Защитник зарылся лицом в ее волосы и вздохнул.
   – Мне нравится твой запах, – проворчал он.
   – Подожди, – сказала она, отодвигаясь.
   Он отпустил ее, хотя сжал кулаки и поморщился.
   – Мне нужно сказать тебе. Сказать Джесу.
   – Джес случает, – ответил Защитник, перекатываясь на живот и закрывая лицо руками. – Это самое лучшее, что мы сейчас можем сделать.
   Хенна села и потерла его спину, но тут же убрала руку, потому что это прикосновение ее отвлекало: она чувствовала, как он дрожит от страсти под ее пальцами, а ему нужно, чтобы он понял, что она скажет, прежде чем отдастся своей страсти.
   – В те дни нас было шестеро в Колоссе. Ворон, Орел, Сова, Баклан, Жаворонок и Ястреб. И мы сохраняли безопасность мира, уравновешивая свои силы.
   Она поджала ноги и съежилась, почувствовала себя маленькой, упорядочивая свои новонайденные воспоминания и выстраивая их последовательно, чтобы Джес понял, не отвлекаясь на подробности.
   – Колосс был моим городом, и я любила его. Любила колдунов, живших в этом городе. Они просили у меня силы, и я давала ее им.
   Защитник повернулся на бок, чтобы видеть ее. Тело его слегка расслабилось.
   – Единственное, что я любила больше своего города, был мой супруг. Мы были созданы друг для друга. Существовало равновесие: Орел для Ворона, Сова для Баклана и Жаворонок для Охотника. Потом мои колдуны, используя силу, которую я дала им, убили моего Орла.
   – Как?
   Дыхание Защитника ускорилось, но не от страсти.
   – Как Путь отбирал орден у носителя, так алчные колдуны украли у Орла его силу. Они сами при этом умерли, но убили и моего любимого.
   Он посмотрел на бассейн, лицо его оставалось нейтральным, и она не могла прочесть его мысли.
   – Сила, которой мы владели, была бессмертна, Джес, но мы узнали, что сами мы тоже подвластны дару Сталкера. Мы, шестеро, жили, чтобы сдерживать великих богов. Наш мир стар и хрупок; если сила Ткача и Сталкера сегодня высвободится в нем, он разлетится, как старый сухой горшок. Мы поддерживали равновесие, и поэтому боги оставались связанными.
   – Один из вас умер.
   На этот раз говорил Джес, хотя она чувствовала и присутствие Защитника – чувствовала по холоду, от которого мурашки бегали по рукам.
   Она кивнула.
   – Когда бог войны был убит, Старшие боги зашевелились. По всему миру гибли люди. Сила старых богов бесконтрольна, как ужас, всегда окружающий Защитника, хочет он того или нет: Ткач создает, Сталкер уничтожает. У них нет выбора. Такова их суть. Они пришли к нам, к тем из нас, кто остался в живых, и попросили помочь восстановить равновесие.
   – Принести в жертву Колосс.
   – Путы, сдерживавшие Старших богов, с каждым днем все больше слабели, потому что не было уравновешенного выхода для силы. Нам предстояло решить две проблемы. Создать новые пути и новое равновесие. Жертва Колосса была необходима для создания новых пут – пока город остается застывшим, боги связаны.
   – Но один из богов умер, и равновесия не могло быть.
   – Верно. – Похоже на историю, только она помнит все это так, словно происходило вчера. – Жаворонок предложил, чтобы Ткач создал нового Орла.
   Даже спустя столько лет гнев, который она тогда почувствовала – словно ее возлюбленный не больше чем сломанная чашка, которую гончар легко заменит, – снова ожил в ее груди.
   – Почему он этого не сделал?
   – Он не мог. Бессмертная сила Орла оставалась, она была заключена в ребенке, родившемся в момент смерти моего любимого. Этого ребенка держал спящим Жаворонок. Мой любимый не отпускал свою силу, и даже Ткач и Сталкер не могли заставить его это сделать.
   Я была так сердита на них всех. – Она вспомнила, как сдерживала боль и вину и скрывала их за гневом. – Это была моя вина. И мне предстояло ее искупить, заплатить за мою глупость.
   – И что ты сделала?
   – Ордены были созданы до ухода колдунов из Колосса, Джес. Я создала их. Я вырвала силу из остальных богов, как вырвали ее у моего любимого. Я была богиней магии и потому смогла отобрать силу чисто, не трогая душу, связанную с этой силой. Но я не могла взять ее, не убив богов.
   Она закрыла глаза, вспоминая, как осуществляла задуманное с помощью бледного дрожащего Хиннума, который помогал ей делать то, что было необходимо.
   – Они принесли себя в жертву, потому что пятеро богов не могли сдержать Старших. Если я отбирала их силу и распределяла ее между смертными, равновесие восстанавливалось.
   – Значит, Колосс умер, чтобы сдержать силу Старших богов, а ордены были созданы, чтобы держать этих богов в путах?
   – Да, – прошептала Хенна.
   Наступило молчание. Наконец Джес перестал смотреть на воду и взглянул на Хенну.
   – Ты не остановилась на этом.
   Она покачала головой, но пока не могла рассказать все, поэтому ограничилась меньшим злом, за которое была ответственна.
   – Я тоже должна была умереть, Джес. Хиннум помог мне разделить мою силу и создать Воронов, оставив лишь столько силы, сколько мне нужно было, чтобы принести в жертву Колосс. Я думаю, Черные могут черпать силу у Сталкера, потому что я осталась жить. То, что я выжила, создало дыру в путах.
   Джес резко сел и обнял ее, но она чувствовала, что его внимание сосредоточено на внутреннем диалоге.
   – Нет, – сказал немного погодя Защитник. – Причина не в том, что ты выжила. Ты была Вороном, а если бы богиня Ворон выжила, равновесие было бы нарушено. Ты выжила, но не как богиня Ворон, а просто как Ворон.
   Она тщательно обдумала его слова и не нашла ошибок в рассуждениях.
   – Хорошо, – прошептала она. – Хорошо. Но что-то все равно пошло неладно.
   – Хенна? – спросил он у самого ее уха. – Почему орден Орла отличается от других?
   – Это моя вина, – сказала она, радуясь, что он сам нашел ее величайшее преступление и ей теперь не нужно в нем сознаваться. – Это моя вина, и я прошу у тебя прощения.
   Джес находился за ней и не оттолкнул ее, когда она прислонилась к нему.
   – Когда мои сестры и братья умерли, их души и тела распались, оставив только силу. Когда колдуны убили Орла, они тоже вырвали силу из его тела. Я могла разделить его силу на такие крошечные искорки, которые давали человеку лишь немного больше храбрости в бою. Люди никогда не почувствовали бы, что это остатки Его, а не просто сила. Я могла распределять эту силу среди воинов, давать ее как дар на поле битвы. Но ведь это был мой возлюбленный.
   – Что же ты сделала?
   «Он знает», – подумала она, но она должна покаяться, признать свою вину.
   – Я делила его силу до тех пор, пока гнев, вызванный смертью, не становился так мал, что не мог подавить человека, который получал силу; а потом я отдала ее только тем, кто знал, что получает. Только тем, кто мог его успокоить.
   – Эмпатам, таким, как Джес, – сказал Защитник.
   Она кивнула, ожидая его суда. Он обнял ее и, пока думал, раскачивал, как малыша.
   – Если бы ты дала меня воину, кровь лилась бы реками, пока больше не оставалось бы, кого убивать, – сказал Защитник. – Я помню поколения, проникнутые только гневом, не способные к связной мысли. И я был бы таким, если бы не Джес и не его любовь ко мне.
   – Я знаю, любимый, – сказала она, обнимая его. – Но так много людей стали жертвами моего решения. Так много Орлов прожили короткие жизни. Джес… Ты тоже заплатил долг, к которому не имел отношения.
   – Гм-м-м, – сказал Джес. – Папа говорит, что все платят за жизнь. – Он уткнулся носом ей в ухо. – Мне нравится то, каков я, Хенна. Не могу представить себе жизнь без Защитника. Думаю, было бы ужасно одиноко, если бы его не было у меня. Сейчас, в этой комнате, держа тебя в руках, я бы не поменялся ни с одним человеком. Не проси моего прощения, потому что ты не согрешила против меня. Не проси нашего гнева, потому что его нет. Мы любим тебя.

Глава 16

   К облегчению Таера, тучи продолжали удерживать воду в себе и на небе даже появилась растущая чистая полоска; показалось солнце, способное погреть кости.
   Со времени службы в солдатах он не уходил из дома так надолго, но, если отбросить мгновения ужаса и тревоги, ему нравилась такая жизнь. Может быть, когда жена решит, что больше не может оставаться женой фермера, он станет мужем Странницы и вместе с нею будет бродить по миру.
   Он скучал по ферме – по запаху свежевскопанной земли и молодых растений.
   Он внимательно осмотрел город.
   Очевидно, в Университетском районе жили богатые. Сидя на садовой стене, но видел почти весь сад, окружавший трехэтажное каменное поместье. Его тревожило отсутствие птиц и насекомых, но это не уменьшало красоты тщательно распланированных и выращенных цветов и деревьев.
   Главным преимуществом такого положения была, конечно, не местная флора, а возможность видеть сразу всех своих подопечных, которые обладают тенденцией постоянно разбегаться, когда их привлечет что-нибудь интересное.
   Ринни оставила Лера, полускрытого живой изгородью в конце квартала, вблизи границы, которую, как объявил Таер, переходить небезопасно, и в сопровождении Гуры пошла к нему.
   Мгновение спустя Форан с выражением скуки пошел за ней и за собакой. Маску скучающего циника он надевал тогда, когда вспоминал, что он император, а не просто еще один из мальчишек Таера. От работы и езды верхом лицо его немного осунулось, стали видны широкие скулы и узкий элегантный нос. Он не красив, но его загорелое лицо обладает привлекательностью, особенно когда он улыбается.
   Хотя он по-прежнему одет в яркий роскошный наряд, одежда за недели работы и езды истрепалась. Форан отказался от сложных придворных причесок и просто зачесывал волосы назад. И теперь больше походил на бродягу, чем на императора.
   Позади него, как обычно, находились Тоарсен и Кисел. Иелиан тоже где-то здесь, но не поблизости; однако он всегда знает, где император. Таер увидел его, небрежно прислонившегося к стене на противоположной стороне улицы. Руфорт ушел на другой конец квартала и, как Таер, нашел позицию, с которой ему видно всех. Таер улыбнулся, гордясь своими Воробышками. Они подходят для охраны императора.
   Ринни приближалась, и Таер улыбнулся, заметив, как Иелиан небрежно двинулся вслед за Тоарсеном и Киселом. Все они охраняют императора, но со стороны выглядит так, будто самая важная здесь Ринни.
   Девочка остановилась посреди улицы прямо перед Тавром и прикрыла рукой глаза.
   – Папа, – сказала она, – Лер говорит, что разгадал загадку пустых мест, где раньше стояли дома, но не рассказывает, пока ты не придешь.
   – Хорошо.
   Таер знал, что вероятность пребывания в Колоссе кого-то еще ничтожна, но тишина заставляла его насторожиться, и он еще раз внимательно осмотрелся, прежде чем спрыгнуть со стены.
   Вслед за дочерью, императором и его охранниками он прошел по мощенной булыжником улице к концу квартала, где его ждал Лер. Краем глаза он заметил, что Руфорт тоже идет за ними.
   – Посмотри, папа, – сказал Лер возбужденно, как только Таер смог из-за кустов увидеть небольшой участок с грудой обломков, где когда-то стоял дом.
   Лер показал на ограду, скромную по сравнению с оградами соседних зданий. Она высотой только по пояс и сделана из дерева. Изгородь из ровных досок тщательно раскрашена перевивающимися зелеными лозами с мелкими белыми цветами.
   Таер нахмурился: он видел такую ограду, но в первый момент не мог вспомнить, где именно. Лер терпеливо ждал, пока Таер подносил ладонь к дереву и внимательнее смотрел на нарисованные растения. Нет, то была не изгородь. Если бы память его была в обычном состоянии, он вспомнил бы без труда.
   –  МермориБенрольна, – сказал он наконец. Он видел это буквально каждый вечер на пути из Таэлы, пока Бенрольн не увел свой клан в Колберн. – В доме Ронжера Библиотекаря была такая же ограда.
   – И очертания этого здания точно соответствуют тому дому, папа. Я думаю, разрушенные дома – это дома колдунов. Если приведем маму, я думаю, она установит, кому принадлежали все ее мермори.
   – А что такое мермори? – спросил Форан.
   Ринни и Лер начали объяснять одновременно. Ринни остановилась бы, а Лер продолжил, но на этот раз старший брат начал ругать девочку за то, что та не дает ему слова сказать.
   Таер предоставил им разбираться, а сам отошел на середину улицы и попытался мысленно представить себе, как она выглядела, когда на месте груды развалин стоял дом Ронжера.
   Он думал, был ли дом Ронжера здесь первым, а остальные поместья выросли вокруг позже, или богатые дома стояли здесь и раньше, просто один из владельцев дал землю Ронжеру в аренду. Относительно скромный дом, выглядел, несомненно, неуместно, когда в нем жил Ронжер.
   Закрыв глаза, он представил себе эту картину. Руки потеплели, в них закололо, картина сформировалась – и не просто картина. Неожиданно возникли звуки, которых так не хватало: шум ветра в листве, крики птиц. Он почувствовал сладкий запах трав и цветов и легкий оттенок навоза. Улица не многолюдна, только местные жители и те, кто приходит к ним по делу.
   У дома Ронжера привязана лошадь, она меньше тех, к которым привык Таер, и легче сложена. Грива ее переплетена лентами, а упряжь из побелевшей кожи. Лошадь махнула хвостом и топнула, стараясь отогнать надоедливое насекомое.
   – Значит, колдуны, убегая, нашли возможность взять с собой свои библиотеки. – Голос Форана нарушил сосредоточенность Таера. – Я сумел прихватить только две смены одежды, меч, толстый кошелек и четверых стражников, чтобы тратить его.
   – Они убивали семьи, – медленно сказал Руфорт. – Библиотеки кажутся такими…
   Он поискал нужное слово.
   – Ничтожными, – подсказал Иелиан.
   – Они не могли вынести потерю всего, – сказал Таер. Сцена прошлого мгновенно исчезла. – Если бы мне пришлось убить семью – не могу представить себе более ужасной участи, – я бы захотел сохранить что-нибудь на память, что-нибудь такое, что напоминало бы, что когда-то они жили.
   – Но разве не это они принесли в жертву? – спросил Лер, остававшийся у ограды. – Мама говорит, что магия состоит из шаблонов; вместе с жизнями тех, кто тут оставался, колдуны уничтожили шаблоны повседневной жизни, все то, что делало Колосс их домом.
   – Библиотекой они не пожертвовали, – сказала Ринни. – Она не часть заклинания. Может, мерморикак эта библиотека.
   Форан улыбнулся и сухо сказал:
   – Мой дядя говорил: если колдуну придется выбирать, что спасти из горящего здания: книгу или своего единственного ребенка, он выберет…
   Голос Форана неожиданно смолк, и Таер обнаружил, что смотрит снизу вверх на ветви дерева.
   – Папа! – голос Ринни звучал испуганно и словно издалека.
   – Со мной все в порядке, – сказал Таер, инстинктивно реагируя на страх в голосе дочери, прежде чем он сумел оценить ситуацию.
   Пока не освободили его руки и ноги, он не понимал, что его держат. Он лежал на спине на улице, мальчики толпились вокруг него, и испуганное лицо Ринни выглядывало из-за плеча Лера.
   – Еще один припадок? – спросил он.
   Таер резко сел, но если бы Форан незаметно не поддержал его сзади, упал бы снова. Во рту у него была кровь, и он чувствовал изнутри разрез на щеке.
   – Этот был тяжелый, папа, – сказал Лер. Голос его не дрожал, слез не было, но Таер видел, что Лер испуган не меньше Ринни.
   – Кисел подхватил тебя, прежде чем ты упал, – сказал Тоарсен. – Но, кажется, ты ударился головой, прежде чем я подоспел.
   – Спасибо, – сказал Таер, держась за плечо Форана и с его помощью вставая на колени. Не почувствовав никакого головокружения, он встал на ноги.
   – Все в порядке, – сказал он, глядя в испуганные лица окружающих, и, будучи Бардом, прекрасно понял, что солгал.
 
   – Ворон мог сам заколдовать Колосс, – говорил Ученый, отвечая на вопрос Сэры и прохаживаясь между ее скамьей и лестницей. – Но это не было бы жертвоприношением, способным связать Старших богов. Только колдуны могли принести в жертву город колдунов. Ворон направлял заклинание, а Хиннум служил его фокусом – но сила заклятия исходила от колдунов Колосса.
   – Они убили тех, кого любили, – сказала Сэра, пытаясь представить, как это было. – Уничтожили все, что было им дорого. Как тебе удалось их убедить?
   – Мы собрали их всех в храме Ворона и объяснили, что случилось. Они знали, что Ткач и Сталкер высвободились – никто не мог не заметить этого, вся природа пришла в смятение.
   – И они не спорили?
   Сэра попыталась представить себе комнату, полную Воронов, во всем согласных друг с другом. Ученый остановился у лестницы.
   – Нет, – тяжело сказал он, и она услышала смерть в этом одном слове и увидела ее в его согнутых плечах. Он глубоко вздохнул, хотя она знала, что он не нуждается в дыхании. – Мы вышли из города через Университетские ворота. А потом мы принесли его в жертву.
   – Но не библиотеку и не личные библиотеки колдунов, – сказала Сэра, медленно собирая воедино части, как поступает Ворон: беря факты и используя их, чтобы интуитивно заполнить недостающее. Она вспомнила, как он смотрел на Хенну, вспомнила, каким голосом он говорил о богине. И сразу вспомнила слова Таера: ему кажется, что Хенна очень стара.
   – Но не богиню Ворона. Она ведь тоже планировала умереть, верно? – благоговейно прошептала Сэра. Хенна была богиней Вороном. – Закончив дело, она хотела умереть, как остальные боги.
   – Я не мог этого вынести, – сказал Ученый. – Не мог вынести и ее смерть. Я любил ее.
   – И что же ты сделал?
   – Я отобрал у нее память. Как ты видела, она по-прежнему не помнит. Я изменил ее лицо – немного, чтобы все знавшие ее могли поверить, что она умерла. Так много колдунов погибло той ночью, а все выжившие тоже пострадали так или иначе. Она не единственная потеряла память. Многие колдуны больше никогда не могли колдовать, не владели магией, некоторые из них ослепли. Была одна, которая с тех пор не сказала ни слова.
   – Изольда Молчаливая, – сказала Сэра. Он повернулся и посмотрел на нее.
   – Откуда ты знаешь об Изольде? Ты из ее рода? Сэра кивнула.
   Он улыбнулся, вспоминая о чем-то с удовольствием.
   – Нет. Онемела не Изольда. Изольда училась под крылом Совы. У нее был звонкий голос, как хрустальная струна, звучащая на ветру. Во дни после падения Колосса нас утешали ее песни. Мы прозвали ее Молчаливой, потому что она никогда не говорила ненужных слов. – Он помолчал. – Ты не такая, как она, но своими манерами очень на нее похожа.
   Сэра поджала губы.
   – Не знаю, как ты это делаешь, но ты и есть Хиннум.
   – Да.
   Откинувшись на спинку сиденья, Сэра оценивала ситуацию. Перед ней величайший колдун Колосса, и она постарается его использовать.
 
   – Человек состоит из души, разума и тела, – сказала Сэра. – Чтобы увидеть душу, колдун должен преодолеть преграды, блокирующие его зрение. – Она со стуком опустила книгу на стол. – Вздор, – сказала книге – и своему новому учителю – раздраженно. – Больше того, бесполезный вздор. Никаких важных подробностей, ничего, кроме собрания громкой поэтически звучащей ерунды. Я проделала все, о чем говорится в книге, и по-прежнему вижу только свой орден – а это не душа.
   – Это не вздор, – спокойно возразила иллюзия Хиннума. – И если ты хочешь сохранить мужу жизнь, пока я не смогу сотворить заклинание, тебе нужно знать, как видеть душу. Нужно только немного терпения и самодисциплины.
   Она повернулась, посмотрела на него – и он улыбнулся ей, точно как Таер. Никто другой не смеялся над ее характером.
   Ради Таера она научится это делать или умрет в попытках. А Хиннум, решительно напомнила она себе, единственный колдун, способный научить ее. Если только неожиданно не вспомнит Хенна. Но если бы это могло случиться, то уже случилось бы.
    Вероятно, это было бы милосердием, если бы Хенна никогда не вспомнила.Судя по словам Хиннума, сейчас у Хенны не больше силы, чем у любого другого Ворона, и воспоминания о том, кем она была когда-то, принесут ей только боль.
   Не одна Хенна пострадала во время гибели Колосса. Хиннум не вдавался в подробности, но, очевидно, ущерб, который причинило ему заклинание, был таков, что он решил не уходить в мир, а остаться здесь.
   Иллюзия, которую он создал, чтобы сохранить свой интеллект – душу, сказал он, стуча пальцем по книге, которую листала Сэра, – не очень владеет магией. Именно поэтому он начал процесс оживления собственного тела, как только увидел Таера и камни с привязанными к ним орденами. Хиннум знал, как решить обе проблемы, и сказал об этом Сэре, но не знал, сколько времени пройдет, прежде чем его тело восстановится. Для камней особой поспешности не было, но у Таера оставалось мало времени.
   И поэтому она сидела за столом, как начинающий колдун солсентипод тиранией своего учителя.
   – Это совсем не трудно, – сказал он теперь и подал кусок мела, который она швырнула на пол. – Тринадцатилетний подмастерье способен легко этим овладеть. Но только если капризы не мешают ему слушать.
   Сэра кипела от негодования, но снова принялась чертить загадочные символы на поверхности стола. Со смерти ее учителя другого у нее не было, а Хиннум словно особенно наслаждался, выражаясь неясно.
   Это хуже, чем изучение рун для защиты. Там она по крайней мере, чувствовала, как собирается под рунами сила; руны сами сообщали ей, если она нарисовала неверно или неполно. А здесь просто письменный вздор.
   – Эта фигура повернута в другом направлении, – сказал Хиннум, постучав пальцем по книге. – Видишь? А вот эта черточка должна быть немного длинней.
   – Если бы ты сказал мне, что мы собираемся сделать, – не в первый раз сказала она, – в этом не было бы необходимости.
   – Все это в книге, – ответил он. – Но ты сказала, что книга не имеет для тебя смысла, поэтому нужны фигуры. – Он наклонился над сделанными ею надписями. – Так лучше. Еще только три фигуры, и я научу тебя словам.
   – А Хенна может это делать? – спросила она.
   – Не знаю. Ты, конечно, можешь подождать, пока кто-нибудь не решит твои проблемы, если не хочешь потратить немного времени и усилий.
   Если бы он не был иллюзией и если бы в этом не была ее единственная надежда спасти Таера, она бы сделала ему что-нибудь неприятное.
   И Сэра принялась перерисовывать следующий случайный набор черточек и завитушек.
 
   Хиннум схватил Сэру за щеку, заставляя ее рот принять неестественное положение.
   – Вот так. Если звуки произнесены неверно, они не действуют.
   Она вырвалась и попыталась снова. Ритм, тон, высота, произношение; неудивительно, что колдуны солсенти были такими отвратительными.
   Глядя на бессмысленные фигуры, которые начертила на столе, она опять попыталась правильно произнести слова. Ей показалось, что звучит точно так же, как в прошлый раз, но на этотраз что-то произошло. Магия устремилась в нее от начерченных мелом фигур с такой силой, что стул отодвинулся на несколько дюймов.
   Совсем не похоже на руны. Руны принадлежали ей и делали то, что она приказывала.
   Фигуры и слова этого типа магии отвлекали ее, забирали у нее магию и придавали ей новую форму. Ей это не нравилось: Ворон контролирует свою магию. Не нравилось, но постепенно она училась понимать, как символы и звуки пытаются сделать ее сильнее. Тут и там были пробелы, она ликвидировала их и притягивала магию к себе, пока она снова не стала принадлежать ей.
   – Получилось, – сказала она, поворачиваясь к Хиннуму. Но вместо подростка-Странника увидела магическую сеть, сложное переплетение струн и узлов, создававшее форму Ученого. Фиолетовая ткань, в образе которой она всегда видела свой орден, была здесь, под сетью – так ей показалось сначала. Она встала со стула и подошла к иллюзии. Теперь она видела, что это не совсем ее орден.
   – Это не орден Ворона, но очень похоже, – сказала она.
   – Меня коснулась богиня, – ответил он, очевидно, поняв ее. – Дар Ворона очень похож на орден Ворона. Но что ты сделала? Эта магия не похожа на ту, что ты должна была создать.
   – Я ее поправила, – сказала Сэра, заинтересованно наклоняясь. – Прошу прощения, – с отсутствующим видом добавила она: она начинала понимать смысл строк, которые заставлял ее читать Хиннум.
   – Что ты сделала? – повторил Хиннум, рассматривая магию так же внимательно, как она рассматривала его самого.
   – Не сейчас, – ответила она. – Позволь взглянуть.
   Требовалась полная сосредоточенность, и это очень утомляло. Она не сможет долго это делать. Похоже на то, как Ворон смотрит,чтобы увидеть орден, но в то же время немного по-другому.
   – Я вижу заклинание, создавшее твою иллюзию, – сказала она после некоторого раздумья. Должно быть, то, что заключает в себе остальную часть его. – Под ним – прикосновение Ворона, кажется, ты это так назвал… а еще ниже… – Фиолетовая оболочка стала прозрачной, растаяла, и Сэра увидела под ней другое. – Я вижу голубое сияние с темным ядром.
   – Опиши его мне.
   Голос Хиннума перестал быть острожным, в нем теперь звучало возбуждение.
   Сэра подняла руку и просунула ее сквозь сеть, чтобы прикоснуться к свету пальцем.
   – Дай мне руку, – сказала она. Если прикосновение богини действует как орден, она сможет показать ему, что она сделала, и он сможет сделать это сам. Это легче, чем пытаться объяснить ему.
   Теперь была ее очередь стать учителем, и она не простила ему то, что он схватил ее за щеки.
   Он взял ее руку, и какое-то время она думала, не станет ли эта не совсем из ордена, не совсем человеческая, не способная создавать магию рука препятствием для нее.