Бриггз Патриция. Удар Ворона

   Сталкер поднял руки.
   – Ты думаешь, что я помогу? Теперь, когда мой слуга, мой раб ослабил путы, державшие меня? Ему не придется брать больше орденов, чтобы я мог делать все, что мне нравится.
   – Он не Твой слуга, не Твой раб, – ответил Таер. – Он вор, пробравшийся в Твою тюрьму и укравший Твою силу, даже не спросив у Тебя разрешения.
   – Как ты назвал мое имя, Бард, так и я должен ответить, как пес отвечает на приказ хозяина.
   Слова были полны горечи и гнева, но никакие чувства не отразились ни на лице, ни в голосе Сталкера.
   – Пока мы разговариваем, моя семья одна противостоит Черному, – сказал Таер и снова глубоко вздохнул. «Ты можешь говорить убедительнее», – подумал он. – Могу только извиниться за свою невежливость. Оскорбить Тебя – это самое последнее, что я мог бы захотеть. Нам нужна Твоя помощь, чтобы одолеть Черного.
   – Поистине, – сказал бог. – А что ты дашь мне за помощь? Кого принесешь в жертву? Твою жену? Одного из твоих детей? А может, императора?
   – Нет, – ответил Таер, и кровь заледенела в его венах. – Но я отдам тебе себя.
   – Правда? – негромко спросил бог. Протянув руку, он обхватил подбородок Таера.
   Боль прокатилась по телу Таера, и он услышал собственный крик. Ничто, даже молот Теллериджа, дробивший ему колени, не причиняло такой боли. Он упал, и бог склонился к нему, и его мягкое прикосновение рвало и терзало без физических ран.
   – Отступи, Бард, – сказал Сталкер. – Отступи, и боль прекратится.
   Таер закрыл глаза. Если он отступит, то потеряет всякий шанс на победу. Он не сделает этого, не может сделать. Наконец бог сам отнял руку и встал.
   – Если бы я мог что-то сделать с ворами, которые без спроса берут мою силу, я бы давно сделал. Но я ничего не могу.
   – Я Бард, – прошептал Таер, свернувшийся потным клубком на чистом холодном полу. – Я могу определить, когда ты лжешь.
   Впервые Таер увидел чувство на лице бога – чувство гнева.
   – Ты переходишь границы, Бард. Я повелитель смерти, и ты в моем царстве.
   – Привязывание орденов к камням не ослабило завесу, которая держит Тебя в заключении, – отчаянно сказал Таер. Ему это показалось правдой, и он даже находил причины этого. – Я думаю, что если бы завеса ослабла, Ты бы сам уничтожил Виллона. Хиннум говорил мне, что Ты не зло. То, что Черный делает с Твоей силой, оскорбляет Тебя.
   Откуда-то он набрался сил, чтобы сесть, хотя мышцы его все еще дергались в ожидании новой боли.
   – Если твоя жена уничтожит камни, не освободив ордены, это ослабит завесу, – сказал Сталкер.
   – Виллон хочет, чтобы моя жена разделила дух и камни, чтобы их использовать, – ответил Таер. – Он знает об ордене Защитника. Если моя жена не покажет ему, как это делать, он со временем научится сам. В его распоряжении все время мира, потому что смерть не имеет над ним власти. Со временем он захватит все камни и поглотит их силу – силу, принадлежащую Тебе и Ткачу. И тогда он уничтожит Вас обоих.
   Он понял это намерение Виллона, когда узнал, что тому нужны не просто шесть очищенных камней разных орденов, а все камни, очищенные от духа.
   Сталкер отвернулся, с трудом отвел взгляд, словно Таер имел над ним какую-то власть.
   – Ты рассказал ему, как привязать ордены к камням, – сказал Таер. Он не был уверен, что сможет стоять, поэтому не вставал. – Если бы Ты не сделал этого, Странники со временем сами справились бы с ним. Именно такова их задача, они расплачиваются за свое несовершенное, неполное жертвоприношение. Жадность к знаниям, стремление сохранить библиотеки, мермориХиннума – все это дало Черному возможность существовать. И Странники пытаются исправить это после гибели Колосса. Но из-за Виллона их теперь осталось совсем немного. Если бы Ты не объяснил Черному, как связать ордены, сейчас перед Тобой не было бы угрозы.
   – Ты сам это сказал, Бард, – с горечью ответил Сталкер, – смерть не имеет над ним власти. Пока он владеет моей силой, я ничего не могу с ним сделать.
   – Так что могу сделать я? – спросил Таер. – Как нам остановить его ради Тебя?
   Бог вздохнул.
   – Я могу помочь, – сказал он. – Я буду петь для тебя, и на это время мы отнимем у Виллона силу. Ты доказал, что способен выдержать боль, которую вызывает в тебе моя песнь. И пока мы сдерживаем нашу силу, Виллон должен быть убит.
   – Лер? – спросил Таер.
   – Только бог войны может убить бессмертного, – с сожалением сказал Сталкер. – Для того чтобы Черный погиб, нужна жертва, Таер.
   – Защитник считает, что если он убьет кого-нибудь, это убьет Джеса, – сказал Таер.
   – Защитник прав, – подтвердил Сталкер. – Хенна мое дитя, как и дитя моего брата, как Джес – твое. Я не стал бы причинять боль, если бы это было возможно.
 
   –  Линвите. – Таер слышал, как заканчивает произносить это слово, и понял, что весь эпизод совсем не занял времени.
   Все молчали в ожидании каких-то изменений. Таер выпустил руку Ринни, потом – Хенны. Снял со спины лютню и начал подбирать мелодию.
   Сталкер сказал ему, что неважно, какой будет песня, но Таер выбрал старую солдатскую, в которой на каждое двустишие следовали восемь строк припева, а количество двустиший ограничивалось лишь тем, сколько рискованных шуток он помнит. Эту песню он мог бы петь до заката.
   Он наклонил голову, настраивая струну, и сказал очень тихо:
   – Джес, когда я начну второе двустишие, Защитник сможет убить Виллона.
   – Ничего не выйдет, – сказал Виллон. – Сталкер не ответил тебе.
   – Неужели ты думал, что Он ответит? – спросил Таер. Конечно, Виллон знает настоящее имя бога. Он должен знать оба имени, чтобы иметь возможность красть у богов силу. – Зачем Ему отвечать мне?
   – Я могу это сделать, – сказал Лер, который тоже слышал слова Таера.
   Таер покачал головой и запел.
   – Что ты делаешь? – спросил Виллон, и Таер видел, что Сэра хотела задать тот же вопрос.
   Он не мог им ответить, потому что сила бога огнем вспыхнула в его горле. Теперь он понял, почему Сталкер испытывал его: песня причиняла страшную боль; выдерживать силу Сталкера ему не легче, чем Черному, а Таер не хотел жертвовать жизнями, чтобы эта боль стала меньше.
   – Что ты делаешь? – снова спросил Виллон, на этот раз в гневе, потому что был уверен, что Таер смеется над ним самим выбором песни: в песне говорится о солдате, который отправился в чужую деревню в поисках женщины, с которой можно было бы переспать.
   – Он Бард, – неожиданно сказала Сэра. – Музыка его дар.
   Краем глаза Таер видел, как Джес выпустил руку Хенны и исчез.
   Виллон тоже заметил это.
   – Двести двенадцать лет, – заговорил он, – я не знал о существовании шестого ордена. Я думал, Волис говорит о Сталкере, когда он говорил об Орле. И если бы не Иелиан, я бы так и не узнал, что одного ордена мне не хватает. Куда он пошел?
   – Он здесь, – ответила Сэра. – Разве ты не чувствуешь его ледяное дыхание на своей шее?
   «Будь она благословенна», – подумал Таер, заставляя свои онемевшие от боли пальцы правильно держать лютню. Она не знает, что он делает, но знает, что что-то делает. И чем дольше она отвлекает Виллона, тем лучше.
   – Я велел тебе молчать, женщина, – злобно сказал Виллой, отказываясь от своих вежливых купеческих манер, и Таер знал, что этот новый тон и есть для Виллона настоящий. Он сделал знак Сэре.
   Ничего не произошло. Таер не маг, но у него, как у каждого жителя Редерна, было обостренное ощущение магии, и сейчас он не чувствовал концентрации магии.
   – Сука! – рявкнул Виллон: очевидно, Сэру он считал виновницей своей неудачи. Но, успокоившись, он снова натянул маску торговца. – Но я не просто олицетворение Сталкера. Я еще и колдун, владеющий орденом Ворона.
   Он разорвал ворот своей рубашки, и Таер увидел, что под рубашкой ожерелье из камней. Хенна слегка вскрикнула, и Таер догадался, что все эти камни связаны с орденами.
 
   – Не могу, – сказал на ухо папе Защитник. – Не могу рисковать Джесом.
   Джес почувствовал ужас Защитника до того, как чувство страха было погребено под лавиной гнева. Защитник оберегал то, что считал своим, а Джес принадлежал ему.
   – Только ты можешь это сделать, – быстрым шепотом между строками ответил папа. – Сталкер сказал, что только Защитник может его убить.
   Джес понимал это. Бог, к которому воззвал отец, дал папе музыку, способную сдержать Черного. Но эта способность давалась дорого: волны боли перекатывались через Джеса – слабое отражение того, что чувствовал отец.
   Защитник не мог чувствовать боль Таера, как ее чувствовал Джес, но он видел пот, смочивший рубашку отца, и глубокие морщины боли, окружившие рот. И всю эту боль папа испытывает, чтобы дать им возможность убить Виллона.
    «Нельзя, чтобы он страдал зря, – сказал Джес Защитнику. – Мы должны убить Виллона, пока можем. Неважно, умру ли я, если прихвачу с собой Черного».
    «Нет». – Джес чувствовал, что отказ окончательный, и под ним таятся воспоминания о многочисленных носителях ордена, сведенных с ума действиями Защитника. Защитник не может так потерять Джеса.
   Джес чувствовал свою беспомощность: нежелание Защитника подвергать его риску держало Джеса в плену.
    «Посмотри, – с растущим раздражением сказал Джес, – посмотри, как больно папе».
   – Мы Вороны, – тем временем говорила его мать Виллону; голос ее был полон презрения, когда она кивком указала на ожерелье. – А ты ничто.
   Она пыталась удержать внимание Черного, чтобы Джес мог сделать то, о чем просил папа. И делала это с помощью наиболее подходящего оружия – своего языка.
   – Ты солсенти, – говорила она голосом, который, как знал папа, способен заставить человека оцепенеть в мгновение ока. – Простой фокусник, который способен лишь подражать более сильным и красть не принадлежащую ему магию.
   Джес чувствовал действие этих слов, чувствовал, какую ярость вызвала у Виллона насмешка матери. Он попытался побудить Защитника действовать, но Черный ответил быстрее.
   Колдун солсентисделал жест, и Сэра отлетела назад и ударилась о дорогу. Она несколько раз перевернулась и застыла.
   С беззвучным рычанием, все еще невидимый для окружающих, Защитник бросился к ней. И то, с каким облечением увидел он ее вздымающуюся грудную клетку, ослабило его решимость. Маму тоже нужно защищать.
   – Ты всего лишь грязный мелкий воришка, – сказала Хенна, вставая между Черным и остальными.
   Виллон по-прежнему в гневе произнес что-то нечленораздельное; и Джес и Защитник поняли, что это какое-то заклятие солсенти.Защитник, чувствуя себя беспомощным, смотрел, как Хенна подняла руки.
   С ней ничего не случилось.
   – Грязный мелкий воришка, – повторила она, отряхивая руки.
   Из туч, собранных Ринни, пошел дождь. Когда холодные капли упали на ее лицо, мама открыла глаза. Немного погодя она медленно села. Защитник хотел коснуться ее, но его внимание отвлек Виллон, который неожиданно пошатнулся и упал.
   Сначала Джес решил, что с ним что-то сделала Хенна, но потом увидел на земле нож и понял, что Лер метнул его с такой силой, что сбил Черного с ног. Но нож не вонзился в тело, он только разрезал одежду, и под ней стали видны звенья кольчуги.
   Форан бросился вперед, Тоарсен – на полшага за ним, но было уже поздно: Виллон пришел в себя от неожиданности.
   Хенна закричала, закричала без слов, и Джес чувствовал ее стремление защитить, но магия Виллона заставила всех троих отшатнуться. Хенна пошатнулась от боли: она отразила заклятие Черного, но оно задело и ее.
   Мама попыталась встать, и Защитник помог ей.
   – Папа хочет, чтобы я убил Черного, – сказал он ей, помогая стоять. – Но это убьет Джеса или сведет его с ума. Эмпат не может отнять жизнь – тем более такой сильный эмпат, как Джес.
   Сэра дрожала, как от холода; ее вырывавшееся туманом дыхание свидетельствовало о степени расстройства Защитника. Не в силах преодолеть его стремление защитить Джеса, она сказала:
   – Ты недооцениваешь Джеса. Он сильнее, чем ты думаешь.
    «Да», – сказал Джес.
   Папа, продолжая петь, прошел между Виллоном и императором и остановился перед Черным. Шел он хромая, и Джес понял, что старая рана коленей вызвала боль. Но эта боль ничто по сравнению с пыткой музыкой Сталкера. Он закрывал лютню телом, стараясь уберечь ее от дождя.
   Виллон снова поднял руки, и Ринни с криком побежала к отцу.
   – Нет!
   Для Защитника это было уже слишком. За Ринни, за папу, за семью они оба с Джесом готовы умереть.
   С оглушительным треском в Виллона ударила молния. Колдун пошатнулся и закричал, тело его задымилось.
   Молния ударила снова, но Виллон не упал. Он бросился к Ринни.
   Защитник оказался первым. Его нападение не было изящным и утонченным, но этого и не требовалось. Виллон не видел его, пока Защитник не нанес ему первый удар. Как только кулаки его коснулись тела противника, Защитника охватила боевая ярость, и колдун, полуошеломленный молниями Ринни, не мог сопротивляться, тем более что папа продолжал петь и не давал ему доступ к силе Сталкера.
   – Подожди, – сказала Память Форана, хватая Защитника за руку и останавливая удар.
   Как только он застыл, Память отпустила его.
   – Подержи его для меня, – сказала она.
   При звуках голоса Памяти Черный сделал шаг назад. Защитник перехватил его и прижал сопротивляющегося мага к земле.
   Память села рядом и взяла голову Виллона в руки. Глаза колдуна закатились, от него поднялась волна страха. Память склонилась к нему.
   Виллон закричал, и Джес укрылся за Защитником, позволяя тому принимать на себя то, что испытывал колдун. Крепкое мускулистое тело под Защитником начало съеживаться, мягкая плоть заменялась чем-то сухим и твердым. Когда наконец тварь, которую держал Защитник, перестала дергаться и Память отступила, Черный был совершенно не похож на Виллона, купца из Редерна.
   Густые темные волосы сменились несколькими редкими белыми клочками, цеплявшимися за череп. Тело выглядело так, словно из него ушла вся жидкость. Кожа стала цвета промасленного дерева и напоминала бычью шкуру. Губы тоже съежились, вывернулись, обнажив зубы. Колдун выглядел как труп, оставленный на солнце, но Джес знал, что он жив.
   Защитник ослабил хватку, прежде чем ужас, испытываемый Черным, смог повредить Джесу.
   – Я не могу убить его, – сказала Память. – Это твоя задача, Защитник.
   – Я это сделаю, – сказал Лер.
   Защитник улыбнулся брату и на мгновение взглянул на Хенну.
   – Нет, – ответил он. – Смерть – мой дар. И сломал хрупкую шею.
   Джес закричал, вырванный из кокона безопасности, которым пытался окружить его Защитник. Такой боли он никогда еще не испытывал, но это было не самое плохое.
   Что-то в момент смерти Виллона отделилось от него и ухватило Джеса, обернулось вокруг него. И когда прикоснулось, с Джеса словно сорвали кожу и втиснули его в человека, каким когда-то был Виллон. Никто не мог знать в тот момент Виллона лучше, чем Джес. Он не мог скрыться, не мог отделиться от Черного.
   Холодные руки коснулись его лица, и он почувствовал, как Виллон уходит: призрак Виллона словно не хотел соприкасаться с этими холодными руками.
   – Его смерть принадлежит мне, – сказала Память. – Отдай ее.
   – Да, – согласился Защитник и уступил место Джесу. Холодные губы коснулись его губ, и Джес открыл рот, сопротивляясь объятию Памяти – не потому, что не хотел, а потому, что ничего не мог с собой сделать. У него не было слов, чтобы описать ощущение, сопровождавшее уход из него Виллона, – словно меч вытаскивали из ножен.
   И только когда он очистился, Память выпустила его. Джес смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. Память превратилась в плотную густую тьму, и на ее влажной поверхности блестели капли дождя.
   – Я отомщена, – сказала Память и исчезла.
   Папа на середине слова оборвал пение. Он подошел и положил руку Джесу на плечо. Даже такое легкое прикосновение вызывало боль, но Джес нуждался в поддержке больше, чем в освобождении от боли, и поэтому на мгновение прислонился к отцу.
   А когда отстранился, рядом оказалась Хенна, она взяла его за руку и прижалась щекой к его плечу. Холодное изящество ее присутствия окутало его, смягчая боль, причиненную смертью Виллона. Джес облегченно вздохнул.
   Подошла мама и осмотрела его с ног до головы.
   – Справишься, – сказала она.
   Он устало улыбнулся ей. А может, это улыбнулся Защитник.
   – И так, – сказал папа хриплым голосом, с непроницаемым лицом, – и так погиб Черный, который некогда был Виллоном, купцом из Редерна.
   Мама взяла руку папы и поднесла к губам.
   – Отлично проделано, любовь моя.

Глава 21

   Они унесли своих мертвых из города.
   Пока Хенна и Сэра готовили еду, Таер достал походную лопату и начал копать. Несколько минут спустя к нему с другой лопатой присоединился Лер.
   – Кого хороним? – спросил он.
   – Виллона.
   – Не придется закапывать его глубоко, – сказал Лер. – Не осталось ничего, что могло бы привлечь стервятников.
   – Стервятники бывают разные, – заметил Форан, который подошел и успел услышать слова Лера. – Думаю, глубины в шесть футов будет достаточно. Сменю вас, когда устанете.
   Когда подошел Джес – у него был мягкий и счастливый взгляд, – углубились уже наполовину, и копать пришлось по одному, потому что в могиле не было места для двоих. Джес присел так, что его голова оказалась на уровне головы Таера.
   – Похороним Руфорта и Хиннума? – спросил он.
   Таер вздохнул при мысли о новой могиле в такой твердой почве.
   – Подождем. Сначала узнаем, каковы их обычаи. Хенна должна знать, как поступить с Хиннумом. Форан, ты не знаешь, каков обычай народа Форана?
   – Нет, – покачал головой Форан. – Но Кисел знает. Сейчас он спит, но когда проснется, я его спрошу.
   – Кисел проснулся, – сказал Джес. – Я слышу, как он жалуется. У него зудит плечо, а он не может проникнуть под повязку. Тоарсен…
   – … пришел помогать, – сказал Тоарсен. – Выбирайся оттуда, старик, теперь моя очередь. Не я его убил, но хочу принять участие в погребении. Не хочу, чтобы он выполз из могилы.
   Таер знал, что этого не будет. Но когда все стараются сделать так, чтобы тело Виллона не могло двигаться, он готов присоединиться к ним.
   Вспотевший Таер выбрался из ямы и отдал лопату Тоарсену.
   – Копай, – сказал он. – И пусть это будет твоим наказанием за такую мысль.
 
   Виллона похоронили глубоко. Когда засыпали могилу, Хенна что-то произнесла над ней про себя. Это было не надгробное слово; скорее пожелание: скатертью дорога и оставайся в могиле, и это пожелание она подкрепила магией. Таер чувствовал, как эта магия окутывает могилу.
   Никто не хотел ложиться спать, прежде чем не позаботятся о мертвых, а до темноты оставалось мало времени, чтобы собрать дрова. Поэтому Хиннум и Руфорт сгорели в погребальном костре, пламя которого больше подкармливали Вороны, чем небольшая груда хвороста, которую собрали Форан и Тоарсен, после того как Кисел рассказал об обычаях народа Руфорта. Когда кончили, Хенна встала и произнесла слово о Хиннуме, последнем колдуне Колосса.
   Почти весь следующий день Сэра и Хенна освобождали ордены от камней, но перед ужином остановились.
   – Это займет много времени, – сказала Сэра Таеру; она ела жаркое, приготовленное Лером и Джесом из кролика. – Мы с Хенной работали весь день и освободили только четыре.
   За освобождением первого камня, тигрового глаза Жаворонка, Таер сам наблюдал.
   – Все в порядке, мама, – сказал Джес, отрываясь от кормления Гуры. Все по очереди ухаживали за раненой собакой, но Кисел позволял ухаживать за собой только Ринни. Таер со смехом наблюдал за ошеломленным Киселом, когда Ринни укладывала его и подтыкала по бокам одеяло.
   – Нам некуда торопиться, – говорил Джес. – Хенна остается с нами.
   «Осенью мы можем построить Джесу и Хенне дом, – думал Таер. – Джесу захочется жить где-нибудь поглубже в лесу, если не будет возражать лесной царь». Но он посмотрел на жену и ничего не сказал вслух. Теперь она полностью Странница, волосы зачесала прядями и даже одежду поменяла.
   Она на двадцать лет отказалась от своего народа, и он считал, что может на следующие двадцать-тридцать лет отказаться от своей фермы.
   – Вы должны приехать ко мне в гости, – говорил Форан. Лесного кролика он ел, словно изысканное блюдо дворцовой кухни. – Дайте мне пять-шесть лет, чтобы обуздать септов, а потом я попрошу Лера составить план дворца. Не хочу, чтобы опять в помещениях, о которых никто не помнит, заводились тайные общества.
   – Мы это сделаем, – пообещала Сэра. – Но и ты должен приехать к нам. – Она кивком показала на Тоарсена. – У него есть связи в Редерне. Когда Авар приедет в свои земли, приезжай с ним.
   Это не приглашение, понял Таер. Форан усмехнулся. Не одна Ринни привыкла командовать императором.
   – Поможешь мне полоть огород, – сказала Ринни. Форан рассмеялся.
   – Обязательно. Мы с Тоарсеном и Киселом проводим вас до Редерна и убедимся, что вы благополучно добрались. Потом я поеду в Герант и вернусь во дворец со всей своей гвардией.
   – Будут и другие Иелианы, – предупредил его Таер.
   – Знаю. – Форан перестал улыбаться. – Но пока со мной такие, как Тоарсен, Кисел и Руфорт, который был для меня бесценен, я могу принимать плохое вместе с хорошим. – Он кивнул Таеру. – Можешь приехать и помочь мне просеять их. Я прикажу, чтобы тебе заплатили.
   – Нет, – ответил Таер. – Я больше не солдат. Я фермер. – Он поколебался и посмотрел на Сэру. – А может, я отправлюсь путешествовать с моей женой Странницей.
   Он хотел, чтобы это прозвучало небрежно, но жена слишком хорошо его знала.
   Она замерла и отложила еду.
   – Так вот что тебя тревожит? – горячо спросила она. – Говорю тебе, ничего подобного не будет. Я достаточно платила за грехи давно умерших людей, – она посмотрела на Хенну, – или за большинство умерших. И не хочу снова становиться бездомной. Если хочешь побродить, отправляйся. Я буду держать на окне зажженную свечу, чтобы ты смог найти дорогу домой, когда тебе надоест этот вздор.
   Таер почувствовал, как правда ее слов снимает с его плеч огромную тяжесть, и улыбнулся.
   – Думаю, Форан, – сказал он, – мы увидимся с тобой в Редерне.
 
   Этой ночью в храме Хенны Бард пел о героических деяниях и об утраченной любви и оплакивал умерших. Иногда он пел один, иногда его дети, которые не были Бардами, но выросли в Редерне и обладали чистыми сильными голосами, подпевали ему. И когда взошло солнце, мертвые ушли из города.
   Путники еще немного задержались, исследуя город, но когда первые признаки осени стали чувствоваться в воздухе, оставили старый город и закрыли его ворота, надеясь, что они сохранять его тайны еще одно-два столетия.
   Таераган из Редерна повел свою семью домой.