Брокман Сюзанна. Телохранитель

   — Одна из подруг матери Шона владеет агентством «Веселые горничные», — безмятежно сказала Мардж. — Эта компания как раз занимается наймом прислуги. Им всегда не хватает людей. Работа тяжелая, но оплачивается гораздо лучше, чем у продавщиц или даже официанток. Работать официанткой можно где-нибудь недалеко от колледжа, а студенты — небогатый народ, и чаевые выходят небольшие, уж вы мне поверьте. Я ведь, как-никак, преподаватель колледжа. Говорю на случай, если Гарри не сообщил вам об этом.
   — Уборка и чистка, да? — Гарри рассмеялся. Ему представилась Алессандра Ламонт, убирающая дома, создающая в них чистоту и уют. На мгновение он даже забыл свою печаль и посмотрел на Алессандру, ожидая, что эта идея покажется ей столь же нелепой и смешной, как и ему.
   Но Алессандра кивнула, соглашаясь с Мардж:
   — По правде говоря, Гарри ничего мне не рассказывал о вас.
   — А про вас он сказал, что вы писательница, — ответила Мардж. — Что касается меня, возможно, Гарри еще не все знает. В сентябре прошлого года я получила место профессора. Конечно, с тех пор прошел уже целый учебный год…
   — Мне нужна работа, — уже настойчивее сказала Алессандра. — У меня нет денег, и я возьмусь за любую.
   — И будешь заниматься уборкой? — Гарри усмехнулся. — Вот уж не думаю. Ты ведь даже и города как следует не видела — откуда тебе знать, что ты захочешь здесь остаться?
   — В план входило то, что я останусь здесь, — тихо возразила Алессандра. — Я знаю, тебе скоро надо будет уехать, и тогда…
   — Ты уже собираешься уезжать? Ну, в этом нет ничего удивительного.
   Мальчик, распахнувший дверь, был почти такого же роста, как отец.
   Гарри не отрываясь смотрел на него, пока не осознал, что этот тощий долговязый подросток с ломающимся голосом и есть Шон.
   Эмили скользнула на качели, поближе к Мардж; ее большие глаза смотрели осуждающе.
   Казалось, Гарри в этот момент лишился дара речи, но Шон вполне владел собой.
   — Ну, как дела? — спросил он.
   Неожиданно его лицо исказила гримаса враждебности, зеленые глаза, почти такие же, как у Сони, смотрели сурово из-под очков в тонкой металлической оправе. Вместо того чтобы обменяться с отцом рукопожатием, он демонстративно скрестил руки на груди.
   — Очень мило, что ты нашел минутку и заскочил к нам. — Шон перевел взгляд на свои часы. — О! Не стану тебя задерживать. Ты здесь уже целых десять минут, вдвое дольше, чем в последний раз. Увидимся через год или два, папа.
   Он повернулся к отцу спиной и направился к двери.
   У Гарри ком подступил к горлу. Что поделаешь — он заслужил ненависть сына.
   — Мне жаль, — сказал он тихо. — Знаю, я совершил много ошибок за последние несколько лет, но, если ты уйдешь, у нас не будет ни малейшей надежды все выяснить и поправить.
   Шон быстро повернулся и встретился с ним глазами.
   — Много ошибок? Да ты совершил их чертову уйму — по одной в день за все те дни, что не был здесь!
   — Шон, ты не должен говорить с отцом в таком тоне. — Голос Мардж был полон спокойной уверенности. — Тем более при Эмили и в моем присутствии.
   Мальчик тотчас же замолчал, но было ясно, что у него еще есть много слов про запас.
   — Пусть продолжает, — сказал Гарри.
   — Пусть, но не так, — сурово возразила Мардж. — Не в таком тоне. Или говори вежливо, Шон, или держи рот на замке.
   Гарри вспыхнул:
   — Благодарю за помощь. Я смогу договориться со своим ребенком.
   — Неужели сможешь, Гарри?
   — О чем, собственно, речь? — Гарри внезапно пришел в бешенство — возможно, оттого, что Мардж смотрела на него с озабоченным видом, с нежностью и, черт бы ее побрал, с любовью. Как могло быть, что она любила его и все-таки хотела отобрать у него детей?
   — Ты не думаешь, что я могу взять на себя опекунство? — спросил Шон.
   Алессандра предостерегающе дотронулась до Гарри, но он стряхнул ее руку.
   — Что с тобой? Как ты можешь, Мардж? — обратился он к сестре.
   — Эта идея принадлежит мне.
   Гарри повернул голову и уставился на сына. Его идея?
   Улыбка Шона была полна горечи.
   — Тетя Мардж пыталась отговорить меня. Я бы подал петицию о смене фамилии еще шесть месяцев назад, но она упросила меня подождать и сначала поговорить с тобой. Вот только у тебя не нашлось времени. Поэтому… — он пожал плечами, — поэтому я сам обратился к адвокату.
   — Ты хочешь сменить имя? — растерянно спросил Гарри. — Ты хочешь этого?
   — Эм даже не знает, что ее настоящее имя О'Делл, — мы так долго назывались Шон и Эмили Новик… Вот я и подумал, что это имя может официально стать нашим, но юристы ответили мне, что они не начнут дела без твоего согласия. Так возник вопрос об опекунстве. Мне было сказано, что, хотя я и несовершеннолетний, я могу возбудить дело об опекунстве ввиду пренебрежения тобой родительскими обязанностями.
   — Пренебрежения?
   Гарри стало трудно дышать. Значит, эти бумаги исходили не от Мардж, а от Шона, от его собственного сына?
   — Неприятное слово «пренебрежение», да, Гарри? — В глазах Шона сверкнуло презрение. — Но зато точно соответствует ситуации. Если только за последние два года ты не придумал чего-нибудь лучшего.
   Гарри был не в силах открыть рот. Да и что он мог сказать? За его спиной Эмили, сидевшая на качелях, тихонько заплакала. Ее приглушенные рыдания создавали мрачный фон для этой тягостной сцены и в полной мере соответствовали выражению лица Шона. Оно казалось непреклонным и неспособным прощать.
   — Я… Мне очень жаль, — выдавил наконец Гарри, обретя голос.
   — О, это, разумеется, меняет дело, — ядовито отозвался Шон.
   — Я просто не знаю…
   — А я знаю. Ты приехал слишком поздно. Больше я не хочу оставаться О'Деллом, и мне не нужен такой отец.
   Слишком поздно! Несмотря на все то, что Алессандра говорила ему, Гарри приехал слишком поздно.
   — Отправляйся обратно в нору, из которой выполз, и оставь нас с Эм в покое. Нам и без тебя хорошо.
   Это оказалось последним и самым болезненным ударом в сердце, истекавшее кровью. Им действительно во всех отношениях лучше без него.
   Осмотревшись, Гарри заметил Мардж, прижимавшую к себе Эмили, — они молча сидели на качелях. Он посмотрел на Алессандру, лицо которой приобрело пепельный оттенок, а глаза казались огромными, и понял, что она с тревогой ждала продолжения. Но он ничего не мог сделать, потому что было слишком поздно.
   Гарри спустился вниз по ступенькам, прошел мимо Шона, не взглянув на его окаменевшее, жесткое лицо, и вышел на улицу, к машине. Там он вытащил с заднего сиденья свой рюкзак, открыл передний карман на молнии, извлек из него документы, касавшиеся опеки, и расписался где положено.
   — Гарри! — Алессандра бросилась к нему. Глаза ее были полны отчаяния.
   Он швырнул подписанные бумаги на подъездную дорожку.
   — Я уезжаю.
   Ни Шон, ни Мардж, ни Эмили не сдвинулись с места — все трое словно окаменели.
   Гарри сел в машину и тронул ключ зажигания, отчаянно надеясь, что машина заведется сразу. Но машина не слушалась, и Алессандра успела вскочить в нее секундой раньше, чем захлопнулась дверца. Только после этого машина рванулась вперед, оставив на мостовой следы резины.
   Единственным его желанием было уехать, умчаться как можно скорее.
   — Господи, Гарри!
   Алессандру с силой бросило на него. Она с трудом сумела вскарабкаться на сиденье и пристегнуть ремень безопасности.
   — Как ты мог так поступить? — Она взмахнула бумагами, которые едва успела подобрать. — Неужели одним росчерком пера ты откажешься от своих детей?
   Гарри не ответил, он лишь переключил скорость, и они помчались еще быстрее. Взгляд его был устремлен на дорогу, губы сурово сжаты, лицо искажено гневом.
   — Не могу поверить, что ты готов сдаться без боя! — расстроенно сказала Алессандра.
   — Придется поверить.
   Они повернули налево, и задняя шина жалобно взвизгнула, но вместо того чтобы сбросить скорость, Гарри еще прибавил газу и помчался дальше, лихо срезая повороты.
   — Гарри, пожалуйста! Здесь скорость ограничена…
   — Если тебе не нравится, можешь, мать твою, вытряхиваться из машины!
   После очередного поворота он перескочил на встречную полосу, и мимо них с ревом промчался грузовик.
   — С меня хватит! — крикнула Алессандра, разъяренная тем, что он подвергает риску ее жизнь, одновременно злясь на себя за то, что вообразила, будто может заставить его послушаться. — Сейчас же останови машину! Можешь разбиться, если хочешь, но я хочу жить!
   Гарри резко свернул на парковку возле ресторана у подножия холма и затормозил на гравиевой дорожке. Он смотрел прямо перед собой, на щеках его играли желваки.
   — Если тебе не нравится, как я веду машину, выметайся!
   Он был готов избавиться от нее, выкинуть ее так же, как бросил своих детей.
   — Как ты можешь? — Голос Алессандры дрожал. — Как ты можешь просто взять и бросить свою семью? Как ты мог провести два года вдали от своих прекрасных детей, занимаясь делом, которое, как мне известно, тебе ненавистно? Тебе не хочется вернуться? Ты хоть посмотрел в глаза Эмили? Что вообще с тобой творится? — Она заплакала. — Неужели ты не понимаешь — эти дети должны быть главным в твоей жизни! Я бы душу продала дьяволу за право иметь ребенка, а у тебя двое — и ты собираешься их бездумно уступить, отдать. Ты должен бороться за них, Гарри. Как ты можешь отдать их без боя? Ты готов пойти на все, чтобы отомстить за смерть своего сына, но даже не пытаешься ничего сделать для своих детей, оставшихся в живых. У тебя есть так много, но ты не понимаешь и не ценишь этого, ты думаешь только о том, чего у тебя нет. Даже у меня есть надежда — я смотрю вперед и вижу, что все может измениться к лучшему. А у тебя это лучшее в руках, и ты его отталкиваешь, гоняясь за призраками прошлого.
   Она готова была и дальше убеждать его, но Гарри перебил ее:
   — Что ты знаешь о потерях? — Он повернулся к ней, и Алессандра увидела в его глазах смятение и боль. — Как ты смеешь сидеть здесь и отчитывать меня, не представляя, что чувствует человек, когда погибает его ребенок?
   — Ты прав, — прошептала она. — Я ничего не знаю об этом. Но, потеряв одного, следует делать все, чтобы не потерять остальных.
   Гарри хрипло рассмеялся. Алессандра открыла дверцу машины, и только тут Гарри осознал: последнее, чего бы он хотел, — это чтобы она вышла из машины. Но извиняться было слишком поздно — он не мог забрать обратно вырвавшиеся у него слова.
   — Ты хочешь, чтобы я вернулся и попытался убедить Шона принять мои извинения?
   — Тебе следует найди подходящие слова. — Ее голос был спокоен. — Подумай. Это нелегко, намного труднее, чем просто повернуться и уйти, но в конце концов эти усилия будут вознаграждены и твоя семья сохранится.
   Гарри не смел посмотреть ей в глаза.
   — Да, возможно, после того как я покончу с Тротта…
   — После того как ты покончишь с Тротта, появится кто-нибудь еще, какой-нибудь гадкий малый, какой-нибудь новый тип, возможно знающий о заговоре, жертвой которого стал Кевин! И когда же ты остановишься?
   — Я должен поймать его!
   Алессандра с трудом удержалась, чтобы не плюнуть ему в лицо.
   — Да, я ведь тоже чуть не стала жертвой одной из твоих последних попыток. А теперь ради этого ты хочешь пожертвовать своей семьей. Знаешь, пожалуй, меня ничуть не удивит, если ты снова используешь меня как приманку, чтобы попытаться поймать Тротта.
   — Я не стану этого делать. Я обещал…
   — А как насчет твоих обещаний детям? Ты произвел их на свет, и это означает, что ты обязан охранять их всегда, но эти обязательства для тебя ничего не значат.
   — А обещания, данные самому себе? Алессандра потянулась за своей дорожной сумкой, лежавшей на заднем сиденье.
   — С обещаниями, которые мы даем себе, можно повременить. Богу известно, что наши помыслы не всегда чисты.
   — Я должен вернуться в Нью-Йорк через неделю или около того.
   Она перекинула длинную ручку сумки через плечо.
   — Так стоит ли ждать так долго? К чему? Отправляйся сегодня и не бери на себя труд разыскивать меня.
   — Что ты собираешься делать? Вернуться в город?
   Ему не хотелось оставлять ее здесь.
   — Да.
   — Это дальше, чем ты думаешь.
   — Я скорее отправлюсь пешком на луну, чем поеду с тобой.
   — Я говорю серьезно. Три мили ходу и отсутствие тротуаров.
   Алессандра окинула его ледяным взглядом Снежной Королевы, что не вполне сочеталось с мокрыми глазами и красным носом.
   — Будь счастлив, Гарри.
   Она захлопнула дверцу машины и направилась в сторону ресторана. Гарри завел мотор и медленно поехал, следя за ней из открытого окна.
   — Итак, ты собираешься стать горничной или судомойкой?
   — Выбор невелик.
   — Но ты должна продолжать писать. Тебе это удается. У тебя получится. Ты прирожденная писательница.
   — Ты читал мой дневник! — Это было не вопросом, а утверждением, констатацией факта.
   — Всего десять страниц. Совсем немного.
   — Десять страниц?
   — Короткий рассказ, который ты написала о Джейн.
   — Но ведь это личное!
   — Вот именно. Очень хорошо написано.
   Гарри понимал свою не правоту, и это его еще больше раздражало. Он злился на нее, на себя, на весь мир.
   — Ты должна писать, — сказал он снова. — Убирать в квартирах — самое глупое занятие, какое только можно придумать. Ничего глупее я не слышал в жизни.
   Ее затрясло от ярости.
   — Да, я не бог весть какая интеллектуалка. Подумай, кого я выбрала себе в друзья! Я могла и серьезнее ошибиться в тебе, Гарри. Рада, что разобралась вовремя, до того, как ты совершил очередную глупость. Я могла ведь и влюбиться в тебя.
   Гарри не знал, что ответить. Боль в груди стала невыносимой.
   — Я хотел дать тебе денег, — сказал он, удивляясь, что еще способен говорить. — Ну, чтобы тебе было с чего начать, чтобы сделать первые шаги и заплатить за квартиру хотя бы за месяц…
   — Мне не нужны твои деньги, я ничего не хочу от тебя.
   — Но…
   — Я могу продать свое обручальное кольцо — не думаю, чтобы оно мне когда-нибудь понадобилось в будущем.
   — Нет, пожалуйста, не делай этого. Я дам тебе денег.
   Алессандра остановилась.
   — Ты больше не несешь за меня ответственность. Тебе ведь даже не пришлось подписывать никаких бумаг, чтобы избавиться от меня. — Она сделала шаг в сторону от машины. — Уезжай, Гарри. Ты мне не нужен. Я могу повторить слова Шона: без тебя мне будет лучше.
   Она ушла, и на этот раз Гарри не удерживал ее.

Глава 17

   — Уже поздно. Тебе не пора уходить?
   Джордж говорил громко, чтобы Ким на кухне услышала его.
   Из-за двери появилась ее голова.
   — Сегодня у меня выходной. Я поменялась с Полетт. Зато завтра мне придется поработать вдвойне.
   — О черт! — выругался Джордж. Именно сегодня он договорился с Николь о встрече. Он потратил на уговоры целую неделю, и еще несколько дней ушло на то, чтобы выбрать благоприятный вечер для разговора.
   Николь должна была прийти через несколько минут.
   Голова Ким снова появилась из-за двери.
   — Что?
   — Ненавижу, когда у тебя двойная смена, — не задумываясь, ответил Джордж.
   — Бедняжка! — Она поцеловала его. — Я готовлю попкорн. Хочешь?
   — Гм, конечно. — С лихорадочной поспешностью перебрав бумаги на кофейном столике в поисках мобильного телефона, Джордж схватил его и быстро набрал номер Ник, но услышал лишь механический голос автоответчика. Он подождал сигнала и сказал как можно тише:
   — Это я. Сегодня не приходи, планы изменились. Позвони мне.
   Был шанс, хоть и ничтожный, что Николь получит его сообщение по дороге сюда.
   — Кому ты звонишь так поздно? — поинтересовалась Ким, внося пакет с попкорном, поджаренным в микроволновке, и две бутылки пива.
   — Да так, одно дело.
   Ким села рядом и передала ему бутылку пива.
   — Ты работаешь над этим делом даже после того, как тебя подстрелили? Наверное, это связано с… как бишь его зовут? Ну, с боссом мафии, Тротта.
   Джордж улыбнулся и бросил телефон на стол.
   — Знаешь, мне не разрешено болтать об этом.
   — Но это так возбуждает. Я хочу сказать, ведь тебя могли убить. Неужели я не заслужила права хоть что-нибудь знать?
   — Ты уже и так знаешь слишком много, шпионя у меня в кабинете.
   Ким притворилась оскорбленной.
   — Я не шпионю! А досье увидела случайно.
   — «Хвастунишка и лгунишка! На тебе горят штанишки!»
   Ким уселась на него верхом и перекинула через него ногу.
   — Эта дразнилка звучит смешно.
   Она поцеловала его, и сразу пришел конец игривости и шуткам. Когда она оторвалась от него и посмотрела ему в лицо, у него не осталось сомнений насчет того, что последует дальше. Теперь ему ужасно хотелось, чтобы ничто не нарушало их покоя, даже предполагаемый визит Николь.
   Джордж дотронулся до лица Ким, провел пальцами по нежному изгибу ее щеки.
   — Детка, ты меня совсем замучила.
   Ким улыбнулась. Улыбка ее была такой юной, невинной и застенчивой, что у него сжалось сердце. Боже! Когда она так смотрела на него…
   — Почему тебя интересует Майкл Тротта? Она отвернулась, и улыбка ее померкла.
   — Не знаю. Я много слышала о нем. Он опасен. Меня пугает мысль о том, что он может навредить тебе.
   — Неужели все дело в этом? — спросил Джордж. — Других причин нет?
   Ким посмотрела на него и глубоко вздохнула, будто собралась сказать что-то важное.
   В это время в дверь позвонили.
   — Черт! — выругался Джордж.
   — Ты кого-нибудь ждешь?
   — Нет.
   «Лжец!» — тут же обругал он себя и огляделся в поисках костылей.
   Ким побежала к двери:
   — Я открою.
   — Нет!
   Она замерла на месте.
   — Я хотел сказать — позволь открыть мне. Пожалуйста! Уже поздно, мало ли что…
   — Господи, Джордж! С тобой я всегда чувствую себя в безопасности.
   Ким заглянула в глазок и удивленно обернулась.
   — Да это твой босс!
   — Николь? Что ей здесь понадобилось?
   «Лжец!» Он открыл дверь.
   — О, вот так сюрприз! — Он говорил преувеличенно громко. — Ким, ты была права, это Николь. Что привело тебя сюда так поздно?
   Ники выглядела отлично — черное платье чрезвычайно шло ей, делая ее на удивление женственной. Волосы ее казались пышнее обычного, к тому же она надушилась его любимыми духами.
   Николь лениво подняла бровь и покачала головой.
   — Как хорошо, что я не воспользовалась своим ключом, — сказала она едва слышно.
   На лице Джорджа она прочла смущение и боль.
   — Мне жаль, — почти не разжимая губ, прошептал он. Ким, появившись из-за плеча Джорджа, тут же продемонстрировала приветливость и гостеприимство.
   — Николь, хорошо, что вы не заглянули минут на пять раньше, а то застали бы нас голыми. А вы выглядите просто прелестно. Должно быть, постарались привести себя в надлежащую форму и преуспели на славу.
   — Откровенно говоря, я была поблизости и увидела, что у вас горит свет. У меня тут компьютерный файл, который мне надо сбросить. Он очень чувствителен, чтобы посылать его электронной почтой. — Николь достала из сумки небольшую коробочку с дискетами, открыла ее и передала одну дискету Джорджу. — Посмотри, когда найдешь время, ладно?
   — Завтра вечером, непременно. У Ким двойная смена, она начинает работать… Когда ты начинаешь, детка?
   — В шесть тридцать.
   — Ну, я не уверена насчет своего расписания, — протянула Николь, — но если буду свободна, обязательно позвоню тебе.
   — Отлично. Ким не будет дома, и ты уже не сможешь прервать наши бурные объятия.
   Какого черта? Он ведь обещал себе больше не дразнить Ники и вовсе не хотел оттолкнуть ее. Ему необходимо поговорить с ней.
   — Гм! Пожалуй, ты сказал мне больше, чем я хотела бы знать. — Николь принужденно улыбнулась. — Доброй ночи, и прошу простить за вторжение.
   Джордж сунул дискету в карман рубашки, потом закрыл дверь и запер ее на замок.
   — Тебе не кажется, что ее приход не случаен? — спросила Ким.
   Она стояла, скрестив руки на груди, глаза ее были чуть прищурены.
   — Ну… — не сразу нашелся Джордж. — Нет!
   «Ты лгунишка, шалунишка! На тебе горят штанишки!»
   — Просто начальница оказалась поблизости, — вслух размышляла Ким, — и решила, что самое время заглянуть к тебе и вручить дискету.
   Джордж смущенно улыбнулся.
   — В целом ты рассудила верно: она работает круглые сутки. Вот почему босс она, а не я.
   — Нет, — решительно возразила Ким. — За этим кроется нечто гораздо большее. И знаешь, что я думаю?
   — Что же ты думаешь?
   — Она положила на тебя глаз.
   Джордж чуть не поперхнулся.
   — Ну, это уже чистое безумие.
   — Нет, я серьезно. Твой босс хочет тебя. Я же видела, как она на тебя смотрела! Много ли найдется боссов, готовых проехать полгорода, чтобы посетить своего подчиненного? — Ким покачала головой. — Нет, Джордж, я совершенно уверена. Будь осмотрителен. Она только и мечтает о том, чтобы поймать тебя в лифте одного и изнасиловать.
   — Не думаю, — ответил Джордж, опираясь на костыли, чтобы добраться до дивана. Значит, Ким не имела ни малейшего представления о том, что когда-то Ник и он были женаты и что вспыхивавшие между ними искры — проявление гнева, а не вожделения. От вожделения там было совсем чуть-чуть — у него и Ник лучшие минуты в постели наступали после бурной ссоры.
   — Думаю, она пришла сегодня в надежде на то, что не встретит меня.
   — А я думаю, ты не права, — снова солгал Джордж. Внезапно Ким повернулась к нему и прокричала:
   — Ты лгунишка, ты лгунишка, на тебе горят штанишки!
   Ее улыбка стала лукавой и загадочной:
   — Кажется, ты хотел сделать так, чтобы и у меня в штанишках все запылало?
 
   — Ну, снова начинается! — Миссис Герти стояла у окна, глядя на улицу. — Одна из этих маленьких японских машин цвета маренго. Шофер — настоящий бандюга.
   Алессандре не требовалось подходить к окну, чтобы узнать, кто сидит за рулем машины, остановившейся возле дома миссис Герти.
   — Это Гарри.
   Он не давал ей прохода уже целую неделю.
   — Выслеживает, караулит вас, — продолжала настаивать миссис Герти. — Не задергивайте занавески, иначе этот человек поймет, что мы его заметили.
   — Не бойтесь, он не шпион, а что-то вроде телохранителя.
   Гарри никогда не выходил из машины; он сидел сгорбившись за рулем и сопровождал ее, куда бы она ни поехала.
   Теперь ее жизнь обрела некоторую упорядоченность. Алессандра просыпалась рано, уходила из своей крошечной меблированной квартирки, расположенной над гаражом Юргенса, и отправлялась в агенство «Веселые горничные». Владелица заведения Натали Макгрегор сколотила недурной капиталец, потому что у нее не было отбоя от заказов. В ее крохотном офисе вечно царило оживление.
   Каждое утро Алессандра проводила полчаса, регистрируя требования, поступавшие от тех, кто жил поблизости, потом проверяла, насколько загружены фургоны.
   После этого она работала до семи часов, проверяя выполнение заказов, потом, вернувшись домой, принимала душ и валилась с книгой на кровать.
   На прошлой неделе Гарри не подошел к ней и не сказал ни единого слова. Да и она все еще была зла на него: в супермаркете ей встретилась Мардж, которая рассказала, что Гарри не живет с ними. Он не приходил к ним, не заглядывал, даже избегал проезжать мимо их дома, а жить устроился в мотеле возле шоссе. Должно быть, его главной целью было удостовериться, что Алессандра жива и здорова. А вот ей ужасно его недоставало — не хватало их нескончаемых разговоров, не хватало его соленых шуточек и специфического юмора. Ей не хватало даже его скабрезного языка. Большую часть времени Алессандра проводила в полном одиночестве — отсутствие общества было для нее обычным делом, за семь лет жизни с Гриффином она к этому привыкла. Тогда день проходил быстро — мужа постоянно не бывало дома, а когда он возвращался вечером, они говорили очень мало — большую часть своего досуга Гриффин проводил за чтением и телевизором.
   Семь лет они прожили, почти не разговаривая и, конечно, без всяких споров и раздоров. Может быть, поэтому после столь краткого знакомства с Гарри она так сильно скучала по нему.
   И все же Алессандра не собиралась первой подходить к нему. Если бы Гарри подошел сам и извинился, тогда другой разговор, но сделать первый шаг… Нет, на это она не согласна. Позволить себе с Гарри нечто большее, чем обычную дружбу, было бы для нее просто несчастьем.
   Она не даст себе полюбить его. Никогда и ни за что.
   — Я купила в булочной сливочного печенья. — Миссис Герти открыла жестянку с печеньем как раз тогда, когда Алессандра заканчивала мыть посуду. — Вам надо съесть не менее сорока штук, чтобы хоть чуть-чуть поправиться.
   — О нет, я не смогу, потому что я не голодна, — произнесла Алессандра не очень убежденно. Миссис Герти не поверила ей.
   — Тогда положу вам немного в сумку. Я ведь не смогу уговорить вас выпить со мной кофе. Да?
   — Сожалею. И все же я благодарю вас.
   Алессандра закончила мыть посуду и сняла резиновые перчатки, которые миссис Герти настойчиво убеждала ее надевать, чтобы не испортить руки. Пора было бежать по следующему заданию, в другой дом, потом в следующий… Она жалела, что не сможет остаться и составить компанию пожилой даме: миссис Герти поговорить с кем-то было необходимо даже больше, чем навести чистоту.
   — Боюсь, мне также не удастся соблазнить вас прогуляться со мной и Хантером, — вздохнула миссис Герти.
   — К сожалению, это так.
   Миссис Герти весила около восьмидесяти фунтов и очень походила на птичку. Ее огромная собака Хантер весила примерно на двадцать фунтов больше. Алессандре приходилось каждый раз с осторожностью проходить мимо обнесенного оградой внутреннего дворика, чтобы попасть в дом. Когда она шла туда в первый раз, то при виде собаки остановилась как вкопанная, потом повернулась и бросилась в офис «Веселых горничных», чтобы ее направили в другое место. Но тут ей пришло в голову, что за ней наблюдает Гарри из своей машины; она должна была доказать ему, что может справиться с любыми обстоятельствами, и, набрав в грудь воздуха, прошла-таки мимо Хантера и осталась жива. К настоящему моменту ей удалось пережить это потрясение уже семь раз.