не прекратилась.
   День отдыхали и сушили одежду, потом ехали еще пять долгих дней и наконец оказались в густом лесу на звериной тропе, бегущей по относительно ровной поверхности. Не видно были ни следа людей. Все знали: если поселиться слишком близко к Падению Тени, урожая не будет, словно Безымянный король лишил почву плодородия. Но хвойные деревья росли отлично. Вероятно, здесь можно прожить, срубая деревья и стаскивая их на равнины, но люди в Рваных горах начинали тревожиться, если слишком в них задерживались.
   В Редерне, помимо Таера, было еще несколько охотников, которые зимой уходили за шкурами, но большинство оставались в лесу ненадолго. И потом рассказывали о каких-то существах, которые преследовали их неделями, не оставляя следов. У Таера здесь тоже было несколько необычных встреч.
   Хотя двигались они по ровной тропе, вокруг возвышались горы. Оглядываясь, Таер видел самую высокую из них – длинный хребет с голым красным верхом, обрамленным белизной снега; посредине этого хребта пролегала узкая щель – тот самый проход, по которому они пришли сюда.
   Скью перешел вброд мелкий ручей. Таер надеялся, что обратный путь они проделают за несколько недель и вернутся в Редерн – точно как те, кто пережил падение Черного короля и по этому самому проходу добрался до безопасных мест за Рваными горами.
   И тогда он снова сможет петь.
   Скью махнул головой, и Таер ослабил повод, давая коню свободу.
   Прошлым вечером Таер снова пел и потерял сознание – во всяком случае, так это выглядело. Одно мгновение – он пел, следующее – он лежал на земле, и Сэра шлепала его по лицу.
   Говорят, он перестал петь, замолчал и сидел совершенно неподвижно. Потом у него начались конвульсии. Форан и Джес держали его, пока припадок не кончился. Хенна и Сэра потом долго совещались ночью и пришли к выводу, что припадок вызван тем, что Таер использовал свой орден, затронутый заклинаниями магов.
   Таер не хотел когда-нибудь снова увидеть такое выражение в глазах Сэры, поэтому решил прекратить петь и рассказывать истории – ну, на время, конечно.
 
   Сэра старалась не смотреть все время на Таера, не пытаться видеть.Большую часть вечера они с Хенной старались найти магию, уничтожающую орден Таера, но так и не смогли. Ничего не было, как ничего не было и тогда, когда они очищали Таера от заклятий после освобождения его от Пути.
   Хенна кое-что знала о заклятиях, которые использовали маги, потому что была там. Таер тоже немного помнил, хотя мастера попытались стереть его память.